— Если вы сможете уговорить его принести мне холодного пива, я дам вам полный отчет о проделанной работе.
   Самюэль принес чай. Шартелль, с извиняющейся ноткой в голосе, попросил бутылку холодного пива для вождя Дженаро.
   — Да, са, — без энтузиазма ответил Самюэль.
   Отхлебнув пива, Дженаро удовлетворенно выдохнул, рыгнул и вытер рот тыльной стороной ладони.
   — Диокаду приедет с минуты на минуту. Как обычно, ему нужно захватить с собой какие-то бумаги. Но я могу начать и без него, — он достал из кармана брюк маленькую записную книжицу.
   — Первое, веера. Я провел час с министром экономического развития и его постоянным секретарем. Пятнадцать минут ушло на то, чтобы они прониклись идеей. Еще сорок пять я убеждал министра, что в его родной деревне невозможно изготовить столько вееров. Заказы уже распределены и будут готовы в конце следующей недели.
   — Хорошо, — кивнул Шартелль.
   — Второе — распространение. Я весь вечер просидел в штаб-квартире партии и набросал планы распространения вееров и значков. Это довольно сложно, и мне не хотелось бы вдаваться в подробности. Но я гарантирую, что готовые изделия залеживаться не будут. В некоторые места мы будем возить их на грузовиках, в другие — доставлять самолетом. У нас есть «дакота», один из старых «С-47». Он может приземлиться где угодно, да еще перевезти группу активистов.
   — Третье — вертолеты. Оба будут у нас в воскресенье вечером. Эта чертова нефтяная компания воображает, что получит права на разведку полезных ископаемых по всей стране, если Лидер уедет в столицу. Я обещал им все, кроме денег, а последнего им и не надо. Два пилота, один из Южной Африки, второй из Америки. Я думаю, с южноафриканцем полетит Декко, чтобы тот дважды подумал, прежде чем проехаться по поводу черных.
   — Правильно. Какие вертолеты?
   — Большие. «Сикорски С-55». Рассчитаны на восемь человек, не считая пилота. Должно быть по два пилота, но новых нам не найти. У меня есть список заправочных станций компании. Мы можем ими пользоваться, но за горючее придется платить. Я согласился.
   — Просто отлично, — улыбка Шартелля становилась все шире.
   — А что, по-вашему, я делал? Упражнялся на поле для гольфа?
   — Продолжайте, Джимми, вы просто молодец.
   — Газета. Я поговорил с парнем, который работал в «Нью-Мексикэн» в Санта Фе. Он загорелся, но требует денег. Мы сошлись на пятидесяти фунтах в неделю, хотя могу поклясться, что он никогда не получал больше десяти.
   — Он чувствует, что деваться нам некуда.
   — Возможно, но он рад помочь. Он сам наберет сотрудников, договорится с типографией, а распространять газету мы будем через штаб-квартиру. Бесплатно, да?
   — Совершенно верно, — кивнул Шартелль.
   — Может, он еще и пишет? — спросил я.
   — Он утверждает, что да. Рвется дать разоблачительные материалы о севере и старике Алхейджи, как называет его Клинт.
   Шартелль встал и заходил по комнате.
   — Кто будет давать ему материалы по программе партии? — спросил он Дженаро.
   — Я. Все, что будет касаться выступлений Лидера и Декко, а также сообщения для прессы пойдут в набор в первую очередь.
   — И вы решили вопрос с распространением газеты?
   — Да.
   — Как вы собираетесь назвать газету?
   — «Голос народа». Это его идея, — ответил Дженаро.
   — Наверное, он все-таки не умеет писать, — вздохнул я.
   — Пойдет, — вынес решение Шартелль.
   — И последнее, барабаны. Их взял на себя Диокаду. Он будет с минуты на минуту.
   Диокаду появился пять минут спустя, как всегда с ворохом бумаг.
   — Чаю? — предложил Шартелль.
   — С удовольствием.
   Я налил ему чашку чаю.
   — Джимми рассказал нам о том, что сделано, док, и я чувствую, что мы взяли нужный темп, — Шартелль раскурил сигару.
   Диокаду выпил чай, поставил блюдце с чашкой на стол, вытащил из-под бумаг блокнот, нашел нужную страницу и посмотрел на нас.
   — Мне начать с барабанов или с деятелей искусства?
   — С деятелей.
   — Хорошо. Вчера вечером в Барканду образован комитет «Писатели и художники Альберти — за Акомоло». Его учредителями стали актер, поэт, два писателя и два художника. Все они хорошо известны в Альбертии, слышали о них и в Англии.
   — Во сколько вам это обошлось?
   — По сто фунтов каждому, но они обещали, что вовлекут в комитет по пять новых членов.
   — На этой неделе? — уточнил Шартелль.
   — Да.
   — Хорошо. Теперь барабаны.
   — С ними все решено. Правда, на это ушел весь день. Я сидел на телефоне с девяти утра и только несколько минут назад повесил трубку. Я разделил страну на пятнадцать зон и потом выбрал главного барабанщика в каждой зоне. Ключевая фраза будет передаваться ему лично, каждый вечер или с установленной нами периодичностью. Он будет связываться с барабанщиками своей зоны, главные из них получат по двести пятьдесят фунтов. Из этих денег они будут расплачиваться с барабанщиками своей зоны.
   — Когда они смогут начать?
   — Хоть сегодня. Но я сказал, что в понедельник или во вторник.
   — Хорошо, — Шартелль вновь сел, положив ногу на ногу. — Джимми, вы знаете, кто шпионит за вами, не так ли?
   — Конечно. Парламентский секретарь министерства сельского хозяйства. Он сказал мне, что на самом деле работает на нас, но должен поддерживать связи с севером, чтобы приносить пользу. Я думаю, что они платят ему больше.
   — Несносный молодой человек, — фыркнул Диокаду.
   — А как насчет востока? Кто передает им информацию?
   — Клерк из моего министерства, — ответил Дженаро. — Он у меня под присмотром.
   — Ясно. Если я хочу послать Даффи две телеграммы в Лондон, вы можете устроить так, чтобы копии попали в руки этих молодцов, возможно, за день-два до того, как их получит Даффи?
   Дженаро ухмыльнулся.
   — Мы постараемся.
   Шартелль повернулся ко мне.
   — Пит, принесите сюда пишущую машинку и код сиротки Анны. Мы должны сочинить секретное послание для Наемника.
   Я принес машинку и бумагу.
   — Я хочу, чтобы вы закодировали нам текст с просьбой к Даффи найти фирму, которая будет вычерчивать в небе Альбертии разные слова со следующей недели и до самых выборов.
   — Вычерчивать в небе слова? Что-то я вас не понимаю, Шартелль.
   — От вас этого и не требуется, юноша. Вы кодируйте, кодируйте.
   Я пожал плечами, вставил в машинку чистый лист бумаги, на мгновение задумался. Напечатал текст, вытащил лист, передал его Шартеллю. Диокаду и Дженаро с недоумением смотрели на него. Я, кажется, начал догадываться о замысле Шартелля. Телеграмма гласила:
   «НАЕМНИКУ: НАМ АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМА СЛУЖБА НАПИСАНИЯ КАРАКУЛЕЙ НАД АЛЬБЕРТИЕЙ. ТАТУИРОВАННОЕ ЛИЦО В ВОСТОРГЕ. ПИРОЖОК УБЕЖДЕН ИСХОД МЕСТНОЙ ЗАВАРУХИ ЗАВИСИТ ОТ ЕЕ НАЛИЧИЯ. ПОДТВЕРДИТЕ ПОЛУЧЕНИЕ. ТОЧКА СКАРАМУШ».
   Шартелль прочитал и улыбнулся.
   — Я не думаю, что это кого-нибудь обманет, но поломать голову заставит, — он передал лист Дженаро, тот — Диокаду.
   — Я не совсем уверен… — Диокаду не договорил, потому что Шартелль поднял руку.
   — Одну минуту, док, и я все объясню. Я хочу, чтобы Пит отбарабанил еще одну телеграмму, пока коды у него в голове.
   — Чем вы хотите порадовать Даффи на этот раз?
   — Мне нужен дирижабль вроде тех, что изготавливает «Гудйир»[12]
   — Святой боже, — простонал я, вставил в машинку чистый лист, глянул в потолок и напечатал вторую секретную телеграмму. Шартелль отдал ее Дженаро, и тот прочитал:
   «НАЕМНИКУ: НАМ АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМА ПОЛАЯ СИГАРА ДЛЯ ПОЛЕТОВ НАД АЛЬБЕРТИЕЙ. ТАТУИРОВАННОЕ ЛИЦО ЗА. ПИРОЖОК УБЕЖДЕН В НЕОБХОДИМОСТИ ДОСТАВКИ. ПРЕДЛАГАЮ НЬЮ-ЙОРК. СООБЩИТЕ ДАТУ ОТПРАВКИ. ДЕНЬГИ НЕ ПРОБЛЕМА. ТОЧКА. СКАРАМУШ».
   — Юноша, да вы прирожденный конспиратор, — воскликнул Шартелль. — Едва ли кто сможет написать секретную телеграмму хуже этих, — он повернулся к Дженаро. — Первая из них, насчет каракулей, должна попасть в руки мальчиков из «Ренесслейра». Вторая — к организатору кампании доктора Колого. Постарайтесь обставить все так, чтобы ознакомиться с содержанием телеграмм они смогли, затратив немало усилий, но они должны понять суть текстов. Успеваете за мной?
   Дженаро усмехнулся.
   — Не нужно мне все разжевывать, Клинт.
   — Я и не собираюсь.
   — Диокаду печально покачал головой.
   — Я безнадежно отстал и заблудился. Еще на первой телеграмме.
   Шартелль улыбнулся, откинув голову, кликнул Самюэля. Тот возник на пороге после неизбежного «Са!».
   — Чай мы уже выпили, так что принеси чего-нибудь покрепче.
   Дженаро остановился на пиве, Диокаду попросил джин с апельсиновым соком, мы с Шартеллем остались верны джину с тоником.
   — Все очень просто, док, — пустился в объяснения Шартелль, когда Самюэль скрылся на кухне. — Я хочу, чтобы оппозиция прознала о нашем секретном оружии — вычерчивании лозунгов в небе и использовании наполненного гелием дирижабля для прославления нашего кандидата. Теперь, если я правильно понимаю психологию «Ренесслейра», они расшибутся в лепешку, чтобы начать выписывать лозунги раньше нас. В этом корень их успехов. Они всегда берутся за апробированное. Если на телевидении в моде комедии положений — выступают спонсорами комедии положений. Если наибольшим успехом пользуются неброские рекламные объявления, они не дадут никаких других. Они — имитаторы. Новации не в их духе. Я сомневаюсь, что они выродили хоть одну собственную идею, но чужие используют превосходно. Так что они наверняка решат, что вычерчивание нужных слов в небе — верное дело, и притащат в Альбертию дюжину самолетов, чтобы в ее небе сияло имя страны Алхейджи. Как оно звучит в сокращенном виде, вроде Ако?
   — Его зовут Хей, — ответил доктор Диокаду.
   — То, что надо, — кивнул Шартелль. — Вычертить его в небе — сущий пустяк. А какой символ у его партии?
   — Пирамида.
   — Прекрасно. Дайте мне лист бумаги, Пит.
   Он что-то нарисовал на листе и отдал его доктору Диокаду, тот — Дженаро, а уж потом лист оказался у меня. Рисунок выглядел так:
   ХЕЙ
   — Моя не голосует за человека в небе, господин, — скопировал я Уильяма.
   — Совершенно верно, Пит, я рассчитываю именно на такую реакцию. Но нам надо действовать наверняка. Вот тут нам поможет Джимми.
   — Как? — спросил Дженаро.
   Шартелль откинулся на спинку стула и мечтательно посмотрел в потолок. На его лице играла легкая улыбка. Я уже знал, что она означает. И пожалел тех, о ком он думал в этот момент.
   — Джимми, мне нужны распространители слухов.
   — Кто?
   — У вас в штаб-квартирах партии есть славные ребята, напоминающие американских странствующих коммивояжеров. Тех, знаете ли, что ездят из города в город, из деревни в деревню, заговаривают с местными жителями, приносят последние новости.
   Дженаро кивнул.
   — Я знаю, о ком вы говорите.
   — Они будут путешествовать парами. Никоим образом не афишируя связи с партией. Если же беседа перекинется на политику, а это, как мне представляется, неизбежно, они ввернут пару-тройку нужных фраз. Вы меня понимаете?
   Дженаро снова кивнул.
   — Допустим, «Ренесслейр» притащит сюда самолеты, вычерчивающие в небе слова специальными дымами. У вас есть люди, которые выяснят заранее, где те будут летать?
   — Такие люди у меня есть.
   — Прекрасно. За день-два до того, как появятся самолеты, мы зашлем в этот город или деревню парочку говорливых юношей. И они как бы невзначай упомянут о вычерчивании слов в небе.
   На этот раз кивнули мы все.
   — Причем один повернется к другому и скажет: «Знаешь, Оджо, я не верю, что дым, который вылетает из самолета, отбирает у тех, кто смотрит на него, мужскую силу».
   А Оджо — возможно, его звать иначе, ответит: «Я слышал, что странный дым, который тянется за ними, не что иное, как смертоносный газ, и в этой деревне, где они летали накануне, все женщины стали вдовами, хотя их мужья живы». Что-нибудь этакое. Возможно, я нахожусь под сильным влиянием Райдера Хаггарда. А потом один, все равно кто, добавит: «Я не верю, что в домах, над которыми появилось имя ХЕЙ, уже не раздается детский крик». И этот диалог они будут вести вновь и вновь, переходя из одного места в другое, на один шаг опережая самолеты. Я думаю, Джимми, для выполнения этого задания нам понадобится человек сто.
   Дженаро восхищенно покачал головой.
   — Из этого может выйти толк, Клинт. Есть же у нас сексуальные табу. Конечно, мы найдем нужных людей, собственно, они уже есть, верные сторонники партии, которым ваше предложение очень понравится. От них же не потребуется ничего другого, кроме как пить пиво да молоть языком, в этом они доки. Так уж получилось, но двумя месяцами раньше я заказал сотню «фольксвагенов». Похоже, он будут весьма кстати.
   Доктор Диокаду показал на свой опустевший бокал.
   — Как вы думаете, я могу попросить джина с соком? Очень освежающий напиток.
   Я кликнул Самюэля, и тот наполнил наши бокалы.
   — Это, разумеется, ложь, — Диокаду повернулся к Шартеллю. — Самолетный дым совершенно безвреден.
   — Безвреден, док. В выхлопные газы добавляют химикалии или сырую нефть. Именно об этом и будут говорить наши посланцы: они, мол, не верят слухам о том, что дым вызывает импотенцию и бесплодие. Но вы правы. Это ложь. Заведомая, сознательная ложь. Вы думаете, нам не следует прибегать к таким приемам?
   Диокаду вздохнул.
   — Лидеру это не понравится. Декко будет против.
   — Я не собираюсь посвящать их в наши планы. Они не должны знать об этом. Их дело — выступать перед народом. А в грязной канаве работать будем мы.
   — Этого мало, Клинт, — заметил я. — Нельзя рассчитывать только на секретные телеграммы.
   Шартелль кивнул, вновь зашагал по комнате.
   — Нам нужны два человека, — он взглянул на Дженаро. — Занимающие довольно высокое положение в партии. С безупречной репутацией. И готовые на жертвы.
   Он замолчал. Дженаро и Диокаду переглянулись.
   — Продолжайте, — сказал Дженаро.
   — Я хочу, чтобы они стали предателями. Перебежали к оппозиции. Один — к сэру Алакаду, второй — в лагерь доктора Колого. Естественно, не с пустыми руками. Они принесут с собой информацию, главным образом правдивую, которую можно проверить, а также, и это самое важное, подтверждение того, что мы делаем ставку на небесные письмена и гудйировский дирижабль. Они должны быть хорошими актерами. У вас есть такая пара?
   — Перестаньте смотреть на меня, — не выдержал Дженаро. — Я ни за что не стану предателем.
   — О вас и речи нет. Нам нужны молодые, честолюбивые, умные парни. Вам придется воззвать к их патриотизму, верности партии, жажде приключений.
   — Скорее, к их кошелькам, — бросил Диокаду. — Я подумал о двоих, — он назвал ничего не говорящие мне фамилии, посмотрел на Дженаро. Помедлив, тот кивнул.
   — Один — адвокат, другой — чиновник. Оба связаны с партией и выдвигаются на все более заметные роли. Говорить они умеют… могут создать впечатление, что вхожи во все кабинеты, — Дженаро вновь кивнул. — Они нам подойдут.
   — Кто с ними свяжется? — спросил Шартелль.
   — Диокаду. Он теоретик партии. Они подумают, что я хочу их надуть.
   Шартелль взглянул на Диокаду.
   — Хорошо, — в его голосе не слышалось радости. — Я поговорю с ними сегодня вечером. Они оба в Убондо.
   — Обычные поводы для предательства… — начал Шартелль, но Диокаду оставил его.
   — В прошлом у нас хватало предателей, мистер Шартелль. Поводы мне известны.
   Джимми Дженаро встал, взмахнул воображаемой клюшкой для гольфа.
   — А что они должны говорить о дирижабле? Если-таки будет дирижабль?
   — Это просто. Они не могут поверить, что в дирижабле спрятана американская атомная бомба.
   — Бум-бомба, как говорят в глубинке, — вставил Дженаро.
   — А барабаны будут нагнетать страхи перед импотенцией и смертью, — добавил Диокаду. Два самых сильных страха, мистер Шартелль. Но, допустим, оппозиция будет все отрицать?
   — Спросите эксперта по общественным отношениям, — Шартелль махнул сигарой в мою сторону.
   — Они не смогут отрицать слух, иначе они подтвердят, что он соответствует действительности. И не смогут перестать славить в небе старину Алхейджи. Ибо, если самолеты перестанут летать, наши мальчики будут утверждать, что спасли мужчин Альбертии от импотенции. Они проигрывают в любом случае, если только клюнут на приманку. То же с дирижаблем. Прекращение его полетов будет трактоваться как результат протестов общественности. Допустим, они будут отрицать наличие бомбы. Но почему они должны отрицать то, чего нет? Представьте себе такое заявление для прессы: «Джонни X. Джонс назвал сегодня лживыми широко распространившиеся слухи о том, что он — мошенник».
   Диокаду покачал головой.
   — Но мы не можем рассчитывать, что выиграем на этом предвыборную кампанию. Это лишь хитрость, обман, ложь, в конце концов.
   Шартелль кивнул.
   — Если люди проголосуют за вождя Акомоло, значит, они поддержат его программу. Если они захотят проголосовать против двух других партий, у них не останется иного выхода, как примкнуть к лагерю Акомоло. Вы знаете, док, что у него нет голосов, и я не уверен, что они появятся, даже если он будет выступать по двадцать четыре часа в сутки до самых выборов. Но я хочу направить оппозицию по ложному пути, запрограммировать их ошибки. Пусть они тратят время попусту. Занимаются ненужным делом. Я хочу посеять разногласия в их штаб-квартирах и панику в их сердцах. А когда создается стрессовая ситуация, паника вспыхивает мгновенно.
   — Я готов вам помогать, Клинт, — Дженаро повернулся к Диокаду и произнес короткую фразу на диалекте. — Диокаду согласно кивнул. — Я сказал, что руки наших врагов в крови. В прошлом они не раз обделывали свои делишки за наш счет. Идея Клинта не кажется мне предосудительной. Хитрость и коварство нам не помеха. Если его замысел удастся, у нас будут голоса, много голосов.
   — Я согласен, но Лидер не должен знать подробности, Диокаду печально улыбнулся. — Мистер Шартелль, я узнаю много нового об оборотной стороне политики. Похоже, именно там приобретаются и теряются голоса.
   Шартелль улыбнулся в ответ.
   — Голоса приобретаются и теряются на обеих сторонах, док. Я лишь хочу предусмотреть все, что возможно. Кстати, Джимми, как там наши профсоюзы?
   — Я поговорил с этим типом. Он готов на сделку, но не согласен на всеобщую забастовку. Все, кроме этого.
   — И что он нам обещает?
   — Один профсоюз, очень дисциплинированный. Они не приступят к работе без его прямого указания.
   — Какой же?
   — Тот, что вызывает наибольшую вонь, — Дженаро хохотнул. — «Объединенная федерация альбертийских золотарей».

Глава 18

   Диокаду ушел с теми же бумагами, зажатыми под левой рукой.
   — Вы заняты сегодня вечером? — спросил Дженаро, не поднимаясь со стула.
   Шартелль взглянул на меня.
   — Я свободен.
   — Нам не хватает двух партнеров для покера. Не хотите составить компанию? Играть будем у меня.
   — Не знаю, как Пит, но я с удовольствием перекинулся бы бы в картишки.
   — И я не против, Клинт.
   — Вот и отлично. Когда начало?
   — В девять.
   — Пит?
   — Я готов.
   — Вы берете чеки?
   — Конечно.
   — Кто еще будет играть?
   — Я. Два постоянных секретаря, англичане. И Йан Дункан, личный секретарь губернатора. Вы с ним знакомы. Между прочим, он женился на деньгах, поэтому играет азартно.
   Двухэтажный особняк Дженаро, с просторным гаражом, где свободно разместились его «ягуар», новый фургон «форд» и «ровер», находился в миле от нашего дома. Он встретил нас у дверей и представил жене, симпатичной негритянке со светло-шоколадной кожей и безупречным английским выговором. Она была в слаксах и свитере. Дженаро называл ее «Мама». Затем познакомил нас с пятью или шестью детьми.
   Следующим прибыл Йан Дункан, затем тощий рыжеволосый Уильям Хардкастл, постоянный секретарь министерства экономического развития, и последним Брайан Карпентер, постоянный секретарь министерства внутренних дел. Миссис Дженаро проследила, чтобы каждому из нас принесли бокал с каким-либо напитком, извинилась и пошла укладывать детей спать.
   — Кто хочет сыграть в покер? — задал Дженаро риторический вопрос.
   Он пригласил нас в комнату, предназначенную только для этой цели. В центре стоял семигранный стол, затянутый зеленым сукном с небольшими выемками, куда игроки могли складывать фишки. С потолка свисала 300-ваттная лампа под зеленым абажуром. Удобные стулья с подлокотниками ждали игроков. На буфете стояли бокалы, бутылки с виски, джином, содовой, тоником, пивом и ведерко со льдом. Кондиционер обеспечивал приемлемые двадцать один градус по Цельсию. Создавалось впечатление, что в этой комнате выигрывались и, соответственно, спускались крупные суммы.
   Дженаро принес фишки и шесть запечатанных карточных колод. Мы сели. Я оказался между Хардкастлом и Карпентером. Шартелль — между Дженаро и Дунканом.
   — Я повторяю некоторые правила для наших американских гостей. Каждый может поднять ставку не более четырех раз. Играем без джокера. С напитками — полное самообслуживание.
   Он снял обертку с одной из колод, перетасовал карты и бросил их на зеленое сукно.
   — Разыграем, кто сдает, — пока мы тянули карты, он раздал нам синие, красные и белые фишки. — Каждый начинает с пятидесяти фунтов. Белая фишка — шиллинг, красная — десять шиллингов, синяя — фунт, — он взял карту и перевернул. Девятка червей.
   Сдавать выпало Дункану. Он вытащил даму бубен.
   Неспешная игра продолжалась два часа. Я пять раз снял банк и остался при своих. Шартелль был в большом плюсе. Играл он превосходно. Выросла кучка фишек и перед Дженаро. Дункан полагался на наитие, и почти все его фишки перекочевали к более удачливым партнерам. Хардкастлу и Карпентеру частенько везло. Я решил, что когда-нибудь они крепко пролетят.
   В одиннадцать часов Дженаро объявил перерыв, и стюард принес нам блюдо с сэндвичами. Я запил мой пивом.
   — Каким представляется вам исход выборов, мистер Шартелль? — спросил Карпентер, прожевав кусок ростбифа.
   — Наши шансы растут. Но вы знаете об этом лучше меня, работая в министерстве внутренних дел.
   — В нашем ведении полиция, пожарная охрана, почтовая служба, да еще разная мелочевка. А политику мы оставляем таким, как вы.
   — Вы уедете до или после провозглашения независимости? — спросил Шартелль Карпентера.
   — Я пробуду здесь еще шесть месяцев. Министр потребовал, чтобы я задержался как минимум на такой срок. Он говорит, что только я понимаю, как функционирует почтовая служба. Он, разумеется, ошибается. Молодой Обаджи прогрессирует с каждым днем. Ему надо больше доверять. Интеллигентный молодой человек.
   — Они руководят министерствами гораздо лучше, чем играют в покер, Клинт, — заметил Дженаро.
   — Сколько лет мы играем вместе? — спросил Карпентер.
   — Уже пять, — ответил Дженаро. — И мне они обошлись в кругленькую сумму, хотя я не имею ничего против.
   — Апшоу, — обратился ко мне Хардкастл, — не находите ли вы, что у вас довольно странное занятие? Приехать в незнакомую страну, оценить политическую ситуацию, а затем попытаться, образно говоря, за одну ночь изменить настроение избирателей?
   — Я бы назвал его не странным, но отличным от многих, — ответил я. — Причем в это дело вовлекается все больше людей. В Англии или США кандидат не позволит себе высморкаться на публике, не проконсультировавшись со своим советником по общественным отношениям.
   — И вы действительно верите, что обеспечение контакта с публикой стало одной из разновидностей коммерческой деятельности?
   — Конечно. Я знаю, что это так.
   — Но это и профессия?
   — Как доктор или адвокат, или бухгалтер?
   — Совершенно верно.
   — Нет. Это призвание. Все равно, что услышать глас божий. Вам не нужно ни специальной подготовки, ни обучения. Вы просто слышите зов, объявляете, что вы — эксперт по общественным отношениям, и с этого момента вы в деле. Но, чтобы добиться больших успехов, нужно быть наполовину шарлатаном, наполовину мессией. Эти же качества необходимы хорошему учителю или хорошему члену парламента, или хорошему американскому сенатору. А вообще с таким набором можно продвинуться очень далеко в любой области. К примеру, возьмите Шартелля.
   — Отношения с публикой не по вашей части, не так ли, Шартелль? — спросил Карпентер.
   — Нет, сэр. Упаси бог. Я занимаюсь политикой, потому что это приятный способ зарабатывать на жизнь, не таская по вечерам домой тяжелый портфель с бумагами. И мне не нужно спешить по утрам к электричке, чтобы попасть в контору к назначенному часу. Я мог стать профессиональным картежником, разведчиком нефтяных месторождений или организатором предвыборных кампаний. Один человек предложил мне три этих вида деятельности. Я выбрал политику, и знаете, что он мне сказал?
   — Что же? — спросил его верный помощник, Питер Апшоу.
   — Он сказал: «Юноша, вы, вероятно, сделали правильный выбор. Но только не пытайтесь убедить себя, что вы лучше или умнее ваших кандидатов, потому что у них хватило ума и нашлись деньги, чтобы нанять вас, а вы недостаточно богаты, чтобы нанимать их. И никогда не пытайтесь баллотироваться куда-либо сами, потому что как кандидата вас рано или поздно поймают на лжи». Я последовал его совету и не могу сказать, что сожалею об этом.