Хардкастл раскурил сигару.
— Более всего меня беспокоит то обстоятельство, что американцы не дают простому человеку занять выборную должность, и не только у себя дома. Вот и на выборы в Альбертии будут затрачены немалые средства. Взять хотя бы веера, которые вы, Джимми, заказали через наше министерство. На какие деньги? Хотя я не думаю, что вы дадите мне честный ответ.
Лицо Дженаро расплылось в улыбке.
— Но я отвечу, господин постоянный секретарь. Это народные деньги.
Хардкастл хмыкнул.
— Неплохая идея, между прочим. Использовать местную рабочую силу для изготовления вееров. Я ее сразу поддержал, хотя пришлось убеждать министра, что его деревня не сможет выполнить такой большой заказ. Если придумаете что-то похожее, милости просим к нам.
Минут через десять или пятнадцать мы вновь сели за стол. Хардкастл раздал карты, мы сделали первые ставки, но внезапно распахнулась дверь, стюард подбежал к Дженаро и что-то сказал на диалекте.
Дженаро вскочил, бросил «извините меня» и исчез за дверью. Карты он унес с собой. Мы сидели и ждали. Он вернулся три минуты спустя и подозвал Карпентера, постоянного секретаря министерства внутренних дел.
— Это по вашей части.
Карпентер, не задавая вопросов, вышел из комнаты.
— Что случилось? — спросил Дункан. — Ваш стюард говорил так быстро, что я не разобрал ни слова.
Дженаро положил карты на стол.
— Игра закончена. Убит капитан полиции, — он посмотрел на Шартелля, затем на меня. — Около вашего дома.
Появился Карпентер.
— К сожалению, это Читвуд. Я только что говорил с двумя полицейскими, которые опознали его, — он повернулся к Шартеллю. — Его нашел ваш ночной сторож. Множество ножевых ран.
Трое англичан смотрели на Дженаро.
— Приказывайте, министр, — в голосе Дункана слышалась поддержка, но и почтение. Они — чиновники, он — министр. Они воспитали его, выучили искусству управлять и теперь от него ждали действий. Он был их лучшим учеником, и они хотели, чтобы он в полной мере проявил свои достоинства. Дженаро не заставил просить себя дважды.
— Кто заместитель Читвуда? — спросил он Карпентера.
— Лейтенант Ослако.
— Позвоните министру и скажите, чтобы он назначил Ослако исполняющим обязанности капитана полиции. Разъясните Бернардо, что капитаном тот должен стать сегодня вечером, а не завтра. То есть Бернардо придется поехать в министерство. Если он будет возражать, попросите его перезвонить мне. А вы пока подготовьте бумаги, Брайан.
— Хорошо. Я только позвоню Ослако, чтобы он возглавил расследование.
— Йан, — Дженаро повернулся к Дункану, — я понимаю, что это не входит в ваши обязанности, но не могли бы вы позвонить моему постоянному секретарю? Скажите, что я прошу его поехать в министерство и подготовить сообщение о смерти Читвуда. За подписью премьера.
— Конечно, позвоню, — кивнул Дункан. — Что-нибудь еще?
— Нет. Я скоро подъеду сам. Он знает, что делать, — Дженаро взглянул на Хардкастла. — Вы хорошо знали Читвуда? — Хардкастл кивнул. — Вы сможете позаботиться о семье… миссис Читвуд, детях? Привезти доктора, если потребуется… сообщить о смерти? Я прошу вас о самом трудном.
— Ничего, Джимми. Я все сделаю.
— Благодарю, — англичане ушли, и Дженаро повернулся к нам. — А мы поедем туда. Я — первым, вы — следом, чтобы я мог предупредить о вас до того как они начнут стрелять.
Милю, разделявшую наши дома, мы преодолели за минуту с небольшим. Нас уже ждали три полицейские машины. Дженаро подозвал сержанта. Тот подошел, вытянулся в струнку, отдал честь.
— Са!
— Давно вы здесь?
— Пять минут, са. Не больше.
— На вас возлагается руководство операцией до прибытия лейтенанта Ослако. Обеспечьте порядок. Не подпускайте любопытных. Ничего не трогайте.
— Са! — рявкнул сержант, вновь отдал честь. У дороги собирались слуги из соседних домов. Сайлекс, наш ночной сторож, отчаянно жестикулируя, уже в который раз рассказывал о том, как обнаружил тело и тут же позвонил в полицию и вождю Дженаро.
Фары полицейской машины освещали тело Читвуда, распростертое на грязи и гравии подъездной дорожки. В левой руке он сжимал половину трости, вторая валялась в нескольких футах. Я подумал, что он ударил ею одного из нападавших. Рубашка на спине потемнела от крови, кровь темным пятном выделялась на гравии. Шартелль и я подошли к телу.
— Полагаю, он хотел что-то сказать нам?
Я пожал плечами.
— Взгляните, — продолжил Шартелль. — Около его правой руки, — указательный палец правой руки Читвуда вычертил в грязи какую-то букву. То ли "Ц" то ли "Ч".
— Похоже на "Ц", — заметил я.
— Уж не ЦРУ ли его убило?
— Возможно. Но хорошо бы знать наверняка.
К нам присоединился Дженаро.
— У вас есть виски?
— Конечно.
— Пару глотков мне не повредят. Лейтенант приедет через десять минут. Мне нет смысла изображать инспектора Дженаро.
В доме Шартелль разлил виски по бокалам, дал один Дженаро. Тот жадно выпил.
— Мы, знаете ли, унаследовали некоторые британские традиции. В частности, убийство полицейского воспринимается у нас крайне неодобрительно. Читвуд жил здесь давно. Знал многих людей.
— Много врагов? — спросил я.
— Как у всякого полицейского. Он был честен. Даже безупречно честен. Вы с ним знакомы, не так ли?
— Он заходил к нам. Хотел познакомиться с новыми соседями.
— Мы похороним его завтра.
— Мне представляется, что мы не настолько близкие друзья, чтобы присутствовать на похоронах, — заметил я.
В дверь постучал среднего роста альбертиец, в полицейской форме, с лейтенантскими знаками различия.
— Вождь Дженаро, извините, что я так поздно.
Дженаро представил нам лейтенанта Ослако.
— Вам сообщили, что теперь вы исполняете обязанности капитана полиции?
— Да, сэр.
— Убийцу или убийц надо найти, лейтенант.
— Да, сэр. Я считал капитана Читвуда моим другом.
— Приступайте к расследованию.
— Позвольте задать вопрос, сэр.
— Я слушаю.
— Могу я спросить мистера Шартелля и мистера Апшоу о том, что им известно…
— Они были у меня, — прервал Дженаро. — Допросите их ночного сторожа и остальных слуг.
— Есть, сэр, — лейтенант отдал честь, повернулся кругом и вышел в ночь, чтобы найти убийцу его босса.
— Мне не хотелось бы думать, что они убили Читвуда ради того, чтобы затруднить подсчет голосов, — заметил Шартелль.
— Подсчет голосов тут не причем, — возразил Дженаро. — Процедура обговаривалась и утверждена в Барканду и министерством внутренних дел, — он допил содержимое бокала и встал. — Спасибо за виски. Мне пора в мое министерство.
— Кто, по-вашему, его убил, Джимми?
Дженаро сухо улыбнулся.
— Он был белым. Неплохой повод для убийства. Может, у него в карманах лежало несколько фунтов. А может, просто пришла пора кого-то убить.
— Зуд независимости? — спросил Шартелль.
— Что-нибудь этакое. А может, «Африка теперь!». Сомневаюсь, что мы найдем убийцу. Но кто-то хотел, чтобы он умер. Его искололи ножами.
Дженаро уехал, полиция обследовала каждый дюйм нашей лужайки в поисках орудия убийства, но ничего не нашла. Тело Читвуда увезли, в том месте, где оно лежало, гравий посыпали песком.
Перед тем как лечь спать, мы с Шартеллем вышли на крыльцо.
— Кто же его убил? — спросил я Шартелля.
— Не вы, не я, не Дженаро, не три никудышно играющих в покер англичанина, хотя все они очень милые люди. Полагаю, остается порядка двадцати миллионов подозреваемых.
— Он слишком опытный полицейский, чтобы стать жертвой случайного грабителя.
Шартелль кивнул.
— Я все думаю, какой же надо обладать силой духа, чтобы, умирая, собрать последние остатки энергии и попытаться написать в грязи какое-то слово. Должно быть, очень важное слово.
— Для него, да. А вот для кого-то еще? Не знаю…
Глава 19
— Более всего меня беспокоит то обстоятельство, что американцы не дают простому человеку занять выборную должность, и не только у себя дома. Вот и на выборы в Альбертии будут затрачены немалые средства. Взять хотя бы веера, которые вы, Джимми, заказали через наше министерство. На какие деньги? Хотя я не думаю, что вы дадите мне честный ответ.
Лицо Дженаро расплылось в улыбке.
— Но я отвечу, господин постоянный секретарь. Это народные деньги.
Хардкастл хмыкнул.
— Неплохая идея, между прочим. Использовать местную рабочую силу для изготовления вееров. Я ее сразу поддержал, хотя пришлось убеждать министра, что его деревня не сможет выполнить такой большой заказ. Если придумаете что-то похожее, милости просим к нам.
Минут через десять или пятнадцать мы вновь сели за стол. Хардкастл раздал карты, мы сделали первые ставки, но внезапно распахнулась дверь, стюард подбежал к Дженаро и что-то сказал на диалекте.
Дженаро вскочил, бросил «извините меня» и исчез за дверью. Карты он унес с собой. Мы сидели и ждали. Он вернулся три минуты спустя и подозвал Карпентера, постоянного секретаря министерства внутренних дел.
— Это по вашей части.
Карпентер, не задавая вопросов, вышел из комнаты.
— Что случилось? — спросил Дункан. — Ваш стюард говорил так быстро, что я не разобрал ни слова.
Дженаро положил карты на стол.
— Игра закончена. Убит капитан полиции, — он посмотрел на Шартелля, затем на меня. — Около вашего дома.
Появился Карпентер.
— К сожалению, это Читвуд. Я только что говорил с двумя полицейскими, которые опознали его, — он повернулся к Шартеллю. — Его нашел ваш ночной сторож. Множество ножевых ран.
Трое англичан смотрели на Дженаро.
— Приказывайте, министр, — в голосе Дункана слышалась поддержка, но и почтение. Они — чиновники, он — министр. Они воспитали его, выучили искусству управлять и теперь от него ждали действий. Он был их лучшим учеником, и они хотели, чтобы он в полной мере проявил свои достоинства. Дженаро не заставил просить себя дважды.
— Кто заместитель Читвуда? — спросил он Карпентера.
— Лейтенант Ослако.
— Позвоните министру и скажите, чтобы он назначил Ослако исполняющим обязанности капитана полиции. Разъясните Бернардо, что капитаном тот должен стать сегодня вечером, а не завтра. То есть Бернардо придется поехать в министерство. Если он будет возражать, попросите его перезвонить мне. А вы пока подготовьте бумаги, Брайан.
— Хорошо. Я только позвоню Ослако, чтобы он возглавил расследование.
— Йан, — Дженаро повернулся к Дункану, — я понимаю, что это не входит в ваши обязанности, но не могли бы вы позвонить моему постоянному секретарю? Скажите, что я прошу его поехать в министерство и подготовить сообщение о смерти Читвуда. За подписью премьера.
— Конечно, позвоню, — кивнул Дункан. — Что-нибудь еще?
— Нет. Я скоро подъеду сам. Он знает, что делать, — Дженаро взглянул на Хардкастла. — Вы хорошо знали Читвуда? — Хардкастл кивнул. — Вы сможете позаботиться о семье… миссис Читвуд, детях? Привезти доктора, если потребуется… сообщить о смерти? Я прошу вас о самом трудном.
— Ничего, Джимми. Я все сделаю.
— Благодарю, — англичане ушли, и Дженаро повернулся к нам. — А мы поедем туда. Я — первым, вы — следом, чтобы я мог предупредить о вас до того как они начнут стрелять.
Милю, разделявшую наши дома, мы преодолели за минуту с небольшим. Нас уже ждали три полицейские машины. Дженаро подозвал сержанта. Тот подошел, вытянулся в струнку, отдал честь.
— Са!
— Давно вы здесь?
— Пять минут, са. Не больше.
— На вас возлагается руководство операцией до прибытия лейтенанта Ослако. Обеспечьте порядок. Не подпускайте любопытных. Ничего не трогайте.
— Са! — рявкнул сержант, вновь отдал честь. У дороги собирались слуги из соседних домов. Сайлекс, наш ночной сторож, отчаянно жестикулируя, уже в который раз рассказывал о том, как обнаружил тело и тут же позвонил в полицию и вождю Дженаро.
Фары полицейской машины освещали тело Читвуда, распростертое на грязи и гравии подъездной дорожки. В левой руке он сжимал половину трости, вторая валялась в нескольких футах. Я подумал, что он ударил ею одного из нападавших. Рубашка на спине потемнела от крови, кровь темным пятном выделялась на гравии. Шартелль и я подошли к телу.
— Полагаю, он хотел что-то сказать нам?
Я пожал плечами.
— Взгляните, — продолжил Шартелль. — Около его правой руки, — указательный палец правой руки Читвуда вычертил в грязи какую-то букву. То ли "Ц" то ли "Ч".
— Похоже на "Ц", — заметил я.
— Уж не ЦРУ ли его убило?
— Возможно. Но хорошо бы знать наверняка.
К нам присоединился Дженаро.
— У вас есть виски?
— Конечно.
— Пару глотков мне не повредят. Лейтенант приедет через десять минут. Мне нет смысла изображать инспектора Дженаро.
В доме Шартелль разлил виски по бокалам, дал один Дженаро. Тот жадно выпил.
— Мы, знаете ли, унаследовали некоторые британские традиции. В частности, убийство полицейского воспринимается у нас крайне неодобрительно. Читвуд жил здесь давно. Знал многих людей.
— Много врагов? — спросил я.
— Как у всякого полицейского. Он был честен. Даже безупречно честен. Вы с ним знакомы, не так ли?
— Он заходил к нам. Хотел познакомиться с новыми соседями.
— Мы похороним его завтра.
— Мне представляется, что мы не настолько близкие друзья, чтобы присутствовать на похоронах, — заметил я.
В дверь постучал среднего роста альбертиец, в полицейской форме, с лейтенантскими знаками различия.
— Вождь Дженаро, извините, что я так поздно.
Дженаро представил нам лейтенанта Ослако.
— Вам сообщили, что теперь вы исполняете обязанности капитана полиции?
— Да, сэр.
— Убийцу или убийц надо найти, лейтенант.
— Да, сэр. Я считал капитана Читвуда моим другом.
— Приступайте к расследованию.
— Позвольте задать вопрос, сэр.
— Я слушаю.
— Могу я спросить мистера Шартелля и мистера Апшоу о том, что им известно…
— Они были у меня, — прервал Дженаро. — Допросите их ночного сторожа и остальных слуг.
— Есть, сэр, — лейтенант отдал честь, повернулся кругом и вышел в ночь, чтобы найти убийцу его босса.
— Мне не хотелось бы думать, что они убили Читвуда ради того, чтобы затруднить подсчет голосов, — заметил Шартелль.
— Подсчет голосов тут не причем, — возразил Дженаро. — Процедура обговаривалась и утверждена в Барканду и министерством внутренних дел, — он допил содержимое бокала и встал. — Спасибо за виски. Мне пора в мое министерство.
— Кто, по-вашему, его убил, Джимми?
Дженаро сухо улыбнулся.
— Он был белым. Неплохой повод для убийства. Может, у него в карманах лежало несколько фунтов. А может, просто пришла пора кого-то убить.
— Зуд независимости? — спросил Шартелль.
— Что-нибудь этакое. А может, «Африка теперь!». Сомневаюсь, что мы найдем убийцу. Но кто-то хотел, чтобы он умер. Его искололи ножами.
Дженаро уехал, полиция обследовала каждый дюйм нашей лужайки в поисках орудия убийства, но ничего не нашла. Тело Читвуда увезли, в том месте, где оно лежало, гравий посыпали песком.
Перед тем как лечь спать, мы с Шартеллем вышли на крыльцо.
— Кто же его убил? — спросил я Шартелля.
— Не вы, не я, не Дженаро, не три никудышно играющих в покер англичанина, хотя все они очень милые люди. Полагаю, остается порядка двадцати миллионов подозреваемых.
— Он слишком опытный полицейский, чтобы стать жертвой случайного грабителя.
Шартелль кивнул.
— Я все думаю, какой же надо обладать силой духа, чтобы, умирая, собрать последние остатки энергии и попытаться написать в грязи какое-то слово. Должно быть, очень важное слово.
— Для него, да. А вот для кого-то еще? Не знаю…
Глава 19
Ее звали мадам Клод Дюкесн и она стояла рядом с майором Чуку, когда Анна, Шартелль и я приехали в пятницу на его вечеринку. Ранее мы заезжали за Анной. Шартелль безо всякого интереса оглядел ее соседок по квартире, даже хохотушка из Беркли не произвела на него никакого впечатления. Мы выпили по коктейлю в «Южной Сахаре» и оттуда отправились в дом майора.
Жил майор, как мне показалось, не по средствам, в большом двухэтажном доме с колоннами. Китайские фонарики освещали ухоженные лужайки, цветочные клумбы, аккуратно подстриженные декоративные кусты и деревья. Майор, в белоснежной парадной форме, встречал гостей у стола, уставленного бутылками ледяного шампанского. Мадам Дюкесн стояла по его левую руку.
Шартелль увидел ее, когда мы обошли угол дома, следуя тропинке, ведущей в сад. Он словно остолбенел и не менее тридцати секунд не мог сдвинуться с места.
— Пити, — благоговейно прошептал он, — это самая красивая креолка, какую мне довелось повстречать, в том числе в Новом Орлеане и Батон Руж.
— Откуда вы знаете, что она креолка?
— Юноша, мы, креолы, за милю чуем друг друга.
— А какое у нее платье. Мое по сравнению с ним — домашний халат.
— Зато вы красивее, — одобрил я Анну, но без должной убедительности.
Коротко стриженые черные волосы мадам Дюкесн обрамляли идеальный овал ее лица. Кожа цвета слоновой кости. Очаровательный ротик, чуть вздернутый нос, ноздри, дрожащие от страсти. А взгляд ее черных глаз обещал тысячу ночей, каждая из которых не походила бы на другую. Таким я увидел лицо мадам Дюкесн после того как сумел оторвать взгляд от ее ног, длинных, стройных, с идеальными коленями и округлыми бедрами. Платье облегало ее стан, как вторая кожа, и едва прикрывало грудь.
— Негодяй, — фыркнула Анна.
— Не обижайтесь на него, мисс Анна, — заступился за меня Шартелль. — Такая женщина заставляет забыть обо всем, — быстрым шагом он направился к майору Чуку.
— Майор, я Клинт Шартелль.
Тот улыбнулся и протянул руку.
— Мистер Шартелль, я так рад, что вы смогли приехать. Позвольте представить мадам Дюкесн. Она оказала мне честь стать хозяйкой моего маленького приема, — майор перешел на французский, обращаясь к мадам Дюкесн. — Позволь мне представить сеньора Клинта Шартелля. Он американский политический эксперт, о котором я тебе говорил.
Мадам Дюкесн улыбнулась Шартеллю и протянула руку.
— Я с нетерпением ждала встречи с вами, монсеньор, — по-английский она говорила с легким акцентом.
Шартелль галантно склонился над ее рукой и ответил на безукоризненном французском.
— Мадам, это мне выпало счастье познакомиться с вами. Теперь я знаю, зачем приехал в Африку. Надеюсь, чуть позже вы сможете выпить со мной бокал шампанского.
Она кивнула, вновь улыбнулась.
— С удовольствием.
Лицо майора закаменело, когда Шартелль затараторил по-французски, но он быстро взял себя в руки и тепло поприветствовал Анну. Мадам Дюкесн он представил ее на французском. — У вас потрясающее платье, — ответила Анна на том же языке. — Париж, не так ли?
Глаза мадам пробежались по наряду Анны.
— Да, благодарю вас, дорогая. Майор Чуку говорил мне, что вы прибыли с американским Корпусом мира. Я восхищаюсь вашей смелостью и, должна отметить, вы сегодня очаровательны.
Высшее образование дает определенные преимущества, даже если оно получено в университете Миннесоты. Вот тут-то сказались шесть месяцев, на которые меня посылали в университет Квебека на языковую практику. Майор и меня представил на языке Вольтера. Мадам Дюкесн легонько пожала мне руку. Я ответил тем же. Не сомневаюсь, так же поступил и Шартелль.
— Майор рассказывал мне о вас. Я ждала встречи с вами.
— К сожалению, мадам, майор скрыл от нас, кто будет хозяйкой бала. Не могу его винить, но я рад, что его тайна раскрыта, — говорил я с сильным северо-дакотским акцентом, но по-французски.
Я отошел к Шартеллю и Анне, которые ждали у стола, где одетые в белое официанты наливали желающим шампанское, виски, коньяк.
— Что ты там делал? — спросила Анна. — Считал ей пульс?
— Удивительная женщина, не так ли, Пити? Я очень рад, юноша, что вы уже сделали выбор, открыв путь старине Шартеллю.
— Где вы научились говорить по-французски, Шартелль?
— В Новом Орлеане, юноша. До семи лет я говорил только на этом языке. Я заметил, что вы и мисс Анна также его знаете. Откуда?
— Я начала в восьмом классе и продолжала учить его в колледже, — ответила Анна. — А Пит получал языковую практику в марсельском борделе.
— В университете Квебека, — поправил я ее. — По специальной программе.
— Мисс Анна, не ревнуйте старину Пита. Я сам займусь этой маленькой креолкой. Изумительные у нее глаза, не так ли?
— Он не смотрел на ее глаза, — бросила Анна.
Я допил шампанское, и официант вновь наполнил мой бокал.
— Если вы хотите устроиться под бочком мадам Дюкесн, сначала вам придется выгнать оттуда майора. Едва ли он уйдет добровольно.
Шартелль взял у Анны пустой бокал и вместе со своим протянул официанту.
— Юноша, настоящая любовь сметет все преграды. Так было и будет.
— Так вы влюбились?
— По уши, должен признаться. Какая женщина!
Анна взглянула на Шартелля и улыбнулась.
— Очень хорошая, Клинт. Она мне нравится, хотя вижу ее впервые.
— Мне представляется, что в ближайшем будущем мы будем видеться чаще, — он допил шампанское, поставил бокал на стол, поправил галстук. — Пойду пообщаюсь с гостями.
— Решили узнать, кто она такая?
— Шартель ухмыльнулся.
— Не исключено, что в разговоре я упомяну ее имя.
Мы наблюдали, как он лавирует между гостями, высокий, гибкий, с короткой стрижкой и походкой пантеры. К тем, кто его интересовал, он подходил и представлялся: «Я Клинт Шартелль из Соединенных Штатов. Мне кажется, мы не знакомы».
— Половина гостей примет его за хозяина, — заметила Анна.
Внезапно рядом с нами возник Дженаро, и я познакомил его с Анной.
— Зовите меня просто Джимми, — попросил он. — Я окончил университет Огайо. Выпуск пятьдесят пятого года. Как вам нравится вышивка, Пит?
— Красивая, но сможете ли вы играть в гольф в таком наряде?
Дженаро, в белой ordana, прошитой золотой нитью, с маленькой синей шапочкой на голове, в неизменных черных очках, рассмеялся.
Я обвел рукой сад.
— Похоже, альбертийская армия неплохо платит майорам, Джимми.
Дженаро покачал головой.
— У него столько денег, что он не может их сосчитать. Его бабка была некоронованной королевой торговцев-негров. Нажила состояние на импорте цемента. Целых десять лет лицензия на ввоз цемента была только у нее. Мать послала его в Сорбонну. А армия дает ему возможность быть при деле и устраивать банкеты.
— Вы хорошо его знаете?
— Знаю. Мы вместе росли.
— А мадам Дюкесн?
Дженаро улыбнулся.
— Не так хорошо, как хотелось бы.
— Шартелль, похоже, увлекся ею.
— Не будь я христианином, то мог бы подумать о том, чтобы взять вторую жену. Как вождь, я имею право на трех, знаете ли.
— Я этого не знал.
— Ну, я могу представить ее и Маму под одной крышей. Пожалуй, большего мне и не нужно. Но боюсь, что Мама этого не потерпит.
— А где Мама? — спросила Анна.
— Дома с детьми. Где же ей быть? Пойдемте, я познакомлю вас с гостями.
Большинство из них уже прибыли. Половина — англичане или европейцы, остальные — альбертийцы. Только Дженаро явился без жены. Я вновь встретился с несколькими политическими деятелями, с которыми познакомился на ленче у вождя Акомоло. Их жены стояли рядом, завернутые в отрезы ярких тканей, спадающими к ногам каскадами складок.
Весь цвет Убондо пожаловал к майору Чуку. Член Верховного суда, три адвоката, два доктора, белый и негр, владелец автомобильного магазина, подполковник альбертийской армии, пилот «Альбертия Эйрлайнс», четыре постоянных секретаря различных министерств, включая Уильяма Хардкастла, итальянский подрядчик, четверо или пятеро ливанских бизнесменов, в том числе и гангстер, хозяин «Южной Сахары». Джек Вудринг из Информационной службы США и его супруга, два представителя Британского совета, английского аналога Информационной службы, один из которых настаивал, что он — наполовину американец, владелец еще одного автомобильного магазина, четыре университетских профессора, армейский лейтенант, еще один юный лейтенант, но полиции, двое юношей из Корпуса мира, представитель «Форд фаунденейшнл» и много других гостей, имена которых я не запомнил, но у них загорались глаза, когда они узнавали, что я — помощник мистера Шартелля.
Ведомые Дженаро, мы замкнули круг и вернулись к столу, за которым разливали спиртное. Тут же стоял Шартелль, не отрывая глаз от мадам Дюкесн, что-то втолковывающей альбертийцу, как я догадался, старшему стюарду майора.
— Она присоединится к нам, как только даст ему последние указания, — пояснил Шартелль. — привет, Джимми.
— Добрый вечер, Клинт.
— Как телеграммы?
— Отправлены.
— А наши предатели?
— Диокаду переговорил с ними. Каждому нужно заявление для прессы с обоснованием их поступка.
Шартелль кивнул.
— Пит?
— Это разумно. Они не могут без шума выйти из партии. Их значимость для оппозиции будет потеряна.
— Вы можете снабдить их такими заявлениями?
— Я напишу их сегодня вечером.
— Джимми, подъезжайте поутру и заберите их.
— Хорошо. Между прочим, и Декко, и Лидер в восторге от речей, которые вы им написали. Декко говорит, что Пит, должно быть, читает мысли. Лидер заявил, что его речь не что иное, как могучее слово истины.
— Они получили действительно хорошие речи, — кивнул Шартелль. — Диокаду приступил к переводу?
— Конечно.
— А как насчет коротких речей? По основным пунктам программы?
— Их тоже переводят.
— Хорошо. Когда эти двое выходят из партии?
— В воскресенье вечером. Или днем. В понедельник сообщение об этом в газетах. Мы сошлись на тысяче фунтов для каждого.
— Предательство — последнее прибежище патриотов, — изрек Шартелль.
— Вы это сами придумали? — спросил я.
— Полагаю, что да, юноша. Такое со мной случается.
Дженаро допил шампанское.
— Пойду по второму кругу. Если узнаю что-то интересное, сообщу. Между прочим, по убийству Читвуда пока ничего нового.
Шартелль кивнул. Его взгляд вернулся к мадам Дюкесн.
— Как я понял, она вдова. Муж являлся единственным импортером дорогих французских вин и коньяков в Дагомею. Умер от сердечного приступа два года назад. Она унаследовала лицензию и переехала в Альбертию, чтобы вести дела отсюда. Вот о чем мечтает каждый мужчина.
— О чем же?
— О богатой вдове с винным магазином, юноша. К тому же француженке.
Вдова подошла к нам и сказала, что майор Чуку просит нас сесть за его стол. Мы приняли приглашение, и Шартелль тут же перешел в наступление. В тот вечер он был неотразим. Защитные бастионы вдовы сразу же затрещали по всем швам. Шартелль острил по-английски и говорил комплименты по-французски. Сыпал пикантными анекдотами и историями о различных предвыборных кампаниях, в которых ему довелось участвовать. Заодно он разговорил мадам Дюкесн, и она рассказала нам о себе. Он слушал, не сводя с нее глаз, а потом, под его нажимом, она согласилась выпить с нами после окончания приема.
Еду каждый накладывал сам. Чего тут только не было. Тушеная свинина, индейка, жареное мясо, устрицы, овощные салаты, цветная капуста под сырным соусом, все превосходно приготовленное. И французские батоны, только что из печи, еще теплые. Я наложил полную тарелку.
— Тебя морили голодом? — спросила Анна.
— Десять лет меня лишали любви и пищи, — ответил я. — Не знаю, чего я жаждал больше.
— Теперь у тебя есть любовь и ты решил еще и наесться. И все в один вечер.
Шартелль следовал за мадам Дюкесн. Он, как и я, ни в чем себе не отказывал.
— Пит, вы только посмотрите, что наша французская красавица сотворила для майора. Меню составляла она. У меня прямо слюнки текут.
— Я смотрю, что и у тебя сегодня не разгрузочный день, — шепнул я Анне.
— Естественно, — улыбнулась та. — Сколько можно есть бутерброды с ореховым маслом.
Майор ждал нас за одним из круглых, накрытых белой скатертью, столиков. На каждом стояло ведерко с несколькими бутылками вина, обложенными льдом. У ведерка застыл стюард.
Майор хотел, чтобы мадам Дюкесн села справа от него, а Анна — слева. Шартелль нарушил его планы и уселся справа от майора, между ним и мадам Дюкесн. Я позволил Анне сесть слева от Чуку, чтобы вконец не испортить тому вечер. Стюард налил майору вина, тот пригубил и кивком одобрил его качество.
Я съел все. Свинину, индейку, жареное мясо. Устрицы и салаты. Половину французского батона. Расправился с цветной капустой, а потом спросил Анну, не хочет ли она добавки.
— Я бы съела немного салата, — ответила она, и я поблагодарил ее взглядом. Положил себе рыбу, которую проглядел в первый раз, жареного мяса, индейку, тушеную свинину, а салат — Анне. На этот раз я запивал еду вином, которое мне очень понравилось, о чем я не преминул сказать майору.
— Это все мадам Дюкесн, — ответил тот. — Холостяку не под силу организовать такой прием. Она меня спасла.
На десерт подали печенье и кофе с коньяком, вероятно, той марки, что поставляла в Дагомею вдова Клод. Коньяк был отменный.
Шартелль отказался от сигары, предложенной майором, и раскурил свою. Пальцы мадам то и дело как бы невзначай касались его руки.
— Как представляется вам здешняя политическая ситуация, мистер Шартелль? — спросил майор.
Шартелль затянулся и выпустил струю дыма.
— Такой же, как и везде, майор. Кто-то хочет сесть в кресло, другой старается его выпихнуть, потому что присмотрел его для себя.
— Жаль, что убили Читвуда.
— Конечно. К тому же около нашего дома.
— Меня очень занимает один аспект вашей деятельности. Ничего, что я задаю столько вопросов?
— Ну что вы, сэр. Я с удовольствием отвечу на них.
— Так вот, проводя подобную кампанию, вы преследуете личные цели? Вовлечены в нее, так сказать, эмоционально? Другими словами, поражение огорчит вас так же, как кандидата?
— Прекрасный вопрос, майор. Пожалуй, я отвечу, что нет. Кампанией руководит мой рассудок, но не сердце. Эмоции затуманивают перспективу, а кандидат, нанимая меня, рассчитывает и на то, чтобы я ясно видел, что у нас впереди. Но, должен признать, разочарование будет велико, если мой кандидат потерпит поражение… Пока я проиграл только одну кампанию, но я знаю, что когда-либо мне предстоит проиграть и вторую. Об этом я никогда не забываю.
— И вы занимаетесь этим ради денег? То есть это ваша профессия?
— Я зарабатываю этим на жизнь и мне нравится моя работа. Нравится подготовка кампании и реализация задуманного. Нравится борьба идей. Во всяком случае, это гораздо интереснее, чем руководить страховой кампанией.
— Ваша профессия, ее необходимость и полезность, основывается на существовании народной демократии?
— Не обязательно народной, — Шартелль пристально смотрел на майора. — Но демократии, при которой люди имеют право проголосовать за того, кому они хотят платить налоги.
— Вы, должно быть, убежденный сторонник демократической формы правления государством.
Шартелль улыбнулся.
— Нет, сэр, совсем нет. Я часто думаю, что Соединенным Штатам пошел бы на пользу великодушный диктатор. Беда в том, что достаточно великодушного человека, кроме меня, нет, а у меня нет голосов. Вам в голову не приходили такие мысли, майор?
— Возможно, и приходили, мистер Шартелль, но только под самое утро. Я все-таки думаю, что армия не должна вмешиваться в политику.
— Вот это правильно.
На этом политическая дискуссия закончилась. Майор повернулся к Анне, Шартелль — к мадам Дюкесн. А я отдал должное коньяку.
Мадам Дюкесн наклонилась к майору, коснулась его руки.
— У меня ужасно разболелась голова. Монсеньор Шартелль любезно согласился проводить меня домой. Наверное, тебе придется самому попрощаться с гостями.
Лгала она хорошо, подумал я. Майор словно ни о чем и не догадался. Казалось, его заботило лишь самочувствие мадам.
— Вы очень добры, мистер Шартелль. Не знаю, как и отблагодарить тебя, Клод, за те чудеса, что ты сотворила для меня. Прием прошел великолепно. В Убондо о нем будут говорить не одну неделю, — я решил, что он-таки сошел со страниц «Космополита».
Мадам Дюкесн приложила руку к голове.
— Голова просто разламывается. Я рада, что тебе понравилось. Стюардам я все объяснила. Они знают, что нужно делать.
Майор встал. Помог подняться мадам Дюкесн. У меня создалось впечатление, что она не нуждалась в помощи.
— Мистер Шартелль, я ваш должник за столь любезное предложение проводить мадам Дюкесн.
— Я сделаю это с большим удовольствием.
Майор сухо улыбнулся.
— Я в этом не сомневаюсь.
Анна подала мне знак, и мы тоже встали. Поблагодарили майора за прекрасный вечер, похвалили еду и пошли к машине. Шартелль и мадам Дюкесн следовали за нами. Она приехала на своей машине, старой ТР-3 с открытым верхом. Шартелль, естественно, предложил сесть за руль. Мадам Дюкесн надела на голову легкую сеточку, чтобы ветер не растрепал волосы. Шартелль завел мотор, улыбнулся нам, и они унеслись в ночь.
Я помог Анне сесть в «хамбер», и мы не спеша покатили домой. «ТР-3» стояла у крыльца, радиостанция Информационной службы США в Конровии передавала блюз, а Шартелль и мадам Дюкесн танцевали на веранде, прижавшись друг к другу. Ее головная боль, похоже, прошла.
Жил майор, как мне показалось, не по средствам, в большом двухэтажном доме с колоннами. Китайские фонарики освещали ухоженные лужайки, цветочные клумбы, аккуратно подстриженные декоративные кусты и деревья. Майор, в белоснежной парадной форме, встречал гостей у стола, уставленного бутылками ледяного шампанского. Мадам Дюкесн стояла по его левую руку.
Шартелль увидел ее, когда мы обошли угол дома, следуя тропинке, ведущей в сад. Он словно остолбенел и не менее тридцати секунд не мог сдвинуться с места.
— Пити, — благоговейно прошептал он, — это самая красивая креолка, какую мне довелось повстречать, в том числе в Новом Орлеане и Батон Руж.
— Откуда вы знаете, что она креолка?
— Юноша, мы, креолы, за милю чуем друг друга.
— А какое у нее платье. Мое по сравнению с ним — домашний халат.
— Зато вы красивее, — одобрил я Анну, но без должной убедительности.
Коротко стриженые черные волосы мадам Дюкесн обрамляли идеальный овал ее лица. Кожа цвета слоновой кости. Очаровательный ротик, чуть вздернутый нос, ноздри, дрожащие от страсти. А взгляд ее черных глаз обещал тысячу ночей, каждая из которых не походила бы на другую. Таким я увидел лицо мадам Дюкесн после того как сумел оторвать взгляд от ее ног, длинных, стройных, с идеальными коленями и округлыми бедрами. Платье облегало ее стан, как вторая кожа, и едва прикрывало грудь.
— Негодяй, — фыркнула Анна.
— Не обижайтесь на него, мисс Анна, — заступился за меня Шартелль. — Такая женщина заставляет забыть обо всем, — быстрым шагом он направился к майору Чуку.
— Майор, я Клинт Шартелль.
Тот улыбнулся и протянул руку.
— Мистер Шартелль, я так рад, что вы смогли приехать. Позвольте представить мадам Дюкесн. Она оказала мне честь стать хозяйкой моего маленького приема, — майор перешел на французский, обращаясь к мадам Дюкесн. — Позволь мне представить сеньора Клинта Шартелля. Он американский политический эксперт, о котором я тебе говорил.
Мадам Дюкесн улыбнулась Шартеллю и протянула руку.
— Я с нетерпением ждала встречи с вами, монсеньор, — по-английский она говорила с легким акцентом.
Шартелль галантно склонился над ее рукой и ответил на безукоризненном французском.
— Мадам, это мне выпало счастье познакомиться с вами. Теперь я знаю, зачем приехал в Африку. Надеюсь, чуть позже вы сможете выпить со мной бокал шампанского.
Она кивнула, вновь улыбнулась.
— С удовольствием.
Лицо майора закаменело, когда Шартелль затараторил по-французски, но он быстро взял себя в руки и тепло поприветствовал Анну. Мадам Дюкесн он представил ее на французском. — У вас потрясающее платье, — ответила Анна на том же языке. — Париж, не так ли?
Глаза мадам пробежались по наряду Анны.
— Да, благодарю вас, дорогая. Майор Чуку говорил мне, что вы прибыли с американским Корпусом мира. Я восхищаюсь вашей смелостью и, должна отметить, вы сегодня очаровательны.
Высшее образование дает определенные преимущества, даже если оно получено в университете Миннесоты. Вот тут-то сказались шесть месяцев, на которые меня посылали в университет Квебека на языковую практику. Майор и меня представил на языке Вольтера. Мадам Дюкесн легонько пожала мне руку. Я ответил тем же. Не сомневаюсь, так же поступил и Шартелль.
— Майор рассказывал мне о вас. Я ждала встречи с вами.
— К сожалению, мадам, майор скрыл от нас, кто будет хозяйкой бала. Не могу его винить, но я рад, что его тайна раскрыта, — говорил я с сильным северо-дакотским акцентом, но по-французски.
Я отошел к Шартеллю и Анне, которые ждали у стола, где одетые в белое официанты наливали желающим шампанское, виски, коньяк.
— Что ты там делал? — спросила Анна. — Считал ей пульс?
— Удивительная женщина, не так ли, Пити? Я очень рад, юноша, что вы уже сделали выбор, открыв путь старине Шартеллю.
— Где вы научились говорить по-французски, Шартелль?
— В Новом Орлеане, юноша. До семи лет я говорил только на этом языке. Я заметил, что вы и мисс Анна также его знаете. Откуда?
— Я начала в восьмом классе и продолжала учить его в колледже, — ответила Анна. — А Пит получал языковую практику в марсельском борделе.
— В университете Квебека, — поправил я ее. — По специальной программе.
— Мисс Анна, не ревнуйте старину Пита. Я сам займусь этой маленькой креолкой. Изумительные у нее глаза, не так ли?
— Он не смотрел на ее глаза, — бросила Анна.
Я допил шампанское, и официант вновь наполнил мой бокал.
— Если вы хотите устроиться под бочком мадам Дюкесн, сначала вам придется выгнать оттуда майора. Едва ли он уйдет добровольно.
Шартелль взял у Анны пустой бокал и вместе со своим протянул официанту.
— Юноша, настоящая любовь сметет все преграды. Так было и будет.
— Так вы влюбились?
— По уши, должен признаться. Какая женщина!
Анна взглянула на Шартелля и улыбнулась.
— Очень хорошая, Клинт. Она мне нравится, хотя вижу ее впервые.
— Мне представляется, что в ближайшем будущем мы будем видеться чаще, — он допил шампанское, поставил бокал на стол, поправил галстук. — Пойду пообщаюсь с гостями.
— Решили узнать, кто она такая?
— Шартель ухмыльнулся.
— Не исключено, что в разговоре я упомяну ее имя.
Мы наблюдали, как он лавирует между гостями, высокий, гибкий, с короткой стрижкой и походкой пантеры. К тем, кто его интересовал, он подходил и представлялся: «Я Клинт Шартелль из Соединенных Штатов. Мне кажется, мы не знакомы».
— Половина гостей примет его за хозяина, — заметила Анна.
Внезапно рядом с нами возник Дженаро, и я познакомил его с Анной.
— Зовите меня просто Джимми, — попросил он. — Я окончил университет Огайо. Выпуск пятьдесят пятого года. Как вам нравится вышивка, Пит?
— Красивая, но сможете ли вы играть в гольф в таком наряде?
Дженаро, в белой ordana, прошитой золотой нитью, с маленькой синей шапочкой на голове, в неизменных черных очках, рассмеялся.
Я обвел рукой сад.
— Похоже, альбертийская армия неплохо платит майорам, Джимми.
Дженаро покачал головой.
— У него столько денег, что он не может их сосчитать. Его бабка была некоронованной королевой торговцев-негров. Нажила состояние на импорте цемента. Целых десять лет лицензия на ввоз цемента была только у нее. Мать послала его в Сорбонну. А армия дает ему возможность быть при деле и устраивать банкеты.
— Вы хорошо его знаете?
— Знаю. Мы вместе росли.
— А мадам Дюкесн?
Дженаро улыбнулся.
— Не так хорошо, как хотелось бы.
— Шартелль, похоже, увлекся ею.
— Не будь я христианином, то мог бы подумать о том, чтобы взять вторую жену. Как вождь, я имею право на трех, знаете ли.
— Я этого не знал.
— Ну, я могу представить ее и Маму под одной крышей. Пожалуй, большего мне и не нужно. Но боюсь, что Мама этого не потерпит.
— А где Мама? — спросила Анна.
— Дома с детьми. Где же ей быть? Пойдемте, я познакомлю вас с гостями.
Большинство из них уже прибыли. Половина — англичане или европейцы, остальные — альбертийцы. Только Дженаро явился без жены. Я вновь встретился с несколькими политическими деятелями, с которыми познакомился на ленче у вождя Акомоло. Их жены стояли рядом, завернутые в отрезы ярких тканей, спадающими к ногам каскадами складок.
Весь цвет Убондо пожаловал к майору Чуку. Член Верховного суда, три адвоката, два доктора, белый и негр, владелец автомобильного магазина, подполковник альбертийской армии, пилот «Альбертия Эйрлайнс», четыре постоянных секретаря различных министерств, включая Уильяма Хардкастла, итальянский подрядчик, четверо или пятеро ливанских бизнесменов, в том числе и гангстер, хозяин «Южной Сахары». Джек Вудринг из Информационной службы США и его супруга, два представителя Британского совета, английского аналога Информационной службы, один из которых настаивал, что он — наполовину американец, владелец еще одного автомобильного магазина, четыре университетских профессора, армейский лейтенант, еще один юный лейтенант, но полиции, двое юношей из Корпуса мира, представитель «Форд фаунденейшнл» и много других гостей, имена которых я не запомнил, но у них загорались глаза, когда они узнавали, что я — помощник мистера Шартелля.
Ведомые Дженаро, мы замкнули круг и вернулись к столу, за которым разливали спиртное. Тут же стоял Шартелль, не отрывая глаз от мадам Дюкесн, что-то втолковывающей альбертийцу, как я догадался, старшему стюарду майора.
— Она присоединится к нам, как только даст ему последние указания, — пояснил Шартелль. — привет, Джимми.
— Добрый вечер, Клинт.
— Как телеграммы?
— Отправлены.
— А наши предатели?
— Диокаду переговорил с ними. Каждому нужно заявление для прессы с обоснованием их поступка.
Шартелль кивнул.
— Пит?
— Это разумно. Они не могут без шума выйти из партии. Их значимость для оппозиции будет потеряна.
— Вы можете снабдить их такими заявлениями?
— Я напишу их сегодня вечером.
— Джимми, подъезжайте поутру и заберите их.
— Хорошо. Между прочим, и Декко, и Лидер в восторге от речей, которые вы им написали. Декко говорит, что Пит, должно быть, читает мысли. Лидер заявил, что его речь не что иное, как могучее слово истины.
— Они получили действительно хорошие речи, — кивнул Шартелль. — Диокаду приступил к переводу?
— Конечно.
— А как насчет коротких речей? По основным пунктам программы?
— Их тоже переводят.
— Хорошо. Когда эти двое выходят из партии?
— В воскресенье вечером. Или днем. В понедельник сообщение об этом в газетах. Мы сошлись на тысяче фунтов для каждого.
— Предательство — последнее прибежище патриотов, — изрек Шартелль.
— Вы это сами придумали? — спросил я.
— Полагаю, что да, юноша. Такое со мной случается.
Дженаро допил шампанское.
— Пойду по второму кругу. Если узнаю что-то интересное, сообщу. Между прочим, по убийству Читвуда пока ничего нового.
Шартелль кивнул. Его взгляд вернулся к мадам Дюкесн.
— Как я понял, она вдова. Муж являлся единственным импортером дорогих французских вин и коньяков в Дагомею. Умер от сердечного приступа два года назад. Она унаследовала лицензию и переехала в Альбертию, чтобы вести дела отсюда. Вот о чем мечтает каждый мужчина.
— О чем же?
— О богатой вдове с винным магазином, юноша. К тому же француженке.
Вдова подошла к нам и сказала, что майор Чуку просит нас сесть за его стол. Мы приняли приглашение, и Шартелль тут же перешел в наступление. В тот вечер он был неотразим. Защитные бастионы вдовы сразу же затрещали по всем швам. Шартелль острил по-английски и говорил комплименты по-французски. Сыпал пикантными анекдотами и историями о различных предвыборных кампаниях, в которых ему довелось участвовать. Заодно он разговорил мадам Дюкесн, и она рассказала нам о себе. Он слушал, не сводя с нее глаз, а потом, под его нажимом, она согласилась выпить с нами после окончания приема.
Еду каждый накладывал сам. Чего тут только не было. Тушеная свинина, индейка, жареное мясо, устрицы, овощные салаты, цветная капуста под сырным соусом, все превосходно приготовленное. И французские батоны, только что из печи, еще теплые. Я наложил полную тарелку.
— Тебя морили голодом? — спросила Анна.
— Десять лет меня лишали любви и пищи, — ответил я. — Не знаю, чего я жаждал больше.
— Теперь у тебя есть любовь и ты решил еще и наесться. И все в один вечер.
Шартелль следовал за мадам Дюкесн. Он, как и я, ни в чем себе не отказывал.
— Пит, вы только посмотрите, что наша французская красавица сотворила для майора. Меню составляла она. У меня прямо слюнки текут.
— Я смотрю, что и у тебя сегодня не разгрузочный день, — шепнул я Анне.
— Естественно, — улыбнулась та. — Сколько можно есть бутерброды с ореховым маслом.
Майор ждал нас за одним из круглых, накрытых белой скатертью, столиков. На каждом стояло ведерко с несколькими бутылками вина, обложенными льдом. У ведерка застыл стюард.
Майор хотел, чтобы мадам Дюкесн села справа от него, а Анна — слева. Шартелль нарушил его планы и уселся справа от майора, между ним и мадам Дюкесн. Я позволил Анне сесть слева от Чуку, чтобы вконец не испортить тому вечер. Стюард налил майору вина, тот пригубил и кивком одобрил его качество.
Я съел все. Свинину, индейку, жареное мясо. Устрицы и салаты. Половину французского батона. Расправился с цветной капустой, а потом спросил Анну, не хочет ли она добавки.
— Я бы съела немного салата, — ответила она, и я поблагодарил ее взглядом. Положил себе рыбу, которую проглядел в первый раз, жареного мяса, индейку, тушеную свинину, а салат — Анне. На этот раз я запивал еду вином, которое мне очень понравилось, о чем я не преминул сказать майору.
— Это все мадам Дюкесн, — ответил тот. — Холостяку не под силу организовать такой прием. Она меня спасла.
На десерт подали печенье и кофе с коньяком, вероятно, той марки, что поставляла в Дагомею вдова Клод. Коньяк был отменный.
Шартелль отказался от сигары, предложенной майором, и раскурил свою. Пальцы мадам то и дело как бы невзначай касались его руки.
— Как представляется вам здешняя политическая ситуация, мистер Шартелль? — спросил майор.
Шартелль затянулся и выпустил струю дыма.
— Такой же, как и везде, майор. Кто-то хочет сесть в кресло, другой старается его выпихнуть, потому что присмотрел его для себя.
— Жаль, что убили Читвуда.
— Конечно. К тому же около нашего дома.
— Меня очень занимает один аспект вашей деятельности. Ничего, что я задаю столько вопросов?
— Ну что вы, сэр. Я с удовольствием отвечу на них.
— Так вот, проводя подобную кампанию, вы преследуете личные цели? Вовлечены в нее, так сказать, эмоционально? Другими словами, поражение огорчит вас так же, как кандидата?
— Прекрасный вопрос, майор. Пожалуй, я отвечу, что нет. Кампанией руководит мой рассудок, но не сердце. Эмоции затуманивают перспективу, а кандидат, нанимая меня, рассчитывает и на то, чтобы я ясно видел, что у нас впереди. Но, должен признать, разочарование будет велико, если мой кандидат потерпит поражение… Пока я проиграл только одну кампанию, но я знаю, что когда-либо мне предстоит проиграть и вторую. Об этом я никогда не забываю.
— И вы занимаетесь этим ради денег? То есть это ваша профессия?
— Я зарабатываю этим на жизнь и мне нравится моя работа. Нравится подготовка кампании и реализация задуманного. Нравится борьба идей. Во всяком случае, это гораздо интереснее, чем руководить страховой кампанией.
— Ваша профессия, ее необходимость и полезность, основывается на существовании народной демократии?
— Не обязательно народной, — Шартелль пристально смотрел на майора. — Но демократии, при которой люди имеют право проголосовать за того, кому они хотят платить налоги.
— Вы, должно быть, убежденный сторонник демократической формы правления государством.
Шартелль улыбнулся.
— Нет, сэр, совсем нет. Я часто думаю, что Соединенным Штатам пошел бы на пользу великодушный диктатор. Беда в том, что достаточно великодушного человека, кроме меня, нет, а у меня нет голосов. Вам в голову не приходили такие мысли, майор?
— Возможно, и приходили, мистер Шартелль, но только под самое утро. Я все-таки думаю, что армия не должна вмешиваться в политику.
— Вот это правильно.
На этом политическая дискуссия закончилась. Майор повернулся к Анне, Шартелль — к мадам Дюкесн. А я отдал должное коньяку.
Мадам Дюкесн наклонилась к майору, коснулась его руки.
— У меня ужасно разболелась голова. Монсеньор Шартелль любезно согласился проводить меня домой. Наверное, тебе придется самому попрощаться с гостями.
Лгала она хорошо, подумал я. Майор словно ни о чем и не догадался. Казалось, его заботило лишь самочувствие мадам.
— Вы очень добры, мистер Шартелль. Не знаю, как и отблагодарить тебя, Клод, за те чудеса, что ты сотворила для меня. Прием прошел великолепно. В Убондо о нем будут говорить не одну неделю, — я решил, что он-таки сошел со страниц «Космополита».
Мадам Дюкесн приложила руку к голове.
— Голова просто разламывается. Я рада, что тебе понравилось. Стюардам я все объяснила. Они знают, что нужно делать.
Майор встал. Помог подняться мадам Дюкесн. У меня создалось впечатление, что она не нуждалась в помощи.
— Мистер Шартелль, я ваш должник за столь любезное предложение проводить мадам Дюкесн.
— Я сделаю это с большим удовольствием.
Майор сухо улыбнулся.
— Я в этом не сомневаюсь.
Анна подала мне знак, и мы тоже встали. Поблагодарили майора за прекрасный вечер, похвалили еду и пошли к машине. Шартелль и мадам Дюкесн следовали за нами. Она приехала на своей машине, старой ТР-3 с открытым верхом. Шартелль, естественно, предложил сесть за руль. Мадам Дюкесн надела на голову легкую сеточку, чтобы ветер не растрепал волосы. Шартелль завел мотор, улыбнулся нам, и они унеслись в ночь.
Я помог Анне сесть в «хамбер», и мы не спеша покатили домой. «ТР-3» стояла у крыльца, радиостанция Информационной службы США в Конровии передавала блюз, а Шартелль и мадам Дюкесн танцевали на веранде, прижавшись друг к другу. Ее головная боль, похоже, прошла.