— Из этого ничего не выйдет, Хардман, — добавил я. — Если позвонить в ФБР, они усилят охрану Ван Зандта, и окружение последнего догадается, чем это вызвано. Ван Зандт останется в живых, но Фредль наверняка погибнет.
— Вы скажете им время и место, а они ничего не смогут сделать?
— Отнюдь, — покачал я головой. — Смогут они многое. Премьер-министра уберегут, а вот мою жену — нет. Меня такая сделка не устраивает.
— Так вы хотите найти их сами?
— Во всяком случае, попытаемся.
— Как насчет того, чтобы еще выпить и перекусить? — Хардман, похоже, вспомнил, что заглянул в наш салун на ленч.
— Я приберег для вас хороший бифштекс, — я снял трубку и попросил принести еду и выпивку.
Виски и «мартини» прибыли первыми.
— Что требуется от меня? — спросил Хардман после того, как за официантом закрылась дверь.
— Вы знаете город, — ответил я. — У вас есть друзья, которые знают его еще лучше. Нам представляется, хотя, возможно, это не так, что они прячут Фредль в негритянском квартале. Исходя из того, что уж там-то мы ее искать не будем. Это только догадка, но у вас есть контакты со служанками, посыльными винных магазинов, различными ремонтниками, то есть людьми, которые ежедневно бывают в десятках домов. Может, они заметят что-то необычное, а то и увидят Фредль.
— Тут мы можем задействовать Маша.
— Но вам придется ввести его в курс дела?
— Только частично. И лишь потому, что вчера вечером он заезжал к вам домой.
— Так что вы об этом думаете? — спросил Падильо.
Хардман наклонился вперед, какое-то время смотрел в пол.
— Я сомневаюсь, что ее прячут в негритянском квартале. Но проверить это несложно. Куда труднее искать ее в белых районах. Но, как вы правильно заметили, мы сможем наводить справки через обслугу. У этой компании есть какое-нибудь пристанище? Посольство или консульстве?
— Только торговая миссия.
— Что ж, придется их пощупать. Что-то они должны знать.
— И мы того же мнения.
Официант принес ленч, и за едой мы практически не говорили. После второй чашки кофе Хардман откинулся на спинку дивана и удовлетворенно вздохнул.
— Мак, у вас едва ли не лучшие в городе бифштексы. Наверное, за такое мясо приходится дорого платить.
— Зато к нам не заходит всякая рвань.
Здоровяк встал, потянулся.
— Мне пора. Вечером я свяжусь с вами. Где я вас найду?
Падильо написал ему телефон своего «люкса».
— У нас, возможно, возникнет необходимость встретиться с друзьями. В каком-нибудь тихом, неприметном месте. Вы нам ничего не посоветуете?
— Как насчет квартиры Бетти? Вы там вчера были.
— А она не станет возражать?
— Какие могут быть возражения, если квартиру оплачиваю я?
— Отлично.
— Я вам позвоню... Вы думаете, они прослушивают ваш телефон в «Мэйфлауэр»?
Падильо пожал плечами.
— Лишнего я не скажу. А может, даже пришлю к вам Маша, — и Хардман отбыл, помахав на прощание рукой.
— Начало положено, — подвел я итог ленча.
— Похоже, что так.
— Какие будут предложения?
— Вернуться в отель и ждать звонка.
— Самое трудное.
— Совершенно верно, — подтвердил Падильо. — Ожидание. Труднее не придумаешь.
До «Мэйфлауэр» мы дошли пешком, поднялись на лифте. Падильо вставил ключ в замочную скважину, повернул, открыл дверь, и мы вошли в гостиную. На диване сидел человек, руки его лежали на коленях, дабы мы видели, что в них не зажаты ни нож, ни пистолет.
— Я — Ивлин Андерхилл, — представился он. — Я не причиню вам вреда, оружия у меня нет. Я лишь хочу поговорить с вами.
Падильо положил ключ на кофейный столик.
— Вы открыли замок.
— Замки — мое хобби. А этот совсем простой.
— Кто вы, мистер Андерхилл?
— Соотечественник Хеннинга Ван Занята.
Я быстро подошел к нему.
— Вы знаете, где моя жена?
— Вы — мистер Маккоркл?
— Да. Кто вы?
— Ивлин Андерхилл. Был членом парламента, пока премьер-министр Ван Зандт не распустил его. Полагаю, вы можете назвать меня голосом разума. Нас совсем мало. Меньшинство меньшинства.
— Не могли бы выразиться яснее? — подал голос Падильо.
— Вы — мистер Падильо, не так ли? Я видел вас в Ломе, издалека.
— Я — Падильо, вы — Андерхилл, он — Маккоркл. Мы знаем, почему мы здесь. А почему вы — нет.
Он чуть улыбнулся.
— Обычно я изъясняюсь достаточно связно, но путешествие донельзя вымотало меня, — роста он был невысокого, телосложения хрупкого. Длинные, зачесанные назад седые волосы. Твидовый, поношенный костюм. Он выудил из кармана трубку и кисет с табаком. — Вы не будете возражать, если я закурю? — Светло-синие глаза за очками в золотой оправе повернулись сначала ко мне, потом — к Падильо.
— Нет, конечно, — я понял, что поторопить его не удастся. И говорить он будет так, как привык, никуда не спеша.
Чтобы раскурить трубку, ему хватило трех спичек.
— Пожалуй, поначалу я изложу суть проблемы, а потом перейду к деталям. Несколько моих соотечественников финансировали мою поездку в Штаты. Мы полагаем себя партией здравого смысла, — он выдохнул струю ароматного дыма. — А поручено мне следующее: удержать мистера Падильо от убийства премьер-министра.
Глава 7
Глава 8
— Вы скажете им время и место, а они ничего не смогут сделать?
— Отнюдь, — покачал я головой. — Смогут они многое. Премьер-министра уберегут, а вот мою жену — нет. Меня такая сделка не устраивает.
— Так вы хотите найти их сами?
— Во всяком случае, попытаемся.
— Как насчет того, чтобы еще выпить и перекусить? — Хардман, похоже, вспомнил, что заглянул в наш салун на ленч.
— Я приберег для вас хороший бифштекс, — я снял трубку и попросил принести еду и выпивку.
Виски и «мартини» прибыли первыми.
— Что требуется от меня? — спросил Хардман после того, как за официантом закрылась дверь.
— Вы знаете город, — ответил я. — У вас есть друзья, которые знают его еще лучше. Нам представляется, хотя, возможно, это не так, что они прячут Фредль в негритянском квартале. Исходя из того, что уж там-то мы ее искать не будем. Это только догадка, но у вас есть контакты со служанками, посыльными винных магазинов, различными ремонтниками, то есть людьми, которые ежедневно бывают в десятках домов. Может, они заметят что-то необычное, а то и увидят Фредль.
— Тут мы можем задействовать Маша.
— Но вам придется ввести его в курс дела?
— Только частично. И лишь потому, что вчера вечером он заезжал к вам домой.
— Так что вы об этом думаете? — спросил Падильо.
Хардман наклонился вперед, какое-то время смотрел в пол.
— Я сомневаюсь, что ее прячут в негритянском квартале. Но проверить это несложно. Куда труднее искать ее в белых районах. Но, как вы правильно заметили, мы сможем наводить справки через обслугу. У этой компании есть какое-нибудь пристанище? Посольство или консульстве?
— Только торговая миссия.
— Что ж, придется их пощупать. Что-то они должны знать.
— И мы того же мнения.
Официант принес ленч, и за едой мы практически не говорили. После второй чашки кофе Хардман откинулся на спинку дивана и удовлетворенно вздохнул.
— Мак, у вас едва ли не лучшие в городе бифштексы. Наверное, за такое мясо приходится дорого платить.
— Зато к нам не заходит всякая рвань.
Здоровяк встал, потянулся.
— Мне пора. Вечером я свяжусь с вами. Где я вас найду?
Падильо написал ему телефон своего «люкса».
— У нас, возможно, возникнет необходимость встретиться с друзьями. В каком-нибудь тихом, неприметном месте. Вы нам ничего не посоветуете?
— Как насчет квартиры Бетти? Вы там вчера были.
— А она не станет возражать?
— Какие могут быть возражения, если квартиру оплачиваю я?
— Отлично.
— Я вам позвоню... Вы думаете, они прослушивают ваш телефон в «Мэйфлауэр»?
Падильо пожал плечами.
— Лишнего я не скажу. А может, даже пришлю к вам Маша, — и Хардман отбыл, помахав на прощание рукой.
— Начало положено, — подвел я итог ленча.
— Похоже, что так.
— Какие будут предложения?
— Вернуться в отель и ждать звонка.
— Самое трудное.
— Совершенно верно, — подтвердил Падильо. — Ожидание. Труднее не придумаешь.
До «Мэйфлауэр» мы дошли пешком, поднялись на лифте. Падильо вставил ключ в замочную скважину, повернул, открыл дверь, и мы вошли в гостиную. На диване сидел человек, руки его лежали на коленях, дабы мы видели, что в них не зажаты ни нож, ни пистолет.
— Я — Ивлин Андерхилл, — представился он. — Я не причиню вам вреда, оружия у меня нет. Я лишь хочу поговорить с вами.
Падильо положил ключ на кофейный столик.
— Вы открыли замок.
— Замки — мое хобби. А этот совсем простой.
— Кто вы, мистер Андерхилл?
— Соотечественник Хеннинга Ван Занята.
Я быстро подошел к нему.
— Вы знаете, где моя жена?
— Вы — мистер Маккоркл?
— Да. Кто вы?
— Ивлин Андерхилл. Был членом парламента, пока премьер-министр Ван Зандт не распустил его. Полагаю, вы можете назвать меня голосом разума. Нас совсем мало. Меньшинство меньшинства.
— Не могли бы выразиться яснее? — подал голос Падильо.
— Вы — мистер Падильо, не так ли? Я видел вас в Ломе, издалека.
— Я — Падильо, вы — Андерхилл, он — Маккоркл. Мы знаем, почему мы здесь. А почему вы — нет.
Он чуть улыбнулся.
— Обычно я изъясняюсь достаточно связно, но путешествие донельзя вымотало меня, — роста он был невысокого, телосложения хрупкого. Длинные, зачесанные назад седые волосы. Твидовый, поношенный костюм. Он выудил из кармана трубку и кисет с табаком. — Вы не будете возражать, если я закурю? — Светло-синие глаза за очками в золотой оправе повернулись сначала ко мне, потом — к Падильо.
— Нет, конечно, — я понял, что поторопить его не удастся. И говорить он будет так, как привык, никуда не спеша.
Чтобы раскурить трубку, ему хватило трех спичек.
— Пожалуй, поначалу я изложу суть проблемы, а потом перейду к деталям. Несколько моих соотечественников финансировали мою поездку в Штаты. Мы полагаем себя партией здравого смысла, — он выдохнул струю ароматного дыма. — А поручено мне следующее: удержать мистера Падильо от убийства премьер-министра.
Глава 7
Я повернулся к Падильо, не скрывая раздражения.
— Ты говорил, что это заговор трех, Ван Зандт и два его дружка. С нами число посвященных расширилось до шести. А теперь, похоже, о намеченном убийстве знает весь избирательный округ Андерхилла. О Господи, это не заговор, а конгресс.
— Чего ты разбушевался? — осадил меня Падильо.
— Я нервничаю.
— Это заметно.
Он подтянул стул, сел напротив Андерхилла, закурил.
— Вы видели меня в Ломе?
Тот кивнул.
— В отеле, после того, как те двое поговорили с вами.
— Вы их знаете?
— Мы вместе выросли.
— И вы думаете, что они предлагали мне убить вашего премьер-министра?
— Это я знаю наверняка, — вновь его окутали клубы дыма. — Видите ли, мистер Падильо, белых в нашей стране немного, сто тысяч, не более. А государственные чиновники — еще более тесный мирок. Мы не сильны в шпионаже, знаете ли. Нет опыта. Но информация, касающаяся вас, поступила от очень надежного источника.
— Что же это за источник?
Вновь Андерхилл улыбнулся.
— Вы помните того мужчину из беседовавших с вами в Ломе, что назвался Краусом? Повыше ростом, который сначала прикидывался немцем, а потом признал, что он — министр транспорта?
— Помню, — кивнул Падильо.
— Бедняга не умеет хранить секреты. Вернувшись, он рассказал обо всем жене, разумеется, заставив ее поклясться, что она никому ничего не скажет.
— Но она сказала.
— Естественно.
— Кому?
— Своей сестре... моей жене.
Падильо встал, прошелся по комнате.
— Можем мы заказать выпивку в номер?
— Сними трубку и попроси бюро обслуживания принести сюда бутылку и лед.
Падильо последовал моему совету, а положив трубку, вновь повернулся к Андерхиллу.
— Вы сказали, что видели меня в Ломе... издалека. Как вы там оказались?
— Я приглядывал за парочкой, что заявилась к вам. Еще раз хочу подчеркнуть, что белых в нашей стране совсем немного. И среди них есть группа людей, которые не хотят, чтобы упрямство, ненависть и жестокость других белых привели к социальному и экономическому хаосу. Мы собрали некую сумму денег, кто внес свои сбережения, кто заложил дом, и намерены использовать эти средства, чтобы воспрепятствовать этому старому дураку Ван Зандту умереть смертью мученика. Если вы убьете его, в стране устроят кровавую баню. Я — профессор романских языков в нашем университете и не силен в подобных переговорах, но готов предложить вам семнадцать тысяч фунтов за отказ от убийства Ван Зандта. Возможно, противоположная сторона предложила вам больше, но это все деньги, которые нам удалось собрать. Если вы отвергнете наше предложение и согласитесь убить премьер-министра, мне придется изыскать возможность убить вас.
— А почему вы не обратились в полицию? — спросил я. — Или в ФБР? Неужели к их помощи уже никто не прибегает?
— Сказать по чести, я не обратился к ним лишь потому, что мы не хотим вмешивать их, да и любое другое государственное учреждение в это дело. Если ваше правительство узнает о подробностях этого заговора, они первым делом обратятся за разъяснениями к Ван Зандту. Тот, естественно, будет все отрицать, и на этом будет поставлена точка.
Но, господа, дело в том, что мы за покушение. Но закончиться оно должно неудачно. Более того, нам необходимо получить доказательства того, что покушение это подготовлено и осуществлено на деньги Ван Зандта и его приспешников. Вот за это мы и готовы предложить семнадцать тысяч долларов вам, мистер Падильо, и, разумеется, вам, мистер Маккоркл.
— Ваши друзья в Ломе действовали точно так же. Они пообещали убить меня, если я не убью премьер-министра. И обещание их последовало за моим отказом убить Ван Зандта за деньги, причем названная ими цифра значительно превышала вашу.
Андерхилл покивал.
— Да, человеческая жизнь для них не стоит и пенни. Должен признать, пока я и представить себе не могу, как это сделать. В смысле, убить вас. А какова их последняя цена?
— Они пообещали убить мою жену, если Падильо не убьет Ван Зандта, — вмешался я. — Они ее похитили.
— О Господи. Вы оказались в щекотливом положении, не так ли?
В дверь постучали, и Эл, официант бюро обслуживания, внес в номер бутылку шотландского, лед и бокалы. Справился, не нужно ли нам чего еще, и мы заверили его, что теперь у нас есть все необходимое. Падильо подписал чек, и Эл ретировался, рассыпаясь в благодарностях. Я разлил виски и спросил Андерхилла, добавить ли ему льда. Он отрицательно покачал головой.
— Мистер Андерхилл, — прервал затянувшуюся паузу Падильо, — у меня нет ни малейшего желания убивать вашего премьер-министра.
— Рад это слышать. Хотя должен отметить, что в подобных делах ваша репутация чрезвычайно высока.
— С чего вы это взяли?
— Один тип из Берлина предложил продать нам информацию, которую уже торганул людям Ван Зандта. Взял с нас двести фунтов. Ван Зандт, похоже, заплатил куда больше. Информация касалась вас, мистер Падильо. Досье у него подобралось обширнейшее. Упоминались в нем и вы, мистер Маккоркл. Если я не ошибаюсь, вам принадлежал ресторан в Бонне.
Далее разговор перескакивал с темы на тему. То ли Андерхилл умело вел его, то ли у него разбегались мысли. И я предпринял попытку вернуться к интересующему меня вопросу.
— Мистер Андерхилл, не знаете ли вы, кто похитил мою жену и где ее сейчас держат?
— Кто, я знаю почти наверняка. И скорее всего могу сказать, где ее держат. Но, судя по всему, за эти сведения я могу получить высокую цену, не так ли?
— Полагаю, вам не следует торговаться с мистером Маккорклом, когда дело касается его жены, — заметил Падильо.
— Наверное, не стоит. Это так жестоко.
— Если вы не скажете мистеру Маккорклу, где его жена, боюсь, он выбьет из вас эти сведения.
— Кто ее похитил? — повторил я.
— Вероятнее всего, Уэнделл Боггз и Льюис Дарраф.
— Кто они?
— Один — министр транспорта, второй — внутренних дел. Те самые, кто встречался с мистером Падильо в Ломе.
— Вы хотите сказать, что два члена вашего кабинета министров похитили мою жену?
— Скорее всего. Они довольно-таки молодые. Вашего возраста. И способны на все. Я знаю, что сейчас они в Соединенных Штатах.
— Вам известно, где они остановились?
— У них дом в Вашингтоне. Адрес у меня есть, но я оставил его в отеле. К сожалению, назвать по памяти не могу. Цифры и названия в голове не держатся.
— Как вы узнали об этом доме?
— Мне сказала жена. Мы с Боггзом женаты на родных сестрах, его жена поняла, что задуманное им к добру не приведет, и решила посоветоваться с сестрой. Уэнделл, похоже, делится с женой всем. А адрес я записал, потому что знал наверняка, что забуду его, а он может и пригодиться.
— Где вы остановились?
— В «Ласалле». Через дорогу.
— Так давайте перейдем на другую сторону улицы, поднимемся в ваш номер и взглянем на адрес, — голос мой звучал сурово и решительно.
— И тогда мы могли бы обсудить, как предотвратить убийство Ван Зандта?
— Мы поговорим и об этом, — кивнул Падильо.
— Я не знаю, сколько вы обычно получаете за такую работу, мистер Падильо, но семнадцать тысяч фунтов в моей стране — большие деньги.
— И в других тоже, — Падильо открыл дверь.
Коннектикут-авеню мы пересекали по «зебре». Андерхилл шел чуть впереди, попыхивая трубкой, его тонкие руки болтались из стороны в сторону. Падильо чуть кривился, словно от боли.
— Бок все еще беспокоит? — спросил я его.
Ответить он не успел. Стоявшая у аптеки машина резко рванула с места и разогналась уже до тридцати пяти миль, когда ее бампер ударил по коленям Андерхилла, капот — по груди, распластав его по мостовой. Падильо, отставший на полшага, схватил меня за руку и потащил назад. Нужды в этом не было. Зеленый «форд» и я разминулись как минимум на два фута. Колеса его размазали по мостовой худого седовласого мужчину, который преподавал романские языки и понятия не имел, что надо делать, если возникает необходимость убить человека. Автомобиль же, не снижая скорости, свернул на Эль-стрит и скрылся из виду. Мужчина, сидевший рядом с водителем, один раз оглянулся.
Падильо тут же забыл про боль в боку и склонился над Андерхиллом. Вокруг уже собралась толпа, и все повторяли одну фразу: "Надо вызвать «Скорую». Никто, однако, не спешил к телефонной будке. Трубка, которую курил Андерхилл, еще дымилась в футе от его головы, по которой проехалось заднее левое колесо.
Руки Падильо быстро пробежались по карманам Андерхилла. Он поднял голову, оглядел лица уставившихся на него людей, выбрал одного.
— Вызовите «Скорую помощь», — обратился он к приглянувшемуся ему молодому человеку. — Он еще жив.
Мужчина повернулся и побежал к аптеке. Падильо встал и попятился в толпу. Я пристроился к нему. Несколько секунд спустя мы уже шли по направлению к Кей-стрит.
— Его ключ у меня, — сообщил Падильо.
— Давай посмотрим, что у него в номере.
Треть «Ласалля» занимали конторы различных фирм, вторую — постоянные жильцы, и лишь остальное отводилось приезжим. В вестибюле не стояли удобные кресла и никто не следил, кто поднимается в кабинах автоматических лифтов. Мы вышли на седьмом этаже и нашли нужную дверь. Андерхилла поселили в однокомнатном номере, который обходился ему в девять долларов в сутки, с двухспальной кроватью, кондиционером и телевизором. Чемодан, довольно потрепанный, стоял в стенном шкафу под еще одним твидовым костюмом и плащом. В карманах адреса мы не обнаружили, так же, как и в чемодане.
Падильо заглянул в ящики комода, я обследовал шкафчик в ванной. Помазок, мыло, зубная щетка, паста, расческа. Все аккуратно разложено. Мысли у Андерхилла, возможно, и путались, но вещи свои он держал в полном порядке.
Адрес нашел Падильо, в одном из ящиков. В маленькой записной книжке. Я переписал адрес, а потом Падильо пролистал книжку.
— Более ничего интересного, — он бросил ее в ящик. — А вот и деньги, — он протянул мне папку с замочком. Внутри лежали пачки пятифунтовых банкнот. Каждая с бумажкой, свидетельствующей о том, что в пачке ровно пятьсот фунтов.
— Семнадцать тысяч, — предположил я.
— Вероятно.
— Мы их возьмем?
— Лучше мы, чем люди Ван Зандта. При случае отправим их его жене, которая поймет, что это за деньги.
— Еще бы, ей же все известно.
— В том числе и адрес их тайной резиденции. Кстати, где она располагается?
— Квартал 2900 по Кэмбридж-плейс, Северо-Запад.
— Ты знаешь, где это?
— Приблизительно. В Джорджтауне.
— Какой же это негритянский район?
— Да, негров там нет уже лет тридцать пять.
— Давай-ка вернемся ко мне. Мне нужно кое-куда позвонить.
Вниз мы спустились на том же лифте и пересекли Коннектикут-авеню. У тротуара, почти напротив «Мэйфлауэр», стояли две патрульные машины с включенными маячками. Трое полицейских задавали вопросы каким-то людям, которые качали головами, показывая, что ничего не знают. Четвертый полицейский что-то измерял рулеткой. Еще один посыпал то ли песком, то ли опилками влажное пятно на мостовой. Ивлина Андерхилла уже увезли. Впервые ли он приехал в Соединенные Штаты, почему-то подумалось мне.
Падильо только поворачивал ключ в замке, когда зазвонил телефон. Он быстро подошел к столу, взял трубку.
— Слушаю, — и тут же передал ее мне. — Это тебя.
Я поздоровался и услышал:
— Вас, похоже, не очень заботит благополучие вашей жены, мистер Маккоркл?
— Наоборот, еще как заботит. Она у вас?
— Да. Пока она в полном здравии. Но вы не следуете полученным инструкциям. Мы не потерпим никаких отклонений.
— Дайте мне поговорить с моей женой.
— Вас же просили никому не говорить о задании мистера Падильо.
— Мы никому не говорили. Передайте трубку моей жене.
— Вы разговаривали с Андерхиллом.
— В номер отеля может зайти кто угодно.
— Чего хотел от вас Андерхилл, мистер Маккоркл?
— Прежде всего он хотел остаться в живых. Передайте трубку моей жене.
— Вы рассказали ему о задании мистера Падильо?
— В этом не было необходимости. Он и так все знал. Чья-то жена ввела его в курс дела. Возможно, ваша. Теперь я могу поговорить с моей?
— Мистер Падильо собирается выполнять наше задание? Вновь хочу вас предупредить, мы настроены серьезно.
— Да, собирается. Но лишь при условии, что вы передадите трубку моей жене. Я должен убедиться, что она жива.
— Очень хорошо, мистер Маккоркл. Вы можете перекинуться парой слов с миссис Маккоркл.
— Фредль... как ты?
— Все нормально, дорогой. Только ужасно устала, — голос ровный, смирившийся с неизбежным.
— Я сделаю все, что смогу. Майк со мной.
— Я знаю. Мне сказали.
— Они обращаются с тобой хорошо?
— Да, дорогой, но... — она вскрикнула и тут же раздался мужской голос:
— До сих пор мы обращались с ней хорошо, мистер Маккоркл. Сами видите, мы шутить не намерены.
И в трубке послышались гудки отбоя.
— Ты говорил, что это заговор трех, Ван Зандт и два его дружка. С нами число посвященных расширилось до шести. А теперь, похоже, о намеченном убийстве знает весь избирательный округ Андерхилла. О Господи, это не заговор, а конгресс.
— Чего ты разбушевался? — осадил меня Падильо.
— Я нервничаю.
— Это заметно.
Он подтянул стул, сел напротив Андерхилла, закурил.
— Вы видели меня в Ломе?
Тот кивнул.
— В отеле, после того, как те двое поговорили с вами.
— Вы их знаете?
— Мы вместе выросли.
— И вы думаете, что они предлагали мне убить вашего премьер-министра?
— Это я знаю наверняка, — вновь его окутали клубы дыма. — Видите ли, мистер Падильо, белых в нашей стране немного, сто тысяч, не более. А государственные чиновники — еще более тесный мирок. Мы не сильны в шпионаже, знаете ли. Нет опыта. Но информация, касающаяся вас, поступила от очень надежного источника.
— Что же это за источник?
Вновь Андерхилл улыбнулся.
— Вы помните того мужчину из беседовавших с вами в Ломе, что назвался Краусом? Повыше ростом, который сначала прикидывался немцем, а потом признал, что он — министр транспорта?
— Помню, — кивнул Падильо.
— Бедняга не умеет хранить секреты. Вернувшись, он рассказал обо всем жене, разумеется, заставив ее поклясться, что она никому ничего не скажет.
— Но она сказала.
— Естественно.
— Кому?
— Своей сестре... моей жене.
Падильо встал, прошелся по комнате.
— Можем мы заказать выпивку в номер?
— Сними трубку и попроси бюро обслуживания принести сюда бутылку и лед.
Падильо последовал моему совету, а положив трубку, вновь повернулся к Андерхиллу.
— Вы сказали, что видели меня в Ломе... издалека. Как вы там оказались?
— Я приглядывал за парочкой, что заявилась к вам. Еще раз хочу подчеркнуть, что белых в нашей стране совсем немного. И среди них есть группа людей, которые не хотят, чтобы упрямство, ненависть и жестокость других белых привели к социальному и экономическому хаосу. Мы собрали некую сумму денег, кто внес свои сбережения, кто заложил дом, и намерены использовать эти средства, чтобы воспрепятствовать этому старому дураку Ван Зандту умереть смертью мученика. Если вы убьете его, в стране устроят кровавую баню. Я — профессор романских языков в нашем университете и не силен в подобных переговорах, но готов предложить вам семнадцать тысяч фунтов за отказ от убийства Ван Зандта. Возможно, противоположная сторона предложила вам больше, но это все деньги, которые нам удалось собрать. Если вы отвергнете наше предложение и согласитесь убить премьер-министра, мне придется изыскать возможность убить вас.
— А почему вы не обратились в полицию? — спросил я. — Или в ФБР? Неужели к их помощи уже никто не прибегает?
— Сказать по чести, я не обратился к ним лишь потому, что мы не хотим вмешивать их, да и любое другое государственное учреждение в это дело. Если ваше правительство узнает о подробностях этого заговора, они первым делом обратятся за разъяснениями к Ван Зандту. Тот, естественно, будет все отрицать, и на этом будет поставлена точка.
Но, господа, дело в том, что мы за покушение. Но закончиться оно должно неудачно. Более того, нам необходимо получить доказательства того, что покушение это подготовлено и осуществлено на деньги Ван Зандта и его приспешников. Вот за это мы и готовы предложить семнадцать тысяч долларов вам, мистер Падильо, и, разумеется, вам, мистер Маккоркл.
— Ваши друзья в Ломе действовали точно так же. Они пообещали убить меня, если я не убью премьер-министра. И обещание их последовало за моим отказом убить Ван Зандта за деньги, причем названная ими цифра значительно превышала вашу.
Андерхилл покивал.
— Да, человеческая жизнь для них не стоит и пенни. Должен признать, пока я и представить себе не могу, как это сделать. В смысле, убить вас. А какова их последняя цена?
— Они пообещали убить мою жену, если Падильо не убьет Ван Зандта, — вмешался я. — Они ее похитили.
— О Господи. Вы оказались в щекотливом положении, не так ли?
В дверь постучали, и Эл, официант бюро обслуживания, внес в номер бутылку шотландского, лед и бокалы. Справился, не нужно ли нам чего еще, и мы заверили его, что теперь у нас есть все необходимое. Падильо подписал чек, и Эл ретировался, рассыпаясь в благодарностях. Я разлил виски и спросил Андерхилла, добавить ли ему льда. Он отрицательно покачал головой.
— Мистер Андерхилл, — прервал затянувшуюся паузу Падильо, — у меня нет ни малейшего желания убивать вашего премьер-министра.
— Рад это слышать. Хотя должен отметить, что в подобных делах ваша репутация чрезвычайно высока.
— С чего вы это взяли?
— Один тип из Берлина предложил продать нам информацию, которую уже торганул людям Ван Зандта. Взял с нас двести фунтов. Ван Зандт, похоже, заплатил куда больше. Информация касалась вас, мистер Падильо. Досье у него подобралось обширнейшее. Упоминались в нем и вы, мистер Маккоркл. Если я не ошибаюсь, вам принадлежал ресторан в Бонне.
Далее разговор перескакивал с темы на тему. То ли Андерхилл умело вел его, то ли у него разбегались мысли. И я предпринял попытку вернуться к интересующему меня вопросу.
— Мистер Андерхилл, не знаете ли вы, кто похитил мою жену и где ее сейчас держат?
— Кто, я знаю почти наверняка. И скорее всего могу сказать, где ее держат. Но, судя по всему, за эти сведения я могу получить высокую цену, не так ли?
— Полагаю, вам не следует торговаться с мистером Маккорклом, когда дело касается его жены, — заметил Падильо.
— Наверное, не стоит. Это так жестоко.
— Если вы не скажете мистеру Маккорклу, где его жена, боюсь, он выбьет из вас эти сведения.
— Кто ее похитил? — повторил я.
— Вероятнее всего, Уэнделл Боггз и Льюис Дарраф.
— Кто они?
— Один — министр транспорта, второй — внутренних дел. Те самые, кто встречался с мистером Падильо в Ломе.
— Вы хотите сказать, что два члена вашего кабинета министров похитили мою жену?
— Скорее всего. Они довольно-таки молодые. Вашего возраста. И способны на все. Я знаю, что сейчас они в Соединенных Штатах.
— Вам известно, где они остановились?
— У них дом в Вашингтоне. Адрес у меня есть, но я оставил его в отеле. К сожалению, назвать по памяти не могу. Цифры и названия в голове не держатся.
— Как вы узнали об этом доме?
— Мне сказала жена. Мы с Боггзом женаты на родных сестрах, его жена поняла, что задуманное им к добру не приведет, и решила посоветоваться с сестрой. Уэнделл, похоже, делится с женой всем. А адрес я записал, потому что знал наверняка, что забуду его, а он может и пригодиться.
— Где вы остановились?
— В «Ласалле». Через дорогу.
— Так давайте перейдем на другую сторону улицы, поднимемся в ваш номер и взглянем на адрес, — голос мой звучал сурово и решительно.
— И тогда мы могли бы обсудить, как предотвратить убийство Ван Зандта?
— Мы поговорим и об этом, — кивнул Падильо.
— Я не знаю, сколько вы обычно получаете за такую работу, мистер Падильо, но семнадцать тысяч фунтов в моей стране — большие деньги.
— И в других тоже, — Падильо открыл дверь.
Коннектикут-авеню мы пересекали по «зебре». Андерхилл шел чуть впереди, попыхивая трубкой, его тонкие руки болтались из стороны в сторону. Падильо чуть кривился, словно от боли.
— Бок все еще беспокоит? — спросил я его.
Ответить он не успел. Стоявшая у аптеки машина резко рванула с места и разогналась уже до тридцати пяти миль, когда ее бампер ударил по коленям Андерхилла, капот — по груди, распластав его по мостовой. Падильо, отставший на полшага, схватил меня за руку и потащил назад. Нужды в этом не было. Зеленый «форд» и я разминулись как минимум на два фута. Колеса его размазали по мостовой худого седовласого мужчину, который преподавал романские языки и понятия не имел, что надо делать, если возникает необходимость убить человека. Автомобиль же, не снижая скорости, свернул на Эль-стрит и скрылся из виду. Мужчина, сидевший рядом с водителем, один раз оглянулся.
Падильо тут же забыл про боль в боку и склонился над Андерхиллом. Вокруг уже собралась толпа, и все повторяли одну фразу: "Надо вызвать «Скорую». Никто, однако, не спешил к телефонной будке. Трубка, которую курил Андерхилл, еще дымилась в футе от его головы, по которой проехалось заднее левое колесо.
Руки Падильо быстро пробежались по карманам Андерхилла. Он поднял голову, оглядел лица уставившихся на него людей, выбрал одного.
— Вызовите «Скорую помощь», — обратился он к приглянувшемуся ему молодому человеку. — Он еще жив.
Мужчина повернулся и побежал к аптеке. Падильо встал и попятился в толпу. Я пристроился к нему. Несколько секунд спустя мы уже шли по направлению к Кей-стрит.
— Его ключ у меня, — сообщил Падильо.
— Давай посмотрим, что у него в номере.
Треть «Ласалля» занимали конторы различных фирм, вторую — постоянные жильцы, и лишь остальное отводилось приезжим. В вестибюле не стояли удобные кресла и никто не следил, кто поднимается в кабинах автоматических лифтов. Мы вышли на седьмом этаже и нашли нужную дверь. Андерхилла поселили в однокомнатном номере, который обходился ему в девять долларов в сутки, с двухспальной кроватью, кондиционером и телевизором. Чемодан, довольно потрепанный, стоял в стенном шкафу под еще одним твидовым костюмом и плащом. В карманах адреса мы не обнаружили, так же, как и в чемодане.
Падильо заглянул в ящики комода, я обследовал шкафчик в ванной. Помазок, мыло, зубная щетка, паста, расческа. Все аккуратно разложено. Мысли у Андерхилла, возможно, и путались, но вещи свои он держал в полном порядке.
Адрес нашел Падильо, в одном из ящиков. В маленькой записной книжке. Я переписал адрес, а потом Падильо пролистал книжку.
— Более ничего интересного, — он бросил ее в ящик. — А вот и деньги, — он протянул мне папку с замочком. Внутри лежали пачки пятифунтовых банкнот. Каждая с бумажкой, свидетельствующей о том, что в пачке ровно пятьсот фунтов.
— Семнадцать тысяч, — предположил я.
— Вероятно.
— Мы их возьмем?
— Лучше мы, чем люди Ван Зандта. При случае отправим их его жене, которая поймет, что это за деньги.
— Еще бы, ей же все известно.
— В том числе и адрес их тайной резиденции. Кстати, где она располагается?
— Квартал 2900 по Кэмбридж-плейс, Северо-Запад.
— Ты знаешь, где это?
— Приблизительно. В Джорджтауне.
— Какой же это негритянский район?
— Да, негров там нет уже лет тридцать пять.
— Давай-ка вернемся ко мне. Мне нужно кое-куда позвонить.
Вниз мы спустились на том же лифте и пересекли Коннектикут-авеню. У тротуара, почти напротив «Мэйфлауэр», стояли две патрульные машины с включенными маячками. Трое полицейских задавали вопросы каким-то людям, которые качали головами, показывая, что ничего не знают. Четвертый полицейский что-то измерял рулеткой. Еще один посыпал то ли песком, то ли опилками влажное пятно на мостовой. Ивлина Андерхилла уже увезли. Впервые ли он приехал в Соединенные Штаты, почему-то подумалось мне.
Падильо только поворачивал ключ в замке, когда зазвонил телефон. Он быстро подошел к столу, взял трубку.
— Слушаю, — и тут же передал ее мне. — Это тебя.
Я поздоровался и услышал:
— Вас, похоже, не очень заботит благополучие вашей жены, мистер Маккоркл?
— Наоборот, еще как заботит. Она у вас?
— Да. Пока она в полном здравии. Но вы не следуете полученным инструкциям. Мы не потерпим никаких отклонений.
— Дайте мне поговорить с моей женой.
— Вас же просили никому не говорить о задании мистера Падильо.
— Мы никому не говорили. Передайте трубку моей жене.
— Вы разговаривали с Андерхиллом.
— В номер отеля может зайти кто угодно.
— Чего хотел от вас Андерхилл, мистер Маккоркл?
— Прежде всего он хотел остаться в живых. Передайте трубку моей жене.
— Вы рассказали ему о задании мистера Падильо?
— В этом не было необходимости. Он и так все знал. Чья-то жена ввела его в курс дела. Возможно, ваша. Теперь я могу поговорить с моей?
— Мистер Падильо собирается выполнять наше задание? Вновь хочу вас предупредить, мы настроены серьезно.
— Да, собирается. Но лишь при условии, что вы передадите трубку моей жене. Я должен убедиться, что она жива.
— Очень хорошо, мистер Маккоркл. Вы можете перекинуться парой слов с миссис Маккоркл.
— Фредль... как ты?
— Все нормально, дорогой. Только ужасно устала, — голос ровный, смирившийся с неизбежным.
— Я сделаю все, что смогу. Майк со мной.
— Я знаю. Мне сказали.
— Они обращаются с тобой хорошо?
— Да, дорогой, но... — она вскрикнула и тут же раздался мужской голос:
— До сих пор мы обращались с ней хорошо, мистер Маккоркл. Сами видите, мы шутить не намерены.
И в трубке послышались гудки отбоя.
Глава 8
Я стоял посреди комнаты, уставившись на зажатую в руке трубку. Потом положил ее на рычаг и посмотрел на Падильо.
— Они заставили ее закричать. Причинили ей боль, и она закричала.
Он кивнул и отвернулся к окну.
— Более они не будут мучить ее. Они лишь демонстрировали тебе серьезность своих намерений.
— Фредль не из крикливых. Она не стала бы кричать, если в увидела бегающую по полу мышь.
— Я знаю. Ей причинили боль. Возможно, заломили руку. Но не более. Нет смысла мучить ее. Она не знает, где спрятаны изумруды.
— Не знаю, долго ли я смогу тут высидеть.
— Мы должны ждать, — возразил Падильо.
— Я хотел бы ждать, одновременно что-то делая.
— Так не бывает, — он подошел ко мне. — Одно ты должен уяснить раз и навсегда: или они ее убьют, или мы ее выцарапаем. Но для этого нужны ясный ум и твердая рука. А если ты будешь все время думать о том, как ей плохо, у тебя поедет крыша.
— Возможно, и поедет, потому что я им верю. Они меня убедили. Крики моей жены действуют на меня. Я бы поверил им, если в они сказали, что намерены выбрать ее мисс министерства торговли.
— Мы подождем, — говорил Падильо отрывисто, словно рубил. — Ожидание — один из методов их воздействия на нас. Они знают, как это тяжело, и рассчитывают, что крик жены заставит тебя дрогнуть, а потому ты будешь хвататься за соломинки, вместо того чтобы методично готовиться к ее спасению. А готовиться нужно, иначе ты не увидишь ее живой. Мы вдвоем уже не такая большая сила. Несколько лет тому назад, возможно, но не теперь. Нам нужна помощь. И мы должны ждать, пока она прибудет.
— Мы подождем, — откликнулся я.
— Вот и отлично. Подождем.
Я заставил себя разлить по бокалам виски и включил телевизор. Показывали викторину для домохозяек. Им предлагалось определить общую стоимость глиссера без мотора, настольного трехцветного ксерокса, ящика крема для загара и кетчупа, потребляемого среднестатистической семьей за год. Я предположил, что все это стоит двадцать девять тысяч четыреста пятьдесят восемь долларов и сорок два цента, но победила домохозяйка из Мемфиса, положившая на все тридцать шесть тысяч долларов. От многоцветного ксерокса я бы не отказался.
— Ты часто смотришь телевизор? — спросил Падильо.
— Случается. Телевидение, как Китай. Если его не замечать, оно только становится хуже.
Падильо попытался оценить следующую группу товаров, но оказался лишь третьим, пропустив вперед блондинку из Галвестона и бабулю из Сент-Пола. Бабуля выиграла доску для серфинга, ходули любопытной конструкции, годовое обучение в школе фотографии, глобус диаметром в четыре фута и японскую спортивную машину. Падильо отметил, что с удовольствием взял бы себе глобус.
Зазвонил телефон. Падильо потянулся к трубке, а я выключил телевизор. Звонили по межгороду, и, когда телефонистка убедилась, что говорит с Падильо, он смог поздороваться с абонентом на другом конце провода. А послушав какое-то время, добавил: «Я звоню насчет должка. Хотел бы получить его сегодня, — и после паузы: — Хорошо. Жду тебя по такому адресу», — и назвал номер дома и квартиры на Фэамонт-стрит, где жила подружка Хардмана. Затем попрощался и положил трубку.
— Ян Димек звонил из Нью-Йорка. Он в Ла Гардия[5]. Чуть опоздал на самолет, так что прилетит следующим.
В течение получаса телефон звонил дважды, и каждый раз разговор продолжался лишь две-три минуты. Падильо не приходилось ни объяснять, ни уговаривать. Он лишь напоминал про должок и называл место встречи.
— Твои друзья? — поинтересовался я.
— Нет, конечно.
— Так кто же?
— Агенты, с которыми мне приходилось иметь дело. Димек — поляк и работает на польскую разведку. Он приписан к польской миссии в ООН, но большую часть времени проводит в Вашингтоне. Магда Шадид работает и на Венгрию, и на Сирию, обе стороны это знают, но продолжают сотрудничать с ней, потому что обходятся ее услуги недорого, да и секретов что у Венгрии, что у Сирии немного. Последний, Филип Прайс, англичанин, и его прикрытие — компания по производству прохладительных напитков.
— А чем они обязаны тебе?
— Все они — двойные агенты. Я их завербовал, и они работают на Дядю Сэма.
— И, если они взбрыкнут, ты шепнешь пару слов их основным работодателям.
— Совершенно верно, только шептать мне не придется. Для этого есть письма, которые отправит при необходимости наш адвокат в Бонне. Прием старый, но действует безотказно.
— Но он же полагает, что ты умер? Он так сокрушался о твоей смерти.
— По моей просьбе. Я звонил ему из Швейцарии.
— Но он же и мой адвокат.
— Сам видишь, интересы клиентов для него превыше всего.
— Англичане не убьют Прайса за то, что он — двойной агент?
— Не убьют, но он потеряет полторы тысячи долларов, которые мы платим ему из месяца в месяц. А деньги он будет получать, лишь находясь на службе у Англии.
— Они знакомы друг с другом?
— Если не лично, то понаслышке. Они же не любители, а профессионалы и в любом деле должны знать, кто есть кто.
— Должно быть, они питают к тебе самые теплые чувства.
Падильо пожал плечами и усмехнулся.
— Они не перебегут на другую сторону только потому, что этого захотела их левая нога. Двойными агентами они стали из-за денег. Работа эта непыльная, и они не хотели бы терять ее. Так что я могу обратиться к ним с просьбой. Один раз. Второго уже не будет.
В дверь постучали. Падильо впустил в гостиную Мустафу Али, и они приветствовали друг друга на арабском.
— Вы отлично знаете язык, — перешел Маш на английский. — Как поживаете, Мак?
— Все нормально.
— Хард просил привезти вас к Бетти. Вы готовы?
— Готовы, — кивнул Падильо. — Я только положу вот это в сейф, — и он взял со стола папку с семнадцатью тысячами фунтов, которые мог бы заработать, не убив Ван Зандта.
Мы спустились в вестибюль, нашли помощника управляющего, убедились, что папка оставлена в надежном месте, и проследовали к «бьюику». Он стоял под знаком «Стоянка запрещена», но на ветровом стекле мы не обнаружили штрафной квитанции.
— Телевизор и телефон в кабине наводят их на мысль, что владелец машины достаточно влиятелен, чтобы отмазаться от штрафа, — пояснил Маш. — Они ничем не хуже дипломатических номеров.
С Семнадцатой улицы мы свернули на Массачусетс-авеню, объехали площадь Скотта, взяли курс на Джорджия-авеню. В половине пятого дня машины еще не запрудили улицы, а потому ехали мы достаточно быстро.
— Если возникает необходимость защищаться, каким пистолетом вы посоветовали бы воспользоваться? — неожиданно спросил Падильо.
Маш искоса глянул на него.
— Для ближнего боя или на дальнюю цель?
— Для ближнего боя.
— Лучше «смит-вессона» калибра 38 с укороченным стволом не найти.
— Они заставили ее закричать. Причинили ей боль, и она закричала.
Он кивнул и отвернулся к окну.
— Более они не будут мучить ее. Они лишь демонстрировали тебе серьезность своих намерений.
— Фредль не из крикливых. Она не стала бы кричать, если в увидела бегающую по полу мышь.
— Я знаю. Ей причинили боль. Возможно, заломили руку. Но не более. Нет смысла мучить ее. Она не знает, где спрятаны изумруды.
— Не знаю, долго ли я смогу тут высидеть.
— Мы должны ждать, — возразил Падильо.
— Я хотел бы ждать, одновременно что-то делая.
— Так не бывает, — он подошел ко мне. — Одно ты должен уяснить раз и навсегда: или они ее убьют, или мы ее выцарапаем. Но для этого нужны ясный ум и твердая рука. А если ты будешь все время думать о том, как ей плохо, у тебя поедет крыша.
— Возможно, и поедет, потому что я им верю. Они меня убедили. Крики моей жены действуют на меня. Я бы поверил им, если в они сказали, что намерены выбрать ее мисс министерства торговли.
— Мы подождем, — говорил Падильо отрывисто, словно рубил. — Ожидание — один из методов их воздействия на нас. Они знают, как это тяжело, и рассчитывают, что крик жены заставит тебя дрогнуть, а потому ты будешь хвататься за соломинки, вместо того чтобы методично готовиться к ее спасению. А готовиться нужно, иначе ты не увидишь ее живой. Мы вдвоем уже не такая большая сила. Несколько лет тому назад, возможно, но не теперь. Нам нужна помощь. И мы должны ждать, пока она прибудет.
— Мы подождем, — откликнулся я.
— Вот и отлично. Подождем.
Я заставил себя разлить по бокалам виски и включил телевизор. Показывали викторину для домохозяек. Им предлагалось определить общую стоимость глиссера без мотора, настольного трехцветного ксерокса, ящика крема для загара и кетчупа, потребляемого среднестатистической семьей за год. Я предположил, что все это стоит двадцать девять тысяч четыреста пятьдесят восемь долларов и сорок два цента, но победила домохозяйка из Мемфиса, положившая на все тридцать шесть тысяч долларов. От многоцветного ксерокса я бы не отказался.
— Ты часто смотришь телевизор? — спросил Падильо.
— Случается. Телевидение, как Китай. Если его не замечать, оно только становится хуже.
Падильо попытался оценить следующую группу товаров, но оказался лишь третьим, пропустив вперед блондинку из Галвестона и бабулю из Сент-Пола. Бабуля выиграла доску для серфинга, ходули любопытной конструкции, годовое обучение в школе фотографии, глобус диаметром в четыре фута и японскую спортивную машину. Падильо отметил, что с удовольствием взял бы себе глобус.
Зазвонил телефон. Падильо потянулся к трубке, а я выключил телевизор. Звонили по межгороду, и, когда телефонистка убедилась, что говорит с Падильо, он смог поздороваться с абонентом на другом конце провода. А послушав какое-то время, добавил: «Я звоню насчет должка. Хотел бы получить его сегодня, — и после паузы: — Хорошо. Жду тебя по такому адресу», — и назвал номер дома и квартиры на Фэамонт-стрит, где жила подружка Хардмана. Затем попрощался и положил трубку.
— Ян Димек звонил из Нью-Йорка. Он в Ла Гардия[5]. Чуть опоздал на самолет, так что прилетит следующим.
В течение получаса телефон звонил дважды, и каждый раз разговор продолжался лишь две-три минуты. Падильо не приходилось ни объяснять, ни уговаривать. Он лишь напоминал про должок и называл место встречи.
— Твои друзья? — поинтересовался я.
— Нет, конечно.
— Так кто же?
— Агенты, с которыми мне приходилось иметь дело. Димек — поляк и работает на польскую разведку. Он приписан к польской миссии в ООН, но большую часть времени проводит в Вашингтоне. Магда Шадид работает и на Венгрию, и на Сирию, обе стороны это знают, но продолжают сотрудничать с ней, потому что обходятся ее услуги недорого, да и секретов что у Венгрии, что у Сирии немного. Последний, Филип Прайс, англичанин, и его прикрытие — компания по производству прохладительных напитков.
— А чем они обязаны тебе?
— Все они — двойные агенты. Я их завербовал, и они работают на Дядю Сэма.
— И, если они взбрыкнут, ты шепнешь пару слов их основным работодателям.
— Совершенно верно, только шептать мне не придется. Для этого есть письма, которые отправит при необходимости наш адвокат в Бонне. Прием старый, но действует безотказно.
— Но он же полагает, что ты умер? Он так сокрушался о твоей смерти.
— По моей просьбе. Я звонил ему из Швейцарии.
— Но он же и мой адвокат.
— Сам видишь, интересы клиентов для него превыше всего.
— Англичане не убьют Прайса за то, что он — двойной агент?
— Не убьют, но он потеряет полторы тысячи долларов, которые мы платим ему из месяца в месяц. А деньги он будет получать, лишь находясь на службе у Англии.
— Они знакомы друг с другом?
— Если не лично, то понаслышке. Они же не любители, а профессионалы и в любом деле должны знать, кто есть кто.
— Должно быть, они питают к тебе самые теплые чувства.
Падильо пожал плечами и усмехнулся.
— Они не перебегут на другую сторону только потому, что этого захотела их левая нога. Двойными агентами они стали из-за денег. Работа эта непыльная, и они не хотели бы терять ее. Так что я могу обратиться к ним с просьбой. Один раз. Второго уже не будет.
В дверь постучали. Падильо впустил в гостиную Мустафу Али, и они приветствовали друг друга на арабском.
— Вы отлично знаете язык, — перешел Маш на английский. — Как поживаете, Мак?
— Все нормально.
— Хард просил привезти вас к Бетти. Вы готовы?
— Готовы, — кивнул Падильо. — Я только положу вот это в сейф, — и он взял со стола папку с семнадцатью тысячами фунтов, которые мог бы заработать, не убив Ван Зандта.
Мы спустились в вестибюль, нашли помощника управляющего, убедились, что папка оставлена в надежном месте, и проследовали к «бьюику». Он стоял под знаком «Стоянка запрещена», но на ветровом стекле мы не обнаружили штрафной квитанции.
— Телевизор и телефон в кабине наводят их на мысль, что владелец машины достаточно влиятелен, чтобы отмазаться от штрафа, — пояснил Маш. — Они ничем не хуже дипломатических номеров.
С Семнадцатой улицы мы свернули на Массачусетс-авеню, объехали площадь Скотта, взяли курс на Джорджия-авеню. В половине пятого дня машины еще не запрудили улицы, а потому ехали мы достаточно быстро.
— Если возникает необходимость защищаться, каким пистолетом вы посоветовали бы воспользоваться? — неожиданно спросил Падильо.
Маш искоса глянул на него.
— Для ближнего боя или на дальнюю цель?
— Для ближнего боя.
— Лучше «смит-вессона» калибра 38 с укороченным стволом не найти.