Штеффи села на одеяло рядом с тетей Альмой. Та показала пальцем на завернутый в полотенце купальник и вопросительно посмотрела на нее. Штеффи покачала головой. Тетя Альма развернула сверток и достала купальник.
– Нет, – сказала Штеффи, – я не хочу купаться.
Тетя Альма что-то говорила и жестикулировала. Она протянула руки к Штеффи, приглашая пойти вместе с ней к воде. Но Штеффи упрямо трясла головой и наконец тетя Альма сдалась. Она сняла туфли и чулки и повела маленького Иона к берегу. Тот, держа мать за руку, осторожно потрогал воду пальцами ноги.
Дети ныряли со скал. Их звонкие голоса были отчетливо слышны на пляже. Они смеялись и отталкивали друг друга, чтобы нырнуть первыми. Девочки, которых Штеффи видела сегодня утром у дома тети Альмы, тоже были там. С ними – несколько мальчишек. Светловолосая девочка из магазина была в белом купальнике с красным бантом позади. Рыжеволосая – в зеленом.
Подбежала Нелли, отряхиваясь, как мокрая собака. Капли воды падали с ее косичек, когда она трясла головой.
– Вода теплая, Штеффи, – крикнула она. – Ты не пойдешь купаться?
– Представь себе, не пойду, – прошипела Штеффи.
– Почему? – спросила Нелли.
– Не твое дело.
– Пойдем, – упрямилась Нелли. – Я хочу купаться с тобой.
– Никогда в жизни не надену этот ужасный купальник, – ответила Штеффи. – Никогда!
– Ну как хочешь, значит, ты не сможешь пойти купаться, – деловито сказала Нелли. – Я вот собираюсь провести в воде весь день.
Она стояла поодаль в своем желтом купальнике и выглядела довольной. Не глядя, Штеффи зачерпнула горсть крупного песка с галькой и бросила его в Нелли. Попала по ногам, но Нелли расплакалась, и прибежала тетя Альма. Она крепко схватила Штеффи за плечо и встряхнула ее. Затем принялась утешать Нелли и повела ее к воде смывать песок.
Штеффи сидела на одеяле, изнывая от жары. Если бы она не повздорила с сестрой, то могла бы разуться и побродить по мелководью. Но теперь она вынуждена оставаться на своем месте и смотреть, как Нелли и Эльза собирают раковины на берегу, а тетя Альма играет с Ионом. Одеяло было похоже на маленький островок, на котором Штеффи осталась совсем одна.
Дети у скал закончили купаться. Они вытирались и, хихикая, переодевались. Девочки по очереди закрывали друг друга полотенцем и снимали купальники. Мальчишки пытались заглянуть за полотенце.
Когда дети подошли к пляжу, Штеффи отвела от них взгляд. Девчоночий голос что-то прокричал. Штеффи не двигалась. Если она не будет обращать на них внимания, возможно, они просто пройдут мимо. Одной рукой она копала песок и упрямо смотрела вниз.
Дети болтали без умолку и хохотали. Штеффи посмотрела им вслед. Светловолосая девочка шла в центре группы. Дойдя до велосипедов, ее рыжеволосая подруга обернулась. Она подняла руку, будто подавая Штеффи какой-то знак.
Когда Штеффи вернулась домой, тетя Марта указала на свернутое в узел полотенце, а затем на бельевую веревку, натянутую от угла дома до деревянного столба в глубине сада. Штеффи решила было показать, что купальник и полотенце сухие. Но не осмелилась и направилась к веревке. У дровяного сарая она увидела зеленый насос, и ей удалось накачать воды.
Штеффи подержала купальник под струей, пока тот как следует не намок. Затем снова завернула его в полотенце. Полотенце пропиталось влагой, как если бы она вытерлась после купания. Штеффи развесила купальник и полотенце на веревке. Тетя Марта ничего не заметит.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
– Нет, – сказала Штеффи, – я не хочу купаться.
Тетя Альма что-то говорила и жестикулировала. Она протянула руки к Штеффи, приглашая пойти вместе с ней к воде. Но Штеффи упрямо трясла головой и наконец тетя Альма сдалась. Она сняла туфли и чулки и повела маленького Иона к берегу. Тот, держа мать за руку, осторожно потрогал воду пальцами ноги.
Дети ныряли со скал. Их звонкие голоса были отчетливо слышны на пляже. Они смеялись и отталкивали друг друга, чтобы нырнуть первыми. Девочки, которых Штеффи видела сегодня утром у дома тети Альмы, тоже были там. С ними – несколько мальчишек. Светловолосая девочка из магазина была в белом купальнике с красным бантом позади. Рыжеволосая – в зеленом.
Подбежала Нелли, отряхиваясь, как мокрая собака. Капли воды падали с ее косичек, когда она трясла головой.
– Вода теплая, Штеффи, – крикнула она. – Ты не пойдешь купаться?
– Представь себе, не пойду, – прошипела Штеффи.
– Почему? – спросила Нелли.
– Не твое дело.
– Пойдем, – упрямилась Нелли. – Я хочу купаться с тобой.
– Никогда в жизни не надену этот ужасный купальник, – ответила Штеффи. – Никогда!
– Ну как хочешь, значит, ты не сможешь пойти купаться, – деловито сказала Нелли. – Я вот собираюсь провести в воде весь день.
Она стояла поодаль в своем желтом купальнике и выглядела довольной. Не глядя, Штеффи зачерпнула горсть крупного песка с галькой и бросила его в Нелли. Попала по ногам, но Нелли расплакалась, и прибежала тетя Альма. Она крепко схватила Штеффи за плечо и встряхнула ее. Затем принялась утешать Нелли и повела ее к воде смывать песок.
Штеффи сидела на одеяле, изнывая от жары. Если бы она не повздорила с сестрой, то могла бы разуться и побродить по мелководью. Но теперь она вынуждена оставаться на своем месте и смотреть, как Нелли и Эльза собирают раковины на берегу, а тетя Альма играет с Ионом. Одеяло было похоже на маленький островок, на котором Штеффи осталась совсем одна.
Дети у скал закончили купаться. Они вытирались и, хихикая, переодевались. Девочки по очереди закрывали друг друга полотенцем и снимали купальники. Мальчишки пытались заглянуть за полотенце.
Когда дети подошли к пляжу, Штеффи отвела от них взгляд. Девчоночий голос что-то прокричал. Штеффи не двигалась. Если она не будет обращать на них внимания, возможно, они просто пройдут мимо. Одной рукой она копала песок и упрямо смотрела вниз.
Дети болтали без умолку и хохотали. Штеффи посмотрела им вслед. Светловолосая девочка шла в центре группы. Дойдя до велосипедов, ее рыжеволосая подруга обернулась. Она подняла руку, будто подавая Штеффи какой-то знак.
Когда Штеффи вернулась домой, тетя Марта указала на свернутое в узел полотенце, а затем на бельевую веревку, натянутую от угла дома до деревянного столба в глубине сада. Штеффи решила было показать, что купальник и полотенце сухие. Но не осмелилась и направилась к веревке. У дровяного сарая она увидела зеленый насос, и ей удалось накачать воды.
Штеффи подержала купальник под струей, пока тот как следует не намок. Затем снова завернула его в полотенце. Полотенце пропиталось влагой, как если бы она вытерлась после купания. Штеффи развесила купальник и полотенце на веревке. Тетя Марта ничего не заметит.
Глава 8
Всю неделю на острове было солнечно. Каждый день Штеффи проходила долгий путь от белого домика на краю земли до желтого, с застекленной верандой.
Каждый день тетя Альма водила сестер и своих детей на пляж.
Каждый день Штеффи в одежде сидела на одеяле, пока Нелли и малыши плескались у берега, а дети постарше ныряли с утеса.
Возможно, тетя Альма решила, что Штеффи не умеет плавать и стесняется этого. Во всяком случае, она больше не пыталась уговаривать ее.
Проснувшись однажды утром и не увидев солнечных лучей, падающих на пол у окна, Штеффи почувствовала облегчение. Стало облачно и ветрено. Прежде чем, как обычно, отправиться к тете Альме, Штеффи надела кофту. Тетя Марта показала пальцем на купальник, висевший на бельевой веревке, и покачала головой. Она что-то сказала, и Штеффи поняла слова «купаться» и «холодно».
– Не купаться, – сказала Штеффи. – Нелли… – на большее ее шведского не хватило.
Тетя Марта кивнула и повела Штеффи в комнату, где висели настенные часы. Она показала на циферблате цифру «3» и сказала:
– Приходи домой. В три часа.
Штеффи кивнула. В три часа.
– Эверт, – сказала тетя Марта. – Отец. Приедет домой.
Штеффи притворилась, что поняла. Так проще всего.
Малыши и Нелли сидели за большим столом на кухне тети Альмы и рисовали, сама тетя Альма что-то замешивала в миске. Она всегда была чем-то занята: готовила еду, пекла, мыла посуду, чистила, убирала. Но, в отличие от тети Марты, которая вела хозяйство с такой серьезностью, что челюсти сводило, тете Альме, казалось, это было совсем не в тягость. Поварешки, тряпки для мытья посуды, половые щетки так и плясали в ее руках, действуя, словно сами по себе. Тесто легко отскакивало от стола к столу, тарелки перелетали из таза для мытья посуды в сушилку.
Нелли подняла взгляд от своего рисунка и сказала:
– Мы не пойдем сегодня купаться.
– Прекрасно, – ответила Штеффи.
Она взяла лист бумаги и карандаш и принялась рисовать девичье лицо с большими глазами и кудрявыми волосами. Над губами она трудилась особенно тщательно. Они должны быть тонкими, изящно изогнутыми, словно лук Амура. Штеффи несколько раз стирала ластиком неверные линии, прежде чем осталась довольной рисунком. Девочка получилась печальной. Красивой и печальной. Совсем как Эви, ее лучшая подруга в Вене. Эльза пришла в восторг от рисунка Штеффи. Сама она рисовала принцесс в розовых платьях с длинными золотистыми волосами. Ион был еще слишком мал, чтобы рисовать аккуратно. «Получаются только черточки и каракули», – подумала Штеффи.
Она обошла стол и заглянула через плечо Нелли. На рисунке были изображены двое людей, стоящие на тротуаре на коленях. Рядом – человек в униформе. В руках он держал пистолет и направлял его на стоящих на коленях людей. Позади них, на прямоугольной витрине, большими красными буквами было написано: «ЕВРЕЙ».
Штеффи знала, что имела в виду Нелли. Она тоже это видела, почти полтора года назад, когда немцы заняли Вену.
Родители с девочками возвращались домой из парка. У магазина, в котором мама обычно покупала себе меха, пожилой торговец и его жена стояли на коленях и терли тротуар обувными щетками. Человек в униформе с пистолетом в руке следил за ними. Вокруг собралась толпа зевак. Никто не помог пожилой чете. Наоборот, люди смеялись и издевались над ними. На витрине магазина кто-то написал огромными красными буквами слово «ЕВРЕЙ».
Штеффи взяла сестру за руку и отвела ее в сторону.
– Ты не должна рисовать такое, – сказала она. – Лучше нарисуй что-нибудь красивое.
Она отняла у Нелли рисунок и смяла его.
– Зачем ты это сделала? – возмутилась Нелли.
– Нарисуй красивый рисунок, – повторила Штеффи. – Такой, какой бы ты смогла подарить тете Альме.
Но Нелли не хотела больше рисовать.
– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказала она Штеффи и потащила сестру в гостиную. Там стояла старинная софа с прямой спинкой, стол на резной ножке, накрытый вязаной скатертью, несколько стульев с мягкой обивкой. И небольшой белый орган. Именно его хотела показать Нелли.
– Пианино, – сказала она. – Здесь есть пианино.
– Это не пианино, это – орган, – поправила ее Штеффи. – Как в школе, ты же знаешь.
– Это почти то же самое, – сказала Нелли и села на маленькую скамью у органа. Ее короткие ножки едва доставали до педалей.
– Я смогу играть на нем. Я сыграю для тети Альмы.
Нелли принялась наигрывать детскую песенку. Штеффи обошла комнату. У стены стоял шкаф со стеклянными дверцами. В нем было много разных милых вещиц: шкатулка, покрытая раковинами, фарфоровая корзинка, украшенная маленькими розовыми бутончиками, две фарфоровые статуэтки, изображающие пастуха и пастушку, и многое другое.
Самой красивой оказалась маленькая фарфоровая собачка. Она была белой с коричневыми пятнами, а нос – не просто черный, а позолоченный. На шее – голубой ошейник, голова склонена набок.
– Нелли, – крикнула из кухни тетя Альма. – Нелли, прекращай играть, слезай со скамьи и иди сюда.
Штеффи осталась у шкафа и не могла отвести взгляд от фарфоровой собачки. Она была такая славная. Штеффи захотелось просто подержать ее немного в руках. Медный ключ был вставлен в замочную скважину стеклянной двери. Штеффи повернула его, открыла шкаф и осторожно достала собачку. Фарфор приятно холодил ладонь. Она осмотрела собачку со всех сторон и тихонько похлопала ее.
– Мими, – прошептала она фарфоровой собачке. – Тебя зовут Мими.
– Штеффи, – раздался из кухни голос тети Альмы.
Не успевая сообразить, что она делает, Штеффи сунула фарфоровую собачку в карман платья. Локтем толкнула дверцу шкафа, и она затворилась.
На кухне тетя Альма поставила на стол молоко и бутерброды. Штеффи съела совсем немножко. У тети Альмы она была гостем, еще одним гостем, которого нужно кормить. Поэтому, когда тетя Альма предложила ей второй бутерброд, она поблагодарила и отказалась.
– Я… не голодна, – запинаясь сказала Штеффи по-шведски. Она пользовалась только правой рукой, когда ела и пила. Левая сжимала фарфоровую собачку в кармане. Нужно поставить ее на место как можно скорее.
После еды тетя Альма отправила всех в сад. Она собралась навести порядок в доме, и не хотела, чтобы дети ей мешали.
Маленькая фарфоровая фигурка жгла карман. Штеффи все время держала собачку в руке, чтобы та не ударилась обо что-нибудь и не разбилась. Тихо сидя в саду, Штеффи ждала, когда тетя Альма снова их позовет. Тогда у нее будет шанс проскользнуть в гостиную и поставить фигурку на место в шкаф.
Сквозь открытое окно Штеффи услышала, как забили настенные часы. Один, два, три удара. Уже три часа. Пора домой.
– Я пошла, – крикнула она Нелли.
Мими была вынуждена отправиться вместе с ней в белый дом. Завтра наверняка представится удобная возможность поставить фигурку на место.
Каждый день тетя Альма водила сестер и своих детей на пляж.
Каждый день Штеффи в одежде сидела на одеяле, пока Нелли и малыши плескались у берега, а дети постарше ныряли с утеса.
Возможно, тетя Альма решила, что Штеффи не умеет плавать и стесняется этого. Во всяком случае, она больше не пыталась уговаривать ее.
Проснувшись однажды утром и не увидев солнечных лучей, падающих на пол у окна, Штеффи почувствовала облегчение. Стало облачно и ветрено. Прежде чем, как обычно, отправиться к тете Альме, Штеффи надела кофту. Тетя Марта показала пальцем на купальник, висевший на бельевой веревке, и покачала головой. Она что-то сказала, и Штеффи поняла слова «купаться» и «холодно».
– Не купаться, – сказала Штеффи. – Нелли… – на большее ее шведского не хватило.
Тетя Марта кивнула и повела Штеффи в комнату, где висели настенные часы. Она показала на циферблате цифру «3» и сказала:
– Приходи домой. В три часа.
Штеффи кивнула. В три часа.
– Эверт, – сказала тетя Марта. – Отец. Приедет домой.
Штеффи притворилась, что поняла. Так проще всего.
Малыши и Нелли сидели за большим столом на кухне тети Альмы и рисовали, сама тетя Альма что-то замешивала в миске. Она всегда была чем-то занята: готовила еду, пекла, мыла посуду, чистила, убирала. Но, в отличие от тети Марты, которая вела хозяйство с такой серьезностью, что челюсти сводило, тете Альме, казалось, это было совсем не в тягость. Поварешки, тряпки для мытья посуды, половые щетки так и плясали в ее руках, действуя, словно сами по себе. Тесто легко отскакивало от стола к столу, тарелки перелетали из таза для мытья посуды в сушилку.
Нелли подняла взгляд от своего рисунка и сказала:
– Мы не пойдем сегодня купаться.
– Прекрасно, – ответила Штеффи.
Она взяла лист бумаги и карандаш и принялась рисовать девичье лицо с большими глазами и кудрявыми волосами. Над губами она трудилась особенно тщательно. Они должны быть тонкими, изящно изогнутыми, словно лук Амура. Штеффи несколько раз стирала ластиком неверные линии, прежде чем осталась довольной рисунком. Девочка получилась печальной. Красивой и печальной. Совсем как Эви, ее лучшая подруга в Вене. Эльза пришла в восторг от рисунка Штеффи. Сама она рисовала принцесс в розовых платьях с длинными золотистыми волосами. Ион был еще слишком мал, чтобы рисовать аккуратно. «Получаются только черточки и каракули», – подумала Штеффи.
Она обошла стол и заглянула через плечо Нелли. На рисунке были изображены двое людей, стоящие на тротуаре на коленях. Рядом – человек в униформе. В руках он держал пистолет и направлял его на стоящих на коленях людей. Позади них, на прямоугольной витрине, большими красными буквами было написано: «ЕВРЕЙ».
Штеффи знала, что имела в виду Нелли. Она тоже это видела, почти полтора года назад, когда немцы заняли Вену.
Родители с девочками возвращались домой из парка. У магазина, в котором мама обычно покупала себе меха, пожилой торговец и его жена стояли на коленях и терли тротуар обувными щетками. Человек в униформе с пистолетом в руке следил за ними. Вокруг собралась толпа зевак. Никто не помог пожилой чете. Наоборот, люди смеялись и издевались над ними. На витрине магазина кто-то написал огромными красными буквами слово «ЕВРЕЙ».
Штеффи взяла сестру за руку и отвела ее в сторону.
– Ты не должна рисовать такое, – сказала она. – Лучше нарисуй что-нибудь красивое.
Она отняла у Нелли рисунок и смяла его.
– Зачем ты это сделала? – возмутилась Нелли.
– Нарисуй красивый рисунок, – повторила Штеффи. – Такой, какой бы ты смогла подарить тете Альме.
Но Нелли не хотела больше рисовать.
– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказала она Штеффи и потащила сестру в гостиную. Там стояла старинная софа с прямой спинкой, стол на резной ножке, накрытый вязаной скатертью, несколько стульев с мягкой обивкой. И небольшой белый орган. Именно его хотела показать Нелли.
– Пианино, – сказала она. – Здесь есть пианино.
– Это не пианино, это – орган, – поправила ее Штеффи. – Как в школе, ты же знаешь.
– Это почти то же самое, – сказала Нелли и села на маленькую скамью у органа. Ее короткие ножки едва доставали до педалей.
– Я смогу играть на нем. Я сыграю для тети Альмы.
Нелли принялась наигрывать детскую песенку. Штеффи обошла комнату. У стены стоял шкаф со стеклянными дверцами. В нем было много разных милых вещиц: шкатулка, покрытая раковинами, фарфоровая корзинка, украшенная маленькими розовыми бутончиками, две фарфоровые статуэтки, изображающие пастуха и пастушку, и многое другое.
Самой красивой оказалась маленькая фарфоровая собачка. Она была белой с коричневыми пятнами, а нос – не просто черный, а позолоченный. На шее – голубой ошейник, голова склонена набок.
– Нелли, – крикнула из кухни тетя Альма. – Нелли, прекращай играть, слезай со скамьи и иди сюда.
Штеффи осталась у шкафа и не могла отвести взгляд от фарфоровой собачки. Она была такая славная. Штеффи захотелось просто подержать ее немного в руках. Медный ключ был вставлен в замочную скважину стеклянной двери. Штеффи повернула его, открыла шкаф и осторожно достала собачку. Фарфор приятно холодил ладонь. Она осмотрела собачку со всех сторон и тихонько похлопала ее.
– Мими, – прошептала она фарфоровой собачке. – Тебя зовут Мими.
– Штеффи, – раздался из кухни голос тети Альмы.
Не успевая сообразить, что она делает, Штеффи сунула фарфоровую собачку в карман платья. Локтем толкнула дверцу шкафа, и она затворилась.
На кухне тетя Альма поставила на стол молоко и бутерброды. Штеффи съела совсем немножко. У тети Альмы она была гостем, еще одним гостем, которого нужно кормить. Поэтому, когда тетя Альма предложила ей второй бутерброд, она поблагодарила и отказалась.
– Я… не голодна, – запинаясь сказала Штеффи по-шведски. Она пользовалась только правой рукой, когда ела и пила. Левая сжимала фарфоровую собачку в кармане. Нужно поставить ее на место как можно скорее.
После еды тетя Альма отправила всех в сад. Она собралась навести порядок в доме, и не хотела, чтобы дети ей мешали.
Маленькая фарфоровая фигурка жгла карман. Штеффи все время держала собачку в руке, чтобы та не ударилась обо что-нибудь и не разбилась. Тихо сидя в саду, Штеффи ждала, когда тетя Альма снова их позовет. Тогда у нее будет шанс проскользнуть в гостиную и поставить фигурку на место в шкаф.
Сквозь открытое окно Штеффи услышала, как забили настенные часы. Один, два, три удара. Уже три часа. Пора домой.
– Я пошла, – крикнула она Нелли.
Мими была вынуждена отправиться вместе с ней в белый дом. Завтра наверняка представится удобная возможность поставить фигурку на место.
Глава 9
Штеффи бежала почти всю дорогу. Открыв дверь, она услышала, как настенные часы бьют четверть четвертого.
Тетя Марта вышла из кухни. Она не выглядела рассерженной, хотя Штеффи опоздала. Наоборот, почти радостной.
– Пойдем, – сказала она и прошла через кухню в комнату.
В кресле-качалке сидел мужчина. Когда Штеффи вошла, он встал и подошел к ней. На нем были синие штаны и вязаный свитер. Рука, которую он протянул девочке, оказалась большой, теплой и мозолистой. Лицо – загорелое, изборожденное морщинами. От его одежды слегка пахло рыбой.
– Дядя Эверт, – сказала тетя Марта.
– Штеффи, – представилась Штеффи.
– Добро пожаловать к нам, – приветливо сказал мужчина.
– Спасибо.
– Она понимает! Ты слышала, Марта, она понимает!
– Да, немного, – ответила тетя Марта.
Она отправилась на кухню готовить обед.
Дядя Эверт снова опустился в кресло-качалку. Штеффи села на стул напротив него. Они смотрели друг на друга. Глаза дяди Эверта были ясно-голубые. Его взгляд, казалось, проникал в душу, проходил насквозь и устремлялся вдаль в пространство. Словно он так долго смотрел на море, что морская синева влилась в его глаза.
Наконец дядя Эверт нарушил молчание. Он произнес медленно по-немецки, словно подыскивая слова:
– Я… рыбак, – он показал пальцем в сторону моря. – Далеко ездить… на лодке.
Штеффи усердно закивала. Немецкий дяди Эверта оказался еще хуже, чем ее шведский. Но этого было вполне достаточно, чтобы понять, что он рыбак и уходит в море на своей лодке.
Неуверенно они заговорили друг с другом на смеси немецкого, шведского и языка жестов. Штеффи рассказала, что ее отец – врач, что ее мама до замужества была оперной певицей. Дядя Эверт объяснил, что он в молодости был моряком, и именно тогда немного выучился говорить по-немецки.
– Гамбург, – сказал он, – Бременский порт. Амстердам.
И Штеффи поняла, что его корабль заходил в порты Северной Германии и Голландии. Первый раз за все время пребывания на острове она могла поговорить с кем-то еще, кроме Нелли. Ей хотелось, чтобы эта беседа продолжалась весь вечер.
– Эверт, – крикнула тетя Марта из кухни. – Обед почти готов.
Дядя Эверт поднялся.
– Мыться… waschen… – сказал он и показал на свою рабочую одежду.
Затем дядя Эверт исчез, поднявшись по лестнице. Штеффи пошла на кухню накрывать на стол. Три тарелки, три стакана, три вилки и три ножа, вместо обычных двух.
Что-то стукнуло у левого бедра. Фарфоровая собачка! Штеффи совсем о ней забыла. Подумать только, вдруг она разбилась! Или вдруг тетя Марта заметит оттопыривающийся карман и спросит, что там. Нужно спрятать собачку в надежное место. Услышав, что дядя Эверт закончил умываться и прошел в спальню, Штеффи показала вытянутые руки тете Марте и сказала так же, как и он:
– Мыться.
Тетя Марта одобрительно кивнула. Штеффи помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Она завернула Мими в носовой платок, выдвинула нижний ящик комода и спрятала ее подальше среди своих вещей. Затем поспешила мыть руки.
Сложив ладони, Штеффи и дядя Эверт слушали, как тетя Марта молится перед едой.
– С именем Иисуса садимся мы за стол, да благословит Господь пищу, что ниспослал нам.
– Аминь, – сказали дядя Эверт и Штеффи.
Затем тетя Марта и дядя Эверт беседовали о рыбе и о том, что произошло на острове за время отсутствия дяди Эверта. Штеффи улавливала иногда знакомые слова. Она тихо сидела и ковырялась в вареной треске, сдирая серую скользкую шкуру и смешивая рыбье мясо с картошкой и соусом. Получалась белая неаппетитная масса.
Как всегда, она запивала еду молоком, и, как всегда, стакан с молоком пустел гораздо раньше, чем тарелка. Штеффи тихо проговаривала про себя слова много раз, прежде чем сказала точно такую же фразу, какую услышала от Эльзы несколькими часами раньше.
– Можно мне немного молока?
Тетя Марта замолчала на полуслове.
– Это же… – сказал дядя Эверт. – Девочка же говорит на чистом шведском.
– Она быстро учится, – сказала тетя Марта. – Это хорошо.
Она протянула Штеффи кувшин с молоком. Дядя Эверт поощрительно улыбнулся.
– Скоро ты заговоришь по-шведски, как любой другой, – сказал он. – Тогда сможешь пойти в школу.
Штеффи не все поняла точно, но слово «школа» она поняла.
– Да, – сказала она. – Школа.
Штеффи вспомнила свою школу в Вене. Она училась лучше всех в классе и всегда получала в тетрадях золотые звездочки. Она нравилась учительнице, во всяком случае, так казалось Штеффи до того самого дня в марте прошлого года.
На следующий день после того, как немцы заняли Вену, ее классная руководительница пришла в школу со знаком свастики на нарядном костюме.
– Хайль Гитлер! – приветствовала она класс вместо привычного: «Доброе утро, дети!»
– Хайль Гитлер! – ответили некоторые дети и вытянули в приветствии руку. Остальные только смотрели на учительницу, не зная, что надо сказать.
Вскоре они узнали. Оказалось, что это правильный способ приветствия в школе. «Но еврейским детям, – сказала учительница, окинув строгим взглядом ряды, – еврейским детям не разрешается здороваться таким образом». Поэтому они должны сидеть отдельной группой на задних партах, чтобы учительница могла быть уверена, что только немецкие дети приветствуют ее как следует.
Класс недоверчиво зароптал. Что она имела в виду? Неужели это серьезно?
– Ну, – сказала учительница, уставившись на них. – Вы слышали, что я сказала?
Первой поднялась со своего места Ирен, староста класса, взяла свои книги и села за пустовавшую парту в самом дальнем углу. Еще несколько учеников последовали ее примеру. Некоторые дети, сидевшие раньше за задними партами, покинули свои места и пересели на только что освободившиеся. Штеффи и Эви остались за своими партами прямо рядом с кафедрой.
– Штеффи! – сказала учительница резким тоном. – Это касается и тебя, и Эви.
– Я не еврейка! – крикнула Эви. – Моя мать – католичка!
– Это неважно, – холодно заметила учительница. – Садись назад.
Эви вскочила, бросилась вон из класса и хлопнула дверью. Стало совсем тихо.
– Ну, – спросила учительница, уставившись на Штеффи. – Ты меня слышала?
Штеффи собрала книги и села за свободную парту. Учительница взяла мел и, не говоря ни слова, принялась писать на черной доске задачу.
– О чем ты задумалась? – спросил дядя Эверт.
– Не играй с едой, – сделала замечание тетя Марта.
Штеффи очнулась. Она посмотрела в тарелку перед собой. Не замечая, что делает, она сидела и рисовала вилкой в рыбно-картофельной массе звезду. Точно такую, как золотые звезды в школе. Как звезду Давида, что означало то же самое, что и «еврей». Штеффи поспешно перемешала массу и принялась за еду.
Тетя Марта вышла из кухни. Она не выглядела рассерженной, хотя Штеффи опоздала. Наоборот, почти радостной.
– Пойдем, – сказала она и прошла через кухню в комнату.
В кресле-качалке сидел мужчина. Когда Штеффи вошла, он встал и подошел к ней. На нем были синие штаны и вязаный свитер. Рука, которую он протянул девочке, оказалась большой, теплой и мозолистой. Лицо – загорелое, изборожденное морщинами. От его одежды слегка пахло рыбой.
– Дядя Эверт, – сказала тетя Марта.
– Штеффи, – представилась Штеффи.
– Добро пожаловать к нам, – приветливо сказал мужчина.
– Спасибо.
– Она понимает! Ты слышала, Марта, она понимает!
– Да, немного, – ответила тетя Марта.
Она отправилась на кухню готовить обед.
Дядя Эверт снова опустился в кресло-качалку. Штеффи села на стул напротив него. Они смотрели друг на друга. Глаза дяди Эверта были ясно-голубые. Его взгляд, казалось, проникал в душу, проходил насквозь и устремлялся вдаль в пространство. Словно он так долго смотрел на море, что морская синева влилась в его глаза.
Наконец дядя Эверт нарушил молчание. Он произнес медленно по-немецки, словно подыскивая слова:
– Я… рыбак, – он показал пальцем в сторону моря. – Далеко ездить… на лодке.
Штеффи усердно закивала. Немецкий дяди Эверта оказался еще хуже, чем ее шведский. Но этого было вполне достаточно, чтобы понять, что он рыбак и уходит в море на своей лодке.
Неуверенно они заговорили друг с другом на смеси немецкого, шведского и языка жестов. Штеффи рассказала, что ее отец – врач, что ее мама до замужества была оперной певицей. Дядя Эверт объяснил, что он в молодости был моряком, и именно тогда немного выучился говорить по-немецки.
– Гамбург, – сказал он, – Бременский порт. Амстердам.
И Штеффи поняла, что его корабль заходил в порты Северной Германии и Голландии. Первый раз за все время пребывания на острове она могла поговорить с кем-то еще, кроме Нелли. Ей хотелось, чтобы эта беседа продолжалась весь вечер.
– Эверт, – крикнула тетя Марта из кухни. – Обед почти готов.
Дядя Эверт поднялся.
– Мыться… waschen… – сказал он и показал на свою рабочую одежду.
Затем дядя Эверт исчез, поднявшись по лестнице. Штеффи пошла на кухню накрывать на стол. Три тарелки, три стакана, три вилки и три ножа, вместо обычных двух.
Что-то стукнуло у левого бедра. Фарфоровая собачка! Штеффи совсем о ней забыла. Подумать только, вдруг она разбилась! Или вдруг тетя Марта заметит оттопыривающийся карман и спросит, что там. Нужно спрятать собачку в надежное место. Услышав, что дядя Эверт закончил умываться и прошел в спальню, Штеффи показала вытянутые руки тете Марте и сказала так же, как и он:
– Мыться.
Тетя Марта одобрительно кивнула. Штеффи помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Она завернула Мими в носовой платок, выдвинула нижний ящик комода и спрятала ее подальше среди своих вещей. Затем поспешила мыть руки.
Сложив ладони, Штеффи и дядя Эверт слушали, как тетя Марта молится перед едой.
– С именем Иисуса садимся мы за стол, да благословит Господь пищу, что ниспослал нам.
– Аминь, – сказали дядя Эверт и Штеффи.
Затем тетя Марта и дядя Эверт беседовали о рыбе и о том, что произошло на острове за время отсутствия дяди Эверта. Штеффи улавливала иногда знакомые слова. Она тихо сидела и ковырялась в вареной треске, сдирая серую скользкую шкуру и смешивая рыбье мясо с картошкой и соусом. Получалась белая неаппетитная масса.
Как всегда, она запивала еду молоком, и, как всегда, стакан с молоком пустел гораздо раньше, чем тарелка. Штеффи тихо проговаривала про себя слова много раз, прежде чем сказала точно такую же фразу, какую услышала от Эльзы несколькими часами раньше.
– Можно мне немного молока?
Тетя Марта замолчала на полуслове.
– Это же… – сказал дядя Эверт. – Девочка же говорит на чистом шведском.
– Она быстро учится, – сказала тетя Марта. – Это хорошо.
Она протянула Штеффи кувшин с молоком. Дядя Эверт поощрительно улыбнулся.
– Скоро ты заговоришь по-шведски, как любой другой, – сказал он. – Тогда сможешь пойти в школу.
Штеффи не все поняла точно, но слово «школа» она поняла.
– Да, – сказала она. – Школа.
Штеффи вспомнила свою школу в Вене. Она училась лучше всех в классе и всегда получала в тетрадях золотые звездочки. Она нравилась учительнице, во всяком случае, так казалось Штеффи до того самого дня в марте прошлого года.
На следующий день после того, как немцы заняли Вену, ее классная руководительница пришла в школу со знаком свастики на нарядном костюме.
– Хайль Гитлер! – приветствовала она класс вместо привычного: «Доброе утро, дети!»
– Хайль Гитлер! – ответили некоторые дети и вытянули в приветствии руку. Остальные только смотрели на учительницу, не зная, что надо сказать.
Вскоре они узнали. Оказалось, что это правильный способ приветствия в школе. «Но еврейским детям, – сказала учительница, окинув строгим взглядом ряды, – еврейским детям не разрешается здороваться таким образом». Поэтому они должны сидеть отдельной группой на задних партах, чтобы учительница могла быть уверена, что только немецкие дети приветствуют ее как следует.
Класс недоверчиво зароптал. Что она имела в виду? Неужели это серьезно?
– Ну, – сказала учительница, уставившись на них. – Вы слышали, что я сказала?
Первой поднялась со своего места Ирен, староста класса, взяла свои книги и села за пустовавшую парту в самом дальнем углу. Еще несколько учеников последовали ее примеру. Некоторые дети, сидевшие раньше за задними партами, покинули свои места и пересели на только что освободившиеся. Штеффи и Эви остались за своими партами прямо рядом с кафедрой.
– Штеффи! – сказала учительница резким тоном. – Это касается и тебя, и Эви.
– Я не еврейка! – крикнула Эви. – Моя мать – католичка!
– Это неважно, – холодно заметила учительница. – Садись назад.
Эви вскочила, бросилась вон из класса и хлопнула дверью. Стало совсем тихо.
– Ну, – спросила учительница, уставившись на Штеффи. – Ты меня слышала?
Штеффи собрала книги и села за свободную парту. Учительница взяла мел и, не говоря ни слова, принялась писать на черной доске задачу.
– О чем ты задумалась? – спросил дядя Эверт.
– Не играй с едой, – сделала замечание тетя Марта.
Штеффи очнулась. Она посмотрела в тарелку перед собой. Не замечая, что делает, она сидела и рисовала вилкой в рыбно-картофельной массе звезду. Точно такую, как золотые звезды в школе. Как звезду Давида, что означало то же самое, что и «еврей». Штеффи поспешно перемешала массу и принялась за еду.
Глава 10
Дядя Эверт пробыл дома два дня. Когда он снова собрался уезжать, Штеффи пошла с ним на пристань, чтобы помахать ему на прощание. На рыбацком судне было шесть человек. Самого молодого звали Пэр-Эрик, и он был всего на пару лет старше Штеффи. Приветствуя ее, Пэр-Эрик пожал ей руку, но смотрел не в лицо, а немного в сторону. Муж тети Альмы, Сигурд, тоже был здесь.
Корабль назывался «Диана», так сказал дядя Эверт. Красивое имя, но на носу корабля стояло только «ГГ 143». Это означало, что судно принадлежало рыболовному флот)7 города Гётеборг и имело номер 143.
После отъезда дяди Эверта все стало как обычно. По утрам Штеффи завтракала с тетей Мартой, убирала со стола и мыла посуду. Затем гостила у Нелли, пока не приходило время возвращаться домой и обедать. После обеда она снова мыла посуду и помогала тете Марте по хозяйству. По вечерам Штеффи сидела в своей комнате или в оконной нише, писала письма или вела дневник. На последней странице она ставила по черточке за каждый день пребывания на острове. Полгода – это сто восемьдесят два дня. Она ставила черточки каждый вечер. Тридцать четыре… тридцать пять… тридцать шесть…
В письмах к маме с папой и Эви Штеффи писала, что все хорошо. Особенно чудесно она расписывала свою жизнь на острове в письмах к Эви. Если она опишет Швецию действительно заманчиво, возможно, Эви тоже захочет приехать сюда. Хотя мама Эви – католичка, поэтому ей не обязательно уезжать из Австрии.
Если Штеффи ничего не писала, то читала. Вскоре привезенные из дома книги закончились. В доме тети Марты не было никакой литературы, кроме толстой Библии, лежавшей в зале на столе.
– Когда мы поедем домой, Штеффи? – спросила Нелли. – Скоро?
– Мы не поедем домой, – терпеливо объяснила ей сестра. – Ты же знаешь. Мы поедем в Америку. Как только папа и мама получат въездную визу. Тогда мы поплывем на корабле в Амстердам и там их встретим.
– Но когда это будет? – настойчиво требовала ответа Нелли.
– Я не знаю. Скоро.
Девочки сидели на камне на пляже, прижавшись друг к другу. Синева моря сияла на солнце, но ветер был прохладным, и на скалах никто не купался. Наступил сентябрь, и все дети, живущие на острове, пошли в школу. Теперь пляж принадлежал только им, единственное место, где они могли побыть вместе со своей тоской по дому.
– Расскажи об Америке, – попросила Нелли.
– В Америке, – начала Штеффи, – все совсем не так, как тут. Там большие города с высокими домами и на улицах полно автомобилей.
– Как в Вене?
– Дома гораздо выше, – объяснила Штеффи, – и больше автомобилей. В Америке все очень большое. Мы будем жить в доме с множеством комнат и большим садом. С настоящим садом с высокими деревьями, липами и каштанами. Почти как парк, не то, что здесь.
– А у нас будет там собака? – спросила Нелли.
Штеффи подумала о фарфоровой собачке Мими, что лежала завернутая в носовой платок в нижнем ящике комода. Тетя Альма наверное уже обнаружила пропажу. С каждым днем становилось все труднее вернуть собачку на место.
– Да, – коротко ответила она. – Будет.
– И пианино, – сказала Нелли. – Ведь у нас будет в Америке пианино?
Когда сестры уставали сидеть и болтать, то бродили по маленькому поселку. Смотреть там было особенно не на что. Дома, небольшие сады, холмы. Почта, магазин, школа. Маленькая церковь на пригорке возвышалась над другими постройками. На окраине поселка, около дома тети Альмы, стоял большой деревянный дом, пятидесятническая церковь, хотя он совсем не походил на церковь. Другое крупное здание, расположенное неподалеку от пристани, называлось Миссионерский дом.
На пристани всегда было людно и оживленно. Суда то уплывали, то прибывали. Рыбаки чистили свои сети и чинили лодки.
Сверху, на дверях навесов для лодок, Штеффи читала их имена: «Юно», «Инез», «Швеция», «Матильда», «Северное море»… Теперь она знала, то, что она сначала издали приняла за летучих мышей, оказалось рыбой, вывешенной на ветру для просушки на отвесных деревянных лесах.
Несколько стариков всегда сидели на лавках перед навесами, беседовали и курили трубки. Один из них угощал девочек леденцами всякий раз, как они проходили мимо. Леденцы были темно-красные, твердые и сладкие.
Однажды к причалу пристало грузовое судно. Два матроса работали на палубе.
– Наверное, оно идет в Гамбург, – сказала Штеффи, – или в Амстердам.
– В Амстердам, – решила Нелли. – Ведь нам туда надо?
– Да.
Нелли подошла к самому краю набережной.
– Можно нам поехать с вами? – спросила она v одного из матросов. – Мы хотим в Амстердам.
Матрос ответил что-то по-шведски. Затем продолжил свою работу.
– Не думаю, что он понял, – сказала Нелли сестре. – Может, ты сама спросишь?
Штеффи знала, что мама и папа остались в Вене. Они не могут уехать оттуда до тех пор, пока не получат въездную визу в Америку. Но все равно казалось, что они были бы ближе друг к другу, если бы Штеффи и Нелли приехали в Амстердам.
– Будьте добры, – закричала она. – Возьмите нас с собой! Нам нужно в Амстердам.
Матрос посмотрел на нее и, улыбаясь, покачал головой.
– Чтобы сесть на корабль, нужно заплатить деньги.
– Возьмите нас в Амстердам, – повторила Штеффи. – Папа заплатит, когда мы приедем.
Она вывернула карманы платья, показывая, что у нее нет денег.
– Цыганочки, – сказал матрос своему товарищу. – Как они сюда попали?
Он достал что-то из кармана и бросил Штеффи. Она поймала предмет рукой и посмотрела. Это была блестящая двадцатипятиэровая монета.
Матросы закончили свою работу. Один из них отвязал канат.
– Нет, – закричала Штеффи. – Не уплывайте! Возьмите нас!
Судно отчалило от пристани. Оно медленно скользило ко входу в гавань.
Штеффи бросилась вдоль пристани и взбежала на дамбу. Нелли последовала за ней.
– Возьмите нас! – кричали обе. – Возьмите нас с собой!
Судно обогнуло дамбу и направилось в открытое море. Матросы махали девочкам руками.
– Мы – потерпевшие кораблекрушение, – сказала Штеффи. – Одни на необитаемом острове. Судно прошло мимо, они не увидели наших дымовых сигналов. Придется ждать следующего раза.
– Нас спасут? – поинтересовалась Нелли.
– Да, – сказала Штеффи. – В следующий раз нас спасут.
Девочки стояли на дамбе, пока корабль не исчез из виду. Тогда они медленно направились к поселку.
На пристани стоял рослый неуклюжий парень в одежде, которая была ему уже мала.
Штеффи узнала его. После обеда она частенько видела его внизу у пристани, парень чинил сети, смолил лодки. Иногда помогал торговцам перевезти на берег товары, когда из города приплывали пароходы.
– Ты хочешь покататься на лодке? – спросил он. – У меня есть.
Он в ожидании смотрел на Штеффи. Лицо угреватое, рот полуоткрыт.
– Нет, – фыркнула Штеффи и потащила Нелли прочь. Она ускорила шаг, чтобы поскорее уйти подальше.
– Ты расстроена, Штеффи? – спросила Нелли. – Из-за того, что мы не уплыли с ними?
Штеффи ничего не ответила.
– А я вот не расстроена, – сказала Нелли. – Я бы лучше поехала домой.
– Мы не можем поехать домой, – прошипела Штеффи. – Ты что, не понимаешь?
– Ты злая! – закричала Нелли. – Я напишу маме, какая ты гадкая!
Она побежала по дороге. Штеффи бросилась за ней, догнала и схватила за косичку.
– Ай! – вскрикнула Нелли и пнула Штеффи по ноге.
Штеффи крепко сжала ее плечо и посмотрела в глаза.
– Ты не наябедничаешь маме, – сказала она. – Не хнычь, что ты хочешь домой. Ничто не должно расстраивать маму. Понимаешь?
Нелли угрюмо уставилась в землю и кивнула.
– Обещаешь?
Нелли снова кивнула. Штеффи убрала руку с ее плеча. Нелли отошла на пару шагов так, чтобы оказаться вне досягаемости Штеффи.
– Я все равно расскажу тете Альме, – крикнула она через плечо и тут же бросилась бежать.
Корабль назывался «Диана», так сказал дядя Эверт. Красивое имя, но на носу корабля стояло только «ГГ 143». Это означало, что судно принадлежало рыболовному флот)7 города Гётеборг и имело номер 143.
После отъезда дяди Эверта все стало как обычно. По утрам Штеффи завтракала с тетей Мартой, убирала со стола и мыла посуду. Затем гостила у Нелли, пока не приходило время возвращаться домой и обедать. После обеда она снова мыла посуду и помогала тете Марте по хозяйству. По вечерам Штеффи сидела в своей комнате или в оконной нише, писала письма или вела дневник. На последней странице она ставила по черточке за каждый день пребывания на острове. Полгода – это сто восемьдесят два дня. Она ставила черточки каждый вечер. Тридцать четыре… тридцать пять… тридцать шесть…
В письмах к маме с папой и Эви Штеффи писала, что все хорошо. Особенно чудесно она расписывала свою жизнь на острове в письмах к Эви. Если она опишет Швецию действительно заманчиво, возможно, Эви тоже захочет приехать сюда. Хотя мама Эви – католичка, поэтому ей не обязательно уезжать из Австрии.
Если Штеффи ничего не писала, то читала. Вскоре привезенные из дома книги закончились. В доме тети Марты не было никакой литературы, кроме толстой Библии, лежавшей в зале на столе.
– Когда мы поедем домой, Штеффи? – спросила Нелли. – Скоро?
– Мы не поедем домой, – терпеливо объяснила ей сестра. – Ты же знаешь. Мы поедем в Америку. Как только папа и мама получат въездную визу. Тогда мы поплывем на корабле в Амстердам и там их встретим.
– Но когда это будет? – настойчиво требовала ответа Нелли.
– Я не знаю. Скоро.
Девочки сидели на камне на пляже, прижавшись друг к другу. Синева моря сияла на солнце, но ветер был прохладным, и на скалах никто не купался. Наступил сентябрь, и все дети, живущие на острове, пошли в школу. Теперь пляж принадлежал только им, единственное место, где они могли побыть вместе со своей тоской по дому.
– Расскажи об Америке, – попросила Нелли.
– В Америке, – начала Штеффи, – все совсем не так, как тут. Там большие города с высокими домами и на улицах полно автомобилей.
– Как в Вене?
– Дома гораздо выше, – объяснила Штеффи, – и больше автомобилей. В Америке все очень большое. Мы будем жить в доме с множеством комнат и большим садом. С настоящим садом с высокими деревьями, липами и каштанами. Почти как парк, не то, что здесь.
– А у нас будет там собака? – спросила Нелли.
Штеффи подумала о фарфоровой собачке Мими, что лежала завернутая в носовой платок в нижнем ящике комода. Тетя Альма наверное уже обнаружила пропажу. С каждым днем становилось все труднее вернуть собачку на место.
– Да, – коротко ответила она. – Будет.
– И пианино, – сказала Нелли. – Ведь у нас будет в Америке пианино?
Когда сестры уставали сидеть и болтать, то бродили по маленькому поселку. Смотреть там было особенно не на что. Дома, небольшие сады, холмы. Почта, магазин, школа. Маленькая церковь на пригорке возвышалась над другими постройками. На окраине поселка, около дома тети Альмы, стоял большой деревянный дом, пятидесятническая церковь, хотя он совсем не походил на церковь. Другое крупное здание, расположенное неподалеку от пристани, называлось Миссионерский дом.
На пристани всегда было людно и оживленно. Суда то уплывали, то прибывали. Рыбаки чистили свои сети и чинили лодки.
Сверху, на дверях навесов для лодок, Штеффи читала их имена: «Юно», «Инез», «Швеция», «Матильда», «Северное море»… Теперь она знала, то, что она сначала издали приняла за летучих мышей, оказалось рыбой, вывешенной на ветру для просушки на отвесных деревянных лесах.
Несколько стариков всегда сидели на лавках перед навесами, беседовали и курили трубки. Один из них угощал девочек леденцами всякий раз, как они проходили мимо. Леденцы были темно-красные, твердые и сладкие.
Однажды к причалу пристало грузовое судно. Два матроса работали на палубе.
– Наверное, оно идет в Гамбург, – сказала Штеффи, – или в Амстердам.
– В Амстердам, – решила Нелли. – Ведь нам туда надо?
– Да.
Нелли подошла к самому краю набережной.
– Можно нам поехать с вами? – спросила она v одного из матросов. – Мы хотим в Амстердам.
Матрос ответил что-то по-шведски. Затем продолжил свою работу.
– Не думаю, что он понял, – сказала Нелли сестре. – Может, ты сама спросишь?
Штеффи знала, что мама и папа остались в Вене. Они не могут уехать оттуда до тех пор, пока не получат въездную визу в Америку. Но все равно казалось, что они были бы ближе друг к другу, если бы Штеффи и Нелли приехали в Амстердам.
– Будьте добры, – закричала она. – Возьмите нас с собой! Нам нужно в Амстердам.
Матрос посмотрел на нее и, улыбаясь, покачал головой.
– Чтобы сесть на корабль, нужно заплатить деньги.
– Возьмите нас в Амстердам, – повторила Штеффи. – Папа заплатит, когда мы приедем.
Она вывернула карманы платья, показывая, что у нее нет денег.
– Цыганочки, – сказал матрос своему товарищу. – Как они сюда попали?
Он достал что-то из кармана и бросил Штеффи. Она поймала предмет рукой и посмотрела. Это была блестящая двадцатипятиэровая монета.
Матросы закончили свою работу. Один из них отвязал канат.
– Нет, – закричала Штеффи. – Не уплывайте! Возьмите нас!
Судно отчалило от пристани. Оно медленно скользило ко входу в гавань.
Штеффи бросилась вдоль пристани и взбежала на дамбу. Нелли последовала за ней.
– Возьмите нас! – кричали обе. – Возьмите нас с собой!
Судно обогнуло дамбу и направилось в открытое море. Матросы махали девочкам руками.
– Мы – потерпевшие кораблекрушение, – сказала Штеффи. – Одни на необитаемом острове. Судно прошло мимо, они не увидели наших дымовых сигналов. Придется ждать следующего раза.
– Нас спасут? – поинтересовалась Нелли.
– Да, – сказала Штеффи. – В следующий раз нас спасут.
Девочки стояли на дамбе, пока корабль не исчез из виду. Тогда они медленно направились к поселку.
На пристани стоял рослый неуклюжий парень в одежде, которая была ему уже мала.
Штеффи узнала его. После обеда она частенько видела его внизу у пристани, парень чинил сети, смолил лодки. Иногда помогал торговцам перевезти на берег товары, когда из города приплывали пароходы.
– Ты хочешь покататься на лодке? – спросил он. – У меня есть.
Он в ожидании смотрел на Штеффи. Лицо угреватое, рот полуоткрыт.
– Нет, – фыркнула Штеффи и потащила Нелли прочь. Она ускорила шаг, чтобы поскорее уйти подальше.
– Ты расстроена, Штеффи? – спросила Нелли. – Из-за того, что мы не уплыли с ними?
Штеффи ничего не ответила.
– А я вот не расстроена, – сказала Нелли. – Я бы лучше поехала домой.
– Мы не можем поехать домой, – прошипела Штеффи. – Ты что, не понимаешь?
– Ты злая! – закричала Нелли. – Я напишу маме, какая ты гадкая!
Она побежала по дороге. Штеффи бросилась за ней, догнала и схватила за косичку.
– Ай! – вскрикнула Нелли и пнула Штеффи по ноге.
Штеффи крепко сжала ее плечо и посмотрела в глаза.
– Ты не наябедничаешь маме, – сказала она. – Не хнычь, что ты хочешь домой. Ничто не должно расстраивать маму. Понимаешь?
Нелли угрюмо уставилась в землю и кивнула.
– Обещаешь?
Нелли снова кивнула. Штеффи убрала руку с ее плеча. Нелли отошла на пару шагов так, чтобы оказаться вне досягаемости Штеффи.
– Я все равно расскажу тете Альме, – крикнула она через плечо и тут же бросилась бежать.