Одно – с немецкими почтовыми марками и папиным почерком на конверте. На другом письме стоял штамп Геётеборга, а отправителем значился Шведский комитет помощи.
Сердце Штеффи забилось. Не случайно эти письма пришли одновременно. А что если все устроилось? Мама с папой получили въездную визу в Америку?
Тетя Марта вскрыла конверт, хотя письмо было адресовано Штеффи.
Оно было напечатано на машинке бледным, немного смазанным шрифтом. Вверху печатными буквами стояло «Дорогая», а рядом написано от руки «Штеффи».
– Дорогая Штеффи, – громко прочитала тетя Марта. – Мы в Шведском комитете помощи желаем тебе счастливого Рождества и надеемся, что ты хорошо устроилась в Швеции.
Тетя Марта поправила очки и взглянула поверх них на Штеффи. Штеффи усердно закивала. Конечно же она здесь хорошо устроилась! Только тетя Марта могла бы читать побыстрее. Больше всего Штеффи хотелось выхватить у нее письмо и дочитать его самой. Написано ли там то, чего она ждет?
– …слушайся своих приемных родителей и будь им благодарна за то, что они решили позаботиться о тебе… старайся совершенствовать свое знание шведского… учись у своих шведских друзей…
С каждым предложением Штеффи все больше теряла надежду. Если бы ей вскоре предстояло уехать отсюда, все эти напутствия были бы не нужны. И все же она с нетерпением ждала окончания. Возможно, это написано там.
– Помни, – читала тетя Марта, – что ленивые и неблагодарные дети сильно вредят себе самим, всей нашей работе, и даже всем евреям.
Тетя Марта отложила письмо в сторону.
– Больше там ничего нет?
Тетя Марта покачала головой.
– Только пожелания всего наилучшего и подпись.
Она перебросила письмо через стол. Штеффи подхватила его и торопливо пробежала взглядом. Ничего, кроме напутствий.
– Хорошие советы, – сказала тетя Марта. – Надеюсь, ты запомнишь их. Сохрани письмо, тогда ты сможешь перечитывать его время от времени.
Штеффи сложила письмо и сунула в конверт. Она не собиралась больше никогда его открывать. После обеда Штеффи поднялась в свою комнату и закрыла дверь. Дрожащими пальцами она распечатала письмо от папы. В нем-то уж точно должна идти речь о том, что они получили въездную визу. Дамы из Комитета помощи, возможно, не успели еще узнать об этом.
В конверте было два сложенных листка. Один – с папиным почерком, другой – с маминым.
«Дорогая малышка Штеффи, – писал папа. – Когда вы с Нелли уезжали, мы думали, что разлука будет недолгой. Уже прошло четыре месяца, но, кажется, много воды еще утечет, прежде чем мы увидимся снова. Вопреки всем моим стараниям, мы не получили въездной визы в Америку. Это выглядит мрачно, но мы не должны терять надежды».
«Не терять надежды». Как она может надеяться, если постоянно разочаровывается? Слезы закапали на аккуратные папины буквы, расплываясь кляксами. Штеффи вытерла глаза и принялась читать дальше. Папа написал, что ему посчастливилось получить разрешение работать в еврейской больнице.
«Это очень изнурительно, у нас нет практически никаких медицинских средств и лекарств. Но для меня это вообще единственная возможность работать, и я чувствую себя нужным каждый день и час.
Дорогая Штеффи, ты – взрослая девочка и должна быть смелой. Позаботься о Нелли, ведь она младше и не может понять всего, что понимаешь ты. Мы все должны верить, что это временно и что мы скоро встретимся снова. Для мамы и меня большое облегчение знать, что вы обе в безопасности, что бы ни случилось».
Папино письмо заканчивалось наилучшими пожеланиями «шведским родителям» Штеффи. «Передай, что мы с мамой очень благодарны им за заботу о вас». Благодарны, благодарны, благодарны! Штеффи отложила исписанный листок, и достала письмо от мамы.
«Любимая моя! Я так скучаю по тебе и Нелли. Каждый день я смотрю на ваши портреты и на снимок с пикника в Венском лесу. Но эти фотографии старые, а вы, конечно же, подросли на целебном морском воздухе. Мне бы очень хотелось получить от вас пару новых снимков. Нет ли у кого-нибудь ваших недавних фотографий? Возможно, с вашими шведскими семьями? В таком случае вышли их мне. А если нет, может у кого-нибудь есть фотоаппарат? Скажи, что ваша мама ужасно хочет посмотреть, как вы выглядите, проведя четыре месяца в Швеции».
Рука Штеффи потянулась к затылку, тронула волосы и кожу на шее. Что скажет мама, когда увидит ее без кос, которыми она так гордилась?
Летом, когда они только приехали, тетя Альма фотографировала несколько раз девочек вместе с Ионом и Эльзой. Наверное, эти фотографии можно отправить маме, написав, что они сделаны недавно.
Рано или поздно мама все равно узнает. Но волосы растут быстрее, если их подстригают. Может быть, до поездки в Америку они успеют отрасти ниже плеч?
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Сердце Штеффи забилось. Не случайно эти письма пришли одновременно. А что если все устроилось? Мама с папой получили въездную визу в Америку?
Тетя Марта вскрыла конверт, хотя письмо было адресовано Штеффи.
Оно было напечатано на машинке бледным, немного смазанным шрифтом. Вверху печатными буквами стояло «Дорогая», а рядом написано от руки «Штеффи».
– Дорогая Штеффи, – громко прочитала тетя Марта. – Мы в Шведском комитете помощи желаем тебе счастливого Рождества и надеемся, что ты хорошо устроилась в Швеции.
Тетя Марта поправила очки и взглянула поверх них на Штеффи. Штеффи усердно закивала. Конечно же она здесь хорошо устроилась! Только тетя Марта могла бы читать побыстрее. Больше всего Штеффи хотелось выхватить у нее письмо и дочитать его самой. Написано ли там то, чего она ждет?
– …слушайся своих приемных родителей и будь им благодарна за то, что они решили позаботиться о тебе… старайся совершенствовать свое знание шведского… учись у своих шведских друзей…
С каждым предложением Штеффи все больше теряла надежду. Если бы ей вскоре предстояло уехать отсюда, все эти напутствия были бы не нужны. И все же она с нетерпением ждала окончания. Возможно, это написано там.
– Помни, – читала тетя Марта, – что ленивые и неблагодарные дети сильно вредят себе самим, всей нашей работе, и даже всем евреям.
Тетя Марта отложила письмо в сторону.
– Больше там ничего нет?
Тетя Марта покачала головой.
– Только пожелания всего наилучшего и подпись.
Она перебросила письмо через стол. Штеффи подхватила его и торопливо пробежала взглядом. Ничего, кроме напутствий.
– Хорошие советы, – сказала тетя Марта. – Надеюсь, ты запомнишь их. Сохрани письмо, тогда ты сможешь перечитывать его время от времени.
Штеффи сложила письмо и сунула в конверт. Она не собиралась больше никогда его открывать. После обеда Штеффи поднялась в свою комнату и закрыла дверь. Дрожащими пальцами она распечатала письмо от папы. В нем-то уж точно должна идти речь о том, что они получили въездную визу. Дамы из Комитета помощи, возможно, не успели еще узнать об этом.
В конверте было два сложенных листка. Один – с папиным почерком, другой – с маминым.
«Дорогая малышка Штеффи, – писал папа. – Когда вы с Нелли уезжали, мы думали, что разлука будет недолгой. Уже прошло четыре месяца, но, кажется, много воды еще утечет, прежде чем мы увидимся снова. Вопреки всем моим стараниям, мы не получили въездной визы в Америку. Это выглядит мрачно, но мы не должны терять надежды».
«Не терять надежды». Как она может надеяться, если постоянно разочаровывается? Слезы закапали на аккуратные папины буквы, расплываясь кляксами. Штеффи вытерла глаза и принялась читать дальше. Папа написал, что ему посчастливилось получить разрешение работать в еврейской больнице.
«Это очень изнурительно, у нас нет практически никаких медицинских средств и лекарств. Но для меня это вообще единственная возможность работать, и я чувствую себя нужным каждый день и час.
Дорогая Штеффи, ты – взрослая девочка и должна быть смелой. Позаботься о Нелли, ведь она младше и не может понять всего, что понимаешь ты. Мы все должны верить, что это временно и что мы скоро встретимся снова. Для мамы и меня большое облегчение знать, что вы обе в безопасности, что бы ни случилось».
Папино письмо заканчивалось наилучшими пожеланиями «шведским родителям» Штеффи. «Передай, что мы с мамой очень благодарны им за заботу о вас». Благодарны, благодарны, благодарны! Штеффи отложила исписанный листок, и достала письмо от мамы.
«Любимая моя! Я так скучаю по тебе и Нелли. Каждый день я смотрю на ваши портреты и на снимок с пикника в Венском лесу. Но эти фотографии старые, а вы, конечно же, подросли на целебном морском воздухе. Мне бы очень хотелось получить от вас пару новых снимков. Нет ли у кого-нибудь ваших недавних фотографий? Возможно, с вашими шведскими семьями? В таком случае вышли их мне. А если нет, может у кого-нибудь есть фотоаппарат? Скажи, что ваша мама ужасно хочет посмотреть, как вы выглядите, проведя четыре месяца в Швеции».
Рука Штеффи потянулась к затылку, тронула волосы и кожу на шее. Что скажет мама, когда увидит ее без кос, которыми она так гордилась?
Летом, когда они только приехали, тетя Альма фотографировала несколько раз девочек вместе с Ионом и Эльзой. Наверное, эти фотографии можно отправить маме, написав, что они сделаны недавно.
Рано или поздно мама все равно узнает. Но волосы растут быстрее, если их подстригают. Может быть, до поездки в Америку они успеют отрасти ниже плеч?
Глава 21
Сильвия язвительно хихикнула, увидев стрижку Штеффи.
– Сожгла всю гриву?
– Нет, она состригла их ножницами для стрижки шерсти, – поправила ее Барбру.
Штеффи не ответила. Раньше у нее хорошо получалось защищаться в перебранках. Если кто-нибудь говорил что-нибудь злое, Штеффи не оставалась в долгу. Но на шведском слова приходили медленно и их всегда не хватало. Вместо этого Штеффи отошла в сторону.
По дороге домой из церкви, после торжественного окончания учебного семестра, Штеффи переполняли радостные чувства: от живого огня свечей, органной музыки, псалмов.
– Выросла роза… – тихо напевала она, не слушая болтовню сестры.
– Я получила подарок от Сони, – с гордостью поведала Нелли. – Но я не открою его до сочельника. А тетя Альма будет фотографировать нас после обеда. Мама получит снимки к Рождеству.
Штеффи остановилась.
– Кто это сказал?
– Мама мне написала, что хочет нашу фотографию, – ответила Нелли. – Разве тебе она этого не написала?
– Нет, – солгала Штеффи.
– Нет? – удивилась Нелли. – Но мне она так написала. И мне разрешили купить рамку, когда мы поедем в Гётеборг покупать подарки к Рождеству. А еще мы зайдем в кондитерскую.
– В Гётеборге нету кондитерских, – заявила Штеффи. – Во всяком случае, таких как в Вене.
– Конечно же есть!
Только сейчас Штеффи заметила, что Нелли разговаривает с ней по-шведски, хотя сама она говорила по-немецки.
– Почему ты разговариваешь со мной по-шведски?
– А почему бы нет?
– Потому что наш родной язык – немецкий.
– Он так глупо звучит, – сказала Нелли. – Вдруг нас кто-нибудь услышит.
– Может, ты уже думаешь, что ты – шведка?
Нелли не ответила. Она достала из кармана пальто маленький пакетик, поднесла его к уху и потрясла.
– Мама с папой огорчились бы, если бы слышали тебя, – сказала Штеффи. – Очень бы огорчились и рассердились.
Нелли сунула пакетик обратно в карман. Она надула губы, и весь остаток пути шла молча.
Тетя Альма выставила на стол малиновый сок, булочки с шафраном и пряники. Она попросила сестер показать отметки и похвалила обеих.
– Скоро вы станете лучшими ученицами в классе, обе, – сказала она. – Когда как следует выучите шведский язык.
– Уже в следующем семестре мы получим американские отметки, – сказала Штеффи. – Если успеем выучить английский.
Тетя Альма озабоченно нахмурилась.
– Милое дитя, – сказала она. – Я не думаю, что тебе следует рассчитывать на путешествие в Америку весной.
– Но, – начала было Штеффи, – папа написал…
Эльза и Ион устали тихо сидеть за столом. Они принялись с диким воем бегать друг за другом по кухне. Нелли соскользнула со стула и поймала Иона. Тот завопил, смеясь, когда она щекотала его.
– Твой папа, конечно же, делает все, что может, – сказала тетя Альма. – Но путешествовать во время войны очень тяжело.
Что имела в виду тетя Альма? Неужели они останутся на острове, пока не кончится война? Как долго она может продлиться?
– Да, но Америка, – попыталась возразить Штеффи, – Америка ведь не участвует в войне.
Но тетя Альма занялась детьми и не слушала ее.
– Не испачкайте одежду, – сказала она. – Имейте в виду, что вас будут фотографировать.
Еще и это! Она почти забыла.
– Нам нужны именно новые фотографии? – спросила Штеффи. – Разве мы не можем выслать те, которые вы сделали летом?
– Но Нелли сказала, что ваша мама хочет свежий снимок, – возразила тетя Альма. – А сейчас, когда вы нарядно одеты, это как нельзя кстати.
Тетя Альма сфотографировала их на лестнице. Сначала – только Нелли и Штеффи, затем – всех четверых детей.
– Сделай снимок со мной, – попросила она Штеффи.
– Я не умею.
– Это очень просто, – ответила тетя Альма. – Я наведу на вас фокус и установлю вспышку, так что тебе нужно будет лишь нажать на кнопку.
Тетя Альма показала Штеффи, где она должна стоять и куда следует нажимать. Сама она встала на лестницу, держа Иона на руках, а девочки расположились по обе стороны от нее. Штеффи держала фотоаппарат так крепко, как только могла. Когда она нажала на кнопку, послышался тихий металлический звук.
– Я оставлю пленку в Гётеборге, – сказала тетя Альма. – После Рождества Сигурд заберет ее.
Нелли выглядела разочарованной.
– Я думала, мама получит снимки к Рождеству, – протянула она.
– Ничего не выйдет, дурочка, – сказала Штеффи. – Даже обычное письмо не успеет дойти до Вены к Рождеству, если его отослать сейчас.
Нелли скорчила сестре рожицу.
– Не зазнавайся, – сказала она.
Штеффи помогла тете Альме помыть посуду. Все время она надеялась, что тетя Альма предложит ей поехать с ними в Гётеборг. Но та болтала о чем угодно, только не о Гётеборге, а спросить сама Штеффи не осмеливалась.
Когда Штеффи собралась домой, Нелли проводила ее до калитки.
– Штеффи, – начала она.
– Да?
– Я бы хотела купить Соне подарок. Она мне уже подарила.
– Ну подари. Купи ей что-нибудь в Гётеборге.
Нелли покачала головой.
– Тетя Альма обещала дать мне деньги на рамку для мамы и на подарок для тебя. На Соню уже не хватит. У тебя есть деньги?
У Штеффи была монета в двадцать пять эре, которую ей бросил моряк в порту, и одна крона, которую дал дядя Эверт. Но она и не думала отдавать их Нелли на подарок этой несносной Соне.
– Они мне самой нужны. Мне тоже нужно купить подарки.
– Что же мне делать?
Штеффи пожала плечами.
– Не знаю. Попроси у тети Альмы еще денег.
– Я не могу.
– Тогда ничего не покупай.
– Соня – моя лучшая подруга, – сказала Нелли. – Она самая добрая. И наверняка она купила мне что-нибудь красивое.
– Возьми что-нибудь из своих вещей, – предложила Штеффи. – Что-нибудь, что ты привезла из дома.
– Что?
Штеффи ответила не раздумывая. Слова вылетели, словно сами по себе.
– Твое коралловое ожерелье.
Нелли побледнела.
– Я не могу его отдать. Оно – мамино.
– Она подарила его тебе.
– Ты думаешь? – голос Нелли задрожал. – Ты думаешь, я должна подарить ожерелье?
– Да, – сказала Штеффи. – Или у тебя есть что-нибудь другое?
Нелли покачала головой.
– Делай, что хочешь, – сказала Штеффи. – Пока.
Сделав несколько шагов, она обернулась. Нелли осталась у калитки. Она выглядела такой маленькой. Штеффи захотелось вернуться и сказать, что это была шутка. Но она все же пошла дальше.
«Нелли наверняка этого не сделает, – думала Штеффи. – Конечно же не сделает».
– Сожгла всю гриву?
– Нет, она состригла их ножницами для стрижки шерсти, – поправила ее Барбру.
Штеффи не ответила. Раньше у нее хорошо получалось защищаться в перебранках. Если кто-нибудь говорил что-нибудь злое, Штеффи не оставалась в долгу. Но на шведском слова приходили медленно и их всегда не хватало. Вместо этого Штеффи отошла в сторону.
По дороге домой из церкви, после торжественного окончания учебного семестра, Штеффи переполняли радостные чувства: от живого огня свечей, органной музыки, псалмов.
– Выросла роза… – тихо напевала она, не слушая болтовню сестры.
– Я получила подарок от Сони, – с гордостью поведала Нелли. – Но я не открою его до сочельника. А тетя Альма будет фотографировать нас после обеда. Мама получит снимки к Рождеству.
Штеффи остановилась.
– Кто это сказал?
– Мама мне написала, что хочет нашу фотографию, – ответила Нелли. – Разве тебе она этого не написала?
– Нет, – солгала Штеффи.
– Нет? – удивилась Нелли. – Но мне она так написала. И мне разрешили купить рамку, когда мы поедем в Гётеборг покупать подарки к Рождеству. А еще мы зайдем в кондитерскую.
– В Гётеборге нету кондитерских, – заявила Штеффи. – Во всяком случае, таких как в Вене.
– Конечно же есть!
Только сейчас Штеффи заметила, что Нелли разговаривает с ней по-шведски, хотя сама она говорила по-немецки.
– Почему ты разговариваешь со мной по-шведски?
– А почему бы нет?
– Потому что наш родной язык – немецкий.
– Он так глупо звучит, – сказала Нелли. – Вдруг нас кто-нибудь услышит.
– Может, ты уже думаешь, что ты – шведка?
Нелли не ответила. Она достала из кармана пальто маленький пакетик, поднесла его к уху и потрясла.
– Мама с папой огорчились бы, если бы слышали тебя, – сказала Штеффи. – Очень бы огорчились и рассердились.
Нелли сунула пакетик обратно в карман. Она надула губы, и весь остаток пути шла молча.
Тетя Альма выставила на стол малиновый сок, булочки с шафраном и пряники. Она попросила сестер показать отметки и похвалила обеих.
– Скоро вы станете лучшими ученицами в классе, обе, – сказала она. – Когда как следует выучите шведский язык.
– Уже в следующем семестре мы получим американские отметки, – сказала Штеффи. – Если успеем выучить английский.
Тетя Альма озабоченно нахмурилась.
– Милое дитя, – сказала она. – Я не думаю, что тебе следует рассчитывать на путешествие в Америку весной.
– Но, – начала было Штеффи, – папа написал…
Эльза и Ион устали тихо сидеть за столом. Они принялись с диким воем бегать друг за другом по кухне. Нелли соскользнула со стула и поймала Иона. Тот завопил, смеясь, когда она щекотала его.
– Твой папа, конечно же, делает все, что может, – сказала тетя Альма. – Но путешествовать во время войны очень тяжело.
Что имела в виду тетя Альма? Неужели они останутся на острове, пока не кончится война? Как долго она может продлиться?
– Да, но Америка, – попыталась возразить Штеффи, – Америка ведь не участвует в войне.
Но тетя Альма занялась детьми и не слушала ее.
– Не испачкайте одежду, – сказала она. – Имейте в виду, что вас будут фотографировать.
Еще и это! Она почти забыла.
– Нам нужны именно новые фотографии? – спросила Штеффи. – Разве мы не можем выслать те, которые вы сделали летом?
– Но Нелли сказала, что ваша мама хочет свежий снимок, – возразила тетя Альма. – А сейчас, когда вы нарядно одеты, это как нельзя кстати.
Тетя Альма сфотографировала их на лестнице. Сначала – только Нелли и Штеффи, затем – всех четверых детей.
– Сделай снимок со мной, – попросила она Штеффи.
– Я не умею.
– Это очень просто, – ответила тетя Альма. – Я наведу на вас фокус и установлю вспышку, так что тебе нужно будет лишь нажать на кнопку.
Тетя Альма показала Штеффи, где она должна стоять и куда следует нажимать. Сама она встала на лестницу, держа Иона на руках, а девочки расположились по обе стороны от нее. Штеффи держала фотоаппарат так крепко, как только могла. Когда она нажала на кнопку, послышался тихий металлический звук.
– Я оставлю пленку в Гётеборге, – сказала тетя Альма. – После Рождества Сигурд заберет ее.
Нелли выглядела разочарованной.
– Я думала, мама получит снимки к Рождеству, – протянула она.
– Ничего не выйдет, дурочка, – сказала Штеффи. – Даже обычное письмо не успеет дойти до Вены к Рождеству, если его отослать сейчас.
Нелли скорчила сестре рожицу.
– Не зазнавайся, – сказала она.
Штеффи помогла тете Альме помыть посуду. Все время она надеялась, что тетя Альма предложит ей поехать с ними в Гётеборг. Но та болтала о чем угодно, только не о Гётеборге, а спросить сама Штеффи не осмеливалась.
Когда Штеффи собралась домой, Нелли проводила ее до калитки.
– Штеффи, – начала она.
– Да?
– Я бы хотела купить Соне подарок. Она мне уже подарила.
– Ну подари. Купи ей что-нибудь в Гётеборге.
Нелли покачала головой.
– Тетя Альма обещала дать мне деньги на рамку для мамы и на подарок для тебя. На Соню уже не хватит. У тебя есть деньги?
У Штеффи была монета в двадцать пять эре, которую ей бросил моряк в порту, и одна крона, которую дал дядя Эверт. Но она и не думала отдавать их Нелли на подарок этой несносной Соне.
– Они мне самой нужны. Мне тоже нужно купить подарки.
– Что же мне делать?
Штеффи пожала плечами.
– Не знаю. Попроси у тети Альмы еще денег.
– Я не могу.
– Тогда ничего не покупай.
– Соня – моя лучшая подруга, – сказала Нелли. – Она самая добрая. И наверняка она купила мне что-нибудь красивое.
– Возьми что-нибудь из своих вещей, – предложила Штеффи. – Что-нибудь, что ты привезла из дома.
– Что?
Штеффи ответила не раздумывая. Слова вылетели, словно сами по себе.
– Твое коралловое ожерелье.
Нелли побледнела.
– Я не могу его отдать. Оно – мамино.
– Она подарила его тебе.
– Ты думаешь? – голос Нелли задрожал. – Ты думаешь, я должна подарить ожерелье?
– Да, – сказала Штеффи. – Или у тебя есть что-нибудь другое?
Нелли покачала головой.
– Делай, что хочешь, – сказала Штеффи. – Пока.
Сделав несколько шагов, она обернулась. Нелли осталась у калитки. Она выглядела такой маленькой. Штеффи захотелось вернуться и сказать, что это была шутка. Но она все же пошла дальше.
«Нелли наверняка этого не сделает, – думала Штеффи. – Конечно же не сделает».
Глава 22
За неделю до Рождества тетя Марта и Штеффи вычистили дом с низу до верху. Они повесили на кухне рождественские гобелены, а на столе расстелили вышитую скатерть с гномами и еловыми ветками.
Когда пришло время мариновать селедку, тетя Марта обнаружила, что кончился уксус.
– Сходи в магазин, – сказала она Штеффи. – Но не задерживайся по дороге, а возвращайся скорее домой.
Штеффи отправилась в магазин с большой сумкой, болтавшейся через плечо. Список покупок и кошелек тети Марты лежали в правом кармане пальто. В левом были ее личные деньги: крона и монета в двадцать пять эре. Нужно купить рождественские подарки для Нелли и дяди Эверта.
Тете Марте она подарит прихватку, которую сама сшила на уроках труда. Прихватка получилась кривой и косой, но после того, как Штеффи три раза ее переделывала, учительница решила, что теперь вполне сгодится.
Зазвонил колокольчик, когда Штеффи открыла дверь магазина. Продавец стоял за прилавком, насыпал кофе в коричневые бумажные кульки и взвешивал их. На полках за его спиной громоздились консервные банки, бутылки и пакеты. На полу стояла деревянная бочка с селедкой, и мешки с мукой, сахаром и кофе. А на прилавке – пара больших стеклянных банок с тянучками и карамелью.
Штеффи была единственным покупателем.
– Здравствуйте, – вежливо поприветствовала она продавца.
Он коротко кивнул и продолжил взвешивать кофе.
Штеффи ждала. Лишь тогда, когда все пакеты были наполнены, продавец сказал:
– Да? Что тебе?
Штеффи достала список покупок и начала читать:
– Бутылку уксуса, двести пятьдесят грамм кофе, килограмм овсяной кру…
Продавец достал с полки бутылку уксуса и поставил ее перед собой на прилавок. Рядом положил пакетики с кофе.
Дверь отворилась.
– Что вам угодно? – спросил продавец вошедшую женщину.
– …крупы, – договорила Штеффи и замолчала.
У женщины был длинный список покупок. Она перепробовала много сортов сыра, прежде чем определилась с одним, и долго отбирала четыре апельсина, перещупав, по меньшей мере, штук двадцать. Штеффи стояла, переминаясь с ноги на ногу. Дома тетя Марта ждала уксус.
Со второго этажа не спеша спустилась Сильвия. Она облокотилась о прилавок, подперев руками подбородок.
– Мое рождественское платье – голубое, – сказала она. – А у тебя какого цвета?
Штеффи не ответила.
– Может, у тебя вообще нет нового платья к Рождеству?
– Есть, – солгала Штеффи. – Но это будет сюрприз.
Сильвия надменно улыбнулась.
– Не верю.
Женщина наконец дочитала свой список и оплатила покупки. Сильвия села на табурет в углу за прилавком и принялась листать газету.
– Спасибо, – сказал продавец. – Большое спасибо. Большое вам спасибо. Приходите еще.
Когда женщина ушла, он повернулся к Штеффи.
– Ну, что ты хотела?
Штеффи продолжила читать.
– Килограмм овсяной крупы…
– Посмотрим, – сказал продавец и взял ее листок. – Овсяная крупа, дрожжи, горох…
Он доставал и взвешивал товары. Консервированный горох, стоявший на полке, кончился.
– Сильвия, принеси-ка банку со склада, – сказал продавец.
Сильвия выглянула из-за газеты.
– Банки с горохом стоят на самом верху. Я не достану.
Продавец вздохнул.
– Тогда не спускай глаз с карамели, пока я схожу сам.
– Конечно, – улыбнулась Сильвия.
Щеки Штеффи вспыхнули. Можно подумать, она попыталась бы стащить эти карамельки!
Продавец вернулся с банками гороха. Штеффи заплатила и получила несколько монет сдачи.
– Я бы хотела посмотреть закладки для книг, – попросила она.
– Ты собираешься купить закладку?
– Да.
– Этого нет в твоем списке. Тебе разрешили потратить сдачу?
Охотнее всего Штеффи взяла бы сумку с продуктами и ушла оттуда. Но на острове больше не было магазинов, а ей нужно было купить подарки для Нелли и дяди Эверта.
– У меня есть свои деньги, – упрямо сказала она.
– Покажи!
Штеффи достала из левого кармана крону и монету в двадцать пять эре. Сильвия с любопытством посмотрела на нее поверх газеты.
– А где сдача, которую я тебе дал?
Только когда Штеффи показала сдачу в кошельке тети Марты, продавец успокоился и достал коробку с закладками. Штеффи выбрала две: одну – с ангелом, склонившимся над кудрявыми облаками, а вторую – с маленькой девочкой и корзинками цветов. Дяде Эверту она купила упаковку лезвий для бритвы.
Осталось монетка в десять эре. Сначала Штеффи хотела потратить ее на тянучку, но потом решила сэкономить.
Выйдя из магазина, она увидела, что пошел снег. Начинало смеркаться. Тетя Марта наверняка уже беспокоится.
Тяжелая сумка при каждом шаге ударяла по ногам, а ручка врезалась в ладонь. Штеффи перекладывла сумку из одной руки в другую много раз. В конце концов ей пришлось остановиться и отдохнуть.
– Эй! – окликнул ее мужской голос. – Штеффи!
Это был дядя Эверт, он шел за ней. Должно быть, он возвращался прямо с причала.
– Эта сумка слишком велика для такой маленькой девочки, – сказал дядя Эверт. – Давай-ка ее мне.
Дядя Эверт легко поднял сумку, словно она ничего не весила.
– Ты видела? – спросил дядя Эверт. – Снег не тает. У нас будет снежное Рождество.
Он протянул свою крупную теплую ладонь и взял Штеффи за руку.
– Вот увидишь, – сказал он. – Увидишь, скоро все будет хорошо.
Когда пришло время мариновать селедку, тетя Марта обнаружила, что кончился уксус.
– Сходи в магазин, – сказала она Штеффи. – Но не задерживайся по дороге, а возвращайся скорее домой.
Штеффи отправилась в магазин с большой сумкой, болтавшейся через плечо. Список покупок и кошелек тети Марты лежали в правом кармане пальто. В левом были ее личные деньги: крона и монета в двадцать пять эре. Нужно купить рождественские подарки для Нелли и дяди Эверта.
Тете Марте она подарит прихватку, которую сама сшила на уроках труда. Прихватка получилась кривой и косой, но после того, как Штеффи три раза ее переделывала, учительница решила, что теперь вполне сгодится.
Зазвонил колокольчик, когда Штеффи открыла дверь магазина. Продавец стоял за прилавком, насыпал кофе в коричневые бумажные кульки и взвешивал их. На полках за его спиной громоздились консервные банки, бутылки и пакеты. На полу стояла деревянная бочка с селедкой, и мешки с мукой, сахаром и кофе. А на прилавке – пара больших стеклянных банок с тянучками и карамелью.
Штеффи была единственным покупателем.
– Здравствуйте, – вежливо поприветствовала она продавца.
Он коротко кивнул и продолжил взвешивать кофе.
Штеффи ждала. Лишь тогда, когда все пакеты были наполнены, продавец сказал:
– Да? Что тебе?
Штеффи достала список покупок и начала читать:
– Бутылку уксуса, двести пятьдесят грамм кофе, килограмм овсяной кру…
Продавец достал с полки бутылку уксуса и поставил ее перед собой на прилавок. Рядом положил пакетики с кофе.
Дверь отворилась.
– Что вам угодно? – спросил продавец вошедшую женщину.
– …крупы, – договорила Штеффи и замолчала.
У женщины был длинный список покупок. Она перепробовала много сортов сыра, прежде чем определилась с одним, и долго отбирала четыре апельсина, перещупав, по меньшей мере, штук двадцать. Штеффи стояла, переминаясь с ноги на ногу. Дома тетя Марта ждала уксус.
Со второго этажа не спеша спустилась Сильвия. Она облокотилась о прилавок, подперев руками подбородок.
– Мое рождественское платье – голубое, – сказала она. – А у тебя какого цвета?
Штеффи не ответила.
– Может, у тебя вообще нет нового платья к Рождеству?
– Есть, – солгала Штеффи. – Но это будет сюрприз.
Сильвия надменно улыбнулась.
– Не верю.
Женщина наконец дочитала свой список и оплатила покупки. Сильвия села на табурет в углу за прилавком и принялась листать газету.
– Спасибо, – сказал продавец. – Большое спасибо. Большое вам спасибо. Приходите еще.
Когда женщина ушла, он повернулся к Штеффи.
– Ну, что ты хотела?
Штеффи продолжила читать.
– Килограмм овсяной крупы…
– Посмотрим, – сказал продавец и взял ее листок. – Овсяная крупа, дрожжи, горох…
Он доставал и взвешивал товары. Консервированный горох, стоявший на полке, кончился.
– Сильвия, принеси-ка банку со склада, – сказал продавец.
Сильвия выглянула из-за газеты.
– Банки с горохом стоят на самом верху. Я не достану.
Продавец вздохнул.
– Тогда не спускай глаз с карамели, пока я схожу сам.
– Конечно, – улыбнулась Сильвия.
Щеки Штеффи вспыхнули. Можно подумать, она попыталась бы стащить эти карамельки!
Продавец вернулся с банками гороха. Штеффи заплатила и получила несколько монет сдачи.
– Я бы хотела посмотреть закладки для книг, – попросила она.
– Ты собираешься купить закладку?
– Да.
– Этого нет в твоем списке. Тебе разрешили потратить сдачу?
Охотнее всего Штеффи взяла бы сумку с продуктами и ушла оттуда. Но на острове больше не было магазинов, а ей нужно было купить подарки для Нелли и дяди Эверта.
– У меня есть свои деньги, – упрямо сказала она.
– Покажи!
Штеффи достала из левого кармана крону и монету в двадцать пять эре. Сильвия с любопытством посмотрела на нее поверх газеты.
– А где сдача, которую я тебе дал?
Только когда Штеффи показала сдачу в кошельке тети Марты, продавец успокоился и достал коробку с закладками. Штеффи выбрала две: одну – с ангелом, склонившимся над кудрявыми облаками, а вторую – с маленькой девочкой и корзинками цветов. Дяде Эверту она купила упаковку лезвий для бритвы.
Осталось монетка в десять эре. Сначала Штеффи хотела потратить ее на тянучку, но потом решила сэкономить.
Выйдя из магазина, она увидела, что пошел снег. Начинало смеркаться. Тетя Марта наверняка уже беспокоится.
Тяжелая сумка при каждом шаге ударяла по ногам, а ручка врезалась в ладонь. Штеффи перекладывла сумку из одной руки в другую много раз. В конце концов ей пришлось остановиться и отдохнуть.
– Эй! – окликнул ее мужской голос. – Штеффи!
Это был дядя Эверт, он шел за ней. Должно быть, он возвращался прямо с причала.
– Эта сумка слишком велика для такой маленькой девочки, – сказал дядя Эверт. – Давай-ка ее мне.
Дядя Эверт легко поднял сумку, словно она ничего не весила.
– Ты видела? – спросил дядя Эверт. – Снег не тает. У нас будет снежное Рождество.
Он протянул свою крупную теплую ладонь и взял Штеффи за руку.
– Вот увидишь, – сказал он. – Увидишь, скоро все будет хорошо.
Глава 23
Вечером в канун Рождества Штеффи с волнением наблюдала, как тетя Марта распаковывала прихватку. Не покажется ли ей прихватка кривой и некрасивой? Но тетя Марта ласково поблагодарила Штеффи и повесила подарок на крючок под вытяжкой.
От дяди Эверта Штеффи получила коробку с красками, кисточки и блокнот для рисования. Тетя Марта подарила ей вязаную шапочку и варежки с таким же узором. Штеффи не понимала, как она умудрилась связать их, ни разу не попавшись ей на глаза со спицами. Шерсть сладковато пахла средством от моли.
Лежа в постели, Штеффи услышала голоса тети Марты и дяди Эверта, доносившиеся из спальни.
– Ты могла бы купить ей что-нибудь другое, – сказал дядя Эверт. – Какое-нибудь украшение, которое нравится девочкам.
– Украшение, – фыркнула тетя Марта. – У нее нет теплой одежды!
– Да, да, – сказал дядя Эверт. – Но ребенку нужно все же дарить другие подарки.
– Неужто я не знаю, что нужно девочке?
– Я этого не говорил.
– Так-то.
Стало тихо. Спустя какое-то время снова послышался голос дяди Эверта.
– Она хорошая девочка. Я рад, что мы ее взяли.
Тут за окном завыл ветер. Штеффи не расслышала, что ответила тетя Марта.
В день Рождества они были приглашены к тете Альме и дяде Сигурду. У них собралось много народа. Все приходились друг другу родственниками, и только сейчас Штеффи поняла, что тетя Марта и тетя Альма тоже родственницы – двоюродные сестры.
Нелли подарила Штеффи банку карамелек. Конфеты были твердыми снаружи с мягкой шоколадной начинкой. Они лежали в красивой голубой банке с золотистым узором.
– Потом ты сможешь хранить в ней свои вещи, – сказала Нелли.
На ней не было кораллового ожерелья, которое она обычно надевала с нарядным платьем. Пустота вокруг ее пухленькой шеи, там, где следовало находиться ожерелью, бросалась в глаза.
– Что тебе подарила Соня? – спросила Штеффи словно невзначай.
– Резиновую лягушку, – ответила Нелли. – Она прыгает, если нажать на баллончик.
– А ты что-нибудь ей подарила?
Нелли кивнула.
– Что же?
Нелли не ответила. Она уставилась в сторону, и ее нижняя губа слегка задрожала.
– Ты отдала ей коралловое ожерелье?
Нелли снова кивнула.
– Дурочка, – сказала Штеффи. – Как ты думаешь, что скажет мама, когда узнает?
– Ты ведь сама посоветовала, чтобы я так сделала!
– Я не имела этого в виду, понимаешь?
– Зачем тогда ты так сказала?
– В шутку, – ответила Штеффи. – Я не думала, что ты настолько глупа, что отдашь мамино коралловое ожерелье.
– Я напишу маме! – сказала Нелли. – Я напишу и расскажу, что ты обманула меня.
Нелли была уже готова заплакать.
– Что сделано, то сделано, – торопливо сказала Штеффи. – Пойдем, посмотрим, что делают Эльза и Ион.
После Рождества похолодало. Воздух был сырым, сильно пахло морем. От холода кололо щеки и щипало в носу. Остроконечные скалы в шхерах, которые Штеффи видела из окна, покрылись снежными шапками. Они стали похожи на вершины Альп. Как будто горы погрузились под воду, и только вершины выступают над поверхностью моря.
Вода у самого берега и в бухтах замерзла. Лед напоминал серо-зеленый ковер с белыми полосками. Вдали, словно голубая сталь, поблескивало открытое море. Штеффи шла вдоль берега и чувствовала под ногами хруст, когда ломалась тонкая ледяная корка. Иногда она проваливалась сквозь наст в застывшие тиски снега и льда.
Штеффи нравился снег, он окрашивал остров в белый цвет вместо привычной серости. Она слепила снежок и бросила, целясь в камни под водой. Потом она каталась на ледяной дорожке за домом, пока тетя Марта не велела ей прекратить портить подошвы.
Рядом со школой был холм, с которого было очень удобно кататься на санках. Нелли получила санки в подарок на Рождество и проводила весь день со своими друзьями, катаясь с холма. Если бы Штеффи захотела, она бы могла взять у Нелли санки, но у нее не было желания просить. Все равно ей было не с кем кататься.
Дядя Эверт снова ушел в море за рыбой. В предновогоднее утро он вернулся домой. Был прекрасный день с ясным голубым небом и прозрачным воздухом.
Штеффи сидела за столом в своей комнате и рисовала новыми красками.
– Почему ты не на улице в такой-то день? – спросил дядя Эверт. – Детям необходим свежий воздух.
– Я уже была там, – ответила Штеффи. – Утром.
– На холме полно ребят на санках. За школой.
Штеффи кивнула, не отрывая от рисунка взгляда.
Дядя Эверт постоял какое-то время, смотря на нее.
После кофе он попросил Штеффи выйти вместе с ним на улицу. Она застегнула пальто и надела шапочку и варежки, полученные в подарок на Рождество. Дядя Эверт держал перед ней дверь открытой, пока она спускалась по лестнице, словно перед взрослой дамой.
Внизу у лестницы стояли санки. Они были красного цвета, но краска кое-где облупилась. Впрочем, санки были изящные, сделанные из узких деревянных реек, с плавно изогнутыми полозьями.
– Нравятся? – спросил дядя Эверт.
– Это мне?
Дядя Эверт кивнул.
– Они стояли в подвале, никому не нужные. Мы можем покрасить их, но я подумал, что ты сначала испытаешь их.
– Чьи они были раньше? – хотела спросить Штеффи, но дядя Эверт уже пошел с санками к небольшому холмику за домом.
Штеффи каталась недолго. Дядя Эверт предлжил ей взять санки и сразу же пойти на холм за школой, но Штеффи предпочитала сначала покрасить их. Они отнесли санки в подвал, и дядя Эверт показал, как нужно соскабливать шкуркой старую краску. Когда поверхность была зачищена, он отыскал банку с краской и маленькую кисточку.
Покраска заняла некоторое время. Самым трудным оказалось достать кисточкой между деревянными рейками и во всех углах. Наконец, санки снова заблестели ярко-красной краской.
– К утру они высохнут, – сказал дядя Эверт. – Тогда и сможешь покататься.
В синих сумерках внизу у лестницы Штеффи и дядя Эверт строили снежный фонарь. Они катали из снега маленькие твердые шарики и складывали их в кольцо. Посреди круга Штеффи поставила огарок свечи, который ей дала тетя Марта. Поверх первого кольца они положили другое, поменьше. Так с большой осторожностью они продолжали укладывать снежные шарики один слой за другим, пока на самом верху в середине не осталось лишь маленькое отверстие.
Дядя Эверт принес спички и зажег свечу. Огонек заставлял снежные шарики светиться. Мягкий красно-желтый свет струился по земле.
– Как красиво, – выдохнула Штеффи.
Тетя Марта вышла из дома, чтобы посмотреть на снежный фонарик.
– Неплохо, – сказала она.
В устах тети Марты это звучало действительно высокой похвалой.
В честь Нового года Штеффи, тетя Марта и дядя Эверт ужинали в гостиной, которая почти никогда не использовалась. Они ели жаркое с картошкой, соусом и горохом. Это был настоящий праздник, хотя их было только трое.
Дома родители Штеффи обычно принимали гостей к ужину 31 декабря, всегда одну и ту же семью с двумя детьми в возрасте Штеффи и Нелли. Стол был накрыт белой скатертью и вышитыми салфетками, сервирован фарфором с золотым оободком и серебряными столовыми приборами.
В живом свете свечей вино в бокалах взрослых блестело как волшебные драгоценные камни. Горничная в черном платье и белом переднике вносила блюда и расставляла их на столе, пока повариха на кухне готвила угощения.
После еды все четверо детей шли в детскую и ложились спать. Они лежали и долго перешептывались слишком возбужденные, чтобы уснуть.
Без четверти двенадцать мама звала их. Все вместе шли на балкон, чтобы послушать колокольный звон со всех церквей города.
– Можно мне не спать до двенадцати? – спросила Штеффи.
– Об этом не может быть и речи, – отрезала тетя Марта.
– Но почему нет? – возразил дядя Эверт. – Новогодняя ночь бывает лишь раз в году. А новое десятилетие наступает только раз в десять лет.
– Ну ладно, – сказала тетя Марта. – Надень ночную рубашку и постели постель. Тогда, так и быть, разрешу.
Точно перед первым ударом тетя Марта включила радио. Низкий мужской голос читал стихотворение.
– Звони, колокол, звони…
Дядя Эверт открыл окно. Колокольный звон по радио смешался со звоном колокола из единственной на острове церкви и тонкими ударами настенных часов тети Марты.
1939 год закончился. Наступил новый 1940-й.
– Пусть он будет лучше, – про себя шептала Штеффи. – Боже милостивый, пусть он будет лучше. Я обещаю, что постараюсь стать послушной.
От дяди Эверта Штеффи получила коробку с красками, кисточки и блокнот для рисования. Тетя Марта подарила ей вязаную шапочку и варежки с таким же узором. Штеффи не понимала, как она умудрилась связать их, ни разу не попавшись ей на глаза со спицами. Шерсть сладковато пахла средством от моли.
Лежа в постели, Штеффи услышала голоса тети Марты и дяди Эверта, доносившиеся из спальни.
– Ты могла бы купить ей что-нибудь другое, – сказал дядя Эверт. – Какое-нибудь украшение, которое нравится девочкам.
– Украшение, – фыркнула тетя Марта. – У нее нет теплой одежды!
– Да, да, – сказал дядя Эверт. – Но ребенку нужно все же дарить другие подарки.
– Неужто я не знаю, что нужно девочке?
– Я этого не говорил.
– Так-то.
Стало тихо. Спустя какое-то время снова послышался голос дяди Эверта.
– Она хорошая девочка. Я рад, что мы ее взяли.
Тут за окном завыл ветер. Штеффи не расслышала, что ответила тетя Марта.
В день Рождества они были приглашены к тете Альме и дяде Сигурду. У них собралось много народа. Все приходились друг другу родственниками, и только сейчас Штеффи поняла, что тетя Марта и тетя Альма тоже родственницы – двоюродные сестры.
Нелли подарила Штеффи банку карамелек. Конфеты были твердыми снаружи с мягкой шоколадной начинкой. Они лежали в красивой голубой банке с золотистым узором.
– Потом ты сможешь хранить в ней свои вещи, – сказала Нелли.
На ней не было кораллового ожерелья, которое она обычно надевала с нарядным платьем. Пустота вокруг ее пухленькой шеи, там, где следовало находиться ожерелью, бросалась в глаза.
– Что тебе подарила Соня? – спросила Штеффи словно невзначай.
– Резиновую лягушку, – ответила Нелли. – Она прыгает, если нажать на баллончик.
– А ты что-нибудь ей подарила?
Нелли кивнула.
– Что же?
Нелли не ответила. Она уставилась в сторону, и ее нижняя губа слегка задрожала.
– Ты отдала ей коралловое ожерелье?
Нелли снова кивнула.
– Дурочка, – сказала Штеффи. – Как ты думаешь, что скажет мама, когда узнает?
– Ты ведь сама посоветовала, чтобы я так сделала!
– Я не имела этого в виду, понимаешь?
– Зачем тогда ты так сказала?
– В шутку, – ответила Штеффи. – Я не думала, что ты настолько глупа, что отдашь мамино коралловое ожерелье.
– Я напишу маме! – сказала Нелли. – Я напишу и расскажу, что ты обманула меня.
Нелли была уже готова заплакать.
– Что сделано, то сделано, – торопливо сказала Штеффи. – Пойдем, посмотрим, что делают Эльза и Ион.
После Рождества похолодало. Воздух был сырым, сильно пахло морем. От холода кололо щеки и щипало в носу. Остроконечные скалы в шхерах, которые Штеффи видела из окна, покрылись снежными шапками. Они стали похожи на вершины Альп. Как будто горы погрузились под воду, и только вершины выступают над поверхностью моря.
Вода у самого берега и в бухтах замерзла. Лед напоминал серо-зеленый ковер с белыми полосками. Вдали, словно голубая сталь, поблескивало открытое море. Штеффи шла вдоль берега и чувствовала под ногами хруст, когда ломалась тонкая ледяная корка. Иногда она проваливалась сквозь наст в застывшие тиски снега и льда.
Штеффи нравился снег, он окрашивал остров в белый цвет вместо привычной серости. Она слепила снежок и бросила, целясь в камни под водой. Потом она каталась на ледяной дорожке за домом, пока тетя Марта не велела ей прекратить портить подошвы.
Рядом со школой был холм, с которого было очень удобно кататься на санках. Нелли получила санки в подарок на Рождество и проводила весь день со своими друзьями, катаясь с холма. Если бы Штеффи захотела, она бы могла взять у Нелли санки, но у нее не было желания просить. Все равно ей было не с кем кататься.
Дядя Эверт снова ушел в море за рыбой. В предновогоднее утро он вернулся домой. Был прекрасный день с ясным голубым небом и прозрачным воздухом.
Штеффи сидела за столом в своей комнате и рисовала новыми красками.
– Почему ты не на улице в такой-то день? – спросил дядя Эверт. – Детям необходим свежий воздух.
– Я уже была там, – ответила Штеффи. – Утром.
– На холме полно ребят на санках. За школой.
Штеффи кивнула, не отрывая от рисунка взгляда.
Дядя Эверт постоял какое-то время, смотря на нее.
После кофе он попросил Штеффи выйти вместе с ним на улицу. Она застегнула пальто и надела шапочку и варежки, полученные в подарок на Рождество. Дядя Эверт держал перед ней дверь открытой, пока она спускалась по лестнице, словно перед взрослой дамой.
Внизу у лестницы стояли санки. Они были красного цвета, но краска кое-где облупилась. Впрочем, санки были изящные, сделанные из узких деревянных реек, с плавно изогнутыми полозьями.
– Нравятся? – спросил дядя Эверт.
– Это мне?
Дядя Эверт кивнул.
– Они стояли в подвале, никому не нужные. Мы можем покрасить их, но я подумал, что ты сначала испытаешь их.
– Чьи они были раньше? – хотела спросить Штеффи, но дядя Эверт уже пошел с санками к небольшому холмику за домом.
Штеффи каталась недолго. Дядя Эверт предлжил ей взять санки и сразу же пойти на холм за школой, но Штеффи предпочитала сначала покрасить их. Они отнесли санки в подвал, и дядя Эверт показал, как нужно соскабливать шкуркой старую краску. Когда поверхность была зачищена, он отыскал банку с краской и маленькую кисточку.
Покраска заняла некоторое время. Самым трудным оказалось достать кисточкой между деревянными рейками и во всех углах. Наконец, санки снова заблестели ярко-красной краской.
– К утру они высохнут, – сказал дядя Эверт. – Тогда и сможешь покататься.
В синих сумерках внизу у лестницы Штеффи и дядя Эверт строили снежный фонарь. Они катали из снега маленькие твердые шарики и складывали их в кольцо. Посреди круга Штеффи поставила огарок свечи, который ей дала тетя Марта. Поверх первого кольца они положили другое, поменьше. Так с большой осторожностью они продолжали укладывать снежные шарики один слой за другим, пока на самом верху в середине не осталось лишь маленькое отверстие.
Дядя Эверт принес спички и зажег свечу. Огонек заставлял снежные шарики светиться. Мягкий красно-желтый свет струился по земле.
– Как красиво, – выдохнула Штеффи.
Тетя Марта вышла из дома, чтобы посмотреть на снежный фонарик.
– Неплохо, – сказала она.
В устах тети Марты это звучало действительно высокой похвалой.
В честь Нового года Штеффи, тетя Марта и дядя Эверт ужинали в гостиной, которая почти никогда не использовалась. Они ели жаркое с картошкой, соусом и горохом. Это был настоящий праздник, хотя их было только трое.
Дома родители Штеффи обычно принимали гостей к ужину 31 декабря, всегда одну и ту же семью с двумя детьми в возрасте Штеффи и Нелли. Стол был накрыт белой скатертью и вышитыми салфетками, сервирован фарфором с золотым оободком и серебряными столовыми приборами.
В живом свете свечей вино в бокалах взрослых блестело как волшебные драгоценные камни. Горничная в черном платье и белом переднике вносила блюда и расставляла их на столе, пока повариха на кухне готвила угощения.
После еды все четверо детей шли в детскую и ложились спать. Они лежали и долго перешептывались слишком возбужденные, чтобы уснуть.
Без четверти двенадцать мама звала их. Все вместе шли на балкон, чтобы послушать колокольный звон со всех церквей города.
– Можно мне не спать до двенадцати? – спросила Штеффи.
– Об этом не может быть и речи, – отрезала тетя Марта.
– Но почему нет? – возразил дядя Эверт. – Новогодняя ночь бывает лишь раз в году. А новое десятилетие наступает только раз в десять лет.
– Ну ладно, – сказала тетя Марта. – Надень ночную рубашку и постели постель. Тогда, так и быть, разрешу.
Точно перед первым ударом тетя Марта включила радио. Низкий мужской голос читал стихотворение.
– Звони, колокол, звони…
Дядя Эверт открыл окно. Колокольный звон по радио смешался со звоном колокола из единственной на острове церкви и тонкими ударами настенных часов тети Марты.
1939 год закончился. Наступил новый 1940-й.
– Пусть он будет лучше, – про себя шептала Штеффи. – Боже милостивый, пусть он будет лучше. Я обещаю, что постараюсь стать послушной.