Страница:
— И леди Гарриет бежала с учителем? — воскликнула Летти. — Бедный папа! Зато как романтично! Интересно, что с ними сталось?
— Романтично! — Лицо Клайва скривила гримаса отвращения. — Разве ты не слышала, что сказал Джереми? Этот учитель предал папа и лорда Хьюго, и это из-за него лорд Хьюго погиб.
— А откуда известно, что предал именно господин Ренни? Это мог сделать кто угодно.
— Все может быть, — произнес Джереми тем особым тоном, который всегда возвращал ему всеобщее внимание, когда семейный совет опускался до пошлых сплетен. — Нас должно волновать лишь то, что происходит сейчас. Через несколько дней я отправляюсь во Францию, встречусь там с отцом и объявлю ему условия помилования. Он должен будет присягнуть Его Величеству королю Георгу и его потомкам. Помилование обошлось нашей семье недешево. Ограничусь лишь предупреждением, что впредь нам следует придерживаться строгой экономии.
Этот дом, например, придется сдать внаем или продать. Содержать два дома смысла не имеет, а Ривервью находится совсем недалеко от Лондона.
Джереми говорил еще очень долго, и к концу его речи все заметно приуныли. Летти первая извинилась и направилась к выходу. Когда Клайв поднялся следом за ней, Джереми остановил его:
— Клайв, прошу тебя присоединиться ко мне, когда я поеду во Францию.
Воцарилось молчание, потом Клайв, запинаясь, произнес:
— Да-да, конечно. Это самое малое, что я могу сделать. Когда мы едем?
— В субботу самое позднее. Клайв кивнул и вышел.
Серена, заметив, как съежился Клайв, хотела бежать за ним, но прежде чем уйти, в порыве благодарности подлетела к Джереми, обняла за плечи и поцеловала в щеку.
— За что это? — рассмеялся Джереми.
— За то, — сквозь слезы улыбнулась Серена, — что я до сих пор недооценивала тебя.
Когда Серена ушла, Кэтрин устремила на мужа внимательный взгляд.
— Неужели все так плохо, милый? — тихо спросила она.
— Хуже некуда.
В резком голосе Джереми внезапно зазвенела такая горечь, что Кэтрин приблизилась и опустилась у его ног.
— Расскажи мне все, — попросила она и, найдя его руку, прижалась к ней щекой.
— Что еще я могу сказать? Кредиторы, векселя, заложена почти вся недвижимость. — Он сделал над собой усилие, стряхивая уныние. — У меня голова пухнет от хозяйственных расчетов. Но нам придется экономить на всем.
— Девочкам будет тяжело, особенно Летти, — тихо сказала Кэтрин.
— Но ведь это не навсегда, — возразил он, нежно пожимая ей руку. — Думаю, через год-два наши доходы начнут расти.
Кэтрин улыбнулась его словам и, подумав немного, продолжала:
— Джереми, а что с Клайвом? Зачем ты берешь его с собой во Францию?
Джереми усмехнулся.
— Надеюсь, ты не будешь скучать? Я не хочу, чтобы он в мое отсутствие натворил бед. Я почти уверен, что он вступил в какое-нибудь тайное якобитское общество.
— Но, Джереми, если верить слухам, то почти все юноши из хороших семейств сейчас члены этих обществ. Это ровным счетом ничего не значит. Просто на них мода, и она скоро пройдет.
— Да, дорогая, но все эти юноши — не Уорды, не так ли? Нам следует вести себя так, чтобы прошлое было как можно скорее забыто. А сейчас, когда мы добились для отца помилования…
— Да, я понимаю. Бедный Джереми, как тяжело тебе с нами! — Она замолчала и внезапно рассмеялась. — Джереми, как ты смотришь на Джулиана Рэйнора в качестве зятя?
— На Рэйнора? Уж не хочешь ли ты сказать, что он влюбился в Летти?
— В Летти? Почему ты вдруг решил, что в Летти? Я говорю о Серене.
Она, конечно, шутит, дурачит его, чтобы прогнать мрачные мысли. Джереми ответил в том же тоне:
— Серена и игрок? Не могу представить их вместе.
— Ты мне не ответил. Как ты смотришь на Рэйнора в качестве зятя? Ты не станешь возражать?
— Что? Возражать против того, чтобы заполучить в нашу семью Креза? Только не я! Но, дорогая, мое мнение ничего не значит. Отец никогда не допустит этого брака.
— Да-да, но, как мы оба знаем, существуют пути в обход родительской воли. И не забудь, что Серена уже совершеннолетняя. Она сама за себя отвечает.
Джереми нахмурился.
— Кэтрин, ты шутишь!
— Нисколько, милый. Ты и сам бы мог заметить, что в последнее время майор Рэйнор посещает все балы и приемы, где бывает Серена.
— Но туда съезжается добрая половина Лондона, — возразил он. — Это ничего не доказывает.
Кэтрин торжествующе улыбнулась.
— Более того, всякий раз, как мы с Сереной выезжаем на прогулку или в магазины, мы «случайно» встречаем майора Рэйнора.
Джереми задумался.
— И Серена поощряет его?
— Отнюдь. Это не в ее натуре. Но всякому, имеющему глаза, видно, что они увлечены друг другом.
Джереми продолжал недоверчиво смотреть на нее. Кэтрин покачала головой.
— На твоем месте, Джереми, я бы понемногу начинала привыкать к мысли видеть Серену и Джулиана Рэйнора вместе.
Покинув библиотеку, Серена сразу бросилась на поиски Клайва. Искать пришлось недолго. Клайв был в передней и собирался уходить.
— Клайв! Мне нужно с тобой поговорить, — крикнула она.
— После поговорим, Серена, у меня назначена встреча.
— После никак нельзя, — прошептала Серена, распахивая перед ним дверь маленькой столовой.
Стоило ему переступить порог, она захлопнула дверь и повернулась к нему.
— В чем дело, Клайв? Что случилось?
— Ничего! То есть это ужасно, Серена! Ты сама слышала, что сказал Джереми. Я и представить себе не мог, что все так плохо.
Серена пристально смотрела ему в глаза.
— Я тоже. Но ты что-то не то говоришь. Ты забеспокоился раньше, чем Джереми объявил о наших денежных трудностях. Так в чем же все-таки дело, Клайв?
Он смутился и отвел взгляд, но в конце концов не выдержал:
— Меньше всего на свете я хотел втягивать в дело тебя! Если угодно, я был даже рад, когда ты вышла из него! Это опасное предприятие, и не женское дело в него вмешиваться.
Она положила руку ему на плечо и умоляюще взглянула на него.
— Позволь мне самой судить об этом. А теперь рассказывай, в какую историю ты влип.
Всего секунду Клайв пребывал в нерешительности, но потом его словно прорвало:
— Дело в том, что я согласился принять и доставить еще одного «пассажира». Отказываться уже поздно, и я не знаю, кому его теперь доверить, ведь я должен ехать с Джереми во Францию. О, Серена, что же мне делать? .
Когда к Уордам явился констебль, Серена, если не считать прислуги, была дома одна. Камердинер явился с докладом в маленькую дамскую гостиную, она поправила прическу и платье и спустилась в голубую приемную, где ее § ожидал констебль. В посещениях констеблей ничего необычного не было. Чаще всего они жаловались на лакеев, затеявших драку после излишних возлияний в какой-нибудь таверне. Серена молила Бога, чтобы этот визит не был вызван чем-либо посерьезней драки.
Она поприветствовала констебля, по своему обыкновению, сдержанно. Пригласив его сесть, она объяснила, почему именно с нею ему придется говорить сегодня.
— Как вы, возможно, знаете, — сказала она, — мои братья уехали во Францию по делам, связанным с возвращением отца.
— Да, я слыхал о помиловании сэра Роберта. Когда они уехали?
— Два дня назад.
— И когда вы ожидаете их?
Серена украдкой изучала констебля. Он казался добродушным весельчаком — искрящиеся голубые глаза и багровый румянец. Пудреный парик сидел слегка набекрень, отчего сам констебль не внушал страха и выглядел даже комично.
Успокоившись немного, Серена ответила:
— Я не могу сказать наверное. Перед самым отъездом брату пришло известие, что отец слегка занемог. Ничего серьезного, поверьте. Сэр Роберт страдает подагрой. Как только ему полегчает и он будет готов к путешествию, братья вместе с ним вернутся домой.
— А госпожа Уорд уехала с ними?
— Нет. Кэтрин, то есть госпожа Уорд, и моя младшая сестра отбыли в Ривервью к детям. Я бы и сама поехала с ними, если бы не заболела моя кобыла. Голди так избалована, — пояснила Серена, — что никого, кроме меня, к себе не подпускает, вот мне и приходится лечить ее самой.
Ей было крайне неприятно изворачиваться и обманывать окружающих, но другого выхода у Серены не было. Она обещала Клайву, что они с Флинном возьмут на себя доставку «пассажира», и это, разумеется, означало, что она останется в Лондоне до окончания предприятия. Легкость, с которой все приняли ее оправдание, лишь усугубляло угрызения совести. Ей доверяли, и Серену это мучило. Если бы Кэтрин хоть немного воспротивилась, она, наверное, не чувствовала бы себя такой уж виноватой. Но Кэтрин только и сказала, что дети будут расстроены, однако они должны знать, что нельзя оставлять без помощи больную лошадь Серены.
— Надеюсь, ваша помощь оказала должное действие? — вежливо осведомился констебль.
Когда Серена последний раз видела Голди, та преспокойно жевала в стойле овес.
— Об этом еще рано говорить, — ответила Серена, стараясь выглядеть встревоженной, — она такая нервная… Беда с этими чистокровками.
Обмен любезностями окончился, и Серена не знала, о чем говорить дальше, а господин Лукас, казалось, не торопился с изложением дела.
Вспомнив о причине последнего посещения дома констеблем, она сказала примирительно:
— Флинн, по-видимому, снова ввязался в уличную потасовку? Поверьте, я его строго накажу. Будьте добры сообщить мне размеры ущерба, и я тотчас оплачу всю сумму.
Выяснилось, однако, что визит констебля не имел к Флинну никакого отношения. Господин Лукас надеялся застать Клайва. Именно этого Серена больше всего боялась.
— Клайва? Какое же у вас к нему дело?
— Милейшая мисс Уорд, вам не о чем беспокоиться. Мое дело к вашему брату касается другого джентльмена, его знакомого. Вам не приходилось слышать имя лорда Алистера Камминга?
Серена не только слышала имя лорда Алистера, она точно знала, где он сейчас находится. Это был тот самый «пассажир», доставить которого она обещала Клайву. Они с Флинном приняли его лишь сегодня утром, и в настоящее время он скрывался в одной из комнат дома на Уайтфрайерс-стрит. Ночью они должны были зайти за ним туда и проводить его на корабль.
— Вы говорите, он знакомый моего брата? Имя я, кажется, слыхала, но… — Она покачала головой. — Сожалею, но ничем не могу вам помочь, господин Лукас.
Они еще немного поговорили о каких-то пустяках, и констебль очень скоро откланялся.
Когда через некоторое время в голубую приемную вошел Флинн, он застал Серену погруженной в размышления о недавней беседе.
— Что ему было надо? — без обиняков спросил Флинн.
В нескольких словах Серена изложила ему цель посещения констебля.
— Не нравится мне все это, — нахмурившись, сказал Флинн.
— И мне не нравится, — беспечно отозвалась Серена, — только что особенного может случиться? Не станет же констебль подозревать женщину. А мы не можем покинуть бедного лорда Алистеравбеде.
— Почему? Он же мужчина! Пусть сам выпутывается, вот что я вам скажу.
— Флинн, как ты можешь. Он же совсем ребенок.
— Он солдат, и лет ему не меньше, чем мне. Если он нужен Делу, не станет же он прятаться за женские юбки!
Серена не слушала его.
— Дай мне пять минут — я только сниму кринолин, — и мы пойдем.
— Ну уж нет! Никуда мы сегодня не пойдем. Я не собираюсь класть голову под топор ради какого-то предателя, даже если это приятель вашего братца.
Серена насмешливо улыбнулась.
— Можешь не беспокоиться, Флинн. Топор тебе не грозит. Простолюдинов вешают.
Он проводил ее взглядом, а на губах его играла усмешка, которая заставила бы Серену глубоко призадуматься, если бы только она ее заметила.
В карете, направлявшейся к Флит-стрит, Флинн снова пустился в пространные рассуждения о бессмысленности риска, которому они подвергали свои головы. Серена не прерывала его. Она сосредоточенно прилаживала белую полумаску с перьями, заимствованную из сокровищницы аксессуаров Кэтрин. Светские дамы нередко появлялись в городе ночью в масках, позволявших им остаться неузнанными.
Из угла кареты голос Флинна звучал мрачно:
— Послушайте, у меня лопается терпение. Ну что прикажете с вами делать?
Серена взглянула на него и сухо сказала:
— То же самое и я могла бы тебе сказать. И вообще, Флинн, если ты и впредь собираешься позволять себе подобные вещи, ты плохо кончишь.
Флинн расплылся в улыбке, догадавшись, что она имеет в виду его любовные похождения среди дам ее круга.
— И что же я такое себе позволяю? — поддел он Серену.
— Ты забываешь, как должен себя вести, — огрызнулась она.
— Это не единственное, о чем приходится забыть, — парировал он. — Нечего сказать, приятная у меня собеседница!
Когда Серена обиженно поджала губы, он расхохотался и, вскочив, забарабанил по крыше, требуя остановить карету.
— Но ведь это еще не Уайтфрайер-стрит, — удивилась Серена. — Почему мы остановились?
— Пошевелите мозгами. — Флинн порылся в кармане и извлек толстый кошель. — Мне не нравится вон тот констебль. Уж больно у него хитрый вид.
— Думаешь, он за нами следит?
— Я в свои двадцать лет еще не настолько выжил из ума, чтобы забывать поглядывать через плечо.
Спрыгнув на тротуар, Флинн неузнаваемо преобразился. И расплачиваясь с кучером, и помогая Серене сойти, он являл собою образец почтения: хорошо воспитанный лакей, знающий свое место.
Дойдя до Бувери-стрит, они свернули в переулок, мрачный и грязный, с увешанными стираным бельем веревками, протянутыми от окна к окну. Сделав несколько шагов, Серена поняла, что задыхается, и поднесла к носу надушенный платок, чтобы заглушить запах гниющих отбросов. Переулок жил своей жизнью. Тут и там попадались мужчины и женщины в разных стадиях опьянения. Из освещенных окон второго этажа бесстыдно высовывались полуголые девки, а у дверей их хозяева зазывали прохожих. У них дела, по-видимому, процветали.
Серена была не настолько слепа, чтобы не замечать подобных сцен вокруг Ковент Гарден и Друри Лейн, когда она возвращалась из театра. Даже неподалеку от дома Уордов, на Стрэнде, где столетие назад красовались пышные дворцы, в вечерних сумерках можно было видеть прогуливающихся проституток и их щеголеватых покровителей. И все-таки на Стрэнде сохранялась известная пристойность, которой здесь и в помине не было. Здесь царила нищета, и ничего более мерзкого Серена еще не видала.
Они помедлили, и, когда Флинн убедился, что путь свободен, по лабиринту улочек и переулков они вышли наконец на Уайтфрайер-стрит. Только здесь Серена отняла от лица платок.
— А ты не новичок в этих местах, — заметила она, многозначительно подняв брови.
Флинн только усмехнулся в ответ.
Дом, в котором они спрятали лорда Алистера, выглядел вполне респектабельным. Мимо него по улице двигались экипажи, и посетители кофейни на углу выглядели весьма почтенно.
Поднявшись по лестнице, Флинн остановился и постучал в дверь особым условленным стуком.
— Кто там?
— Твоя белая розочка, — шепнула Серена пароль, который сама же и придумала.
Флинн выпучил глаза.
— Ну и театр тут у вас! Пока вы будете развлекать юного Ромео, я гляну, что там творится внизу.
Дверь распахнулась, и показался удивительно красивый юноша, одетый по последнему слову моды. Платье доставила ему Серена с любезного разрешения Клайва из его гардероба.
— Леди Уорд! — произнес он, ослепительно улыбаясь, и проводил Серену в комнаты.
Манеры лорда Алистера, его непоколебимая верность проигранному делу— все в нем вызывало в Серене живую симпатию. Ей нравился даже его светский шотландский выговор.
Он выдвинул стул и провел по нему носовым платком.
— Окажите мне честь, отведав со мною бокал вина, миледи.
Вино также было доставлено Сереной из лучших винных погребов сэра Роберта.
— Благодарю вас, сэр.
Бокал имелся всего один. Серена пригубила вино и протянула бокал лорду Алистеру. Юноша залился краской, словно этот жест неожиданно сблизил их. В памяти Серены, естественно, всплыли иные обстоятельства, при которых она пила из одного бокала с джентльменом.
С джентльменом? Она вспомнила его жадный язык, вспомнила, как он накинулся на нее, словно хищный зверь на жертву, и тоже вспыхнула. Если Джулиан Рэйнор хоть раз в жизни краснел, она сама съест тот пятидесятифунтовый чек, что хранит в верхнем ящике комода.
— Я не забуду вас до самой смерти, — сказал лорд Алистер. — Я и представить не мог, что найду в англичанах столько сочувствия. Вы самая отважная женщина из всех, кого я имею счастье знать.
У тебя манеры знатной, дамы, но добродетели не больше, чему шлюхи. Таким комплиментом ее наградил Рэйнор, и за несколько недель, что минули после той ночи в таверне «Соломенная крыша», его манеры вряд ли стали лучше. Она-то надеялась, что они заключили соглашение избегать друг друга. Он же намеренно пренебрегал ее просьбой, появляясь там, где она менее всего ожидала его видеть.
Все началось с того утреннего приема у Кэтрин. С тех пор она не могла выехать в парк или в магазины, посетить музыкальный вечер или иное собрание, чтобы не встретить его, и везде он смущал ее многозначительными взглядами и шептал ей в ухо «Виктория», когда никто не мог их слышать. Невозможно было бежать от него, невозможно заставить его замолчать, не вызвав подозрений в обществе. Ей приходилось кивать и улыбаться, и поддерживать разговор, когда единственное, что ей действительно хотелось, это плюнуть ему в лицо. Да, Виктория, конечно! Виктория была лишь плодом ее воображения, и чем скорее он это поймет, тем скорее ослабнет его интерес к ней.
Приняв решение изгнать Джулиана Рэйнора из памяти, Серена завязала беседу об университете Святого Андрея. Там лорд Алистер познакомился с ее братом, когда Клайв уже заканчивал последний курс. Вдруг они услыхали снаружи топот ног и замолчали, устремив встревоженные взгляды на дверь. Через миг в комнату ворвался Флинн.
— Солдаты, — прошипел он, — и этот чертов констебль с ними! Надо уносить отсюда ноги.
Флинн задул единственную свечу и потащил их вон из комнаты, заверив, что в доме есть еще один выход.
Оказавшись на лестнице, они устремились вверх, на крышу, и Флинн, толкая Серену под локоть, шептал на бегу:
— Да разве я кому дам в обиду мою дорогушу? Смелее, моя богиня! Я вытащу вас отсюда.
Они остановились на площадке между этажами около окошка, выходившего на задний двор. Внизу хлопали двери и раздавался топот множества ног, словно целой армии была дана команда идти в атаку. Расширенными от ужаса глазами Серена смотрела, как Флинн извлек из какого-то закутка лестницу и с помощью лорда Алистера опустил ее за окно, пока она не ударилась о твердую опору.
— Я полезу первым, — сказал Флинн и вскочил на лестницу, балансируя, как акробат.
— Стойте! — вскричал лорд Алистер. — Если вас поймают вместе со мной, вам не выпутаться. Уходите одни.
Флинн расхохотался, и Серене почудилось, будто происходящее доставляет ему неизъяснимое удовольствие.
— Никто нас не поймает. Как только мы выберемся отсюда, я покажу вам Лондон. Мы спустимся вниз, под землю, в лабиринт из каналов и водостоков, будто специально для нас созданный римлянами.
— Послушай, парень, ведь до пристани отсюда не одна миля.
— Точно. Но до дома Рэйнора рукой подать. Он спрячет нас, он ведь в долгу перед мисс Сереной. Пошли?
Серена ахнула.
— Флинн, предупреждаю тебя, я и близко не подойду к дому Рэйнора, и не вздумай меня уговаривать.
— Прекрасно, — пожал плечами Флинн. — Тогда, может быть, вы скажете мне, что делать?
— Вон они! — раздался крик внизу. Серена похолодела.
—Ну?
— Твоя взяла!
И Серена ухватилась за протянутую ей руку.
Глава 9
— Романтично! — Лицо Клайва скривила гримаса отвращения. — Разве ты не слышала, что сказал Джереми? Этот учитель предал папа и лорда Хьюго, и это из-за него лорд Хьюго погиб.
— А откуда известно, что предал именно господин Ренни? Это мог сделать кто угодно.
— Все может быть, — произнес Джереми тем особым тоном, который всегда возвращал ему всеобщее внимание, когда семейный совет опускался до пошлых сплетен. — Нас должно волновать лишь то, что происходит сейчас. Через несколько дней я отправляюсь во Францию, встречусь там с отцом и объявлю ему условия помилования. Он должен будет присягнуть Его Величеству королю Георгу и его потомкам. Помилование обошлось нашей семье недешево. Ограничусь лишь предупреждением, что впредь нам следует придерживаться строгой экономии.
Этот дом, например, придется сдать внаем или продать. Содержать два дома смысла не имеет, а Ривервью находится совсем недалеко от Лондона.
Джереми говорил еще очень долго, и к концу его речи все заметно приуныли. Летти первая извинилась и направилась к выходу. Когда Клайв поднялся следом за ней, Джереми остановил его:
— Клайв, прошу тебя присоединиться ко мне, когда я поеду во Францию.
Воцарилось молчание, потом Клайв, запинаясь, произнес:
— Да-да, конечно. Это самое малое, что я могу сделать. Когда мы едем?
— В субботу самое позднее. Клайв кивнул и вышел.
Серена, заметив, как съежился Клайв, хотела бежать за ним, но прежде чем уйти, в порыве благодарности подлетела к Джереми, обняла за плечи и поцеловала в щеку.
— За что это? — рассмеялся Джереми.
— За то, — сквозь слезы улыбнулась Серена, — что я до сих пор недооценивала тебя.
Когда Серена ушла, Кэтрин устремила на мужа внимательный взгляд.
— Неужели все так плохо, милый? — тихо спросила она.
— Хуже некуда.
В резком голосе Джереми внезапно зазвенела такая горечь, что Кэтрин приблизилась и опустилась у его ног.
— Расскажи мне все, — попросила она и, найдя его руку, прижалась к ней щекой.
— Что еще я могу сказать? Кредиторы, векселя, заложена почти вся недвижимость. — Он сделал над собой усилие, стряхивая уныние. — У меня голова пухнет от хозяйственных расчетов. Но нам придется экономить на всем.
— Девочкам будет тяжело, особенно Летти, — тихо сказала Кэтрин.
— Но ведь это не навсегда, — возразил он, нежно пожимая ей руку. — Думаю, через год-два наши доходы начнут расти.
Кэтрин улыбнулась его словам и, подумав немного, продолжала:
— Джереми, а что с Клайвом? Зачем ты берешь его с собой во Францию?
Джереми усмехнулся.
— Надеюсь, ты не будешь скучать? Я не хочу, чтобы он в мое отсутствие натворил бед. Я почти уверен, что он вступил в какое-нибудь тайное якобитское общество.
— Но, Джереми, если верить слухам, то почти все юноши из хороших семейств сейчас члены этих обществ. Это ровным счетом ничего не значит. Просто на них мода, и она скоро пройдет.
— Да, дорогая, но все эти юноши — не Уорды, не так ли? Нам следует вести себя так, чтобы прошлое было как можно скорее забыто. А сейчас, когда мы добились для отца помилования…
— Да, я понимаю. Бедный Джереми, как тяжело тебе с нами! — Она замолчала и внезапно рассмеялась. — Джереми, как ты смотришь на Джулиана Рэйнора в качестве зятя?
— На Рэйнора? Уж не хочешь ли ты сказать, что он влюбился в Летти?
— В Летти? Почему ты вдруг решил, что в Летти? Я говорю о Серене.
Она, конечно, шутит, дурачит его, чтобы прогнать мрачные мысли. Джереми ответил в том же тоне:
— Серена и игрок? Не могу представить их вместе.
— Ты мне не ответил. Как ты смотришь на Рэйнора в качестве зятя? Ты не станешь возражать?
— Что? Возражать против того, чтобы заполучить в нашу семью Креза? Только не я! Но, дорогая, мое мнение ничего не значит. Отец никогда не допустит этого брака.
— Да-да, но, как мы оба знаем, существуют пути в обход родительской воли. И не забудь, что Серена уже совершеннолетняя. Она сама за себя отвечает.
Джереми нахмурился.
— Кэтрин, ты шутишь!
— Нисколько, милый. Ты и сам бы мог заметить, что в последнее время майор Рэйнор посещает все балы и приемы, где бывает Серена.
— Но туда съезжается добрая половина Лондона, — возразил он. — Это ничего не доказывает.
Кэтрин торжествующе улыбнулась.
— Более того, всякий раз, как мы с Сереной выезжаем на прогулку или в магазины, мы «случайно» встречаем майора Рэйнора.
Джереми задумался.
— И Серена поощряет его?
— Отнюдь. Это не в ее натуре. Но всякому, имеющему глаза, видно, что они увлечены друг другом.
Джереми продолжал недоверчиво смотреть на нее. Кэтрин покачала головой.
— На твоем месте, Джереми, я бы понемногу начинала привыкать к мысли видеть Серену и Джулиана Рэйнора вместе.
Покинув библиотеку, Серена сразу бросилась на поиски Клайва. Искать пришлось недолго. Клайв был в передней и собирался уходить.
— Клайв! Мне нужно с тобой поговорить, — крикнула она.
— После поговорим, Серена, у меня назначена встреча.
— После никак нельзя, — прошептала Серена, распахивая перед ним дверь маленькой столовой.
Стоило ему переступить порог, она захлопнула дверь и повернулась к нему.
— В чем дело, Клайв? Что случилось?
— Ничего! То есть это ужасно, Серена! Ты сама слышала, что сказал Джереми. Я и представить себе не мог, что все так плохо.
Серена пристально смотрела ему в глаза.
— Я тоже. Но ты что-то не то говоришь. Ты забеспокоился раньше, чем Джереми объявил о наших денежных трудностях. Так в чем же все-таки дело, Клайв?
Он смутился и отвел взгляд, но в конце концов не выдержал:
— Меньше всего на свете я хотел втягивать в дело тебя! Если угодно, я был даже рад, когда ты вышла из него! Это опасное предприятие, и не женское дело в него вмешиваться.
Она положила руку ему на плечо и умоляюще взглянула на него.
— Позволь мне самой судить об этом. А теперь рассказывай, в какую историю ты влип.
Всего секунду Клайв пребывал в нерешительности, но потом его словно прорвало:
— Дело в том, что я согласился принять и доставить еще одного «пассажира». Отказываться уже поздно, и я не знаю, кому его теперь доверить, ведь я должен ехать с Джереми во Францию. О, Серена, что же мне делать? .
Когда к Уордам явился констебль, Серена, если не считать прислуги, была дома одна. Камердинер явился с докладом в маленькую дамскую гостиную, она поправила прическу и платье и спустилась в голубую приемную, где ее § ожидал констебль. В посещениях констеблей ничего необычного не было. Чаще всего они жаловались на лакеев, затеявших драку после излишних возлияний в какой-нибудь таверне. Серена молила Бога, чтобы этот визит не был вызван чем-либо посерьезней драки.
Она поприветствовала констебля, по своему обыкновению, сдержанно. Пригласив его сесть, она объяснила, почему именно с нею ему придется говорить сегодня.
— Как вы, возможно, знаете, — сказала она, — мои братья уехали во Францию по делам, связанным с возвращением отца.
— Да, я слыхал о помиловании сэра Роберта. Когда они уехали?
— Два дня назад.
— И когда вы ожидаете их?
Серена украдкой изучала констебля. Он казался добродушным весельчаком — искрящиеся голубые глаза и багровый румянец. Пудреный парик сидел слегка набекрень, отчего сам констебль не внушал страха и выглядел даже комично.
Успокоившись немного, Серена ответила:
— Я не могу сказать наверное. Перед самым отъездом брату пришло известие, что отец слегка занемог. Ничего серьезного, поверьте. Сэр Роберт страдает подагрой. Как только ему полегчает и он будет готов к путешествию, братья вместе с ним вернутся домой.
— А госпожа Уорд уехала с ними?
— Нет. Кэтрин, то есть госпожа Уорд, и моя младшая сестра отбыли в Ривервью к детям. Я бы и сама поехала с ними, если бы не заболела моя кобыла. Голди так избалована, — пояснила Серена, — что никого, кроме меня, к себе не подпускает, вот мне и приходится лечить ее самой.
Ей было крайне неприятно изворачиваться и обманывать окружающих, но другого выхода у Серены не было. Она обещала Клайву, что они с Флинном возьмут на себя доставку «пассажира», и это, разумеется, означало, что она останется в Лондоне до окончания предприятия. Легкость, с которой все приняли ее оправдание, лишь усугубляло угрызения совести. Ей доверяли, и Серену это мучило. Если бы Кэтрин хоть немного воспротивилась, она, наверное, не чувствовала бы себя такой уж виноватой. Но Кэтрин только и сказала, что дети будут расстроены, однако они должны знать, что нельзя оставлять без помощи больную лошадь Серены.
— Надеюсь, ваша помощь оказала должное действие? — вежливо осведомился констебль.
Когда Серена последний раз видела Голди, та преспокойно жевала в стойле овес.
— Об этом еще рано говорить, — ответила Серена, стараясь выглядеть встревоженной, — она такая нервная… Беда с этими чистокровками.
Обмен любезностями окончился, и Серена не знала, о чем говорить дальше, а господин Лукас, казалось, не торопился с изложением дела.
Вспомнив о причине последнего посещения дома констеблем, она сказала примирительно:
— Флинн, по-видимому, снова ввязался в уличную потасовку? Поверьте, я его строго накажу. Будьте добры сообщить мне размеры ущерба, и я тотчас оплачу всю сумму.
Выяснилось, однако, что визит констебля не имел к Флинну никакого отношения. Господин Лукас надеялся застать Клайва. Именно этого Серена больше всего боялась.
— Клайва? Какое же у вас к нему дело?
— Милейшая мисс Уорд, вам не о чем беспокоиться. Мое дело к вашему брату касается другого джентльмена, его знакомого. Вам не приходилось слышать имя лорда Алистера Камминга?
Серена не только слышала имя лорда Алистера, она точно знала, где он сейчас находится. Это был тот самый «пассажир», доставить которого она обещала Клайву. Они с Флинном приняли его лишь сегодня утром, и в настоящее время он скрывался в одной из комнат дома на Уайтфрайерс-стрит. Ночью они должны были зайти за ним туда и проводить его на корабль.
— Вы говорите, он знакомый моего брата? Имя я, кажется, слыхала, но… — Она покачала головой. — Сожалею, но ничем не могу вам помочь, господин Лукас.
Они еще немного поговорили о каких-то пустяках, и констебль очень скоро откланялся.
Когда через некоторое время в голубую приемную вошел Флинн, он застал Серену погруженной в размышления о недавней беседе.
— Что ему было надо? — без обиняков спросил Флинн.
В нескольких словах Серена изложила ему цель посещения констебля.
— Не нравится мне все это, — нахмурившись, сказал Флинн.
— И мне не нравится, — беспечно отозвалась Серена, — только что особенного может случиться? Не станет же констебль подозревать женщину. А мы не можем покинуть бедного лорда Алистеравбеде.
— Почему? Он же мужчина! Пусть сам выпутывается, вот что я вам скажу.
— Флинн, как ты можешь. Он же совсем ребенок.
— Он солдат, и лет ему не меньше, чем мне. Если он нужен Делу, не станет же он прятаться за женские юбки!
Серена не слушала его.
— Дай мне пять минут — я только сниму кринолин, — и мы пойдем.
— Ну уж нет! Никуда мы сегодня не пойдем. Я не собираюсь класть голову под топор ради какого-то предателя, даже если это приятель вашего братца.
Серена насмешливо улыбнулась.
— Можешь не беспокоиться, Флинн. Топор тебе не грозит. Простолюдинов вешают.
Он проводил ее взглядом, а на губах его играла усмешка, которая заставила бы Серену глубоко призадуматься, если бы только она ее заметила.
В карете, направлявшейся к Флит-стрит, Флинн снова пустился в пространные рассуждения о бессмысленности риска, которому они подвергали свои головы. Серена не прерывала его. Она сосредоточенно прилаживала белую полумаску с перьями, заимствованную из сокровищницы аксессуаров Кэтрин. Светские дамы нередко появлялись в городе ночью в масках, позволявших им остаться неузнанными.
Из угла кареты голос Флинна звучал мрачно:
— Послушайте, у меня лопается терпение. Ну что прикажете с вами делать?
Серена взглянула на него и сухо сказала:
— То же самое и я могла бы тебе сказать. И вообще, Флинн, если ты и впредь собираешься позволять себе подобные вещи, ты плохо кончишь.
Флинн расплылся в улыбке, догадавшись, что она имеет в виду его любовные похождения среди дам ее круга.
— И что же я такое себе позволяю? — поддел он Серену.
— Ты забываешь, как должен себя вести, — огрызнулась она.
— Это не единственное, о чем приходится забыть, — парировал он. — Нечего сказать, приятная у меня собеседница!
Когда Серена обиженно поджала губы, он расхохотался и, вскочив, забарабанил по крыше, требуя остановить карету.
— Но ведь это еще не Уайтфрайер-стрит, — удивилась Серена. — Почему мы остановились?
— Пошевелите мозгами. — Флинн порылся в кармане и извлек толстый кошель. — Мне не нравится вон тот констебль. Уж больно у него хитрый вид.
— Думаешь, он за нами следит?
— Я в свои двадцать лет еще не настолько выжил из ума, чтобы забывать поглядывать через плечо.
Спрыгнув на тротуар, Флинн неузнаваемо преобразился. И расплачиваясь с кучером, и помогая Серене сойти, он являл собою образец почтения: хорошо воспитанный лакей, знающий свое место.
Дойдя до Бувери-стрит, они свернули в переулок, мрачный и грязный, с увешанными стираным бельем веревками, протянутыми от окна к окну. Сделав несколько шагов, Серена поняла, что задыхается, и поднесла к носу надушенный платок, чтобы заглушить запах гниющих отбросов. Переулок жил своей жизнью. Тут и там попадались мужчины и женщины в разных стадиях опьянения. Из освещенных окон второго этажа бесстыдно высовывались полуголые девки, а у дверей их хозяева зазывали прохожих. У них дела, по-видимому, процветали.
Серена была не настолько слепа, чтобы не замечать подобных сцен вокруг Ковент Гарден и Друри Лейн, когда она возвращалась из театра. Даже неподалеку от дома Уордов, на Стрэнде, где столетие назад красовались пышные дворцы, в вечерних сумерках можно было видеть прогуливающихся проституток и их щеголеватых покровителей. И все-таки на Стрэнде сохранялась известная пристойность, которой здесь и в помине не было. Здесь царила нищета, и ничего более мерзкого Серена еще не видала.
Они помедлили, и, когда Флинн убедился, что путь свободен, по лабиринту улочек и переулков они вышли наконец на Уайтфрайер-стрит. Только здесь Серена отняла от лица платок.
— А ты не новичок в этих местах, — заметила она, многозначительно подняв брови.
Флинн только усмехнулся в ответ.
Дом, в котором они спрятали лорда Алистера, выглядел вполне респектабельным. Мимо него по улице двигались экипажи, и посетители кофейни на углу выглядели весьма почтенно.
Поднявшись по лестнице, Флинн остановился и постучал в дверь особым условленным стуком.
— Кто там?
— Твоя белая розочка, — шепнула Серена пароль, который сама же и придумала.
Флинн выпучил глаза.
— Ну и театр тут у вас! Пока вы будете развлекать юного Ромео, я гляну, что там творится внизу.
Дверь распахнулась, и показался удивительно красивый юноша, одетый по последнему слову моды. Платье доставила ему Серена с любезного разрешения Клайва из его гардероба.
— Леди Уорд! — произнес он, ослепительно улыбаясь, и проводил Серену в комнаты.
Манеры лорда Алистера, его непоколебимая верность проигранному делу— все в нем вызывало в Серене живую симпатию. Ей нравился даже его светский шотландский выговор.
Он выдвинул стул и провел по нему носовым платком.
— Окажите мне честь, отведав со мною бокал вина, миледи.
Вино также было доставлено Сереной из лучших винных погребов сэра Роберта.
— Благодарю вас, сэр.
Бокал имелся всего один. Серена пригубила вино и протянула бокал лорду Алистеру. Юноша залился краской, словно этот жест неожиданно сблизил их. В памяти Серены, естественно, всплыли иные обстоятельства, при которых она пила из одного бокала с джентльменом.
С джентльменом? Она вспомнила его жадный язык, вспомнила, как он накинулся на нее, словно хищный зверь на жертву, и тоже вспыхнула. Если Джулиан Рэйнор хоть раз в жизни краснел, она сама съест тот пятидесятифунтовый чек, что хранит в верхнем ящике комода.
— Я не забуду вас до самой смерти, — сказал лорд Алистер. — Я и представить не мог, что найду в англичанах столько сочувствия. Вы самая отважная женщина из всех, кого я имею счастье знать.
У тебя манеры знатной, дамы, но добродетели не больше, чему шлюхи. Таким комплиментом ее наградил Рэйнор, и за несколько недель, что минули после той ночи в таверне «Соломенная крыша», его манеры вряд ли стали лучше. Она-то надеялась, что они заключили соглашение избегать друг друга. Он же намеренно пренебрегал ее просьбой, появляясь там, где она менее всего ожидала его видеть.
Все началось с того утреннего приема у Кэтрин. С тех пор она не могла выехать в парк или в магазины, посетить музыкальный вечер или иное собрание, чтобы не встретить его, и везде он смущал ее многозначительными взглядами и шептал ей в ухо «Виктория», когда никто не мог их слышать. Невозможно было бежать от него, невозможно заставить его замолчать, не вызвав подозрений в обществе. Ей приходилось кивать и улыбаться, и поддерживать разговор, когда единственное, что ей действительно хотелось, это плюнуть ему в лицо. Да, Виктория, конечно! Виктория была лишь плодом ее воображения, и чем скорее он это поймет, тем скорее ослабнет его интерес к ней.
Приняв решение изгнать Джулиана Рэйнора из памяти, Серена завязала беседу об университете Святого Андрея. Там лорд Алистер познакомился с ее братом, когда Клайв уже заканчивал последний курс. Вдруг они услыхали снаружи топот ног и замолчали, устремив встревоженные взгляды на дверь. Через миг в комнату ворвался Флинн.
— Солдаты, — прошипел он, — и этот чертов констебль с ними! Надо уносить отсюда ноги.
Флинн задул единственную свечу и потащил их вон из комнаты, заверив, что в доме есть еще один выход.
Оказавшись на лестнице, они устремились вверх, на крышу, и Флинн, толкая Серену под локоть, шептал на бегу:
— Да разве я кому дам в обиду мою дорогушу? Смелее, моя богиня! Я вытащу вас отсюда.
Они остановились на площадке между этажами около окошка, выходившего на задний двор. Внизу хлопали двери и раздавался топот множества ног, словно целой армии была дана команда идти в атаку. Расширенными от ужаса глазами Серена смотрела, как Флинн извлек из какого-то закутка лестницу и с помощью лорда Алистера опустил ее за окно, пока она не ударилась о твердую опору.
— Я полезу первым, — сказал Флинн и вскочил на лестницу, балансируя, как акробат.
— Стойте! — вскричал лорд Алистер. — Если вас поймают вместе со мной, вам не выпутаться. Уходите одни.
Флинн расхохотался, и Серене почудилось, будто происходящее доставляет ему неизъяснимое удовольствие.
— Никто нас не поймает. Как только мы выберемся отсюда, я покажу вам Лондон. Мы спустимся вниз, под землю, в лабиринт из каналов и водостоков, будто специально для нас созданный римлянами.
— Послушай, парень, ведь до пристани отсюда не одна миля.
— Точно. Но до дома Рэйнора рукой подать. Он спрячет нас, он ведь в долгу перед мисс Сереной. Пошли?
Серена ахнула.
— Флинн, предупреждаю тебя, я и близко не подойду к дому Рэйнора, и не вздумай меня уговаривать.
— Прекрасно, — пожал плечами Флинн. — Тогда, может быть, вы скажете мне, что делать?
— Вон они! — раздался крик внизу. Серена похолодела.
—Ну?
— Твоя взяла!
И Серена ухватилась за протянутую ей руку.
Глава 9
Джулиан сидел в кабинете за большим письменным столом с обитым кожей верхом и пробегал глазами письмо, найденное им здесь несколько минут назад. От бумаги исходил сладкий, неприятно раздражавший его запах духов, однако содержание письма вызвало в нем живой интерес. Похоже, что леди Амелия Лоуренс дала своему прежнему любовнику отставку и в доказательство этого приложила ключ от боковой двери ее дома в Уайтхолле. Это означало приглашение, которое Джулиан с превеликим сожалением был вынужден отклонить.
Насвистывая припев из одной непристойной песенки, подхваченной у солдатских костров, он позволил себе немного поразмышлять о даме, написавшей письмо. Нежные изгибы тела, атласная кожа, пламенное, сладострастное сердце — вот какою была леди Амелия, и таких женщин он любил. Мужчины вились вокруг этой дамы, как мухи вокруг меда. Джулиан сознавал, что эта женщина была хищницей, но его это нисколько не волновало. Их прошлая связь была откровенно плотской, и это вполне его устраивало. Прошлая связь, напомнил себе Джулиан. Все в прошлом, и чем скорее дама это поймет, тем лучше будет для обоих.
В его памяти всплыл образ совсем другой женщины. Возникло чувство чего-то холодного и далекого, мучительно недосягаемого. Серена Уорд. Чужая, неприступная, ледяная. Но через миг этот образ разительно изменился: широко распахнутые глаза, обрамленные густыми ресницами, метали голубые искры; сочные, спелые губы требовали поцелуя; вулкан, фейерверк, разрывающийся над головою снаряд, мощный и внезапный раскат летнего грома.
Усилием воли Джулиан заставил себя спуститься с небес на землю. Он сделал все, что мог: он приходил к ней с повинной, пытался исправить беду, которую она, по его мнению, навлекла на свою голову тем возмутительным поступком. И что он получил за все свои унижения? То, что и ожидал. Она облила его грязью, оскорбила и выставила с позором. И даже в последовавшие за их первым разговором недели, когда, поддавшись на уговоры Флинна не отступаться, он старался завоевать ее благосклонность, она сопротивлялась как могла. Ни один здравомыслящий мужчина не станет терпеть подобного обращения. Его совесть чиста. Он должен ее забыть.
Флинн, конечно, не даст ему забыть ее, и Флинн был более настойчив, чем его, Джулиана, совесть. Но ведь Флинна не было в библиотеке, когда Серена решительно и недвусмысленно отвергла его предложение.
Развратник! В нем все вскипало, стоило только вспомнить ее вздернутый нос, когда она бросила ему в лицо это слово. Собственно, слово не было брошено, оно вытекло из ее прелестного ротика, словно капля яда. Распутник! Неправда. Он никогда не выходил за рамки приличий. Разумеется, он не был святым. Он был мужчиной, не то что все эти нарумяненные шепелявые сосунки, которые пляшут перед ней на задних лапках, но не могут совладать с женщиной, даже под страхом смерти. Он смог, и за это ему нет прощения.
Ощутив дрожь в губах, он нахмурился. «Безумие», — сказал он себе и вздохнул. В надежде прогнать соблазнительный образ Серены Уорд хотя бы на несколько минут, он еще раз перелистал документы, которые просматривал, прежде чем прочитать письмо леди Амелии. Все были здесь, все счета и закладные, которые он тайно копил целый год и в которых было заключено все огромное состояние семьи Уордов. По его сведениям, у Уордов не сохранилось ничего, что можно было бы продать или заложить. Ему оставалось лишь подождать несколько месяцев, когда векселя можно будет выставить к оплате, и тогда он сможет делать с сэром Робертом все, что захочет.
Жаль, конечно, что вместе с сэром Робертом окажутся разорены и остальные члены семьи. Жаль. Но избежать этого было невозможно. Сэр Роберт сам развязал эту войну, которая сделалась необратимой, и Джулиан не чувствовал за собою ни малейшей вины, и, когда он строил планы, совесть его молчала. Уорды были взрослыми людьми, способными о себе позаботиться. А вот его семья…
Он сжал ладонями виски, стараясь удержать мысли в должном русле и борясь с воспоминаниями, столь мучительными, что порой лишь добрый глоток бренди приводил его в чувство.
Долго, очень долго сидел он без движения, уставившись в одну точку. Придя в себя, он собрал в стопку счета и закладные, встал и направился к тайнику позади стола. Нащупав рычаг, он повернул его: раздался щелчок, и дверца открылась. Он спрятал бумаги в тайник и со стуком захлопнул дверцу.
Последние несколько минут он сидел, погрузившись в расчеты над своим гроссбухом, изучал колонки цифр, делая пометки касательно долговых расписок, целую пачку которых держал в руке. Игорное дело, как следовало из его учетных книг, приносило огромные прибыли. Игра была для него не более чем делом, приносящим деньги. Сам он отнюдь не был азартен. Он обладал завидным чутьем и мог молниеносно просчитать все шансы и возможные результаты игры. Когда игра складывалась не в его пользу, он умел вовремя остановиться, не надеясь в слепом азарте отыграться. Никогда не терял голову. Чутье и хладнокровие принесли ему такое богатство, что он не знал, что с ним делать.
Чаще всего джентльмены выплачивали проигрыш наличными. Случалось, однако, что наличности не хватало, и тогда Джулиану приходилось изыскивать другие формы обеспечения долга. Так появилась плантация в Южной Каролине, а кроме того, великолепный дом на окраине Лондона и охотничий домик в Шотландии. Изящное столовое серебро, дорогие украшения, чистокровные лошади, доли в выгодных торговых предприятиях — все это Джулиан брал, не испытывая ни малейшего укола совести. Азартные в; игры вошли в плоть и кровь английских аристократов и сделались для них второй натурой. Кроме того, голубки, которых он ощипывал, были вполне оперившимися. Они могли позволить себе столь крупные проигрыши. Ему это было прекрасно известно, ибо комитет по отбору членов его клуба в первую очередь проверял платежеспособность кандидатов.
Насвистывая припев из одной непристойной песенки, подхваченной у солдатских костров, он позволил себе немного поразмышлять о даме, написавшей письмо. Нежные изгибы тела, атласная кожа, пламенное, сладострастное сердце — вот какою была леди Амелия, и таких женщин он любил. Мужчины вились вокруг этой дамы, как мухи вокруг меда. Джулиан сознавал, что эта женщина была хищницей, но его это нисколько не волновало. Их прошлая связь была откровенно плотской, и это вполне его устраивало. Прошлая связь, напомнил себе Джулиан. Все в прошлом, и чем скорее дама это поймет, тем лучше будет для обоих.
В его памяти всплыл образ совсем другой женщины. Возникло чувство чего-то холодного и далекого, мучительно недосягаемого. Серена Уорд. Чужая, неприступная, ледяная. Но через миг этот образ разительно изменился: широко распахнутые глаза, обрамленные густыми ресницами, метали голубые искры; сочные, спелые губы требовали поцелуя; вулкан, фейерверк, разрывающийся над головою снаряд, мощный и внезапный раскат летнего грома.
Усилием воли Джулиан заставил себя спуститься с небес на землю. Он сделал все, что мог: он приходил к ней с повинной, пытался исправить беду, которую она, по его мнению, навлекла на свою голову тем возмутительным поступком. И что он получил за все свои унижения? То, что и ожидал. Она облила его грязью, оскорбила и выставила с позором. И даже в последовавшие за их первым разговором недели, когда, поддавшись на уговоры Флинна не отступаться, он старался завоевать ее благосклонность, она сопротивлялась как могла. Ни один здравомыслящий мужчина не станет терпеть подобного обращения. Его совесть чиста. Он должен ее забыть.
Флинн, конечно, не даст ему забыть ее, и Флинн был более настойчив, чем его, Джулиана, совесть. Но ведь Флинна не было в библиотеке, когда Серена решительно и недвусмысленно отвергла его предложение.
Развратник! В нем все вскипало, стоило только вспомнить ее вздернутый нос, когда она бросила ему в лицо это слово. Собственно, слово не было брошено, оно вытекло из ее прелестного ротика, словно капля яда. Распутник! Неправда. Он никогда не выходил за рамки приличий. Разумеется, он не был святым. Он был мужчиной, не то что все эти нарумяненные шепелявые сосунки, которые пляшут перед ней на задних лапках, но не могут совладать с женщиной, даже под страхом смерти. Он смог, и за это ему нет прощения.
Ощутив дрожь в губах, он нахмурился. «Безумие», — сказал он себе и вздохнул. В надежде прогнать соблазнительный образ Серены Уорд хотя бы на несколько минут, он еще раз перелистал документы, которые просматривал, прежде чем прочитать письмо леди Амелии. Все были здесь, все счета и закладные, которые он тайно копил целый год и в которых было заключено все огромное состояние семьи Уордов. По его сведениям, у Уордов не сохранилось ничего, что можно было бы продать или заложить. Ему оставалось лишь подождать несколько месяцев, когда векселя можно будет выставить к оплате, и тогда он сможет делать с сэром Робертом все, что захочет.
Жаль, конечно, что вместе с сэром Робертом окажутся разорены и остальные члены семьи. Жаль. Но избежать этого было невозможно. Сэр Роберт сам развязал эту войну, которая сделалась необратимой, и Джулиан не чувствовал за собою ни малейшей вины, и, когда он строил планы, совесть его молчала. Уорды были взрослыми людьми, способными о себе позаботиться. А вот его семья…
Он сжал ладонями виски, стараясь удержать мысли в должном русле и борясь с воспоминаниями, столь мучительными, что порой лишь добрый глоток бренди приводил его в чувство.
Долго, очень долго сидел он без движения, уставившись в одну точку. Придя в себя, он собрал в стопку счета и закладные, встал и направился к тайнику позади стола. Нащупав рычаг, он повернул его: раздался щелчок, и дверца открылась. Он спрятал бумаги в тайник и со стуком захлопнул дверцу.
Последние несколько минут он сидел, погрузившись в расчеты над своим гроссбухом, изучал колонки цифр, делая пометки касательно долговых расписок, целую пачку которых держал в руке. Игорное дело, как следовало из его учетных книг, приносило огромные прибыли. Игра была для него не более чем делом, приносящим деньги. Сам он отнюдь не был азартен. Он обладал завидным чутьем и мог молниеносно просчитать все шансы и возможные результаты игры. Когда игра складывалась не в его пользу, он умел вовремя остановиться, не надеясь в слепом азарте отыграться. Никогда не терял голову. Чутье и хладнокровие принесли ему такое богатство, что он не знал, что с ним делать.
Чаще всего джентльмены выплачивали проигрыш наличными. Случалось, однако, что наличности не хватало, и тогда Джулиану приходилось изыскивать другие формы обеспечения долга. Так появилась плантация в Южной Каролине, а кроме того, великолепный дом на окраине Лондона и охотничий домик в Шотландии. Изящное столовое серебро, дорогие украшения, чистокровные лошади, доли в выгодных торговых предприятиях — все это Джулиан брал, не испытывая ни малейшего укола совести. Азартные в; игры вошли в плоть и кровь английских аристократов и сделались для них второй натурой. Кроме того, голубки, которых он ощипывал, были вполне оперившимися. Они могли позволить себе столь крупные проигрыши. Ему это было прекрасно известно, ибо комитет по отбору членов его клуба в первую очередь проверял платежеспособность кандидатов.