Торстон Роберт. Путь воина

- Я должен добиться Имени.
- Знаю. И это для меня не оправдание. К Хорхе я питаю большее
уважение, чем буду питать к Эйдену Прайду.
Их разговор на этом окончился, и весь остаток пути Эйден думал, как
это звучит: Эйден Прайд. Ему казалось, что по его телу прокатываются волны
физического желания обладать Именем. Если даже тело так реагирует на
звучание Имени, то как он может не выиграть его? Нет! Страсть к победе
будет гореть в его душе, несмотря на все неприятности, несмотря на муки,
которые придется испытать, несмотря на опасности, лежащие на долгом пути к
Родовому Имени.

23

Увидев лица воинов, входивших друг за другом в зал, Джоанна решила,
что ее положение весьма серьезно. Атакующие и ведущие огонь боевые роботы
выглядели дружелюбнее, чем эти, наделенные Родовыми Именами, воины. Их
было очень много. Большинство из них вызвали на Совет с самых далеких
форпостов. Некоторые воины, к которым пришел вызов, воспользовались данным
им правом и остались на своих местах, сославшись на неотложные служебные
дела. Однако значительное большинство решило приехать, чтобы
присутствовать на этом необычном суде и участвовать в вынесении приговора.
Джоанна слышала, что из 960 воинов с Родовым Именем (на самом деле их было
на два воина меньше, если учесть погибшую Илайну Прайд и арестованного Тер
Рошаха) почти четыре пятых сейчас находились на Железной Твердыне, и
многие еще должны прибыть после начала суда. Видеокамеры зафиксируют все
свидетельские показания для последующей демонстрации на планетах Клана
Кречета. Совершенное преступление было столь необычно, столь удивительно,
что члены Совета слетелись на Твердыню, вероятно предполагая, что этот суд
войдет в историю Клана.
Джоанна также слышала, что столь повышенное внимание к данному
судебному разбирательству объясняется интересом к судьбе затронутого
Имени. Его первоначальный владелец, Эннеас Прайд, принадлежал к командному
персоналу Николая Керенского еще до Исхода. Будучи офицером Звездной Лиги,
он служил в 131-й Боевой дивизии, так называемой "дивизии Геракла", и
отличился в одной из битв. Подвиги воинов 131-й дивизии так знамениты, что
их сравнивали с подвигами мифического героя по имени Геракл.
Джоанна ничего не знала о Геракле, но во время полета на Твердыню
Эйден рассказал ей о нем. Это был сказочный герой, обладавший удивительной
силой. Он совершал деяния, лежащие за пределами обычных человеческих
возможностей. Хотя Джоанна и посмеялась над Эйденом, но втайне была
удивлена. Что-то, без сомнения, произошло с Эйденом за годы, прожитые им в
качестве вольнорожденного. У того Эйдена, которого она когда-то знала,
интеллект был не выше среднего. Джоанна не могла понять, что его так
изменило, да и не пыталась. В одном он, по крайней мере, продолжал
оставаться прежним. Тот факт, что он решил состязаться за Родовое Имя, не
спрашивая ничьего одобрения, показывал, что он все такой же упрямый, как и
во времена, когда был кадетом. Однако даже Эннеас Прайд, наверное,
почувствовал бы отвращение, узнав, что Эйден хочет получить его Имя.
Последняя обладательница Родового Имени, Илайна Прайд, может быть,
отнеслась бы с большей симпатией к стремлению Эйдена, поскольку сама
отличалась большой целеустремленностью и упорством.
Джоанна знала ее - она была ничуть не хуже и не лучше большинства
других воинов. Высокая и красивая, с царственными манерами, Илайна была
уже знаменита, когда встретилась с Джоанной. Она попыталась втянуть
Джоанну в дискуссию об особой стратегии, приведшей к бесплодной и кровавой
стычке между Кланами Барса и Мангуста. Идеи Илайны отличались
последовательностью и глубоким проникновением в суть дела, но Джоанна по
природному упрямству не согласилась с ней. Вскоре обе вели спор столь же
бесплодный, как и стратегия, которую они обсуждали. Когда они зашли в
тупик и решили, что надо прекратить спор, Джоанна заметила, как щеки
Илайны пылают от возбуждения. Она подумала тогда, что Илайной владеют те
же необузданные страсти, как и ею самой. И ее уважение к этой женщине
возросло.
Джоанна и Эйден сидели за столом, находившимся почти в центре
огромного зала Совета. Отсюда казалось, что ряды воинов с Родовым Именем
простираются до бесконечности. Каждый воин был в маске и ритуальном
одеянии, украшенном яркими узорами. Это создавало оптический эффект
огромного лоскутного одеяла, неровно раскинутого с одной стороны зала. За
главным столом сидели Хранитель Закона, адвокат, прокурор и теперешний Хан
Клана Кречета - Элиас Кричелл. Об Элиасе Кричелле ходила слава как о
великом воине и проницательном политике. Говорили также, что он суровый
судья и сторонник серьезных наказаний за малейшие провинности. Многие
считали, что особый успех Кречетов среди всех семнадцати Кланов - именно
его заслуга.
Джоанна перестала изучать Совет, неожиданно почувствовав на себе
чей-то пристальный взгляд. Даже не повернув головы, она уже знала, кто
это. Тер Рошах. Главный обвиняемый. Офицер с высшим среди подсудимых
званием должен был сидеть один за центральным столом. Она взглянула на
него и была поражена произошедшей с ним переменой. В былые времена
массивный и внушительный. Рошах теперь, казалось, сморщился. Его лицо,
когда-то казавшееся каменным, теперь стало мягче, как будто время сгладило
его. Не изменились только глаза. Они сияли, как сигнальные огни. И
пронзали противника не хуже, чем лучи импульсного лазера. И вдруг Джоанна
поняла, что он смотрит не на нее. Вся его ненависть была обращена на
Эйдена.


Эйден наблюдал за тем, как ввели Тер Рошаха. Он не видел его
несколько лет - с тех пор, как улетел с Твердыни. Рошах поклялся убить
Эйдена, если тот хоть словом обмолвится о том, что произошло. Угроза не
пугала Эйдена, но все-таки достаточно часто приходила ему на ум.
На какое-то мгновение он даже усомнился, правильно ли поступил, -
ведь теперь карьере Тер Рошаха обязательно придет конец. Но что может быть
хорошего в карьере человека, нарушившего закон Клана? Из них троих, кому
здесь на Совете предъявлялись обвинения, суда заслуживал только Тер Рошах.
Ни Эйден, ни Джоанна не убивали из-за одной только нелепой прихоти.
Правда, убийство в этом деле не главное. Очень немногие из сидевших здесь
воинов Клана задумались бы, прежде чем уничтожить группу вольнорожденных.
Нет, главным преступлением Тер Рошаха было то, что своими махинациями он
нарушил закон Клана.
Эйдена, однако, пугало убийство невинных людей, запланированное и
проведенное Тер Рошахом с холодным расчетом. Возможно, Эйдена просто
испортило чтение книг. Он знал, что общество Клана не ценит человеческую
жизнь так же высоко, как ценило земное. Но убийство кадетов, которые могли
стать воинами, просто для того, чтобы освободить любимчику место, казалось
ему безнравственным. Иногда он даже смеялся над собой. Почему его так
заботит нравственность? Убийство, совершенное Тер Рошахом, могло быть
ошибкой, недостаточно продуманным решением, но нравственность в действиях
с точки зрения Клана никогда не принималась в расчет.
Воины все еще заполняли зал. До начала суда оставалось некоторое
время, и Эйдену хотелось, чтобы оно скорее прошло. Поговорить бы с
Джодиной, но его могли удалить из зала, даже если бы он ей просто кивнул.
Этому дню должна сопутствовать тишина. Молчать должны были не только
свидетели и обвиняемые, но и все воины, находившиеся в зале суда. Так, в
соответствии с обычаем, Кречеты концентрировали всеобщее внимание на
рассматриваемом деле. Во время суда воин мог говорить только стоя, когда
его вызывал Хранитель Закона, который вел все заседания.
Сейчас разрешалось общаться только судебным должностным лицам,
сидевшим за длинным столом напротив Тер Рошаха. Все время слышались их
приглушенные голоса, хотя нельзя было различить ни одного слова. Вошедший
довольно давно Тер Рошах ни разу на них не взглянул.
Адвокат всех трех подзащитных закончил разговор с прокурором и Ханом
Элиасом Кричеллом, расположившимся поодаль. На лице Хана читалось полное
безразличие к происходящему. Адвокат встал и подошел к столу, за которым
сидели Эйден и Джоанна. Адвоката звали Бек Квэйб - вот, пожалуй, и все,
что Эйден знал о нем. Ростом почти с Эйдена, он был достаточно высок, и
его глаза казались необычно кроткими для человека Клана. Эйден встречал
охотничьих соколов с такими глазами, и почти всегда они оказывались
плохими бойцами. Он надеялся, что в случае с Квэйбом это сравнение
неприменимо.
- Суд скоро начнется, - сообщил Квэйб. - Меня попросили довести до
вашего сведения, что вы можете избегнуть участия в суде, признав свою
вину, обратившись к Ритуалу Прощения и согласившись принять любое
наказание, которое Хан для вас выберет. Основываясь на том, что я знаю о
вас обоих, я полагаю, что вы откажетесь от такого предложения, нег?
Одновременно Джоанна и Эйден произнесли традиционный ответ:
- Нег.
Бек Квэйб дал последние инструкции относительно судебных процедур.
Эту информацию доводили до Эйдена с тех пор, как он прибыл на Твердыню,
уже столько раз, что он пропустил слова адвоката мимо ушей. Как и Джоанна,
он изучал собравшихся в зале воинов. Если судить по жесткости,
отражавшейся в их глазах, то у него и у двух других обвиняемых не было ни
единого шанса.
Неожиданно чей-то взгляд привлек его внимание. В нем отсутствовала
злоба и даже холод. Что-то неуловимо знакомое! Воин сидел очень далеко,
так далеко, что глаза его казались почти точками. Но все же этот взгляд,
эта характерная поза... "Марта!" Да, это не мог быть никто другой.
Что ж, вполне логично. Во время Аттестации Марта одержала две победы
- одну из них над Эйденом - и вступила в ряды воинов командиром звена. С
тех пор прошло уже достаточно времени, чтобы она могла подняться выше и
завоевать Родовое Имя - другое по линии Крови Прайдов. Хотя Эйден решил
состязаться за Имя в первый раз, за годы своей воинской службы он слышал,
что дважды освобождалась почетная линия Крови Прайдов. Марта, должно быть,
выбрала одну из них и завоевала ее.
Он не знал почему, но чувствовал некоторое удовлетворение оттого, что
Марта раньше него попала в ряды воинов с Родовым Именем. В сибгруппе они
были очень близки, и он ожидал, что дальше они также будут шагать вместе
по ступеням иерархии. Потом, когда во время обучения Марта опередила
Эйдена и стала относиться к нему прохладнее, он долго не мог смириться с
мыслью о том, что утратил близкого человека. Возможно, слишком долго.
Возможно, он так и не смирился с этим до сегодняшнего дня.
Бека Квэйба вызвали обратно к судейскому столу. Хан Элиас Кричелл
кивнул, и суд начался.

24

- Воин Жеребец, - произнесла прокурор Ленора Ши-Лу глубоким, хорошо
поставленным голосом. Эйден находил, что он звучит куда более внушительно,
чем довольно высокий тенор Бека Квэйба. Небольшой рост прокурора, как ни
странно, особенно подчеркивал эту разницу. Вообще, Ленора Ши-Лу выглядела
настолько же миловидной и изящной, насколько Бек Квэйб казался невзрачным
и неуклюжим. Различие шло еще дальше: ее глаза, заметно отличавшиеся от
глаз Бека Квэйба, тем не менее напомнили Эйдену о соколах. Вернее, о
соколе. Об одном соколе по кличке Забияка. Еще юношей Эйден вырастил
сапсана, обучил и ходил с ним на охоту.
- Воин, - сказала Ленора Ши-Лу, - имя Жеребец не может быть вашим
настоящим именем.
- Не может, - ответил Жеребец. - Свое настоящее имя не выдаю.
От грубости Жеребца, от его хриплого голоса по рядам слушателей
прошла дрожь негодования. Его ответ вызывал возмущение даже не тем, что в
нем были пропущены слова, но тем, что произнесший их вольнорожденный явно
выражал неповиновение. Неповиновения со стороны вольнорожденных никак не
предполагалось. Большинство находившихся в зале воинов вообще очень редко
имели с ними дело.
- Может быть, и так, - согласилась Ленора Ши-Лу, и в ее звучном
голосе прозвучали нотки презрения к "вольняге". - Но это судебное
разбирательство, на котором ведется официальный протокол. Вы должны
сказать нам имя, которое вам дали при рождении. Говорите, воин, не
медлите. Мы все равно можем узнать его из вашего послужного списка.
Жеребец кивнул. Скорее всего, прокурор уже знает его имя и просто
хочет, чтобы он сам его произнес.
- Мое имя Таил. Это мое настоящее имя. Так меня назвал отец.
Слово "отец" также вызвало негодование собравшихся - оно напоминало о
нечистом происхождении вольнорожденного. "Генетический отец" или
"генетическая мать" - слова чести, но просто "отец" или "мать" казались
вернорожденным воинам такими непристойностями, что их не употребляли даже
в качестве проклятий.
- Спасибо, - самодовольно кивнула Ленора Ши-Лу и затем задала Жеребцу
целый ряд вопросов, касавшихся занятий Эйдена в учебном подразделении
вольнорожденных. Она позволила ему рассказать обо всем, что произошло до
Аттестации, на которой они с Эйденом объединились с целью уничтожить две
машины соперников и получить звания воинов.
- И вы тогда уже были уверены, что этот Эйден, которого вы знали под
именем Хорхе, потерпел неудачу на первой Аттестации?
- Да, он рассказал мне об этом.
- Значит, вы сознаете, что ваше собственное воинское звание было
добыто при помощи обмана?
- Нет! С чего бы мне это сознавать? Я получил бы воинское звание в
любом случае: с его помощью или без нее. Я ничуть не хуже любого
вернорожденного воина.
Если б в зале Совета разрешалось носить оружие, то Жеребца,
несомненно, изрешетили бы выстрелами с мест.
- Кажется, воин, - сказала Ленора Ши-Лу, поглядывая на разъяренных
воинов, - в надменности и неповиновении вы взяли пример с командира звена
Эйдена. Позвольте мне напомнить вам, что вы находитесь на суде и любое
нарушение традиций Клана будет зафиксировано в вашем послужном списке.
- Знаю.
- И вас это не заботит?
- Нет, не заботит.
Ленора Ши-Лу кивнула и вопросительно взглянула на Хранителя Закона,
который жестом дал ей понять, чтобы она заканчивала допрос этого
свидетеля.
- Последний вопрос, воин Таил.
- Жеребец. Не соображаю, когда меня кличут Тайлом.
- Вольнорожденный, вы будете отзываться на любое имя, которое я и
Совет сочтем нужным использовать. Мой вопрос, воин Таил, таков: следует ли
позволить воину, добившемуся своего звания путем обмана, состязаться за
почетное Родовое Имя?
- А мне без разницы.
Произнесенная на жаргоне низших каст фраза Жеребца чуть не заставила
некоторых воинов вскочить с мест и применить против него силу. Несмотря на
это, он продолжал:
- Спорю на что угодно - Эйден дрался толковее всех вернорожденных
офицеров, каких я встречал.
Хранитель Закона вновь подал Леноре Ши-Лу знак, и та с удовольствием
сказала Жеребцу, что не имеет к нему больше вопросов.
Затем заговорил Бек Квэйб. Расспрашивая Жеребца, он явно стремился с
его помощью дать всем понять, что Эйден пользовался среди воинов большим
уважением и храбро сражался, особенно в последней битве за генетическое
наследие Першоу. Эйден подумал, однако, что положительное свидетельство
Жеребца никак не повлияет на решение Совета. Действительно, для
собравшихся здесь вернорожденных воинов слова Жеребца казались всего лишь
болтовней разнузданного "вольняги".


- Полковник Каэль Першоу, вы хорошо рассказали об отваге, проявленной
командиром Эйденом во время боя с Кланом Волка, - сказала Донора Ши-Лу,
только что узнавшая от Першоу все яркие подробности битвы. - Вы наградили
его не столько за его действия в конце сражения, сколько за придуманную им
стратегию, которая и привела к успеху.
- Да, это верно.
- Но всего лишь несколькими днями раньше вы приказали этому человеку
надеть знак величайшего позора - Черную Ленту. Это произошло после того,
как он, судя по вашим показаниям, отказался исполнить Шуркай. Вы не
чувствовали стыда, следуя боевому плану воина, проявившего себя до этого
столь непокорным?
Каэль Першоу не ожидал, что его имя тоже окажется замешанным в грязь
из-за преступлений Эйдена. Как преданный Клану человек, он приехал сюда
для того, чтобы дать показания против Эйдена, и по заведенному обычаю
воспользовался правом воина с Родовым Именем сидеть в Совете.
- Обстоятельства вынуждают импровизировать. Любой боевой командир
знает это.
Он посмотрел на Ленору Ши-Лу, как будто намекая на то, что ее опыт не
позволяет ей судить о действиях воинов во время боя. Она закончила
кадетское обучение с исключительной характеристикой, но сразу после этого
Хан Элиас Кричелл забрал ее в командный состав, где она вскоре стала одним
из его главных советников. Таким образом, она имела очень малый боевой
опыт.
- План командира звена Эйдена обладал множеством достоинств, -
продолжил Каэль Першоу, стараясь говорить как можно более внушительным
голосом. - Его подразделение находилось в болоте и не было обнаружено
врагом, а силы Волков растянулись по всему полю. Таким образом. Клан Волка
был атакован с фронта и с тыла роботами и, кроме того, Элементалами. Но
следует отметить, что в таких случаях важен не столько сам план, сколько
его одобрение командиром. Я одобрил его. Без меня он бы не прошел. Вот
какую импровизацию, к которой меня вынудили обстоятельства, я имел в виду,
прокурор.
Ленора Ши-Лу провела достаточное количество допросов на Совете, чтобы
научиться понимать, когда ее выпад успешно отпарирован. Сейчас она просто
слегка кивнула, признавая этим искусство Першоу.
Задавая свои вопросы. Бек Квэйб вернулся к конфликту с Кланом Волка.
- Значит, вы считаете, что придуманная командиром звена Эйденом
выигрышная стратегия и доблесть, проявленная им в бою, не обязывают нас
предоставить ему право состязаться за Родовое Имя?
- Нет, это нас ни к чему не обязывает. От любого подчиненного мне
воина я ожидал бы точно таких же действии.
- Однако вы подтверждаете законность его требования принять участие в
состязании за Имя?
- Да, его безупречная материнская линия позволяет ему это.
Прискорбные факты из его собственной жизни не играют здесь никакой роли. Я
был вынужден дать ход его требованию.
Допрос прервал Хранитель Закона:
- Бек Квэйб, нам не нужно дополнительных подтверждений законности
требования этим воином права на состязание за Родовое Имя. На Совете мы
обсуждаем не его воинские достижения или происхождение. Нас интересуют
обстоятельства, при которых командир Эйден получил звание воина. Совет
должен сначала вынести решение относительно его прав на этот статус, а
потом уже обсуждать возможность его участия в сражениях за Имя.
- Мой вопрос вполне корректен. Хранитель Закона, - возразил Бек
Квэйб. - Я просто желаю объяснить, что какой бы у командира звена Эйдена
ни был характер, его послужной список ничем не запятнан.
- Что же, похвальная цель. Бек Квэйб. Пожалуйста, продолжайте.
В заключение Каэль Першоу заявил, что командир звена Эйден, несмотря
на все свои достижения, был плохо управляем и нарушал дисциплину.
- Каэль Першоу, - сказала Ленора Ши-Лу, вновь обращаясь к полковнику,
- считаете ли вы, что первая, проваленная командиром Эйденом, Аттестация
есть единственно истинная и что результаты второй следует аннулировать, а
самого командира Эйдена вернуть в касту техников. Вы колеблетесь? Почему?
- При всем к вам уважении. Ленора Ши-Лу, должен сказать, что, хотя я
презираю командира Эйдена, ответ на ваш вопрос для меня затруднителен.
Если он добросовестно выполнял свой воинский долг, а это, по-моему, он
делал, то почему должен быть аннулирован весь его послужной список?
- Кажется, право задавать вопросы принадлежит здесь мне, полковник.
- Но я должен быть честным, воут? Честность же обязывает меня
сказать, что командир звена Эйден очень хорошо исполнял свои воинские
обязанности и, как было отмечено, с доблестью. Он воин. И каким бы обманом
он ни получил это звание, оно, вне всякого сомнения, подтверждено делом. Я
нахожусь здесь в качестве его обвинителя, однако должен сказать, что,
когда он служил под моим командованием, все нарекания, которые он
заслужил, были связаны не с его боевыми качествами, а с дурными чертами
характера. Мне начинает казаться, что результат его второй Аттестации был
все же верным.
Почувствовав, что она снова не добилась желаемого, Ленора Ши-Лу
поспешно сказала Каэлю Першоу, что у нее нет больше к нему вопросов, и он
вернулся на свое место. Эйден внимательно посмотрел на полковника, пытаясь
что-нибудь прочесть на его лице, которое оставалось абсолютно
бесстрастным. Нельзя было понять, почему он вдруг оказал Эйдену некоторую
поддержку. Эйден подозревал, что он этого так никогда и не узнает.
Вперед вышло еще несколько свидетелей: они подтвердили записи о
военных достижениях Тер Рошаха. Затем суд перешел к следующей стадии -
допросу обвиняемых. Услышав свое имя, с глубоким вздохом поднялась
Джоанна.

25

Ленора Ши-Лу дотошно допросила Джоанну, задав ей множество вопросов.
Почти все они пришли от членов Совета, переданные по компьютерной сети.
Таким образом воины участвовали в допросе, тогда как задачей прокурора и
адвоката было подавать их вопросы в наиболее впечатляющем виде. Ленора
Ши-Лу делала это блистательно. Прошло всего несколько минут, и ее вежливо
сформулированные фразы почти довели Джоанну до белого каления. Она,
правда, отдавала себе отчет в том, что любой человек, задавший такое
количество вопросов за такси короткий промежуток времени, вызвал бы у нее
не меньшую ярость. Кроме того, ей действовали на нервы напряженные взгляды
Тер Рошаха и Эйдена. Она почти физически ощущала их.


Еще неопытным кадетом Тер Рошах начал вести дневник, и последнюю ночь
перед судом он просидел, записывая свои сокровенные мысли.
"Что бы теперь ни случилось, моя карьера воина Клана закончена. Даже
в том маловероятном случае, если Совет оправдает меня, я не смогу
вернуться на свою прежнюю должность командира Сокольничих кадетского
Центра. Авторитет мой подорван. Как тень, за мной будет неотвязно
следовать подозрение. Я этого не хочу.
Я слишком стар, чтобы вернуться в действующие воинские подразделения.
Преклонный возраст считается в Клане непростительным грехом, и очень
немногие оказываются способны достойно доживать оставшиеся им годы.
Конечно, можно попросить, чтоб меня перевели в одну из низших каст. Я
обучился бы там какому-нибудь ремеслу и стал бы жить дальше, выполняя
полезную для Клана работу. Но какой истинный воин согласится на это? Разве
можно добиться славы, собирая приборы или занимаясь плавкой металла?
Нет, теперь впереди только смерть. Пусть будет так. Воин обязан
встретить ее мужественно и с достоинством..."
Суд был для Тер Рошаха просто скучным мероприятием, тягостной
процедурой, которую надо стойко перенести. Он заранее знал результат, был
почти уверен даже в исходе голосования. Конечно, некоторые члены Совета
могли в последний момент изменить свое мнение, но это никак не повлияло бы
на общее решение.
Перед судом Рошах поговорил со всеми знакомыми ему воинами с Родовым
Именем. Особенно с теми, которые сочувствовали ему. Убеждая их в
неизбежности решения суда, он говорил им, что тем не менее желает
уменьшить степень позора, добившись большего числа голосов в свою пользу.
Если бы удалось снизить соотношение голосующих до трех к одному или, по
крайней мере, четырех к одному, он смог бы исполнить некий план,
являвшийся для него единственным средством закончить жизнь хотя бы в
какой-то степени почетно. Но что это был за план, он хранил в секрете, не
доверив тайны даже своему дневнику.
"Что бы ни случилось на Совете, - писал он, - жизнь моя закончена.
Нет больше никакой надобности в дневнике".
Закрыв обложку последней тетради, он собрал все тетради, накопившиеся
за долгие годы, вышел на свежий воздух и бросил записи в заблаговременно
разведенный костер. Глядя, как пламя пожирает страницы, он подумал, что
сейчас прямо у него на глазах уничтожается его жизнь. Каждой странице
соответствовал какой-нибудь памятный период. И когда страницу охватывали
язычки пламени, этот период времени исчезал, как будто стертый рукой
невидимого Бога. Рошах подумал, что нет никакого Бога, видимого или
невидимого. Или, возможно, он. Тер Рошах, сам и есть Бог. Бог, который
только что окончательно и бесповоротно решил судьбу одного из своих
несовершенных творений. Однако страницы не сдавались огню без борьбы,
просто покорно сворачиваясь. Так же как и человек, написавший их, они
скорее плясали в языках пламени, отказываясь повиноваться пожиравшему их
огню.
Тер Рошах не ожидал увидеть среди свидетелей капитана Джоанну. В его
деле она сыграла очень незначительную роль, просто съездив в командировку
в качестве доверенного лица. Он сожалел, что Джоанна попала в число
обвиняемых. Наделенная умом и сметливостью, она узнала достаточно, чтоб
теперь свидетельствовать против него. Ей следовало бы тогда сидеть тихо и
ничем происходящим не интересоваться. Но она этого не сделала. И теперь ее
карьере, точно так же, как и карьере Эйдена, придет конец.
Но это на случай, если не сработает его план. А он мог и сработать,
хотя вовсе не победа была целью Рошаха. Он просто хотел умереть. Умереть
так же, как жил. Умереть воином - вот что имело для него значение, все