Но тут встал Егорыч. И рявкнул так, что всё остановилось и смолкло:
   - Тпру, оглоеды!!! А не грянуть ли нам нашу, родимую?
   И тут всех поразила Стрелка. Поднялась из-за стола, сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед Егорыча и, подперши руки в боки, сказала задорно:
   - А что?! И грянем!
   И начала высоким чистым голосом:
   Ой, при лужку, при лужке,
   При широком поле,
   При знакомом табуне
   Конь гулял по воле!
   И все застолье подхватило до боли знакомые слова. Всеми своими и басами, и сопранами, и тенорами, и фальцетами. А вместе вышло стройно и мощно:
   При знакомом табуне
   Конь гулял по воле!!!
   И затихли, вновь уступив место Стрелке.
   Ты гуляй, гуляй, мой конь,
   Пока не споймаю,
   Как споймаю - зауздаю
   Шелковой уздою!
   Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала - эта хакерша, воспитанная американским Интернетом, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые компьютерная феня давно бы должна была вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее Егорыч. Как только она запела торжественно, гордо и хитро-весело, первый страх, который охватил было Танцора и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
   И опять грянули, так, что на люстре зазвенели хрустальные висюльки:
   Как споймаю - зауздаю
   Шелковою уздою!!!
   И понеслась песня, словно конь в чистом поле: гордо, красиво и свободно.
   Вот споймал казак коня,
   Зауздал уздою,
   Вдарил шпорой под бока,
   Конь летит стрелою!
   Вдарил шпорой под бока,
   Конь летит стрелою!!!
   Ты лети, лети, мой конь,
   Да не спотыкнися,
   Возле милого двора,
   Конь, остановися!
   Возле милого двора,
   Конь, остановися!!!
   Конь остановился,
   Вдарил копытами,
   Чтобы вышла красна девка
   С черными бровями!
   Чтобы вышла красна девка
   С черными бровями!!!
   Но она не вышла,
   Вышла ее мати:
   - Здравствуй, здравствуй, милый зять,
   Пожалуйте в хату!
   Здравствуй, здравствуй, милый зять,
   Пожалуйте в хату!!!
   И тут проворный Дед, который в то время, как единый двухсотголосый хор сливался в едином порыве, что-то строчил ручкой, протянул Дженни листочек. Где транслитом был записан следующий куплет. Дженни тоже встала из-за стола, тоже сбросила с себя платок, который был накинут на ней, и вступила торжественно, гордо и хитро-весело:
   А уа v hatu ne poidu,
   Poidu vo svetlicu,
   Razbuzhu ya krepkim snom
   Spyaschyu devicu!
   Застолье подхватило и на транслите:
   Razbuzhu ya krepkim snom
   Spyaschyu devicu!
   И дальше уж все понеслось вскачь, галопом, на пределе человеческих и лошадиных сил.
   А девица не спала
   Друга поджидала,
   Правой ручкой обняла,
   Крепко целовала!
   Правой ручкой обняла,
   Крепко целовала!!!
   А наутро все село,
   Все село узнало,
   Что казачка казака
   Крепко целовала!
   Что казачка казака
   Крепко целовала!!!
   Ой, при лужку, при лужке,
   При широком поле,
   При знакомом табуне
   Конь гулял по воле!
   При знакомом табуне
   Конь гулял по воле!!!
   И все смолкло. В наступившей тишине было слышно, как Егорыч, глотая слезы, шумно сморкается в огром-ный, как судейский флаг, клетчатый платок.
   - Nichego, Еgorусh, nе grusti! Му v Оklаhоmе s toboj vmeste pet budem,, начала успокаивать конюха богатая американская вдова. - Ту mепуа tol'ko nauchi!
   - Ага, - ревниво сказал Дед, - такой, ексель-моксель, научит!
   АППЛЕТ 12
   СКОЛЬКО ЧЕЛОВЕКУ ДЕНЕГ НАДО?
   Утром неизбежно наступило утро. Пасмурное, с накрапывающим дождиком.
   Утром Дженни и Егорыча с женой проводили в Шереметьево. А сами расползлись отсыпаться.
   Дед снова был свободным человеком. Со всеми вытекающими из этого обстоятельства следствиями. Довольно неприятными для Билла Гейтса и вполне приемлемыми для Танцора.
   Потому что без Деда разрушить бандитское гнездо было невозможно.
   У Камышникова была прекрасная семья. Умная и красивая жена, не только не утратившая с годами привлекательности, но даже и приумножившая ее. Умные и красивые дети. Двое. Двенадцатилетний сын и девятилетняя дочь. Прекрасный ньюфаундленд. Также очень умный и очень красивый.
   И, конечно же, было у Камышникова дело. Настоящее мужское дело, без которого его семья не была бы прекрасной. Жена, несомненно, вскоре стала бы сварливой и опустившейся. Дети были бы затурканными и постоянно канючащими. А ньюфаундленда, так, пожалуй, и не было бы вовсе. Ни умного и красивого, ни глупого и омерзительного. Потому что неудачникам ньюфаундленды не положены по социальному статусу.
   Короче, Камышников был счастлив. Не всегда, конечно, не каждую минуту своего бытия. А лишь тогда, когда задавал себе вопрос: "Счастлив ли я?" И тут же понимал, что вопрос чисто риторический. Да, действительно счастлив! Еще как счастлив!
   А иначе и быть не могло. Потому что если вложить в построение счастья столько сил, нервов и ума, сколько вложил он, Камышников, бывший технолог красильного цеха Купавинской текстильной фабрики, то результат может быть только один. И только такой, какого достиг Камышников к сорока годам жизни.
   Поскольку все было задумано гениально, то теперь созданная Камышниковым, как он ее называл, машина крутилась сама собой. Не требуя ни смазки, ни горючего, ни профилактического ремонта. Получился этакий перпетуум мобиле, где роль винтиков и колесиков играли люди, много людей. Рожденных разными, а теперь, повинуясь гению Камышникова, ставших абсолютно одинаковыми.
   Всего-то и требовалось два десятка бандитов, два хирурга, программист, и с десяток всякой мелкой шушеры. Да еще, конечно же, менеджер, который всем этим заправлял.
   Камышников часто сравнивал себя со Сталиным. Да, именно со Сталиным, с кем же еще, как не с ним, который тоже создал нечто похожее. Однако его лагеря все же проигрывали камышниковской машине. У Камышникова люди работали не за миску баланды, а за возможность жить. И при этом не требовалось ни бараков, ни охраны, ни железнодорожных эшелонов, которые должны были перевозить заключенных с запада на восток.
   Нет, контингент Камышникова был свободен. Абсолютно свободен. Единственное, что каждый должен был делать неукоснительно, так это перечислять на определенный банковский счет деньги.
   Впрочем, и тут была свобода выбора. Каждый был волен решать: продолжать ли ему жить или же остановиться на достигнутом.
   Все шло самым наилучшим образом. То есть без какого бы то ни было вмешательства извне.
   Правда, иногда случались мелкие сбои. Которые, впрочем, с легкостью устранялись впечатлительным менеджером. Вот и на сей раз он прислал истеричное письмо: погибли три охранника! При невыясненных обстоятельствах!"
   "Ну, так сначала выясни, - ответил Камышников, - а потом уж и нервные припадки устраивай! Денег у тебя достаточно. Контрразведчики далеко не самые тупые в Москве. Действуй, дорогой, действуй, если кушать хочешь!"
   Да, конечно, Камышников понимал, что когда-нибудь фабрика может накрыться медным тазом. Однако запущенная машина все равно будет работать! Деньги не кончатся никогда!
   Камышников предусмотрел и такое развитие сюжета. И гарантированно обезопасил себя от любых неожиданностей. Предыдущего менеджера, который раскручивал дело, пришлось уничтожить. У нынешнего была связь с Камышниковым только по электронной почте. Следовательно, Камышников был недосягаем.
   Исключил он возможность и бунта на корабле. Во-первых, он же платил и менеджеру, и всей остальной обслуге. А если что, то мог и перестать платить. Деньги, прекрасно знал Камышников, особенно такие, которые он платит, - это очень сильный наркотик. И в данном случае соскочить с баксовой иглы невозможно.
   Во-вторых, менеджер был прооперирован. И, следовательно, сидел на точно таком же крючке, что и все винтики и колесики его вечного двигателя. Тут не может быть никаких неожиданностей.
   Камышников, оттрахав как следует горничную, решил посмотреть на динамику процесса. Включил "Мак", загрузил программу-анализатор и начал листать диаграммы, в очередной раз подумав о том, что программисту не мешало бы накинуть баксов пятьсот. И тут же в очередной раз забыв об этой своей альтруистской блажи.
   Удовлетворенно хмыкнул, рассматривая процесс воспроизведения, как он их называл, вольных рабов. Конечно, существовала естественная убыль, поскольку публика была далеко не богатырского здоровья. Была и неизбежная выбраковка. Однако всё это с лихвой перекрывали новые поступления. Поэтому производительность машины постоянно возрастала.
   На радостях, а также пользуясь случаем, поскольку дети были в колледже, а жена укатила за шубой во Второй меховой салон, который, как известно, механика моды, Камышников оттрахал официантку.
   А потом решил посмотреть, что же будет, если фабрика закроется. Убрал параметр воспроизводства, установил нижний порог на уровне трех миллионов долларов в год. И тюкнул по энтеру. Кривая пошла вниз. Но не резко сорвалась, а начала плавно опускаться. В конце концов пересеклась с горизонтальной прямой на отметке 2008 года.
   - Эт-та хорошо, эт-та очень хорошо! - сказал Камышников ткнувшемуся в колени теплой мордой ньюфаундленду Герберту. - За это время можно новый завод запустить. А то и два! Эт-та очень хорошо!
   И на радостях оттрахал садовницу.
   * * *
   Вечером, отоспавшись, приехал Следопыт. С данными, которые его мэйнфрейм наворовал ночью и утром в компьютерах различных государственных организаций,
   Сунул дискету в трехдюймовое окошко. И начал по очереди открывать вордовские файлы.
   Среди домотдыховских сотрудников действительно были два врача. Один просто хирург - Юрий Михайлович Желудько. Второй нейрохирург - Тигран Овсепович Мовсёсян.
   - Все ясно, - прокомментировал Танцор, - один делает тонкую работу. Типа удаления аппендиксов. Другой трупы расчленяет.
   Не обратив ни малейшего внимания на эту неумную шутку, Стрелка и Следопыт продолжали копаться в данных.
   - Так, вот и представитель высоких технологий, - сказал, радостно потирая руки Следопыт. - Вот он, голубчик: программист Евграфов Йорик Леонилович, девятая модель "Жигулей". Есть и адресок.
   - Да, конечно. Но это если кто-то не купил машину по доверенности у этого самого Евграфова, - скептически заметил Танцор.
   - Может, и так. Но ведь должен же быть программист. Сейчас в любом бандитском деле непременно нашего брата встретишь. Я думаю, с него и надо начинать.
   - В каком смысле? Мочить, что ли? - неодобрительно сказала Стрелка.
   - Зачем так уж сразу? Прощупать надо сначала. С ним ведь будет гораздо проще работать, чем с врачами. Те лично для меня - люди загадочные.
   - Ну и как же? Поймать и допросить, что ли? - изумился Танцор прыти товарища. - Утюгом пытать, да? Голову в тиски зажимать?
   - Подловить на чем-нибудь. И поставить перед выбором...
   - На чем?
   - Да мало ли? Надо ж вначале изучить его, повертеться вокруг. А потом уж - за жабры и фэйсом об тэйбл.
   - Так, ладно, что там дальше? - прервал эти преждевременные фантазии Танцор.
   Дальше ничего особо интересного не было. Среди остальных, если они действительно были владельцами переписанных камерой автомобилей, не было специалистов, которые могли знать что-либо существенное. Нянечка детсада, несомненно, бывшая. Бывший товаровед обувного отдела ЦУМа. Бывший закройщик из ателье... Так, подай-принеси. Обслуга, одним словом.
   - В общем, так, - подвел предварительный итог Танцор. - Надо бы еще последить за объектом. Побольше подсобирать информации. И займемся этим пораньше, часиков в восемь, пока еще все не съехались. Согласен? - спросил он у Следопыта.
   - Ну, давай... А, кстати, не пора ли подкрепиться? - сказал Следопыт, переведя взгляд на Стрелку.
   Та не стала ломаться и ушла на кухню.
   - Слушай, - тихо сказал Следопыт, чтобы не было слышно в кухне, - а не натравить ли нам на этого программиста Стрелку?
   - Ишь ты какой шустрый, - недобро усмехнулся Танцор. И мгновенно вспомнил, что у Следопыта есть постоянная подружка, Илона, которую он добыл в бою с Трейд-банком год назад. - Может, лучше твою Илону?
   - Можно, конечно, и ее, - тут же согласился Следопыт. - Только Стрелка гораздо умней. Так давай прямо сейчас ее и спросим. Что, ты падишах какой, что ли, чтобы женщиной распоряжаться?!
   Вошла Стрелка с подносом бутербродов, которые имели скорее декоративно-прикладные достоинства, нежели кулинарные. Ушла и вновь вернулась с чашками и кофейником.
   - Жри! - строго сказала она Следопыту.
   Когда до Стрелки дошел смысл предлагаемой ей аферы, она не выказала ни возмущения, ни удивления, ни радости.
   Подошла к монитору и открыла фотографию Евграфова, похищенную в базе данных паспортной службы. Вгляделась. А потом покачала головой:
   - Не, отцы, мне с ним будет неинтересно.
   - Но для дела же, - не унимался Следопыт.
   - Вот ты и иди. И трахайся с ним для дела, сколько тебе будет угодно.
   - Ну, почему сразу трахайся?
   - Потому, - ответила Стрелка исчерпывающе.
   - Ладно, тогда попросим Илону, - вздохнул Следопыт, почувствовавший, как в душе шевельнулось шершавое собственническое чувство.
   * * *
   Зазвонил телефон.
   Это был Василий.
   Василий был удручен.
   Выяснилось, что ночью, когда все гуляли в "Метрополе", в конюшню, к двоим охранникам, опять наведались бандиты. На сей раз они повели себя уже совершенно по-скотски. Связали парней, избили. И пугали, что прямо сейчас все это на хер подожгут. Чтобы им чистая территория досталась.
   Утром связались с крышей. Те отправили троих человек на стрелку. На стрелке всех их положили. На хер. И теперь крыша решила совсем отвалить. На хер. Мол, не нужны нам ваши бабки, лишь бы самим уцелеть.
   - Что делать будем, Танцор? - растерянно спросил Василий.
   - Помнишь наш вчерашний разговор?
   - Помню.
   - Помнишь, что я обещал?
   - Помню.
   - Бери тачку и дуй ко мне. Не в метро же все это везти.
   - Денег на тачку нет, - честно признался Василий.
   - Ох ты горе мое луковое, - вздохнул в трубку Танцор. - До чего ж вас, гордость российского спорта, довели. Приезжай, деньги найдутся. Да только сумку захвати побольше. Как у челноков. Понял?
   - Понял. А куда ехать-то?
   Танцор продиктовал адрес.
   Стрелка, узнав о переговорах, которые вел Танцор у всех за спинами, пришла в ярость.
   - Ты что, - орала она, - хочешь нас всех подставить?! Ты его хорошо знаешь, уверен в нем?! Что не стукач и не провокатор. Хочешь, чтобы мы все загремели за торговлю оружием?!
   - Да не торговля, - с идиотической логикой оправдывался Танцор, - а аренда.
   - Еще, блин, лучше! Отдать стволы за красивые глазки!
   - Да не ори ты так, - завелся Танцор. - Они нам должны помочь. Вначале мы им. А потом, когда надо будет уничтожить домотдыха, у нас будь здоров какой батальон получится. В мелкие щепки разнесем!
   Конечно, вся эта танцорская логика была вилами по воде писана. Однако и Стрелка была точно такой же авантюристкой. И вскоре согласилась, что, да, три десятка мужиков на лошадях, с пистолетами, автоматами, ружьями, с саблями - это сила. Большая сила, способная разбить любую банду.
   ***
   Следопыт из стервозности еще какое-то время повыкобенивался, но и он согласился с тем, что надо приобретать союзников. Хоть конных, хоть пеших, хоть в ступе с помелом.
   Короче, когда приехал Василий, то ему, ошалевшему, отгрузили шесть пистолетов, автомат, ружье и патронов с запасом. Гранатомет решили не давать. Слишком много шума будет. К тому же он нужен для нападения, а не для защиты.
   - Ну, блин, - бормотал он, словно пьяный, - теперь из этих козлов только пух и перья полетят!
   - Перья? Из козлов? - переспросил Танцор.
   И все рассмеялись. Нервно. Потому что приближалась большая потеха. А это было стрёмно, очень стрёмно. И исход ее был неизвестен.
   Однако надо быть уверенным в том, что все будет сделано как надо. Что из козлов, действительно, полетят перья. И пух. И кишки. И мозги. И костные осколки.
   Потому что в этом деле необходим ломовой кураж. Когда, налив глаза кровью, встаешь под пулями, и бежишь вперед с ощущением приближающегося оргазма. И спускаешь, как только в тело врага войдет штык! Или пуля! Или зубы! Или ногти, с забившейся под них землей и травой! ЙА-А-А-А-А-А-А!!!
   ***
   Ранним погожим утром, когда все приличные люди еще и не думают просыпаться, Танцор и Следопыт сидели в джипе на том же самом месте. И тупо смотрели на лэптоповский дисплей, на который проецировали изображение шпионские камеры.
   Получалась полная хренотень. Куда-то совершенно бесследно исчезла столовая! Конечно, за полтора дня что их здесь не было, столовую могли снести. Однако хоть какие-то следы должны были остаться. Какие-нибудь кирпичи, которые не успели вывезти, доски. В крайнем случае следы фундамента или кирпичная крошка.
   Но нет! На том самом месте росла чистая зеленая травка. И даже проходила тропинка из корпуса в корпус. Это было невероятно!
   И тут до Танцора дошло:
   - Они нас вычислили!
   - С чего ты взял? - задал вполне естественный вопрос Следопыт.
   - Нашли камеры.
   - Ну, так и сняли бы их на хрен. И всё. Вон, слышишь, отморозки на посту храпят. Тогда бы и микрофоны нашли и убрали.
   - Ты не понимаешь, Следопыт. Они решили поглумиться над нами. Подключили к камерам постоянную картинку. И при этом вырезали с нее изображение столовой.
   - Ну, этого не может быть. Для этого надо хотя бы пару извилин иметь. А охранники у них, сам видишь, какие.
   - Ты забываешь, дорогой. У них ведь программист есть.
   - Вообще-то да. Конечно. Так что будем делать?
   И тут запищал лэптоп Танцора. Пришло письмо от Сисадмина.
   Танцор, дорогой!
   Умоляю, прости меня. Произошла маленькая техническая оплошность с моей стороны. Разрушилась часть файлов. В частности, как вы ее называете, столовая. Так что ваши камеры не врут.
   Обещаю к завтрашнему дню все восстановить. Все опять будет в лучшем виде.
   А пока поработайте так. Ничего страшного. На соотношение сил и течение процесса это никоим образом не влияет.
   К тому же вы еще очень далеки от завершающей фазы операции.
   Искренне твой Сисадмин
   Танцор ответил.
   Ну, ты там! Совсем мышей не ловишь, старый козел! Мы по твоей милости чуть рассудком не тронулись! Кончай на хрен свои шуточки!
   Попереругивались еще минут пять, а потом успокоились. Погасили бычки. И стали дожидаться, когда в домотдыхе появятся хоть какие-нибудь проявления жизни. Или смерти.
   Проснулись охранники. И вместо зарядки, умывания и легкого, но калорийного завтрака засадили по стакану еще более калорийной водки.
   - Богадельня какая-то, - прокомментировал Следопыт зычные глотательные звуки и последующее шумное втягивание носами воздуха.
   - Да, контингент, - согласился Танцор. - Может, там, внутри, публика недисциплинированней?
   - Наверняка, поскольку иначе это была бы просто-напросто охраняемая автостоянка. У этих долболомов, похоже, только одна функция - ворота открывать.
   Начали подтягиваться сотрудники. Вначале пешком подошли две тетки, лет сорока и без всякого выпендрежа.
   - Поварихи, - предположил Следопыт. Танцор полностью с ним согласился.
   Эта гипотеза полностью подтвердилась шуточками, которыми отморозки обменялись с дамами: "Маш, а Маш, когда дашь?" - "Миш, а Миш, когда хотишь!" Диалог сопровождался и взвизгиванием, и шлепками, и жизнерадостным смехом. С более важными птицами охранники ведут себя по-иному.
   Потом подкатила сильно разношенная "Мицубиси". За ней "Пежо" третьей свежести. "Девятка" программиста. С легко поцелованным передком. Хирурги приехали солидно. На добротных "Вольво" одной и той же модели.
   - Наверно, по списку распределяют, как при большевиках, - попробовал пошутить Танцор.
   Но Следопыт не понял юмора, поскольку ничего не знал ни про нравы большевиков, ни про списки, ни про определение.
   В домотдыхе начинался трудовой день. Сотрудники расходились по корпусам с тем, чтобы творить пока еще неведомые Танцору мерзости.
   И опять праздношатающихся во дворе не было. Как ни ползал Следопыт камерами, обследуя каждую пядь пространства за забором, но из живности в объектив изредка попадали лишь воробьи и бабочки.
   В половине второго распахнулись ворота ангара. И оттуда выполз потрепанный зиловский фургон. Типа такого, в котором перевозят мешки с цементом или бочки с олифой.
   Подъехав к воротам, дважды просигналил. Ворота расползлись, словно шторки подслеповатого фотоаппарата. И, завывая не вполне здоровым мотором так, что в сторожке перестали различаться реплики отморозков, фургон, переваливаясь с боку на бок, как гусак, двинулся дальше. В неизвестное место. С неведомым грузом.
   - Ну, бля, - донеслось из сторожки, - летите, сизокрылые.
   - Это вторая партия за неделю? - спросил второй голос.
   - А я, что, считаю, что ли? Наше дело, Ворот, маленькое. Лишних вопросов не задаем. Вильняк этого не любит. Что, сколько, почем - хер с ним. Главное знаем, что бабки четко несут.
   - Стоп, - сообразил Танцор, - надо двигать за фургоном. Это что-то наверняка очень важное. Похоже, что их продукция.
   Следопыт согласился на все сто. Закрыл свой шпионский кейс, пристегнулся. И погнал на пересечение пятого Лучевого просека и Ростокинского проезда. Именно туда должен был выйти фургон.
   По-видимому, успели. Потому что были на месте уже через три минуты. Та колымага могла доползти минут через десять, не раньше.
   Закурили и стали жадно ждать. Поскольку сейчас может очень многое выясниться. Не сразу, конечно. Надо будет проследить маршрут. И, может быть, удастся увидеть выгрузку товара.
   Что же это такое могло быть? Прошло десять минут. Фургона не было. С тем же успехом прождали еще столько же. Как сквозь землю провалился!
   - Что же, - сказал Танцор, - видать, у него другой маршрут. Ничего, в другой раз умнее будем. На двух машинах будем пасти.
   На всякий случай решили на малой скорости проехаться по просеке. Навстречу. Чем черт не шутит, может, колымага сломалась?
   Проехали метров двести.
   Следопыт открыл кейс. Однако сигнал с камер сюда не доходил.
   Танцор решил поинтересоваться, как прошла ночь в "Сокоросе".
   - Охрана слушает, - откликнулась трубка.
   - Мне бы, мил человек, Василия, - сказал как можно солидней Танцор.
   - А кто его спрашивает? - поинтересовалась трубка.
   - Танцор.
   - Так он с Танцором сейчас как раз и работает, - невозмутимо ответила трубка.
   - С каким?
   - Жеребец, трехлетка.
   - Тфу ты, блин! - совсем несолидно воскликнул Танцор. - Мил человек, тебе бы все шуточки шутить. А у меня срочное дело. Очень нужное для Василия.
   - Ладно, - заржала трубка, - зову, зову.
   Тут вдалеке показалась человеческая фигура. И стала медленно приближаться. Двигалась фигура каким-то не вполне естественным образом. То есть, конечно, на ногах, а не на четвереньках. Но как-то странно при этом подпрыгивала.
   В трубке раздалось лошадиное ржанье.
   - Где его черти носят? - тихо сказал Танцор сам себе.
   Фигура выросла до таких размеров, что в ней удалось узнать пенсионера, который укреплял здоровье при помощи бега трусцой, то есть с очень медленной скороетью. Если бы он вдруг пошел пешком, то, несомненно, получилось бы раза в два быстрее.
   - Алло, Максимов слушает! - бодро ответил Василий.
   - Это что там у вас за шутки про Танцора?
   - Какие шутки? Я на самом деле сейчас с ним работаю. Жеребчик, конечно, старательный. Но ему надо дыхалку как следует поставить.
   - Ну, что? Этой ночью гостей не было? - спросил Танцор.
   - Нет, вроде все тихо было. Мужики очень довольны подарком. Собираются тебе литруху поставить.
   - Ладно. Потом сочтемся. Вы там, главное, все время начеку будьте, не расслабляйтесь. Пушки сами стрелять не будут. С этими козлами надо быть очень осторожными. Понял?
   - Понял, понял, - отмахнулся как от назойливой мухи Василий. Дескать, не учи ученого.
   - Ну, ладно. Держитесь там. Кстати, тренировки нужны? А то я один тир знаю.
   - Не, у нас по этому делу все нормально.
   - Ну, как знаешь.
   Пенсионер остановился, не добежав до машины метров десять. Наклонился и поднял с земли палку.
   Потом быстро подошел и со злостью ударил палкой по капоту.
   - Ты че, дед?! - заорал выскочивший из машины Следопыт. - Моча, что ли, в голову ударила?!
   - Я вас, блядей!.. - истошно завопил пенсионер. - Весь парк позасерали! Простому человеку от вас, блядей, никакого житья нет!
   - Ополоумел, что. ли, совсем?! - пытался защитить свое достоинство Следопыт. - Что тебе сделали-то?!
   Но пенсионер, решив, что уже полностью объяснил свои претензии и говорить больше не о чем, опять поднял над головой палку и...
   Но Следопыт перехватил ее, вырвал и с яростью переломил пополам о колено.
   Пенсионер отскочил назад и чуть в бок:
   - Что, крутой, блядь?! Крутой, падла рваная?!
   И тут же вытащил из-под майки болтавшийся на шнурке свисток с горошинкой. И залился ментовской трелью.
   Танцор корчился от приступа смеха, который уже начал болью отзываться в брюшном прессе и в носоглотке.
   - Садись поехали, - с огромным трудом смог выдавить он из себя, взвизгивая, всхрюкивая и всхлипывая.
   Смог говорить, лишь когда выехали на Ростокинский.
   - Да, страна...
   - Не, ты видел, видел? - продолжал кипятиться Следопыт.
   - Да уж давно гляжу. Молодежь у них херовая растет! А эти, блин?! Борцы за идею. Уважения к себе требуют! Ты представляешь, Следопыт, что было бы, если бы у нас стволы свободно продавались?