Саша Портнов начал нас обкатывать.
Начальник разведки отряда погранцов (его сын, лейтенант, тоже служил в этом отряде начальником заставы) заказывал борта, я заскакивал на "вертушки" погранцов с группой, и выходил к объекту захвата на бреющем.
Обычно с нами полковник Халейкназаров "катался", только в бабайской одежде, он был основным наводчиком на "базы" и комитеты
ИПА. Как я ноги не ломал при десантировании, ума не приложу. Да и бойцы тоже.
Погранец выходит из кабины:
- Все командир - ПОШЕЛ, УДАЧИ!
Первый, обычно пулеметчик, для захвата площадки высадки, на высоте метр десантировался, называли это почему-то "по-штурмовому", за ним следующий и так до меня. Я последний. Надо проверить, все ли взяли. К люку, а там… закрываю глаза и сигаю… Летуны всегда на первом бойце начинали высоту набирать, а потом кружили над нами, прикрывая огнем. Заходили всегда от солнца и бросок до "объекта" что есть мочи. Спасало только замешательство "духов" и наша внезапность.
Один из эпизодов.
Подскакиваем к крепости, к воротам. Группа разбита на три подгруппы: огневая, обеспечения и захвата. Пулеметчики занимают позиции по кругу, группа обеспечения через ворота МОНКи и гранаты закидывает внутрь (Мух тогда еще не было). АГС долбит по воротам, после разрывов влетаем в крепость, доделываем свои "грязные" дела.
Занимаем оборону и ждем подхода брони. Загружаем все необходимое и под прикрытием вертушек уходим домой.
Но иногда бывало и похуже, когда "духи" обкуренные. Младший сержант Ренат Зейнетдинов и рядовой Богданавичус в окно закинули
РГДшку, а через секунду она к ним назад летит.
Взрыв. Под ногами у Юрискаса (может, неверно имя помню, короче, по-нашему Юрка), его на стену кинуло, в рубашке родился - ни осколка, ни царапинки. А Ренат…
Через пару дней, выхожу на вечернюю поверку, а мой доблестный взвод в колонну по одному в сортир на цыпочках пробирается, я пристроился в конце и спрашиваю тихонечко у Пархоменко:
- Что случилось?
- Щас Зейнетдинов ссать будет.
- ?????
Тут душераздирающий вопль сотряс всю округу, деревья пригнулись, трава полегла. Ренат начинал писять. Осколок от гранаты попал ему… как красиво выразиться, О!!, - в головку члена!!! Через недельку с мочой вышел.
Был у нас в роте легенда бригады, Ваня Люков - механик-водитель. Говорят, Бога нет, но после четырех подрывов во все поверишь: все его экипажи по госпиталям разным, а у него ни царапины. На пятом порыве доклад комбригу (полковник Плохих):
- У нас подрыв.
- Люков? Жив???
- Так точно!
Приказ: Через час Ивана на вертушку и в Чирчик, чтобы я о нем больше не слышал!!!
С ноября 1981 года бригада колоннами, через весь Афган перебазировалась в Гардез, а наш батальон в Баракибарак. Первые две колонны (боевые батальоны) прошли нормально, а вот третью (тыловую) духи разгромили в районе Баглана. Вел ее начальник ПВО бригады, подполковник, не помню фамилии, под прикрытием взвода четвертого батальона (взводный мой кореш - земляк с училища - лейтенант Глеб
Юрченко, сейчас он Герой России - за Чечню). Это он рассказал мне про тот бой, когда подполковник бросил колонну (его потом судили), а лейтенант полдня отбивался от наседавших духов (Глеб из моего выпуска, первым в этом бою получил ранение). Когда подошло подкрепление, в БМДшках не было ни одного снаряда, в ход пошли гранаты. Еще чем запомнилась эта колонна: в ней сожгли весь наш бригадный оркестр. ЧП на все музыкальные войска, потом со всего
Союза по одной дудке-барабану собирали.
На севере осталась одна наша рота. Мы к декабрю получили молодых, а дембелей практически всех уволили, все бригадные тылы ушли, поступление материальных запасов, продуктов и боеприпасов прекратилось, бригадное начальство, кажется, забыло про роту, поэтому около двух месяцев мы жили на "подножном корму", я первый раз тогда собак, воробьев и ежиков попробовал (корейцы наши хорошо готовили).
В конце ноября 1981 года из штаба бригады, уже из Гардеза поступило распоряжение откомандировать одного офицера за молодежью, которая из Чирчика начала приходить в бригаду. Ротный послал меня.
"Первой лошадью" на вертушках, которые привезли нам в роту долгожданные продукты, рота пару недель сидела на подножном корму, я с дембелями отбыл в Кундуз, там посадил их на "коровы" (МИ-6) и отправил в Кокайты, в Союз. В роте остались только экипажи БМД и средства усиления (на миномет два бойца, на АГС - один и так далее).
Батарея ушла вместе с батальонной колонной. Мой путь следования был следующим: Имам-Сахиб - Кундуз - Кабул - Гардез и обратно.
Кундуз встретил развалинами и пылью по колено. На том месте, где недавно располагалась бригада, образовался огромный пустырь с завалившимися землянками, ходами сообщения, брошенными постройками и осыпанным щебнем плацем. О той бригаде, которая встречала меня, осталось одно воспоминание. Вдалеке на плато виднелись позиции артиллерии: на наше место "сел" артполк 201 дивизии. Зашел к вертолетчикам - они приютили до ближайшего "борта" на Кабул. Это они рассказали мне о гибели их Героя - комэска. Потом Кабульская пересылка - пару УСБшек (палаток), по периметру колючка.
Борты на Гардез через пару дней.
На попутках добрался до батальона охраны штаба Армии, где заночевал у Игорька Довгулича. Он как раз из караула сменился. А утром он показывал мне "свои владения". Поднялись наверх к бассейну
Амина. Красотища неописуемая. Дворец, наш полк связи, пехота под сопкой, а вдали вершины все в снегу. В обед он опять готовился в караул, а я через сопку к спецназерам заглянул. Вечером они меня на пересылку и подкинули.
Бригада на новом месте напоминала муравейник. Все спешат, бегают, суетятся. Батальонные линейки по несколько раз передвигают.
До обеда подразделения находятся в одном месте, после совершенно в другом. У всех на устах умное слово - РОЗА ВЕТРОВ. Даже бойцы этой мыслью озабочены. Хотя половина просто не в курсе, что это означает.
Может клумбы с цветами, а может ветра, которые в декабре задувают, и цветы к земле пригибают… Парк боевых машин сегодня здесь, а завтра там, кого-то зацепили, кто-то под машину попал. Суета сует, а тут еще и молодежь поступать стала.
Приходят "коровы", Витя Сиротенко - командир ГРВ-3, "Джоник" и
Саша Руденских привезли пополнение на третий батальон, им дальше следовать в Бараки, тогда я первый раз это название услышал.
Пополнение в семерку там же на вертолетной площадке я у них забрал и этими же бортами в обратную дорогу.
Переспали на вещмешках на пересылке в Кабуле, утром как положено зарядка, марш-бросок к самолетам и РБ-1, у летунов глаза на лоб:
- Вот летехе делать не хрен. Садись. Полетели.
Смотрю, десантный старлей подбегает:
- Вы на Кундуз?
- Да. Только там десантуры уже нет. Вся в Гардезе.
- А мне сказали, там седьмая рота осталась…
- ??? Я командир третьего взвода, а ты кем?
- Зам по ВДП. Мирджапаров Фазыл.
Прилетели в Кундуз. Я к вертолетчикам, борты на Имам-Сахиб заказал. Сказали - жди. В течении трех суток. Все задействованы на дивизионной операции.
Считаю - пятьдесят семь человек: из них два офицера, один АКС и два пулеметных магазина, две РГДшки, сухпай на сутки, у Фазика четыре пузыря водки - продержимся. Созвонился через дивизию с ротой, и на обеспечение в дивизии встали. Но знаете, как "чужие" - никогда никому не нужны, пока сам о себе не напомнишь. На хлебзаводе и продскладах получили все необходимое для роты. Начали ждать вертушки. Обосновались на развалинах бригады, никого не хотелось напрягать своим присутствием. В глиняных "мазанках" вроде даже ничего, жить можно. К вечеру мне хреново стало, Фазик мне:
- На, водки глотни, она все лечит, полегчает.
Полегчало. Через пару часов моча красная, зрачки желтые. Желтуха.
На следующий день, 23 декабря 1981 года, нам выделили две пары вертушек на пару часов. С Фазиком разделились. Я летел в первой, он на второй, с интервалом минут в двадцать. Встречая нас, на забор повылазила вся рота. Вертушка зависла, мы все посбрасывали в плащпалатках, а потом и сами выпрыгнули. Правда для меня любое встряхивание боком выходило, в боку ухало и екало. Потом шаг в шаг к проему в стене, чтобы на растяжке не повиснуть. Пока вторая партия молодых подлетала я успел только Саше Портнову обстановку обрисовать, оружие скинуть, и на второй паре уже улетал опять, перекладными, через Кабул, на Гардез, но уже "желтушником", за документами. Потом пересылка, инфекция. Самарканд. Тогда желтушников всех в Союз отправляли.
А рота, с молодым пополнением, готовилась совершить марш одна, с севера на юг.
Как проходил марш роты знаю по рассказам: без ЧП, через зимний
Саланг, в январе - одни сумасшедшие в это время проходят.
Александр:
_ЖЕЛТУХА_
Начальник разведки отряда погранцов (его сын, лейтенант, тоже служил в этом отряде начальником заставы) заказывал борта, я заскакивал на "вертушки" погранцов с группой, и выходил к объекту захвата на бреющем.
Обычно с нами полковник Халейкназаров "катался", только в бабайской одежде, он был основным наводчиком на "базы" и комитеты
ИПА. Как я ноги не ломал при десантировании, ума не приложу. Да и бойцы тоже.
Погранец выходит из кабины:
- Все командир - ПОШЕЛ, УДАЧИ!
Первый, обычно пулеметчик, для захвата площадки высадки, на высоте метр десантировался, называли это почему-то "по-штурмовому", за ним следующий и так до меня. Я последний. Надо проверить, все ли взяли. К люку, а там… закрываю глаза и сигаю… Летуны всегда на первом бойце начинали высоту набирать, а потом кружили над нами, прикрывая огнем. Заходили всегда от солнца и бросок до "объекта" что есть мочи. Спасало только замешательство "духов" и наша внезапность.
Один из эпизодов.
Подскакиваем к крепости, к воротам. Группа разбита на три подгруппы: огневая, обеспечения и захвата. Пулеметчики занимают позиции по кругу, группа обеспечения через ворота МОНКи и гранаты закидывает внутрь (Мух тогда еще не было). АГС долбит по воротам, после разрывов влетаем в крепость, доделываем свои "грязные" дела.
Занимаем оборону и ждем подхода брони. Загружаем все необходимое и под прикрытием вертушек уходим домой.
Но иногда бывало и похуже, когда "духи" обкуренные. Младший сержант Ренат Зейнетдинов и рядовой Богданавичус в окно закинули
РГДшку, а через секунду она к ним назад летит.
Взрыв. Под ногами у Юрискаса (может, неверно имя помню, короче, по-нашему Юрка), его на стену кинуло, в рубашке родился - ни осколка, ни царапинки. А Ренат…
Через пару дней, выхожу на вечернюю поверку, а мой доблестный взвод в колонну по одному в сортир на цыпочках пробирается, я пристроился в конце и спрашиваю тихонечко у Пархоменко:
- Что случилось?
- Щас Зейнетдинов ссать будет.
- ?????
Тут душераздирающий вопль сотряс всю округу, деревья пригнулись, трава полегла. Ренат начинал писять. Осколок от гранаты попал ему… как красиво выразиться, О!!, - в головку члена!!! Через недельку с мочой вышел.
Был у нас в роте легенда бригады, Ваня Люков - механик-водитель. Говорят, Бога нет, но после четырех подрывов во все поверишь: все его экипажи по госпиталям разным, а у него ни царапины. На пятом порыве доклад комбригу (полковник Плохих):
- У нас подрыв.
- Люков? Жив???
- Так точно!
Приказ: Через час Ивана на вертушку и в Чирчик, чтобы я о нем больше не слышал!!!
С ноября 1981 года бригада колоннами, через весь Афган перебазировалась в Гардез, а наш батальон в Баракибарак. Первые две колонны (боевые батальоны) прошли нормально, а вот третью (тыловую) духи разгромили в районе Баглана. Вел ее начальник ПВО бригады, подполковник, не помню фамилии, под прикрытием взвода четвертого батальона (взводный мой кореш - земляк с училища - лейтенант Глеб
Юрченко, сейчас он Герой России - за Чечню). Это он рассказал мне про тот бой, когда подполковник бросил колонну (его потом судили), а лейтенант полдня отбивался от наседавших духов (Глеб из моего выпуска, первым в этом бою получил ранение). Когда подошло подкрепление, в БМДшках не было ни одного снаряда, в ход пошли гранаты. Еще чем запомнилась эта колонна: в ней сожгли весь наш бригадный оркестр. ЧП на все музыкальные войска, потом со всего
Союза по одной дудке-барабану собирали.
На севере осталась одна наша рота. Мы к декабрю получили молодых, а дембелей практически всех уволили, все бригадные тылы ушли, поступление материальных запасов, продуктов и боеприпасов прекратилось, бригадное начальство, кажется, забыло про роту, поэтому около двух месяцев мы жили на "подножном корму", я первый раз тогда собак, воробьев и ежиков попробовал (корейцы наши хорошо готовили).
В конце ноября 1981 года из штаба бригады, уже из Гардеза поступило распоряжение откомандировать одного офицера за молодежью, которая из Чирчика начала приходить в бригаду. Ротный послал меня.
"Первой лошадью" на вертушках, которые привезли нам в роту долгожданные продукты, рота пару недель сидела на подножном корму, я с дембелями отбыл в Кундуз, там посадил их на "коровы" (МИ-6) и отправил в Кокайты, в Союз. В роте остались только экипажи БМД и средства усиления (на миномет два бойца, на АГС - один и так далее).
Батарея ушла вместе с батальонной колонной. Мой путь следования был следующим: Имам-Сахиб - Кундуз - Кабул - Гардез и обратно.
Кундуз встретил развалинами и пылью по колено. На том месте, где недавно располагалась бригада, образовался огромный пустырь с завалившимися землянками, ходами сообщения, брошенными постройками и осыпанным щебнем плацем. О той бригаде, которая встречала меня, осталось одно воспоминание. Вдалеке на плато виднелись позиции артиллерии: на наше место "сел" артполк 201 дивизии. Зашел к вертолетчикам - они приютили до ближайшего "борта" на Кабул. Это они рассказали мне о гибели их Героя - комэска. Потом Кабульская пересылка - пару УСБшек (палаток), по периметру колючка.
Борты на Гардез через пару дней.
На попутках добрался до батальона охраны штаба Армии, где заночевал у Игорька Довгулича. Он как раз из караула сменился. А утром он показывал мне "свои владения". Поднялись наверх к бассейну
Амина. Красотища неописуемая. Дворец, наш полк связи, пехота под сопкой, а вдали вершины все в снегу. В обед он опять готовился в караул, а я через сопку к спецназерам заглянул. Вечером они меня на пересылку и подкинули.
Бригада на новом месте напоминала муравейник. Все спешат, бегают, суетятся. Батальонные линейки по несколько раз передвигают.
До обеда подразделения находятся в одном месте, после совершенно в другом. У всех на устах умное слово - РОЗА ВЕТРОВ. Даже бойцы этой мыслью озабочены. Хотя половина просто не в курсе, что это означает.
Может клумбы с цветами, а может ветра, которые в декабре задувают, и цветы к земле пригибают… Парк боевых машин сегодня здесь, а завтра там, кого-то зацепили, кто-то под машину попал. Суета сует, а тут еще и молодежь поступать стала.
Приходят "коровы", Витя Сиротенко - командир ГРВ-3, "Джоник" и
Саша Руденских привезли пополнение на третий батальон, им дальше следовать в Бараки, тогда я первый раз это название услышал.
Пополнение в семерку там же на вертолетной площадке я у них забрал и этими же бортами в обратную дорогу.
Переспали на вещмешках на пересылке в Кабуле, утром как положено зарядка, марш-бросок к самолетам и РБ-1, у летунов глаза на лоб:
- Вот летехе делать не хрен. Садись. Полетели.
Смотрю, десантный старлей подбегает:
- Вы на Кундуз?
- Да. Только там десантуры уже нет. Вся в Гардезе.
- А мне сказали, там седьмая рота осталась…
- ??? Я командир третьего взвода, а ты кем?
- Зам по ВДП. Мирджапаров Фазыл.
Прилетели в Кундуз. Я к вертолетчикам, борты на Имам-Сахиб заказал. Сказали - жди. В течении трех суток. Все задействованы на дивизионной операции.
Считаю - пятьдесят семь человек: из них два офицера, один АКС и два пулеметных магазина, две РГДшки, сухпай на сутки, у Фазика четыре пузыря водки - продержимся. Созвонился через дивизию с ротой, и на обеспечение в дивизии встали. Но знаете, как "чужие" - никогда никому не нужны, пока сам о себе не напомнишь. На хлебзаводе и продскладах получили все необходимое для роты. Начали ждать вертушки. Обосновались на развалинах бригады, никого не хотелось напрягать своим присутствием. В глиняных "мазанках" вроде даже ничего, жить можно. К вечеру мне хреново стало, Фазик мне:
- На, водки глотни, она все лечит, полегчает.
Полегчало. Через пару часов моча красная, зрачки желтые. Желтуха.
На следующий день, 23 декабря 1981 года, нам выделили две пары вертушек на пару часов. С Фазиком разделились. Я летел в первой, он на второй, с интервалом минут в двадцать. Встречая нас, на забор повылазила вся рота. Вертушка зависла, мы все посбрасывали в плащпалатках, а потом и сами выпрыгнули. Правда для меня любое встряхивание боком выходило, в боку ухало и екало. Потом шаг в шаг к проему в стене, чтобы на растяжке не повиснуть. Пока вторая партия молодых подлетала я успел только Саше Портнову обстановку обрисовать, оружие скинуть, и на второй паре уже улетал опять, перекладными, через Кабул, на Гардез, но уже "желтушником", за документами. Потом пересылка, инфекция. Самарканд. Тогда желтушников всех в Союз отправляли.
А рота, с молодым пополнением, готовилась совершить марш одна, с севера на юг.
Как проходил марш роты знаю по рассказам: без ЧП, через зимний
Саланг, в январе - одни сумасшедшие в это время проходят.
Александр:
_ЖЕЛТУХА_
За те полчаса, пока очередная пара вертушек с Фазылом прибывала в роту, Миша Азизбаев дал мне грамм двести мумия:
- Санек, разбавляй грамм на литр кипятка и побольше сладкого.
Пашка Пятлин:
- На гранаты, ты же без оружия, когда надо выбросишь…
Дима Ветошкин:
- Выздоравливай, мы тебя ждем!
Саша Портнов дал удостоверение личности, бумаги и документы в бригаду, обнялись на прощание, с Мишкой уже судьба нас больше не сводила. Солдатский бушлат, полевая сумка с тремя "феньками" и
РГДшкой, шапка и панама - весь мой нехитрый скарб для поездки в
Союз. Вертушки были уже на подходе…
Так получилось, что ждать в Кундузе пришлось не более часа,
"борт" уходил на Кабул, на Военный Совет Армии командование дивизии улетало, полковники в гермокабину, а мы, "челядь", и так сойдет…
К вечеру на вертушках добрался до Гардеза, вместе с новым начальником разведки летели. Всю дорогу он мне жаловался, как он, начальник штаба батальона будет рулить разведкой бригады:
- Ну, как - же я? Я ж ничего в разведке не смыслю, да и НШ батальона я всего три месяца в Союзе пробыл, и ротным не был.
Взводным был, потом в операторы перешел. Графика у меня хорошая… карты я хорошо рисую.
- Но Вы же сами согласились на эту должность.
- Да, дурак был, романтики захотелось…
Потом, в 83-м, при редких встречах уже "пообтерся" с разведротой
- авторитет как разведчик приобрел и "не только кровью…"
Я по знакомой мне тропе от вертолетной площадки в штаб бригады.
Сдал документы, оформил свои и на доклад к НШ. Смотрю, а должность у меня в удостоверении - "Командир комендантского взвода 56 ОДШБр".
- Товарищ майор, тут ошибочка, наверное, я в бригаде-то в общей сложности за полгода с недельку-то всего и был, а остальное время в семерке.
- Веревкина ко МНЕ, живо!
- Ты че это, капитан, опять за старое взялся, баловаться под замену начал, я тебе старенькое напомню, сучий потрох…
Я стою, только глазами луп-луп. Какие-то "тайны мадридского двора". Что-то со штатной дисциплиной связано… Мне:
- Когда уезжаешь?
- Завтра, первой парой.
- Где остановился?
- Еще нигде. У лейтенанта Юрченко переночую.
- Хорошо, документы тебе СПНШ принесет в палатку. ПОНЯЛ… капитан?
- Так точно.
Масливец в напутствие дал банки три сгущенки, да еще по мелочевке
- колбасы, сыра, "Си-Си", парочку апельсинов - как никак Новый Год на носу.
Иду к Глебушке Юрченко в палатку, дежурный по роте проводил. В палатке, кроме офицеров, курсант на койке отдыхает.
- Глеба, ху из ит?
- Да курсант из ВИЯ - стажеровщик, с нами ходит.
Подвалили Толик Виноградов, Боря Жарких - однокашники. Я первый в
Союз еду. Потолмачили, новостями поделились.
Толик:
- Санек, ты помнишь, препод по тактике у тебя с Глебом был - полковник Блохин? Сейчас в Кабуле в Академии советником, тактику читает, живет в "Советском районе" - всех нас в гости приглашает…
Им же водку без ограничений. Посидели у него, Киев повспоминали…
- Да, Толян, счас все бросим и помчимся…
Борька:
- Ребята, третью роту в училище помните, старше нас на год, ротный - Востряков, два брата Шакаловы. С Генкой в Баграмском разведбате встретились, оба здесь… несладко им там. Да и нам тут невесело. 2400 над уровнем, ни зелени, ни деревца - одни камни кругом, холод собачий…
Ладно, ППР (посидели - попиз…ли - разошлись) провели, пора "у люлю", поздно уже.
Было у нас с Глебушкой увлечение еще с училища, сейчас - хобби называется, ножички метать. Сколько от ротного огребали, только мы знаем. А у меня, к тому же, они имели такое свойство ломаться…Глеб филигранно к тому же "с двух рук работал". "Размялись", отведя душу полчасика… Дверь кладовки для этой цели была как раз кстати.
Глеб вместо бушлата отдал мне свою шинель, чтобы я ему в Союзе к родителям домой в Бельцы завез.
Где-то часов в десять следующего дня встречал уже меня "стольный град Кабул". И здесь я имел несчастье, прыгая с вертушки, подвернуть ногу и порвать связку голеностопа. Ступать кое-как можно еще было, а вот снять сапог… только вместе с ногой. Вдалеке стояли госпитальные "таблетки".
- Ребята в госпиталь подбросите?
- Валяй.
КПП госпиталя:
- Ваши документы.
- …
- У Вас желтуха, мы Вас не пропустим. Вам в инфекцию.
- А где это?
- В "Теплом Стане", около мотострелков.
- Хоть направление покажите.
- Вы что? Пешком??!
- Ребята, мне совсем хреново, хоть ползком.
Ворота распахнулись, выскакивает ГАЗ 66:
- Куда?
- В "Теплый Стан".
- Мне в инфекцию…
Что такое кабульская инфекция восемьдесят первого года:
Две УСБшки и лагерная палатка для обслуживающего персонала.
Тридцать на двадцать метров, обнесено колючкой. Справа от…, язык не поворачивается, как ЭТО назвать, начинается территория мотострелкового полчка. Слева - расположение роты ОСНАЗ.
Одна палатка для солдат, вторая для офицеров. Но все расположились в одной. Так теплее. На две палатки две "буржуйки" без дров. В углу, в грязи, на земле, что-то наподобие матрацев. Подойти страшно - вши с разбегу запрыгивают. Одеяла соответствующие. За белье - глупый вопрос… Люди, в этом случае, я не знаю, как нас тогда можно было назвать, спят на голых досках, положенных на сетки. Доски - это полы сколоченные, да они еще и за дрова сходили.
И это все - "зал ожидания" афганских желтушников для отправки в
Союз. На "боевых" и то комфортнее было.
Вся палатка наполняется "радостным известием": сегодня, 28 декабря 1981 года, закрыта граница на новогодние праздники, поэтому следующий рейс в Союз ожидается 3 января. До этого ежедневные отправки были.
Рядом на койке в шинели старлей лежит, десантный:
- Ты знаешь, кто я?
- ????
- Я командир роты у Мироненко и Чепика… Которые Герои, на противотанковой мине подорвали себя.
Сводила меня судьба со многими людьми, слухов и легенд - тоже хватало, и "правды-матки" достаточно наслушался. Время заставило быстро разбираться в людях - " ху из ху"…
- Слушай, а зачем ты мины тащил, да еще и противотанковые? У Вас же "проческа" тогда была.
- Много ты знаешь…
И отвернулся. Я тоже…
Всяких людей встречал, до и после, и в самом Афгане. Есть у человека такой грешок, примазаться к чужому подвигу. Бревно злополучное на субботнике с Лениным, тоже тысяч пятнадцать несло…
Больные со всех "щелей" Афгана прибывают. К обеду уже и солнышко пригревает, снег вперемешку с грязью. Непролазное болото, и постоянное чувство голода витает над каждым.
Крик в пустоту: где же ваше "командирское око", ответственного за это блядтво, кто-то же за "это" отвечает???
Про "кормежку" я "ну вааще молчу"… Варочный бак с коркой льда, ни ложек, ни тарелок, ни черпака… заносят два "тела", тени в раю - не иначе, и сразу исчезают. Из банки из-под тушенки сделали подобие черпака. Я пару кусочков хлеба съел, но голод не тетка… Выменял свою шапку у бачат, которые у колючки шастали, на пару пакетов апельсин, лепешки. Спасибо родной бригаде, сумку полевую набили харчами. Есть даже с чем Новый Год справить. Банка сгущенки, пару апельсинов, пачка печенья и сыр… На всех не хватает, по половинке печенья на "брата"…
Третьи сутки пошли.
Новогодняя ночь. Мы, "изгои". Справа, слева - шум, крики, стрельба, ракеты. Небо все в огнях, опять стрельба, счастливые лица в отблесках пламени… не настрелялись. Бой курантов… по Кабулу, по Ташкенту, по Москве… Все надеемся на лучшее, но живем настоящим.
Кому мы на хрен здесь, в этой грязи, нужны?
Кому я нужен? - только родителям.
Вши табунами, воды нет, туалет "обозначен флажками"… В углу боец стонет. Кто-то у колючки выпрашивает лепешки у бачат.
Где же "НАШИ" командирские правила? - три "П" для подчиненных:
- пожрать,
- поспать,
- посрать…
За "бортом", днем "+", ночью "-".
Спим, не раздеваясь, в шинелях, с шапками на головах, в сапогах.
Глаза только закроешь - холод пробирает до косточек. К "буржуйке".
Ладони согреешь и назад на койку, освобождая место очередному кандидату на обогрев…
Пятый день пошел.
В скотов превращаемся на шестьдесят четвертом году Советской власти.
Кому-то совсем плохо, на соседней койке…
- Дежурный! Носилки!!!
Загрузили солдатика, унесли. Куда - неизвестно.
Эх, была - не была…
Достаю гранату, "шкандыбаю", если так можно назвать мою походку, в палатку дежурного.
Стол. Керосинка. "ТАшка" на столе, топчаны, тепло, жар из печки.
Два "тела" рядом, слюни по бушлатам, рожи сытые и наглые… Сидит прапор, "сучара", из котелка тушенку "хомячит".
- Слышь, урод, если через полчаса я не переговорю с начальником этого блядства… Звони. Я подожду. Все звонки оплачиваю. На тебе плату - кольцо от гранаты.
И бросаю на столик колечко с усиками. Через минут двадцать, с перегаром за полкилометра, заползает капитан. Разговор у нас нервный такой получился, в основном на "ВЫ": Я тебя ВЫе…, ВЫброшу, ВЫ… и так далее. Но результат уже к утру почувствовали. Посуда появилась, дрова поднесли, "тело" из наряда истопником у нас заработало… Пока я его не раздел до голого торса, в палатке ночью холодно было.
А вот уже и третье января. Вечер. ГАЗ-66 возле шлагбаума, поддерживая друг друга под руки, кого на носилках… Я на одной ноге допрыгал.
Человек двадцать пять. Загружаемся. Я старшему машины, тот же прапор был, гранаты всучил, на память.
- Не держи зла, браток.
Кто помнит эту рокадную дорогу вдоль наших частей, пусть вздрогнет. Все ухабы и тряски были "наши".
Конец взлетки… Сначала загружают "цинки", потом борта эти
"Тюльпанами" звать стали. Мы - на лавках, справа-слева.
Пошли по "кольцу": все наши морги и госпиталя - Баграм, Кандагар,
Герат, Кундуз… везде раненные, больные, "двухсотые"…
Опять взлет, но уже в Союз, два часа лету, ко мне обращается капитан - начальник службы РАВ 66 бригады (джелалабадской, помню - комбриг Оздоев):
- У тебя что-нибудь запрещенное есть?
- Нет, только кассета с песнями нашими и фотки. Да еще апельсин афганский, контрабандный.
- На, иконки и крестики. Под погоны спрячь.
Посадка. Ташкент. Дождь льет. Госпиталь не принимает, забит до отказа.
Дальше куда?
В Самарканд.
Таможня вдоль рядов прошла. Посадочные листы собрала. Опять взлет. Час в воздухе. Посадка: Самарканд. "Таблетки" одна за другой.
Всех забрали. "Двухсотые" - в последний рейс по Союзу…
Приемное отделение. Сортировка. Вот и до меня очередь дошла:
- Куда его?
- В хирургию…
- Я не возьму - он желтушник.
- В инфекцию…
- Не возьму - у него, глядите, нога какая…
А теперь, кто стоит, сядьте:
- В кожно-венерологическое… Возьмите костыль и в восьмое отделение. Санитар - проведите.
На газонах палатки. Госпиталь на двести коек рассчитан, а наших ребят уже за тысячу перевалило. Четыре часа утра, в отделение не пускают. Мы же "бомжи". От нас псиной за полкилометра несет: небритые, немытые. Сразу к ДДАшкам шквариться и париться со всеми шмотками. Вода - минуту холодная, минуту - кипяток. Помылись.
Переоделись. К завтраку поспели. Питание ничего. Доппитание афганское по полной, аж непривычно…
Начальник госпиталя и начальник одного из отделений за неделю до нашего приезда под следствие "попали", потом срок получили - 8 и 7 лет, за подделку продовольственных документов на "афганцев", да еще за оплату любой медицинской услуги: капельница - 3 рубля, укол - 5 рублей, и т.д. Вот они, зачатки "узбекского дела"!
Отделение на восемь коек. В проходах бойцы, справа-слева, капельницы. В палате два яруса для офицеров. Я, естественно, на втором, хоть нога как бревно. Рядом капитан из Джелалабада. Внизу - майор из Кандагара. Каждое утро его через окно затаскивали - "в стельку"… В один из дней уже и не проснулся, цироз… допился…
Чеки у всех были.
В кладовой тоже два больных:
- Откуда, ребята???
- Из училища…, из учебки.
- А что болит?
- Да так, насморк "гусарский".
Ба. Вспомнил. Тут же училище автомобильное, с учебкой прапорщиков. Совсем с этим Афганом забыл, что и "обычные" люди болеть "умеют".
Через девятнадцать дней мумие мне помогло, и печенке и ноге - я уже на выписке. Медкомиссия:
- Куда на реабилитацию, домой или в "Ферюзу", под Ашхабад?
- Конечно, домой!
- Ну, нихрена себе!!! - Первые слова отца при встрече в аэропорту.
Я его понимаю. Вся жизнь военная в штабах, сына отправлял, как порядочного: "с иголочки". А тут перед ним "чудо в перьях" - солдатские ботинки, в шинели лейтенантской до пят, подпоясанной портупеей, да в панаме, с полевой сумкой через плечо… Патруль из трехсотого "ВДВшного" полчка все не решался ко мне подойти. Такие
"экспонаты", наверное, не впервой в городе объявлялись. Ну да все это мелочи - самое главное живой.
Пока.
Дмитрий:
_ТРЕТИЙ ДШБ С ППД В КАЛАСАБИРЕ (БАРАКИБАРАК)._
Сороковая армия, за редким исключением, жила в палаточных городках. Одним из таких исключений был третий батальон 56
Десантно-Штурмовой Бригады. Он действовал отдельно и отдельно располагался на полпути из Кабула в Гардез, в бывшей миссии англиканской церкви, по соседству с кишлаком Суфла.
Вся территория была обнесена забором из того же материала, что и построенные внутри с полдюжины зданий (видимо из глинобитного кирпича с добавлением цемента). Дома в один этаж, два больших отданы под казармы личного состава. В тылу казармы седьмой роты и взвода
АГС находились столовая, продовольственный склад и пекарня. Отдельно располагались артиллеристы, санвзвод и хозвзвод - все в одном здании напротив входа в столовую. Штаб с жильем для комсостава батальона также находился в отдельном доме у западной стены. Напротив него - караулка с гауптвахтой. Далее: строение, используемое в различных целях, но официально числившееся как баня; большой туалет рядом со складом ГСМ; ворота; вдоль дороги, за которой текла река Логар, техпарк с техникой батальона, с многочисленными каптерками подразделений; в середине ограждающего его забора - КПП. Если смотреть от него влево, то взгляд упирался в задник обязательной трибуны с флагштоком, перед которой лежал щебенчатый плац. Примерно в полукилометре на юг, в сторону Гардеза, на сопке, господствовавшей над обширной долиной, был установлен пост, прозванный "Ласточкиным
Гнездом", главным вооружением которого служил стационарный крупнокалиберный ДШК (кажется трофейный, так как таких пулеметов на вооружении больше не было). Сопка была окружена минными полями.
Вела на пост единственная тропа. Примечательна сопка была еще огромной надписью на пушту. Якобы она переводилась так: "Мы еще вернемся!". Кто вернется, и зачем, было неизвестно. Хотя, если это была правда, то угроза обращена в нашу сторону.
Минные поля тянулись по внешнему периметру с севера и юга, на западе отступали к предгорьям, за речушку без названия, перед которой было организовано стрельбище, позиции артбатареи и ГРАДов.
Оборудованы эти поля были мотострелковой частью стоявшей здесь до прихода нашего батальона. Когда часть передислоцировали, минные поля остались, а их карту оставить, конечно же, ума не хватило. Поэтому несколько раз в год кто-нибудь обязательно подрывался на противопехотках - чаще местные жители, немного реже наши солдаты.
Горы возвышались в 3 - 5 километрах на запад, за ними скрывалась столица провинции - город Баракибарак, так никогда и не взятый нашими войсками.
С северной стороны, за забором, была обширная свалка. Место довольно опасное, где помимо бытового мусора и пришедшей в негодность техники, можно было найти практически любые боеприпасы из арсенала батальона - от автоматных патронов до артиллерийских снарядов. Однажды на свалке случился пожар, и потом не меньше недели продолжалась непрерывная канонада, гремели взрывы. В небо взлетали трассеры, рвались гранаты и мины, порой над головами свистели пули.
Поход в сортир, который был рядом со свалкой, в это время превратился в довольно опасное занятие.
Когда наступила тишина, то от нее действительно звенело в ушах.
За свалкой и минным полем был афганский кишлак Суфла, контролируемый, по крайней мере днем, "народной" властью. По ночам, для защиты органов этой самой власти совместно с сотрудниками ХАД, в
Суфлу выезжали 2-3 наши отделения на броне.
В восточную сторону, за дорогой и рекой, раскинулась обширная долина. Где-то там, под сенью едва видимых горных вершин скрывалась пакистанская граница. Здесь же разбросаны десятки враждебных селений, ближние из которых с нашей стороны контролировались разве что артиллерийским и пулеметным огнем. Попытки установить контроль административный предпринимались по отношению к этой территории с завидным постоянством практически ежегодно и имели вид армейских операций. Вне зависимости от успеха или неуспеха каждой отдельно взятой операции, Логар оставалась мятежной провинцией. Даже если удавалось утвердить кабульскую власть в каком-либо кишлаке, она долго там не удерживалась никогда. Наиболее длительный эксперимент удался в довольно крупном селении Хуши. Дошло до того, что его посетил московский журналист на вертолете, и вскоре в одном из номеров "Известий" появился внушительный подвал на третьей полосе под названием "Люди Хуши", о трудном, но поступательном становлении новой власти. После публикации прошло дней десять, и, под звуки дальней канонады, батальон был поднят по тревоге. Но помощь опоздала. Власть в Хуши переменилась. Даже не вступая в бессмысленный бой, подобрали уцелевших активистов и царандоевцев и вернулись назад.
- Санек, разбавляй грамм на литр кипятка и побольше сладкого.
Пашка Пятлин:
- На гранаты, ты же без оружия, когда надо выбросишь…
Дима Ветошкин:
- Выздоравливай, мы тебя ждем!
Саша Портнов дал удостоверение личности, бумаги и документы в бригаду, обнялись на прощание, с Мишкой уже судьба нас больше не сводила. Солдатский бушлат, полевая сумка с тремя "феньками" и
РГДшкой, шапка и панама - весь мой нехитрый скарб для поездки в
Союз. Вертушки были уже на подходе…
Так получилось, что ждать в Кундузе пришлось не более часа,
"борт" уходил на Кабул, на Военный Совет Армии командование дивизии улетало, полковники в гермокабину, а мы, "челядь", и так сойдет…
К вечеру на вертушках добрался до Гардеза, вместе с новым начальником разведки летели. Всю дорогу он мне жаловался, как он, начальник штаба батальона будет рулить разведкой бригады:
- Ну, как - же я? Я ж ничего в разведке не смыслю, да и НШ батальона я всего три месяца в Союзе пробыл, и ротным не был.
Взводным был, потом в операторы перешел. Графика у меня хорошая… карты я хорошо рисую.
- Но Вы же сами согласились на эту должность.
- Да, дурак был, романтики захотелось…
Потом, в 83-м, при редких встречах уже "пообтерся" с разведротой
- авторитет как разведчик приобрел и "не только кровью…"
Я по знакомой мне тропе от вертолетной площадки в штаб бригады.
Сдал документы, оформил свои и на доклад к НШ. Смотрю, а должность у меня в удостоверении - "Командир комендантского взвода 56 ОДШБр".
- Товарищ майор, тут ошибочка, наверное, я в бригаде-то в общей сложности за полгода с недельку-то всего и был, а остальное время в семерке.
- Веревкина ко МНЕ, живо!
- Ты че это, капитан, опять за старое взялся, баловаться под замену начал, я тебе старенькое напомню, сучий потрох…
Я стою, только глазами луп-луп. Какие-то "тайны мадридского двора". Что-то со штатной дисциплиной связано… Мне:
- Когда уезжаешь?
- Завтра, первой парой.
- Где остановился?
- Еще нигде. У лейтенанта Юрченко переночую.
- Хорошо, документы тебе СПНШ принесет в палатку. ПОНЯЛ… капитан?
- Так точно.
Масливец в напутствие дал банки три сгущенки, да еще по мелочевке
- колбасы, сыра, "Си-Си", парочку апельсинов - как никак Новый Год на носу.
Иду к Глебушке Юрченко в палатку, дежурный по роте проводил. В палатке, кроме офицеров, курсант на койке отдыхает.
- Глеба, ху из ит?
- Да курсант из ВИЯ - стажеровщик, с нами ходит.
Подвалили Толик Виноградов, Боря Жарких - однокашники. Я первый в
Союз еду. Потолмачили, новостями поделились.
Толик:
- Санек, ты помнишь, препод по тактике у тебя с Глебом был - полковник Блохин? Сейчас в Кабуле в Академии советником, тактику читает, живет в "Советском районе" - всех нас в гости приглашает…
Им же водку без ограничений. Посидели у него, Киев повспоминали…
- Да, Толян, счас все бросим и помчимся…
Борька:
- Ребята, третью роту в училище помните, старше нас на год, ротный - Востряков, два брата Шакаловы. С Генкой в Баграмском разведбате встретились, оба здесь… несладко им там. Да и нам тут невесело. 2400 над уровнем, ни зелени, ни деревца - одни камни кругом, холод собачий…
Ладно, ППР (посидели - попиз…ли - разошлись) провели, пора "у люлю", поздно уже.
Было у нас с Глебушкой увлечение еще с училища, сейчас - хобби называется, ножички метать. Сколько от ротного огребали, только мы знаем. А у меня, к тому же, они имели такое свойство ломаться…Глеб филигранно к тому же "с двух рук работал". "Размялись", отведя душу полчасика… Дверь кладовки для этой цели была как раз кстати.
Глеб вместо бушлата отдал мне свою шинель, чтобы я ему в Союзе к родителям домой в Бельцы завез.
Где-то часов в десять следующего дня встречал уже меня "стольный град Кабул". И здесь я имел несчастье, прыгая с вертушки, подвернуть ногу и порвать связку голеностопа. Ступать кое-как можно еще было, а вот снять сапог… только вместе с ногой. Вдалеке стояли госпитальные "таблетки".
- Ребята в госпиталь подбросите?
- Валяй.
КПП госпиталя:
- Ваши документы.
- …
- У Вас желтуха, мы Вас не пропустим. Вам в инфекцию.
- А где это?
- В "Теплом Стане", около мотострелков.
- Хоть направление покажите.
- Вы что? Пешком??!
- Ребята, мне совсем хреново, хоть ползком.
Ворота распахнулись, выскакивает ГАЗ 66:
- Куда?
- В "Теплый Стан".
- Мне в инфекцию…
Что такое кабульская инфекция восемьдесят первого года:
Две УСБшки и лагерная палатка для обслуживающего персонала.
Тридцать на двадцать метров, обнесено колючкой. Справа от…, язык не поворачивается, как ЭТО назвать, начинается территория мотострелкового полчка. Слева - расположение роты ОСНАЗ.
Одна палатка для солдат, вторая для офицеров. Но все расположились в одной. Так теплее. На две палатки две "буржуйки" без дров. В углу, в грязи, на земле, что-то наподобие матрацев. Подойти страшно - вши с разбегу запрыгивают. Одеяла соответствующие. За белье - глупый вопрос… Люди, в этом случае, я не знаю, как нас тогда можно было назвать, спят на голых досках, положенных на сетки. Доски - это полы сколоченные, да они еще и за дрова сходили.
И это все - "зал ожидания" афганских желтушников для отправки в
Союз. На "боевых" и то комфортнее было.
Вся палатка наполняется "радостным известием": сегодня, 28 декабря 1981 года, закрыта граница на новогодние праздники, поэтому следующий рейс в Союз ожидается 3 января. До этого ежедневные отправки были.
Рядом на койке в шинели старлей лежит, десантный:
- Ты знаешь, кто я?
- ????
- Я командир роты у Мироненко и Чепика… Которые Герои, на противотанковой мине подорвали себя.
Сводила меня судьба со многими людьми, слухов и легенд - тоже хватало, и "правды-матки" достаточно наслушался. Время заставило быстро разбираться в людях - " ху из ху"…
- Слушай, а зачем ты мины тащил, да еще и противотанковые? У Вас же "проческа" тогда была.
- Много ты знаешь…
И отвернулся. Я тоже…
Всяких людей встречал, до и после, и в самом Афгане. Есть у человека такой грешок, примазаться к чужому подвигу. Бревно злополучное на субботнике с Лениным, тоже тысяч пятнадцать несло…
Больные со всех "щелей" Афгана прибывают. К обеду уже и солнышко пригревает, снег вперемешку с грязью. Непролазное болото, и постоянное чувство голода витает над каждым.
Крик в пустоту: где же ваше "командирское око", ответственного за это блядтво, кто-то же за "это" отвечает???
Про "кормежку" я "ну вааще молчу"… Варочный бак с коркой льда, ни ложек, ни тарелок, ни черпака… заносят два "тела", тени в раю - не иначе, и сразу исчезают. Из банки из-под тушенки сделали подобие черпака. Я пару кусочков хлеба съел, но голод не тетка… Выменял свою шапку у бачат, которые у колючки шастали, на пару пакетов апельсин, лепешки. Спасибо родной бригаде, сумку полевую набили харчами. Есть даже с чем Новый Год справить. Банка сгущенки, пару апельсинов, пачка печенья и сыр… На всех не хватает, по половинке печенья на "брата"…
Третьи сутки пошли.
Новогодняя ночь. Мы, "изгои". Справа, слева - шум, крики, стрельба, ракеты. Небо все в огнях, опять стрельба, счастливые лица в отблесках пламени… не настрелялись. Бой курантов… по Кабулу, по Ташкенту, по Москве… Все надеемся на лучшее, но живем настоящим.
Кому мы на хрен здесь, в этой грязи, нужны?
Кому я нужен? - только родителям.
Вши табунами, воды нет, туалет "обозначен флажками"… В углу боец стонет. Кто-то у колючки выпрашивает лепешки у бачат.
Где же "НАШИ" командирские правила? - три "П" для подчиненных:
- пожрать,
- поспать,
- посрать…
За "бортом", днем "+", ночью "-".
Спим, не раздеваясь, в шинелях, с шапками на головах, в сапогах.
Глаза только закроешь - холод пробирает до косточек. К "буржуйке".
Ладони согреешь и назад на койку, освобождая место очередному кандидату на обогрев…
Пятый день пошел.
В скотов превращаемся на шестьдесят четвертом году Советской власти.
Кому-то совсем плохо, на соседней койке…
- Дежурный! Носилки!!!
Загрузили солдатика, унесли. Куда - неизвестно.
Эх, была - не была…
Достаю гранату, "шкандыбаю", если так можно назвать мою походку, в палатку дежурного.
Стол. Керосинка. "ТАшка" на столе, топчаны, тепло, жар из печки.
Два "тела" рядом, слюни по бушлатам, рожи сытые и наглые… Сидит прапор, "сучара", из котелка тушенку "хомячит".
- Слышь, урод, если через полчаса я не переговорю с начальником этого блядства… Звони. Я подожду. Все звонки оплачиваю. На тебе плату - кольцо от гранаты.
И бросаю на столик колечко с усиками. Через минут двадцать, с перегаром за полкилометра, заползает капитан. Разговор у нас нервный такой получился, в основном на "ВЫ": Я тебя ВЫе…, ВЫброшу, ВЫ… и так далее. Но результат уже к утру почувствовали. Посуда появилась, дрова поднесли, "тело" из наряда истопником у нас заработало… Пока я его не раздел до голого торса, в палатке ночью холодно было.
А вот уже и третье января. Вечер. ГАЗ-66 возле шлагбаума, поддерживая друг друга под руки, кого на носилках… Я на одной ноге допрыгал.
Человек двадцать пять. Загружаемся. Я старшему машины, тот же прапор был, гранаты всучил, на память.
- Не держи зла, браток.
Кто помнит эту рокадную дорогу вдоль наших частей, пусть вздрогнет. Все ухабы и тряски были "наши".
Конец взлетки… Сначала загружают "цинки", потом борта эти
"Тюльпанами" звать стали. Мы - на лавках, справа-слева.
Пошли по "кольцу": все наши морги и госпиталя - Баграм, Кандагар,
Герат, Кундуз… везде раненные, больные, "двухсотые"…
Опять взлет, но уже в Союз, два часа лету, ко мне обращается капитан - начальник службы РАВ 66 бригады (джелалабадской, помню - комбриг Оздоев):
- У тебя что-нибудь запрещенное есть?
- Нет, только кассета с песнями нашими и фотки. Да еще апельсин афганский, контрабандный.
- На, иконки и крестики. Под погоны спрячь.
Посадка. Ташкент. Дождь льет. Госпиталь не принимает, забит до отказа.
Дальше куда?
В Самарканд.
Таможня вдоль рядов прошла. Посадочные листы собрала. Опять взлет. Час в воздухе. Посадка: Самарканд. "Таблетки" одна за другой.
Всех забрали. "Двухсотые" - в последний рейс по Союзу…
Приемное отделение. Сортировка. Вот и до меня очередь дошла:
- Куда его?
- В хирургию…
- Я не возьму - он желтушник.
- В инфекцию…
- Не возьму - у него, глядите, нога какая…
А теперь, кто стоит, сядьте:
- В кожно-венерологическое… Возьмите костыль и в восьмое отделение. Санитар - проведите.
На газонах палатки. Госпиталь на двести коек рассчитан, а наших ребят уже за тысячу перевалило. Четыре часа утра, в отделение не пускают. Мы же "бомжи". От нас псиной за полкилометра несет: небритые, немытые. Сразу к ДДАшкам шквариться и париться со всеми шмотками. Вода - минуту холодная, минуту - кипяток. Помылись.
Переоделись. К завтраку поспели. Питание ничего. Доппитание афганское по полной, аж непривычно…
Начальник госпиталя и начальник одного из отделений за неделю до нашего приезда под следствие "попали", потом срок получили - 8 и 7 лет, за подделку продовольственных документов на "афганцев", да еще за оплату любой медицинской услуги: капельница - 3 рубля, укол - 5 рублей, и т.д. Вот они, зачатки "узбекского дела"!
Отделение на восемь коек. В проходах бойцы, справа-слева, капельницы. В палате два яруса для офицеров. Я, естественно, на втором, хоть нога как бревно. Рядом капитан из Джелалабада. Внизу - майор из Кандагара. Каждое утро его через окно затаскивали - "в стельку"… В один из дней уже и не проснулся, цироз… допился…
Чеки у всех были.
В кладовой тоже два больных:
- Откуда, ребята???
- Из училища…, из учебки.
- А что болит?
- Да так, насморк "гусарский".
Ба. Вспомнил. Тут же училище автомобильное, с учебкой прапорщиков. Совсем с этим Афганом забыл, что и "обычные" люди болеть "умеют".
Через девятнадцать дней мумие мне помогло, и печенке и ноге - я уже на выписке. Медкомиссия:
- Куда на реабилитацию, домой или в "Ферюзу", под Ашхабад?
- Конечно, домой!
- Ну, нихрена себе!!! - Первые слова отца при встрече в аэропорту.
Я его понимаю. Вся жизнь военная в штабах, сына отправлял, как порядочного: "с иголочки". А тут перед ним "чудо в перьях" - солдатские ботинки, в шинели лейтенантской до пят, подпоясанной портупеей, да в панаме, с полевой сумкой через плечо… Патруль из трехсотого "ВДВшного" полчка все не решался ко мне подойти. Такие
"экспонаты", наверное, не впервой в городе объявлялись. Ну да все это мелочи - самое главное живой.
Пока.
Дмитрий:
_ТРЕТИЙ ДШБ С ППД В КАЛАСАБИРЕ (БАРАКИБАРАК)._
Сороковая армия, за редким исключением, жила в палаточных городках. Одним из таких исключений был третий батальон 56
Десантно-Штурмовой Бригады. Он действовал отдельно и отдельно располагался на полпути из Кабула в Гардез, в бывшей миссии англиканской церкви, по соседству с кишлаком Суфла.
Вся территория была обнесена забором из того же материала, что и построенные внутри с полдюжины зданий (видимо из глинобитного кирпича с добавлением цемента). Дома в один этаж, два больших отданы под казармы личного состава. В тылу казармы седьмой роты и взвода
АГС находились столовая, продовольственный склад и пекарня. Отдельно располагались артиллеристы, санвзвод и хозвзвод - все в одном здании напротив входа в столовую. Штаб с жильем для комсостава батальона также находился в отдельном доме у западной стены. Напротив него - караулка с гауптвахтой. Далее: строение, используемое в различных целях, но официально числившееся как баня; большой туалет рядом со складом ГСМ; ворота; вдоль дороги, за которой текла река Логар, техпарк с техникой батальона, с многочисленными каптерками подразделений; в середине ограждающего его забора - КПП. Если смотреть от него влево, то взгляд упирался в задник обязательной трибуны с флагштоком, перед которой лежал щебенчатый плац. Примерно в полукилометре на юг, в сторону Гардеза, на сопке, господствовавшей над обширной долиной, был установлен пост, прозванный "Ласточкиным
Гнездом", главным вооружением которого служил стационарный крупнокалиберный ДШК (кажется трофейный, так как таких пулеметов на вооружении больше не было). Сопка была окружена минными полями.
Вела на пост единственная тропа. Примечательна сопка была еще огромной надписью на пушту. Якобы она переводилась так: "Мы еще вернемся!". Кто вернется, и зачем, было неизвестно. Хотя, если это была правда, то угроза обращена в нашу сторону.
Минные поля тянулись по внешнему периметру с севера и юга, на западе отступали к предгорьям, за речушку без названия, перед которой было организовано стрельбище, позиции артбатареи и ГРАДов.
Оборудованы эти поля были мотострелковой частью стоявшей здесь до прихода нашего батальона. Когда часть передислоцировали, минные поля остались, а их карту оставить, конечно же, ума не хватило. Поэтому несколько раз в год кто-нибудь обязательно подрывался на противопехотках - чаще местные жители, немного реже наши солдаты.
Горы возвышались в 3 - 5 километрах на запад, за ними скрывалась столица провинции - город Баракибарак, так никогда и не взятый нашими войсками.
С северной стороны, за забором, была обширная свалка. Место довольно опасное, где помимо бытового мусора и пришедшей в негодность техники, можно было найти практически любые боеприпасы из арсенала батальона - от автоматных патронов до артиллерийских снарядов. Однажды на свалке случился пожар, и потом не меньше недели продолжалась непрерывная канонада, гремели взрывы. В небо взлетали трассеры, рвались гранаты и мины, порой над головами свистели пули.
Поход в сортир, который был рядом со свалкой, в это время превратился в довольно опасное занятие.
Когда наступила тишина, то от нее действительно звенело в ушах.
За свалкой и минным полем был афганский кишлак Суфла, контролируемый, по крайней мере днем, "народной" властью. По ночам, для защиты органов этой самой власти совместно с сотрудниками ХАД, в
Суфлу выезжали 2-3 наши отделения на броне.
В восточную сторону, за дорогой и рекой, раскинулась обширная долина. Где-то там, под сенью едва видимых горных вершин скрывалась пакистанская граница. Здесь же разбросаны десятки враждебных селений, ближние из которых с нашей стороны контролировались разве что артиллерийским и пулеметным огнем. Попытки установить контроль административный предпринимались по отношению к этой территории с завидным постоянством практически ежегодно и имели вид армейских операций. Вне зависимости от успеха или неуспеха каждой отдельно взятой операции, Логар оставалась мятежной провинцией. Даже если удавалось утвердить кабульскую власть в каком-либо кишлаке, она долго там не удерживалась никогда. Наиболее длительный эксперимент удался в довольно крупном селении Хуши. Дошло до того, что его посетил московский журналист на вертолете, и вскоре в одном из номеров "Известий" появился внушительный подвал на третьей полосе под названием "Люди Хуши", о трудном, но поступательном становлении новой власти. После публикации прошло дней десять, и, под звуки дальней канонады, батальон был поднят по тревоге. Но помощь опоздала. Власть в Хуши переменилась. Даже не вступая в бессмысленный бой, подобрали уцелевших активистов и царандоевцев и вернулись назад.