Потому что увидеть ее здесь было так странно, и так… приятно, и доселе молчавшее воображение в три горла завопило: «Она пришла к тебе!» Потому что ему очень хотелось, чтобы так и было. Чтобы на самом деле — она пришла к нему.
Просто поговорить.
Помолчать, глядя вверх и вниз, в море и в небо. А потом и друг на друга. И кивать коротко, понимая, принимая, радуясь сообща, что так много хорошего на белом свете.
Возможно, они бы даже подружились.
У него никогда не было женщины-друга, но эта пигалица и не была похожа на женщину, она была человеком, которого он в какой-то момент принял за своего. Зауважал — вот как, наверное.
Он не мог пройти мимо ее слез, потому что и в них чувствовалась ее сила.
А теперь выясняется, что она — вовсе не та, за кого Артем ее принял.
Она — невеста его друга, а стало быть, это именно она сбежала накануне свадьбы, и по ее милости Эдик превратился черт знает в кого.
Образ этой самой невесты прочно укрепился в Артемовой голове. И что же делать сейчас, когда он вдруг изменился и принял вид этой пигалицы?
Получалось, что он ничего не знает о ней. И почему-то это незнание его волновало. Как будто она обещала ему что-то, а слово не сдержала.
Ему никак не удавалось сложить воедино невесту Эдика — по его представлению, взбалмошную эгоистку, — и храбрую медсестру, рыдающую о чужой бабушке.
Он слыхал, конечно, что человек — существо противоречивое. А женщина — тем более. Но не до такой же степени.
А ведь с этим теперь придется мириться.
Они станут если не друзьями, то хорошими знакомыми — жизнь заставит. И будут встречаться на званых обедах — холостяк и счастливая супруга его товарища.
Счастливая ли?
Ведь были же причины, которые заставили ее уйти. И на самом деле еще неизвестно, захочет ли она вернуться.
Он, естественно, доставит ее к Эдику. Но что будет потом? И почему — снова и снова почему! — это так волнует его?! Скажи кто, что из-за душевного благополучия друга, — Артем бы лишь усмехнулся. Друг постоит за себя сам. Близнецы могут думать иначе, но он, Артем, уверен, что в такие дела третий не должен вмешиваться.
Не должен! Но получается, что именно это он и делает.
— Ну, вот ты знаешь, что это все означает, а? И я не знаю. Давай вместе пойдем и спросим! Что ты смотришь? Идем!
Ника зарычала, предупреждая, что против такого плана.
— Ладно, давай сидеть! — психанула Лада. Она прислонилась к косяку, усевшись на корточки неподалеку от Ники.
— Ты вообще кто — девочка или мальчик? Ника зарычала громче, демонстрируя, что она — не девочка и не мальчик, а взрослое существо, настроенное весьма решительно.
— Я ни черта не понимаю, — спустя некоторое время принялась жаловаться Ладка. — Что здесь у вас творится, а? Или на юге принято похищать людей, а потом держать их взаперти неизвестно зачем? Ты думаешь, за меня выкуп большой дадут? Иди и скажи своему хозяину, что он — полный идиот!
— Он и сам это знает, — проворчал Артем, неслышно спустившись с палубы.
Лада быстро поднялась.
— А раз знает, то какого черта? Послушайте, вы же вроде военный…
— Не совсем, я служу в МЧС.
— Так это ваше МЧС решило, что полезно будет ликвидировать медсестру?
— Никто не собирается вас ликвидировать, — поморщился он. — Слушайте, вы завтракали?
Ладка скрипнула зубами. Есть, конечно, очень хотелось. И уже почти сутки она мечтала о крепком кофе.
— А что, вы поведете меня в ресторан?
Наверное, говорить с ним в таком тоне было глупо, но она ничего не могла с собой поделать. Она не понимала, что происходит, она до смерти боялась этого мужика с перебитым носом, шрамами на лысой башке и взглядом, выражение которого понять было невозможно. Он не прятал глаз, но ей казалось, что он смотрит мимо, сквозь нее.
Неизвестность — как высота или пропасть — отталкивала и манила одновременно. Ей очень хотелось понять, что таится в этих глазах. Тогда и разговаривать было бы проще. И, возможно, тогда ей удалось бы спастись.
— Смешно, — оценил Артем ее иронию по поводу ресторана. — Подвиньтесь, в каюте есть все для завтрака.
Она отодвинулась, он прошел внутрь и свистнул Нику. А Ладка, воспользовавшись моментом, рванула к лестнице.
— Мы практически в открытом море, — крикнул Артем вдогонку, — так что не вздумайте добираться до берега вплавь.
Она, конечно, не слушала. Вылетела на палубу и огляделась.
Вода. Кто это пел — «вода, вода, кругом вода»? Правильно пел, как раз к случаю.
Со всех сторон лазурная бесконечность. Одним краем упирается в горизонт, и другим тоже, и третьим. А у последнего в мареве разгорающегося дня стелется берег. Горы — будто в тумане.
А здесь — лишь прохлада ветров и воды. Море. Его дыхание, его простор. Жутко и весело смотреть в его глубину, ловить губами соленые брызги и различать вдали умытые им скалы, розоватые на изломах.
Прыгнуть в воду и попробовать доплыть? Собраться с духом и прыгнуть.
С глазомером у Ладки всегда было не очень, и она не могла понять, далеко до берега или это только кажется, что далеко.
Но плавать на такое расстояние ей точно не приходилось.
Впрочем, ей многое чего раньше не приходилось делать. Например, сидеть под охраной бородатого пса. Или, как вчера, лежать лицом вниз на сиденье машины и подставлять задницу под шприц со снотворным.
От этого воспоминания ее передернуло.
Как унизительно, черт побери! Ладка беспомощно ударила кулаком по борту яхты.
А этот-то, эмчеэсовец!.. Как он мог оказаться заодно с теми вчерашними клонами? Судя по всему, он их главарь! Но ведь он рисковал жизнью и вытаскивал людей из завалов, так какое он имеет право теперь быть таким… дурнем! Похищать ее, держать у себя на яхте. Натравливать собак, в конце концов!
Как он посмел… обмануть ее? Она-то думала, что он…
Ах, она о нем думала?
Ну, конечно! От злости Ладка еще раз шарахнула по борту. Конечно, думала! А что тут такого? Она думала, как бы ему объяснить, что не только он знает, почем фунт лиха, и не только он умеет решать проблемы, и ей, например, вовсе не нужна его помощь…
Ах, вот как! И больше ничего?
Ничего, ответила она себе сердито, ничего.
Надо плыть. Спасаться. Хотя это очень смахивает на самоубийство.
«Титаник», дубль восемнадцать.
Так ты прыгаешь или сопли будем жевать?
— Не дури! — крикнули снизу, и Ладка, упрямо сжав губы, на самом деле перелезла через борт и спиной прижалась к нему с внешней стороны. Ну точно — «Титаник»!
А ведь можно было шлюпку спасательную спустить. Или хотя бы жилет надеть! Наверняка он нашелся бы на яхте.
— Ты чемпионка по водному поло? — озабоченно поинтересовался Артем, поднимаясь на палубу.
— При чем тут поло, идиот? — огрызнулась она, не оборачиваясь. — Может, мяч я кидать и не умею, или что там они кидают? Зато плаваю хорошо!
— Я и говорю, чемпионка… Только, может, сначала позавтракаем?
Ладка усмехнулась. Признавать очевидную глупость собственных намерений она не желала.
— Ничего. С пустым желудком легче плыть!
— Как хочешь, — вздохнул он. — Тогда давай поговорим хотя бы? Как никак знакомые…
— В гробу я видала таких знакомых! — заорала она.
Артем присвистнул.
— Ты бы успокоилась, милочка!
— Я тебе не милочка.
— Да я ведь и не настаиваю. Перелезай все-таки обратно, пообщаемся!
Ей было плохо. Очень плохо. Наверное, придется перелезать… Ладке стало ужасно жалко себя.
— Слушай, — она повернула к Артему голову, — что я тебе плохого сделала, а?
— Мне — ничего, — быстро ответил он.
— А кому? — выкрикнула она.
— Понятия не имею. Каждый человек в своей жизни хоть однажды причиняет зло другому человеку и…
— Заткнись, философ хренов! Какого черта ты сюда меня приволок?
Артем уточнил, заткнуться ему или все-таки говорить. Он был страшно зол. К тому же, ему почему-то нравилось выводить ее из себя. Нравилось и… будоражило воображение, которого у него никогда не было и быть не могло.
Всю сознательную жизнь Артема его чувства были понятны, просты и подчинялись ему беспрекословно. Он считал страх чем-то недостойным, приказывал себе не бояться, и на самом деле не боялся. Ему казалось глупым тратить нервы на женщин, он приказывал себе не влюбляться, не сердиться и не разочаровываться, и это тоже получалось.
Тогда почему глядя на эту девчонку он так разволновался?
— Перелезай, а? Через час мы будем на месте, и ты все узнаешь.
— Что узнаю? О каком месте ты говоришь? Кто ты вообще такой?
Он покачал головой.
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Я хочу знать, что происходит! Неужели она даже не догадывается?
— Потерпи, ладно? Всего-навсего час. Договорились?
Ладка судорожно сглотнула. С каким бы удовольствием она добавила к многочисленным шрамам этой гориллы еще парочку!..
Руки за спиной начинали затекать. А что, если она не удержится?
Словно почувствовав ее подступающую панику, он сделал шаг и крепко обхватил ее за плечи.
Ну что тут будешь делать?
Опираясь на него, она неуклюже перелезла обратно на палубу. И тут же его оттолкнула.
— Идем завтракать, а? В холодильнике есть бутерброды и салаты из морепродуктов. Ты любишь морепродукты?
— Я люблю тишину, — отрезала она, все-таки спускаясь за ним. — Так что заткнись, пожалуйста!
Он распахнул перед ней дверцу холодильника. И, привлекая Ладкино внимание, даже слегка подпрыгнул. Пол жалобно скрипнул под ним.
После того как опасность падения этой пигалицы за борт была ликвидирована, ситуация начала его забавлять. Улыбка, жутко неуместная на его каменной физиономии, вдруг растеклась по ней так широко и так натурально, что на секунду Ладка улыбнулась в ответ. Только на секунду.
— Что еще? — спросила она недовольным тоном.
— Можно мне сказать? А потом снова будем играть в молчанку.
— Говори, — подумав, разрешила она.
— Есть еще кофе.
— Давай! Похоже, кофе — это единственная радость в жизни, которая мне осталась, прежде чем ты привезешь меня неизвестно куда!
…Они поменялись ролями как-то слишком быстро, он даже не заметил перехода, но вдруг оказалось, что парадом командует она. А он ей подчиняется. Почувствовав это, он от нее отвернулся.
— Ника, а ты как насчет перекусить?
— Ника? — Ладка повела бровями. — Это тот черт, что меня охранял?
Черт ввалился в каюту и протопал мимо нее к столу. Артем собрал ветчину с нескольких бутербродов и протянул не глядя. Тотчас клацнули челюсти и не останавливались ни на миг, пока не кончилось угощение.
Ладка завороженно смотрела.
— Она всегда так ест? — шепотом уточнила она.
— Не говори о Нике в третьем лице, — попросил Артем. — Она этого не любит.
— Но ты же говоришь!
Он закатил глаза. Сейчас Ладка сильно его раздражала. Сидит себе, как в гостях, и даже не собирается помочь ему с кофе, и вообще ничего ее не волнует, кроме его собаки.
Девчонка!
Может, дать ей поиграть его старого плюшевого мишку?
— Сколько тебе сахару?
— Нисколько!
— Фигуру бережешь? — Он окинул ее пренебрежительно. — Кажется, беречь уже нечего. Тебя ветром не сносит?
— Не всем же быть толстыми! — моментально отреагировала она, кивнув на его могучую грудь под рубашкой.
Артем обиделся и мгновенно ту рубашку задрал, демонстрируя накачанные мышцы.
— В каком это месте я толстый? — ухмыльнулся он. — Ну, в каком?
Цирк да и только!
— Мозги у тебя жиром заплыли! — придумала она.
— Слушай, я дал тебе бутербродов, я налил тебе кофе, я проявляю гостеприимство, веду себя скромно и вежливо, а ты мне хамишь! Тебя в школе не учили относиться к старшим с уважением?
В порыве праведного гнева он опрокинул свою чашку с кофе.
Ладка невозмутимо наблюдала, как он елозит вокруг стола с тряпкой.
— Значит, во-первых, — медленно произнесла она, — в гости ходят по приглашению, а ты меня похитил!
— Это не я! — перебил Артем. — Если хочешь знать, меня поставили перед фактом, ясно? Я такая же жертва, как и ты!
— Во-вторых, — продолжала она, покачивая ногой, — в школе учат арифметике и чистописанию, а никак не манерам. Хотя, конечно, в ваши совковые времена…
— Ты хочешь сказать, что я — совок?!
— Вылитый! Совковей не бывает!
— Послушай, девочка, — мягко вымолвил Артем, — ты слишком много на себя берешь.
Она фыркнула презрительно.
— Это вы с дружками слишком много на себя взяли! Ты знаешь, кто мои родители? А еще есть брат! А еще…
— Ой, как страшно! — он всплеснул ручищами. — Если я упаду в обморок от ужаса, обещай, что не бросишь меня бесчувственного!
Она не сдержалась — хихикнула. Но Артем вовсе не собирался ее смешить.
Он разозлился ужасно, вспомнив, что она — невеста Эдика. А он рубашку перед ней задирал! Мышцы, осел, демонстрировал!
На Ладку тем временем напал нервный смех. Сначала она закрылась ладонями, потом отняла их от лица и стала махать на себя, будто веером, но успокоиться все равно не смогла. Ника подошла поближе — посмотреть, что такое с ней творится.
— Все нормально, — сообщила ей Ладка, хотя назвать ситуацию нормальной было сложновато.
— Салат! — буркнул Артем, тыча Ладке под нос пластиковую упаковку. — Тебе открыть?
Она посмотрела искоса, гадая, из-за чего он злится.
Ему не понравилось, что она смеялась? Или салата жалко?
Последняя версия опять ее рассмешила, и Лада снова спрятала лицо в ладонях. Но потом передумала и стала хохотать открыто.
Артем, как дурак, стоял перед ней с этим салатом и мрачно размышлял, почему это Эдику так повезло. Вот именно такими словами: «Почему Эдику так повезло?» Эта фраза прокрутилась в голове десятки раз, прежде чем он понял, о чем, собственно, она. Вернее, о ком.
О той, что сидела на его кровати и покатывалась со смеху. Без всяких на то причин, кстати. Ее глаза сложились в щелочки, и откуда лучилась серебристая прохлада.
Конечно, Эдику повезло. Невеста умела не только повязки накладывать, но и вот так смеяться. Вот и хорошо. Дай Бог им счастья и детишек побольше.
Аминь.
Или как там говорится в таких случаях?
Он плюхнул упаковку с салатом на кровать и вышел из каюты.
Ладка моментально перестала хохотать.
— Эй, ты куда?
— Кто-то должен стоять у штурвала! — откликнулся Артем уже сверху. — Иначе мы никогда не придем на место.
Зря он это упомянул. Уже через мгновение, когда она вошла следом за ним в рубку, стало ясно, что — совершенно зря!
— На какое место?
Он повернулся к ней и посмотрел с недоверием. Глаза возмущенно сверкают, губы закушены, кулаки сжаты. И про кофе забыла — который «единственная радость»!
— Ты хоть смотрела вокруг? — хмыкнул Артем. — Неужели берег не узнаешь?
Гнев ее сменился удивлением.
— А что я должна узнать? Долготу и широту? Или как это называется у вас, морских волков?
Он довольно улыбнулся. Раньше, сто лет назад, именно так любили они себя называть — морскими волками. Он и еще десятки таких же прыщавых юнцов, поступивших в мореходку.
Помнится, они скребли по утрам голые подбородки бритвами — упорно и подолгу — чтобы быстрей появилась настоящая щетина.
Теперь щетина имеется, и что?
Почему тогда он твердо знал, что это сделает его взрослым, уверенным и стопроцентно счастливым мужиком?!
Артем провел ладонью но колючим щекам. Ни уверенности, ни счастья не прибавилось.
Нелепо.
— Иди вниз, — бросил он через плечо, — кофе остынет.
— Не приказывай мне, что делать! — взвилась Ладка. — Ты меня уже достал, понял? Почему бы вам с дружками не обзавестись резиновыми бабами?! Вот с ними и вытворяйте что хотите! А я — живой человек! Человек, понимаешь?
— Тормозни, я понял…
— Ничего ты не понял! Людей нельзя воровать, совать в машину, насильно колоть им снотворное и запирать на ночь черт знает где!
Артем невольно присвистнул. Близнецы зашли слишком далеко. А что, если невеста не помирится с женихом? Он, конечно, не силен в юриспруденции, но колоть снотворное?.. Факт насильственных действий налицо.
—…так что с рук вам это не сойдет! — надрывалась она.
Артем не слушал. Он раздумывал, в какое место идиоты братишки впендюрили ей снотворное.
В задницу, наверное…
Ну, насчет задницы — это он погорячился. У нее попка. Маленькая аккуратная попка под наивным ученическим сарафаном. Очень милая. Как раз такая, как надо.
Кому надо-то?
Эдику, конечно, тут же ответил себе Артем.
— Ты меня не слушаешь! — завопила она, и он понял, что многое пропустил.
Интересно, что? Может быть, она как раз говорила о своей…
Остановись, болван! Еще пять минут назад ты даже не считал ее женщиной! Ты лил крокодильи слезы из-за того, что она оказалась не тем человеком, за которого ты ее принял. Ты, блин, разочаровался! А теперь пялишься на ее попку!
— Эй, ты куда смотришь?
— Никуда.
— Ты заглядывал мне под юбку! Ты озабоченный маньяк! Тебе лечиться надо, понял?
— Маньяк, говоришь? — Артем развеселился. — Что ж ты тогда орешь? Разве тебе не известно, что с маньяками следует быть осторожной и смирной?
Как же он бесил ее! Это ни в сказке сказать, ни пером описать! Невозможное что-то! Так бы и треснула по загривку, чтобы он носом вписался в штурвал!
Знает, что с яхты ей никуда не деться, вот и издевается! Играет, как кошка с мышкой!
— Не смотри на меня так, — догадываясь о течении ее мыслей, испугался Артем. — Я тебе ничего плохого не сделал.
— Конечно! Ты только украл меня и везешь неизвестно куда! Вероятно, я должна за это ноги тебе целовать!
Зачем сразу ноги? Есть другие, более интересные места.
Уймись, кретин, цыкнул он на себя.
— Все-таки будет лучше, если ты отсюда уйдешь, — сказал Артем, глядя перед собой.
— Точно! — согласилась Ладка. — Давай, причаливай к берегу, и я с удовольствием скажу тебе «прощай»!
— Я имел в виду, чтобы ты шла в каюту. Кстати, можешь поплавать. Это успокаивает.
— Что-то я не заметила бассейна, — пробормотала Ладка.
Бассейна? Он с удовольствием расхохотался. Не одной же ей веселиться!
— А море вокруг ты заметила?
Ладка не нашлась что ответить. Поэтому просто пошла из рубки, независимо вздернув нос. На пороге остановилась и сказала язвительно:
— Про бассейн я пошутила, понял? Трудно быть по пояс деревянным, да? Особенно сверху!
Даже в детском саду — а летом, когда Еремеич был особенно занят, Артему приходилось ходить в детский сад, — никто не осмеливался разговаривать с ним в подобном тоне! Ему не давали прозвищ, и даже самые безобидные розыгрыши обходили его стороной, и мальчишеские разборки он разруливал одним взглядом.
Во всяком случае, так он это помнил.
Вполне вероятно, что льстил себе.
А эта девчонка его не боялась. Или успешно делала вид, что не боится.
— Еще раз заговоришь со мной таким образом, и я запру тебя в каюте! — предупредил он.
— Я сама с удовольствием там останусь! Лишь бы тебя не видеть!
Грозно топая, она наконец вышла.
И рванула в каюту, на ходу ругая себя последними словами. Раньше надо было подумать об этом, идиотка! Там, в каюте, мог оказаться рюкзак! А в нем — ее спасение!
О мобильном телефоне нужно было думать в первую очередь! И не таскать его в рюкзаке, а, как все нормальные люди, повесить на шею или хотя бы в карман положить.
Проскочив мимо Ники, которая оскалилась вполне добродушно, Ладка влетела в каюту и в пять минут перерыла все вверх дном.
Похитители не были дураками. Рюкзак, очевидно, остался у них.
Глупо, конечно, было рассчитывать на удачу после всего что с ней произошло.
Может, и правда, поплавать? Хоть взбодриться немножко. Хоть на миг забыть обо всем и почувствовать себя человеком. Представить, что эта яхта — ее собственная, и этот мужчина вовсе не кретин и ублюдок, а…
Перестань! Хочешь купаться — купайся, а вот с ума сходить не надо!
Купальника, конечно, не было. Да что там купальника она и лифчика не надела! Голышом, что ли, нырять?
А это идея!
Ты что, окончательно сбрендила?! Мало тебе приключений?!
Ладка упрямо сжала губы и, не слушая голос разума, вылезла из сарафана. Сейчас посмотрим, кто здесь жертва…
Особняк на побережье, на рассвете
Просто поговорить.
Помолчать, глядя вверх и вниз, в море и в небо. А потом и друг на друга. И кивать коротко, понимая, принимая, радуясь сообща, что так много хорошего на белом свете.
Возможно, они бы даже подружились.
У него никогда не было женщины-друга, но эта пигалица и не была похожа на женщину, она была человеком, которого он в какой-то момент принял за своего. Зауважал — вот как, наверное.
Он не мог пройти мимо ее слез, потому что и в них чувствовалась ее сила.
А теперь выясняется, что она — вовсе не та, за кого Артем ее принял.
Она — невеста его друга, а стало быть, это именно она сбежала накануне свадьбы, и по ее милости Эдик превратился черт знает в кого.
Образ этой самой невесты прочно укрепился в Артемовой голове. И что же делать сейчас, когда он вдруг изменился и принял вид этой пигалицы?
Получалось, что он ничего не знает о ней. И почему-то это незнание его волновало. Как будто она обещала ему что-то, а слово не сдержала.
Ему никак не удавалось сложить воедино невесту Эдика — по его представлению, взбалмошную эгоистку, — и храбрую медсестру, рыдающую о чужой бабушке.
Он слыхал, конечно, что человек — существо противоречивое. А женщина — тем более. Но не до такой же степени.
А ведь с этим теперь придется мириться.
Они станут если не друзьями, то хорошими знакомыми — жизнь заставит. И будут встречаться на званых обедах — холостяк и счастливая супруга его товарища.
Счастливая ли?
Ведь были же причины, которые заставили ее уйти. И на самом деле еще неизвестно, захочет ли она вернуться.
Он, естественно, доставит ее к Эдику. Но что будет потом? И почему — снова и снова почему! — это так волнует его?! Скажи кто, что из-за душевного благополучия друга, — Артем бы лишь усмехнулся. Друг постоит за себя сам. Близнецы могут думать иначе, но он, Артем, уверен, что в такие дела третий не должен вмешиваться.
Не должен! Но получается, что именно это он и делает.
* * *
Яхту мерно покачивало… Наверное, они уже отошли от берега. И куда, хотелось бы знать, путь держим?— Ну, вот ты знаешь, что это все означает, а? И я не знаю. Давай вместе пойдем и спросим! Что ты смотришь? Идем!
Ника зарычала, предупреждая, что против такого плана.
— Ладно, давай сидеть! — психанула Лада. Она прислонилась к косяку, усевшись на корточки неподалеку от Ники.
— Ты вообще кто — девочка или мальчик? Ника зарычала громче, демонстрируя, что она — не девочка и не мальчик, а взрослое существо, настроенное весьма решительно.
— Я ни черта не понимаю, — спустя некоторое время принялась жаловаться Ладка. — Что здесь у вас творится, а? Или на юге принято похищать людей, а потом держать их взаперти неизвестно зачем? Ты думаешь, за меня выкуп большой дадут? Иди и скажи своему хозяину, что он — полный идиот!
— Он и сам это знает, — проворчал Артем, неслышно спустившись с палубы.
Лада быстро поднялась.
— А раз знает, то какого черта? Послушайте, вы же вроде военный…
— Не совсем, я служу в МЧС.
— Так это ваше МЧС решило, что полезно будет ликвидировать медсестру?
— Никто не собирается вас ликвидировать, — поморщился он. — Слушайте, вы завтракали?
Ладка скрипнула зубами. Есть, конечно, очень хотелось. И уже почти сутки она мечтала о крепком кофе.
— А что, вы поведете меня в ресторан?
Наверное, говорить с ним в таком тоне было глупо, но она ничего не могла с собой поделать. Она не понимала, что происходит, она до смерти боялась этого мужика с перебитым носом, шрамами на лысой башке и взглядом, выражение которого понять было невозможно. Он не прятал глаз, но ей казалось, что он смотрит мимо, сквозь нее.
Неизвестность — как высота или пропасть — отталкивала и манила одновременно. Ей очень хотелось понять, что таится в этих глазах. Тогда и разговаривать было бы проще. И, возможно, тогда ей удалось бы спастись.
— Смешно, — оценил Артем ее иронию по поводу ресторана. — Подвиньтесь, в каюте есть все для завтрака.
Она отодвинулась, он прошел внутрь и свистнул Нику. А Ладка, воспользовавшись моментом, рванула к лестнице.
— Мы практически в открытом море, — крикнул Артем вдогонку, — так что не вздумайте добираться до берега вплавь.
Она, конечно, не слушала. Вылетела на палубу и огляделась.
Вода. Кто это пел — «вода, вода, кругом вода»? Правильно пел, как раз к случаю.
Со всех сторон лазурная бесконечность. Одним краем упирается в горизонт, и другим тоже, и третьим. А у последнего в мареве разгорающегося дня стелется берег. Горы — будто в тумане.
А здесь — лишь прохлада ветров и воды. Море. Его дыхание, его простор. Жутко и весело смотреть в его глубину, ловить губами соленые брызги и различать вдали умытые им скалы, розоватые на изломах.
Прыгнуть в воду и попробовать доплыть? Собраться с духом и прыгнуть.
С глазомером у Ладки всегда было не очень, и она не могла понять, далеко до берега или это только кажется, что далеко.
Но плавать на такое расстояние ей точно не приходилось.
Впрочем, ей многое чего раньше не приходилось делать. Например, сидеть под охраной бородатого пса. Или, как вчера, лежать лицом вниз на сиденье машины и подставлять задницу под шприц со снотворным.
От этого воспоминания ее передернуло.
Как унизительно, черт побери! Ладка беспомощно ударила кулаком по борту яхты.
А этот-то, эмчеэсовец!.. Как он мог оказаться заодно с теми вчерашними клонами? Судя по всему, он их главарь! Но ведь он рисковал жизнью и вытаскивал людей из завалов, так какое он имеет право теперь быть таким… дурнем! Похищать ее, держать у себя на яхте. Натравливать собак, в конце концов!
Как он посмел… обмануть ее? Она-то думала, что он…
Ах, она о нем думала?
Ну, конечно! От злости Ладка еще раз шарахнула по борту. Конечно, думала! А что тут такого? Она думала, как бы ему объяснить, что не только он знает, почем фунт лиха, и не только он умеет решать проблемы, и ей, например, вовсе не нужна его помощь…
Ах, вот как! И больше ничего?
Ничего, ответила она себе сердито, ничего.
Надо плыть. Спасаться. Хотя это очень смахивает на самоубийство.
«Титаник», дубль восемнадцать.
Так ты прыгаешь или сопли будем жевать?
— Не дури! — крикнули снизу, и Ладка, упрямо сжав губы, на самом деле перелезла через борт и спиной прижалась к нему с внешней стороны. Ну точно — «Титаник»!
А ведь можно было шлюпку спасательную спустить. Или хотя бы жилет надеть! Наверняка он нашелся бы на яхте.
— Ты чемпионка по водному поло? — озабоченно поинтересовался Артем, поднимаясь на палубу.
— При чем тут поло, идиот? — огрызнулась она, не оборачиваясь. — Может, мяч я кидать и не умею, или что там они кидают? Зато плаваю хорошо!
— Я и говорю, чемпионка… Только, может, сначала позавтракаем?
Ладка усмехнулась. Признавать очевидную глупость собственных намерений она не желала.
— Ничего. С пустым желудком легче плыть!
— Как хочешь, — вздохнул он. — Тогда давай поговорим хотя бы? Как никак знакомые…
— В гробу я видала таких знакомых! — заорала она.
Артем присвистнул.
— Ты бы успокоилась, милочка!
— Я тебе не милочка.
— Да я ведь и не настаиваю. Перелезай все-таки обратно, пообщаемся!
Ей было плохо. Очень плохо. Наверное, придется перелезать… Ладке стало ужасно жалко себя.
— Слушай, — она повернула к Артему голову, — что я тебе плохого сделала, а?
— Мне — ничего, — быстро ответил он.
— А кому? — выкрикнула она.
— Понятия не имею. Каждый человек в своей жизни хоть однажды причиняет зло другому человеку и…
— Заткнись, философ хренов! Какого черта ты сюда меня приволок?
Артем уточнил, заткнуться ему или все-таки говорить. Он был страшно зол. К тому же, ему почему-то нравилось выводить ее из себя. Нравилось и… будоражило воображение, которого у него никогда не было и быть не могло.
Всю сознательную жизнь Артема его чувства были понятны, просты и подчинялись ему беспрекословно. Он считал страх чем-то недостойным, приказывал себе не бояться, и на самом деле не боялся. Ему казалось глупым тратить нервы на женщин, он приказывал себе не влюбляться, не сердиться и не разочаровываться, и это тоже получалось.
Тогда почему глядя на эту девчонку он так разволновался?
— Перелезай, а? Через час мы будем на месте, и ты все узнаешь.
— Что узнаю? О каком месте ты говоришь? Кто ты вообще такой?
Он покачал головой.
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Я хочу знать, что происходит! Неужели она даже не догадывается?
— Потерпи, ладно? Всего-навсего час. Договорились?
Ладка судорожно сглотнула. С каким бы удовольствием она добавила к многочисленным шрамам этой гориллы еще парочку!..
Руки за спиной начинали затекать. А что, если она не удержится?
Словно почувствовав ее подступающую панику, он сделал шаг и крепко обхватил ее за плечи.
Ну что тут будешь делать?
Опираясь на него, она неуклюже перелезла обратно на палубу. И тут же его оттолкнула.
— Идем завтракать, а? В холодильнике есть бутерброды и салаты из морепродуктов. Ты любишь морепродукты?
— Я люблю тишину, — отрезала она, все-таки спускаясь за ним. — Так что заткнись, пожалуйста!
Он распахнул перед ней дверцу холодильника. И, привлекая Ладкино внимание, даже слегка подпрыгнул. Пол жалобно скрипнул под ним.
После того как опасность падения этой пигалицы за борт была ликвидирована, ситуация начала его забавлять. Улыбка, жутко неуместная на его каменной физиономии, вдруг растеклась по ней так широко и так натурально, что на секунду Ладка улыбнулась в ответ. Только на секунду.
— Что еще? — спросила она недовольным тоном.
— Можно мне сказать? А потом снова будем играть в молчанку.
— Говори, — подумав, разрешила она.
— Есть еще кофе.
— Давай! Похоже, кофе — это единственная радость в жизни, которая мне осталась, прежде чем ты привезешь меня неизвестно куда!
…Они поменялись ролями как-то слишком быстро, он даже не заметил перехода, но вдруг оказалось, что парадом командует она. А он ей подчиняется. Почувствовав это, он от нее отвернулся.
— Ника, а ты как насчет перекусить?
— Ника? — Ладка повела бровями. — Это тот черт, что меня охранял?
Черт ввалился в каюту и протопал мимо нее к столу. Артем собрал ветчину с нескольких бутербродов и протянул не глядя. Тотчас клацнули челюсти и не останавливались ни на миг, пока не кончилось угощение.
Ладка завороженно смотрела.
— Она всегда так ест? — шепотом уточнила она.
— Не говори о Нике в третьем лице, — попросил Артем. — Она этого не любит.
— Но ты же говоришь!
Он закатил глаза. Сейчас Ладка сильно его раздражала. Сидит себе, как в гостях, и даже не собирается помочь ему с кофе, и вообще ничего ее не волнует, кроме его собаки.
Девчонка!
Может, дать ей поиграть его старого плюшевого мишку?
— Сколько тебе сахару?
— Нисколько!
— Фигуру бережешь? — Он окинул ее пренебрежительно. — Кажется, беречь уже нечего. Тебя ветром не сносит?
— Не всем же быть толстыми! — моментально отреагировала она, кивнув на его могучую грудь под рубашкой.
Артем обиделся и мгновенно ту рубашку задрал, демонстрируя накачанные мышцы.
— В каком это месте я толстый? — ухмыльнулся он. — Ну, в каком?
Цирк да и только!
— Мозги у тебя жиром заплыли! — придумала она.
— Слушай, я дал тебе бутербродов, я налил тебе кофе, я проявляю гостеприимство, веду себя скромно и вежливо, а ты мне хамишь! Тебя в школе не учили относиться к старшим с уважением?
В порыве праведного гнева он опрокинул свою чашку с кофе.
Ладка невозмутимо наблюдала, как он елозит вокруг стола с тряпкой.
— Значит, во-первых, — медленно произнесла она, — в гости ходят по приглашению, а ты меня похитил!
— Это не я! — перебил Артем. — Если хочешь знать, меня поставили перед фактом, ясно? Я такая же жертва, как и ты!
— Во-вторых, — продолжала она, покачивая ногой, — в школе учат арифметике и чистописанию, а никак не манерам. Хотя, конечно, в ваши совковые времена…
— Ты хочешь сказать, что я — совок?!
— Вылитый! Совковей не бывает!
— Послушай, девочка, — мягко вымолвил Артем, — ты слишком много на себя берешь.
Она фыркнула презрительно.
— Это вы с дружками слишком много на себя взяли! Ты знаешь, кто мои родители? А еще есть брат! А еще…
— Ой, как страшно! — он всплеснул ручищами. — Если я упаду в обморок от ужаса, обещай, что не бросишь меня бесчувственного!
Она не сдержалась — хихикнула. Но Артем вовсе не собирался ее смешить.
Он разозлился ужасно, вспомнив, что она — невеста Эдика. А он рубашку перед ней задирал! Мышцы, осел, демонстрировал!
На Ладку тем временем напал нервный смех. Сначала она закрылась ладонями, потом отняла их от лица и стала махать на себя, будто веером, но успокоиться все равно не смогла. Ника подошла поближе — посмотреть, что такое с ней творится.
— Все нормально, — сообщила ей Ладка, хотя назвать ситуацию нормальной было сложновато.
— Салат! — буркнул Артем, тыча Ладке под нос пластиковую упаковку. — Тебе открыть?
Она посмотрела искоса, гадая, из-за чего он злится.
Ему не понравилось, что она смеялась? Или салата жалко?
Последняя версия опять ее рассмешила, и Лада снова спрятала лицо в ладонях. Но потом передумала и стала хохотать открыто.
Артем, как дурак, стоял перед ней с этим салатом и мрачно размышлял, почему это Эдику так повезло. Вот именно такими словами: «Почему Эдику так повезло?» Эта фраза прокрутилась в голове десятки раз, прежде чем он понял, о чем, собственно, она. Вернее, о ком.
О той, что сидела на его кровати и покатывалась со смеху. Без всяких на то причин, кстати. Ее глаза сложились в щелочки, и откуда лучилась серебристая прохлада.
Конечно, Эдику повезло. Невеста умела не только повязки накладывать, но и вот так смеяться. Вот и хорошо. Дай Бог им счастья и детишек побольше.
Аминь.
Или как там говорится в таких случаях?
Он плюхнул упаковку с салатом на кровать и вышел из каюты.
Ладка моментально перестала хохотать.
— Эй, ты куда?
— Кто-то должен стоять у штурвала! — откликнулся Артем уже сверху. — Иначе мы никогда не придем на место.
Зря он это упомянул. Уже через мгновение, когда она вошла следом за ним в рубку, стало ясно, что — совершенно зря!
— На какое место?
Он повернулся к ней и посмотрел с недоверием. Глаза возмущенно сверкают, губы закушены, кулаки сжаты. И про кофе забыла — который «единственная радость»!
— Ты хоть смотрела вокруг? — хмыкнул Артем. — Неужели берег не узнаешь?
Гнев ее сменился удивлением.
— А что я должна узнать? Долготу и широту? Или как это называется у вас, морских волков?
Он довольно улыбнулся. Раньше, сто лет назад, именно так любили они себя называть — морскими волками. Он и еще десятки таких же прыщавых юнцов, поступивших в мореходку.
Помнится, они скребли по утрам голые подбородки бритвами — упорно и подолгу — чтобы быстрей появилась настоящая щетина.
Теперь щетина имеется, и что?
Почему тогда он твердо знал, что это сделает его взрослым, уверенным и стопроцентно счастливым мужиком?!
Артем провел ладонью но колючим щекам. Ни уверенности, ни счастья не прибавилось.
Нелепо.
— Иди вниз, — бросил он через плечо, — кофе остынет.
— Не приказывай мне, что делать! — взвилась Ладка. — Ты меня уже достал, понял? Почему бы вам с дружками не обзавестись резиновыми бабами?! Вот с ними и вытворяйте что хотите! А я — живой человек! Человек, понимаешь?
— Тормозни, я понял…
— Ничего ты не понял! Людей нельзя воровать, совать в машину, насильно колоть им снотворное и запирать на ночь черт знает где!
Артем невольно присвистнул. Близнецы зашли слишком далеко. А что, если невеста не помирится с женихом? Он, конечно, не силен в юриспруденции, но колоть снотворное?.. Факт насильственных действий налицо.
—…так что с рук вам это не сойдет! — надрывалась она.
Артем не слушал. Он раздумывал, в какое место идиоты братишки впендюрили ей снотворное.
В задницу, наверное…
Ну, насчет задницы — это он погорячился. У нее попка. Маленькая аккуратная попка под наивным ученическим сарафаном. Очень милая. Как раз такая, как надо.
Кому надо-то?
Эдику, конечно, тут же ответил себе Артем.
— Ты меня не слушаешь! — завопила она, и он понял, что многое пропустил.
Интересно, что? Может быть, она как раз говорила о своей…
Остановись, болван! Еще пять минут назад ты даже не считал ее женщиной! Ты лил крокодильи слезы из-за того, что она оказалась не тем человеком, за которого ты ее принял. Ты, блин, разочаровался! А теперь пялишься на ее попку!
— Эй, ты куда смотришь?
— Никуда.
— Ты заглядывал мне под юбку! Ты озабоченный маньяк! Тебе лечиться надо, понял?
— Маньяк, говоришь? — Артем развеселился. — Что ж ты тогда орешь? Разве тебе не известно, что с маньяками следует быть осторожной и смирной?
Как же он бесил ее! Это ни в сказке сказать, ни пером описать! Невозможное что-то! Так бы и треснула по загривку, чтобы он носом вписался в штурвал!
Знает, что с яхты ей никуда не деться, вот и издевается! Играет, как кошка с мышкой!
— Не смотри на меня так, — догадываясь о течении ее мыслей, испугался Артем. — Я тебе ничего плохого не сделал.
— Конечно! Ты только украл меня и везешь неизвестно куда! Вероятно, я должна за это ноги тебе целовать!
Зачем сразу ноги? Есть другие, более интересные места.
Уймись, кретин, цыкнул он на себя.
— Все-таки будет лучше, если ты отсюда уйдешь, — сказал Артем, глядя перед собой.
— Точно! — согласилась Ладка. — Давай, причаливай к берегу, и я с удовольствием скажу тебе «прощай»!
— Я имел в виду, чтобы ты шла в каюту. Кстати, можешь поплавать. Это успокаивает.
— Что-то я не заметила бассейна, — пробормотала Ладка.
Бассейна? Он с удовольствием расхохотался. Не одной же ей веселиться!
— А море вокруг ты заметила?
Ладка не нашлась что ответить. Поэтому просто пошла из рубки, независимо вздернув нос. На пороге остановилась и сказала язвительно:
— Про бассейн я пошутила, понял? Трудно быть по пояс деревянным, да? Особенно сверху!
Даже в детском саду — а летом, когда Еремеич был особенно занят, Артему приходилось ходить в детский сад, — никто не осмеливался разговаривать с ним в подобном тоне! Ему не давали прозвищ, и даже самые безобидные розыгрыши обходили его стороной, и мальчишеские разборки он разруливал одним взглядом.
Во всяком случае, так он это помнил.
Вполне вероятно, что льстил себе.
А эта девчонка его не боялась. Или успешно делала вид, что не боится.
— Еще раз заговоришь со мной таким образом, и я запру тебя в каюте! — предупредил он.
— Я сама с удовольствием там останусь! Лишь бы тебя не видеть!
Грозно топая, она наконец вышла.
И рванула в каюту, на ходу ругая себя последними словами. Раньше надо было подумать об этом, идиотка! Там, в каюте, мог оказаться рюкзак! А в нем — ее спасение!
О мобильном телефоне нужно было думать в первую очередь! И не таскать его в рюкзаке, а, как все нормальные люди, повесить на шею или хотя бы в карман положить.
Проскочив мимо Ники, которая оскалилась вполне добродушно, Ладка влетела в каюту и в пять минут перерыла все вверх дном.
Похитители не были дураками. Рюкзак, очевидно, остался у них.
Глупо, конечно, было рассчитывать на удачу после всего что с ней произошло.
Может, и правда, поплавать? Хоть взбодриться немножко. Хоть на миг забыть обо всем и почувствовать себя человеком. Представить, что эта яхта — ее собственная, и этот мужчина вовсе не кретин и ублюдок, а…
Перестань! Хочешь купаться — купайся, а вот с ума сходить не надо!
Купальника, конечно, не было. Да что там купальника она и лифчика не надела! Голышом, что ли, нырять?
А это идея!
Ты что, окончательно сбрендила?! Мало тебе приключений?!
Ладка упрямо сжала губы и, не слушая голос разума, вылезла из сарафана. Сейчас посмотрим, кто здесь жертва…
Особняк на побережье, на рассвете
Агнесса Васильевна решилась покаяться. Вообще-то, это нужно было сделать давным-давно, сразу же, как ушла Глафира.
Потому что ушла она не просто так!
И все эти дни, осознавая свою вину, Агнесса Васильевна места себе не находила, но решиться на чистосердечное признание не могла.
Теперь решилась. Быть может, потому что всю ночь не спала и слышала, что хозяин дома тоже не ложился. Совпадение их бессонниц так ее тронуло, что и дальше терпеть не стало сил.
Начала она издалека. Заглянула к нему в кабинет и спросила:
— Может, покушаешь, Эдик? Совсем ведь с лица спал.
— Спасибо, не хочется.
Он посмотрел мимо нее, потом сфокусировал взгляд и с натугой спросил, видимо, так понимая свой долг работодателя:
— А вы что так рано встали?
— Эдик, — произнесла Агнесса Васильевна со слезами в голосе, — ты ведь знаешь, я отношусь к тебе, как к родному сыну!
— Знаю, — вздохнул тот, отвернувшись к окну.
— Твои дети мне как внуки! — с чувством заявила она.
— Какие дети? — Эдик с вялым недоумением почесал нос. — У меня нет детей!
Домработница мягко возразила, что это только пока. Скоро, мол, будут.
Он скрипнул зубами и снова отвернулся. Будут, как же! Держи карман шире! В жизни его ждала только работа. Работа, работа и еще раз работа! Да плевать он на нее хотел!
А вот Глафира плюнуть на работу не смогла…
— Эдик, ты должен к ней поехать!
Кто это здесь? Он повернул голову и увидел собственную прислугу.
Кстати, зачем ему прислуга? Подумаешь, пыль и мусор. Подумаешь, пироги да щи.
На все это ему тоже плевать.
А что она сказала? К кому он должен пойти? К врачу, может быть? Агнесса Васильевна всегда благоговела перед врачами.
— Не пойду, — просто сказал Эдик.
— Но вы же любите друг друга! Кого, врача?
Эдик посмотрел на Агнессу Васильевну с внезапным интересом.
— Почему вы так думаете?
— Что думаю? — растерялась она.
— Ну, что я кого-то могу любить.
— Не кого-то, а Глафиру! — уточнила Агнесса Васильевна.
Он чуть не застонал.
— Эдик, ну нельзя же так убиваться!
— А как можно? — полюбопытствовал он.
— Никак нельзя! Нужно бороться! Ты только выслушай меня спокойно, ладно? Хорошо?
Он кивнул. Ему было все равно. Спокойно так спокойно.
— Ты должен поехать к Глафире, — повторила Агнесса Васильевна, — потому что она тебя любит!
Он ждал. Хотя знал, что больше ей добавить нечего. Но все-таки ждал. Домработница смотрела виновато, словно пришла признаться, что похитила его невесту. Из ревности, например.
Очень смешная версия. Давай, улыбнись!
Он улыбнулся, и Агнесса Васильевна в который раз пожалела, что не пришла каяться раньше. Вон до чего дошло! Человек совсем не в себе.
— Эдик, это я виновата!
Он засмеялся. Значит, угадал. Агнесса Васильевна тайно в него влюблена и не могла допустить, чтобы он женился!
Она испуганно отшатнулась, но продолжала:
— Вы для меня как дети! Оба! Вы — моя семья!
— Кто это «вы»? — не понял он.
— Ты и Глафира. Такие неразумные, такие беззащитные, будто ребятишки малые! Я ужасно за вас переживала, понимаешь, Эдик?
— Понимаю, понимаю…
Похищения не было. Последняя надежда рухнула. Глафира ушла по доброй воле.
— Ну вот, — Агнесса Васильевна затеребила фартук, — хорошо, что ты понимаешь, очень хорошо. Значит, ты меня не осудишь. Ты должен меня простить, Эдик!
— За что? — без интереса спросил он, утомленный разговором.
— Как «за что»? Ты же сказал, что понимаешь! — Она взглянула обиженно. — Ты вообще меня слушал?
— Местами, — признался он, — так в чем вы считаете себя виноватой? Думаете, она ушла, потому что вы вовремя обед не подали или цветы поливали слева направо, а надо наоборот?
Агнесса Васильевна всхлипнула и быстро утерлась фартуком.
— Нет, Эдик, нет! Я такой грех на душу взяла, такой грех! Гордыня меня обуяла! Решила я, что могу взять на себя такую ответственность…
— Агнесса Васильевна! — взревел он неожиданно. — А если конкретней?
— Сейчас, сейчас, — всполошилась она, — все расскажу, дорогой мой, ничего таить не стану! Такой на душе камень, ты не представляешь!
— Ну?!
— Ох, дура я старая! Ах, эгоистка бессовестная!
— Агнесса Васильевна, я вам в последний раз говорю, давайте по существу вопроса!
Он сам удивился своему тону. Таким тоном он распекал нерадивых сотрудников и давил на слишком раздумчивых клиентов.
—…так а я ей говорю, мол, ты хвостом-то не верти, у Эдика таких, как ты — мильон!
— Что-о?!
Кому говорит? Какой мильон?
— Вы что, сказали Глафире, чтобы она уходила и не мешала мне тот мильон девок трахать?!
— Эдик, дорогой ты мой, ну что ты такое говоришь!
Она стыдливо зарделась, снова всхлипнула и забормотала:
— Ничего такого я ей не говорила. Я просто хотела, чтобы ценила она тебя, понимаешь? А то, видите ли, детей рожать ей недосуг, работу бросать она не собирается, а как же семью-то строить?!
Потому что ушла она не просто так!
И все эти дни, осознавая свою вину, Агнесса Васильевна места себе не находила, но решиться на чистосердечное признание не могла.
Теперь решилась. Быть может, потому что всю ночь не спала и слышала, что хозяин дома тоже не ложился. Совпадение их бессонниц так ее тронуло, что и дальше терпеть не стало сил.
Начала она издалека. Заглянула к нему в кабинет и спросила:
— Может, покушаешь, Эдик? Совсем ведь с лица спал.
— Спасибо, не хочется.
Он посмотрел мимо нее, потом сфокусировал взгляд и с натугой спросил, видимо, так понимая свой долг работодателя:
— А вы что так рано встали?
— Эдик, — произнесла Агнесса Васильевна со слезами в голосе, — ты ведь знаешь, я отношусь к тебе, как к родному сыну!
— Знаю, — вздохнул тот, отвернувшись к окну.
— Твои дети мне как внуки! — с чувством заявила она.
— Какие дети? — Эдик с вялым недоумением почесал нос. — У меня нет детей!
Домработница мягко возразила, что это только пока. Скоро, мол, будут.
Он скрипнул зубами и снова отвернулся. Будут, как же! Держи карман шире! В жизни его ждала только работа. Работа, работа и еще раз работа! Да плевать он на нее хотел!
А вот Глафира плюнуть на работу не смогла…
— Эдик, ты должен к ней поехать!
Кто это здесь? Он повернул голову и увидел собственную прислугу.
Кстати, зачем ему прислуга? Подумаешь, пыль и мусор. Подумаешь, пироги да щи.
На все это ему тоже плевать.
А что она сказала? К кому он должен пойти? К врачу, может быть? Агнесса Васильевна всегда благоговела перед врачами.
— Не пойду, — просто сказал Эдик.
— Но вы же любите друг друга! Кого, врача?
Эдик посмотрел на Агнессу Васильевну с внезапным интересом.
— Почему вы так думаете?
— Что думаю? — растерялась она.
— Ну, что я кого-то могу любить.
— Не кого-то, а Глафиру! — уточнила Агнесса Васильевна.
Он чуть не застонал.
— Эдик, ну нельзя же так убиваться!
— А как можно? — полюбопытствовал он.
— Никак нельзя! Нужно бороться! Ты только выслушай меня спокойно, ладно? Хорошо?
Он кивнул. Ему было все равно. Спокойно так спокойно.
— Ты должен поехать к Глафире, — повторила Агнесса Васильевна, — потому что она тебя любит!
Он ждал. Хотя знал, что больше ей добавить нечего. Но все-таки ждал. Домработница смотрела виновато, словно пришла признаться, что похитила его невесту. Из ревности, например.
Очень смешная версия. Давай, улыбнись!
Он улыбнулся, и Агнесса Васильевна в который раз пожалела, что не пришла каяться раньше. Вон до чего дошло! Человек совсем не в себе.
— Эдик, это я виновата!
Он засмеялся. Значит, угадал. Агнесса Васильевна тайно в него влюблена и не могла допустить, чтобы он женился!
Она испуганно отшатнулась, но продолжала:
— Вы для меня как дети! Оба! Вы — моя семья!
— Кто это «вы»? — не понял он.
— Ты и Глафира. Такие неразумные, такие беззащитные, будто ребятишки малые! Я ужасно за вас переживала, понимаешь, Эдик?
— Понимаю, понимаю…
Похищения не было. Последняя надежда рухнула. Глафира ушла по доброй воле.
— Ну вот, — Агнесса Васильевна затеребила фартук, — хорошо, что ты понимаешь, очень хорошо. Значит, ты меня не осудишь. Ты должен меня простить, Эдик!
— За что? — без интереса спросил он, утомленный разговором.
— Как «за что»? Ты же сказал, что понимаешь! — Она взглянула обиженно. — Ты вообще меня слушал?
— Местами, — признался он, — так в чем вы считаете себя виноватой? Думаете, она ушла, потому что вы вовремя обед не подали или цветы поливали слева направо, а надо наоборот?
Агнесса Васильевна всхлипнула и быстро утерлась фартуком.
— Нет, Эдик, нет! Я такой грех на душу взяла, такой грех! Гордыня меня обуяла! Решила я, что могу взять на себя такую ответственность…
— Агнесса Васильевна! — взревел он неожиданно. — А если конкретней?
— Сейчас, сейчас, — всполошилась она, — все расскажу, дорогой мой, ничего таить не стану! Такой на душе камень, ты не представляешь!
— Ну?!
— Ох, дура я старая! Ах, эгоистка бессовестная!
— Агнесса Васильевна, я вам в последний раз говорю, давайте по существу вопроса!
Он сам удивился своему тону. Таким тоном он распекал нерадивых сотрудников и давил на слишком раздумчивых клиентов.
—…так а я ей говорю, мол, ты хвостом-то не верти, у Эдика таких, как ты — мильон!
— Что-о?!
Кому говорит? Какой мильон?
— Вы что, сказали Глафире, чтобы она уходила и не мешала мне тот мильон девок трахать?!
— Эдик, дорогой ты мой, ну что ты такое говоришь!
Она стыдливо зарделась, снова всхлипнула и забормотала:
— Ничего такого я ей не говорила. Я просто хотела, чтобы ценила она тебя, понимаешь? А то, видите ли, детей рожать ей недосуг, работу бросать она не собирается, а как же семью-то строить?!