Пока он множил свое состояние, бедная Агнесса Васильевна изнывала в одиночестве в огромном доме. Кроме нее тут были только две кошки, собака и свирепого вида охранник Зураб, большую часть времени проводивший в будке у ворот. Это только поначалу женщина радовалась, что в ее безраздельное владение поступил целый дворец, где она должна поддерживать чистоту и порядок. Через недолгое время Агнесса Васильевна уже едва не выла от тоски. С уборкой-готовкой она справлялась в два счета. Гости к хозяину ходили всегда одни и те же, — детина под два метра с жуткой физиономией маньяка-убийцы и громогласные, смешливые близнецы, — детину Агнесса боялась до обморока, а братьев слегка презирала за глупые шутки, которые они постоянно откалывали. Могли, например, пробраться на кухню, пересыпать соль в сахарницу, и наоборот. Хозяина всегда подбивали на какие-то безумства, вроде прыжков с Чертовой горы. Еще и голышом! В общем и целом общаться с ними Агнессе Васильевне не представлялось возможным.
Продукты и прочие необходимости для быта раз в неделю привозил шофер, а ближайший населенный пункт — село Кукуевка — находилось за десять километров от особняка Эдуарда. Вот так и вышло, что одинокая девушка пятидесяти с хвостиком — хвостик почти не заметен, убеждала себя Агнесса, — оказалась полностью оторванной от цивилизации. Увольнение было ее единственным спасением, однако тогда пришлось бы возвращаться в славный город Майкоп и влачить жалкое существование безработной пенсионерки.
Агнесса Васильевна от полного отчаяния придумала себе несколько странное развлечение. Она научилась мечтать. Причем мечты ее были весьма отважны и абсолютно нереальны. Ей виделось, что хозяин женился, обзавелся детишками, в доме стало шумно и весело, а ее, Агнессу, малолетние наследники считают родной бабушкой, и она их балует сверх меры, и все счастливы.
По натуре Эдик был добрым и отзывчивым человеком. Узнав о терзаниях домработницы, он, возможно, попытался бы ей как-то помочь. Но он находился в неведении и продолжал сутки напролет работать — вместо того чтобы искать жену.
Перемены шарахнули так неожиданно и сильно, что Агнесса Васильевна суток трое находилась почти в коме, однако сложностью ситуации она прониклась сразу же.
Эта самая ситуация была полна противоречий.
Во-первых, хозяин влюбился без памяти, работу забросил и целыми днями выяснял отношения с Глафирой. Глашенькой, Фирочкой, ягодкой, солнышком и т. д. И с одной стороны, это было на руку Агнессе Васильевне, у которой теперь появилось развлечение — кинотеатр на дому, мелодрама и триллер в одном флаконе. А с другой стороны, надежда на внуков, пусть и не родных, таяла с каждым днем. Дело в том, что будущая хозяйка дома оказалась рьяной феминисткой, не желающей посвящать свою жизнь служению мужчине и деторождению.
Вот именно такими словами выражалась Глафирочка.
Поначалу влюбленный Эдик не обращал внимания на эти заявления, вселявшие безмерную тревогу в Агнессу. Но невеста продолжала настаивать, с работы не увольнялась, в дом жениха с вещами не переезжала, несла какую-то чушь о правах человека и вообще вела себя, как последняя эгоистка.
Ко всему прочему ей едва исполнилось двадцать лет, и Агнесса успокаивала себя тем, что вместо внуков может довольствоваться одной уже взрослой внучкой.
Если закрыть глаза на взбалмошный характер, ослиное упрямство и идиотскую, прямо-таки патологическую тягу к самостоятельности, — на днях, например, Глафира в гордом одиночестве пыталась перетащить чугунную бадью в сарай, затем лишь, чтобы проверить свои силы! — внучка получалась хоть куда.
Красавица, умница — вместо модных журналов листает на досуге справочник вузов, спортсменка и главное — скромница. В том смысле, что денег с хозяина на тряпки и развлечения не то что не требует, но и не берет, когда он сам предлагает. И все-таки Агнесса была настороже, будто бы свекровь на смотринах.
— Ах, всего лишь секретарша?! По-твоему, это недостойная работа?!
Агнесса Васильевна вздрогнула от очередного вопля упрямой девицы.
Эдик пробормотал что-то невнятное, но, по всей вероятности, очень обидное, потому как вслед за этим раздался жуткий звон.
Чайный сервиз, всплеснула руками Агнесса.
— Что ты делаешь?! Милая, давай успокоимся и поговорим, как нормальные люди!
— Значит, по-твоему, я ненормальная?!
— Я этого не говорил!
— Но подумал!
— Откуда ты знаешь, что я подумал? — в отчаянии воскликнул Эдуард.
— У тебя это на морде написано! — взвизгнула эта истеричка.
— У меня не морда! — оскорбился он и, вероятно, перестал удерживать возлюбленную, которая тотчас подлетела к двери.
Агнесса Васильевна едва успела отпрыгнуть и сделать вид, что занимается поливкой цветочков.
Процокав мимо нее, Глафира вдруг притормозила на лестнице и, не оборачиваясь, громко декларировала:
— У вас в лейке нет воды, уважаемая! И почему все в этом доме такие лицемеры?!
Агнесса не успела возразить, из гостиной выскочил хозяин, красный и злой, и закричал возмущенно:
— Кто лицемер? Я — лицемер?! Да ты на себя посмотри, моя дорогая! Говоришь, что любишь, а сама сервизы коцаешь за милую душу, и на работу свою рвешься, будто там медом намазано, и…
— Не смей говорить о моей работе в таком тоне! В конце концов, если бы не она, мы бы не познакомились!
— Кто это «она»? — забывшись, удивленно спросила Агнесса Васильевна.
Влюбленные голубки одновременно уставились на нее, будто только сейчас заметив.
— Вы цветочки поливаете? Вот и поливайте! — высказалась Глафира.
— Не груби Агнессе Васильевне, она тебя старше на сто лет! — вступился Эдик.
— Почему это на сто?! — обиделась Агнесса.
— Значит, домработница для тебя важней, чем я? — обиделась и невеста.
Эдик взвыл и воздел руки к потолку, будто собираясь прочесть молитву. Потом вспомнил, что неверующий, и просто потряс кулаками в воздухе.
— Что? Ты мне угрожаешь? — по-своему поняла его жест умница и красавица.
Агнесса готова была стукнуть ее лейкой по голове. Может, опомнится, а?
И вообще, неужели эти двое не понимают, что такое впечатляющее начало романа грозит обернуться настоящей катастрофой после свадьбы?!
Да, несколько часов за последнюю неделю прошли в спокойствии и полном взаимопонимании. А что будет дальше?
Впрочем, Агнесса уже знала что. Сейчас невеста кинется прочь, добежит до ворот, потом устыдится и вернется мириться. Тем временем жених будет глотать валерьянку на пороге и, завидев поворот на сто восемьдесят в исполнении Глафиры, бросится навстречу. Они пересекутся во дворе, примутся друг друга тискать, всхлипывать сквозь смех, целоваться сквозь слезы, ну и так далее.
С минимальными изменениями этот сценарий повторялся со дня судьбоносного знакомства.
Агнессе — даме в высшей степени рассудительной и хладнокровной — оставалось только неметь от удивления и замирать от восторга.
— Котик мой, драгоценный мой, ненаглядный…
— Солнышко, Глашенька, милая…
Ну вот, пожалуйста, до беготни по двору дело не дошло.
Влюбленные застряли на лестнице, с которой теперь доносились до Агнессы сладкие причитания.
Между тем до свадьбы оставалось два дня, и она бы ни за что не поручилась, что торжество состоится. Эти двое в последний момент запросто могут переругаться или, наоборот, от избытка чувств и жажды романтики сбежать от приглашенных на конец света.
А она, Агнесса, отдувайся здесь! Одна-одинешенька!
Нет уж, надо брать дело в свои руки, хватит быть пассивным зрителем. В конце концов, Эдик — единственный близкий человек, и ей небезразлична его судьба. И если он сам сейчас мало что соображает, Агнесса просто обязана ему помочь. То есть, им обоим — ополоумевшим от страсти.
— Сам позвони.
— Так не берет же трубку!
Еремеич покосился на внука с лукавой ухмылкой. Тот гневался вполне серьезно и серьезно же недоумевал. Тридцать лет парню, а что он в жизни видел? Казарму, море, горы, простые и понятные мужские радости.
— Вот влюбишься, тогда поймешь, как это можно к телефону не подходить, — проговорил дед тоном старушки-вещуньи.
Артем с досадой чертыхнулся.
— Я с тобой серьезно, а ты мне — «влюбишься»! Эдька же взрослый человек, ну! Должен понимать, что друзья волнуются. Дело опять же стоит. Ты же знаешь, мы каждую неделю собираемся…
— А теперь ему не до этого, — хмыкнул Еремеич. — Ты, Темка, рассуждаешь как пацан малолетний и, вдобавок, как эгоист!
Артем решил, что с него хватит. Вылез из-за стола и ушел во двор — посоветоваться с Никой. Но та никаких версий по поводу странного поведения Эдика не дала.
Он попытался додуматься сам. Допустим, эта невеста — Агриппина, что ли? Ах, нет — Глафира! — сексуальная террористка. Или, например, боится, что жених сбежит накануне свадьбы. Вот и не выпускает его никуда, даже к телефону. Ну, а сам Эдька чего же? Неужто не понимает, чем это грозит?! На заводе и в сочинском филиале не появляется, работа стоит, Степка с Сенькой вопят благим матом, не умея справиться с клиентами-самодурами. Эдик же знает, что близнецов без присмотра оставлять нельзя, они вмиг от его конторы камня на камне не оставят. Только под его чутким руководством агентство по недвижимости цвело и благоухало, а братья выполняли четкие инструкции друга вполне добросовестно.
Не иначе, как затмение приключилось в Эдькиных мозгах.
А если эта его Фекла — тьфу ты, Глафира! — решит, что ему вообще работать необязательно, не говоря уж о том, чтобы просто встречаться с друзьями?! А если затмение не временное, а навсегда?!
И станут они изредка перезваниваться, справляясь о здоровье друг друга и обсуждая погоду. В редкие праздники соберутся за столом, а Горгона — да нет же, Глафира! — чинно поставит на стол поднос с кофейником и белоснежными салфетками. И даже ретивым близнецам не удастся ее победить, и на рыбалку Эдька не пойдет, и над шутками Степана смеяться перестанет, и распекать рассеянного Семена, назначающего свидание трем девицам сразу, будет ему некогда, и горячие, веселые споры с Артемом о политике и прочей дребедени вряд ли уже его увлекут.
До свиданья, друг мой, до свиданья, угрюмо подумал Артем.
— Ты бы лучше с Эдуарда пример взял, чем костерить его на все лады, — неслышно подобрался дед.
Артем подивился дедовой проницательности, но насчет примера возразил.
— Хочешь, чтобы я в дом какую-нибудь грымзу приволок, да? — усмехнулся он невесело.
— Почему грымзу? Найди девушку хорошую.
Что дед под этим подразумевал, выяснить не удалось, потому как во двор с приветственными криками ввалились два молодца. Те, что одинаковы с лица.
Лица были привычно небриты, дочерна загорелы и хитровато ухмылялись.
— Вот здорово, что ты дома! — заорал Семен. — Давай, собирайся!
— А где ему быть, если не дома? — ворчливо заметил дед. — В горах все тихо, на море — наоборот. Видали, небось, как штормит. Вот и сидим.
— Здрасте, Кондрат Еремеич, — опомнились близнецы и принялись с обеих сторон трясти деду руки.
Артем смотрел исподлобья.
— Вы чего такие вздрюченные-то? Что случилось?
— Я же говорю, — обернулся Семен, — Эдька пропал, давай собирайся!
— Что ты его путаешь? — втиснулся между ними Степка. — Это не Эдька пропал, а жена его пропала!
— Да я же фигурально выражаюсь! — сердито откликнулся тот. — Эдик совсем башку потерял от любви! Вот в этом смысле! А ты…
— Потеряешь башку, коли жена сбежала! — перебил Степан.
— Да не жена она ему еще! — жарко возразил Семен. — Вот если бы мы с тобой с катушек съезжали, когда от нас девицы сбегают, че бы было?
— От меня лично никто не сбегает!
Артем знал, что вмешиваться и задавать наводящие вопросы бесполезно, можно запутаться еще больше. Поэтому он внимательно слушал перепалку, невозмутимо засунув руки в карманы.
— Дед, ты меня к ужину не жди, там, видать, все серьезно, — решил Артем, свистнул Нику и стал продвигаться на выход.
Еремеич ворчливо заметил, что дружба — дружбой, но вмешиваться в дела семейные — глупо. А главное — бессмысленно.
— Да вы бы его видели, дядя Кондрат! — закатил глаза Семен и готов был разразиться очередной вдохновенной тирадой, но брат пихнул его в бок и потащил вслед за Артемом.
Еремеич крикнул, чтобы они не смели лезть на рожон и даже не думали при такой волне отправляться к Эдику по воде.
Артем, не оборачиваясь, спросил:
— А что-то машины я не слышал, вы пехом притопали?
— Так мы прямо из конторы, Эдька-то нам позвонил, орет, бедняга, что есть мочи, бред какой-то несет, типа, детективов мне наймите, найдите жену!
— Невесту, — уточнил Артем. — Так что, он дома, что ли?
— Ну, да, а мы что говорим?! Одна тачка сломалась, на другой водитель уехал…
— А с яхтой он не справится в такой шторм, — понял догадливый Артем.
Картинка вырисовывалась — полный абзац! Накануне свадьбы куда-то подевалась невеста, а жених с горя умом тронулся, вдобавок оказался отрезанным от внешнего мира и бредил по телефону о детективах и спецагентах, которые должны ему помочь. Понятно, что на эту роль будет сейчас пробоваться Артем Кондратьевич. Лишь бы Афоня не подвела.
Берег был пустым, если не считать за живых существ вздыбленные волны, яростно облизывающие песок, будто оголодавшая псина. От ветра закладывало уши, как на большой высоте, и растрепанная Ника, лишившись обычной солидности, стала похожа на шаловливого бесенка.
— Не скачи ты так, — одернул ее Артем, — щас как окатит, будешь скулить в три горла.
Ника презрительно фыркнула и продолжала молча и упорно охотиться на «барашков». В итоге ее все-таки накрыло с головой, и через секунду раздался оглушительный вой прилизанного, мокрого черта. Артем проворчал, что предупреждал.
— Может, нам тоже ополоснуться? — предложил Сенька, но в ответ на это Ника завыла еще громче, глянула на него жалостливо и помчалась к яхте.
— Идите скорей, а? — поторопил Артем, зная по опыту, что братья на самом деле могут залезть сейчас в море.
— Эх, люблю я с тобой кататься, — взбираясь на палубу, потер ладони Степан.
Сенька тоже воодушевленно оглядывался.
Все, что было связано с риском, вдохновляло их невероятно. Именно поэтому Артем отказался похлопотать за друзей, когда те тоже решили служить в МЧС. Банальная истина о том, что в экстремальных условиях голова должна оставаться холодной и трезвой, к ним совершенно не относилась. От риска ребята пьянели в сто раз больше и быстрей, чем от самого лучшего вина из запасов Эдуарда.
— Мы в бирюльки будем играть или едем дело делать? — сердито осведомился Артем, когда Степан попытался настоять, чтобы яхта шла под парусами.
— Так романтичней, — с придурковатой усмешкой заявил он, — и это… интересней же!
Согнать братьев с палубы не представлялось возможным, а управлять Афоней, когда под руку лезут два здоровых идиота, было трудно. Артем матерился сквозь зубы, объясняя, как что работает и почему. Это повторялось каждый раз, когда близнецы оказывались на борту и уже на следующий день всю теорию забывали, требуя практики.
Честное слово, он был к ним очень привязан, но их детское легкомыслие иногда бывало особенно невыносимо.
Впрочем, злость всегда помогала ему лучше соображать и четче действовать. Меньше, чем через час, Артем причалил к берегу.
Он весьма смутно представлял, что говорить Эдику: успокаивать его или, наоборот, как следует прочистить мозги. Ничего подобного раньше с ними не случалось. И даже любвеобильные братья не попадали в такие переделки, а если и теряли девиц, то шибко по этому поводу не переживали.
По всему выходила очень деликатная ситуация, в которой Артем чувствовал себя распоследним идиотом. Все, что связано с женщинами, представлялось ему трудным, нелепым, противоречивым и таинственным.
Найти бы девушку хорошую, как давеча советовал Еремеич. Может, с хорошими-то полегче, а? Может, они не смотрят на мужика, как на дикого зверя, которого непременно нужно приручить и выдрессировать?! Может, им — хорошим — все равно, что он рожей не вышел, что работа всегда у него будет на первом месте, а друзья — на втором. Может, хорошая-то девица согласится на третье?
И еще будет терпеливой, как схимница, преданной, как жена декабриста, тихой и смирной, как немая бабка-молочница Авдотья. Больше и мечтать не о чем.
Ах нет, пусть еще формы имеет пышные, чтобы детей легко рожать.
Собственные мысли привели его в крайнее замешательство. Конечно, наивным романтиком Артем не был, но и не думал никогда вот так, будто корову на рынке выбирая. С другой стороны, Эдик вон по любви вроде собирался жениться, а корова, — тьфу, то есть невеста! — сбежала!
Правда, это еще следовало выяснить подробней. Может, ее похитили? Или заблудилась сдуру?
Прибавив шагу, он направился к воротам, автоматически прислушиваясь к очередной перепалке братьев.
Клуб «Три богатыря», полночь
Продукты и прочие необходимости для быта раз в неделю привозил шофер, а ближайший населенный пункт — село Кукуевка — находилось за десять километров от особняка Эдуарда. Вот так и вышло, что одинокая девушка пятидесяти с хвостиком — хвостик почти не заметен, убеждала себя Агнесса, — оказалась полностью оторванной от цивилизации. Увольнение было ее единственным спасением, однако тогда пришлось бы возвращаться в славный город Майкоп и влачить жалкое существование безработной пенсионерки.
Агнесса Васильевна от полного отчаяния придумала себе несколько странное развлечение. Она научилась мечтать. Причем мечты ее были весьма отважны и абсолютно нереальны. Ей виделось, что хозяин женился, обзавелся детишками, в доме стало шумно и весело, а ее, Агнессу, малолетние наследники считают родной бабушкой, и она их балует сверх меры, и все счастливы.
По натуре Эдик был добрым и отзывчивым человеком. Узнав о терзаниях домработницы, он, возможно, попытался бы ей как-то помочь. Но он находился в неведении и продолжал сутки напролет работать — вместо того чтобы искать жену.
Перемены шарахнули так неожиданно и сильно, что Агнесса Васильевна суток трое находилась почти в коме, однако сложностью ситуации она прониклась сразу же.
Эта самая ситуация была полна противоречий.
Во-первых, хозяин влюбился без памяти, работу забросил и целыми днями выяснял отношения с Глафирой. Глашенькой, Фирочкой, ягодкой, солнышком и т. д. И с одной стороны, это было на руку Агнессе Васильевне, у которой теперь появилось развлечение — кинотеатр на дому, мелодрама и триллер в одном флаконе. А с другой стороны, надежда на внуков, пусть и не родных, таяла с каждым днем. Дело в том, что будущая хозяйка дома оказалась рьяной феминисткой, не желающей посвящать свою жизнь служению мужчине и деторождению.
Вот именно такими словами выражалась Глафирочка.
Поначалу влюбленный Эдик не обращал внимания на эти заявления, вселявшие безмерную тревогу в Агнессу. Но невеста продолжала настаивать, с работы не увольнялась, в дом жениха с вещами не переезжала, несла какую-то чушь о правах человека и вообще вела себя, как последняя эгоистка.
Ко всему прочему ей едва исполнилось двадцать лет, и Агнесса успокаивала себя тем, что вместо внуков может довольствоваться одной уже взрослой внучкой.
Если закрыть глаза на взбалмошный характер, ослиное упрямство и идиотскую, прямо-таки патологическую тягу к самостоятельности, — на днях, например, Глафира в гордом одиночестве пыталась перетащить чугунную бадью в сарай, затем лишь, чтобы проверить свои силы! — внучка получалась хоть куда.
Красавица, умница — вместо модных журналов листает на досуге справочник вузов, спортсменка и главное — скромница. В том смысле, что денег с хозяина на тряпки и развлечения не то что не требует, но и не берет, когда он сам предлагает. И все-таки Агнесса была настороже, будто бы свекровь на смотринах.
— Ах, всего лишь секретарша?! По-твоему, это недостойная работа?!
Агнесса Васильевна вздрогнула от очередного вопля упрямой девицы.
Эдик пробормотал что-то невнятное, но, по всей вероятности, очень обидное, потому как вслед за этим раздался жуткий звон.
Чайный сервиз, всплеснула руками Агнесса.
— Что ты делаешь?! Милая, давай успокоимся и поговорим, как нормальные люди!
— Значит, по-твоему, я ненормальная?!
— Я этого не говорил!
— Но подумал!
— Откуда ты знаешь, что я подумал? — в отчаянии воскликнул Эдуард.
— У тебя это на морде написано! — взвизгнула эта истеричка.
— У меня не морда! — оскорбился он и, вероятно, перестал удерживать возлюбленную, которая тотчас подлетела к двери.
Агнесса Васильевна едва успела отпрыгнуть и сделать вид, что занимается поливкой цветочков.
Процокав мимо нее, Глафира вдруг притормозила на лестнице и, не оборачиваясь, громко декларировала:
— У вас в лейке нет воды, уважаемая! И почему все в этом доме такие лицемеры?!
Агнесса не успела возразить, из гостиной выскочил хозяин, красный и злой, и закричал возмущенно:
— Кто лицемер? Я — лицемер?! Да ты на себя посмотри, моя дорогая! Говоришь, что любишь, а сама сервизы коцаешь за милую душу, и на работу свою рвешься, будто там медом намазано, и…
— Не смей говорить о моей работе в таком тоне! В конце концов, если бы не она, мы бы не познакомились!
— Кто это «она»? — забывшись, удивленно спросила Агнесса Васильевна.
Влюбленные голубки одновременно уставились на нее, будто только сейчас заметив.
— Вы цветочки поливаете? Вот и поливайте! — высказалась Глафира.
— Не груби Агнессе Васильевне, она тебя старше на сто лет! — вступился Эдик.
— Почему это на сто?! — обиделась Агнесса.
— Значит, домработница для тебя важней, чем я? — обиделась и невеста.
Эдик взвыл и воздел руки к потолку, будто собираясь прочесть молитву. Потом вспомнил, что неверующий, и просто потряс кулаками в воздухе.
— Что? Ты мне угрожаешь? — по-своему поняла его жест умница и красавица.
Агнесса готова была стукнуть ее лейкой по голове. Может, опомнится, а?
И вообще, неужели эти двое не понимают, что такое впечатляющее начало романа грозит обернуться настоящей катастрофой после свадьбы?!
Да, несколько часов за последнюю неделю прошли в спокойствии и полном взаимопонимании. А что будет дальше?
Впрочем, Агнесса уже знала что. Сейчас невеста кинется прочь, добежит до ворот, потом устыдится и вернется мириться. Тем временем жених будет глотать валерьянку на пороге и, завидев поворот на сто восемьдесят в исполнении Глафиры, бросится навстречу. Они пересекутся во дворе, примутся друг друга тискать, всхлипывать сквозь смех, целоваться сквозь слезы, ну и так далее.
С минимальными изменениями этот сценарий повторялся со дня судьбоносного знакомства.
Агнессе — даме в высшей степени рассудительной и хладнокровной — оставалось только неметь от удивления и замирать от восторга.
— Котик мой, драгоценный мой, ненаглядный…
— Солнышко, Глашенька, милая…
Ну вот, пожалуйста, до беготни по двору дело не дошло.
Влюбленные застряли на лестнице, с которой теперь доносились до Агнессы сладкие причитания.
Между тем до свадьбы оставалось два дня, и она бы ни за что не поручилась, что торжество состоится. Эти двое в последний момент запросто могут переругаться или, наоборот, от избытка чувств и жажды романтики сбежать от приглашенных на конец света.
А она, Агнесса, отдувайся здесь! Одна-одинешенька!
Нет уж, надо брать дело в свои руки, хватит быть пассивным зрителем. В конце концов, Эдик — единственный близкий человек, и ей небезразлична его судьба. И если он сам сейчас мало что соображает, Агнесса просто обязана ему помочь. То есть, им обоим — ополоумевшим от страсти.
* * *
— Странно это все, — насупился Артем. — Ладно приехать он не может, а позвонить? Неужели нет времени к телефону подойти?— Сам позвони.
— Так не берет же трубку!
Еремеич покосился на внука с лукавой ухмылкой. Тот гневался вполне серьезно и серьезно же недоумевал. Тридцать лет парню, а что он в жизни видел? Казарму, море, горы, простые и понятные мужские радости.
— Вот влюбишься, тогда поймешь, как это можно к телефону не подходить, — проговорил дед тоном старушки-вещуньи.
Артем с досадой чертыхнулся.
— Я с тобой серьезно, а ты мне — «влюбишься»! Эдька же взрослый человек, ну! Должен понимать, что друзья волнуются. Дело опять же стоит. Ты же знаешь, мы каждую неделю собираемся…
— А теперь ему не до этого, — хмыкнул Еремеич. — Ты, Темка, рассуждаешь как пацан малолетний и, вдобавок, как эгоист!
Артем решил, что с него хватит. Вылез из-за стола и ушел во двор — посоветоваться с Никой. Но та никаких версий по поводу странного поведения Эдика не дала.
Он попытался додуматься сам. Допустим, эта невеста — Агриппина, что ли? Ах, нет — Глафира! — сексуальная террористка. Или, например, боится, что жених сбежит накануне свадьбы. Вот и не выпускает его никуда, даже к телефону. Ну, а сам Эдька чего же? Неужто не понимает, чем это грозит?! На заводе и в сочинском филиале не появляется, работа стоит, Степка с Сенькой вопят благим матом, не умея справиться с клиентами-самодурами. Эдик же знает, что близнецов без присмотра оставлять нельзя, они вмиг от его конторы камня на камне не оставят. Только под его чутким руководством агентство по недвижимости цвело и благоухало, а братья выполняли четкие инструкции друга вполне добросовестно.
Не иначе, как затмение приключилось в Эдькиных мозгах.
А если эта его Фекла — тьфу ты, Глафира! — решит, что ему вообще работать необязательно, не говоря уж о том, чтобы просто встречаться с друзьями?! А если затмение не временное, а навсегда?!
И станут они изредка перезваниваться, справляясь о здоровье друг друга и обсуждая погоду. В редкие праздники соберутся за столом, а Горгона — да нет же, Глафира! — чинно поставит на стол поднос с кофейником и белоснежными салфетками. И даже ретивым близнецам не удастся ее победить, и на рыбалку Эдька не пойдет, и над шутками Степана смеяться перестанет, и распекать рассеянного Семена, назначающего свидание трем девицам сразу, будет ему некогда, и горячие, веселые споры с Артемом о политике и прочей дребедени вряд ли уже его увлекут.
До свиданья, друг мой, до свиданья, угрюмо подумал Артем.
— Ты бы лучше с Эдуарда пример взял, чем костерить его на все лады, — неслышно подобрался дед.
Артем подивился дедовой проницательности, но насчет примера возразил.
— Хочешь, чтобы я в дом какую-нибудь грымзу приволок, да? — усмехнулся он невесело.
— Почему грымзу? Найди девушку хорошую.
Что дед под этим подразумевал, выяснить не удалось, потому как во двор с приветственными криками ввалились два молодца. Те, что одинаковы с лица.
Лица были привычно небриты, дочерна загорелы и хитровато ухмылялись.
— Вот здорово, что ты дома! — заорал Семен. — Давай, собирайся!
— А где ему быть, если не дома? — ворчливо заметил дед. — В горах все тихо, на море — наоборот. Видали, небось, как штормит. Вот и сидим.
— Здрасте, Кондрат Еремеич, — опомнились близнецы и принялись с обеих сторон трясти деду руки.
Артем смотрел исподлобья.
— Вы чего такие вздрюченные-то? Что случилось?
— Я же говорю, — обернулся Семен, — Эдька пропал, давай собирайся!
— Что ты его путаешь? — втиснулся между ними Степка. — Это не Эдька пропал, а жена его пропала!
— Да я же фигурально выражаюсь! — сердито откликнулся тот. — Эдик совсем башку потерял от любви! Вот в этом смысле! А ты…
— Потеряешь башку, коли жена сбежала! — перебил Степан.
— Да не жена она ему еще! — жарко возразил Семен. — Вот если бы мы с тобой с катушек съезжали, когда от нас девицы сбегают, че бы было?
— От меня лично никто не сбегает!
Артем знал, что вмешиваться и задавать наводящие вопросы бесполезно, можно запутаться еще больше. Поэтому он внимательно слушал перепалку, невозмутимо засунув руки в карманы.
— Дед, ты меня к ужину не жди, там, видать, все серьезно, — решил Артем, свистнул Нику и стал продвигаться на выход.
Еремеич ворчливо заметил, что дружба — дружбой, но вмешиваться в дела семейные — глупо. А главное — бессмысленно.
— Да вы бы его видели, дядя Кондрат! — закатил глаза Семен и готов был разразиться очередной вдохновенной тирадой, но брат пихнул его в бок и потащил вслед за Артемом.
Еремеич крикнул, чтобы они не смели лезть на рожон и даже не думали при такой волне отправляться к Эдику по воде.
Артем, не оборачиваясь, спросил:
— А что-то машины я не слышал, вы пехом притопали?
— Так мы прямо из конторы, Эдька-то нам позвонил, орет, бедняга, что есть мочи, бред какой-то несет, типа, детективов мне наймите, найдите жену!
— Невесту, — уточнил Артем. — Так что, он дома, что ли?
— Ну, да, а мы что говорим?! Одна тачка сломалась, на другой водитель уехал…
— А с яхтой он не справится в такой шторм, — понял догадливый Артем.
Картинка вырисовывалась — полный абзац! Накануне свадьбы куда-то подевалась невеста, а жених с горя умом тронулся, вдобавок оказался отрезанным от внешнего мира и бредил по телефону о детективах и спецагентах, которые должны ему помочь. Понятно, что на эту роль будет сейчас пробоваться Артем Кондратьевич. Лишь бы Афоня не подвела.
Берег был пустым, если не считать за живых существ вздыбленные волны, яростно облизывающие песок, будто оголодавшая псина. От ветра закладывало уши, как на большой высоте, и растрепанная Ника, лишившись обычной солидности, стала похожа на шаловливого бесенка.
— Не скачи ты так, — одернул ее Артем, — щас как окатит, будешь скулить в три горла.
Ника презрительно фыркнула и продолжала молча и упорно охотиться на «барашков». В итоге ее все-таки накрыло с головой, и через секунду раздался оглушительный вой прилизанного, мокрого черта. Артем проворчал, что предупреждал.
— Может, нам тоже ополоснуться? — предложил Сенька, но в ответ на это Ника завыла еще громче, глянула на него жалостливо и помчалась к яхте.
— Идите скорей, а? — поторопил Артем, зная по опыту, что братья на самом деле могут залезть сейчас в море.
— Эх, люблю я с тобой кататься, — взбираясь на палубу, потер ладони Степан.
Сенька тоже воодушевленно оглядывался.
Все, что было связано с риском, вдохновляло их невероятно. Именно поэтому Артем отказался похлопотать за друзей, когда те тоже решили служить в МЧС. Банальная истина о том, что в экстремальных условиях голова должна оставаться холодной и трезвой, к ним совершенно не относилась. От риска ребята пьянели в сто раз больше и быстрей, чем от самого лучшего вина из запасов Эдуарда.
— Мы в бирюльки будем играть или едем дело делать? — сердито осведомился Артем, когда Степан попытался настоять, чтобы яхта шла под парусами.
— Так романтичней, — с придурковатой усмешкой заявил он, — и это… интересней же!
Согнать братьев с палубы не представлялось возможным, а управлять Афоней, когда под руку лезут два здоровых идиота, было трудно. Артем матерился сквозь зубы, объясняя, как что работает и почему. Это повторялось каждый раз, когда близнецы оказывались на борту и уже на следующий день всю теорию забывали, требуя практики.
Честное слово, он был к ним очень привязан, но их детское легкомыслие иногда бывало особенно невыносимо.
Впрочем, злость всегда помогала ему лучше соображать и четче действовать. Меньше, чем через час, Артем причалил к берегу.
Он весьма смутно представлял, что говорить Эдику: успокаивать его или, наоборот, как следует прочистить мозги. Ничего подобного раньше с ними не случалось. И даже любвеобильные братья не попадали в такие переделки, а если и теряли девиц, то шибко по этому поводу не переживали.
По всему выходила очень деликатная ситуация, в которой Артем чувствовал себя распоследним идиотом. Все, что связано с женщинами, представлялось ему трудным, нелепым, противоречивым и таинственным.
Найти бы девушку хорошую, как давеча советовал Еремеич. Может, с хорошими-то полегче, а? Может, они не смотрят на мужика, как на дикого зверя, которого непременно нужно приручить и выдрессировать?! Может, им — хорошим — все равно, что он рожей не вышел, что работа всегда у него будет на первом месте, а друзья — на втором. Может, хорошая-то девица согласится на третье?
И еще будет терпеливой, как схимница, преданной, как жена декабриста, тихой и смирной, как немая бабка-молочница Авдотья. Больше и мечтать не о чем.
Ах нет, пусть еще формы имеет пышные, чтобы детей легко рожать.
Собственные мысли привели его в крайнее замешательство. Конечно, наивным романтиком Артем не был, но и не думал никогда вот так, будто корову на рынке выбирая. С другой стороны, Эдик вон по любви вроде собирался жениться, а корова, — тьфу, то есть невеста! — сбежала!
Правда, это еще следовало выяснить подробней. Может, ее похитили? Или заблудилась сдуру?
Прибавив шагу, он направился к воротам, автоматически прислушиваясь к очередной перепалке братьев.
Клуб «Три богатыря», полночь
Тамара вдруг смолкла на полуслове.
— Ну, а дальше что? — поторопила Соня. — О чем вы договорились-то?
— Потом, — сквозь зубы пробормотала та, — Ладка идет.
Сонька удивленно обернулась.
Ладка шла не одна, за ее спиной маячил весьма довольный собой Митька. Когда она увидала его у больницы, решила, что ей самой пора пройти курс лечения. После того розыгрыша с повесткой Митька сделал все возможное, чтобы общение с ней свести до минимума. Она уж его и успокаивала, и извинялась со страшной силой, ничего не помогало. А тут — нате вам! Подвезу, говорит.
— И куда ты едешь? — придя в себя от изумления, поинтересовалась она. — Я живу совсем в другой стороне.
— Знаю я, где ты живешь. Я тебя к девчонкам везу, соскучились они.
— Так мы с Тамарой вчера виделись.
— А на Соньку, значит, тебе плевать?
Лада усовестилась и больше не сопротивлялась. Хотя сил на тусовку с друзьями совсем не было. Вот уснет она прямо за столиком, будут знать!
— Слушай, да она вся зеленая, — испуганно прошептала Сонька. — Что же это делается?..
— То-то! Думаешь, зря я шум подняла? — удовлетворенно кивнула Тамара. — Только смотри, не брякни чего.
Сонька тотчас изобразила радостную мину и заворковала:
— Ладушка, золотце, сто лет тебя не видела! Митька, как это ты догадался ее вытащить?
Вот ради того и вытащил, хмуро подумал он. Разве кто из Сонькиных хахалей станет так выкобениваться? Нет, не ценит она его совсем, не ценит.
— Привет, — Ладка устало плюхнулась в кресло, — что отмечаете?
— А ничего, просто так сидим, болтаем. Как зачет? Сдала?
— А то! А у вас как? Реклама по-прежнему двигатель прогресса?
Сонька весело согласилась, что так и есть, то и дело бросая на Тамару вопросительные взгляды. Та расценила их по-своему и решительно вклинилась в разговор.
— Девочки, я тут на днях такую передачу видела клевую по ОРТ, вот умеют же снимать, когда хотят!
Ладка заинтересованно повернулась к подруге, Сонька в недоумении смолкла.
— Тебе бы вот тоже посмотреть, — Тамара незаметно ткнула ее в бок, — там реклама такая тонкая, просто блеск. Они среди зрителей разыгрывают путевки… ммм… на разные курорты и… э… мм… ну еще что-то, какие-то призы, в смысле. Хорошие вроде.
Импровизация так себе получилась. Мало того, что Тамара совершенно не умела врать, так еще никто и не подумал ей помочь. Что им стоило поддержать, а? Мол, тоже видали. Или они никак не въедут в смысл затеи?
В принципе, она и сама толком этого смысла не понимала, поэтому и смотрела на ребят с ожиданием.
— Слушай, я тоже, кажется, видел, — нерешительно произнес Митька, озаренный догадкой. — Правда, хорошая передача.
— А ты видела, Лад? — быстро спросила Тамара. Та покачала головой, старательно сдерживая зевок.
— У меня же телека нет, вы что, забыли? Тамара об этом прекрасно помнила и именно на это рассчитывала.
План обретал все более четкие очертания. Главное — чтобы Ладка не заснула на самом интересном месте, и хотя бы минимум информации в ее голове отложился.
Придумывая на ходу детали, Тамара принялась расписывать остальные достоинства несуществующей передачи, особенно напирая на то, что подавать заявку на розыгрыш призов вовсе не обязательно. Мол, компьютер сам выбирает из числа всех российских граждан, и не важно даже, смотришь ты телевизор или нет.
Очень грубая мистификация, но ничего лучше не придумывалось. Сонька смотрела на подругу восхищенно, Митька едва сдерживал смех, поддакивая что было сил, и общими усилиями они кое-как завершили партию.
Не блестяще, конечно, но начало положено.
— А у тебя с твоей-то передачей все нормально? — ожила Ладка, не дав себе даже труда задуматься, с чего вдруг друзей заинтересовал какой-то телевизионный лохотрон.
— Конечно, — отмахнулась Тамара, — я же звезда! И папочка опять-таки всегда под боком. Слушайте, ребята, вы меня извините, но я побегу, у меня важная встреча.
Такого поворота сюжета никто не ожидал. Даже Ладка, силясь не свалиться от усталости, попыталась подругу удержать. Сонька разозлилась невероятно, вызвалась проводить Тамару до дверей, а там устроила ей настоящий допрос с пристрастием.
— Что все это значило, а? Что за бред?
— Я тебе потом все расскажу. Вы ее проводите, а то смотри, она уже носом клюет.
— А ты куда сорвалась?
Тамара сказала куда, и подруга досадливо постучала себя по лбу.
— Совсем сдурела? Час ночи! Он тебя выгонит взашей и будет прав!
— Не выгонит! У нас общее дело, и я придумала, как его провернуть!
— Дура! — высказалась Соня, не заботясь о реверансах. — Хочешь мужика в койку затащить, так чего горы воротить-то? Ну, объясни ты ему все популярно, он же свободный человек, не гомик, не дурак и, скорее всего, не импотент! Чего Ладкой-то прикрываться?!
Тамара потупилась и заявила, что никого в койку затаскивать не собирается. То есть, может быть, кого-то и запросто, а вот Пашку — не хочет. То есть, хочет, но не так.
— А как? — завопила Сонька, вконец запутавшись.
— Я за него замуж хочу, Сонь, — взгляд у Тамары был серьезным, трезвым и очень решительным.
— Ну и ну! — покачала головой подруга. — А я и не знала, что свадьбу теперь играют только после того, как родственников жениха облагодетельствуют по полной программе!
Язвительный тон нисколько не смутил Томку, глаза ее продолжали светиться спокойно и ясно. Соня разозлилась окончательно.
— Ты мне объясни, — потребовала она, — что за ерунду ты там плела про передачу? Зачем? То есть, зачем — это я поняла. Непонятно, как это тебе с Пашкой поможет. Ты же хочешь Ладке подсунуть путевку, да? Чтобы наш гордый буревестник улетел на юг, не страдая комплексами, так?
Тамара кивнула. В целом все было правильно.
— И что, Пашка, по-твоему, проникнется к тебе благодарностью, оценит широту души и решит, что был не прав, все эти годы не обращая на тебя внимания?
— Так далеко я не загадывала, — медленно проговорила Тамара. — Ты не понимаешь, Сонь, я просто сейчас радуюсь…
— Чему, идиотка?
— Что мы видимся, разговариваем о чем-то. Это тоже важно. А главное, он на меня уже не смотрит как на малолетнюю дуру!
— Потому что ты дура великовозрастная! — пылко объяснила подруга. — Том, неужели поедешь все-таки? Ведь детский сад натуральный! Ну, дождись хотя бы утра.
Утро вечера мудреней, это да. Но ждать невыносимо. И ничего не изменится за несколько часов, разве что решимость испарится под яркими лучами солнца.
— Поеду, — махнула Тамара.
Сонька вздохнула и поплелась к столику.
Может, ей тоже влюбиться? Вот хотя бы в Митьку, взять и влюбиться. А то ей-Богу, скучно! Надоело все!
И Вовчик с его огромными возможностями, мелкими придирками, мимолетными ласками, тугим кошельком и непомерным хвастовством. И замредактора Погодин, раз в неделю у нее ночующий, а остальное время трусливо обходящий ее за три версты. И мальчик Денис, бывший сокурсник, ставший перспективным юристом, обстоятельным и высокомерным — как в конторе, так и в постели.
Ужас до чего удавиться хочется!
И кровать-то была не ее!
И белье чужое, и потолок незнакомый. Что же такое они вчера отмечали, раз она так напилась и не помнит, куда и с кем приехала?!
Очередной клин явно не удался, не то чтобы имени, но и внешности его Тамара себе не представляла.
Из глубины квартиры вдруг донеслось тихое пение и звякнуло что-то. Она подскочила в кровати.
Ну, конечно! Идиотка! Это Пашкин голос, Пашкина постель, Пашкин же потолок и его подушки!
Не может быть!
Она не забыла бы, если бы…
А ничего и не было, вот в чем дело. Ровным счетом ничего. Она подтянула коленки к подбородку и стала вспоминать прошедшую ночь. Кажется, действительно, много выпила. Кажется, делала это одна, стоя в тихом уютном дворике под его окнами. Интересно, до серенады дозрела или обошлось? Кажется, обошлось. Но у двери, терзая звонок, она все-таки напевала что-то под нос, подбадривая себя перед тяжким испытанием.
— Ну, а дальше что? — поторопила Соня. — О чем вы договорились-то?
— Потом, — сквозь зубы пробормотала та, — Ладка идет.
Сонька удивленно обернулась.
Ладка шла не одна, за ее спиной маячил весьма довольный собой Митька. Когда она увидала его у больницы, решила, что ей самой пора пройти курс лечения. После того розыгрыша с повесткой Митька сделал все возможное, чтобы общение с ней свести до минимума. Она уж его и успокаивала, и извинялась со страшной силой, ничего не помогало. А тут — нате вам! Подвезу, говорит.
— И куда ты едешь? — придя в себя от изумления, поинтересовалась она. — Я живу совсем в другой стороне.
— Знаю я, где ты живешь. Я тебя к девчонкам везу, соскучились они.
— Так мы с Тамарой вчера виделись.
— А на Соньку, значит, тебе плевать?
Лада усовестилась и больше не сопротивлялась. Хотя сил на тусовку с друзьями совсем не было. Вот уснет она прямо за столиком, будут знать!
— Слушай, да она вся зеленая, — испуганно прошептала Сонька. — Что же это делается?..
— То-то! Думаешь, зря я шум подняла? — удовлетворенно кивнула Тамара. — Только смотри, не брякни чего.
Сонька тотчас изобразила радостную мину и заворковала:
— Ладушка, золотце, сто лет тебя не видела! Митька, как это ты догадался ее вытащить?
Вот ради того и вытащил, хмуро подумал он. Разве кто из Сонькиных хахалей станет так выкобениваться? Нет, не ценит она его совсем, не ценит.
— Привет, — Ладка устало плюхнулась в кресло, — что отмечаете?
— А ничего, просто так сидим, болтаем. Как зачет? Сдала?
— А то! А у вас как? Реклама по-прежнему двигатель прогресса?
Сонька весело согласилась, что так и есть, то и дело бросая на Тамару вопросительные взгляды. Та расценила их по-своему и решительно вклинилась в разговор.
— Девочки, я тут на днях такую передачу видела клевую по ОРТ, вот умеют же снимать, когда хотят!
Ладка заинтересованно повернулась к подруге, Сонька в недоумении смолкла.
— Тебе бы вот тоже посмотреть, — Тамара незаметно ткнула ее в бок, — там реклама такая тонкая, просто блеск. Они среди зрителей разыгрывают путевки… ммм… на разные курорты и… э… мм… ну еще что-то, какие-то призы, в смысле. Хорошие вроде.
Импровизация так себе получилась. Мало того, что Тамара совершенно не умела врать, так еще никто и не подумал ей помочь. Что им стоило поддержать, а? Мол, тоже видали. Или они никак не въедут в смысл затеи?
В принципе, она и сама толком этого смысла не понимала, поэтому и смотрела на ребят с ожиданием.
— Слушай, я тоже, кажется, видел, — нерешительно произнес Митька, озаренный догадкой. — Правда, хорошая передача.
— А ты видела, Лад? — быстро спросила Тамара. Та покачала головой, старательно сдерживая зевок.
— У меня же телека нет, вы что, забыли? Тамара об этом прекрасно помнила и именно на это рассчитывала.
План обретал все более четкие очертания. Главное — чтобы Ладка не заснула на самом интересном месте, и хотя бы минимум информации в ее голове отложился.
Придумывая на ходу детали, Тамара принялась расписывать остальные достоинства несуществующей передачи, особенно напирая на то, что подавать заявку на розыгрыш призов вовсе не обязательно. Мол, компьютер сам выбирает из числа всех российских граждан, и не важно даже, смотришь ты телевизор или нет.
Очень грубая мистификация, но ничего лучше не придумывалось. Сонька смотрела на подругу восхищенно, Митька едва сдерживал смех, поддакивая что было сил, и общими усилиями они кое-как завершили партию.
Не блестяще, конечно, но начало положено.
— А у тебя с твоей-то передачей все нормально? — ожила Ладка, не дав себе даже труда задуматься, с чего вдруг друзей заинтересовал какой-то телевизионный лохотрон.
— Конечно, — отмахнулась Тамара, — я же звезда! И папочка опять-таки всегда под боком. Слушайте, ребята, вы меня извините, но я побегу, у меня важная встреча.
Такого поворота сюжета никто не ожидал. Даже Ладка, силясь не свалиться от усталости, попыталась подругу удержать. Сонька разозлилась невероятно, вызвалась проводить Тамару до дверей, а там устроила ей настоящий допрос с пристрастием.
— Что все это значило, а? Что за бред?
— Я тебе потом все расскажу. Вы ее проводите, а то смотри, она уже носом клюет.
— А ты куда сорвалась?
Тамара сказала куда, и подруга досадливо постучала себя по лбу.
— Совсем сдурела? Час ночи! Он тебя выгонит взашей и будет прав!
— Не выгонит! У нас общее дело, и я придумала, как его провернуть!
— Дура! — высказалась Соня, не заботясь о реверансах. — Хочешь мужика в койку затащить, так чего горы воротить-то? Ну, объясни ты ему все популярно, он же свободный человек, не гомик, не дурак и, скорее всего, не импотент! Чего Ладкой-то прикрываться?!
Тамара потупилась и заявила, что никого в койку затаскивать не собирается. То есть, может быть, кого-то и запросто, а вот Пашку — не хочет. То есть, хочет, но не так.
— А как? — завопила Сонька, вконец запутавшись.
— Я за него замуж хочу, Сонь, — взгляд у Тамары был серьезным, трезвым и очень решительным.
— Ну и ну! — покачала головой подруга. — А я и не знала, что свадьбу теперь играют только после того, как родственников жениха облагодетельствуют по полной программе!
Язвительный тон нисколько не смутил Томку, глаза ее продолжали светиться спокойно и ясно. Соня разозлилась окончательно.
— Ты мне объясни, — потребовала она, — что за ерунду ты там плела про передачу? Зачем? То есть, зачем — это я поняла. Непонятно, как это тебе с Пашкой поможет. Ты же хочешь Ладке подсунуть путевку, да? Чтобы наш гордый буревестник улетел на юг, не страдая комплексами, так?
Тамара кивнула. В целом все было правильно.
— И что, Пашка, по-твоему, проникнется к тебе благодарностью, оценит широту души и решит, что был не прав, все эти годы не обращая на тебя внимания?
— Так далеко я не загадывала, — медленно проговорила Тамара. — Ты не понимаешь, Сонь, я просто сейчас радуюсь…
— Чему, идиотка?
— Что мы видимся, разговариваем о чем-то. Это тоже важно. А главное, он на меня уже не смотрит как на малолетнюю дуру!
— Потому что ты дура великовозрастная! — пылко объяснила подруга. — Том, неужели поедешь все-таки? Ведь детский сад натуральный! Ну, дождись хотя бы утра.
Утро вечера мудреней, это да. Но ждать невыносимо. И ничего не изменится за несколько часов, разве что решимость испарится под яркими лучами солнца.
— Поеду, — махнула Тамара.
Сонька вздохнула и поплелась к столику.
Может, ей тоже влюбиться? Вот хотя бы в Митьку, взять и влюбиться. А то ей-Богу, скучно! Надоело все!
И Вовчик с его огромными возможностями, мелкими придирками, мимолетными ласками, тугим кошельком и непомерным хвастовством. И замредактора Погодин, раз в неделю у нее ночующий, а остальное время трусливо обходящий ее за три версты. И мальчик Денис, бывший сокурсник, ставший перспективным юристом, обстоятельным и высокомерным — как в конторе, так и в постели.
Ужас до чего удавиться хочется!
* * *
Она потянулась осторожно, боясь разбудить кого-то рядом, и покосилась на другую половину кровати. Странно, но там никого не было.И кровать-то была не ее!
И белье чужое, и потолок незнакомый. Что же такое они вчера отмечали, раз она так напилась и не помнит, куда и с кем приехала?!
Очередной клин явно не удался, не то чтобы имени, но и внешности его Тамара себе не представляла.
Из глубины квартиры вдруг донеслось тихое пение и звякнуло что-то. Она подскочила в кровати.
Ну, конечно! Идиотка! Это Пашкин голос, Пашкина постель, Пашкин же потолок и его подушки!
Не может быть!
Она не забыла бы, если бы…
А ничего и не было, вот в чем дело. Ровным счетом ничего. Она подтянула коленки к подбородку и стала вспоминать прошедшую ночь. Кажется, действительно, много выпила. Кажется, делала это одна, стоя в тихом уютном дворике под его окнами. Интересно, до серенады дозрела или обошлось? Кажется, обошлось. Но у двери, терзая звонок, она все-таки напевала что-то под нос, подбадривая себя перед тяжким испытанием.