1. Архаистическая литературная теория была вовсе не необходимо связана с реакцией александровского времени. Самое обращение "к своенародности" допускало сочетание с двумя диаметрально противоположными общественными струями - официальным шовинизмом александровской эпохи и радикальным "народничеством" декабристов. Борьба за высокие жанры, с одной стороны, за просторечие против маньеризма - с другой, могла сочетаться с борьбой против аристократической кружковщины в литературе, против изящной, но небольшой "литературы для немногих", и в этом смысле как нельзя более подходит к радикальной общественной позиции 20-х годов (в этом направлении действовал Кюхельбекер).
   2 и 3. Неясности, существовавшие у старших архаистов по второму и третьему пунктам, были распутаны в полемике младших в 1820-1821 гг.
   Архаисты с их борьбой против эстетизма и маньеризма были, так сказать, прирожденными полемистами, причем полемические их выступления принимали обычно форму скандала.
   Литературные скандалы закономерно сопровождают литературные революции, и в этом смысле громкие скандалы архаистов перекликаются с еще более громкими скандалами футуристов.
   Полемические выступления младших архаистов относятся главным образом к 1812-1816 гг. и к 1822-1824 гг.
   Полемика ведется на всем протяжении 20-х годов (еще к 1828 г. относится жестокая стычка по поводу статьи о русской литературе, помещенной в Атласе Бальби одним архаистом, 15 односторонней и отсталой вызвавшей отповедь Полевого), 16 но вершины полемики относятся именно к этим трем периодам.
   В 1815/16 г. ведется жестокая борьба против Жуковского, причем застрельщиком выступает старший архаист Шаховской в "Липецких водах", но истинный смысл борьбы, ее глубокие основы выясняют младшие архаисты, Катенин и Грибоедов, и в борьбе против баллады Жуковского, и в полемике вокруг баллады Катенина.
   В 1822 г. вокруг "Опыта краткой истории русской литературы" Греча завязывается полемика Катенина и Бахтина (ученика Катенина) с Бестужевым, Гречем и Сомовым, помогающая уяснить взгляды архаистов на состав литературного языка и на разное значение старых авторитетов, которые у старших архаистов смешивались в одно.
   Наконец, к 1824 г. относится полемика Кюхельбекера относительно высоких и средних литературных жанров, связанная с вопросом о литературном стиле.
   6
   Младшие архаисты, объединяющиеся вокруг Катенина, продолжают борьбу против мелких форм, против господства "средних родов", против эстетизма, причем эта борьба ведется по двум основным линиям - отрицания жанров, связанных с понятием "новой литературы", и противопоставления им других. При этом "средние роды" в архаистической окраске связаны с именем Катенина, а попытка воскрешения высоких лирических форм XVIII в. - с именем Кюхельбекера.
   Годы 1815-1817 можно назвать одним из ответственных начальных пунктов полемики младших архаистов; в 1815 г. выходят "Липецкие воды" Шаховского; 17 к 1815 г. относится начало деятельности "Арзамаса"; 18 к 1816 г. полемика вокруг баллады; к 1817 г. - комедия Грибоедова и Катенина "Студент", начиненная пародиями на Жуковского.
   Замечательна полемика вокруг "Леноры" Жуковского и "Ольги" Катенина. * В этом последнем произведении усмотрели и, конечно, совершенно правильно, литературное направление, резко противополагавшее себя победившему. Критика Гнедича была направлена против стилистических особенностей баллады Катенина, которые критика связывала с архаистической традицией: "Такие стихи
   Хоть и варяго-росски,
   Но истинно - немного жестки". 19
   Обвинение в простоте "не поэтической", в "оскорблении вкуса и рассудка", "логики и грамматики", в прозаизмах соединялось у Гнедича с защитою принципов перевода Жуковского, который "знал, что Ленору, народную немецкую балладу, можно сделать для русских приятною не иначе, как в одном только подражании". 20 На защиту Катенина выступил Грибоедов. В резкой статье 21 он защищает основные особенности архаистического "среднего" стиля: "Он (рецензент. - Ю. Т.) вообще непримиримый враг простоты..." "Слово: туpк, которое часто встречается и в образцовых одах Ломоносова и в простонародных песнях, несносно для верного слуха г. рецензента". В стиле "Людмилы" Жуковского подчеркиваются черты сглаженности и эстетизма: "Как хорошенько разобрать слова Людмилы, они почти все дышат простотою и смирением, за что же бы, кажется, ее так жестоко наказывать?" "Этот мертвец слишком мил; живому человеку нельзя быть любезнее" и т. д.
   * См. "Сын отечества", 1816, ч. 30. стр. 150-160.
   Крайне любопытно то место статьи, где Грибоедов протестует против требований "пристойности", заодно задевая Жуковского: "Стих "В ней уляжется ль невеста" заставил рецензента стыдливо потупить взоры: в ночном мраке, когда робость любви обыкновенно исчезает, Ольга не должна делать такого вопроса любовнику, с которым готовится разделить брачное ложе. - Что ж ей? предаться тощим мечтаниям любви идеальной? - Бог с ними, с мечтателями; ныне, в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос".
   Нападение "молодого кандидата Беседы" (так назвал Грибоедова Батюшков) замечательно тем, что перенесло борьбу с литературным эстетизмом в новую плоскость. Младшие архаисты избирают объектом нападения на всем протяжении 20-х годов главным образом Жуковского. Это не значит, конечно, что прекращаются нападки па Карамзина и Дмитриева; но в течение 20-х годов Карамзин и Дмитриев были не столько литературными деятелями, сколько авторитетами. На неприкосновенность этих авторитетов и нападают архаисты. В этом смысле и пишет Катенин * в 1828 г.: "Слова всей нахальной шайки: столько услуг, столько заслуг заслуживают сильного возражения; что за неприкосновенная святыня в словесности? Что ж такое на поверку Карамзин и Дмитриев? Мои безделки и мои безделки".
   В 1834 г. он радуется по поводу статьи Сенковского "Скандинавские саги". "Заметьте, что persiflage ** над Карамзиным уже не считается за уголовное преступление". Между тем отношение к Карамзину как таковому у Катенина вовсе не "хулительское" и даже осторожное. Он требует осторожной критики "Истории" Карамзина, отмежевываясь от Каченовского.
   В 20-х годах центральное место в полемике занял живой и центральный поэт Жуковский.
   Но Жуковский был объектом нападений и вследствие спорности своей позиции. И в вопросах стиля, и в вопросах тем, и в большом вопросе о лирических жанрах он занимает половинчатое положение новатора-реформиста, сглаживающего острые углы литературных вопросов, и не удовлетворяет ни своих друзей, ни врагов. Порою кажется, что "своих" он не удовлетворяет даже больше, чем врагов. Вяземский не может примириться с однообразием его тем. "Жуковский слишком уже мистицизмует, то есть слишком часто обманываться не надобно: под этим туманом не таится свет мысли... Он так наладил одну песню, что я, который обожаю мистицизм поэзии, начинаю уже уставать... Поэт должен выливать свою душу в разнообразных сосудах, Жуковский более других должен остерегаться от однообразия: он страх как легко привыкает". ***
   Эту борьбу против тем Жуковского с еще большей энергией ведут, разумеется, архаисты. Кюхельбекер в своем выступлении 1824 г. пародирует темы Жуковского, почти буквально перечисляя особенности пейзажа элегистов его направления, Катенин в 1828 г. связывает движение архаистов с борьбой против стиля и тем Жуковского в стихах и Бестужева в прозе: "Все, везде и всегда возвращаются к почтенной старине, наскучив фиалками, незримым и шашками узденей". ****
   * См. также соответствующие места в кн. "Письма П. Л. Катенина к Н. И. Бахтину" (Материалы для истории русской литературы 20-х и 30-х годов XIX в.). Со вступительной статьей и примечаниями А. А. Чебышева. М., 1911, стр. 104-105, 152-153, 220 (в дальнейшем - "Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину").
   ** Насмешка (франц.). - Прим. ред.
   *** Остафьевский архив кн. Вяземских, т. I. СПб., 1899, стр. 305. Письмо от 5 сентября 1819 г.
   **** "Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину", стр. 102, 103.
   Многочисленны и пародии на Жуковского. 22
   В вопросе о поэтическом языке Жуковский занимает непростую и спорную для современников позицию. Заслужив гонение со стороны архаистов за сглаженный стиль, выслушивая и от друзей немало горьких истин по поводу своего "дворцового романтизма", он, однако, тоже ищет выхода в "просторечии", в "народной" лексике, значительно, впрочем, иных, нежели у архаистов.
   Такова его "Утренняя звезда" 1818 г., простонародность лексики которой вызвала нападки друзей и которую в 1828 г. Пушкин поставил рядом с "Ольгой" Катенина.
   В 1818 г. Вяземский и Тургенев даже побаиваются за направление Жуковского. * "Сделай милость, смотри за ним в оба, - пишет Вяземский Тургеневу. - Я помню, как он пил с Чебышевым и клялся Катениным. С ним шутить нечего. "Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas". ** В первую субботу напьется с Карамзиным, а в другую с Шишковым". 23 1818 год должен быть отмечен вообще как кризис "карамзинизма", как год колебаний. Батюшков, к огорчению Вяземского и Тургенева, почти примирился с поэзией Мерзлякова и к негодованию обоих друзей нашел у него "пламенные стихи". 24 К 1818 же году относится сближение Пушкина с Катениным.
   * Остафьевский архив, т. I, стр. 129.
   ** "От великого до смешного только один шаг" (франц.). - Прим. ред. *** "Сын отечества", 1825, № 2, стр. 202, 204, 205. Ж. К. 28 "Письма на Кавказ".
   В особенности же спорным казался жанр, выдвинутый Жуковским, переводная баллада. Это имеет свои основания. Переводный жанр, готовый жанр был незаконен в эпоху, когда лирика искала новых жанров. "Переводность" Жуковского раздражает и друзей и врагов. Жуковский "бесит" Пушкина в 1822 г.: "Пора ему иметь собственное воображенье и крепостные вымыслы"; 25 "Дай бог, чтобы он начал создавать". 26 Выход стихотворений Жуковского в 1824 г. вызывает более чем холодный отзыв Пушкина (ср. письмо Жуковскому от мая-июня 1825 г.). 27
   В 1825 г. делается резкий выпад против Жуковского в "Сыне отечества": "Все почти произведения сего поэта состоят из переводов, которые не всегда близки и подлинны, и из подражаний, довольно удачных, но своего у него очень мало... Жуковский не первый поэт нашего века... Было время, когда наша публика мало слыхала о Шиллере, Гёте, Бюргере и других немецких романтических поэтах, - теперь все известно: знаем, что откуда заимствовано, почерпнуто или переиначено. Поэзия Жуковского представлялась нам прежде в каком-то прозрачном, светлом тумане; но на все есть время, и этот туман теперь сгустился". ***
   В неисторическом плане легко, конечно, говорить о том, что "переводы Жуковского - самостоятельные его произведения" и что ценность их не уменьшается от того, что они переводы, но если мы учтем огромное значение жанров для современников, то станет ясно, что привнесение готовых жанров с Запада могло удовлетворить только на известный момент; новые жанры складываются в результате тенденций и стремлений национальной литературы и привнесение готовых западных жанров не всегда целиком разрешает эволюционную задачу внутри национальных жанров. (Так, по-видимому, теперь обстоит дело с западным романом. Привнесение готовых жанровых образований с Запада, готовых жанровых сгустков не совпадает с намечающимися в эволюции современной русской литературы жанрами и вызывает отпор).
   Это отчасти объясняет и борьбу за русскую балладу, которую ведет Катенин против баллады Жуковского с иностранным материалом. В фабульной поэзии иностранный материал был легок, русский же умещался с трудом. Но жанры Жуковского именно поэтому воспринимались как готовые. Его переводы не удовлетворяли не тем, что это были переводы, а тем, что они ощущались как жанровая стилизация, перенесение готовых вещей.
   Состязание Катенина с Жуковским за балладу было, в сущности, борьбой за жанр - "средний род". Катенин в "Убийце", "Ольге", "Наташе", "Лешем" создает, в противовес "готовой" балладе Жуковского с западным материалом, "русскую балладу", где "просторечие" и "грубость", установка на быт, на натуру. на натурализм фабулы мотивируют самый жанр, делают его не стилизацией, а оправданным национальным жанром. Вместе с тем фабульные детали "русские" и "натуралистические" со своей стороны оправдывают "просторечие", подобно тому как впоследствии Даль мотивировал жанром народной сказки ввод в прозу диалектизмов.
   Это именно и устанавливается E той отраженной, повторной полемике, которая снова вспыхнула по поводу баллад Катенина в 20-х годах. Бахтин, верный последователь и ученик Катенина, в 1823 г. отвечает на нападки Бестужева. "Старинное поверье о леших подало мысль г. Катенину сочинить балладу, которой бы чудесное мы привыкли слушать в народных сказках: качество, необходимое для того, чтобы баллада не казалась нам нелепою выдумкой сочинителя, и качество довольно редкое в известных мне русских балладах". Конечно, намек на Жуковского. * Эта русская баллада была выходом в "натурализм", уже явно намечавшийся в 20-х годах, и разрешением вопроса о поэтическом языке.
   * "Вестник Европы", 1823, январь и февраль "О стихотворениях г. Катенина" (сообщено), стр. 123-124, 203.
   С первой точки зрения автор той же статьи пишет: "Содержание "Убийцы"... взято, вероятно, с действительного происшествия; по крайней мере сочинитель рассказывал оное так, что я невольно ему верю..." "Смысл сей песни напоминает балладу Жуковского "Ивиковы журавли", переведенную им из Шиллера. Там журавли, здесь месяц служат к открытию убийц; но последнее к нам ближе; мы видим в "Убийце" весь быт крестьянский и не сомневаемся, что все так было, как рассказал сочинитель".
   По поводу же языка Катенина возгорелась, как известно, сильная война. Бахтин считает его вполне мотивированным: "Итак слова сии ("плешивый месяц". - Ю. Т.) говорит не сочинитель, а крестьянин, говорит их в некотором роде исступления, с горькою насмешкою..." Подобно этому слово "мухомор", кажущееся Бестужеву комическим, мотивировано для Бахтина натуралистическим "бытом", данным в "Лешем".
   Борясь просторечием с "приятным" языком, своими резкими метрическими нововведениями Катенин боролся с приятным "благозвучием".
   В 1825 г. Кюхельбекер писал: "...у нас были и есть поэты (хотя их и немного) с воображением неробким, с словом немногословным, неразведенным водою благозвучных, пустых эпитетов. Не говорю уже о Державине! По таков, напр., в некоторых легких своих стихотворениях Катенин, которого баллады: Мстислав, Убийца, Наташа, Леший, еще только попытки, однако же (да не рассердятся наши весьма хладнокровные, весьма осторожные, весьма не романтические самозванцы-романтики!) по сю пору одни, может быть, во всей нашей словесности принадлежат поэзии романтической. * В этой же статье Кюхельбекер подчеркивает эстетическое значение архаистической шероховатости и грубости, тех "недостатков" и "уродств", которые имели живое эволюционное значение в пору сглаженности поэтического стиля.
   * "Сын отечества", 1825, № 17, стр. 68-83. "Разбор фон дер Борговых переводов русских стихов".
   (Не забудем, что это отзыв 1825 г.; в 1820 г. для Кюхельбекера были еще неприемлемы смелые "недостатки" Катенина, 29 которые в этом отзыве уже осознаны "достоинствами".)
   Этот отзыв интересен для нас многим. Имя Державина всплыло не случайно у Кюхельбекера; в борьбе с малой формой и малым стилем шероховатая "грандиозность" Державина была и знаменем и совершенно определенной традицией (Кюхельбекер стилизует Державина, Катенин переводит его на французский язык и т. д.), противопоставляемой гладкости стиля и легкости языка поэзии младших карамзинистов.
   Жанр державинской сниженной оды, "бытовой" сатирической оды был столь ж комбинированным жанром, как натуралистическая "русская" баллада Катенина; оба жанра резко рвут с эстетической абстрактностью среднего штиля; именно низкая лексика, именно снижение к быту способствует оживлению образа.
   "Низкий" и "высокий" штиль и жанры - органически связанные между собою явления; "средний" же враждебен им обоим.
   Здесь связь между обеими тенденциями архаистов - к снижению и возвышению (одновременно) литературного языка.
   Поэтому Катенин в первой четверти XIX в. собственно проделывает уже часть пути, проделанную впоследствии сполна Некрасовым; достаточно сравнить с первыми полупародиями баллад Жуковского у Некрасова катенинскую балладу "Убийца" (тут же отметим, что Пушкин считал ее лучшею балладою Катенина): 30
   В селе Зажитном двор широкий,
   Тесовая изба,
   Светлица и терем высокий,
   Беленая труба.
   ...Хозяин, староста округа,
   Родился сиротой
   Без рода, племени и друга
   С одною нищетой.
   ...Большая чрез село дорога:
   Он постоялый двор
   Держал, и с помощию) бога
   Нажив его, был скор...
   ...Но что чины, что деньги, слава,
   Когда болит душа?
   Тогда ни почесть, ни забава,
   Ни жизнь не хороша.
   ...Один в лесу день целый бродит,
   От встречного бежит,
   Глаз напролет всю ночь не сводит,
   И все в окно глядит.
   Особенно когда день жаркий
   Потухнет в ясну ночь...
   ...Да полно, что! Гляди, плешивый!..
   Полупародическая подробность: "И все в окно глядит" - из "Рыцаря Тогенбурга" - одинаково встречается и у Некрасова ("Извозчик"). А на такой прозаизм, как "особенно", не всегда дерзал даже и Некрасов. 31
   И не удивительно, что из-за "Ольги" и "Убийцы" поднялись толки о "зависти" Катенина к Жуковскому (Гнедич), - здесь была литературная борьба, которая иногда отзывалась пародированием. (Это, конечно, не было пародированием, - средства были здесь по отношению к балладе Жуковского пародические, но функция этих средств была другая - стилеобразующая, преобразовывающая, а не комико-сатирическая. 32) И единомышленники Катенина отмечали это состязание его с Жуковским, ставя его в ряд с другими "соперничествами", другими литературными состязаниями: "Кто пишет такие стихи, тот не имеет нужды завидовать чужим дарованиям. Притом же, неужели Державин, который после Ломоносова перекладывал в стихи Псалом "Блажен муж" и проч., заслуживает названия завистника? Неужели житель Тентелевой деревни назовет сим именем г. Крылова за то, что он после г. Дмитриева писал басни: "Два голубя", "Дуб u трость" и "Старик и трое молодых"? * Здесь борьба Катенина с Жуковским приравнена - и по основам бесспорно справедливо - к аналогичной борьбе архаистической и простонародной басни Крылова с эстетизированной басней Дмитриева.
   "Механизм стихов" Катенина вызывал почти огульное отрицание враждебной критики; порицали его и сторонники - Кюхельбекер в 1820 г. и Бахтин в 1828 г. 33 Благоприятный отзыв Пушкина одинок. На отзыве Пушкина придется остановиться ниже. Пока отмечу, что младшие архаисты - страстные новаторы в области стиха. Кюхельбекер очень внимательно относится к проблеме метра и рифмы (см. ниже), а Катенин немало внимания уделяет вопросу о новых метрах. И тот и другой стремятся отойти в сторону от развития четырехстопного ямба, культура которого, развитая легкой поэзией карамзинистов, достигла вершины у Пушкина. Катенин одним путем, Кюхельбекер другим стремятся обойти ее. Катенин пишет "Мстислава Мстиславича" двенадцатью различными метрами; здесь наряду со своеобразным гекзаметром даны метры, представляющие обработку стиха художественной "песни", предсказывающую Кольцова, и другие, уже предсказывающие Полежаева и Лермонтова, а то и более позднюю смену классической традиции четырехстопного ямба.
   Ритмико-синтаксические фигуры в его "Ольге" - необычайной важности стиховой этап. Здесь дан рисунок, использованный Пушкиным ** (и впоследствии сознательно канонизованный Блоком):
   * "Вестник Европы", 1823, январь и февраль, стр. 214.
   ** Следует отметить популярность как раз этой строфы: Катенин пишет Бахтину в 1823 г.: "Вы куплет: Так весь день она рыдала и пр., так же как Грибоедов, особенно любите, я предпочитаю ему: На сраженьи пали шведы". "Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину", стр. 42.
   Так весь день она рыдала,
   Божий промысел кляла,
   Руки белые ломала,
   Черны волосы рвала...
   Ольга (1815)
   Ср. у Пушкина
   Ныне церковь опустела;
   Школа глухо заперта;
   Нива праздно перезрела;
   Роща темная пуста...
   Пир во время чумы (1830)
   Сюда же относится работа Катенина над строфой (октава, терцины), связанная с вопросом об эпопее - большой стихотворной форме.
   Окольный метрический путь, избранный Катениным, широкой струей вливается в русскую поэзию в лирике Некрасова. Метрические пути, обходившие Пушкина и его эпигонов, естественно конвергировали, совпадали с путями, обходившими культуру пушкинского стиха в се позднейших преломлениях. Вместе с тем "простонародный натурализм" Катенина, особенно сказавшийся в его лексике, ведет и к общему сходству Катенина с Некрасовым. Так в разные эпохи один тип лексики находится в соотношении, в корреляции с одним типом метрики. О "влиянии" здесь говорить, по-видимому, не приходится, но приходится говорить о некотором единстве, которого сами писатели могли и не сознавать. Это явление "совпадения", но вовсе не случайного, а вызванного глубокой аналогией исторических причин, - явление, которое удобнее всего назвать "литературной конвергенцией".
   Ср. катенинский элегический стиль с некрасовским:
   С жизненной бурей борюсь я три года,
   Тpи года милых не видел в глаза.
   Рано с утра поднялась непогода;
   Смолкни, хоть поздно, лихая гроза.
   Что ж? может, счастливей буду, чем прежде;
   С матерью свидясь, обнявши друзей.
   Полно же, сердце, вернися к надежде;
   Чур, ретивое, себя не убей.
   Грусть на корабле
   И лексически, и синтаксически, и метрически эта элегия - вызов элегическому стилю и карамзинистов и Пушкина: полное отсутствие перифразы и натуралистические подробности ("три года"), намеренно "нагая", вульгаризованная лексика ("не видел в глаза", "рано с утра"), прозаический синтаксический ход ("Что ж? может...") и метр - четырехстопный дактиль делают эту элегию некрасовской до Некрасова.
   Таков же метр:
   Вздохи тяжелые грудь воздымают;
   Пот с кровью смешанный каплет с главы;
   Жаждой и прахом уста засыпают;
   На ноги сил нет подняться с травы.
   Мстислав Мстиславич
   Таковы в особенности дактилические рифмы при этом метре, сменяющиеся мужскими:
   Горе смутителю пепла священного!
   Кара жестокая ждет дерзновенного.
   Горе Пелидов прервавшему сон!
   Страшен и в гробе разгневанный он.
   Власти божественной дивное знаменье,
   Воздух, и море, и древо, и каменье
   Движутся жизнию, станут на казнь,
   Горе преступнику, миру боязнь.
   Здесь и принципы "высокой" лексики архаиста Катенина согласуются со своеобразными принципами "высокой" лексики Некрасова и самый синтаксис близок ему.
   Поразителен строфический enjambement в четырехстопном амфибрахии, характерный для Некрасова, и столь же характерное интонационное пересечение стиха вводным предложением у Катенина:
   Но юный пастух, беззаботное чадо,
   Единый (знать боги счастливца хранят),
   Что утро, то гонит блеющее стадо;
   И в полдень, как овцы насытятся, спят,
   Он ладит цевницу, поет и играет.
   Затихнет и ветер, и волны, и лес...
   В лирике Катенина наличествуют черты некрасовского стиля. Он был как бы Некрасовым 20-х годов в характернейшем своей лирики, в балладе (ср. в особенности "Убийца"). *
   Мы увидим, что Пушкин отбирал в поэзии Катенина именно "преднекрасовское", а в теории - основу этого "преднекрасовского".
   Поэзия Катенина, вызывая оживленные нападки в 15-м и 20-х годах, к 30-м годам - мертвое явление. Полевой в своей рецензии 1833 г. говорит о Катенине как о давно забытом писателе. **33а Один Пушкин не устает задумываться над принципами поэтического творчества Катенина.
   * Конечно, это "преднекрасовское" зерно перемешано у него со многими другими. Так, принципы катенинской лексики в соединении с высокой фабулой дают у Катенина явления, близкие к парадной "народности" Алексея Толстого:
   Нескудное вено прияла сестра
   От щедрого Августа брата:
   Премного он звонкого дал ей сребра,
   Немало и яркого злата.
   Все хвалят княгиню красна и добра.
   Разумна, знатна и богата.
   Старая быль
   ** Ср. В. Миллер (в 30-х годах): "Между ним и молодым поколением легла целая бездна, через которую нельзя было им перейти, ни подать друг другу руки" (В. Миллер. Катенин и Пушкин. В кн.: "Пушкинский сборник", под ред. А. И. Кирпичникова. СПб., 1900, стр. 37).
   7
   Защита высокого стиля и жанра была с большим оживлением и шумом проведена Кюхельбекером в 1824 г. Но самый вопрос о них, равно как и вопрос о большой стиховой форме, был затронут в полемике 1822-1823 гг., в которой приняли участие Катенин, А. Бестужев, Греч, Жандр и Бахтин. Полемика ведется в 1822-1823 гг. вокруг "Опыта краткой истории русской литературы" Греча. 34
   Катенин в полемической статье настаивает на том, чтобы держаться пути, намеченного Ломоносовым, достигшим своей цели "приближением русского языка к славянскому" и "церковному", отдельное существование которых Катенин готов уже признать.
   "Должны ли мы сбиваться с пути, им так счастливо проложенного? Не лучше ли следовать по нем, и новыми усилиями присваивать себе новые богатства, в коренном языке нашем сокрытые?" * Высокий стиль необходим, пока существуют высокие жанры: "Знаю все насмешки новой школы над славянофилами, варяго-россами и пр. Но охотно спрошу у самих насмешников: каким же языком писать эпопею, трагедию или даже всякую важную благородную прозу? ** Легкий слог, как говорят, хорош без славянских слов; пусть так, но в легком слоге не вся словесность заключается: он даже не может занять в ней первого места; в нем не существенное достоинство, а роскошь и щегольство языка. Исключительное предпочтение всего легкого довело до того, что хотя число стихотворцев (время прозы еще не настало) и умножилось, а число творений уменьшилось... почти все критики, а за ними и большая часть публики, расточают... вредную похвалу за красивые безделки и тем отводят... от занятий продолжительных и прочных... Сравните старых наших писателей с нынешними... они боролись с большими трудностями: каждый в своем роде должен был создать язык, и заметьте мимоходом, что которые более держались старого, менее устарели; самые неудачи их могут еще служить в пользу их последователям, но последователей нет". 35