Страница:
— Мы вас понимаем, потому что сами не блещем,— поскорее успокоил я местного барина. — Но давайте лучше о чем-нибудь более веселом. У вас, наверное, и жена есть?
— У меня много жен. — Хозяин-барин глянул на Шошану, даже замер, будто прислушавшись к ней. Потом огласил фемке свой вердикт. — Вы мне не годитесь, чувствуется рука другого настройщика.
— И это тоже правильно,— с облегчением выдохнул я.
Хозяин поместья проделали еще одну дыру, которая спешно срослась за нами, и мы оказались в емкости, чем-то напоминающей хлев. Только встретились там не коровы, а некие гнусные студни, дружно потянувшиеся к нам, едва мы появились.
— Амебные колонии, живой белок,— познакомил нас хозяин. — Амебки у нас передовые, усовершенствованные. Есть у колоний, например, нервные, а вернее, сигнальные столбы и другие специализированные клетки — это поработали человеческие гены. Поэтому наши амебки куда сообразительнее, чем их дикие собратья… Ну-ка, Дусь. — “животновод” покрошил на пол белкового порошка. И странная Дуся, чтобы скушать весь корм, растеклась, стала еле заметной слизью, простроченной ниточками нервных столбов. Хозяин достал кусочек сахара, и Дуся сползлась в столбик, даже встала “на задние лапки”, чтобы псевдоподиями слизнуть сладкое с руки.
— Кто-нибудь хочет поиграть с Дусей?
Не взирая на наш дружный отказ, хозяин гордо провозгласил:
— Вот оно пищевое будущее человечества!
С этими словами нельзя было не согласиться, я бы даже убрал из лозунга эпитет “пищевое”.
— Напрасно скоморошничаете, молодой человек,— уловил мои мысли владелец поместья,— у нас лишь благодаря этим студенькам поголовье еды превысило поголовье едоков и людоедство стало предметом осуждения на товарищеских судах. Поинтересуйтесь у Джульетты, как ее песочили и прорабатывали после позавчерашнего человекоедства.
— Я бы лучше спросил об этом по радио, чем в личной беседе,— отклик мой был несколько вяловат.
Следующая емкость оказалась чем-то вроде тронного зала. Там имелось кресло пилота, свинченное с какого-то разбившегося космического корабля. Человек заставил его подкатиться к себе и уселся в довольно величественной позе. По бокам встали сущие черти — тоже его детишки, наверное. На их головах и загривках не просто шевелились, а активно по-змеиному извивались хипповые волосы — кажется, это были кожные отростки со стрекательными клетками. Черти опирались на длинные руки, причем были заметны столбики разрядных батарей — а ля скат — на предплечьях. Иногда страшные личности для демонстрации своих способностей пропускали разряды между ладоней. Порой черти со звуком закипающего чайника сплевывали (извиняюсь) длинной подвижной слюной, которая уползала по-пластунски в темный угол. Наверное, она работала в разведке. Я дотронулся до одного ползающего плевка носком ботинка, который сразу зашипел, обгорая — и это несмотря на то, что был керамическим с металлической пропиткой. Едкие слюнки-то.
— Ну, так что двойники? — продолжил беседу барин, имеющий сейчас черты сходства с Вельзевулом.
Не отвечать в присутствии чертей было неудобно, только потянись мы к своему вооружению, они нас своими длинными руками, сильными разрядами да ядовитыми ползиками-плевками замочили бы в пять секунд.
— Дублей слепили в подвалах производственного сектора “Дубков” из нитеплазмы,— якобы охотно принялся объяснять я. — А это другой вид материи. Из невидимой же нитеплазмы состоит живое существо — Плазмонт. Оно прорастает сквозь планету, как грибница, а также сеет разумное, доброе, вечное — на свой взгляд. Нитеплазменное существо роняет споры в души людей, засевает эти самые протогены или что там еще. От него не найдешь спасу. В свое время Плазмонт поддался “Дубкам”, дал собой попользоваться, но потом полностью завладел фирмой.
— Здесь Плазмонта пока нет,— задумчиво произнес суперпапа. — Но если он, действительно, существует, то, наверное, хочет быть везде и во всем. Я его вполне понимаю, хотя вряд ли бы с ним ужился. Не зря же свершения в творческой области, попытки создать что-нибудь нетленное происходят по прямой нисходящей линии от желаний какого-нибудь вожака бабуинов, который хотел осеменить всех самочек и запечатлеться в массе маленьких обезьянок. Я вот лично куда ближе к этому обезьяньему вожаку, чем к нынешним творцам из сферы науки и искусства… Значит, папа Плазмонт собрался осеменить все и сделать весь мир своим продолжением. Ну что ж, его нельзя назвать неправым. Он прав.
— Но, по-своему,— испуганно напомнил я.
— Тоже верно. Меня ваш Плазмонт в ближайшее время не тронет. Если ему любы сотрудники “Дубков”, то я и мои ребятишки еще долго будут казаться ему неаппетитными. В общем, вам, чиновнику, фему и старателю — какое идеальное, прямо монументальное сочетание, просящееся в бронзу — надо выбираться отсюда. Я имею в виду не свои владения, пользуйтесь ими сколько влезет, а Меркурий.
— Но выбраться с него невозможно. Отсутствие денег, новых персон-карт, а также запечатленные в картотеках отпечатки пальцев и физиономий, все это страшно мешает преодолеть турникет, ведущий на стартовую площадку.
Барин усмехнулся. Потом стянул рукой свое усмехающееся лицо, в смысле снял маску, которая продолжала лыбиться, перекочевав на полку. Но заместо первой рожи у хозяина теперь потешно гримасничала вторая.
— Как вы теперь убедились, личина — дело вкуса. Я вам помогу во всем, пожалуй, кроме персон-карт. Этим не занимаюсь.
— Спасибо, хозяин. — А ничего старичок-то!
— Спасибо за “спасибо”. Но мне понадобиться кое-что еще. Я хочу сделать не вырезку как многие, а врезку. Подсадить вам ма-а-ленького симбиота. Это всего лишь скромный комочек нервной ткани, который, при проползании в вас нитеплазмы, свистнет мне кое о чем.
Вот блин! Но у нас ведь космократия. И каждый того стоит, чего он может придумать новенького. За это почет и уважение. Вот на Земле изобретатели и рационализаторы частенько попадали в разряд бесов. Но ведь оттого Земля и зачахла, и живет теперь на наше пособие.
Ничего тут не попишешь. Даже если симбиот станет из маленького большим и заменит мои мозги собой, если превратит меня в биоробота, который будет по команде сосредоточенно воровать белье из прачечной, все равно придется соглашаться. И мы единодушно согласились под недовольное ворчание Кравца.
На следующий день все было готово. В том числе маски для изменения наших физиономий, состряпанные из какой-то органики, квазиживой, а возможно снятой с трупов. При нас эти мерзкие рожи доставали из банок, где они прорастали на специальных рельефах, долго промывали и даже наводили макияж. Наконец их притерли к нашим лицам и мы стали похожи на представителей царства мертвых. Однако через Аниму на искусственную рожу вполне автоматически передавались кое-какие эмоции и она быстро приобрела среднедебильный вид. А на пальцы было наживлено полипептидное покрытие с чужими “отпечатками”. Еще хозяин подарил каждому по “ведьмацкому” браслету из металлопластика, который по одному мыслеусилию растекался в защитно-ударную рукавицу.
Мы прилежно упражнялись с новыми и интересными членами нашего тела, когда началась облава. Сверху посыпалась щебенка, затрясся воздух — кто-то направленными взрывами пробивался в убежище. Через продолбленные шурфы первым делом шмыгнули пузырьки. Уже в помещении основная их часть, совокупившись, родила три больших пузыря, на которых нарисовались изображения. Таким образом возникло три фигуры Леонтия Мудрого, которые стали вещать менторскими голосами посредством дрожащей мембраны пузырей:
— Всем оставаться на своих местах. Входы-выходы надежно перекрыты. Сейчас в тоннели будет подан усыпляющий газ. Ложитесь на бок или живот — во избежание удушения рвотными массами — и засыпайте. Но не вздумайте удирать. В противном случае мы будем вынуждены произвести бегущий вакуумный взрыв.
Появление тройного призрака майора оказалось весьма неприятной неожиданностью. Тем более, что тот строго заявил, обращаясь к местному предводителю.
— Учти, Петя Мутный, если ты станешь покрывать лейтенанта Терентия и его шоблу, тебе не поздоровится вместе со всей Мудодеевкой.
Конечно, ничего ужасного, просто отреагировали зрительные рецепторы — мембраны пузырей покрыты сыпью из таких глазков — и пленочные процессоры отработали алгоритм “прямого обращения”.
Однако ни меня, ни Кравца с Шошаною ушлый призрак не заметил — ведь мы как раз усиленно тренировались с маскировочными рожами.
Вслед за пузырьками в шурфы посыпался красный порошок.
— Я его узнал, полундра. Он ничем не смывается, он сигналы подает,— заголосил кто-то из возбужденных граждан Мудодеевки. И было отчего. От такого порошочка человек становился радио— и оптическим маяком. А следовательно, любой боеприпас с пеленгующим устройством на него пускай — хоть ракету, хоть киберпса, хоть биоробота-птеродактиля — не промахнешься.
Тут уж все присутствующие бросились врассыпную — тучи порошка стремились прилепиться к любому, кто обладал поверхностным электростатическим зарядом.
Мы, не забыв захватить все свои подарки, кинулись за каким-то карликом, попутно спалив бластером изрядное количество приставучего порошка. Увязаться за главарем Петей Мутным не было никакой возможности, потому что он, никого не приглашая с собой, разверз мыслеусилием стальной борт цистерны, шагнул вперед и тут же сомкнул его за собой. Карлик — кажется, оразумленная, или как еще говорят образумившаяся, за счет подсадки человеческих генов, крыса — не мог разверзать металл, но знал все щели. Что весьма пригодилось, потому что вместе с шариками, накачанными газом — который одновременно веселил и усыплял — в подземелье были брошены киберпауки. Те лихо ползали, наводились на тепло, запах и силуэт, и от их укусов человек околевал. Надеюсь, что не навсегда.
Впрочем, черти-стражники тоже не лыком шиты, отчаянно боролись с ними, поражая молниями и заплевывая едкой слюной. Но то — черти, а то — мы. Однако и на этих гвардейцев нашлась отмычка, или вернее удавка: биороботы-змеи из квазиживых полимеров. Ползучих гадов электрические разряды не брали, а ядовитые плевки уязвляли лишь слегка. К тому же эти робоаспиды сами кусались ядом. Все было похоже на картинку из букваря, где Лаокоон с парнями позорно проигрывает змеям.
Несмотря на напряженность атмосферы я вспомнил рекламу одного медучреждения: “Для лечения используются укусы пчел, в тяжелых случаях укусы змей, в безнадежных — укусы тигров.”
На моих глазах черт по имени Сережа лихими прыжками растоптал головы трем робоаспидам, а одного, уловив за хвост, раскрутил и сплющил ударом об пол. Но другая хитрая гадина, вовремя высунувшись из шпигата, зацепила ему ногу хвостом и подсекла. А когда боец свалился, застилавшие пол квазиживые пластиковые пиявки — товарищи змеероботов — дружно пустили кровь. Сережа еще недолго поплавал в красной луже, но вскоре замер.
Но вот и мне не повезло: королевская киберкобра откуда-то свалилась на мою голову. Змееборство складывалось неудачно. Пластиковые мускулы обернули тварь вокруг меня, причем крепко прихвачена была правая вооруженная рука, кольцо почти наложилось на шею, разинутая пасть уже наводилась на тепловое излучение лакомой яремной вены. Я едва успел перехватить врага за горло, но силы на неравную борьбу отсутствовали. И тут мой пытливый меркнущий взор приметил вентилятор. Я, резко крутанувшись, попытался сунуть змеюгу под лопасть. Она ослабила захват, чтобы завязаться узлом на решетке вентилятора, и моя выпроставшаяся рука чиркнула ей лазерным ножиком по тепловизорам. Гадина засуетилась в наступивших для нее потемках, я же окончательно вырвался из ее нелюбовных объятий и стал резво догонять своих.
Вначале трап повел меня наверх, туда, где проходила линия чанов-дезинтеграторов. Там несколько чертей, облепленных маячным порошком, боролось с неотступно преследовавшими их шестиногими кибершакалами (сокращенно, церберами). Люки чанов, словно приглашая куда-то, были призывно открыты. Церберы меня не тронули, но один из чертей почему-то увязался следом.
— Мне велено задержать тебя. — Я полуобернулся, желая прошмыгнуть мимо, но он схватил меня за запястья, причем сзади.
Вот так номер. Гипнотический газ видимо вызвал в отпрыске Пети Мутного большое доверие к словам Леонтия-призрака насчет лейтенанта и его шоблы. И если киберзвери не смогли меня опознать, то этот загипнотизированный хорошо знал, кто я такой, не взирая на маски.
— Я и сам собрался сдаваться с повинной, пусть меня перевоспитывают.
— Усыпив такими словами его бдительность, резко присел, как будто упал в обморок. Чертяка склонился, а я рванул свои руки вверх и, ухватив его за загривок, швырнул через себя вперед. Да так, что тот и плюнул ядовито, и разряд пустил, когда уже поздно было. Меня дернуло и ожгло, но мутант уже влетел башкой вперед в распахнутый люк чана. Мигом двое церберов жадно впились в задницу моего нечаянного противника, и он, рванувшись от позора, отправился прямиком в кишечник, называемый дезинтегратором. Производственный агрегат, само собой, радостно ухватившись полимерным ротком, сразу утянул нежданную добычу. А я многосаженными прыжками припустил в атмосфере страха по коридору, в конце которого было два хода — вверх и вниз. Я выбрал низ, но все равно чуть не потерялся. Лишь топот Кравцевских башмаков, затихающий в стороне фильтровальной станции, позволил мне спринтерским броском настичь улепетывающих товарищей.
Фильтры представляли из себя ребристые цилиндры, под которыми был аварийный проток с ныне раскрытыми клапанами. Едва мы сунулись в него и поползли по склизкой поверхности, как десяток киберпауков увязалось за нами с неприятным стрекочущим звуком. Ощущение ужаса в беззащитных лодыжках заставило меня избрать тактику “скачущего крокодила”, отчего я выбрался первым из протоки. Следом преодолела дистанцию Шошана. Кравец слишком активно отстреливался и чересчур медленно, из-за большого пуза, крался, отчего его и укусили. Но он, упорно продолжая ползти, успел выпростать голову из люка.
Но не больше. Испустив страшное древнемонгольское ругательство из трех букв, наш шериф дернулся и затих — ясно, что надолго. Наклонился я, протянул руку, чтобы ухватить его за шиворот, тут черный шестиногий гад и впился мне в кисть. Ага, не вышло — подвижная металлопластиковая кожура спасла меня — обломав злодею острые хелицеры, я вытащил Кравца из теснины. Вслед за ним выбежало еще трое паучков, на его спине выехал еще один гад, самый ленивый. Звери поскакали прямо на нас, и заодно по стенам, чтобы свалиться с потолка на беззащитную голову. Однако Шошана, мгновенно и точно все рассчитав, в три прыжка — со стены на стену — передавила трех охотников на человека. На четвертого я лично набросил ветошь и, сорвав его с многострадального тела шерифа, сладострастно смял каблуком. После чего можно было опустить поднятую крышку последнего клапана.
Все-таки Кравец еще ничего отделался. Стальные подметки башмаков и опять же металлопластиковые перчатки избавили его от нескольких неприятных укусов. Но два — в плечо и колено все-таки достали крутого парня. Анима Кравца сообщала — токсин пока распознать не удается, однако ясно, что на кору мозга и всякие там синапсы напало торможение. Я шерифу вколол шприц-пистолетом пару ампул гемоочистителя и стал ждать. Впрочем, когда еще Кравец очухается, если не подобрать правильный антитоксин. К тому же, воспользовавшись суматохой, опытный карлик смылся в совершенно неизвестном направлении. А еще кто-то упорно скребся с той стороны клапана на манер кибертысяченожки. Печальную диспозицию завершало то, что мы находились в грязной шелудивой цистерне, довольно глубокой, куда-то наверх вели редкие скобы, вделанные в стенку.
— Шуруй-ка по лесенке,— велел я Шошане,— разведай, куда ведет. А еще лучше тикай отсюда. Ты у нас самый ценный кадр. Я останусь тут с Кравцем. Авось, он очухается и мы выберемся.
— Шуруй-ка сам,— воспротивилась Шошана. — Ты и есть ценный кадр, тебе давать показания перед Советом Генеральных Уполномоченных.
Она отчасти права — коли взялся за большое дело, то умей бросать товарищей на произвол судьбы, когда это разумно. Но сама-то отказалась от такого варианта.
— Ладно, я побываю с разведывательными целями наверху и спущу какой-нибудь трос, если полезно будет поднять Кравца.
Я вскарабкался по скобам на несколько метров вверх, дальше поверхность преобразилась из отвесной в наклонную и уперлась, в конце концов, в люк. Тот был заперт снаружи, что само по себе неплохо, если б не начал он открываться без моего участия.
Я вовремя сместился в сторону, в распахнутый люк кто-то посмотрел, но меня не приметил, затем просунулось в цистерну дуло плазмобоя и сержант Мухин показал свою кочан. Тут по всем правилам драматургии вступил я:
— Ни с места… мой резак нацелился на твою шею. Зря ты ее предъявил. Раз — и умная голова укатится.
Я помигал узкофокусированным лучом, чтобы вызвать доверие к своим словам. Сержант не стал дергаться, но косил глаза, пытаясь опознать того, кто захватил его врасплох. Если он даже что-то разглядел, то опознать меня под новой образиной, конечно же, не смог. Я проверил его демонометром — споры (уже или еще) не было.
— Рожа незнакомая, но голос известный,— заскрипел пересохшей глоткой сержант. — Очередная проделка лейтенанта Терентия. Надеюсь, одна из последних.
— Ты чего так озлобился, Мухин? Мы что мало с тобой вместе говна съели?
— Ты лучше вспомни, как послал ребят на штурм “Вязов” и снял группу прикрытия. Семь трупаков — это тебе мало для злобы? А потом скрылся, прихватив всю кассу с наличностью.
— Мухин, разве я мог такое учудить? Зачем мне атаковать “Вязы”, если я сговорился с их генеральным директором не трогать друг друга? Ты же видел, что он, как миленький, явился в управление улаживать дела. Зачем мне было снимать группу прикрытия? Я что, воевать совсем не умею? И если бы спер я кассу, ты бы разве повстречал меня на этой помойке? Правильно?
— Когда уберешь свой резак, тогда будет правильно.
— Рано еще… Теперь попытайся не понять, это может быть сложно для тебя, а хотя бы поверить. Мы с Шошаной и Кравцем отправились в “Дубки” за Дыней и, что интересно, застукали его там. Но обратно вернулись уже не мы! А наши двойники, слепленные из особого теста, из нитеплазмы. — Наспех, в виде “краткого курса”, поведал я вынужденно внимающему Мухину про проделки демона. — …Этот гад-паразит — вор без закона. Он упрет у тебя и внешность, и энергию, и мысли из башки, а в конце просто сожрет без гарнира. Половина “дубков” и “вязов” уже либо полные оборотни-конвертанты, либо люди, трахнутые бесом и оплодотворенные его семенем.
— Мамальфею твою за ногу, даже если и так, у меня ноет шея. И едва станет полегче, я накину на тебя наручники.
— Меня, не доведя до суда, шлепнут “при попытке к бегству”, а нитеплазменный демон слопает всю Солнечную систему. Таков будет итог твоей исполнительности… Теперь после того, что я сказал, больше не стану угрожать твоей шее. Давай свои наручники, ты, погубитель рода человеческого.
Я отвел резак. Момент был ответственный, наручники-самохваты прыгают внезапно, чего доброго и не успею их поймать. Мухин, видимо, томился мучительным размышлением. Внезапно из-за его спины послышался топот и голос:
— Чего ты там закопался?
— Да ничего, просто тут киберпауки передрались, интересно стало,— после тяжелой паузы отозвался Мухин и вылез. Безымянные башмаки затопали дальше, а сержант снова забрался в цистерну и даже закрыл за собой люк.
— Действительно, этот, как ты говоришь, двойник, подозрительно себя вел,— забормотал Мухин. — Большинству невдомек, но я ведь с тобой неплохо знаком. Думал, какого-то токсина лейтенант объелся. Вот, например, до похода в “Дубки” ты со мной здоровался: “Привет, Мухин-Цокотухин”. А после того, вдруг: “Салям, Цеце-Мухин”. Стал приветствовать также, как перед отпуском. Что показалось странным, ты ведь никогда не повторялся, этого у тебя, подлеца, не отнимешь…
Я, воспользовавшись смятением бывшего коллеги, стал по-быстрому ковать железо.
— В общем, мне нужны три чистые персон-карты, две мужские и одна женская, чтоб рост в них был указан метр восемьдесят пять — метр девяносто.
— Ясное дело, лейтенант, хочешь умотать отсюда.
— Я доберусь до Марса, и если мы, люди, еще не просрали все окончательно, вернусь сюда с батальоном внутренних войск. Сам стану главой чрезвычайной администрации, ты — начальником полиции.
— Ничем тебе персон-карта не поможет. Если таковая сыщется, то разве что на какого-нибудь неучтенного покойника. В ней будут его отпечатки пальцев указаны и его внешние данные. Кроме того, мне пора вылезать отсюда, кроме опоновцев в облаве участвуют люди из “Вязов”.
— Вылезай и забудь об отпечатках и внешних данных. Это я беру на себя. Персон-карты оставь в тайничке, а именно в бачке туалета, того, что в салоне массажных дел “Перед и Зад”. Закрепи там получше клейкой лентой, чтоб не смыло.
— Ну, смотри. Если дуришь меня, лично вышибу тебе гнилушки из башки,
— рявкнул Муха.
— Не волнуйся, запасной кочан у меня тоже имеется.
— Через минут десять вылезайте из этой цистерны, сколько вас там, и по коридорчику дуйте налево до вентиляционной шахты — ее мы уже почистили,
— сержант стал выбираться из цистерны.
Елки… Кравец, извини, выскочил ты у меня из…
— Стой, Муха, чуть не забыл. Что помогает против укуса киберпаука? — сержант молча бросил мне ампулу и закрыл за собой крышку.
Все правильно, паук может цапнуть и полицейского, если тот, попавшись на пути, запоздает с ответом на запрос “свой-чужой”. Поэтому сегодня доблестному ОПОНу выдали антитоксин. Я заторопился вниз. С Шошаной было все в порядке, только неподалеку валялась расплавленная тысяченожка, которую девушка вежливо запустила в цистерну в ответ на скреб в дверь. Но Кравец был такой же бесполезный и бледный.
— Ты чем там занимался? — поинтересовалась Шошана.
— Да встретил приятеля, потолковали малость,— бесхитростно признался я. Потом зарядил мухинской ампулой шприц-пистолет и впрыснул инъекцию подлецу бесчувственному в шею. Через пару минут шериф стал возвращаться “из полета”, вначале открыл бестолковые глаза, потом с кряхтеньем и иканьем сел.
— Проснись, пока не обворовали,— предупредил я его.
— Произошло важное событие, только я забыл какое… — произнес он не слишком внятно. — …А где пауки? — наконец, вполне очухался соратник.
— Меньше бы им задницу подставлял,— сурово осудил я. — Через пару минут нам надо быть в вентиляционной шахте.
— Ой, мутит,— пожаловался Кравец,— как будто вчера засосал литр полимеровки.
— Ничего, тяжело в лечении, легко в гробу,— утешил я верного временами товарища.
19
— У меня много жен. — Хозяин-барин глянул на Шошану, даже замер, будто прислушавшись к ней. Потом огласил фемке свой вердикт. — Вы мне не годитесь, чувствуется рука другого настройщика.
— И это тоже правильно,— с облегчением выдохнул я.
Хозяин поместья проделали еще одну дыру, которая спешно срослась за нами, и мы оказались в емкости, чем-то напоминающей хлев. Только встретились там не коровы, а некие гнусные студни, дружно потянувшиеся к нам, едва мы появились.
— Амебные колонии, живой белок,— познакомил нас хозяин. — Амебки у нас передовые, усовершенствованные. Есть у колоний, например, нервные, а вернее, сигнальные столбы и другие специализированные клетки — это поработали человеческие гены. Поэтому наши амебки куда сообразительнее, чем их дикие собратья… Ну-ка, Дусь. — “животновод” покрошил на пол белкового порошка. И странная Дуся, чтобы скушать весь корм, растеклась, стала еле заметной слизью, простроченной ниточками нервных столбов. Хозяин достал кусочек сахара, и Дуся сползлась в столбик, даже встала “на задние лапки”, чтобы псевдоподиями слизнуть сладкое с руки.
— Кто-нибудь хочет поиграть с Дусей?
Не взирая на наш дружный отказ, хозяин гордо провозгласил:
— Вот оно пищевое будущее человечества!
С этими словами нельзя было не согласиться, я бы даже убрал из лозунга эпитет “пищевое”.
— Напрасно скоморошничаете, молодой человек,— уловил мои мысли владелец поместья,— у нас лишь благодаря этим студенькам поголовье еды превысило поголовье едоков и людоедство стало предметом осуждения на товарищеских судах. Поинтересуйтесь у Джульетты, как ее песочили и прорабатывали после позавчерашнего человекоедства.
— Я бы лучше спросил об этом по радио, чем в личной беседе,— отклик мой был несколько вяловат.
Следующая емкость оказалась чем-то вроде тронного зала. Там имелось кресло пилота, свинченное с какого-то разбившегося космического корабля. Человек заставил его подкатиться к себе и уселся в довольно величественной позе. По бокам встали сущие черти — тоже его детишки, наверное. На их головах и загривках не просто шевелились, а активно по-змеиному извивались хипповые волосы — кажется, это были кожные отростки со стрекательными клетками. Черти опирались на длинные руки, причем были заметны столбики разрядных батарей — а ля скат — на предплечьях. Иногда страшные личности для демонстрации своих способностей пропускали разряды между ладоней. Порой черти со звуком закипающего чайника сплевывали (извиняюсь) длинной подвижной слюной, которая уползала по-пластунски в темный угол. Наверное, она работала в разведке. Я дотронулся до одного ползающего плевка носком ботинка, который сразу зашипел, обгорая — и это несмотря на то, что был керамическим с металлической пропиткой. Едкие слюнки-то.
— Ну, так что двойники? — продолжил беседу барин, имеющий сейчас черты сходства с Вельзевулом.
Не отвечать в присутствии чертей было неудобно, только потянись мы к своему вооружению, они нас своими длинными руками, сильными разрядами да ядовитыми ползиками-плевками замочили бы в пять секунд.
— Дублей слепили в подвалах производственного сектора “Дубков” из нитеплазмы,— якобы охотно принялся объяснять я. — А это другой вид материи. Из невидимой же нитеплазмы состоит живое существо — Плазмонт. Оно прорастает сквозь планету, как грибница, а также сеет разумное, доброе, вечное — на свой взгляд. Нитеплазменное существо роняет споры в души людей, засевает эти самые протогены или что там еще. От него не найдешь спасу. В свое время Плазмонт поддался “Дубкам”, дал собой попользоваться, но потом полностью завладел фирмой.
— Здесь Плазмонта пока нет,— задумчиво произнес суперпапа. — Но если он, действительно, существует, то, наверное, хочет быть везде и во всем. Я его вполне понимаю, хотя вряд ли бы с ним ужился. Не зря же свершения в творческой области, попытки создать что-нибудь нетленное происходят по прямой нисходящей линии от желаний какого-нибудь вожака бабуинов, который хотел осеменить всех самочек и запечатлеться в массе маленьких обезьянок. Я вот лично куда ближе к этому обезьяньему вожаку, чем к нынешним творцам из сферы науки и искусства… Значит, папа Плазмонт собрался осеменить все и сделать весь мир своим продолжением. Ну что ж, его нельзя назвать неправым. Он прав.
— Но, по-своему,— испуганно напомнил я.
— Тоже верно. Меня ваш Плазмонт в ближайшее время не тронет. Если ему любы сотрудники “Дубков”, то я и мои ребятишки еще долго будут казаться ему неаппетитными. В общем, вам, чиновнику, фему и старателю — какое идеальное, прямо монументальное сочетание, просящееся в бронзу — надо выбираться отсюда. Я имею в виду не свои владения, пользуйтесь ими сколько влезет, а Меркурий.
— Но выбраться с него невозможно. Отсутствие денег, новых персон-карт, а также запечатленные в картотеках отпечатки пальцев и физиономий, все это страшно мешает преодолеть турникет, ведущий на стартовую площадку.
Барин усмехнулся. Потом стянул рукой свое усмехающееся лицо, в смысле снял маску, которая продолжала лыбиться, перекочевав на полку. Но заместо первой рожи у хозяина теперь потешно гримасничала вторая.
— Как вы теперь убедились, личина — дело вкуса. Я вам помогу во всем, пожалуй, кроме персон-карт. Этим не занимаюсь.
— Спасибо, хозяин. — А ничего старичок-то!
— Спасибо за “спасибо”. Но мне понадобиться кое-что еще. Я хочу сделать не вырезку как многие, а врезку. Подсадить вам ма-а-ленького симбиота. Это всего лишь скромный комочек нервной ткани, который, при проползании в вас нитеплазмы, свистнет мне кое о чем.
Вот блин! Но у нас ведь космократия. И каждый того стоит, чего он может придумать новенького. За это почет и уважение. Вот на Земле изобретатели и рационализаторы частенько попадали в разряд бесов. Но ведь оттого Земля и зачахла, и живет теперь на наше пособие.
Ничего тут не попишешь. Даже если симбиот станет из маленького большим и заменит мои мозги собой, если превратит меня в биоробота, который будет по команде сосредоточенно воровать белье из прачечной, все равно придется соглашаться. И мы единодушно согласились под недовольное ворчание Кравца.
На следующий день все было готово. В том числе маски для изменения наших физиономий, состряпанные из какой-то органики, квазиживой, а возможно снятой с трупов. При нас эти мерзкие рожи доставали из банок, где они прорастали на специальных рельефах, долго промывали и даже наводили макияж. Наконец их притерли к нашим лицам и мы стали похожи на представителей царства мертвых. Однако через Аниму на искусственную рожу вполне автоматически передавались кое-какие эмоции и она быстро приобрела среднедебильный вид. А на пальцы было наживлено полипептидное покрытие с чужими “отпечатками”. Еще хозяин подарил каждому по “ведьмацкому” браслету из металлопластика, который по одному мыслеусилию растекался в защитно-ударную рукавицу.
Мы прилежно упражнялись с новыми и интересными членами нашего тела, когда началась облава. Сверху посыпалась щебенка, затрясся воздух — кто-то направленными взрывами пробивался в убежище. Через продолбленные шурфы первым делом шмыгнули пузырьки. Уже в помещении основная их часть, совокупившись, родила три больших пузыря, на которых нарисовались изображения. Таким образом возникло три фигуры Леонтия Мудрого, которые стали вещать менторскими голосами посредством дрожащей мембраны пузырей:
— Всем оставаться на своих местах. Входы-выходы надежно перекрыты. Сейчас в тоннели будет подан усыпляющий газ. Ложитесь на бок или живот — во избежание удушения рвотными массами — и засыпайте. Но не вздумайте удирать. В противном случае мы будем вынуждены произвести бегущий вакуумный взрыв.
Появление тройного призрака майора оказалось весьма неприятной неожиданностью. Тем более, что тот строго заявил, обращаясь к местному предводителю.
— Учти, Петя Мутный, если ты станешь покрывать лейтенанта Терентия и его шоблу, тебе не поздоровится вместе со всей Мудодеевкой.
Конечно, ничего ужасного, просто отреагировали зрительные рецепторы — мембраны пузырей покрыты сыпью из таких глазков — и пленочные процессоры отработали алгоритм “прямого обращения”.
Однако ни меня, ни Кравца с Шошаною ушлый призрак не заметил — ведь мы как раз усиленно тренировались с маскировочными рожами.
Вслед за пузырьками в шурфы посыпался красный порошок.
— Я его узнал, полундра. Он ничем не смывается, он сигналы подает,— заголосил кто-то из возбужденных граждан Мудодеевки. И было отчего. От такого порошочка человек становился радио— и оптическим маяком. А следовательно, любой боеприпас с пеленгующим устройством на него пускай — хоть ракету, хоть киберпса, хоть биоробота-птеродактиля — не промахнешься.
Тут уж все присутствующие бросились врассыпную — тучи порошка стремились прилепиться к любому, кто обладал поверхностным электростатическим зарядом.
Мы, не забыв захватить все свои подарки, кинулись за каким-то карликом, попутно спалив бластером изрядное количество приставучего порошка. Увязаться за главарем Петей Мутным не было никакой возможности, потому что он, никого не приглашая с собой, разверз мыслеусилием стальной борт цистерны, шагнул вперед и тут же сомкнул его за собой. Карлик — кажется, оразумленная, или как еще говорят образумившаяся, за счет подсадки человеческих генов, крыса — не мог разверзать металл, но знал все щели. Что весьма пригодилось, потому что вместе с шариками, накачанными газом — который одновременно веселил и усыплял — в подземелье были брошены киберпауки. Те лихо ползали, наводились на тепло, запах и силуэт, и от их укусов человек околевал. Надеюсь, что не навсегда.
Впрочем, черти-стражники тоже не лыком шиты, отчаянно боролись с ними, поражая молниями и заплевывая едкой слюной. Но то — черти, а то — мы. Однако и на этих гвардейцев нашлась отмычка, или вернее удавка: биороботы-змеи из квазиживых полимеров. Ползучих гадов электрические разряды не брали, а ядовитые плевки уязвляли лишь слегка. К тому же эти робоаспиды сами кусались ядом. Все было похоже на картинку из букваря, где Лаокоон с парнями позорно проигрывает змеям.
Несмотря на напряженность атмосферы я вспомнил рекламу одного медучреждения: “Для лечения используются укусы пчел, в тяжелых случаях укусы змей, в безнадежных — укусы тигров.”
На моих глазах черт по имени Сережа лихими прыжками растоптал головы трем робоаспидам, а одного, уловив за хвост, раскрутил и сплющил ударом об пол. Но другая хитрая гадина, вовремя высунувшись из шпигата, зацепила ему ногу хвостом и подсекла. А когда боец свалился, застилавшие пол квазиживые пластиковые пиявки — товарищи змеероботов — дружно пустили кровь. Сережа еще недолго поплавал в красной луже, но вскоре замер.
Но вот и мне не повезло: королевская киберкобра откуда-то свалилась на мою голову. Змееборство складывалось неудачно. Пластиковые мускулы обернули тварь вокруг меня, причем крепко прихвачена была правая вооруженная рука, кольцо почти наложилось на шею, разинутая пасть уже наводилась на тепловое излучение лакомой яремной вены. Я едва успел перехватить врага за горло, но силы на неравную борьбу отсутствовали. И тут мой пытливый меркнущий взор приметил вентилятор. Я, резко крутанувшись, попытался сунуть змеюгу под лопасть. Она ослабила захват, чтобы завязаться узлом на решетке вентилятора, и моя выпроставшаяся рука чиркнула ей лазерным ножиком по тепловизорам. Гадина засуетилась в наступивших для нее потемках, я же окончательно вырвался из ее нелюбовных объятий и стал резво догонять своих.
Вначале трап повел меня наверх, туда, где проходила линия чанов-дезинтеграторов. Там несколько чертей, облепленных маячным порошком, боролось с неотступно преследовавшими их шестиногими кибершакалами (сокращенно, церберами). Люки чанов, словно приглашая куда-то, были призывно открыты. Церберы меня не тронули, но один из чертей почему-то увязался следом.
— Мне велено задержать тебя. — Я полуобернулся, желая прошмыгнуть мимо, но он схватил меня за запястья, причем сзади.
Вот так номер. Гипнотический газ видимо вызвал в отпрыске Пети Мутного большое доверие к словам Леонтия-призрака насчет лейтенанта и его шоблы. И если киберзвери не смогли меня опознать, то этот загипнотизированный хорошо знал, кто я такой, не взирая на маски.
— Я и сам собрался сдаваться с повинной, пусть меня перевоспитывают.
— Усыпив такими словами его бдительность, резко присел, как будто упал в обморок. Чертяка склонился, а я рванул свои руки вверх и, ухватив его за загривок, швырнул через себя вперед. Да так, что тот и плюнул ядовито, и разряд пустил, когда уже поздно было. Меня дернуло и ожгло, но мутант уже влетел башкой вперед в распахнутый люк чана. Мигом двое церберов жадно впились в задницу моего нечаянного противника, и он, рванувшись от позора, отправился прямиком в кишечник, называемый дезинтегратором. Производственный агрегат, само собой, радостно ухватившись полимерным ротком, сразу утянул нежданную добычу. А я многосаженными прыжками припустил в атмосфере страха по коридору, в конце которого было два хода — вверх и вниз. Я выбрал низ, но все равно чуть не потерялся. Лишь топот Кравцевских башмаков, затихающий в стороне фильтровальной станции, позволил мне спринтерским броском настичь улепетывающих товарищей.
Фильтры представляли из себя ребристые цилиндры, под которыми был аварийный проток с ныне раскрытыми клапанами. Едва мы сунулись в него и поползли по склизкой поверхности, как десяток киберпауков увязалось за нами с неприятным стрекочущим звуком. Ощущение ужаса в беззащитных лодыжках заставило меня избрать тактику “скачущего крокодила”, отчего я выбрался первым из протоки. Следом преодолела дистанцию Шошана. Кравец слишком активно отстреливался и чересчур медленно, из-за большого пуза, крался, отчего его и укусили. Но он, упорно продолжая ползти, успел выпростать голову из люка.
Но не больше. Испустив страшное древнемонгольское ругательство из трех букв, наш шериф дернулся и затих — ясно, что надолго. Наклонился я, протянул руку, чтобы ухватить его за шиворот, тут черный шестиногий гад и впился мне в кисть. Ага, не вышло — подвижная металлопластиковая кожура спасла меня — обломав злодею острые хелицеры, я вытащил Кравца из теснины. Вслед за ним выбежало еще трое паучков, на его спине выехал еще один гад, самый ленивый. Звери поскакали прямо на нас, и заодно по стенам, чтобы свалиться с потолка на беззащитную голову. Однако Шошана, мгновенно и точно все рассчитав, в три прыжка — со стены на стену — передавила трех охотников на человека. На четвертого я лично набросил ветошь и, сорвав его с многострадального тела шерифа, сладострастно смял каблуком. После чего можно было опустить поднятую крышку последнего клапана.
Все-таки Кравец еще ничего отделался. Стальные подметки башмаков и опять же металлопластиковые перчатки избавили его от нескольких неприятных укусов. Но два — в плечо и колено все-таки достали крутого парня. Анима Кравца сообщала — токсин пока распознать не удается, однако ясно, что на кору мозга и всякие там синапсы напало торможение. Я шерифу вколол шприц-пистолетом пару ампул гемоочистителя и стал ждать. Впрочем, когда еще Кравец очухается, если не подобрать правильный антитоксин. К тому же, воспользовавшись суматохой, опытный карлик смылся в совершенно неизвестном направлении. А еще кто-то упорно скребся с той стороны клапана на манер кибертысяченожки. Печальную диспозицию завершало то, что мы находились в грязной шелудивой цистерне, довольно глубокой, куда-то наверх вели редкие скобы, вделанные в стенку.
— Шуруй-ка по лесенке,— велел я Шошане,— разведай, куда ведет. А еще лучше тикай отсюда. Ты у нас самый ценный кадр. Я останусь тут с Кравцем. Авось, он очухается и мы выберемся.
— Шуруй-ка сам,— воспротивилась Шошана. — Ты и есть ценный кадр, тебе давать показания перед Советом Генеральных Уполномоченных.
Она отчасти права — коли взялся за большое дело, то умей бросать товарищей на произвол судьбы, когда это разумно. Но сама-то отказалась от такого варианта.
— Ладно, я побываю с разведывательными целями наверху и спущу какой-нибудь трос, если полезно будет поднять Кравца.
Я вскарабкался по скобам на несколько метров вверх, дальше поверхность преобразилась из отвесной в наклонную и уперлась, в конце концов, в люк. Тот был заперт снаружи, что само по себе неплохо, если б не начал он открываться без моего участия.
Я вовремя сместился в сторону, в распахнутый люк кто-то посмотрел, но меня не приметил, затем просунулось в цистерну дуло плазмобоя и сержант Мухин показал свою кочан. Тут по всем правилам драматургии вступил я:
— Ни с места… мой резак нацелился на твою шею. Зря ты ее предъявил. Раз — и умная голова укатится.
Я помигал узкофокусированным лучом, чтобы вызвать доверие к своим словам. Сержант не стал дергаться, но косил глаза, пытаясь опознать того, кто захватил его врасплох. Если он даже что-то разглядел, то опознать меня под новой образиной, конечно же, не смог. Я проверил его демонометром — споры (уже или еще) не было.
— Рожа незнакомая, но голос известный,— заскрипел пересохшей глоткой сержант. — Очередная проделка лейтенанта Терентия. Надеюсь, одна из последних.
— Ты чего так озлобился, Мухин? Мы что мало с тобой вместе говна съели?
— Ты лучше вспомни, как послал ребят на штурм “Вязов” и снял группу прикрытия. Семь трупаков — это тебе мало для злобы? А потом скрылся, прихватив всю кассу с наличностью.
— Мухин, разве я мог такое учудить? Зачем мне атаковать “Вязы”, если я сговорился с их генеральным директором не трогать друг друга? Ты же видел, что он, как миленький, явился в управление улаживать дела. Зачем мне было снимать группу прикрытия? Я что, воевать совсем не умею? И если бы спер я кассу, ты бы разве повстречал меня на этой помойке? Правильно?
— Когда уберешь свой резак, тогда будет правильно.
— Рано еще… Теперь попытайся не понять, это может быть сложно для тебя, а хотя бы поверить. Мы с Шошаной и Кравцем отправились в “Дубки” за Дыней и, что интересно, застукали его там. Но обратно вернулись уже не мы! А наши двойники, слепленные из особого теста, из нитеплазмы. — Наспех, в виде “краткого курса”, поведал я вынужденно внимающему Мухину про проделки демона. — …Этот гад-паразит — вор без закона. Он упрет у тебя и внешность, и энергию, и мысли из башки, а в конце просто сожрет без гарнира. Половина “дубков” и “вязов” уже либо полные оборотни-конвертанты, либо люди, трахнутые бесом и оплодотворенные его семенем.
— Мамальфею твою за ногу, даже если и так, у меня ноет шея. И едва станет полегче, я накину на тебя наручники.
— Меня, не доведя до суда, шлепнут “при попытке к бегству”, а нитеплазменный демон слопает всю Солнечную систему. Таков будет итог твоей исполнительности… Теперь после того, что я сказал, больше не стану угрожать твоей шее. Давай свои наручники, ты, погубитель рода человеческого.
Я отвел резак. Момент был ответственный, наручники-самохваты прыгают внезапно, чего доброго и не успею их поймать. Мухин, видимо, томился мучительным размышлением. Внезапно из-за его спины послышался топот и голос:
— Чего ты там закопался?
— Да ничего, просто тут киберпауки передрались, интересно стало,— после тяжелой паузы отозвался Мухин и вылез. Безымянные башмаки затопали дальше, а сержант снова забрался в цистерну и даже закрыл за собой люк.
— Действительно, этот, как ты говоришь, двойник, подозрительно себя вел,— забормотал Мухин. — Большинству невдомек, но я ведь с тобой неплохо знаком. Думал, какого-то токсина лейтенант объелся. Вот, например, до похода в “Дубки” ты со мной здоровался: “Привет, Мухин-Цокотухин”. А после того, вдруг: “Салям, Цеце-Мухин”. Стал приветствовать также, как перед отпуском. Что показалось странным, ты ведь никогда не повторялся, этого у тебя, подлеца, не отнимешь…
Я, воспользовавшись смятением бывшего коллеги, стал по-быстрому ковать железо.
— В общем, мне нужны три чистые персон-карты, две мужские и одна женская, чтоб рост в них был указан метр восемьдесят пять — метр девяносто.
— Ясное дело, лейтенант, хочешь умотать отсюда.
— Я доберусь до Марса, и если мы, люди, еще не просрали все окончательно, вернусь сюда с батальоном внутренних войск. Сам стану главой чрезвычайной администрации, ты — начальником полиции.
— Ничем тебе персон-карта не поможет. Если таковая сыщется, то разве что на какого-нибудь неучтенного покойника. В ней будут его отпечатки пальцев указаны и его внешние данные. Кроме того, мне пора вылезать отсюда, кроме опоновцев в облаве участвуют люди из “Вязов”.
— Вылезай и забудь об отпечатках и внешних данных. Это я беру на себя. Персон-карты оставь в тайничке, а именно в бачке туалета, того, что в салоне массажных дел “Перед и Зад”. Закрепи там получше клейкой лентой, чтоб не смыло.
— Ну, смотри. Если дуришь меня, лично вышибу тебе гнилушки из башки,
— рявкнул Муха.
— Не волнуйся, запасной кочан у меня тоже имеется.
— Через минут десять вылезайте из этой цистерны, сколько вас там, и по коридорчику дуйте налево до вентиляционной шахты — ее мы уже почистили,
— сержант стал выбираться из цистерны.
Елки… Кравец, извини, выскочил ты у меня из…
— Стой, Муха, чуть не забыл. Что помогает против укуса киберпаука? — сержант молча бросил мне ампулу и закрыл за собой крышку.
Все правильно, паук может цапнуть и полицейского, если тот, попавшись на пути, запоздает с ответом на запрос “свой-чужой”. Поэтому сегодня доблестному ОПОНу выдали антитоксин. Я заторопился вниз. С Шошаной было все в порядке, только неподалеку валялась расплавленная тысяченожка, которую девушка вежливо запустила в цистерну в ответ на скреб в дверь. Но Кравец был такой же бесполезный и бледный.
— Ты чем там занимался? — поинтересовалась Шошана.
— Да встретил приятеля, потолковали малость,— бесхитростно признался я. Потом зарядил мухинской ампулой шприц-пистолет и впрыснул инъекцию подлецу бесчувственному в шею. Через пару минут шериф стал возвращаться “из полета”, вначале открыл бестолковые глаза, потом с кряхтеньем и иканьем сел.
— Проснись, пока не обворовали,— предупредил я его.
— Произошло важное событие, только я забыл какое… — произнес он не слишком внятно. — …А где пауки? — наконец, вполне очухался соратник.
— Меньше бы им задницу подставлял,— сурово осудил я. — Через пару минут нам надо быть в вентиляционной шахте.
— Ой, мутит,— пожаловался Кравец,— как будто вчера засосал литр полимеровки.
— Ничего, тяжело в лечении, легко в гробу,— утешил я верного временами товарища.
19
Через шахту мы попали в бункер, где хранился испорченный белковый концентрат, и встретились с теми, кто уцелел после облавы. В частности, там была людоедка Джульетта, не слишком пострадавшая в результате последних событий. В руках у нее лежал пакет с фаршем, на лице блуждала тонкая улыбка. Мол, менты приходят и уходят, а кушать хочется всегда. Насколько можно было догадаться, Джульетте удалось спасти если не жизнь, так хотя бы плоть очередного возлюбленного.
Петя Мутный немного погодя тоже нашелся. В подвале среди ржавого лома, в виде цельнометаллической фигуры. Он полностью поменял свое исконное тело на протез, но очевидно из-за спешки и нервного расстройства опыт удался не полностью. Не только производить металлических детишек, но даже пошевелить членами (членом) эта статуя не умела. И лишь изредка испускала натужные звоны. Само собой, Петя Мутный не мог что-нибудь внятно потребовать от нас.
Я был самым неподходящим для вылазки, но мои товарищи вообще на это дело не годились. Поэтому я посоветовал им сидеть и ждать меня до полного протирания штанов. Заодно объяснил Джульетте, что употреблять в пищу можно только совершенно незнакомых людей. Затем полез наверх, используя дохлого змееробота вместо троса.
Выбраться мне из Мудодеевки оказалось проще, чем попасть. Осиротевшая автономная рука Пети Мутного увязалась за мной, вернее посоветовала увязаться за ней и вывела по какой-то трубе за территорию мусорозавода.
Но в городе я все равно чувствовал себя неуютно. Конечно, измененная внешность была моим плюсом (хотя и пакостная же рожа получилась). Но отсутствие персон-карты… первая проверка ксивы — и привет жизни и свободе. А во-вторых, я в Мухине не был уверен. Может, он полный конвертант, которого демонометр не воспринял.
Но вот уже завиднелась вывеска массажного салона — бутерброд из тел. В приемной мой больной вид встретил понимание — поэтому я сразу смог проскочить в туалет. Заветный бачок на месте, просовываю руку под крышку — есть пакет, не надрал меня Мухин. Вскоре я, развалясь на диване в холле, с тремя персон-картами в кармане, старательно разглядывал альбом с меняющимися объемными картинками. В нем на смену целомудренным изображениям медицинских процедур, то и дело являлись такие откровенные сценки в стиле “порнографити” с подвижными фигурками, что мне вскоре сделалось жарко и просто невмоготу. Не время, товарищ, сказал я себе и поднялся всем телом.
Петя Мутный немного погодя тоже нашелся. В подвале среди ржавого лома, в виде цельнометаллической фигуры. Он полностью поменял свое исконное тело на протез, но очевидно из-за спешки и нервного расстройства опыт удался не полностью. Не только производить металлических детишек, но даже пошевелить членами (членом) эта статуя не умела. И лишь изредка испускала натужные звоны. Само собой, Петя Мутный не мог что-нибудь внятно потребовать от нас.
Я был самым неподходящим для вылазки, но мои товарищи вообще на это дело не годились. Поэтому я посоветовал им сидеть и ждать меня до полного протирания штанов. Заодно объяснил Джульетте, что употреблять в пищу можно только совершенно незнакомых людей. Затем полез наверх, используя дохлого змееробота вместо троса.
Выбраться мне из Мудодеевки оказалось проще, чем попасть. Осиротевшая автономная рука Пети Мутного увязалась за мной, вернее посоветовала увязаться за ней и вывела по какой-то трубе за территорию мусорозавода.
Но в городе я все равно чувствовал себя неуютно. Конечно, измененная внешность была моим плюсом (хотя и пакостная же рожа получилась). Но отсутствие персон-карты… первая проверка ксивы — и привет жизни и свободе. А во-вторых, я в Мухине не был уверен. Может, он полный конвертант, которого демонометр не воспринял.
Но вот уже завиднелась вывеска массажного салона — бутерброд из тел. В приемной мой больной вид встретил понимание — поэтому я сразу смог проскочить в туалет. Заветный бачок на месте, просовываю руку под крышку — есть пакет, не надрал меня Мухин. Вскоре я, развалясь на диване в холле, с тремя персон-картами в кармане, старательно разглядывал альбом с меняющимися объемными картинками. В нем на смену целомудренным изображениям медицинских процедур, то и дело являлись такие откровенные сценки в стиле “порнографити” с подвижными фигурками, что мне вскоре сделалось жарко и просто невмоготу. Не время, товарищ, сказал я себе и поднялся всем телом.