Страница:
Тюрин Александр
Яйцо Чингисхана, или Вася-василиск
Александр Тюрин
Яйцо Чингисхана
или
Вася-василиск
история болезни в двух частях
В этой книге не сказано ни слова против Ислама. Речь идет только о том, что некоторые люди дерзновенно возлагают на себя право выступать от имени Всевышнего, не имея ни глубокой Веры, ни страха перед Ним. То, что они усердно произносят молитвенные формулы и славословия, лишь показывает степень их расчетливости и коварства.
Возможность победы заключена в противнике.
Сунь Цзы
Идеалист хуже дерьма.
неизвестный китайский мыслитель
Нынче, когда стал я совершенно не такой КАК ВСЕ вы, мне приятно вспоминать себя человеком. Иной раз настолько убаюкаюсь на волнах воспоминаний, что даже не тревожит уже вопрос: "А действительно ли он -- это я?"
Я, Каллисто, 1 мая 2002 г.
Часть I. "От нашей цивилизации вашей цивилизации"
Зарубка 0. (в детстве) "Сновизор"
В детстве ему не нравилось спать и он всячески отлынивал от этого занятия, хотя, в конце концов, подчинялся требованиям начальства в лице мамы. Засыпая, сильно потел, как будто яму копал, а потом видел что-нибудь страшненькое.
В списке малоприятных снов был и такой.
Родная коммуналка с длинным три раза загибающимся коридором и десятком дверей по обе его стороны. Только никаких людей, ни родителей, ни соседей. Он выскакивает из своей комнаты, потому что та вдруг наваливается тяжелой тьмой, семенит по коридору, боясь оглядываться. Стучит в двери -- одни заперты, другие открыты, но из соседских каморок лишь тянется густая тоска. Ванная и двухочковый сортир торжественно безжизненны как склепы. Он выходит на пустую кухню, и ему кажется, что подползающая сзади тьма вот-вот прилипнет к нему и начнет переваривать. Он бы уже и рад обернуться, но окостеневшая шея -- агент приближающегося врага.
Он не чувствует ног, его как будто сносит ветром в самое последнее помещение во всей квартире -- чуланчик-подсобку, глухую камеру с одним только входом. И когда ползущая сзади тьма придавливает его, и костенеют не только шея, но и спина, руки, он видит, что шкафчик перед ними -- это на самом деле дверь. Открывает ее сохранившими еще подвижность кончиками пальцев -- и его словно втягивает в какую-то трубу, похожую на саксофон. Черная пасть квартиры остается позади, и то ли звук, то ли ветер выдувает его наружу...
Что там дальше, он так не разу и ни увидел, потому что кошмар как будто выталкивал его, оберегая свои "секретные объекты".
Зарубка 1. (июнь 2001 г., Западная Сибирь) "Земную жизнь пройдя до половины, он очутился в сумрачном лесу..." (цитата)
На грязную тощую руку уселся комар с дородным чистым телом, могучим хоботом и большим аппетитом. Но сердиться и даже сгонять хищное создание уже не хотелось. В частностях жизнь была проиграна, оставалось надеяться лишь на выигрыш в целом.
Таежный граф Дракула расставил пошире ножки, поднатужился и глубоко вонзил свой хобот. Первая капелька чужой теплой крови ушла в его брюшко, потом вторая, третья.
Потом он улетел, не сказав даже "спасибо". Из дырки, смазанной антикоагулянтной слюной, продолжала сочиться кровь. Комары-мутанты последнего поколения добились уже двухчасовой несвертываемости. Прилетят еще веселой толпой мухи и устроят маленькую пирушку. У комаров с ними симбиоз и взаимовыручка. Почему такого нет у людей?...
Как будто для того, чтобы питать комаров и мух, Василий отправился из села Верхнекамышинского в деревню Камышинское тяжелой лесной дорогой -вместо того, чтобы вернуться обратно в Томск и вылететь по месту назначения на попутном вертолете.
Случилась ошибка. Кому забавная, а кому и досадная. Петербуржец Василий Рютин завязал переписку со своим двоюродным дядей Егором, исполняющим роли охотника и рыболова в сибирской деревне Камышинское. Хорошие задушевные получались письма: в основном о многочисленных прелестях таежной жизни и гадостях жизни городской, которым также несть числа. Зазывал дядька к себе, обещая полное исцеление от всех забот в дебрях Кетско-Тымского урмана [* сиб.: лес, тайга].
Василий, который почти уж костьми полег под тяжестью забот, клюнул на эту приманку. Он разорвал договор с ассенизационной фирмой, для которой клепал задачу из области динамического программирования -- что-то про диаметр канализационных труб в зависимости от количества и качества харчей, потребляемых народом. Делал ее долго или уже делал вид, что делает, а говночисты в свою очередь делали вид, что платят ему.
"Все, хватит, тварь я дрожащая или недрожащая? Если даже получаю я все время по шее своей, если даже карма у меня второсортная и уцененная, если даже дао мое кривое, как волос у негра, могу я двинуть туда, где от меня ничего не зависит и от меня ничего не надо?"
Василий покидал в вещмешок манатки типа электрической мочалки-самоходки, автоматической зубной щетки, которой можно было чистить и башмаки, а также дешевого боди-компьютера "Вятка-Паккард", вынул из-под шкафа заначенные дорожные чеки "Сайбириан Экспресс" и юркнул за дверь. Жена промолчала. Кажется, она была не против, по крайней мере не отвлеклась от одновременного просмотра четырех сериалов: "Кислая Дыня", "Орехово-Зуево, "Мутантка" и "Жизнь Мафусаила". Мафусаил как раз праздновал свой пятисотый год рождения в окружении далеких потомков, которые со скучными лицами все еще боролись за его наследство.
Сашка правда оторвался от своей любимой компьютерной игры в трехмерного "Индиану Джонса" и сказал: "Па, а ты кнут возьмешь?" Папа взял не кнут, но пакетик, в котором было сорок миллиграмм чистого экстраморфина, то есть искусственного эндорфина. Эта гадость здорово выручала последнее время. А начал он принимать ее (верней, аналог ее примитивный), еще когда тянул армейскую лямку. Был там один доктор Айболит, который в таблеточках не отказывал, и даже дурное настроение лечил. А потом выяснилось, что и сам майор медслужбы -- наркоман со стажем, и снадобья его -- "наркомовские". Но что делать, Василию Самуиловичу нравился легкий и светлый экстраморфиновый туман, который немного приподнимал его над грубой и гнусной правдой-реальностью. Правда, после этого становилось немного кисло, но тут уж можно было элементарно поддать.
Общий вагон завез Василия в город Томск, радиоуправляемая баржа по Оби и Чулыму доставила в Батурино, автобус, снабженный неисправным аэроклозетом, забросил в Камышинское. Тут-то и оказалось, что это совсем другое Камышинское, и дядька вовсе не тот, который родной по крови, а самый настоящий самозванец. Притом именно с самозванцем и шла оживленная переписка последние полгода. Просто в своих трагических посланиях Василий не указывал индекса, а почтовая служба держала в уме Верхнекамышинское -большой поселок полугородского типа с баней, бюстом Ильича в кустах малины и мясистыми девушками, пристально следящими за переменчивой токийской модой. А вот занюханную деревню Камышинское, куда лишь раз в год пробивался вездеход-дерьмоход, она полностью игнорировала. Роковую роль сыграло и то, что самозванец имел название "товарищ Еродин", которое не слишком отличалось от имени любимого дяди -- Е. Рютина.
Наверное, разница между настоящим дядькой и самозванцем была не слишком велика, поскольку Еродин ни в письменной, ни в устной речи ничем не отличался от Е.Рютина. К тому же, самозванец, накормив-напоив Василия, еще и предложил погостить. Но племянник все-таки верил, что его дядя совсем другой. Настоящий-то Егор Рютин слыл почти что шаманом, знатоком лесных прибамбасов. А верхнекамышинский мужик был только алкаш и балагур.
Василий избрал путь наибольшего сопротивления, хотя и рассчитывал, что по общей сумме баллов не проиграет. Он решил двинуться в нужную сторону по лесной тропе.
Что, может быть, жизнь надоела? Вообще нет, но именно такая -эт-точно. Потеряем разве что ее, поганую, а приобрести можем весь мир.
Решение подкрепилось тем, что автобус, доставивший его в Верхнекамышинское, то ли по случаю поломки, то ли благодаря диверсионному акту должен был поехать назад, в Батурино, минимум через три дня.
Василий выведал дорогу у бывалых таежников. Итак, вначале вдоль речушки Синеводки, а когда впадет она в болотистое озеро Горькое, преодолеть его на плоту; затем дунуть через лес по несколько заросшей дорожке. К концу второго дня будет тебе Камышинское. Пятьдесят километров по прямой, вдвое больше по кривой.
Нашелся и напарник, которому, как видно, было все равно куда брести. В отличие от Василия, что по жизни своей являлся добропорядочным семьянином, Антон числился вечным странником, бичом-интеллектуаломом. Он вечно чего-то искал и взыскал: при коммунистах -- свободы, при капиталистах -- равенства, при мусульманах -- христиан, при роботах -- людей, при людях -- инопланетян. И так далее. Упорные занятия эскапизмом привели Антона в Верхнекамышинское, где он искал Шамбалу, или, по-нашенски, Беловодье. Искатель познакомился с Рютиным, проговорив: "Вы не считаете, что у животных до появления человека был гораздо более высокий уровень жизни?"
Поскольку Антону было без особой разницы, где пробиваться в Шамбалу, то Василий запросто сгоношил его на переход в Камышинское. Как в лесу-то без напарника? Ведь когда спишь, надо чтобы кто-то сидел на стреме. А то ненароком подвалит мишка и откусит "шишку".
Несмотря на приличный рост и ширину плеч Антон показался безобидным, да собственно таким он и был, несмотря на то, что имелся в его биографии годичный срок отсидки. За то, что ударил своего дедушку поленом. "Это как нахлынуло,-- объяснял Антон,-- дедушка стоял и ругал природу... а природа, то есть пракрити, как говорят индусы, защитилась моими руками." Следствие так и не смогло доказать, что дедушка помер вследствие удара поленом со стороны "природы", так что внучкУ дали лишь статью за мелкое хулиганство.
Сейчас путники пытались поджарить на костерке какую-то рыбешку, добытую с боями в болотистом водоеме, а попутно Василий пытался выяснить на какие собственно шиши живет Антон.
Ведь в самом деле не похож он на охотника-злодея, который убивает вкусных зверей в темных углах дремучего леса. А на получение заработной платы такому вечному страннику и при самой хорошей погоде не стоит рассчитывать.
И выяснилось, что живет Антон при всей своей незлобивости за счет женщин. Василий, который одно лихо имел от бабьего пола, страшно ему позавидовал.
Во-первых, богомольные старушки носки вяжут Антону за христолюбие; во-вторых, одинокие женщины бальзаковского возраста, подпевая "Аум", варят ему варенье из розовых лепестков; в-третьих, некрасивые девушки, притаптывая "Харе Кришна", собирают ему зернышки в дорогу. Всем им он заменяет сыночка, что, конечно, не исключает взаимодействия в половой сфере по картинкам из даосской книжки. Однако Василий понял, что и в этом случае Антон входит в лоно и выходит оттуда почти как новорожденный -- по части развития чувств он был на уровне семимесячного эмбриона. Инфантильный бомж хотел все время в чем-нибудь раствориться: в свободе, в равенстве, в сознании Кришны, в природе.
В общем, женщины Антона любили, а он относился к ним по-разному. У последней своей сожительницы он перед уходом расписал все обои каким-то дерьмом и поссал на мультимедийный компьютер -- за то, что она цивилизацию противопоставляла природе и неустанно пылесосила да драила свое уютное гнездышко.
Закусив рыбкой, Антон перетянул тряпицей сальные монашьи волосы с пробором посреди и сказал:
-- Люблю я природу, и она мне отзывается. Не причинит мне вреда ни комарик, ни гад...
-- Гадушка,-- поправил его Василий.
-- Ни гадушка, ни волчок, ни мишка, ни клещик энцефалитный. Потому что я источаю одне лишь вибрации любви. Я перенастраиваю даже самых зубастых зверьков на волну мира и благорасположения.
-- Да уж твоей деревянной головушке энцефалит не помеха.-- согласился Василий.
Общая дискуссия вдруг прекратилось, а лицо Антона слегка исказилось.
-- Живот болит.
-- Брат микробушка пошаливает,-- смиренно отозвался Василий,-- мало, значит, ты его любишь. Вот он и обижается.
Однако Антон быстро юркнул в ближайшие кусты и после недолгого кряхтения затих.
-- Хорошо-то как,-- спустя минуту послышался его голос.-- Стоило пострадать маленько, зато сейчас словно воспарил. Еще Лао Цзы говорил, что сильный понос -- это уже не понос.
Василий на секунду задумался о том, как с утра придется деревья валить хиленьким топорком, чтобы через болотистое озерцо перебраться, а напарник по-преимуществу будет парить, вместо того, чтобы мучить березки. Эта мысль крепко огорчила его, и Василий принял щепоть экстраморфина.
Но вдруг Антон вылетел из кустов как перепел, лихорадочно застегивая штаны и не имея на лице и следа благости.
-- Юноша, почему вы не спустили после себя воду?-- вежливо, но строго спросил Василий.
-- Там чудище прется сквозь чащу! Я видел его тень -- в два раза выше человеческого роста. Это не зверь, он не откликается на мои вибрации любви, а на морде у него написано "люблю человечье мясо".
Василий хотел было обсмеять напарника, позабывшего о гармонии с природой, как и в самом деле что-то стало ломиться сквозь ветки, сопя мощно и яростно.
Тут оба странника мигом подхватили свои мешки и котомки и давай удирать во все лопатки, надеясь к тому же не слишком оторваться от берега озера.
И было полчаса страшного ночного кросса, когда все сучья направляли свои острия именно в глаза. По дороге Василий влетел в столь огромную кучу кала, что сразу похолодел при мысли о том чудовище, которое сумело ТАКОЕ навалить. Если бы не экстраморфин, то вообще наверное инфаркт бы случился.
Впрочем, и того быстрого бега было достаточно, чтобы сама тайга разодрала беглецов, разнесла кишки по сучьям и мозги по кочкам. Но бинокуляры-мониторы Василия выдавали на свои контактные экранчики тепловую картинку местности, а боди-комп там же проставлял азимуты и расстояния до колющих-режущих предметов.
Когда бег более-менее перешел в легкую трусцу, Василий прокричал сквозь порывистое дыхание своему напарнику:
-- Да ничего особенного, не расстраивайся. Ну, медведь, ну, больших габаритов, ну развели костер возле его квартиры. Или дачи.
-- Не медведь, а хозяин леса.-- возразил Антон.-- Мишка -добродушный, а этот строгий. И если там топтыгин ошивался, почему ж ты не заметил его своими бимонами?* [сокр.: бинокулярные мониторы, соединенные с боди-компьютером и контактно прилегающие к лицу]
-- Потому что я их снимаю время от времени, а то глаза чешутся.-- сказал Василий и подумал, что вообще-то Антона к трусоватым не отнесешь. Во время боев в Алмазовке, когда федеральные ракеты разносили в клочья все, что мало-мальски напоминало кровожадного моджахеда, он с группой таких же просветленных товарищей кормил прасадом и добрым словом мятущееся мирное население...
Вася и Антон наконец остановились, один стал восстанавливать дыхание, другой решил попИсать и попал себе на ботинки. В ночном лесу было тихо, если не считать воплей какой-то насилуемой птички и звона комариных эскадрилий.
Напарники решили переждать ночь до конца у подножия разлапистого таежного великана, обходясь лишь самым хиленьким костерком. Никто из них уже не спал, а лишь напрягал мускулы, чтобы при первом же грозном намеке запрыгнуть на ближайшую ветку. Антон даже присмотрел себе какое-то дупло со всеми удобствами, собираясь выдворить оттуда белочку. При этом он уверял, что дупло у дерева является эквивалентом человеческой задницы.
Когда наступил рассвет, стало ясно, что странники сильно заплутали. Никакого тебе берега озера Горького, лишь темная гуща ельника.
-- Ну, давай, связывайся со своим окаянным спутником,-- шутейно произнес Антон,-- если вместо него не летает уже какой-нибудь демон-асур.
Да, пора было определять координаты и свое местоположение на электронной карте, которую Василий худо-бедно набросал перед тем как тронуться из Верхнекамышинского.
Он встал на какой-то поваленный ствол и стал наводить искательантенну, наблюдая за уровнем сигнала, который выдавал боди-комп.
-- Все, наводка точная, канал пробит. Посылаю привет. Ау, орбита...
Но тут Василий сбросил с лица бимоны и грустно выругался. Антон же не преминул заметить с легкой укоризной:
-- Зачем ты так, брат? Я же предупреждал, что спутник на космической орбите легко может стать добычей демона.
-- Он стал добычей банкира. Код доступа не прошел, потому что... значит жена сняла все деньги с моего счета. Мы оказались не только в информационном вакууме, но и в полной заднице.
-- Любовь приведет нас к себе.-- заметил Антон.
-- Ты это брось. Любовь меж бабой и мужиком приводит их в КВД, а любовь меж мужиками заканчивается в СПИД-лечебнице. Так что, подбирай выражения.
Василий был раздражен и поэтому неправ. Уж что-то, а половая жизнь Антона была вне подозрений.
Однако имелся в его биографии один эпизод, из-за которого странный товарищ собственно и начал бродяжничать. Несмотря на три своих неоконченных высших образования Антон не любил труд, но однажды маманя загнала его работать вахтером в один академический институт. А там, на других дверях, стоял еще один вахтер, семидесятилетний старичок. Однажды ночью два вахтера распили бутылочку портвейна, после чего младший попытался полюбить старшего через задницу. А сыном старшего вахтера был как раз директором этого института... После оправдывался Антон с улыбкой недоумения на полудетском лице -- нахлынуло на него что-то вдруг, ведь старичок был "добрый и мудрый, как сама природа"...
Товарищи по постыдному бегству подобрали оставшиеся вещи и стали ориентироваться по солнцу и прочим сомнительным приметам. Полдня было потрачено на усиленное ориентирование, но берег озера так и не обнаружился.
Василий, в отличие от Антона, заметно приуныл, легкий отходняк после экстраморфина тоже усугублял картину. Бич-интеллектуал половину дороги цитировал "Бхагавадгиту" и сказания племени догонов, а еще полдороги "Даодэдзин", добавляя из кое-каких сутр. Казалось, что ему совершенно все равно, куда идти. Повсюду была природапракрити, повсюду был абсолют-брахман. Какая разница, где растворяться.
А Василий чувствовал, что его опять надувают. Он всегда двигался к четко поставленной цели и всегда попадал не туда. В молодости он искал себе красавицу неописуемую, но вместо этого заработал болячку в одном популярном месте. Потом он хотел снискать литературные лавры. Но лавры обернулись березовым веником. И вот коварный военкомат призывает его на офицерскую службу. Человек же, вместо того, чтобы упорхнуть от силков, начинает корчить из себя советского Рембо.
И мозолил малахольный Рембо свою тощую задницу на жестком стуле, страдая от скуки и дубовых указаний начальства.
Итак, не исполнялись помыслы, неустанно страдала жена, дети, родители, бабушки-дедушки, роптали даже собаки и кошки. К середине жизни, если точнее к тридцати восьми годам Василий ощущал себя полным неудачником. Он добился только того, чего не хотел, а чего хотел, того добились другие. А ведь когда-то такие возможности представлялись! Как и всякий нормальный невротик он считал, что жизнь представляет сплошной заговор против него. От чувства огорчения заныло под ложечкой. "Гастрит, -подумал Василий,-- организм сам себя съедает. Таков он, кризис тридцативосьмилетних. Однако как не пожрать перченого и не попить горячительного. Всем хорошим в себе я обязан съеденному и выпитому."
Но вскоре настроение поднялось. Во-первых, от новой дозы экстраморфина. Во-вторых, прямо в лесу, когда вроде бы ничто не предвещало хорошего, путники вдруг наткнулись на колючую проволоку. Колючка, создавая забор, тянулась с запада на восток настолько, насколько хватало силы обозревающему глазу. Правда, стоял за ней точно такой же лес, что и перед ней. И все же, если ее протянули, значит она огораживает не только деревья, кусты и заячьи какашки.
Антон обрадовался забору гораздо меньше, чем Василий. Колючка сразу уколола его душу своей явной нерастворенностью в природе. Однако он послушно отправился вслед за напарником вдоль забора -- ему по-прежнему было все равно, куда брести. Путь оказался неблизким, колючка тянулась и тянулась, как будто представляла собой земную параллель. В конце концов это надоело и Василию. Впрочем, на сей раз он унывать не стал, а выбрал место, где забор накренился под воздействием упавшего дерева. Лапы упавшей ели качались прямо над его головой. Если не бояться иголок, можно без особых затруднений переползти на ту сторону. Что Василий с Антоном и проделали.
Пока они перебирались, трухлявый ствол скрипел и чмокал. А под конец даже треснул и сломался. На оголившейся гнилой древесине заползали и личинки, и жуки, и прочие сапрофиты, сгрызающие покойную ель. Теперь путь назад был отрезан, по крайней мере символически. Но назад, собственно, и некуда было возвращаться -- разве что на обед к лесным чудовищам, дабы торжественно превратиться в огромную кучу дерьма. Возможно, Антон и не сильно возражал против такого слияния с природой, однако Василий был против категорически.
Оба лесных скитальца направились вглубь огороженной зоны. И прошли не менее километра, прежде чем лес разредился, а потом и вовсе превратился в какую-то чахлую изможденную поросль, состоящую в основном из чахоточных низкорослых березок. На фоне этой скудной растительности все чаще стали попадаться предметы техногенного происхождения, хотя и непонятного назначения. Балки и прочий стальной прокат, прямой и изогнутый, кронштейны, катушки изоляторов, поваленные столбы, обрывки проводов, барабаны из-под кабелей, а также что-то напоминающее большие тарелки.
-- Заброшенная обитель дьявола,-- подытожил Антон свои первые впечатления.
-- Дьявола по имени Министерство обороны. Здесь то ли ракетная база, то ли вещевой склад.-- прикинул Василий, поворошив свои армейские вспоминания.
-- Здесь давно никого нет, кроме мелких демонов, копошащихся во прахе.
-- Похоже, что это базу законсервировали лет десять назад,-- согласился Василий.-- Но, скорее всего, где-нибудь меж развалин ютятся десятка два солдатиков во главе с вечно пьяным лейтенантом. Сидят сейчас в неком неприметном сарайчике и варят суп из старой американской курицы. Варят уже пятый час на керосинке, а курица только лишь пукнула слегка. Может у бойцов и вездеход имеется, на котором нас вывезут к автобусной остановке.
Человек, смертельно уставший от тушенки в саморазогревающихся банках, даже потянул носом воздух.
-- Суп -- это хорошо,-- согласился Антон,-- если только не из убоины.
-- Для тебя там найдется бульон из кирзового сапога и борщ из портянок.
Антон действительно не ел убитых, зарезанных, растрелянных млекопитающих, жалея молодые жизни меньших братьев -- ну если не считать эпизода, когда он поймал и живьем загрыз какого-то зайчонка. Как объяснил напарник: "Эта тварь слишком злобно грызла морковку."
Двое лесных странников двинулись дальше вглубь зоны, стараясь придерживаться залысины на почве, напоминающей тропу.
Полчаса топанья и лазанья среди всякого металлического хлама, но не обнаружились ни суп, ни солдатики.
Зато мусора стало не меньше, а больше. И этот мусор был каким-то агрессивным, назойливым, он заслонял пейзаж как группа невоспитанных юнцов.
-- Ай!-- вдруг вскричал Антон,-- эта штука вступает с нами в контакт.
Василий и в самом деле чуть было не наступил на какое-то ячеистое изогнутое изделие размером с хоккейную площадку, которое немного напоминало глаз насекомого, тем более, что не лежало на земле, а было наклонено к поверхности. Где-то с обратной стороны "площадки" находился, видимо, механизм, некогда управлявший ей.
-- Похоже на локатор,-- оценил Василий.-- Хотя я таких никогда не видел. Ячея уж больно плетеная. Но только зря вы бздите, сударь мой. Чтобы ни одного человека вокруг и при этом бы такая рухлядь работала -- такого не бывает.
-- Она действует,-- сказал Антон.-- Я и так чувствую, а ты хотя бы поднеси руку.
Василий нехотя согласился... и уже на расстоянии полуметра ладонь почувствовала напряжение воздуха, и волоски на тыльной ее стороне потянулись, расправляемые какой-то силой. А ближе поднес -- началось и покалывание. Причем с поверхности кожи сила проникала вглубь, как бы изучая начинку тела, словно даже струясь по его канальцам.
-- Вот зараза так зараза!-- Василий чувствовал, что кабы не экстраморфин он бы сейчас запаниковал, поэтому попробовал выразить свое отношение в логичных фразах.-- Похоже, какие-то курваки сейчас сидят под землей и вовсю нас изучают через перископы-телескопы. А весь хлам, что навален на поверхности земли, служит для маскировки, для активного засирания глаз, потому что расположенный здесь объект жутко секретный... Кажется, мы немного влипли. Единственная радость, что этот локатор, может, не распознал нас еще как людей, поэтому давай тикать отсюда на четвереньках.
Скитальцы юркнули в трубу немаленького диаметра, быстро проползли по ней, потом пробежали под какой-то сводчатой конструкцией и оглянулись.
"Глаз" развернулся в их сторону!
-- Антон, давай налево, там легче будет затеряться среди всякой мешанины.
Но напарник стал вести себя странно.
-- Я больше не буду удирать, Василий. Мне кажется ОН пытается общаться с нами. Я не знаю, кто его построил, но в нем есть что-то надчеловеческое.
-- Конечно же надчеловеческое, если точнее генеральское, звезднопогонное. Антон, ты не с той штуковиной решил общаться. Это же тебе не баба пятьдесят второго размера. Нас тут выдрючат, высушат и выкинут за колючку. Через пару дней и косточек в наличии не останется, их зверушки разберут.
Яйцо Чингисхана
или
Вася-василиск
история болезни в двух частях
В этой книге не сказано ни слова против Ислама. Речь идет только о том, что некоторые люди дерзновенно возлагают на себя право выступать от имени Всевышнего, не имея ни глубокой Веры, ни страха перед Ним. То, что они усердно произносят молитвенные формулы и славословия, лишь показывает степень их расчетливости и коварства.
Возможность победы заключена в противнике.
Сунь Цзы
Идеалист хуже дерьма.
неизвестный китайский мыслитель
Нынче, когда стал я совершенно не такой КАК ВСЕ вы, мне приятно вспоминать себя человеком. Иной раз настолько убаюкаюсь на волнах воспоминаний, что даже не тревожит уже вопрос: "А действительно ли он -- это я?"
Я, Каллисто, 1 мая 2002 г.
Часть I. "От нашей цивилизации вашей цивилизации"
Зарубка 0. (в детстве) "Сновизор"
В детстве ему не нравилось спать и он всячески отлынивал от этого занятия, хотя, в конце концов, подчинялся требованиям начальства в лице мамы. Засыпая, сильно потел, как будто яму копал, а потом видел что-нибудь страшненькое.
В списке малоприятных снов был и такой.
Родная коммуналка с длинным три раза загибающимся коридором и десятком дверей по обе его стороны. Только никаких людей, ни родителей, ни соседей. Он выскакивает из своей комнаты, потому что та вдруг наваливается тяжелой тьмой, семенит по коридору, боясь оглядываться. Стучит в двери -- одни заперты, другие открыты, но из соседских каморок лишь тянется густая тоска. Ванная и двухочковый сортир торжественно безжизненны как склепы. Он выходит на пустую кухню, и ему кажется, что подползающая сзади тьма вот-вот прилипнет к нему и начнет переваривать. Он бы уже и рад обернуться, но окостеневшая шея -- агент приближающегося врага.
Он не чувствует ног, его как будто сносит ветром в самое последнее помещение во всей квартире -- чуланчик-подсобку, глухую камеру с одним только входом. И когда ползущая сзади тьма придавливает его, и костенеют не только шея, но и спина, руки, он видит, что шкафчик перед ними -- это на самом деле дверь. Открывает ее сохранившими еще подвижность кончиками пальцев -- и его словно втягивает в какую-то трубу, похожую на саксофон. Черная пасть квартиры остается позади, и то ли звук, то ли ветер выдувает его наружу...
Что там дальше, он так не разу и ни увидел, потому что кошмар как будто выталкивал его, оберегая свои "секретные объекты".
Зарубка 1. (июнь 2001 г., Западная Сибирь) "Земную жизнь пройдя до половины, он очутился в сумрачном лесу..." (цитата)
На грязную тощую руку уселся комар с дородным чистым телом, могучим хоботом и большим аппетитом. Но сердиться и даже сгонять хищное создание уже не хотелось. В частностях жизнь была проиграна, оставалось надеяться лишь на выигрыш в целом.
Таежный граф Дракула расставил пошире ножки, поднатужился и глубоко вонзил свой хобот. Первая капелька чужой теплой крови ушла в его брюшко, потом вторая, третья.
Потом он улетел, не сказав даже "спасибо". Из дырки, смазанной антикоагулянтной слюной, продолжала сочиться кровь. Комары-мутанты последнего поколения добились уже двухчасовой несвертываемости. Прилетят еще веселой толпой мухи и устроят маленькую пирушку. У комаров с ними симбиоз и взаимовыручка. Почему такого нет у людей?...
Как будто для того, чтобы питать комаров и мух, Василий отправился из села Верхнекамышинского в деревню Камышинское тяжелой лесной дорогой -вместо того, чтобы вернуться обратно в Томск и вылететь по месту назначения на попутном вертолете.
Случилась ошибка. Кому забавная, а кому и досадная. Петербуржец Василий Рютин завязал переписку со своим двоюродным дядей Егором, исполняющим роли охотника и рыболова в сибирской деревне Камышинское. Хорошие задушевные получались письма: в основном о многочисленных прелестях таежной жизни и гадостях жизни городской, которым также несть числа. Зазывал дядька к себе, обещая полное исцеление от всех забот в дебрях Кетско-Тымского урмана [* сиб.: лес, тайга].
Василий, который почти уж костьми полег под тяжестью забот, клюнул на эту приманку. Он разорвал договор с ассенизационной фирмой, для которой клепал задачу из области динамического программирования -- что-то про диаметр канализационных труб в зависимости от количества и качества харчей, потребляемых народом. Делал ее долго или уже делал вид, что делает, а говночисты в свою очередь делали вид, что платят ему.
"Все, хватит, тварь я дрожащая или недрожащая? Если даже получаю я все время по шее своей, если даже карма у меня второсортная и уцененная, если даже дао мое кривое, как волос у негра, могу я двинуть туда, где от меня ничего не зависит и от меня ничего не надо?"
Василий покидал в вещмешок манатки типа электрической мочалки-самоходки, автоматической зубной щетки, которой можно было чистить и башмаки, а также дешевого боди-компьютера "Вятка-Паккард", вынул из-под шкафа заначенные дорожные чеки "Сайбириан Экспресс" и юркнул за дверь. Жена промолчала. Кажется, она была не против, по крайней мере не отвлеклась от одновременного просмотра четырех сериалов: "Кислая Дыня", "Орехово-Зуево, "Мутантка" и "Жизнь Мафусаила". Мафусаил как раз праздновал свой пятисотый год рождения в окружении далеких потомков, которые со скучными лицами все еще боролись за его наследство.
Сашка правда оторвался от своей любимой компьютерной игры в трехмерного "Индиану Джонса" и сказал: "Па, а ты кнут возьмешь?" Папа взял не кнут, но пакетик, в котором было сорок миллиграмм чистого экстраморфина, то есть искусственного эндорфина. Эта гадость здорово выручала последнее время. А начал он принимать ее (верней, аналог ее примитивный), еще когда тянул армейскую лямку. Был там один доктор Айболит, который в таблеточках не отказывал, и даже дурное настроение лечил. А потом выяснилось, что и сам майор медслужбы -- наркоман со стажем, и снадобья его -- "наркомовские". Но что делать, Василию Самуиловичу нравился легкий и светлый экстраморфиновый туман, который немного приподнимал его над грубой и гнусной правдой-реальностью. Правда, после этого становилось немного кисло, но тут уж можно было элементарно поддать.
Общий вагон завез Василия в город Томск, радиоуправляемая баржа по Оби и Чулыму доставила в Батурино, автобус, снабженный неисправным аэроклозетом, забросил в Камышинское. Тут-то и оказалось, что это совсем другое Камышинское, и дядька вовсе не тот, который родной по крови, а самый настоящий самозванец. Притом именно с самозванцем и шла оживленная переписка последние полгода. Просто в своих трагических посланиях Василий не указывал индекса, а почтовая служба держала в уме Верхнекамышинское -большой поселок полугородского типа с баней, бюстом Ильича в кустах малины и мясистыми девушками, пристально следящими за переменчивой токийской модой. А вот занюханную деревню Камышинское, куда лишь раз в год пробивался вездеход-дерьмоход, она полностью игнорировала. Роковую роль сыграло и то, что самозванец имел название "товарищ Еродин", которое не слишком отличалось от имени любимого дяди -- Е. Рютина.
Наверное, разница между настоящим дядькой и самозванцем была не слишком велика, поскольку Еродин ни в письменной, ни в устной речи ничем не отличался от Е.Рютина. К тому же, самозванец, накормив-напоив Василия, еще и предложил погостить. Но племянник все-таки верил, что его дядя совсем другой. Настоящий-то Егор Рютин слыл почти что шаманом, знатоком лесных прибамбасов. А верхнекамышинский мужик был только алкаш и балагур.
Василий избрал путь наибольшего сопротивления, хотя и рассчитывал, что по общей сумме баллов не проиграет. Он решил двинуться в нужную сторону по лесной тропе.
Что, может быть, жизнь надоела? Вообще нет, но именно такая -эт-точно. Потеряем разве что ее, поганую, а приобрести можем весь мир.
Решение подкрепилось тем, что автобус, доставивший его в Верхнекамышинское, то ли по случаю поломки, то ли благодаря диверсионному акту должен был поехать назад, в Батурино, минимум через три дня.
Василий выведал дорогу у бывалых таежников. Итак, вначале вдоль речушки Синеводки, а когда впадет она в болотистое озеро Горькое, преодолеть его на плоту; затем дунуть через лес по несколько заросшей дорожке. К концу второго дня будет тебе Камышинское. Пятьдесят километров по прямой, вдвое больше по кривой.
Нашелся и напарник, которому, как видно, было все равно куда брести. В отличие от Василия, что по жизни своей являлся добропорядочным семьянином, Антон числился вечным странником, бичом-интеллектуаломом. Он вечно чего-то искал и взыскал: при коммунистах -- свободы, при капиталистах -- равенства, при мусульманах -- христиан, при роботах -- людей, при людях -- инопланетян. И так далее. Упорные занятия эскапизмом привели Антона в Верхнекамышинское, где он искал Шамбалу, или, по-нашенски, Беловодье. Искатель познакомился с Рютиным, проговорив: "Вы не считаете, что у животных до появления человека был гораздо более высокий уровень жизни?"
Поскольку Антону было без особой разницы, где пробиваться в Шамбалу, то Василий запросто сгоношил его на переход в Камышинское. Как в лесу-то без напарника? Ведь когда спишь, надо чтобы кто-то сидел на стреме. А то ненароком подвалит мишка и откусит "шишку".
Несмотря на приличный рост и ширину плеч Антон показался безобидным, да собственно таким он и был, несмотря на то, что имелся в его биографии годичный срок отсидки. За то, что ударил своего дедушку поленом. "Это как нахлынуло,-- объяснял Антон,-- дедушка стоял и ругал природу... а природа, то есть пракрити, как говорят индусы, защитилась моими руками." Следствие так и не смогло доказать, что дедушка помер вследствие удара поленом со стороны "природы", так что внучкУ дали лишь статью за мелкое хулиганство.
Сейчас путники пытались поджарить на костерке какую-то рыбешку, добытую с боями в болотистом водоеме, а попутно Василий пытался выяснить на какие собственно шиши живет Антон.
Ведь в самом деле не похож он на охотника-злодея, который убивает вкусных зверей в темных углах дремучего леса. А на получение заработной платы такому вечному страннику и при самой хорошей погоде не стоит рассчитывать.
И выяснилось, что живет Антон при всей своей незлобивости за счет женщин. Василий, который одно лихо имел от бабьего пола, страшно ему позавидовал.
Во-первых, богомольные старушки носки вяжут Антону за христолюбие; во-вторых, одинокие женщины бальзаковского возраста, подпевая "Аум", варят ему варенье из розовых лепестков; в-третьих, некрасивые девушки, притаптывая "Харе Кришна", собирают ему зернышки в дорогу. Всем им он заменяет сыночка, что, конечно, не исключает взаимодействия в половой сфере по картинкам из даосской книжки. Однако Василий понял, что и в этом случае Антон входит в лоно и выходит оттуда почти как новорожденный -- по части развития чувств он был на уровне семимесячного эмбриона. Инфантильный бомж хотел все время в чем-нибудь раствориться: в свободе, в равенстве, в сознании Кришны, в природе.
В общем, женщины Антона любили, а он относился к ним по-разному. У последней своей сожительницы он перед уходом расписал все обои каким-то дерьмом и поссал на мультимедийный компьютер -- за то, что она цивилизацию противопоставляла природе и неустанно пылесосила да драила свое уютное гнездышко.
Закусив рыбкой, Антон перетянул тряпицей сальные монашьи волосы с пробором посреди и сказал:
-- Люблю я природу, и она мне отзывается. Не причинит мне вреда ни комарик, ни гад...
-- Гадушка,-- поправил его Василий.
-- Ни гадушка, ни волчок, ни мишка, ни клещик энцефалитный. Потому что я источаю одне лишь вибрации любви. Я перенастраиваю даже самых зубастых зверьков на волну мира и благорасположения.
-- Да уж твоей деревянной головушке энцефалит не помеха.-- согласился Василий.
Общая дискуссия вдруг прекратилось, а лицо Антона слегка исказилось.
-- Живот болит.
-- Брат микробушка пошаливает,-- смиренно отозвался Василий,-- мало, значит, ты его любишь. Вот он и обижается.
Однако Антон быстро юркнул в ближайшие кусты и после недолгого кряхтения затих.
-- Хорошо-то как,-- спустя минуту послышался его голос.-- Стоило пострадать маленько, зато сейчас словно воспарил. Еще Лао Цзы говорил, что сильный понос -- это уже не понос.
Василий на секунду задумался о том, как с утра придется деревья валить хиленьким топорком, чтобы через болотистое озерцо перебраться, а напарник по-преимуществу будет парить, вместо того, чтобы мучить березки. Эта мысль крепко огорчила его, и Василий принял щепоть экстраморфина.
Но вдруг Антон вылетел из кустов как перепел, лихорадочно застегивая штаны и не имея на лице и следа благости.
-- Юноша, почему вы не спустили после себя воду?-- вежливо, но строго спросил Василий.
-- Там чудище прется сквозь чащу! Я видел его тень -- в два раза выше человеческого роста. Это не зверь, он не откликается на мои вибрации любви, а на морде у него написано "люблю человечье мясо".
Василий хотел было обсмеять напарника, позабывшего о гармонии с природой, как и в самом деле что-то стало ломиться сквозь ветки, сопя мощно и яростно.
Тут оба странника мигом подхватили свои мешки и котомки и давай удирать во все лопатки, надеясь к тому же не слишком оторваться от берега озера.
И было полчаса страшного ночного кросса, когда все сучья направляли свои острия именно в глаза. По дороге Василий влетел в столь огромную кучу кала, что сразу похолодел при мысли о том чудовище, которое сумело ТАКОЕ навалить. Если бы не экстраморфин, то вообще наверное инфаркт бы случился.
Впрочем, и того быстрого бега было достаточно, чтобы сама тайга разодрала беглецов, разнесла кишки по сучьям и мозги по кочкам. Но бинокуляры-мониторы Василия выдавали на свои контактные экранчики тепловую картинку местности, а боди-комп там же проставлял азимуты и расстояния до колющих-режущих предметов.
Когда бег более-менее перешел в легкую трусцу, Василий прокричал сквозь порывистое дыхание своему напарнику:
-- Да ничего особенного, не расстраивайся. Ну, медведь, ну, больших габаритов, ну развели костер возле его квартиры. Или дачи.
-- Не медведь, а хозяин леса.-- возразил Антон.-- Мишка -добродушный, а этот строгий. И если там топтыгин ошивался, почему ж ты не заметил его своими бимонами?* [сокр.: бинокулярные мониторы, соединенные с боди-компьютером и контактно прилегающие к лицу]
-- Потому что я их снимаю время от времени, а то глаза чешутся.-- сказал Василий и подумал, что вообще-то Антона к трусоватым не отнесешь. Во время боев в Алмазовке, когда федеральные ракеты разносили в клочья все, что мало-мальски напоминало кровожадного моджахеда, он с группой таких же просветленных товарищей кормил прасадом и добрым словом мятущееся мирное население...
Вася и Антон наконец остановились, один стал восстанавливать дыхание, другой решил попИсать и попал себе на ботинки. В ночном лесу было тихо, если не считать воплей какой-то насилуемой птички и звона комариных эскадрилий.
Напарники решили переждать ночь до конца у подножия разлапистого таежного великана, обходясь лишь самым хиленьким костерком. Никто из них уже не спал, а лишь напрягал мускулы, чтобы при первом же грозном намеке запрыгнуть на ближайшую ветку. Антон даже присмотрел себе какое-то дупло со всеми удобствами, собираясь выдворить оттуда белочку. При этом он уверял, что дупло у дерева является эквивалентом человеческой задницы.
Когда наступил рассвет, стало ясно, что странники сильно заплутали. Никакого тебе берега озера Горького, лишь темная гуща ельника.
-- Ну, давай, связывайся со своим окаянным спутником,-- шутейно произнес Антон,-- если вместо него не летает уже какой-нибудь демон-асур.
Да, пора было определять координаты и свое местоположение на электронной карте, которую Василий худо-бедно набросал перед тем как тронуться из Верхнекамышинского.
Он встал на какой-то поваленный ствол и стал наводить искательантенну, наблюдая за уровнем сигнала, который выдавал боди-комп.
-- Все, наводка точная, канал пробит. Посылаю привет. Ау, орбита...
Но тут Василий сбросил с лица бимоны и грустно выругался. Антон же не преминул заметить с легкой укоризной:
-- Зачем ты так, брат? Я же предупреждал, что спутник на космической орбите легко может стать добычей демона.
-- Он стал добычей банкира. Код доступа не прошел, потому что... значит жена сняла все деньги с моего счета. Мы оказались не только в информационном вакууме, но и в полной заднице.
-- Любовь приведет нас к себе.-- заметил Антон.
-- Ты это брось. Любовь меж бабой и мужиком приводит их в КВД, а любовь меж мужиками заканчивается в СПИД-лечебнице. Так что, подбирай выражения.
Василий был раздражен и поэтому неправ. Уж что-то, а половая жизнь Антона была вне подозрений.
Однако имелся в его биографии один эпизод, из-за которого странный товарищ собственно и начал бродяжничать. Несмотря на три своих неоконченных высших образования Антон не любил труд, но однажды маманя загнала его работать вахтером в один академический институт. А там, на других дверях, стоял еще один вахтер, семидесятилетний старичок. Однажды ночью два вахтера распили бутылочку портвейна, после чего младший попытался полюбить старшего через задницу. А сыном старшего вахтера был как раз директором этого института... После оправдывался Антон с улыбкой недоумения на полудетском лице -- нахлынуло на него что-то вдруг, ведь старичок был "добрый и мудрый, как сама природа"...
Товарищи по постыдному бегству подобрали оставшиеся вещи и стали ориентироваться по солнцу и прочим сомнительным приметам. Полдня было потрачено на усиленное ориентирование, но берег озера так и не обнаружился.
Василий, в отличие от Антона, заметно приуныл, легкий отходняк после экстраморфина тоже усугублял картину. Бич-интеллектуал половину дороги цитировал "Бхагавадгиту" и сказания племени догонов, а еще полдороги "Даодэдзин", добавляя из кое-каких сутр. Казалось, что ему совершенно все равно, куда идти. Повсюду была природапракрити, повсюду был абсолют-брахман. Какая разница, где растворяться.
А Василий чувствовал, что его опять надувают. Он всегда двигался к четко поставленной цели и всегда попадал не туда. В молодости он искал себе красавицу неописуемую, но вместо этого заработал болячку в одном популярном месте. Потом он хотел снискать литературные лавры. Но лавры обернулись березовым веником. И вот коварный военкомат призывает его на офицерскую службу. Человек же, вместо того, чтобы упорхнуть от силков, начинает корчить из себя советского Рембо.
И мозолил малахольный Рембо свою тощую задницу на жестком стуле, страдая от скуки и дубовых указаний начальства.
Итак, не исполнялись помыслы, неустанно страдала жена, дети, родители, бабушки-дедушки, роптали даже собаки и кошки. К середине жизни, если точнее к тридцати восьми годам Василий ощущал себя полным неудачником. Он добился только того, чего не хотел, а чего хотел, того добились другие. А ведь когда-то такие возможности представлялись! Как и всякий нормальный невротик он считал, что жизнь представляет сплошной заговор против него. От чувства огорчения заныло под ложечкой. "Гастрит, -подумал Василий,-- организм сам себя съедает. Таков он, кризис тридцативосьмилетних. Однако как не пожрать перченого и не попить горячительного. Всем хорошим в себе я обязан съеденному и выпитому."
Но вскоре настроение поднялось. Во-первых, от новой дозы экстраморфина. Во-вторых, прямо в лесу, когда вроде бы ничто не предвещало хорошего, путники вдруг наткнулись на колючую проволоку. Колючка, создавая забор, тянулась с запада на восток настолько, насколько хватало силы обозревающему глазу. Правда, стоял за ней точно такой же лес, что и перед ней. И все же, если ее протянули, значит она огораживает не только деревья, кусты и заячьи какашки.
Антон обрадовался забору гораздо меньше, чем Василий. Колючка сразу уколола его душу своей явной нерастворенностью в природе. Однако он послушно отправился вслед за напарником вдоль забора -- ему по-прежнему было все равно, куда брести. Путь оказался неблизким, колючка тянулась и тянулась, как будто представляла собой земную параллель. В конце концов это надоело и Василию. Впрочем, на сей раз он унывать не стал, а выбрал место, где забор накренился под воздействием упавшего дерева. Лапы упавшей ели качались прямо над его головой. Если не бояться иголок, можно без особых затруднений переползти на ту сторону. Что Василий с Антоном и проделали.
Пока они перебирались, трухлявый ствол скрипел и чмокал. А под конец даже треснул и сломался. На оголившейся гнилой древесине заползали и личинки, и жуки, и прочие сапрофиты, сгрызающие покойную ель. Теперь путь назад был отрезан, по крайней мере символически. Но назад, собственно, и некуда было возвращаться -- разве что на обед к лесным чудовищам, дабы торжественно превратиться в огромную кучу дерьма. Возможно, Антон и не сильно возражал против такого слияния с природой, однако Василий был против категорически.
Оба лесных скитальца направились вглубь огороженной зоны. И прошли не менее километра, прежде чем лес разредился, а потом и вовсе превратился в какую-то чахлую изможденную поросль, состоящую в основном из чахоточных низкорослых березок. На фоне этой скудной растительности все чаще стали попадаться предметы техногенного происхождения, хотя и непонятного назначения. Балки и прочий стальной прокат, прямой и изогнутый, кронштейны, катушки изоляторов, поваленные столбы, обрывки проводов, барабаны из-под кабелей, а также что-то напоминающее большие тарелки.
-- Заброшенная обитель дьявола,-- подытожил Антон свои первые впечатления.
-- Дьявола по имени Министерство обороны. Здесь то ли ракетная база, то ли вещевой склад.-- прикинул Василий, поворошив свои армейские вспоминания.
-- Здесь давно никого нет, кроме мелких демонов, копошащихся во прахе.
-- Похоже, что это базу законсервировали лет десять назад,-- согласился Василий.-- Но, скорее всего, где-нибудь меж развалин ютятся десятка два солдатиков во главе с вечно пьяным лейтенантом. Сидят сейчас в неком неприметном сарайчике и варят суп из старой американской курицы. Варят уже пятый час на керосинке, а курица только лишь пукнула слегка. Может у бойцов и вездеход имеется, на котором нас вывезут к автобусной остановке.
Человек, смертельно уставший от тушенки в саморазогревающихся банках, даже потянул носом воздух.
-- Суп -- это хорошо,-- согласился Антон,-- если только не из убоины.
-- Для тебя там найдется бульон из кирзового сапога и борщ из портянок.
Антон действительно не ел убитых, зарезанных, растрелянных млекопитающих, жалея молодые жизни меньших братьев -- ну если не считать эпизода, когда он поймал и живьем загрыз какого-то зайчонка. Как объяснил напарник: "Эта тварь слишком злобно грызла морковку."
Двое лесных странников двинулись дальше вглубь зоны, стараясь придерживаться залысины на почве, напоминающей тропу.
Полчаса топанья и лазанья среди всякого металлического хлама, но не обнаружились ни суп, ни солдатики.
Зато мусора стало не меньше, а больше. И этот мусор был каким-то агрессивным, назойливым, он заслонял пейзаж как группа невоспитанных юнцов.
-- Ай!-- вдруг вскричал Антон,-- эта штука вступает с нами в контакт.
Василий и в самом деле чуть было не наступил на какое-то ячеистое изогнутое изделие размером с хоккейную площадку, которое немного напоминало глаз насекомого, тем более, что не лежало на земле, а было наклонено к поверхности. Где-то с обратной стороны "площадки" находился, видимо, механизм, некогда управлявший ей.
-- Похоже на локатор,-- оценил Василий.-- Хотя я таких никогда не видел. Ячея уж больно плетеная. Но только зря вы бздите, сударь мой. Чтобы ни одного человека вокруг и при этом бы такая рухлядь работала -- такого не бывает.
-- Она действует,-- сказал Антон.-- Я и так чувствую, а ты хотя бы поднеси руку.
Василий нехотя согласился... и уже на расстоянии полуметра ладонь почувствовала напряжение воздуха, и волоски на тыльной ее стороне потянулись, расправляемые какой-то силой. А ближе поднес -- началось и покалывание. Причем с поверхности кожи сила проникала вглубь, как бы изучая начинку тела, словно даже струясь по его канальцам.
-- Вот зараза так зараза!-- Василий чувствовал, что кабы не экстраморфин он бы сейчас запаниковал, поэтому попробовал выразить свое отношение в логичных фразах.-- Похоже, какие-то курваки сейчас сидят под землей и вовсю нас изучают через перископы-телескопы. А весь хлам, что навален на поверхности земли, служит для маскировки, для активного засирания глаз, потому что расположенный здесь объект жутко секретный... Кажется, мы немного влипли. Единственная радость, что этот локатор, может, не распознал нас еще как людей, поэтому давай тикать отсюда на четвереньках.
Скитальцы юркнули в трубу немаленького диаметра, быстро проползли по ней, потом пробежали под какой-то сводчатой конструкцией и оглянулись.
"Глаз" развернулся в их сторону!
-- Антон, давай налево, там легче будет затеряться среди всякой мешанины.
Но напарник стал вести себя странно.
-- Я больше не буду удирать, Василий. Мне кажется ОН пытается общаться с нами. Я не знаю, кто его построил, но в нем есть что-то надчеловеческое.
-- Конечно же надчеловеческое, если точнее генеральское, звезднопогонное. Антон, ты не с той штуковиной решил общаться. Это же тебе не баба пятьдесят второго размера. Нас тут выдрючат, высушат и выкинут за колючку. Через пару дней и косточек в наличии не останется, их зверушки разберут.