Страница:
Телфиане, – чуть подумав, пояснил тарланин, – представляют вид, у которого разум и цивилизация развились в результате объединения индивидуумов в существо коллективное, и поэтому понятно, почему их верования именно таковы. Но поначалу мне было очень трудно это понять и очень трудно было разговаривать о бесконечном числе существ, из которых состоит телфианский Бог. Трудно мне было найти и слова духовного утешения, в которых нуждался телфианин. Конечно, есть много религий, последователи которых верят в то, что в каждом существе есть искра Божия... Кстати, вы что-нибудь знаете о телфианах?
– Не слишком много, – признался Хьюлитт, обрадовавшись тому, что представился случай сменить тему и уйти от богословия и чудес. – Кое-что о них я прочел в каталоге обитателей Федерации. Они живут большими группами и практикуют контактную телепатию для объединения умственных и физических усилий. Жизненный цикл телфиан обеспечивается жестким излучением различной интенсивности, характерным для их родной планеты, орбита которой пролегает очень близко к телфианскому солнцу. Для того, чтобы телфиане могли совершать космические полеты, внутри их кораблей должна воспроизводиться радиационная атмосфера родной планеты. Порой система поддержания искусственного климата отказывает, и тогда, если телфианам повезет, они попадают сюда. Поскольку они питаются радиацией, ни одно живое существо не может приблизиться к ним, поговорить и после этого надеяться остаться в живых. А вы как с телфианином общались? С помощью переговорного устройства? Или защитный скафандр надевали?
– Я ведь не супермен, – отшутился тарланин и издал какой-то непереводимый звук. – Но между тем на оба ваши вопроса я отвечу «нет». У медиков развилось предубеждение в отношении телфиан. Врачи большей частью считают, что к ВТХМ опасно приближаться и прикасаться, разве что с помощью дистанционных манипуляторов. Действительно, для того, чтобы жить, телфиане должны потреблять радиацию, в нормальных условиях поставляемую им естественной средой обитания. Но когда по каким-либо медицинским соображениям на несколько дней телфиан лишают радиации и они слабнут от радиационного голода, излучаемая ими радиация падает до безопасного уровня. И когда одного из них вынули из лечебного бокса для того, чтобы я мог с ним побеседовать, я находился достаточно близко от него и прикоснулся к нему. А этому больному, – с тоской добавил Лиорен, – действительно нужно чудо.
Видно было, что падре жаль телфианина, да и Хьюлитт ему сочувствовал, но разговор, увы, опять зашел о чудесах. Хьюлитт решил затронуть тему щепетильную, но при этом по возможности обидеть падре как можно меньше.
– Если вы клоните к тому, чтобы я возложил руки на этого пациента, забудьте об этом. Если уж вы хотите чуда, то самое лучшее – чтобы вы или сам пациент молились об этом чуде. Чудо считается явлением сверхъестественным, а не чем-то таким, что зависит от действий неверующего посредника. Если вы не верите в это, падре, то во что же вы верите?
– Я не могу рассказать вам о том, во что верю, – ответил Лиорен. – Соблюдая интересы пациентов, которые могли бы безотчетно попасть под мое влияние, говори я с ними о своих верованиях, я призван молчать об этом.
– Но почему? – удивился Хьюлитт. – Как могут ваши воззрения повлиять на взгляды неверующего?
– Сам не знаю, – отозвался Лиорен. – В том-то все и дело. Я в подробностях знаком с более чем двумястами религиями, исповедуемыми – а чаще неисповедуемыми – в Федерации. Моя работа в госпитале заключается в том, чтобы я с сочувствием выслушивал пациентов, утешал их, подбадривал, выказывал сострадание и успокоение смертельно больным или сильно волнующимся пациентам. Вы наверняка знаете о моем прошлом – просто вы, видимо, слишком хорошо воспитаны и потому не говорите об этом. В нашем госпитале всегда находится несколько пациентов, которые нуждаются не только в утешении, но и в религиозной поддержке. Из-за отчаянности своего положения такие пациенты проникаются ко мне уважением и доверием, ошибочно полагая, что я всеведущ. Они думают, что я, располагая обширными знаниями и опытом в решении подобных проблем, могу дать им таковую поддержку. Но я на это не способен, ибо не имею права, пользуясь безнадежностью положения пациентов, сравнивать религии между собой и высказываться о том, какая из них, по моему мнению, самая истинная. Как бы ни были дики и невероятны кое-какие из верований, я бы ни за что не решился поколебать убеждения своего пациента, склонить его к переходу в другую веру. Я только однажды в своей жизни сыграл роль божества и больше этого делать не собираюсь.
Падре снова издал непереводимый звук и добавил:
– Особую осторожность я проявляю при общении с атеистами. Было бы поистине ужасно, если бы в будущем какие-то из произнесенных мною слов обратили вас в веру.
– Ну, это, – усмехнулся Хьюлитт, – стало бы настоящим чудом.
Он не расслышал, что ему ответил Лиорен, поскольку появилась Летвичи. Она указала на дверь и заметила:
– Пациент Хьюлитт, к вам посетители, приготовьтесь встретить их. Диагносты Торннастор и Конвей, Старшие врачи Медалонт и Приликла, патофизиолог Мерчисон пришли навестить вас. К вам явилось такое количество медицинских светил, что я уверена – надолго вы тут в качестве пациента не задержитесь. Падре Лиорен, Приликла просит прощения за то, что прерывает вашу беседу с пациентом Хьюлиттом, и просит вас немного отойти от кровати и встать поодаль, дабы не мешать обследованию.
– Конечно, – мирно согласился Лиорен.
Хьюлитт не без волнения смотрел, как к его постели приближается разномастная процессия. На Медалонта и диагностов – тралтана и землянина – Хьюлитт внимания не обратил. Его захватило зрелище порхающего метрах в тридцати позади них немыслимо хрупкого насекомого. У насекомого было три пары радужных крыльев, и оно, едва заметно вздымая их, летело к кровати Хьюлитта.
Как только оно повисло в воздухе над его кроватью, Хьюлитт сразу же вспомнил, что прежде недолюбливал насекомых и чем они бывали крупнее, тем сильнее ему хотелось их прихлопнуть. Но такого изящного и красивого создания ему никогда раньше видеть не доводилось. У него от изумления даже язык отнялся.
– Спасибо вам, друг Хьюлитт, – проговорило насекомое, аккомпанируя переводу своих слов музыкальными пощелкиваниями и трелями. – Ваше эмоциональное излучение приятно и похоже на комплимент. Меня зовут Приликла.
– Но что... – охрипшим голосом выговорил Хьюлитт, страшно волнуясь, – что вы собираетесь со мной делать?
– То, что я собирался сделать, я уже сделал, – заверил землянина цинрусскиец. – Так что волноваться не стоит.
Вероятно, остальные услышали Приликлу, поскольку тут же подошли к Хьюлитту поближе. Как только все выстроились около кровати, Приликла изрек:
– В настоящее время я не нахожу в сознании пациента Хьюлитта каких-либо отклонений. Не нашел я и никаких аномалий в состоянии пациентки Морредет, обследованной мной ранее. Полагаю, ее можно безотлагательно выписать. Я чувствую, что все вы разочарованы, и мне очень жаль. Что касается меня, то я никакого заболевания у этого пациента не нахожу.
Друг Хьюлитт, – обратился эмпат к землянину, – как вы смотрите на то, чтобы прокатиться на корабле-неотложке?
Хьюлитт увидел, как задрожало тельце Приликлы, и понял, что крошка-эмпат разделяет охватившие его чувства – злобу и разочарование, от которых Хьюлитт столько страдал прежде.
– Нечего надо мной подшучивать, черт бы вас побрал! – выкрикнул Хьюлитт. – Вы решили, что я здоров как бык и меня нужно отправить домой!
– Ну, не совсем так, – возразил Приликла. – На этот раз вы ошиблись: корабль-неотложка доставит вас из госпиталя на место происшествия.
– Не слишком много, – признался Хьюлитт, обрадовавшись тому, что представился случай сменить тему и уйти от богословия и чудес. – Кое-что о них я прочел в каталоге обитателей Федерации. Они живут большими группами и практикуют контактную телепатию для объединения умственных и физических усилий. Жизненный цикл телфиан обеспечивается жестким излучением различной интенсивности, характерным для их родной планеты, орбита которой пролегает очень близко к телфианскому солнцу. Для того, чтобы телфиане могли совершать космические полеты, внутри их кораблей должна воспроизводиться радиационная атмосфера родной планеты. Порой система поддержания искусственного климата отказывает, и тогда, если телфианам повезет, они попадают сюда. Поскольку они питаются радиацией, ни одно живое существо не может приблизиться к ним, поговорить и после этого надеяться остаться в живых. А вы как с телфианином общались? С помощью переговорного устройства? Или защитный скафандр надевали?
– Я ведь не супермен, – отшутился тарланин и издал какой-то непереводимый звук. – Но между тем на оба ваши вопроса я отвечу «нет». У медиков развилось предубеждение в отношении телфиан. Врачи большей частью считают, что к ВТХМ опасно приближаться и прикасаться, разве что с помощью дистанционных манипуляторов. Действительно, для того, чтобы жить, телфиане должны потреблять радиацию, в нормальных условиях поставляемую им естественной средой обитания. Но когда по каким-либо медицинским соображениям на несколько дней телфиан лишают радиации и они слабнут от радиационного голода, излучаемая ими радиация падает до безопасного уровня. И когда одного из них вынули из лечебного бокса для того, чтобы я мог с ним побеседовать, я находился достаточно близко от него и прикоснулся к нему. А этому больному, – с тоской добавил Лиорен, – действительно нужно чудо.
Видно было, что падре жаль телфианина, да и Хьюлитт ему сочувствовал, но разговор, увы, опять зашел о чудесах. Хьюлитт решил затронуть тему щепетильную, но при этом по возможности обидеть падре как можно меньше.
– Если вы клоните к тому, чтобы я возложил руки на этого пациента, забудьте об этом. Если уж вы хотите чуда, то самое лучшее – чтобы вы или сам пациент молились об этом чуде. Чудо считается явлением сверхъестественным, а не чем-то таким, что зависит от действий неверующего посредника. Если вы не верите в это, падре, то во что же вы верите?
– Я не могу рассказать вам о том, во что верю, – ответил Лиорен. – Соблюдая интересы пациентов, которые могли бы безотчетно попасть под мое влияние, говори я с ними о своих верованиях, я призван молчать об этом.
– Но почему? – удивился Хьюлитт. – Как могут ваши воззрения повлиять на взгляды неверующего?
– Сам не знаю, – отозвался Лиорен. – В том-то все и дело. Я в подробностях знаком с более чем двумястами религиями, исповедуемыми – а чаще неисповедуемыми – в Федерации. Моя работа в госпитале заключается в том, чтобы я с сочувствием выслушивал пациентов, утешал их, подбадривал, выказывал сострадание и успокоение смертельно больным или сильно волнующимся пациентам. Вы наверняка знаете о моем прошлом – просто вы, видимо, слишком хорошо воспитаны и потому не говорите об этом. В нашем госпитале всегда находится несколько пациентов, которые нуждаются не только в утешении, но и в религиозной поддержке. Из-за отчаянности своего положения такие пациенты проникаются ко мне уважением и доверием, ошибочно полагая, что я всеведущ. Они думают, что я, располагая обширными знаниями и опытом в решении подобных проблем, могу дать им таковую поддержку. Но я на это не способен, ибо не имею права, пользуясь безнадежностью положения пациентов, сравнивать религии между собой и высказываться о том, какая из них, по моему мнению, самая истинная. Как бы ни были дики и невероятны кое-какие из верований, я бы ни за что не решился поколебать убеждения своего пациента, склонить его к переходу в другую веру. Я только однажды в своей жизни сыграл роль божества и больше этого делать не собираюсь.
Падре снова издал непереводимый звук и добавил:
– Особую осторожность я проявляю при общении с атеистами. Было бы поистине ужасно, если бы в будущем какие-то из произнесенных мною слов обратили вас в веру.
– Ну, это, – усмехнулся Хьюлитт, – стало бы настоящим чудом.
Он не расслышал, что ему ответил Лиорен, поскольку появилась Летвичи. Она указала на дверь и заметила:
– Пациент Хьюлитт, к вам посетители, приготовьтесь встретить их. Диагносты Торннастор и Конвей, Старшие врачи Медалонт и Приликла, патофизиолог Мерчисон пришли навестить вас. К вам явилось такое количество медицинских светил, что я уверена – надолго вы тут в качестве пациента не задержитесь. Падре Лиорен, Приликла просит прощения за то, что прерывает вашу беседу с пациентом Хьюлиттом, и просит вас немного отойти от кровати и встать поодаль, дабы не мешать обследованию.
– Конечно, – мирно согласился Лиорен.
Хьюлитт не без волнения смотрел, как к его постели приближается разномастная процессия. На Медалонта и диагностов – тралтана и землянина – Хьюлитт внимания не обратил. Его захватило зрелище порхающего метрах в тридцати позади них немыслимо хрупкого насекомого. У насекомого было три пары радужных крыльев, и оно, едва заметно вздымая их, летело к кровати Хьюлитта.
Как только оно повисло в воздухе над его кроватью, Хьюлитт сразу же вспомнил, что прежде недолюбливал насекомых и чем они бывали крупнее, тем сильнее ему хотелось их прихлопнуть. Но такого изящного и красивого создания ему никогда раньше видеть не доводилось. У него от изумления даже язык отнялся.
– Спасибо вам, друг Хьюлитт, – проговорило насекомое, аккомпанируя переводу своих слов музыкальными пощелкиваниями и трелями. – Ваше эмоциональное излучение приятно и похоже на комплимент. Меня зовут Приликла.
– Но что... – охрипшим голосом выговорил Хьюлитт, страшно волнуясь, – что вы собираетесь со мной делать?
– То, что я собирался сделать, я уже сделал, – заверил землянина цинрусскиец. – Так что волноваться не стоит.
Вероятно, остальные услышали Приликлу, поскольку тут же подошли к Хьюлитту поближе. Как только все выстроились около кровати, Приликла изрек:
– В настоящее время я не нахожу в сознании пациента Хьюлитта каких-либо отклонений. Не нашел я и никаких аномалий в состоянии пациентки Морредет, обследованной мной ранее. Полагаю, ее можно безотлагательно выписать. Я чувствую, что все вы разочарованы, и мне очень жаль. Что касается меня, то я никакого заболевания у этого пациента не нахожу.
Друг Хьюлитт, – обратился эмпат к землянину, – как вы смотрите на то, чтобы прокатиться на корабле-неотложке?
Хьюлитт увидел, как задрожало тельце Приликлы, и понял, что крошка-эмпат разделяет охватившие его чувства – злобу и разочарование, от которых Хьюлитт столько страдал прежде.
– Нечего надо мной подшучивать, черт бы вас побрал! – выкрикнул Хьюлитт. – Вы решили, что я здоров как бык и меня нужно отправить домой!
– Ну, не совсем так, – возразил Приликла. – На этот раз вы ошиблись: корабль-неотложка доставит вас из госпиталя на место происшествия.
Глава 16
Несмотря на то, что за время пребывания в седьмой палате Хьюлитт почти полностью избавился от ксенофобии, он все равно очень порадовался тому, что экипаж неотложки был в большинстве своем укомплектован ДБДГ – то есть людьми.
Во всем, что не относилось к чисто медицинской деятельности, кораблем-"неотложкой" «Ргабвар» командовал на редкость серьезный молодой офицер – майор Флетчер. Три офицера Корпуса Мониторов – лейтенанты Хаслам, Чен и Доддс отвечали соответственно за связь, безопасность и навигацию. Поскольку Хьюлитту не разрешалось покидать медицинскую палубу, с офицерами он мог видеться крайне редко. Да и офицеры нечасто общались с медицинским персоналом корабля. Это происходило только в тех случаях, когда «Ргабвар» получал срочный вызов и медикам требовалась помощь офицеров. Если такое происходило, то командование переходило к старшему из медиков, и в данном случае это был цинрусскийский эмпат-ГЛНО Приликла.
Хьюлитт очень удивился тому, что главной помощницей Приликлы оказалась патофизиолог Мерчисон. Но когда он поближе познакомился с землянкой, то на смену удивлению пришла радость. Кроме цинрусскийца и женщины-землянки на «неотложке» находилась медсестра Нэйдрад, кельгианка, специалистка по оказанию помощи при тяжелых катастрофах, и доктор Данальта, физиологическая классификация которого звучала как ТОБС. Это существо порой было самым чужим для Хьюлитта, а порой, наоборот, самым знакомым.
Данальта представлял собой полиморфное существо, способное принимать какие угодно формы и, следовательно, способное превращаться во что и в кого угодно. Кстати говоря, он очень любил этим заниматься. Но когда Данальта заступал на дежурство около Хьюлитта, он усаживался на пол рядом с кроватью и становился похожим на большую зеленую грушу, на поверхности которой выделялся только один огромный глаз да время от времени, если нужно было к чему-то прислушаться, вырастало внушительное ухо.
Режим у Хьюлитта был амбулаторный, и в кровать он ложился только поспать.
В первый же день, как только он попал на борт межзвездной «неотложки», Хьюлитта самым старательным образом обследовали, для чего взяли на анализы ткани и кровь. Все это время медицинская бригада не спускала с Хьюлитта глаз – на тот случай, если ему вздумается как-то ужасно среагировать на простейшие и безобиднейшие процедуры. После того обследования с ним ровным счетом ничего не делали, и поскольку во время взятия анализов ничего ужасного не произошло, в последующие дни Хьюлитта только мучили бесконечными вопросами, при этом старательно избегая отвечать на его собственные.
Патофизиолог Мерчисон вела себя с Хьюлиттом дружелюбно и очень импонировала ему как человек. Что касается внешности Мерчисон, то именно таким Хьюлитт представлял себе медицинского ангела-хранителя. Хьюлитт намеревался во время очередного дежурства Мерчисон попробовать втянуть ее в вежливый спор – в надежде, что она проговорится и скажет ему: что же все-таки с ним намерены сделать. Хьюлитт знал, что скрывать раздражение не обязательно, так как Приликла находился на отдыхе, у себя в каюте, за пределами эмоционального излучения.
– Похоже, – начал Хьюлитт издалека, – все мне задают одни и те же вопросы. И Медалонт, и прежние доктора. А ведь я все время отвечаю одно и то же. Мне бы очень хотелось вам помочь, но как, я не знаю. Вы же не отвечаете на мои вопросы и ничего мне не рассказываете о моей болезни. Как вы думаете, что со мной, и каковы ваши планы?
Патофизиолог сидела на вертящемся стуле около диагностического стола. Она развернулась от большого экрана, на котором рассматривала один за другим снимки, напоминавшие поверхность бело-розового мрамора, но на самом деле это, конечно, были образцы тканей каких-то существ, страдающих жуткими болезнями. «Наверное, она рассчитывает на то, – подумал Хьюлитт, – что, глядя на эти картинки, я скорее усну».
Мерчисон глубоко вздохнула и ответила:
– Мы собирались посвятить вас в суть дела завтра после посадки, но, как я вижу, за последние три дня в вашем общем состоянии не произошло никаких изменений, поэтому считаю, что нет причин держать вас в неведении до завтра. Ответы, которые вы от меня получите, вам не понравятся, потому что...
– Что, все плохо? – взволнованно прервал ее Хьюлитт. – По-моему, уж лучше знать горькую правду.
– Если хотите получить ответы, не прерывайте меня. Я и так в замешательстве.
«Она в замешательстве, – подумал Хьюлитт. – Что тогда говорить про меня?»
– Простите, продолжайте, пожалуйста, – попросил он патофизиолога.
Она кивнула и приступила к рассказу:
– Новости не то чтобы хорошие, и не то чтобы плохие. Во-первых, одни и те же вопросы мы вам задаем в надежде на то, что вы вдруг расскажете нам что-нибудь новое, то, о чем забыли рассказать Медалонту и другим врачам, занимавшимся с вами прежде, – нечто такое, во что бы мы поверили, за что смогли бы уцепиться. Судя по отзывам Приликлы, ваше эмоциональное излучение говорит о том, что вы нам не лжете, однако в той правде, которую вы нам сообщаете, пользы для нас мало. Что касается вашего второго вопроса – о том, что с вами... Что ж... насколько мы можем судить на сегодняшний день, вы не только совершенно здоровы, но вы являетесь поистине совершенным образцом мужчины-землянина, ДБДГ. Так что ответ таков: вы здоровы.
Мерчисон снова глубоко вздохнула, из-за чего ее красивая грудь под облегающим белым халатом приподнялась и лишний раз напомнила Хьюлитту о том, что он – совершенно здоровый мужчина.
– А раз дело обстоит именно так, пациент Хьюлитт, – продолжила Мерчисон, – мы должны признать вас совершенно здоровым ипохондриком, у которого имеются кое-какие психологические проблемы, посоветовать вам отправиться домой и перестать тратить попусту наше время, как уже и советовали вам многие медики в прошлом... – Мерчисон предостерегающе подняла маленькую изящную руку и попросила:
– Нет, не волнуйтесь и не повышайте свое артериальное давление: мы так не поступим. По крайней мере не поступим до тех пор, пока не найдем объяснения вашему странному анамнезу, не поймем, как вы повлияли на шерсть Морредет, почему шерсть так внезапно регенерировала. Мы надеемся отыскать какие-нибудь объяснения на Этле. Именно там с вами начали происходить странные события. Во время исследования, которое мы намерены там осуществить, ваша помощь, ваши советы и воспоминания будут для нас просто бесценны.
Так что ответ на ваш третий вопрос таков, – улыбаясь заключила Мерчисон, – мы не знаем, что с вами делать.
– Я бы рад вам помочь, – Хьюлитт тяжело вздохнул и пожал плечами, – но вряд ли вам пригодятся мои детские воспоминания. Вы об этом думали?
– Судя по заключению сотрудников Отделения Психологии, – заметила Мерчисон, – память у вас, как и все прочее, в полном порядке. Ну а теперь, пациент Хьюлитт, будьте так добры, засыпайте, а мне надо работать.
– Постараюсь уснуть, – пообещал Хьюлитт. – А что вы делаете?
Женщина внимательно посмотрела на него и ответила:
– Помимо прочего, я занимаюсь сравнением ряда сканов тканей мозга ДБДГ и существ других видов. Кстати, ткани вашего мозга тут тоже представлены. Пытаюсь обнаружить какие-нибудь изменения в структуре вашего мозга, способные объяснить хотя бы некоторые из ваших способностей – в том случае, если ответственны за них вы, а не кто-то и не что-то еще. Но, конечно, я не ожидаю, что обнаружу свидетельства в пользу наличия у вас дара чудотворца, но попытаться обязана. А теперь спите.
Однако несколько минут спустя Мерчисон заговорила вновь:
– Вы уверены, что рассказали нам все? А может быть, были какие-то случаи, которые вы сочли мелкими и незначительными, а потому недостойными нашего внимания – ну, например, вроде истории с вашими зубами? Что вы помните о контактах с больными людьми дома и на работе? Почему-то в вашей истории болезни ни слова не сказано о вашей профессии и роде деятельности. Были ли у вас контакты с животными, кроме котенка? Может быть, эти животные болели, а потом поправились, или были еще какие-нибудь...
– Вы имеете в виду кого-нибудь вроде овцы? – уточнил Хьюлитт.
– Не исключено, – кивнула Мерчисон. – Расскажите мне о ней.
– Вы хотели сказать «о них», – поправил Мерчисон Хьюлитт.
– Так вы – пастух? – изумилась Мерчисон. – Не знала, что пастухи до сих пор существуют. Ну, рассказывайте.
– Я не пастух, но пастухи действительно существуют и по сей день, – сказал Хьюлитт, – Это редкая, тонкая и очень щедро оплачиваемая работа, особенно же хорошо я плачу своим пастухам. Я унаследовал семейный бизнес от своих бабушки и дедушки. Мой отец был их единственным сыном и предпочел карьеру в Корпусе Мониторов. Когда он погиб в авиакатастрофе, я стал... в общем, я стал последним в роду Хьюлиттов. А о моей работе ничего не сказано в истории болезни, потому что на Земле почти все до одного знали, кто я такой и чем занимаюсь. Я возглавляю фирму «Торговец Хьюлитт».
– Кажется, я должна прийти в восторг? – спросила Мерчисон. – Простите, но я родилась не на Земле.
– На Земле не родилось девяносто с лишним процентов граждан Федерации, – заметил Хьюлитт, – так что я не обижаюсь. Я возглавляю небольшую, но одну из немногих компаний, которая могла бы владеть огромными капиталами. Мы занимаемся изготовлением традиционной одежды, сшитой вручную или связанной из шерсти овец. В наши дни, когда рынок наводнен дешевой одеждой из синтетических материалов, находятся люди, согласные переплатить, но приобрести одежду из натуральных волокон. Некоторые даже пытаются всучить нам взятку, только бы заключить с нами контракт. Однако вопреки всему прибыль у нас вовсе не бешеная.
Мы много тратим на содержание не только овец, но и других животных, дающих шерсть и считающихся охраняемыми видами. Периодически животных приходится подвергать стрижке – именно так мы получаем шерсть для прядильных фабрик. Но вы просто представить себе не можете, во что обходится забота о здоровье животных.
Моя работа заключается в том, что я периодически инспектирую наши стада, – пояснил Хьюлитт. – В частности, проверяю качество шерсти перед стрижкой. Но, нашим животным нельзя болеть, мы всячески их от этого оберегаем. Так что мне очень жаль. Вероятно, эти сведения для вас не слишком полезны?
– Может быть, и не слишком, – согласилась Мерчисон. – Но все же это довольно интересно. Надо будет обдумать.
– Еще я занимаюсь торговыми операциями, – добавил Хьюлитт. – Я – глава компании, подтянутый, безупречно одетый... когда на мне – не больничная пижама.
Мерчисон улыбнулась и кивнула.
– А мы-то все удивлялись: почему такого пациента, не нуждающегося в срочном лечении, направили в Главный Госпиталь Сектора. Вероятно, поспособствовал кто-нибудь из ваших высокопоставленных клиентов? Наверное, какой-нибудь выдающийся медик, мечтающий поскорее приобрести товары вашей фирмы?
– Не думаю, чтобы этот клиент был так уж влиятелен, – возразил Хьюлитт, – чтобы ради меня в экспедицию снарядили «Ргабвар». Но все же почему ко мне такое внимание?
Лицо Мерчисон мгновенно стало непроницаемым, и Хьюлитт понял – отвечать она не будет. Патофизиолог нервно улыбнулась и решительно проговорила:
– Хватит вопросов, пациент Хьюлитт. Если хотите, можете мысленно посчитать овец, но вам надо спать.
Она смотрела на Хьюлитта до тех пор, пока он не закрыл глаза, а потом принялась за работу. Хьюлитт слышал, как негромко пощелкивают кнопки клавиатуры. Тишину гиперпространственного полета нарушали еле слышные голоса членов экипажа и какие-то тихие скрипы и стуки. Днем Хьюлитт на эти звуки не обратил бы никакого внимания. Пролежав с закрытыми глазами, как ему показалось, целую вечность, он решился подать голос.
– Я не сплю, – сообщил он.
– Именно это мне говорит ваш монитор в течение последних двух часов, – отозвалась Мерчисон, стараясь спрятать раздражение за улыбкой. – Но всегда так приятно получить словесное подтверждение. Ну, что прикажете с вами делать?
В риторических вопросах Хьюлитт разбирался неплохо, поэтому промолчал.
– Вам противопоказаны любые лекарства, стало быть, и снотворные средства тоже. Развлекательного канала, который мог бы вам наскучить и усыпить вас, на «Ргабваре» нет, поскольку чаще всего перевозимые нами пациенты не в состоянии развлекаться. Данальта сменит меня через час. Если вы не желаете провести остаток ночи, наблюдая за тем, как доктор Данальта меняет форму своего тела, что, на мой взгляд, не слишком успокаивающее зрелище, мне остается предложить вам полюбоваться таким увлекательным материалом, как наши записи в медицинском вахтенном журнале корабля. Если хотите, я пущу эти записи на главный экран, и смотрите, если вам будет интересно. Думаю, кое-что поможет вам подготовиться к брифингу после посадки.
– А усыпить меня это сможет? – поинтересовался Хьюлитт.
– Очень сомневаюсь, – ответила Мерчисон. – Нажмите рычаг и поднимайте изголовье до тех пор, пока не увидите весь экран. Только смотрите не сломайте шею. Получилось? Ну, начнем...
Еще в госпитале у Хьюлитта была возможность запросить через библиотечный компьютер сведения о «Ргабваре», так что он знал, что находится на специализированном судне-"неотложке", предназначенном для выполнения спасательных операций в глубоком космосе, транспортировки и оказания первой помощи пострадавшим, чья физиологическая классификация до сих пор была неизвестна медикам Федерации. В тех случаях, когда срочный вызов поступал с корабля Федерации, чей маршрут и родная планета были известны, представлялось более разумным высылать туда корабль-"неотложку" с родины, обслуживаемый представителями того же вида, что пострадавшие.
Но когда на место происшествия вылетал «Ргабвар», все происходило иначе и было сопряжено с потенциальной опасностью. Несмотря на то, что корабль прибывал к больным, травмированным существам, восприятие которых по всем статьям чаще всего бывало притуплено, пациенты все же могли сильно испугаться существ, пришедших им на помощь. Вот почему в состав экипажа «Ргабвара», помимо медиков, входили инженеры-универсалы и специалисты по осуществлению процедуры первого контакта.
В то время, когда корабль не бывал занят своими прямыми обязанностями, его привлекали к осуществлению операций более общего характера – от оказания помощи при авариях на строительстве космических объектов до координации спасательных работ в случае катастроф на поверхности планет. Однако большей частью «Ргабвару» приходилось заниматься делами интересными (ну просто волосы дыбом!) и, как говорилось в вахтенном журнале, всегда требовавшими неординарных решений.
Хьюлитт слышал, как Мерчисон говорила Нэйдрад о том, что нынешнее задание, судя по всему, будет самым диким и самым безопасным изо всех, которые доводилось выполнять экипажу «Ргабвара».
Надо сказать, Хьюлитт вообще на слух не жаловался, поэтому он слышал и то, как медики туманно намекали на предыдущие операции и проблемы, с которыми столкнулись при спасении существ, которых звали Деватти, гоглесканка Коун, Слепыши и младенцы, которых охраняли ужасно свирепые Защитники Нерожденных. Теперь, когда экран заполонили кадры разбитых кораблей, внутри которых летали поломанные приборы вперемешку с мертвыми или умирающими космолетчиками всех видов и мастей, теперь, когда Хьюлитт смог вдоволь насладиться изображением медицинской палубы, вдоль и поперек заставленной койками с больными и ранеными, теперь намеки медиков уже больше не казались ему такими туманными.
Мерчисон была права. От таких кадров в сон никак не клонило. К тому же Хьюлитт старался ничего не упустить и глаза закрывал только для того, чтобы моргнуть. Он не заметил, как появился Данальта, как ушла патофизиолог, и о том, что происходит за пределами экрана, догадался только тогда, когда вспыхнул свет, экран погас и воздух над его кроватью заколыхался от биения крылышек доктора Приликлы.
– Доброе утро, друг Хьюлитт, – поприветствовал землянина эмпат. – Мы вышли из гиперпространства и через пять часов совершим посадку. Ваше эмоциональное излучение указывает на сильную слабость. Вряд ли будет хорошо, если во время брифинга вы будете зевать, поэтому успокойтесь, расслабьтесь, ни о чем не думайте, закройте глаза на десять секунд, и вы уснете. Поверьте мне.
Во всем, что не относилось к чисто медицинской деятельности, кораблем-"неотложкой" «Ргабвар» командовал на редкость серьезный молодой офицер – майор Флетчер. Три офицера Корпуса Мониторов – лейтенанты Хаслам, Чен и Доддс отвечали соответственно за связь, безопасность и навигацию. Поскольку Хьюлитту не разрешалось покидать медицинскую палубу, с офицерами он мог видеться крайне редко. Да и офицеры нечасто общались с медицинским персоналом корабля. Это происходило только в тех случаях, когда «Ргабвар» получал срочный вызов и медикам требовалась помощь офицеров. Если такое происходило, то командование переходило к старшему из медиков, и в данном случае это был цинрусскийский эмпат-ГЛНО Приликла.
Хьюлитт очень удивился тому, что главной помощницей Приликлы оказалась патофизиолог Мерчисон. Но когда он поближе познакомился с землянкой, то на смену удивлению пришла радость. Кроме цинрусскийца и женщины-землянки на «неотложке» находилась медсестра Нэйдрад, кельгианка, специалистка по оказанию помощи при тяжелых катастрофах, и доктор Данальта, физиологическая классификация которого звучала как ТОБС. Это существо порой было самым чужим для Хьюлитта, а порой, наоборот, самым знакомым.
Данальта представлял собой полиморфное существо, способное принимать какие угодно формы и, следовательно, способное превращаться во что и в кого угодно. Кстати говоря, он очень любил этим заниматься. Но когда Данальта заступал на дежурство около Хьюлитта, он усаживался на пол рядом с кроватью и становился похожим на большую зеленую грушу, на поверхности которой выделялся только один огромный глаз да время от времени, если нужно было к чему-то прислушаться, вырастало внушительное ухо.
Режим у Хьюлитта был амбулаторный, и в кровать он ложился только поспать.
В первый же день, как только он попал на борт межзвездной «неотложки», Хьюлитта самым старательным образом обследовали, для чего взяли на анализы ткани и кровь. Все это время медицинская бригада не спускала с Хьюлитта глаз – на тот случай, если ему вздумается как-то ужасно среагировать на простейшие и безобиднейшие процедуры. После того обследования с ним ровным счетом ничего не делали, и поскольку во время взятия анализов ничего ужасного не произошло, в последующие дни Хьюлитта только мучили бесконечными вопросами, при этом старательно избегая отвечать на его собственные.
Патофизиолог Мерчисон вела себя с Хьюлиттом дружелюбно и очень импонировала ему как человек. Что касается внешности Мерчисон, то именно таким Хьюлитт представлял себе медицинского ангела-хранителя. Хьюлитт намеревался во время очередного дежурства Мерчисон попробовать втянуть ее в вежливый спор – в надежде, что она проговорится и скажет ему: что же все-таки с ним намерены сделать. Хьюлитт знал, что скрывать раздражение не обязательно, так как Приликла находился на отдыхе, у себя в каюте, за пределами эмоционального излучения.
– Похоже, – начал Хьюлитт издалека, – все мне задают одни и те же вопросы. И Медалонт, и прежние доктора. А ведь я все время отвечаю одно и то же. Мне бы очень хотелось вам помочь, но как, я не знаю. Вы же не отвечаете на мои вопросы и ничего мне не рассказываете о моей болезни. Как вы думаете, что со мной, и каковы ваши планы?
Патофизиолог сидела на вертящемся стуле около диагностического стола. Она развернулась от большого экрана, на котором рассматривала один за другим снимки, напоминавшие поверхность бело-розового мрамора, но на самом деле это, конечно, были образцы тканей каких-то существ, страдающих жуткими болезнями. «Наверное, она рассчитывает на то, – подумал Хьюлитт, – что, глядя на эти картинки, я скорее усну».
Мерчисон глубоко вздохнула и ответила:
– Мы собирались посвятить вас в суть дела завтра после посадки, но, как я вижу, за последние три дня в вашем общем состоянии не произошло никаких изменений, поэтому считаю, что нет причин держать вас в неведении до завтра. Ответы, которые вы от меня получите, вам не понравятся, потому что...
– Что, все плохо? – взволнованно прервал ее Хьюлитт. – По-моему, уж лучше знать горькую правду.
– Если хотите получить ответы, не прерывайте меня. Я и так в замешательстве.
«Она в замешательстве, – подумал Хьюлитт. – Что тогда говорить про меня?»
– Простите, продолжайте, пожалуйста, – попросил он патофизиолога.
Она кивнула и приступила к рассказу:
– Новости не то чтобы хорошие, и не то чтобы плохие. Во-первых, одни и те же вопросы мы вам задаем в надежде на то, что вы вдруг расскажете нам что-нибудь новое, то, о чем забыли рассказать Медалонту и другим врачам, занимавшимся с вами прежде, – нечто такое, во что бы мы поверили, за что смогли бы уцепиться. Судя по отзывам Приликлы, ваше эмоциональное излучение говорит о том, что вы нам не лжете, однако в той правде, которую вы нам сообщаете, пользы для нас мало. Что касается вашего второго вопроса – о том, что с вами... Что ж... насколько мы можем судить на сегодняшний день, вы не только совершенно здоровы, но вы являетесь поистине совершенным образцом мужчины-землянина, ДБДГ. Так что ответ таков: вы здоровы.
Мерчисон снова глубоко вздохнула, из-за чего ее красивая грудь под облегающим белым халатом приподнялась и лишний раз напомнила Хьюлитту о том, что он – совершенно здоровый мужчина.
– А раз дело обстоит именно так, пациент Хьюлитт, – продолжила Мерчисон, – мы должны признать вас совершенно здоровым ипохондриком, у которого имеются кое-какие психологические проблемы, посоветовать вам отправиться домой и перестать тратить попусту наше время, как уже и советовали вам многие медики в прошлом... – Мерчисон предостерегающе подняла маленькую изящную руку и попросила:
– Нет, не волнуйтесь и не повышайте свое артериальное давление: мы так не поступим. По крайней мере не поступим до тех пор, пока не найдем объяснения вашему странному анамнезу, не поймем, как вы повлияли на шерсть Морредет, почему шерсть так внезапно регенерировала. Мы надеемся отыскать какие-нибудь объяснения на Этле. Именно там с вами начали происходить странные события. Во время исследования, которое мы намерены там осуществить, ваша помощь, ваши советы и воспоминания будут для нас просто бесценны.
Так что ответ на ваш третий вопрос таков, – улыбаясь заключила Мерчисон, – мы не знаем, что с вами делать.
– Я бы рад вам помочь, – Хьюлитт тяжело вздохнул и пожал плечами, – но вряд ли вам пригодятся мои детские воспоминания. Вы об этом думали?
– Судя по заключению сотрудников Отделения Психологии, – заметила Мерчисон, – память у вас, как и все прочее, в полном порядке. Ну а теперь, пациент Хьюлитт, будьте так добры, засыпайте, а мне надо работать.
– Постараюсь уснуть, – пообещал Хьюлитт. – А что вы делаете?
Женщина внимательно посмотрела на него и ответила:
– Помимо прочего, я занимаюсь сравнением ряда сканов тканей мозга ДБДГ и существ других видов. Кстати, ткани вашего мозга тут тоже представлены. Пытаюсь обнаружить какие-нибудь изменения в структуре вашего мозга, способные объяснить хотя бы некоторые из ваших способностей – в том случае, если ответственны за них вы, а не кто-то и не что-то еще. Но, конечно, я не ожидаю, что обнаружу свидетельства в пользу наличия у вас дара чудотворца, но попытаться обязана. А теперь спите.
Однако несколько минут спустя Мерчисон заговорила вновь:
– Вы уверены, что рассказали нам все? А может быть, были какие-то случаи, которые вы сочли мелкими и незначительными, а потому недостойными нашего внимания – ну, например, вроде истории с вашими зубами? Что вы помните о контактах с больными людьми дома и на работе? Почему-то в вашей истории болезни ни слова не сказано о вашей профессии и роде деятельности. Были ли у вас контакты с животными, кроме котенка? Может быть, эти животные болели, а потом поправились, или были еще какие-нибудь...
– Вы имеете в виду кого-нибудь вроде овцы? – уточнил Хьюлитт.
– Не исключено, – кивнула Мерчисон. – Расскажите мне о ней.
– Вы хотели сказать «о них», – поправил Мерчисон Хьюлитт.
– Так вы – пастух? – изумилась Мерчисон. – Не знала, что пастухи до сих пор существуют. Ну, рассказывайте.
– Я не пастух, но пастухи действительно существуют и по сей день, – сказал Хьюлитт, – Это редкая, тонкая и очень щедро оплачиваемая работа, особенно же хорошо я плачу своим пастухам. Я унаследовал семейный бизнес от своих бабушки и дедушки. Мой отец был их единственным сыном и предпочел карьеру в Корпусе Мониторов. Когда он погиб в авиакатастрофе, я стал... в общем, я стал последним в роду Хьюлиттов. А о моей работе ничего не сказано в истории болезни, потому что на Земле почти все до одного знали, кто я такой и чем занимаюсь. Я возглавляю фирму «Торговец Хьюлитт».
– Кажется, я должна прийти в восторг? – спросила Мерчисон. – Простите, но я родилась не на Земле.
– На Земле не родилось девяносто с лишним процентов граждан Федерации, – заметил Хьюлитт, – так что я не обижаюсь. Я возглавляю небольшую, но одну из немногих компаний, которая могла бы владеть огромными капиталами. Мы занимаемся изготовлением традиционной одежды, сшитой вручную или связанной из шерсти овец. В наши дни, когда рынок наводнен дешевой одеждой из синтетических материалов, находятся люди, согласные переплатить, но приобрести одежду из натуральных волокон. Некоторые даже пытаются всучить нам взятку, только бы заключить с нами контракт. Однако вопреки всему прибыль у нас вовсе не бешеная.
Мы много тратим на содержание не только овец, но и других животных, дающих шерсть и считающихся охраняемыми видами. Периодически животных приходится подвергать стрижке – именно так мы получаем шерсть для прядильных фабрик. Но вы просто представить себе не можете, во что обходится забота о здоровье животных.
Моя работа заключается в том, что я периодически инспектирую наши стада, – пояснил Хьюлитт. – В частности, проверяю качество шерсти перед стрижкой. Но, нашим животным нельзя болеть, мы всячески их от этого оберегаем. Так что мне очень жаль. Вероятно, эти сведения для вас не слишком полезны?
– Может быть, и не слишком, – согласилась Мерчисон. – Но все же это довольно интересно. Надо будет обдумать.
– Еще я занимаюсь торговыми операциями, – добавил Хьюлитт. – Я – глава компании, подтянутый, безупречно одетый... когда на мне – не больничная пижама.
Мерчисон улыбнулась и кивнула.
– А мы-то все удивлялись: почему такого пациента, не нуждающегося в срочном лечении, направили в Главный Госпиталь Сектора. Вероятно, поспособствовал кто-нибудь из ваших высокопоставленных клиентов? Наверное, какой-нибудь выдающийся медик, мечтающий поскорее приобрести товары вашей фирмы?
– Не думаю, чтобы этот клиент был так уж влиятелен, – возразил Хьюлитт, – чтобы ради меня в экспедицию снарядили «Ргабвар». Но все же почему ко мне такое внимание?
Лицо Мерчисон мгновенно стало непроницаемым, и Хьюлитт понял – отвечать она не будет. Патофизиолог нервно улыбнулась и решительно проговорила:
– Хватит вопросов, пациент Хьюлитт. Если хотите, можете мысленно посчитать овец, но вам надо спать.
Она смотрела на Хьюлитта до тех пор, пока он не закрыл глаза, а потом принялась за работу. Хьюлитт слышал, как негромко пощелкивают кнопки клавиатуры. Тишину гиперпространственного полета нарушали еле слышные голоса членов экипажа и какие-то тихие скрипы и стуки. Днем Хьюлитт на эти звуки не обратил бы никакого внимания. Пролежав с закрытыми глазами, как ему показалось, целую вечность, он решился подать голос.
– Я не сплю, – сообщил он.
– Именно это мне говорит ваш монитор в течение последних двух часов, – отозвалась Мерчисон, стараясь спрятать раздражение за улыбкой. – Но всегда так приятно получить словесное подтверждение. Ну, что прикажете с вами делать?
В риторических вопросах Хьюлитт разбирался неплохо, поэтому промолчал.
– Вам противопоказаны любые лекарства, стало быть, и снотворные средства тоже. Развлекательного канала, который мог бы вам наскучить и усыпить вас, на «Ргабваре» нет, поскольку чаще всего перевозимые нами пациенты не в состоянии развлекаться. Данальта сменит меня через час. Если вы не желаете провести остаток ночи, наблюдая за тем, как доктор Данальта меняет форму своего тела, что, на мой взгляд, не слишком успокаивающее зрелище, мне остается предложить вам полюбоваться таким увлекательным материалом, как наши записи в медицинском вахтенном журнале корабля. Если хотите, я пущу эти записи на главный экран, и смотрите, если вам будет интересно. Думаю, кое-что поможет вам подготовиться к брифингу после посадки.
– А усыпить меня это сможет? – поинтересовался Хьюлитт.
– Очень сомневаюсь, – ответила Мерчисон. – Нажмите рычаг и поднимайте изголовье до тех пор, пока не увидите весь экран. Только смотрите не сломайте шею. Получилось? Ну, начнем...
Еще в госпитале у Хьюлитта была возможность запросить через библиотечный компьютер сведения о «Ргабваре», так что он знал, что находится на специализированном судне-"неотложке", предназначенном для выполнения спасательных операций в глубоком космосе, транспортировки и оказания первой помощи пострадавшим, чья физиологическая классификация до сих пор была неизвестна медикам Федерации. В тех случаях, когда срочный вызов поступал с корабля Федерации, чей маршрут и родная планета были известны, представлялось более разумным высылать туда корабль-"неотложку" с родины, обслуживаемый представителями того же вида, что пострадавшие.
Но когда на место происшествия вылетал «Ргабвар», все происходило иначе и было сопряжено с потенциальной опасностью. Несмотря на то, что корабль прибывал к больным, травмированным существам, восприятие которых по всем статьям чаще всего бывало притуплено, пациенты все же могли сильно испугаться существ, пришедших им на помощь. Вот почему в состав экипажа «Ргабвара», помимо медиков, входили инженеры-универсалы и специалисты по осуществлению процедуры первого контакта.
В то время, когда корабль не бывал занят своими прямыми обязанностями, его привлекали к осуществлению операций более общего характера – от оказания помощи при авариях на строительстве космических объектов до координации спасательных работ в случае катастроф на поверхности планет. Однако большей частью «Ргабвару» приходилось заниматься делами интересными (ну просто волосы дыбом!) и, как говорилось в вахтенном журнале, всегда требовавшими неординарных решений.
Хьюлитт слышал, как Мерчисон говорила Нэйдрад о том, что нынешнее задание, судя по всему, будет самым диким и самым безопасным изо всех, которые доводилось выполнять экипажу «Ргабвара».
Надо сказать, Хьюлитт вообще на слух не жаловался, поэтому он слышал и то, как медики туманно намекали на предыдущие операции и проблемы, с которыми столкнулись при спасении существ, которых звали Деватти, гоглесканка Коун, Слепыши и младенцы, которых охраняли ужасно свирепые Защитники Нерожденных. Теперь, когда экран заполонили кадры разбитых кораблей, внутри которых летали поломанные приборы вперемешку с мертвыми или умирающими космолетчиками всех видов и мастей, теперь, когда Хьюлитт смог вдоволь насладиться изображением медицинской палубы, вдоль и поперек заставленной койками с больными и ранеными, теперь намеки медиков уже больше не казались ему такими туманными.
Мерчисон была права. От таких кадров в сон никак не клонило. К тому же Хьюлитт старался ничего не упустить и глаза закрывал только для того, чтобы моргнуть. Он не заметил, как появился Данальта, как ушла патофизиолог, и о том, что происходит за пределами экрана, догадался только тогда, когда вспыхнул свет, экран погас и воздух над его кроватью заколыхался от биения крылышек доктора Приликлы.
– Доброе утро, друг Хьюлитт, – поприветствовал землянина эмпат. – Мы вышли из гиперпространства и через пять часов совершим посадку. Ваше эмоциональное излучение указывает на сильную слабость. Вряд ли будет хорошо, если во время брифинга вы будете зевать, поэтому успокойтесь, расслабьтесь, ни о чем не думайте, закройте глаза на десять секунд, и вы уснете. Поверьте мне.
Глава 17
Как и скоростные крейсеры Корпуса Мониторов, «Ргабвар» имел конфигурацию «дельта-крыло» и те же полетные характеристики, но был лишен вооружения. «Ргабвар» принадлежал к классу самых крупных вспомогательных кораблей, способных к аэродинамическому маневрированию в атмосфере и посадке на поверхность планет с минимальным отрицательным воздействием на окружающую среду. В данном случае последнее качество корабля большого значения не имело: на взгляд Хьюлитта, местность, где он когда-то играл и бродил в детстве, почти не изменилась и осталась все той же усыпанной обломками древней военной техники и заросшей дикой растительностью пустошью. Корабль плавно опускался на более или менее чистый участок местности между бывшим домом семейства Хьюлиттов и зарослями высоких деревьев на краю обрыва. Хьюлитт смог бы и теперь, водя пальцем по главному экрану, провести линию своего пути от дома до рокового дерева.