Страница:
– Судя по тому, сколько времени они потратили на ремонт устройства для приема органических отходов у кровати пациента Сто восемьдесят седьмого, – проворчала Гредличли, – навряд ли.
Все время, пока Хьюлитт вел разговор со Старшей сестрой, Лиорен не сводил с него всех своих четырех глаз, но помалкивал. Молчал он до тех пор, пока они не вышли в коридор. Хьюлитт гадал: уж не обидел ли он чем Лиорена.
– Вы согласны со мной, – поинтересовался он, – что в палате чалдериан не оказалась ни одного бывшего носителя вируса?
– Да, – ответил Лиорен.
Только это короткое слово и пробило брешь в обороне молчания. Но Хьюлитту становилось все страшнее, и нетерпение его росло. Он понимал, что следующими словами Лиорен может запросто заделать образовавшуюся брешь.
– Вы знали причину учебных эвакуации? – спросил Хьюлитт. – Вы намеренно скрывали ее от меня?
– Да, – отозвался падре. И прежде чем Хьюлитт успел задать новый вопрос, Лиорен ответил на него:
– Причин было три. Одну из них вам уже изложили. Вы не специалист в данной области, поэтому, даже знай вы целиком и полностью все о сложившейся ситуации, вы бы ничем не сумели помочь решению проблемы. Кроме того, полученные сведения вызвали бы у вас ненужную тревогу и могли бы отрицательно сказаться на результатах наших поисков. Я же получил неполные сведения о происходящем в обстоятельствах, вынуждающих меня препятствовать их распространению. В любом случае от Гредличли вы узнали об аварии столько же, сколько я, поэтому теперь я волен рассказать вам кое-что.
– Означает ли это «кое-что», – поинтересовался Хьюлитт с замиранием сердца, – что вы все равно что-то от меня скроете? Ради моего же спокойствия?
– Да, – коротко отозвался Лиорен. Некоторое время они молчали, и стену молчания на этот раз воздвиг Хьюлитт, поскольку ему показалось, что падре разговаривает не так, как обычно. А разрушить заговор молчания попробовал Лиорен.
– Следующим, – сообщил он, – я должен навестить пациента в палате СНЛУ. СНЛУ – это чрезвычайно хрупкие создания, обитающие в метановой среде, крайне чувствительные к яркому свету и мельчайшим колебаниям температуры. Структура тканей, слагающих тело СНЛУ, – кристаллическая, именно поэтому они так хрупки. Защитное устройство, с помощью которого придется проникнуть в палату, громоздкое, бронированное, оборудовано аппаратурой для усиления изображения и системами дистанционного управления. Из-за повышенного слуха пациентов приходится снижать звук при выходе и повышать при входе. Это очень спокойная палата. Вы сможете подойти близко к моему пациенту, а остальные трое сейчас получают процедуры. Затем вы оставите меня с моим пациентом наедине и сможете поговорить с остальными тремя – как с чалдерианами в палате АУГЛ. Тревожиться о том, как управлять машиной, вам не придется, ею будет дистанционно управлять одна из сестер с сестринского поста.
Хьюлитт промолчал. Он все еще злился на Лиорена за то, что тот счел его психом, способным потерять самообладание из-за недопонятых сведений.
– И еще вы поймете, – добавил Лиорен, – что атмосфера в палате СНЛУ способна охладить даже самые горячие головы.
Все время, пока Хьюлитт вел разговор со Старшей сестрой, Лиорен не сводил с него всех своих четырех глаз, но помалкивал. Молчал он до тех пор, пока они не вышли в коридор. Хьюлитт гадал: уж не обидел ли он чем Лиорена.
– Вы согласны со мной, – поинтересовался он, – что в палате чалдериан не оказалась ни одного бывшего носителя вируса?
– Да, – ответил Лиорен.
Только это короткое слово и пробило брешь в обороне молчания. Но Хьюлитту становилось все страшнее, и нетерпение его росло. Он понимал, что следующими словами Лиорен может запросто заделать образовавшуюся брешь.
– Вы знали причину учебных эвакуации? – спросил Хьюлитт. – Вы намеренно скрывали ее от меня?
– Да, – отозвался падре. И прежде чем Хьюлитт успел задать новый вопрос, Лиорен ответил на него:
– Причин было три. Одну из них вам уже изложили. Вы не специалист в данной области, поэтому, даже знай вы целиком и полностью все о сложившейся ситуации, вы бы ничем не сумели помочь решению проблемы. Кроме того, полученные сведения вызвали бы у вас ненужную тревогу и могли бы отрицательно сказаться на результатах наших поисков. Я же получил неполные сведения о происходящем в обстоятельствах, вынуждающих меня препятствовать их распространению. В любом случае от Гредличли вы узнали об аварии столько же, сколько я, поэтому теперь я волен рассказать вам кое-что.
– Означает ли это «кое-что», – поинтересовался Хьюлитт с замиранием сердца, – что вы все равно что-то от меня скроете? Ради моего же спокойствия?
– Да, – коротко отозвался Лиорен. Некоторое время они молчали, и стену молчания на этот раз воздвиг Хьюлитт, поскольку ему показалось, что падре разговаривает не так, как обычно. А разрушить заговор молчания попробовал Лиорен.
– Следующим, – сообщил он, – я должен навестить пациента в палате СНЛУ. СНЛУ – это чрезвычайно хрупкие создания, обитающие в метановой среде, крайне чувствительные к яркому свету и мельчайшим колебаниям температуры. Структура тканей, слагающих тело СНЛУ, – кристаллическая, именно поэтому они так хрупки. Защитное устройство, с помощью которого придется проникнуть в палату, громоздкое, бронированное, оборудовано аппаратурой для усиления изображения и системами дистанционного управления. Из-за повышенного слуха пациентов приходится снижать звук при выходе и повышать при входе. Это очень спокойная палата. Вы сможете подойти близко к моему пациенту, а остальные трое сейчас получают процедуры. Затем вы оставите меня с моим пациентом наедине и сможете поговорить с остальными тремя – как с чалдерианами в палате АУГЛ. Тревожиться о том, как управлять машиной, вам не придется, ею будет дистанционно управлять одна из сестер с сестринского поста.
Хьюлитт промолчал. Он все еще злился на Лиорена за то, что тот счел его психом, способным потерять самообладание из-за недопонятых сведений.
– И еще вы поймете, – добавил Лиорен, – что атмосфера в палате СНЛУ способна охладить даже самые горячие головы.
Глава 29
В палате было не только холодно, но и темно. Она была надежнейшим образом защищена от самого минимального излучения и тепла, способного исходить от кораблей, пролетавших вблизи госпиталя. Иллюминаторов не было, поскольку обитателям палаты вредил бы даже свет далеких звезд. Изображение на экране дисплея в кабине защитной машины становилось видимым благодаря его специальной обработке. Перед Хьюлиттом предстала ожившая, призрачная фантазия. Тела СНЛУ формой напоминали восьмиконечные морские звезды. Чешуйки, покрывавшие тела, холодно поблескивали в метановом тумане, словно ограненные алмазы. СНЛУ были похожи на чудесных геральдических животных.
Когда Хьюлитт, проезжая мимо пациентов, отключил свой транслятор, чтобы послушать, как звучат их естественные голоса, он услышал звуки, которых ему прежде никогда не доводилось слышать. Казалось, он слышит музыку падающих снежинок, сталкивающихся одна с другой. В палате СНЛУ не оказалось ни одного прежнего вирусоносителя – никто, кроме самих СНЛУ, не смог бы выжить больше нескольких минут в такой атмосфере. Но, когда настало время прощаться, Хьюлитту почему-то ужасно не захотелось отсюда уходить.
Следующая пациентка, которую предстояло посетить Лиорену, была медсестра-пенсионерка, мельфианка Лонталлет. Лиорен познакомил их. Убедившись, что и ее можно исключить из списка подозреваемых, Хьюлитт вышел в коридор, оставив Лиорена наедине с мельфианкой.
Ждать ему пришлось недолго, и заскучать он не успел, так как по коридору неторопливо ходили интереснейшие существа.
Хьюлитт насчитал тридцать кислорододышащих существ, относящихся к пяти видам. Некоторых из них везли на носилках. До слуха Хьюлитта время от времени доносились разговоры медсестер и медбратьев, из которых он понял, что имеет место как обычная транспортировка больных из палаты в палату, так и учебная эвакуация. Вскоре из палаты вышел падре.
– Передвигались ли они достаточно медленно для того, чтобы вы успели провести наблюдения? – поинтересовался тарланин. – Что-нибудь почувствовали?
– Да, – отозвался Хьюлитт. – И нет. Кто следующий на очереди?
– Нам нужно спуститься к люку на первом уровне, – ответил падре, – и по пути проверять всех и каждого. Теперь нам придется работать быстро. Подолгу разговаривать ни с кем из пациентов больше не удастся. Несколько слов и непродолжительный осмотр – вот все, что мы можем себе позволить. Вы устали?
– Нет. Усталости не чувствую. Только любопытство, – признался Хьюлитт. – И еще я проголодался, мы же не ели с тех пор, как...
– Непродолжительный голод, – оборвал его Лиорен, – нам не повредит. Я связался со своим отделением из комнаты медсестры Лонталлет. О'Мара на совещании. Он проводит селекторные переговоры с капитанами ожидающих кораблей, но оставил для нас сообщение. Положение ухудшилось, но до сих пор техническая сторона неполадков не обнародована. В настоящее время проводится одновременно три учебные эвакуации, но пока кораблей у причалов нет. Пациенты жалуются на неудобства, сотрудники догадываются, что происходит нечто серьезное, и хотят получить ответы, и, несмотря на все их попытки хранить профессиональное спокойствие, их неуверенность передается пациентам и наоборот. Ситуация опасна с психологической точки зрения, и дальше так продолжаться не может.
– Но в чем дело? – спросил Хьюлитт. – Не хватает кораблей для полной эвакуации или что? Храните от меня тайну, если вам так угодно, но уж другие-то здесь у вас наверняка привыкли ко всем неожиданностям – по меньшей мере к медицинским, – и они бы лучше себя вели, знай они все, даже если правда страшна. Неведение куда страшнее.
Лиорен быстрее зашагал вперед и на ходу ответил:
– Собрать достаточное число кораблей для эвакуации госпиталя – не самое трудное дело, учитывая, что такой опыт в прошлом у Федерации имелся. Может быть, проблему не разглашают потому, что сами ее хорошенько не понимают, или потому, что проблема не единственная.
– Вы пытаетесь заморочить мне голову, – уточнил Хьюлитт, – или намекаете на что-то?
Лиорен проигнорировал его вопрос и продолжал:
– В столовой Приликла не обнаружил ничего подозрительного. Он не нашел вируса ни у кого из тех, кто там принимал пищу, но очень устал и теперь нуждается в длительном отдыхе. Поэтому остаемся только мы с вами – так сказал О'Мара. Мы должны найти как можно быстрее. Кроме того, сейчас мы должны надеть шлемы и закрыть их наглухо во избежание траты времени при смене среды.
– Но на этом мы выиграем всего-то несколько минут, – заспорил было Хьюлитт, но сам себя оборвал:
– Нет, я это просто так.
Приказ надеть шлем показался Хьюлитту довольно-таки глупым, поскольку им предстояло посетить две палаты, где размещались теплокровные кислорододышащие пациенты с такими же требованиями к атмосферному давлению и температуре, как и у них с Лиореном. Вероятно, экстренная ситуация сказалась даже на мышлении Главного психолога.
Следующая палата оказалась одной из немногих в Главном Госпитале Сектора – такой же была палата чалдериан, – где размещались пациенты только одного вида. Хьюлитт впервые увидел невооруженным глазом такое количество илленсиан сразу. Он ничуть не удивился, когда они с Лиореном ни у одного из них не выявили ни нынешнего, ни былого вирусоносительства, поскольку просто не мог представить, чтобы какое-либо существо, в каком бы отчаянном состоянии ни пребывал потенциальный носитель-илленсианин, пожелало бы вселиться в такое тело.
Они проходили палату за палатой. Пациенты сменяли пациентов. Многие из них, как и обслуживающие их сотрудники, принадлежали к видам, которые раньше никогда не попадались Хьюлитту на глаза. Сейчас не время было задавать вопросы и ждать ответов. Никто из увиденных Хьюлиттом существ не показался ему отвратительнее илленсиан, но никто из них никогда не носил в себе вируса-целителя. Разведчики проносились по палатам с такой скоростью, что вызывали закономерное недоумение, а по поводу запаха хлора, исходившего от их скафандров, слышали весьма неодобрительные замечания, но все же довольно сдержанные из-за присутствия падре. Ничего не дало и наблюдение за всеми, кто встречался им в коридорах.
– Я вот о чем думаю, – чуть запыхавшись, проговорил Хьюлитт. – Уж не обманываем ли мы себя с этим чувством узнавания бывших носителей вируса? Чувство не поддается описанию – ну, может быть, его можно было бы назвать братским. Но может быть, мы его испытываем только друг к другу и больше ни к кому? Да и вообще что-то неладно. Не знаю, что именно, но, может быть, знаете вы и скажете мне?
Лиорен остановился настолько резко, что Хьюлитт обогнал его на три шага и вынужден был вернуться. Видимо, они успели уйти с медицинских уровней, потому что теперь им встречались только сотрудники в форме Эксплуатационного отдела. На дверях и поворотах в боковые коридоры стояли значки и символы энергетических подстанций, систем теплообмена. Над дверью, расположенной прямо перед ними, красовался знак, предупреждающий об опасности радиоактивного излучения. Хьюлитту стало интересно – что же за палата может находиться здесь.
– Вы устали? – спросил у него Лиорен.
– Нет, – ответил Хьюлитт. – Пытаетесь уйти от вопроса?
– Вы, может быть, слышали от кого-нибудь... – отозвался падре, – что я когда-то работал здесь доктором... Я просто хотел сказать, что знаком с людской физиологией вполне достаточно для того, чтобы понимать, каков предел ваших физических возможностей. Сейчас вы наверняка очень устали и проголодались. Мой следующий и последний на сегодня пациент принадлежит к классификации ВТХМ. Для нормальной жизнедеятельности он поглощает жесткое излучение и поэтому никак не может стать носителем вируса. Кроме того, этот пациент при смерти, и посещаю я его по той же самой причине, по какой пришел к нему впервые. Я стараюсь бывать у него как можно чаще. А вы можете воспользоваться этой возможностью, чтобы поесть и передохнуть.
– Я не устал, – возразил Хьюлитт. – Разве вы забыли, что вирус оставил нам в наследство прекрасное здоровье и что теперь наши организмы способны переносить гораздо большие нагрузки, нежели раньше? Разве я не прав? Разве вы не чувствуете себя не таким утомленным, как чувствовали бы раньше при прочих равных?
– Мне не хотелось бы с вами спорить, – отозвался падре. – Особенно теперь, когда вы правы. Мне слишком о многом надо подумать, и я не могу отвлекаться на такие мелочи. Ну хорошо. Мы действительно не так устали, как могли бы.
Хьюлитт явно задел Лиорена, хотя и не хотел. Вероятно, падре был погружен в религиозные раздумья перед визитом к тяжелобольному. Хьюлитт решил, что нужно попросить прощения.
– Знаете, просто я всю свою жизнь с кем-нибудь спорил. Чаще всего – с врачами, которые были уверены в том, что они правы, а я заблуждаюсь. Простите, у меня это вошло в привычку, и мне надо от нее избавляться. Если у вас есть веские причины – личные или религиозные – не желать моего присутствия при вашем визите к пациенту, только скажите, и все. Но мне кажется, что если уж мы проверили всех потенциальных носителей вируса вместе, то надо бы завершить эту работу, даже если мы потратим время впустую.
Падре промолчал. Хьюлитт рассмеялся и сказал:
– Ну хорошо, вы считаете, что пожиратели радиации – телфиане – неподходящие хозяева для вируса, а как насчет морозолюбивых СНЛУ? Разве вирус мог бы выжить при температуре, близкой к абсолютному нулю? Мог бы – если он, конечно, разумен.
Лиорен никак не среагировал на попытку Хьюлитта пошутить.
– Мне недостаточно хорошо известна мотивация вируса, – сказал он, – для того чтобы рассуждать о том, почему он поступает так или иначе. Но если вы вспомните вашу земную естественную историю, то вспомните и о том, что существует множество простейших животных, которые способны в течение длительных периодов времени выживать под толстым слоем полярных льдов – порой в течение миллионов лет.
– А вы помните, – парировал Хьюлитт, с трудом скрывая раздражение, – как я сказал О'Маре о том, что вирусу удалось пережить последствия ядерного взрыва? И что эти последствия он переживал в течение двадцати лет и только потом угодил в меня живым и здоровым?
Тут им пришлось поспешно отскочить в сторону, чтобы на них не налетели двое орлигиан в форме Корпуса Мониторов. Они мчались по коридору на тележках с оборудованием со скоростью гоночных машин. Лиорен отозвался только через несколько минут.
– Этого я не помню, – протянул он, – потому что эту часть вашего разговора не слышал, и сведения эти для меня новы. Однако существует большая разница между кратковременным воздействием излучения, пережитым вирусом, и тем постоянным интенсивным воздействием, которому подвергаются телфиане в течение всей их жизни. Вы снова спорите со мной, возможно, вы и правы. Хорошо, вы можете сопровождать меня в телфианский отсек.
– Благодарю, – кивнул Хьюлитт. – После того как я взгляну на пациента, я могу оставить вас с ним наедине.
– Это не понадобится, – возразил падре. – Пациент при смерти и, хотя он знает об этом, он никогда ни на что не жалуется. Все телфианские религии основаны на различных формах поклонения солнцу, но пациент не говорил о том, что он является приверженцем одной из этих религий. Сейчас он хочет одного: говорить с кем-нибудь из разумных существ, кто бы стал слушать его. Он готов говорить на языке чужеземцев до тех пор, пока способен произносить слова. Он страдает, и все, что мы можем для него сделать, так это побыть рядом с ним и послушать его – в надежде, что принесем ему хоть немного добра.
Лиорен, не сказав больше ни слова, резко свернул в боковой коридор. Хьюлитт бросился за ним вдогонку. Поравнявшись с падре, он спросил:
– А не лучше ли было бы, если бы в такое время с пациентом рядом находился бы кто-нибудь из его друзей?
– Вы явно знаете слишком мало о телфианах, – откликнулся падре.
– Да, я знаю немного, – согласился Хьюлитт, почувствовав, как заливается краской – последние дни его что-то слишком уж часто обвиняют в невежестве. – Я никогда не предполагал, что мне придется лично встретиться с кем-либо из них, поэтому я и не видел причин, зачем бы узнавать о них какие-то подробности. Знаю только, что они ужасно радиоактивны, очень опасны... ну и что к ним нельзя близко подходить.
– Враждебна среда их обитания, – уточнил Лиорен, – а не они сами. Мало кому из жителей Федерации приходится лично встречаться с телфианами, так что вам не стоит обижаться – вполне понятно, почему вы почти ничего не знаете о них. Прежде чем вы встретитесь с пациентом, надо бы вам побольше узнать о том, как телфиане живут, но что еще важнее – как они умирают. Надеюсь, вы способны усваивать знания, передвигая при этом свои нижние конечности немного быстрее?
– Я от вас не отстану, – заверил его Хьюлитт.
Лиорен, не обратив внимания на двусмысленность, продолжал:
– Я дал обещание умирающему телфианскому астронавигатору по имени частица Черксик прикасаться к нему и слушать его до тех пор, пока он будет в состоянии произносить слова. Мы все еще не обнаружили вируса. Поэтому мне хочется сдержать свое обещание и потратить часть того времени, которое мы, судя по всему, тратим впустую, на доброе дело.
– А не потратите ли хоть немного времени на то, – встрял Хьюлитт, – чтобы выслушать меня?
– Потрачу, – неожиданно безо всякой растерянности ответил падре. – Я заметил, что вы сильно разнервничались, но не понимаю, то ли вы сердитесь на меня из-за того, что я не могу удовлетворить ваше любопытство, то ли вас беспокоит что-то более серьезное, личное. Если я прав в последнем, то насколько это срочно? Я вас в любом случае выслушаю – сейчас или попозже, но вы не хуже меня понимаете, что сейчас для этого не самое лучшее время. Можете ли вы сказать мне просто – и, надеюсь, коротко, – что вас тревожит?
Не глядя на падре, Хьюлитт ответил:
– Вы правы, падре. Меня снедает любопытство, и я сержусь на вас из-за того, что вы мне не отвечаете. Я понимаю, вам запретили мне отвечать, но это-то и пугает меня больше всего. Поэтому я все время задаю вопросы, которые мне не следует задавать, и волнуюсь. Меня тревожит общее положение дел.
– Продолжайте, – распорядился Лиорен, остановившись перед шкафом, в котором висели противорадиационные скафандры для землян разных размеров. – Наденьте скафандр, подходящий вам по размерам, прямо сверху. И, пожалуйста, говорите, пока я буду помогать вам облачаться.
«И времени уйдет меньше», – с тоской подумал Хьюлитт, но падре был слишком вежлив и так не сказал.
– Хорошо, – кивнул Хьюлитт и принялся одеваться. – Насколько нам известно, единственными существами, инфицированными, ну, или населенными вирусом, были я, моя кошка, Морредет, вы и еще кто-то неизвестный нам или неизвестные. Вирус оставил нам в наследство прекрасное здоровье и – по непонятной причине – странную способность узнавать бывших носителей вируса. Зачем ему это понадобилось? И что он на самом деле сделал с нами?
Не дожидаясь ответа, Хьюлитт продолжал:
– Это телепатия? Или эмпатический дар, как у Приликлы? Мы не способны точно улавливать мысли и чувства друг друга, так что скорее всего – ни то, ни другое. Я не специалист в области ксенобиологии и тем более – в области поведения инопланетных вирусов, как разумных, так и неразумных, и никто, включая и вас, падре, на эти вопросы ответить мне не в состоянии. Но прав ли я, когда мне кажется, что дар узнавания мог быть приобретен нами только в результате происшедших в нас физических изменений? Не получили ли мы своеобразную визитную карточку вируса в качестве какого-либо побочного действия и на самом деле произошло что-то более серьезное, что-то такое, что вирус производит со всеми, в ком он пожил? Имеет ли к этому отношение долгожительство вируса? А вдруг мы все уже заражены вирусом и в нас зреют его эмбрионы?
Хьюлитт застыл на одной ноге, не успев натянуть вторую штанину защитного скафандра. Падре стоял рядом с ним и поддерживал верхнюю часть костюма. Он тоже не двигался и молчал. Наступила тягостная пауза. Нарушил ее падре.
– Мне было запрещено отвечать на ваши вопросы, – сказал он, – по причинам, которые я вам уже излагал. Это делалось для того, чтобы вы не впали в еще более тревожные раздумья. Но я не стану скрывать от вас ответы, поскольку теперь мне совершенно ясно, что вы сами до них додумались.
Хьюлитт молчал. Почему-то ему уже не хотелось, чтобы на его вопросы был дан ответ.
– Вы уже знаете, – между тем продолжал Лиорен, – что главным фактором в лечении пациентов разных видов является то, что мы можем осуществлять его без риска перекрестной инфекции, поскольку патогенные микроорганизмы одной планеты не могут инфицировать существ, родившихся на других планетах. Этот факт нас очень утешал, поскольку нигде в исследованной Галактике не было ни единого случая исключения из этого правила. До сих пор.
– Но вирус безвреден, – тоскливо проговорил Хьюлитт. – Он не болезнь. На самом деле совсем наоборот.
– Верно, – согласился падре. – Но все же он – вирус, форма универсального патогена, со всем, что из этого следует. Да, он представляется разумным, вероятно, высокоразвитым организмом, не намеревающимся причинить кому-либо никакого вреда, но мы не можем быть в этом целиком и полностью уверены. Мы можем ошибочно принимать примитивное, эгоистичное желание вируса поселяться внутри других существ и поддерживать их в состоянии отличного здоровья за альтруизм. Конечно, такая мысль грет душу, но в таком месте, как Главный Госпиталь Сектора, мы не можем себе позволить исключить и такую возможность – независимо от того, чем диктуется поведение вируса: разумностью, альтруизмом или высокоразвитым инстинктом выживания, – что перед нами самый страшный медицинский сон, какой только мы можем себе представить.
– Все равно не понимаю, почему вы так беспокоитесь, – отозвался Хьюлитт. – Он же всего-навсего лечит разных существ, вот и все!
– Вы забываете о том, что он уже успел натворить, – возразил падре. – Нам известно о шести отдельных случаях, когда вирус пересек межвидовый барьер. Он сделал это с легкостью, не задействовав при этом механизмы естественной защиты реципиентов, хотя затем провоцировал аллергическую реакцию на любые медикаменты и токсичные вещества, поступавшие в организм носителя. Фактически вирус представляет собой суперпатогенный микроорганизм – организованную разумную колонию вирусов, способную модифицировать свою структуру для адаптации и выживания при разнообразных температурных условиях внутри существ с разной физиологией и разным обменом веществ. Число носителей, оккупированных им в прошлом, нам неведомо, и...
– Погодите, – ахнул Хьюлитт. – Медицинская бригада на «Ргабваре» знала об этом, но от меня скрывала?
– Да, – ответил падре. – Это стало ясно, как только они поняли, что к делу причастен личный врач Лонвеллина и что вы больше не даете аллергической реакции на новые лекарства, но Приликла не хотел, чтобы вы волновались.
– Когда мы летели сюда с Этлы, – вспомнил Хьюлитт, – Нэйдрад сказала, что мои несчастья только начинаются. А я думал, она говорит о чем-то другом.
– Нет, не о другом, – вздохнул Лиорен. – Потенциально существо, способное творить такое, очень опасно. Может быть, оно и несознательно кому-либо вредит, но механизм, благодаря которому он так легко путешествует по разным видам, может также послужить мостом, по которому пойдут другие патогенные микробы, и если мы позволим такому обладающему высочайшей степенью адаптационной способности универсальному штамму гулять по госпиталю, то не исключено, что он и впредь будет лечить свои жертвы. Но он один, а если разразится внутрибольничная эпидемия, ему не поспеть. Тогда Главный Госпиталь Сектора, а может быть, и всю Галактическую Федерацию постигнет большая беда.
Это будет означать конец, полный крах того, чего мы добивались, – свободных, открытых контактов между планетарными цивилизациями, – заключил падре. – Мы будем отброшены назад, обречены на обитание на родных планетах. А если уж решимся на путешествия, то будем прибегать к строжайшим процедурам обеззараживания.
– Так вот почему, – пробормотал Хьюлитт, – эвакуационным кораблям не разрешают приближаться к причалам.
На этот раз это не прозвучало как вопрос.
Когда Хьюлитт, проезжая мимо пациентов, отключил свой транслятор, чтобы послушать, как звучат их естественные голоса, он услышал звуки, которых ему прежде никогда не доводилось слышать. Казалось, он слышит музыку падающих снежинок, сталкивающихся одна с другой. В палате СНЛУ не оказалось ни одного прежнего вирусоносителя – никто, кроме самих СНЛУ, не смог бы выжить больше нескольких минут в такой атмосфере. Но, когда настало время прощаться, Хьюлитту почему-то ужасно не захотелось отсюда уходить.
Следующая пациентка, которую предстояло посетить Лиорену, была медсестра-пенсионерка, мельфианка Лонталлет. Лиорен познакомил их. Убедившись, что и ее можно исключить из списка подозреваемых, Хьюлитт вышел в коридор, оставив Лиорена наедине с мельфианкой.
Ждать ему пришлось недолго, и заскучать он не успел, так как по коридору неторопливо ходили интереснейшие существа.
Хьюлитт насчитал тридцать кислорододышащих существ, относящихся к пяти видам. Некоторых из них везли на носилках. До слуха Хьюлитта время от времени доносились разговоры медсестер и медбратьев, из которых он понял, что имеет место как обычная транспортировка больных из палаты в палату, так и учебная эвакуация. Вскоре из палаты вышел падре.
– Передвигались ли они достаточно медленно для того, чтобы вы успели провести наблюдения? – поинтересовался тарланин. – Что-нибудь почувствовали?
– Да, – отозвался Хьюлитт. – И нет. Кто следующий на очереди?
– Нам нужно спуститься к люку на первом уровне, – ответил падре, – и по пути проверять всех и каждого. Теперь нам придется работать быстро. Подолгу разговаривать ни с кем из пациентов больше не удастся. Несколько слов и непродолжительный осмотр – вот все, что мы можем себе позволить. Вы устали?
– Нет. Усталости не чувствую. Только любопытство, – признался Хьюлитт. – И еще я проголодался, мы же не ели с тех пор, как...
– Непродолжительный голод, – оборвал его Лиорен, – нам не повредит. Я связался со своим отделением из комнаты медсестры Лонталлет. О'Мара на совещании. Он проводит селекторные переговоры с капитанами ожидающих кораблей, но оставил для нас сообщение. Положение ухудшилось, но до сих пор техническая сторона неполадков не обнародована. В настоящее время проводится одновременно три учебные эвакуации, но пока кораблей у причалов нет. Пациенты жалуются на неудобства, сотрудники догадываются, что происходит нечто серьезное, и хотят получить ответы, и, несмотря на все их попытки хранить профессиональное спокойствие, их неуверенность передается пациентам и наоборот. Ситуация опасна с психологической точки зрения, и дальше так продолжаться не может.
– Но в чем дело? – спросил Хьюлитт. – Не хватает кораблей для полной эвакуации или что? Храните от меня тайну, если вам так угодно, но уж другие-то здесь у вас наверняка привыкли ко всем неожиданностям – по меньшей мере к медицинским, – и они бы лучше себя вели, знай они все, даже если правда страшна. Неведение куда страшнее.
Лиорен быстрее зашагал вперед и на ходу ответил:
– Собрать достаточное число кораблей для эвакуации госпиталя – не самое трудное дело, учитывая, что такой опыт в прошлом у Федерации имелся. Может быть, проблему не разглашают потому, что сами ее хорошенько не понимают, или потому, что проблема не единственная.
– Вы пытаетесь заморочить мне голову, – уточнил Хьюлитт, – или намекаете на что-то?
Лиорен проигнорировал его вопрос и продолжал:
– В столовой Приликла не обнаружил ничего подозрительного. Он не нашел вируса ни у кого из тех, кто там принимал пищу, но очень устал и теперь нуждается в длительном отдыхе. Поэтому остаемся только мы с вами – так сказал О'Мара. Мы должны найти как можно быстрее. Кроме того, сейчас мы должны надеть шлемы и закрыть их наглухо во избежание траты времени при смене среды.
– Но на этом мы выиграем всего-то несколько минут, – заспорил было Хьюлитт, но сам себя оборвал:
– Нет, я это просто так.
Приказ надеть шлем показался Хьюлитту довольно-таки глупым, поскольку им предстояло посетить две палаты, где размещались теплокровные кислорододышащие пациенты с такими же требованиями к атмосферному давлению и температуре, как и у них с Лиореном. Вероятно, экстренная ситуация сказалась даже на мышлении Главного психолога.
Следующая палата оказалась одной из немногих в Главном Госпитале Сектора – такой же была палата чалдериан, – где размещались пациенты только одного вида. Хьюлитт впервые увидел невооруженным глазом такое количество илленсиан сразу. Он ничуть не удивился, когда они с Лиореном ни у одного из них не выявили ни нынешнего, ни былого вирусоносительства, поскольку просто не мог представить, чтобы какое-либо существо, в каком бы отчаянном состоянии ни пребывал потенциальный носитель-илленсианин, пожелало бы вселиться в такое тело.
Они проходили палату за палатой. Пациенты сменяли пациентов. Многие из них, как и обслуживающие их сотрудники, принадлежали к видам, которые раньше никогда не попадались Хьюлитту на глаза. Сейчас не время было задавать вопросы и ждать ответов. Никто из увиденных Хьюлиттом существ не показался ему отвратительнее илленсиан, но никто из них никогда не носил в себе вируса-целителя. Разведчики проносились по палатам с такой скоростью, что вызывали закономерное недоумение, а по поводу запаха хлора, исходившего от их скафандров, слышали весьма неодобрительные замечания, но все же довольно сдержанные из-за присутствия падре. Ничего не дало и наблюдение за всеми, кто встречался им в коридорах.
– Я вот о чем думаю, – чуть запыхавшись, проговорил Хьюлитт. – Уж не обманываем ли мы себя с этим чувством узнавания бывших носителей вируса? Чувство не поддается описанию – ну, может быть, его можно было бы назвать братским. Но может быть, мы его испытываем только друг к другу и больше ни к кому? Да и вообще что-то неладно. Не знаю, что именно, но, может быть, знаете вы и скажете мне?
Лиорен остановился настолько резко, что Хьюлитт обогнал его на три шага и вынужден был вернуться. Видимо, они успели уйти с медицинских уровней, потому что теперь им встречались только сотрудники в форме Эксплуатационного отдела. На дверях и поворотах в боковые коридоры стояли значки и символы энергетических подстанций, систем теплообмена. Над дверью, расположенной прямо перед ними, красовался знак, предупреждающий об опасности радиоактивного излучения. Хьюлитту стало интересно – что же за палата может находиться здесь.
– Вы устали? – спросил у него Лиорен.
– Нет, – ответил Хьюлитт. – Пытаетесь уйти от вопроса?
– Вы, может быть, слышали от кого-нибудь... – отозвался падре, – что я когда-то работал здесь доктором... Я просто хотел сказать, что знаком с людской физиологией вполне достаточно для того, чтобы понимать, каков предел ваших физических возможностей. Сейчас вы наверняка очень устали и проголодались. Мой следующий и последний на сегодня пациент принадлежит к классификации ВТХМ. Для нормальной жизнедеятельности он поглощает жесткое излучение и поэтому никак не может стать носителем вируса. Кроме того, этот пациент при смерти, и посещаю я его по той же самой причине, по какой пришел к нему впервые. Я стараюсь бывать у него как можно чаще. А вы можете воспользоваться этой возможностью, чтобы поесть и передохнуть.
– Я не устал, – возразил Хьюлитт. – Разве вы забыли, что вирус оставил нам в наследство прекрасное здоровье и что теперь наши организмы способны переносить гораздо большие нагрузки, нежели раньше? Разве я не прав? Разве вы не чувствуете себя не таким утомленным, как чувствовали бы раньше при прочих равных?
– Мне не хотелось бы с вами спорить, – отозвался падре. – Особенно теперь, когда вы правы. Мне слишком о многом надо подумать, и я не могу отвлекаться на такие мелочи. Ну хорошо. Мы действительно не так устали, как могли бы.
Хьюлитт явно задел Лиорена, хотя и не хотел. Вероятно, падре был погружен в религиозные раздумья перед визитом к тяжелобольному. Хьюлитт решил, что нужно попросить прощения.
– Знаете, просто я всю свою жизнь с кем-нибудь спорил. Чаще всего – с врачами, которые были уверены в том, что они правы, а я заблуждаюсь. Простите, у меня это вошло в привычку, и мне надо от нее избавляться. Если у вас есть веские причины – личные или религиозные – не желать моего присутствия при вашем визите к пациенту, только скажите, и все. Но мне кажется, что если уж мы проверили всех потенциальных носителей вируса вместе, то надо бы завершить эту работу, даже если мы потратим время впустую.
Падре промолчал. Хьюлитт рассмеялся и сказал:
– Ну хорошо, вы считаете, что пожиратели радиации – телфиане – неподходящие хозяева для вируса, а как насчет морозолюбивых СНЛУ? Разве вирус мог бы выжить при температуре, близкой к абсолютному нулю? Мог бы – если он, конечно, разумен.
Лиорен никак не среагировал на попытку Хьюлитта пошутить.
– Мне недостаточно хорошо известна мотивация вируса, – сказал он, – для того чтобы рассуждать о том, почему он поступает так или иначе. Но если вы вспомните вашу земную естественную историю, то вспомните и о том, что существует множество простейших животных, которые способны в течение длительных периодов времени выживать под толстым слоем полярных льдов – порой в течение миллионов лет.
– А вы помните, – парировал Хьюлитт, с трудом скрывая раздражение, – как я сказал О'Маре о том, что вирусу удалось пережить последствия ядерного взрыва? И что эти последствия он переживал в течение двадцати лет и только потом угодил в меня живым и здоровым?
Тут им пришлось поспешно отскочить в сторону, чтобы на них не налетели двое орлигиан в форме Корпуса Мониторов. Они мчались по коридору на тележках с оборудованием со скоростью гоночных машин. Лиорен отозвался только через несколько минут.
– Этого я не помню, – протянул он, – потому что эту часть вашего разговора не слышал, и сведения эти для меня новы. Однако существует большая разница между кратковременным воздействием излучения, пережитым вирусом, и тем постоянным интенсивным воздействием, которому подвергаются телфиане в течение всей их жизни. Вы снова спорите со мной, возможно, вы и правы. Хорошо, вы можете сопровождать меня в телфианский отсек.
– Благодарю, – кивнул Хьюлитт. – После того как я взгляну на пациента, я могу оставить вас с ним наедине.
– Это не понадобится, – возразил падре. – Пациент при смерти и, хотя он знает об этом, он никогда ни на что не жалуется. Все телфианские религии основаны на различных формах поклонения солнцу, но пациент не говорил о том, что он является приверженцем одной из этих религий. Сейчас он хочет одного: говорить с кем-нибудь из разумных существ, кто бы стал слушать его. Он готов говорить на языке чужеземцев до тех пор, пока способен произносить слова. Он страдает, и все, что мы можем для него сделать, так это побыть рядом с ним и послушать его – в надежде, что принесем ему хоть немного добра.
Лиорен, не сказав больше ни слова, резко свернул в боковой коридор. Хьюлитт бросился за ним вдогонку. Поравнявшись с падре, он спросил:
– А не лучше ли было бы, если бы в такое время с пациентом рядом находился бы кто-нибудь из его друзей?
– Вы явно знаете слишком мало о телфианах, – откликнулся падре.
– Да, я знаю немного, – согласился Хьюлитт, почувствовав, как заливается краской – последние дни его что-то слишком уж часто обвиняют в невежестве. – Я никогда не предполагал, что мне придется лично встретиться с кем-либо из них, поэтому я и не видел причин, зачем бы узнавать о них какие-то подробности. Знаю только, что они ужасно радиоактивны, очень опасны... ну и что к ним нельзя близко подходить.
– Враждебна среда их обитания, – уточнил Лиорен, – а не они сами. Мало кому из жителей Федерации приходится лично встречаться с телфианами, так что вам не стоит обижаться – вполне понятно, почему вы почти ничего не знаете о них. Прежде чем вы встретитесь с пациентом, надо бы вам побольше узнать о том, как телфиане живут, но что еще важнее – как они умирают. Надеюсь, вы способны усваивать знания, передвигая при этом свои нижние конечности немного быстрее?
– Я от вас не отстану, – заверил его Хьюлитт.
Лиорен, не обратив внимания на двусмысленность, продолжал:
– Я дал обещание умирающему телфианскому астронавигатору по имени частица Черксик прикасаться к нему и слушать его до тех пор, пока он будет в состоянии произносить слова. Мы все еще не обнаружили вируса. Поэтому мне хочется сдержать свое обещание и потратить часть того времени, которое мы, судя по всему, тратим впустую, на доброе дело.
– А не потратите ли хоть немного времени на то, – встрял Хьюлитт, – чтобы выслушать меня?
– Потрачу, – неожиданно безо всякой растерянности ответил падре. – Я заметил, что вы сильно разнервничались, но не понимаю, то ли вы сердитесь на меня из-за того, что я не могу удовлетворить ваше любопытство, то ли вас беспокоит что-то более серьезное, личное. Если я прав в последнем, то насколько это срочно? Я вас в любом случае выслушаю – сейчас или попозже, но вы не хуже меня понимаете, что сейчас для этого не самое лучшее время. Можете ли вы сказать мне просто – и, надеюсь, коротко, – что вас тревожит?
Не глядя на падре, Хьюлитт ответил:
– Вы правы, падре. Меня снедает любопытство, и я сержусь на вас из-за того, что вы мне не отвечаете. Я понимаю, вам запретили мне отвечать, но это-то и пугает меня больше всего. Поэтому я все время задаю вопросы, которые мне не следует задавать, и волнуюсь. Меня тревожит общее положение дел.
– Продолжайте, – распорядился Лиорен, остановившись перед шкафом, в котором висели противорадиационные скафандры для землян разных размеров. – Наденьте скафандр, подходящий вам по размерам, прямо сверху. И, пожалуйста, говорите, пока я буду помогать вам облачаться.
«И времени уйдет меньше», – с тоской подумал Хьюлитт, но падре был слишком вежлив и так не сказал.
– Хорошо, – кивнул Хьюлитт и принялся одеваться. – Насколько нам известно, единственными существами, инфицированными, ну, или населенными вирусом, были я, моя кошка, Морредет, вы и еще кто-то неизвестный нам или неизвестные. Вирус оставил нам в наследство прекрасное здоровье и – по непонятной причине – странную способность узнавать бывших носителей вируса. Зачем ему это понадобилось? И что он на самом деле сделал с нами?
Не дожидаясь ответа, Хьюлитт продолжал:
– Это телепатия? Или эмпатический дар, как у Приликлы? Мы не способны точно улавливать мысли и чувства друг друга, так что скорее всего – ни то, ни другое. Я не специалист в области ксенобиологии и тем более – в области поведения инопланетных вирусов, как разумных, так и неразумных, и никто, включая и вас, падре, на эти вопросы ответить мне не в состоянии. Но прав ли я, когда мне кажется, что дар узнавания мог быть приобретен нами только в результате происшедших в нас физических изменений? Не получили ли мы своеобразную визитную карточку вируса в качестве какого-либо побочного действия и на самом деле произошло что-то более серьезное, что-то такое, что вирус производит со всеми, в ком он пожил? Имеет ли к этому отношение долгожительство вируса? А вдруг мы все уже заражены вирусом и в нас зреют его эмбрионы?
Хьюлитт застыл на одной ноге, не успев натянуть вторую штанину защитного скафандра. Падре стоял рядом с ним и поддерживал верхнюю часть костюма. Он тоже не двигался и молчал. Наступила тягостная пауза. Нарушил ее падре.
– Мне было запрещено отвечать на ваши вопросы, – сказал он, – по причинам, которые я вам уже излагал. Это делалось для того, чтобы вы не впали в еще более тревожные раздумья. Но я не стану скрывать от вас ответы, поскольку теперь мне совершенно ясно, что вы сами до них додумались.
Хьюлитт молчал. Почему-то ему уже не хотелось, чтобы на его вопросы был дан ответ.
– Вы уже знаете, – между тем продолжал Лиорен, – что главным фактором в лечении пациентов разных видов является то, что мы можем осуществлять его без риска перекрестной инфекции, поскольку патогенные микроорганизмы одной планеты не могут инфицировать существ, родившихся на других планетах. Этот факт нас очень утешал, поскольку нигде в исследованной Галактике не было ни единого случая исключения из этого правила. До сих пор.
– Но вирус безвреден, – тоскливо проговорил Хьюлитт. – Он не болезнь. На самом деле совсем наоборот.
– Верно, – согласился падре. – Но все же он – вирус, форма универсального патогена, со всем, что из этого следует. Да, он представляется разумным, вероятно, высокоразвитым организмом, не намеревающимся причинить кому-либо никакого вреда, но мы не можем быть в этом целиком и полностью уверены. Мы можем ошибочно принимать примитивное, эгоистичное желание вируса поселяться внутри других существ и поддерживать их в состоянии отличного здоровья за альтруизм. Конечно, такая мысль грет душу, но в таком месте, как Главный Госпиталь Сектора, мы не можем себе позволить исключить и такую возможность – независимо от того, чем диктуется поведение вируса: разумностью, альтруизмом или высокоразвитым инстинктом выживания, – что перед нами самый страшный медицинский сон, какой только мы можем себе представить.
– Все равно не понимаю, почему вы так беспокоитесь, – отозвался Хьюлитт. – Он же всего-навсего лечит разных существ, вот и все!
– Вы забываете о том, что он уже успел натворить, – возразил падре. – Нам известно о шести отдельных случаях, когда вирус пересек межвидовый барьер. Он сделал это с легкостью, не задействовав при этом механизмы естественной защиты реципиентов, хотя затем провоцировал аллергическую реакцию на любые медикаменты и токсичные вещества, поступавшие в организм носителя. Фактически вирус представляет собой суперпатогенный микроорганизм – организованную разумную колонию вирусов, способную модифицировать свою структуру для адаптации и выживания при разнообразных температурных условиях внутри существ с разной физиологией и разным обменом веществ. Число носителей, оккупированных им в прошлом, нам неведомо, и...
– Погодите, – ахнул Хьюлитт. – Медицинская бригада на «Ргабваре» знала об этом, но от меня скрывала?
– Да, – ответил падре. – Это стало ясно, как только они поняли, что к делу причастен личный врач Лонвеллина и что вы больше не даете аллергической реакции на новые лекарства, но Приликла не хотел, чтобы вы волновались.
– Когда мы летели сюда с Этлы, – вспомнил Хьюлитт, – Нэйдрад сказала, что мои несчастья только начинаются. А я думал, она говорит о чем-то другом.
– Нет, не о другом, – вздохнул Лиорен. – Потенциально существо, способное творить такое, очень опасно. Может быть, оно и несознательно кому-либо вредит, но механизм, благодаря которому он так легко путешествует по разным видам, может также послужить мостом, по которому пойдут другие патогенные микробы, и если мы позволим такому обладающему высочайшей степенью адаптационной способности универсальному штамму гулять по госпиталю, то не исключено, что он и впредь будет лечить свои жертвы. Но он один, а если разразится внутрибольничная эпидемия, ему не поспеть. Тогда Главный Госпиталь Сектора, а может быть, и всю Галактическую Федерацию постигнет большая беда.
Это будет означать конец, полный крах того, чего мы добивались, – свободных, открытых контактов между планетарными цивилизациями, – заключил падре. – Мы будем отброшены назад, обречены на обитание на родных планетах. А если уж решимся на путешествия, то будем прибегать к строжайшим процедурам обеззараживания.
– Так вот почему, – пробормотал Хьюлитт, – эвакуационным кораблям не разрешают приближаться к причалам.
На этот раз это не прозвучало как вопрос.
Глава 30
На мгновение Хьюлитту стало так холодно, что ему почудилось, будто он попал в палату СНЛУ без защитного скафандра. Он гадал, почему же тогда с его лба градом катится пот. Падре смотрел на него во все свои четыре глаза. Хьюлитт не понял, к чему отнести слова Лиорена – то ли к нетерпению, то ли к желанию из терапевтических соображений сменить тему разговора.
– Постарайтесь сейчас не думать об этом, – посоветовал падре. – Вам предстоит встреча с первым в вашей жизни телфианином. К несчастью, с умирающим. Сейчас я вам кое-что расскажу. Вам нужно будет принять некоторые меры предосторожности – и ради себя, и ради того, чтобы еще сильнее не огорчить пациента Черксика. Слушайте внимательно и по возможности не перебивайте...
Лиорен стал рассказывать Хьюлитту об условиях жизни на Телфи – планете, которая обращалась примерно в тридцати миллионах миль от своего солнца и была постоянно обращена к нему одной стороной.
Тамошняя флора колебалась в промежутке между растительной и минеральной формами жизни. Температура и радиация на Телфи были смертельны для всех разумных существ Федерации. Телфи – поистине адское место для всех, кроме самих обитателей этой планеты.
Они представляли собой квазиживотную форму жизни, эволюционировавшую на дневном полушарии планеты и нуждающуюся в непрерывной жаре и высокой радиации, обеспечиваемых местным солнцем. Помимо разговорной речи, жители Телфи обладали даром телепатии, с помощью которой общались между собой отдельные представители вида, а особенно – члены семейных сообществ, пребывающие в постоянном физическом контакте друг с другом.
К тому времени, когда телфиане освоили космические полеты, их цивилизация уже была очень древней и высокоразвитой. Внутри космических кораблей телфианам было крайне трудно воспроизвести условия жизнеобеспечения. По стандартам Федерации, на этапе освоения космических полетов они понесли огромные потери из-за неполадок техники. Однако это не удержало телфиан от межзвездных перелетов, от того, чтобы присоединиться к Федерации и черпать те торговые и культурные блага, которые сулило такое присоединение. В частности, телфиане довольно часто прибегали к медицинской помощи.
– Постарайтесь сейчас не думать об этом, – посоветовал падре. – Вам предстоит встреча с первым в вашей жизни телфианином. К несчастью, с умирающим. Сейчас я вам кое-что расскажу. Вам нужно будет принять некоторые меры предосторожности – и ради себя, и ради того, чтобы еще сильнее не огорчить пациента Черксика. Слушайте внимательно и по возможности не перебивайте...
Лиорен стал рассказывать Хьюлитту об условиях жизни на Телфи – планете, которая обращалась примерно в тридцати миллионах миль от своего солнца и была постоянно обращена к нему одной стороной.
Тамошняя флора колебалась в промежутке между растительной и минеральной формами жизни. Температура и радиация на Телфи были смертельны для всех разумных существ Федерации. Телфи – поистине адское место для всех, кроме самих обитателей этой планеты.
Они представляли собой квазиживотную форму жизни, эволюционировавшую на дневном полушарии планеты и нуждающуюся в непрерывной жаре и высокой радиации, обеспечиваемых местным солнцем. Помимо разговорной речи, жители Телфи обладали даром телепатии, с помощью которой общались между собой отдельные представители вида, а особенно – члены семейных сообществ, пребывающие в постоянном физическом контакте друг с другом.
К тому времени, когда телфиане освоили космические полеты, их цивилизация уже была очень древней и высокоразвитой. Внутри космических кораблей телфианам было крайне трудно воспроизвести условия жизнеобеспечения. По стандартам Федерации, на этапе освоения космических полетов они понесли огромные потери из-за неполадок техники. Однако это не удержало телфиан от межзвездных перелетов, от того, чтобы присоединиться к Федерации и черпать те торговые и культурные блага, которые сулило такое присоединение. В частности, телфиане довольно часто прибегали к медицинской помощи.