Уайт Кейт. Не верь глазам своим

   — Голова находилась вон там. Я оттащила Мону Ходжес приблизительно на пятнадцать дюймов, чтобы она не ударилась.
   На бежевом ковре осталось большое кровавое пятно. Оно переливалось в ярком свете. Мне стало дурно.
   Тейт вывел меня из кабинета. Поначалу мне показалось, он ведет меня обратно за стол, но мы прошли мимо, к выходу. Меня отпускали.
   — Вот моя визитная карточка, — сказал детектив, вытащив ее из бумажника. — Позвоните, если что-нибудь случится или заметите нечто странное на работе.
   Я кивнула, пытаясь изобразить готовность помочь, хотя чувствовала себя прескверно.
   — И еще. Я попрошу вас ни с кем не обсуждать детали того, что вы сегодня видели. Хорошо? Сохранение секретности необходимо для расследования.
   — Да, понимаю.
   — Вот и прекрасно, — сказал он и кивнул близстоящему полицейскому. — Он выведет вас из здания, оградив от журналистов.
   Тейт зашагал обратно, а полицейский подбежал исполнять роль швейцара. Когда он открыл дверь в холл, я изумилась картине, представшей моему взору. Там собралось неимоверное количество офицеров полиции, в особенности около входа в редакцию «Трека». Музыку сменил неумолкающий ропот ворчливой толпы. Очевидно, приглашенных не выпускали до личного допроса каждого.
   Не менее шокирующей оказалась сцена при выходе из лифта. Через большие окна вестибюля я увидела толпу на улице. Львиная доля ее состояла из представителей прессы с камерами. Они сбились в кучу впритык к живому ограждению из полицейских. Мона, рассылавшая по всему свету репортеров и фотографов, сама стала участницей скандальной истории, какие писали ее подчиненные.
   Распространявшееся по всему вестибюлю многоголосие приглушала стена, но когда полицейский распахнул дверь наружу, меня окатил шум на полной громкости. Такое бывает в международных аэропортах, когда выходишь из относительно спокойной таможенной зоны навстречу какофонии встречающих.
   — На чем вы собираетесь добираться до дома? — прокричал мне на ухо полицейский.
   — Наверное, возьму такси.
   — Я помогу вам.
   Он взял меня за руку и повел сквозь толпу. Засверкали фотовспышки, и журналисты стали забрасывать меня вопросами: «Что там произошло?», «Вы что-нибудь видели? », «Полиция арестовала подозреваемого?», «Назовите свое имя».
   Я ощутила себя прямо-таки Николь Кидман.
   Полицейский поймал такси и помог мне сесть. Как только машина тронулась, я развалилась на липком кожаном сиденье. Пять часов назад я планировала провести вечер в итальянском ресторане в Виллидже, полакомиться жареной курочкой и выпить бокал тосканского вина. А вместо этого обнаружила начальницу в крови. К тому же оказалась в пекле криминального расследования. Не натолкнись я на эту жуткую сцену, событие все равно не прошло бы стороной. На следующий же день редакция «Базза» превратится в дурдом: все будут обсуждать нападение и как оно отразится на личной судьбе каждого. Мона, вероятно, получила серьезную черепно-мозговую травму. Она вообще может не оправиться.
   Пока такси неслось по Бродвею, я достала сотовый и карманный компьютер, нашла номер Нэша. Удалось связаться только по голосовой почте и оставить сообщение об инциденте на случай, если ему еще не доложили, и свой контактный телефон. Затем я позвонила Полу Петроцелли, знакомому доктору из «неотложки», который охотно отвечает мне на основные медицинские вопросы, необходимые для написания очерка. Когда бы я ни набрала его номер, он занят: выполняет непрямой массаж сердца или вытаскивает из руки рыболовный крючок. Однако на сей раз я застала его в перерыве между спасением людей. Описав рану на голове Моны и приступ, я спросила, каков предположительный диагноз.
   — Похоже, удар был неслабым, — сказал он, зевая. — При такой травме внутреннее кровотечение не сильное, но мозг набухает от удара, как и любая ткань, а для мозга всякие опухания крайне нежелательны. Череп — штука твердая, внутри него особо не разбухнешь. Мозговая ткань начинает сдавливаться, и все это заканчивается образованием грыжи в нижней части. Та, в свою очередь, давит на дыхательный центр ствола мозга.
   — На месте удара было достаточно крови, — дополнила я. — Это что-то меняет?
   — Ну да, тогда возможен другой сценарий. При Ударе порвались кровяной сосуд и оболочка мозга. Тогда мы имеем дело не только с набуханием, но и обильным кровотечением в мозг. Хотя финал будет тот же самый.
   — Возможен смертельный исход?
   Конечно. Травма головы — это тебе не хухры-мухры. Слушай, меня тут срочно вызывают. Перезвони позже, если тебе понадобится дополнительная информация.
   Затем я набрала номер Лайлы Паркер, бывшего агента ФБР, у которой я иногда беру интервью. Хорошо бы, если б она взялась за расследование дела. Прозвучал автоответчик, и я оставила сообщение с угрозой завалить ее вопросами.
   Таксист высадил меня на углу Девятой улицы и Бродвея. Зайдя домой, я ощутила неимоверное облегчение. У меня небольшая квартирка с одной спальней и кухонькой, но там есть и несколько достоинств: просторный чулан, который я переоборудовала в домашний кабинет, большой балкон и чарующий вид из окна — старые жилые здания из кирпича и девятнадцать водонапорных башен на западном горизонте. Моя квартира — единственное ценное, что осталось от замужества, если не считать исчерпывающих знаний о футбольных ставках.
   Я налила бокал вина, сбросила сандалии и свалилась на кушетку с таким шлепком, будто упала со второго этажа. Ничего не ела весь вечер, желудок болит, а аппетита нет. Устроившись среди подушек, я погрузилась в мысли о Моне. Кто мог пойти на такой шаг? Уборщица не видела преступника, а Мона должна была: удар ведь пришелся спереди. Надеюсь, врачам удалось привести ее в сознание и сейчас она шепчет имя на ухо детективу.
   Тут до меня дошло, что надо позвонить Робби. Не терпелось сообщить новость и рассказать о моей маленькой лжи, чтобы он ненароком не выдал полиции истинную цель моего прихода в «Базз». Да и потом надо поставить Робби в известность, что я не нашла писем, за которые он так беспокоится.
   Я взяла трубку и набрала номер. На третьем гудке Робби ответил.
   — Наконец-то, — произнесла я с облегчением. — Слушай, у меня жуткая новость.
   — Про Мону?
   — Да, а ты откуда знаешь?
   — Мне позвонил знакомый из «Трека». Говорят, она лежит в коме в Бельвью.
   — А ты в курсе, что тело обнаружила я?
   — Что?!
   — Ты не ослышался. Мне никого нельзя посвящать в детали.
   — Ты нашла ее? — воскликнул он. — Ты была там?
   — Конечно, Робби, — подтвердила я, подавляя раздражение. — Я пошла по твоей же просьбе забрать письма, которых в столе не оказалось. Про них я, кстати, не сказала полиции. Не хотела впутывать тебя, поэтому уверила их, что забирала кое-какие бумаги.
   — Но ты не перезвонила мне, как обещала, — жалобно произнес он. — Ты собиралась связаться с подругой и сразу мне перезвонить.
   — На это ушло время. А когда я набрала твой номер, ты не взял трубку. Я решила, ты просто не в состоянии, оставила сообщение и пошла в офис. Да и какая разница? Что тебя так огорчает?
   — Просто… — тревожно замялся Робби.
   — Просто что ? — спросила я, начиная сердиться.
   — Я сам забрал письма. Я пошел в офис, когда понял, что ты уже не позвонишь.

4

   Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить бомбу, которую бросил к моим ногам Робби.
   Он вечером был в редакции «Базза». Он находился там одновременно с Моной. Робби невероятно расстроился из-за увольнения. А теперь Мона лежит в больнице с дырой в голове.
   — Ты еще на проводе? — спросил он.
   — Да, — тихо выдавила я. — Ты видел Мону?
   — Нет, зачем мне идти до конца коридора? Я схватил письма и ушел. Ты не знаешь, как она? Жить будет?
   — Не знаю, Робби. Скажи, как ты проник в офис? У тебя же забрали пропуск.
   Он недовольно вздохнул:
   — Да. Я знал, что мне без него не пройти, но тут вспомнил, что состою в списке приглашенных на вечеринку в «Трек». Стоило появиться в вестибюле, назвать имя и показать удостоверение личности с фотографией — пошли в ход водительские права. Там далее поставили дополнительного охранника, чтобы сверять имена приглашенных. Никогда его раньше не видел. Когда я поднялся на этаж, оттуда вышел фрилансер из отдела оформления. Он придержал для меня дверь, значит, еще не в курсе, что меня уволили.
   — Во сколько это было ?
   — Без двух минут восемь. Я посмотрел на часы, чтобы убедиться, достаточно ли поздний час и все ли ушли.
   — А ушли все?
   — Да. В редакции не было ни души. Очевидно, тот фрилансер уходил последним. Я схватил письма и испарился оттуда.
   — Ты воспользовался центральным выходом?
   — Нет, я спустился по боковой лестнице — до самого вестибюля. Не хотел рисковать. Зачем ты расспрашиваешь меня, Бейли? Ты ведь не думаешь, что я к этому как-то причастен?
   — Вовсе нет. Мне интересно, могли ты натолкнуться на преступника. Ты заметил свет в кабинете Моны?
   — Нет, то есть, возможно, он и горел, но я не заворачивал за угол.
   У меня голова шла кругом. Мы разминулись с Робби на пятнадцать — двадцать минут. Говорит ли он правду? Или это он раздробил Моне череп? Да нет, вряд ли у Робби хватило духу сотворить такое, даже в минуту отчаяния.
   — Как ты считаешь, на меня падет подозрение? — дрожащим голосом спросил он.
   — Будем надеяться, что Мона поправится и расскажет все полиции. Но пока она не пришла в себя, тобой непременно заинтересуются детективы. Ты Должен как можно быстрее нанять адвоката.
   — О Боже, какой ужас! — заскулил он.
   — Я мало в этом понимаю, но адвокат наверняка посоветует тебе самому обратиться в полицию. Все равно они на тебя выйдут. Кто-нибудь наверняка видел, как ты заходил в офис, к тому же не секрет, что тебя уволили. А если ты возьмешь инициативу в свои руки, то окажешься в более выгодном положении. Только сначала нужно посоветоваться с людьми сведущими: пусть они рассчитают правильный курс поведения. Ты знаешь хорошего адвоката?
   — Ну, я разговаривал с одним по поводу усыновления.
   — Эта не та область, — сказала я, с трудом скрывая раздражение. — Тебе нужен специалист по уголовным делам.
   — Может, Брок кого-нибудь знает. Он сейчас в Сан-Франциско по делам. Пока мне не удалось с ним связаться.
   — Если не найдешь адвоката, позвони мне, я наведу справки. Держись.
   — Стараюсь. О Боже, какой кошмар. А она была… была уже в коме, когда ты ее обнаружила?
   — Мне нельзя разглашать детали. Она была в прескверном состоянии. Позвони мне завтра, расскажи, как идут дела, ладно?
   — Ладно, — ответил он, сдавливая всхлип.
   Я положила трубку и начала расхаживать по комнате. Дела плохи. Очень плохи. Самое страшное, что Робби вскоре станет главным подозреваемым. А вдруг это он совершил преступление? Нет, Робби на такое не способен.
   Стянув джинсовую юбку и забросив ее в угол, я поплелась на кухню. Желудок требовал еды, но в рот полезут разве только гренки. Когда я засовывала в тостер кусочек хлеба, зазвонил сотовый в другой комнате. Я добежала до сумочки и откопала в ней телефон. На линии был Нэш.
   — Прослушал твое сообщение, — сказал он. — Ты еще там?
   — Где?
   — В «Баззе».
   — Нет, я сейчас дома. А вы? Вы давно узнали о происшествии ?
   — Да, я был на вечеринке в редакции «Трека». Едва удалось оттуда выбраться. Они опрашивали всех по очереди, и я оказался в самом конце цепочки, но убедил полицию, что являюсь лицом не посторонним. Что там стряслось?
   — Кто-то напал на Мону и уборщицу. Понятия не имею зачем.
   — В каком состоянии Мона? Считаешь, она оправится?
   — Она была без сознания, когда я нашла ее. Сейчас вроде в коме, в Бельвью. Больше мне ничего не известно.
   — Говоришь, ее ударили по голове? А чем именно?
   — Не знаю, — честно ответила я, не забывая и о том, что нельзя разглашать подробности. — Полиция не позволяет любителям вмешиваться в расследование.
   — А как там уборщица?
   — Вроде в порядке.
   — Она ничего не видела?
   — Кажется, нет. Хотя она плохо соображала из-за удара по голове. Может, когда разум прояснится, что-нибудь вспомнит.
   — Что ты сказала? — спросил он. — Я еду в такси по парку, здесь плохая связь.
   Я повторила.
   — Иисусе… — пробормотал Нэш. — Опять прерывается связь, я вешаю трубку. У тебя есть мой домашний, позвони вечером, если что узнаешь, ладно? Ты мне нужна завтра в редакции. Зайди ко мне в кабинет сразу, как придешь на работу.
   — Конечно, — ответила я, недоумевая, что он задумал, но понимая, сейчас не лучшее время спрашивать.
   — А ты сегодня должна была, кажется, находиться в суде? — вдруг вспомнил он.
   — Да, — сказала я как можно увереннее. — Но мне… мне понадобилось забрать кое-что с рабочего места.
   В ответ последовало молчание: видимо, связь прервалась окончательно.
   Приготовив гренки, я включила телевизор, по каналу «Си-эн-эн» шло ток-шоу, и ничто не предвещало новостей о Моне. Вряд ли удастся получить официальную информацию до местного выпуска новостей в одиннадцать часов. Несколько минут я ходила взад-вперед по квартире с бокалом вина в руке, практически к нему не прикладываясь. Я не испытывала добрых чувств к Моне, но произошедшее здорово выбило меня из колеи.
   Впервые за долгое время захотелось оказаться в обществе Джека Херлити — парня, с которым я встречалась до января. Джек — психолог, мы познакомились, когда я писала статью о беспокойной девочке, убедившей всех, что в доме полтергейст. Как я ни сопротивлялась возникшему влечению, прошлой осенью у нас завязались стабильные моногамные отношения. Работая профессором в Джорджтаунском университете, Джек жил в Вашингтоне, на выходные прилетал в Нью-Йорк, а осенью перевелся в Нью-Йоркский университет. Мы бродили вместе по Гринич-Виллидж, ходили в кино, слушали музыку в небольших клубах, катались на лыжах и много занимались превосходным сексом.
   Затем в январе он поразил меня предложением переехать к нему с намеком в ближайшем будущем жениться. Мне безумно нравился Джек, но как только эти слова слетели с его уст, я поняла, что не готова к новым обязательствам. С развала предыдущего брака минуло всего два года, и мне требовалось время на осмысление, отчего все полетело к чертям и как не потерпеть фиаско снова. Джек порвал со мной, заявив, что ему нужно или все, или ничего. Я сильно переживала, но не сомневалась в правильности решения. Шли дни, и боль стихала — даже быстрее, чем я ожидала.
   Но сегодня мне безумно хотелось излить Джеку душу. Он обладал поразительным талантом задавать такие вопросы, ответы на которые дают невероятное облегчение, словно камень падает с плеч. Джека больше нет в моей жизни, я должна быть сильной и справляться со всем сама.
   Я пошла к холодильнику, на сей раз в поиске чего-нибудь сладкого. Там нашелся замороженный ванильный йогурт, дата и производитель неизвестны. Под крышкой оказалось нечто столь же старое, как полярный лед Южного полушария. Пришлось соскрести сверху кристаллики и вонзить ложку. На вкус йогурт оказался даже хуже, чем на вид.
   Выкинув его в мусорное ведро, я услышала звонок телефона.
   Скажи мне, что все это ложь, — раздался в трубке голос с нотками крайнего нетерпения.
   — Кто это? — спросила я.
   — Джесси, — на вздохе выпалила она. — Извини. Я в полной прострации, проходила мимо и решила набрать твой номер, Все произошедшее — это просто… не знаю даже, как назвать.
   — Понимаю. Я тут тоже с ума схожу.
   — Ты правда была там?
   — Да, была, зашла забрать бумаги. Откуда ты узнала?
   — Я уже переговорила со всеми сотрудниками «Базза». Кто-то с вечеринки в «Треке» пронюхал, что это ты обнаружила Мону.
   — А ты сейчас где? — Из трубки доносился шум машин.
   — Я тут за углом, на Восьмой улице, возле университета. Послушай, не хочешь встретиться? Выпили бы по чашечке кофе или чего покрепче?
   — Заходи ко мне, — пригласила я. — Посидим у меня на балконе.
   — Так ты не против? Я не помешаю?
   Я сказала, что буду только рада ее приходу, и дала точный адрес.
   Отыскав в углу джинсовую юбку, я снова влезла в нее. Мне нравилась Джесси, но еще рано появляться перед ней в ярко-розовых трусах.
   Она зашла через пять минут, тяжело дыша. Длинные шелковые волосы убраны за уши.
   — Привет, заходи, — сказала я, открыв дверь. — Молодец, что позвонила.
   На ней были длинные штаны цвета хаки, светло-зеленая футболка и ожерелье из желтых камней. У Джесси хорошая фигура с пышной грудью, но она считает, что весь эффект портят широковатые бедpa, и поэтому надевает темный низ и вешает много украшений наверх, чтобы отвлечь внимание.
   — Здорово, что ты оказалась поблизости. Мне как раз хотелось поговорить с человеком, который сможет понять ситуацию.
   Мы неуклюже обнялись. Не такие уж мы и близкие подруги, и как-то неловко стоять в моей квартире поздним вечером, обхватив друг друга руками.
   — Не могу поверить, что ты ее нашла, — сказала Джесси. — Что с ней? Я слышала, ей проломили череп.
   — Да, на нее напали. Я бы с удовольствием все обсудила, но нельзя. Полицейские угрожали быстрой расправой, если я проболтаюсь.
   — Понятно. Подробности должен знать только сам преступник. А каково это вообще — обнаружить Мону в таком виде?
   — Не приятно. Хочешь выпить? — Я указала на бутылку красного вина на столе. — У меня припасены вино, пиво, содовая и портвейн, который кто-то принес четыре года назад.
   Она улыбнулась и задумалась.
   — Гм… содовую, если она уже открыта. Если нет, то встряхни ее покрепче.
   Джесси последовала за мной на кухоньку, осматриваясь по сторонам.
   — У тебя тут мило, — отметила она.
   — Спасибо. Вот газировка. Пошли на балкон.
   Я вывела ее навстречу темноте. Ночной вид с моего балкона чем-то напоминает декорации к спектаклю на Бродвее: чернильно-синее небо и жилые дома со светом в окошках. Будто картина-подделка. Я пригласила Джесси сесть за столик и зажгла свечку. Она вздохнула:
   — Тут так красиво. Ничего, если я поинтересуюсь: ты снимаешь эту квартиру, или она твоя?
   — Моя. Я была замужем, и она досталась мне в качестве утешительного приза.
   — Здорово. Как будут развиваться события? Ты же спец по криминальным историям. Преступника смогут поймать?
   — Знаешь, обыск места преступления порой только вводит в заблуждение. Судебная медицина достигла невероятных высот, но часто не хватает конкретных улик для зацепки, невозможно же основываться на сомнительных фактах. Будем надеяться, что Мона придет в себя и сама все расскажет полиции.
   — Придет в себя? — В тусклом свете свечи я увидела выражение недоумения на лице Джесси, как если б я заявила, что сейчас прилетит Питер Пэн и опустится перед нами на перила.
   — Да, люди выходят из комы.
   — Но она же умерла. Ты что, не слышала? Я ахнула:
   — Умерла? Откуда ты знаешь?
   — У меня есть знакомый в больнице Святого Винсента. Я разговаривала с ним полчаса назад, и он сказал, что она умерла от нанесенных травм. Странно, что новость еще не разлетелась.
   — Боже… — произнесла я, прислонившись к спинке стула. — Я была уверена, она находится в коме. — Вот дела. Интересно, умерла ли Мона, так и не придя в сознание, или все-таки успела шепнуть имя убийцы?
   — Это мог быть грабитель? — спросила Джесси, прервав мои раздумья. — Вроде как напали и на уборщицу.
   — Вряд ли. Охранники сегодня тщательно всех проверяли.
   — Это точно. Я думала, мне роговицу начнут сканировать.
   — Ты была на вечеринке?
   — Да, зашла ненадолго. Мне надо освещать другое событие, поэтому я ушла около восьми и не застала тот момент, когда гостей перестали выпускать.
   — А кто еще там был из «Базза»? — Хотелось знать, кто находился на этаже во время нападения.
   — Нэш, Хиллари — блондинка, что работает в «Клубничке». Райан. Я заметила его перед самым уходом. И конечно, Мона с супругом.
   — Мона была на вечеринке?
   — Да, она не пропускала подобные мероприятия, тем более если это не понедельник. Видимо, она вернулась в редакцию.
   Но зачем? Встретить кого-то?
   — Что будет дальше? — спросила Джесси. — Весь офис заполонят полицейские?
   — О, в ближайшие несколько дней без них не обойдется, — сказала я. — Надо полагать, журнал возглавит Нэш?
   — Да. Будем молиться, чтобы его поставили на эту должность. Тогда никто из нас не потеряет работу.
   — Ой, мы же пропустим новости, — сказала я, всматриваясь в циферблат наручных часов. — Пойду гляну, ладно?
   Мы опоздали. Когда я включила телевизор в спальне, на всех каналах уже шел спорт. Вернулись в гостиную и стали размышлять, что будет происходить в ближайшие дни: как поступит Дикер, как отреагирует пресса, как поведут себя сотрудники?
   — Думаешь, это сделал кто-то из наших коллег? — спросила Джесси.
   — Боюсь, что да, — признала я. — Хотя любой, кто был на вечеринке, — потенциальный подозреваемый.
   — Хорошо, что я рано ушла. Ну ладно, мне уже пора. Спасибо за гостеприимство.
   — Тебе спасибо, — ответила я. — Покаты здесь, еще один вопрос. Мона когда-нибудь работала допоздна по вторникам?
   — Нет, насколько мне известно.
   — Так что же она делала в кабинете?
   — Может, зашла забрать какие-нибудь бумаги, как и ты?
   Вероятно. Если убийца был среди приглашенных, то он заметил, как Мона направилась в кабинет, и прокрался за ней следом. Или кто-то из сотрудников находился в редакции и воспользовался ее неожиданным появлением?
   — Думаешь, кто-то из гостей? — спросила Джесси, словно прочла мои мысли.
   — Не знаю, — сказала я. — Может, завтра что-нибудь прояснится.
   — Угу, — рассеянно произнесла она.
   — Ты в порядке? — поинтересовалась я.
   — Конечно. То есть я возбуждена от этих странных событий, но не напугана. Вряд ли ко мне проникнут в квартиру сегодня и ударят пресс-папье.
   — Почему именно пресс-папье?
   — По традиции, — ответила она, пытаясь выдавить улыбку. — Спокойной ночи. До завтра.
   Я открыла дверь и проследила, как Джесси направляется к лифту.
   — Кстати, — сказала она, развернувшись посреди коридора. — Ты слышала, что Робби уволили?
   — Слышала. — Я постаралась принять равнодушный вид. — Ты присутствовала при сем?
   — Да, и это было просто жутко. Вряд ли он угрожал ей или спорил — лишь выполз из кабинета поверженный, словно репетировал сцену из фильма «Страсти Христовы». А у себя начал крушить вещи, пинать мусорное ведро. В итоге вызвали охрану, чтобы вывести его из редакции. Хорошо, что при увольнении забирают пропуск, иначе полиция уже прибрала бы его к рукам.
   Я ничего не сказала, многозначительно кивнула и закрыла дверь. Если полицейские не найдут улик, то Робби не поздоровится. Могли он совершить преступление ? И во что вляпалась я ? Ведь я умолчала о его поручении.
   Настроив радио на новости по нью-йоркской станции «УИНС», я наполнила ванну и добавила в воду пену для мытья с экстрактом зеленого чая. Она досталась мне на раздаче косметических средств в «Глоссе». Вылила почти весь флакон, как сумасшедшая. Зато, как только погрузилась в воду, тело застонало от облегчения. К сожалению, эмоциональное напряжение никуда не пропало. Я не переставала думать о Моне. Если не Робби, то кто ? Из спальни доносились обрывки новостей: по Куинсу разгуливает маньяк-насильник, в Манхэттене такси съехало в кювет. И вдруг диктор заговорил о Моне. «Скандальный, широко известный редактор журнала „Базз“ убита в своем кабинете, — сообщил он. — Пострадала еще одна женщина, но травма несерьезная. Никто не задержан».
   Перед тем как лечь, я попыталась связаться с Робби, узнать, нашел ли он адвоката. Опять автоответчик. Оставила сообщение, чтобы он в случае чего позвонил.
   Спала я очень неспокойно, странные сны сменяли друг друга. Утром проглотила полрогалика с кофе, листая свежий выпуск «Нью-Йорк таймс». Статья о Моне заняла уголок первой страницы и разместилась далее в разделе «Метро». Там косвенно упоминалась даже я: «…еще живую обнаружила одна из сотрудниц». В конце напечатали некролог с историей о заслугах Моны в области увеличения тиража журнала до небывалых размеров. Журналист упомянул, что она слыла требовательным начальником. Правда, не сказал, какой она была стервой.
   По дороге в метро я купила «Дейли ньюс» и «Нью-Йорк пост». Фото Моны поместили на первую страницу вместе со всеми шокирующими подробностями, что удалось раздобыть. Сообщалось, что ее ударили по голове, но полиция не говорит, как и чем. Там были также снимки приглашенных, включая Еву Андерсон на выходе из здания. У всех негодование на лицах.
   Около офиса набилось люду не меньше, чем вчера: фотографы, журналисты, телевизионщики и любопытные граждане. Среди последних немало туристов, которые направлялись потратить деньги в магазинчике Диснея, и получили убийство Моны в качестве приза. Полицейские выстроились в ряд, чтобы держать толпу на расстоянии, и мне на входе пришлось достать пропуск.
   На этаже редакции «Базза» творилось почти такое же сумасшествие. В приемной стояли не только охранники, но и прохлаждался полицейский. У девушки на ресепшене было такое выражение, словно из Нью-Йоркского залива вылез Годзилла и направляется к Шестой авеню.
   Настроение вокруг колебалось от мрачного до восторженного. Люди собирались группками, разговаривали, очевидно, обсуждая подробности, и размышляли вслух. Некоторые казались расстроенными, потрясенными событием, а другие едва сдерживали радость, как в тот день, когда жена Нэша ворвалась к нему в стеклянный кабинет, назвала «лживым кобелем» и запустила сумкой в голову. Как только я приблизилась к одной из группировок, заместитель редактора предложил отменить ежедневную планерку.