Страница:
Я набрала 911. Оператор подняла трубку сразу же.
— Меня преследуют, — сказала я. — Я лежу под машиной, между Брайтон-Бич-авеню и Брайтуотер-Корт.
— На какой улице? — спросила она.
Боже, да не помню я. Несмотря на кромешную темноту, я закрыла глаза и попыталась представить название. Пусто. Тут я увидела, что ко мне тянется рука.
— Убирайся! — закричала я, прижимаясь к обочине. — Сейчас здесь будет полиция.
Рука зависла в воздухе, затем исчезла. Через пару секунд не стало и кроссовок. Я слышала, как спешно удаляются резиновые подошвы.
— Мисс, мисс, вы еще на проводе? — спросила оператор.
Я подала голос, но не смогла назвать улицу. Затем объяснила, что нахожусь через один квартал от остановки метро. Она велела мне не отключаться, пока не приедет патрульная машина. Я ждала, слушая разговор на заднем фоне телефона, и тут шаги появились снова. О Боже, пожалуйста, нет. Глаза привыкли к темноте, и я в ужасе всматривалась в направлении шума. На сей раз ко мне приблизились две пары обуви — мужские туфли из черной кожи и дамские на высоких каблуках.
— Вы в порядке? — раздался мужской баритон без акцента.
— Кто вы? — спросила я.
— Мы шли по улице, — ответил женский голос, — и все видели.
Я перебралась поближе к внешнему боку машины и вытянула шею, бросив взгляд наружу. В свете фонаря я увидела, что это обыкновенная молодая парочка, вероятно, по пути в ресторан поужинать. Я выкарабкалась из-под автомобиля и поднялась на ноги с любезной помощью мужчины. Ноги и руки затекли, словно я провела в неудобном положении целый час.
— Спасибо, — поблагодарила я, повертев головой вправо-влево. Никого на всей улице.
На женщине было элегантное черное платье, а ее спутник, несмотря на июль, надел черный кожаный пиджак.
— Так вы видели, что произошло?
— Мы вышли из дома моей матери, — сказал мужчина, — и услышали, как вы кричите из-под машины, а он пытается вас достать. Вы поругались с мужем?
— Боже упаси! — воскликнула я. — Я не знаю того человека.
Они обменялись взглядами.
— А мы подумали, это обыкновенная ссора, — сказала женщина. — Будто вы спрятались от него под машину.
— Нет, я залезла туда, чтобы он меня не поймал, — объяснила я. — Вы видели, как он выглядел?
— Практически нет, — ответил мужчина, покачивая головой. — На нем была бейсболка и темная рубашка или куртка. Примерно моего роста. Где-то метр восемьдесят.
— И он удрал, когда вы вышли из дома? — спросила я.
— Он не сразу нас увидел, — ответил мужчина. — Он наклонился и шарил под машиной. А как только заметил нас, унесся отсюда пулей.
— Надо вызвать полицию, — предложила женщина.
Я опустила взгляд на руку. Я до сих пор сжимала сотовый телефон, хотя связь прервалась. Я снова набрала 911, представилась оператору и сказала, что мне уже пришли на помощь прохожие и я буду ждать полицейских у остановки метро.
Машина парочки была припаркована неподалеку, и они предложили довезти меня. Я поблагодарила их и попросила пройтись со мной пешком до угла. Не исключено, что упорный преследователь до сих пор поджидает меня. Интересно, не тот ли это человек, которого я видела у знака парковки для персонала? Он еще шмыгнул внутрь, когда я вышла из дома Кати. Вышел следом, натянув бейсболку?
Брайтон-Бич-авеню стала гораздо оживленнее. Когда мы достигли лестницы к метро, я еще раз от души поблагодарила парочку и сказала, что теперь справлюсь сама. Они поспешили обратно: женщина семенила на цыпочках, чтобы поспеть за широкими шагами своего друга.
Через пару минут подъехала полицейская машина. Оттуда вышли два офицера прекрасного пола Они искренне встревожились, хотя уже ничего не могли сделать.
— Откуда вы узнали такой прием — закатиться под машину? — спросила одна, у которой из-под фуражки выбивались светлые локоны.
— От эксперта по безопасности. Считаете, это была плохая идея?
— Ну, рискованно, конечно. Но ведь сработало. Вы выиграли время. А это самое важное.
— Что вы делали в этом районе, если не секрет? — спросила другая.
— Я журналистка и брала интервью для статьи.
— Надеюсь, не о русской мафии, — сказала блондинка. — За такое могут и пришить.
— Нет, что вы, — запротестовала я. — Об убийстве на Манхэттене. Расспрашивала женщину, которая пострадала во время нападения.
— О-ля-ля! — подняла она брови. — Вероятно, вас неспроста преследовали.
— Вряд ли. Я никому не говорила, куда направляюсь.
— Все равно будьте осторожны, — предостерегла она. — Кто его знает.
Поездка на метро обратно показалась мне еще длиннее, чем туда. Я оглядела всех пассажиров, что зашли на моей станции, но среди них не было ни высоких, ни худых, ни даже подозрительных. У меня из головы не выходили слова полицейского, что случившееся может быть как-то связано с убийством. Если убийца — сотрудник «Базза», то удивляться не приходится: он мог вычислить, куда я собралась. Номер Кати лежал у меня на столе. Я спрашивала у Лео, как добраться до Бруклина. Я вышла из офиса решительно, как женщина, у которой важная миссия, в то время как все продолжали работать.
Я видела человека в бейсболке только краем глаза и не узнала.
Заходя к себе в квартиру, я умирала от голода. Вчера Лэндон дал мне кусок недоеденного бифштекса. Едва скинув штаны и футболку, перепачканные сзади грязью, я нарезала его и приукрасила завядшими листьями салата, залив маслом и уксусом.
Проглотив пол-ужина, я решила проверить голосовую почту. Там накопилось пять или шесть звонков: друзья справлялись о том, как у меня дела, один репортер раздобыл мой домашний номер, мама услышала новости и спрашивала, в порядке ли я («Ты ведь сейчас работаешь в „Баззе“, да?» — решила уточнить она), и последний, слава Богу, от Мэри Кей. Она сказала, что готова встретиться со мной за завтраком — В восемь утра в отеле «Марк». У нее был повелительный тон, как у герцогини, которая отдает распоряжения слугам, но я благодарила судьбу, что наконец-то смогу с ней поговорить.
Дважды кто-то просто повесил трубку. Я ненавижу, когда так делают, как из общих соображений, так и из-за груза прошлого опыта. Когда я год назад расследовала убийство няни Кэт, убийца звонил мне, чтобы отслеживать мое местонахождение. Я проверила определитель номера. Оба звонка были с сотового телефона, с незнакомого мне номера.
Я приняла душ, чтобы соскрести грязь и успокоить нервы. Меня невероятно насторожили преследование и анонимные звонки. Намыливая ноги сзади, я заметила царапины.
Ложась в постель, я прихватила свои записи, сделанные во время беседы с Катей, хотя их было не так много. Я проделала такой долгий путь, подвергла себя нападению на темной улице — и выяснила всего лишь, что у убийцы были длинные рукава. Я представила Робби в одной из рубашек в клетку с потайными пуговицами, которые он носит даже в жаркие летние дни. Неужели это был все-таки он? Нет, не может быть.
На самом деле всплыл еще один факт: Катя не только огорчена случившимся в кабинете Моны, но и обеспокоена, даже напугана. Она словно ждет беды. Плюс ко всему Андрей выразил тревожную мысль: убийца может думать, будто Кате что-то известно. Он хотел продолжить, но осекся. Вдруг Катя догадывается, кто убил Мону?
И тут меня осенило. Мой преследователь стоял у заднего входа в ресторан, наблюдал за домом Кати. Это был убийца, который боится, что Катя сможет его опознать. Он понял, что я пришла к ней, и последовал за мной. А Катя с Андреем почувствовали, что за ними наблюдают, но не стали делиться подозрениями со мной. С другой стороны, не исключено, что за мной погнался просто случайный нью-йоркский насильник или грабитель, однако отныне надо быть очень осторожной — мало ли что.
Когда глаза начали слипаться, я выключила лампу и легла. Как же хорошо сидеть в безопасной квартире! И все же, растянувшись с краю своей королевской кровати, я заметила пустое пространство рядом, и тут на меня нахлынуло всепоглощающее чувство одиночества — из-за приглаженной светло-желтой простыни. Конечно, я могла бы передвинуться на середину, но меня что-то останавливало.
Так бывает после жизни с мужчиной: неделями, даже месяцами после его ухода не можешь заставить себя взять господство над всей кроватью и продолжаешь спать с краю. Не знаю почему. Может, дело привычки или боязнь, что ты сейчас тут разляжешься, а окажется, что он всего лишь встал в туалет и скоро вернется и свалится задницей прямо тебе на нос. Или существует некий психологический барьер — нельзя претендовать на то, что некогда принадлежало ему, несмотря на твое полное право присвоить освободившуюся территорию.
Я думала о Джеке. Вряд ли он мучается от синдрома незаполненной кровати в своей новой квартире в Виллидже. Он привлекательный, удачливый, очаровательный и соблазнительный. Могу поспорить, уже через пару месяцев, прогуливаясь по Бликер-стрит или Салливан воскресным вечером, я натолкнусь на него под руку с шикарной, восхитительной девушкой.
— Бейли, — скажет он. — Познакомься с моей невестой Лейк.
Боже, от одной мысли наворачиваются слезы, хотя я сама его прогнала.
Я пыталась выкинуть из головы Джека, его возлюбленную и их безупречный союз, как вдруг зазвонил телефон. Резкий звук раскатился громом по тихой комнате, и у меня сердце чуть не выскочило из груди.
— Алло, — сказала я, делая вид, что еще не ложилась спать.
Тишина. О Боже, только не это. Затем кто-то назвал мое имя. Робби.
— Привет, — поздоровалась я, опираясь на локоть. — Я думала о тебе сегодня.
— Да? А я пытался дозвониться до тебя.
— Так это ты вешал трубку?
— Да, извини, — сказал он. — Не хотелось оставлять длинное сообщение. Я думал, ты сама позвонишь мне спросить, как продвигаются дела. — Последняя фраза прозвучала с невероятной грустью в голосе.
— Да, я помню о тебе, но мне не понравилось, как ты заставил меня оправдываться перед детективами. Они не очень обрадовались, когда узнали, что я искала твои письма во вторник вечером и скрыла от них этот факт.
— Прости, сожалею, что так получилось, — уверил он. — Мой адвокат сказал, лучше признаться, что я отправил тебя за письмами. Он считает, это придаст правдоподобности тому, что я пришел в офис за бумагами, а не убить Мону.
— Ты нашел хорошего адвоката?
— Да, с виду очень приличный. Правда, я разорюсь на нем. А если на меня подадут в суд… Боже, Бейли, не знаю, как быть.
— Робби, не исключено, что твой телефон прослушивается.
— Мне нечего скрывать. Бейли, клянусь, я этого не делал. Ты же меня знаешь, я мухи не обижу. Я даже не видел Мону тем вечером. Только вошел, забрал письма и ушел.
— Сотрудника из отдела оформления, который придержал тебе дверь, зовут, случайно, не Харри-сон?
— Не уверен. У него длинные белокурые волосы. Он там единственный фрилансер.
— Больше в редакции никого не было?
— Нет, я ведь тебе уже говорил. Не веришь в мою невиновность, да? — жалобно спросил он. — Считаешь, это я убил Мону?
— Вовсе нет. Просто ты меня подставил. Надо было предупредить, что собираешься рассказать полиции про письма! Что говорит адвокат? Как он оценивает твое положение?
Робби издал унылый глубокий вздох.
— Он утверждает, на данный момент у детективов нет конкретных улик. А откуда им взяться? Их в природе быть не может. Но не известно, как они себя поведут, если не получится вычислить настоящего убийцу. Против меня могут выдвинуть обвинение, основанное на косвенных доказательствах: у меня был мотив, и я находился в офисе. Найдут козла отпущения.
Его голос преисполнился тревогой.
— Робби, старайся сохранять спокойствие, — посоветовала я.
— Ты должна помочь мне, Бейли, — взмолился он. — Я так боюсь, что меня упекут за решетку. Сделай что-нибудь!
Что я-то могу поделать?! Есть вещи, которыми стоит поделиться с адвокатом, но надо проявить осторожность с Робби — со всеми! — пока не выясню все наверняка.
— Не знаю, слышал ли ты, но я пишу очерк о смерти Моны для «Базза», — уведомила я. — Провожу самостоятельное расследование. Если натолкнусь на что-нибудь стоящее, то сразу же сообщу полиции и тебе, хорошо?
— А что тебе уже известно? Можешь предположить, кто убийца?
— Пока ничего. Но, как уже сказала, я сразу дам тебе знать. А пока ты должен сделать две вещи. Прислушайся к интуиции относительно адвоката. По твоим словам, он приличный специалист, но если тебе вдруг покажется, что он недостаточно умен или уделяет тебе не все свое время, придется срочно найти другого. Люди, которых подвели собственные адвокаты, потом признают, что чувствовали неладное, но боялись признаться в этом и действовать. Ты должен быть с ним полностью откровенен. Насколько я в курсе, самая большая ошибка невиновного обвиняемого — скрытность. Ничего нельзя упускать. Не думай, что ему не обязательно знать некоторые вещи. Понял?
— Да, спасибо. Хороший совет. Мне так скверно. Я вспоминаю, как мы с тобой пили вино в баре. Вот бы вернуть прошлое.
— Ты все вернешь, — сказала я, собрав всю свою уверенность, которой было не так много.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я сразу заснула. Не хотелось бы мне оказаться на его месте.
Утром я проснулась в шесть тридцать. Мне было по-прежнему не по себе после вчерашнего происшествия и даже от одной мысли, что оно имеет какое-то отношение к смерти Моны. Душ и чашка кофе в успокоительной тишине балкона отогнали беспокойство. Плюс к тому я постоянно напоминала себе, что никто в точности не знал, куда я вчера собиралась отправиться, поэтому вряд ли преследование связано с Моной.
Без десяти восемь я уже сидела в ресторане отеля «Марк» на пересечении Мэдисон и Семьдесят седьмой улицы. Хотела освоиться там до прибытия герцогини, чтобы увереннее чувствовать себя во время беседы. Насколько я могла заключить по ее тону и сплетням в редакции, это коварная женщина, которая оголит тебе зад — метафорически выражаясь, — а ты и не успеешь понять, что происходит. В ресторане было темно и тихо. В основном здесь завтракают деловые люди в дорогих костюмах из качественной ткани и туристки среднего возраста.
Ровно в восемь в дверях появилась Мэри Кей, одетая с головы до пят в розовые одежды от Шанель, размера двенадцать, для пышек. Я никогда раньше ее не встречала, но видела фотографии. Волосы оттенка шампанского убраны в огромный французский пучок, походивший, если бы не цвет, на гнездо шершня.
— Это Мэри Хиггинс Кларк, — объявила вполголоса женщина за соседним столиком своим трем подругам. — Я уверена.
Метрдотель подвел Мэри Кей к моему столу, и она величественно подождала, пока он выдвинет для нее стул.
— Так вы и есть знаменитая Бейли Уэггинс? — произнесла Мэри Кей, устраиваясь поудобнее. Она была усыпана драгоценностями, хотя на завтрак так разряжаться не принято.
— Знаменитая? — переспросила я с вежливой улыбкой. — Не знаю, кто мог так меня охарактеризовать.
— Извините за иронию, — сказала она. — Я имела в виду, что весьма о вас наслышана. Мона — да благословит Бог ее душу! — считала, что вы вносите непомерный вклад в популярность журнала. А Нэщ говорит, вы очень ценный сотрудник.
— Вам приходилось иметь дело с Нэшем?
— Теперь, конечно же, да, — подтвердила она. — Как думаете, его назначат главным редактором? — Ее глаза были блекло-голубыми, словно выцвели с годами, тем не менее они держали меня в напряжении.
— Не стоит спрашивать мое мнение по этому поводу. Я не так долго работаю в «Баззе», чтобы меня посвящали в подобные дела. А в разговоре с подчиненными Дикер ничего не упомянул о своих намерениях.
Мэри натянула розовые очки на напудренный нос, чтобы прочесть меню, и всмотрелась в меня поверх них.
— Полагаю, он слишком взвинчен. Я о Дикере. Постоянно находится на взводе, верно?
— Я с ним не так часто сталкивалась, — ответила я. — Он контактировал с Моной, но не с рядовыми сотрудниками.
— Как там, кстати, сотрудники? Кого-нибудь опечалила смерть Моны? Или все заливаются крокодильими слезами?
— Я новичок, и со мной никто не делится своими чувствами. Но я заметила, что люди огорчены и встревожены инцидентом. Не знаю, оплакивает ли кто бывшую начальницу.
Мэри Кей задумалась над моим высказыванием, однако никак его не прокомментировала, затем опять сосредоточила свое внимание на меню: быстро просмотрела и бросила на стол. На запястье зазвенели золотой и бриллиантовый браслеты.
— Что-нибудь выбрали? — спросила лос-анджелесская герцогиня.
— Пожалуй, омлет.
— Прекрасно, — произнесла она, подозвала официанта, предоставила мне право назвать заказ первой, а затем отбарабанила свой: — Два яйца всмятку, но не слишком жидко, бутерброд с маслом из хлеба грубого помола, ягодные джемы, только не мармеладные, мускусная дыня тонкими дольками и кофе, очень крепкий.
Судя по выражению лица официанта, в ресторане имелось около шестидесяти процентов из всего заказанного.
— Теперь скажите, чем я могу вам помочь? — спросила Мэри Кей, пока официант отходил, продолжая делать записи. — Вам, кажется, очень хотелось со мной встретиться.
— Не знаю, слышали вы или нет, но я пишу для «Базза» статью о смерти Моны. Опрашиваю всех сотрудников. Нэш велел оказывать мне всяческое содействие.
— Вы же понимаете, что я вчера провела полдня в перелете и ответила на ваш звонок, как только появилась такая возможность.
— Да, конечно… знаю, — пролепетала я. — Я всего лишь пыталась объяснить причину, почему так хотела вас видеть. Мне нужно задать вам пару вопросов.
— Я думала, краткую биографию Моны пишет кто-то другой — молодой человек.
— Вы имеете в виду Райана? Да, это действительно так. Я освещаю само преступление — убийство.
— А что могу я знать по этому поводу? Вам же известно, что я в момент ее смерти была в Лос-Анджелесе.
Подошел официант с белым керамическим кофейничком и налил нам обеим кофе. Мэри Кей отхлебнула, оставив на чашке розовый след от помады: удалить такой можно только паяльной лампой.
— Да, конечно, — согласилась я. — Но вы позвонили в кабинет Моны около семи и попросили, чтобы она подошла без пятнадцати восемь. Вам удалось в тот вечер связаться с ней?
Мэри Кей молча уставилась на меня. Сквозь бледно-голубые глаза было видно, как крутятся шестеренки в ее голове.
— Полагаю, вам это сказала помощница Моны, — наконец произнесла она с раздражением в голосе. — Да, я звонила Моне в семь, но потом не перезванивала.
— Тогда зачем ей надо было находиться в кабинете?
— Для разговора с фотографом.
— А вы не знаете, состоялся ли тот разговор?
— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Я была всего лишь посредником, как говорится.
Судя по уклончивости, она что-то недоговаривала. Интересно, что Моне постоянно приходилось иметь дело с фотографами.
— Кто этот человек? — спросила я. — Мог ли он прийти в тот вечер к Моне в кабинет?
— Боже упаси, нет, — сказала Мэри. — Иначе полиция уже прибрала бы его к рукам. Фотограф живет в Лос-Анджелесе и с Моной никогда не встречался. Он простой папарацци, который натолкнулся на эксклюзивную информацию и решил, что она может заинтересовать Мону. Попросил меня состыковать его с Моной во избежание прямого отказа,
— Натолкнулся на информацию? Я думала, папарацци продают фотографии.
— Конечно, но иногда в процессе работы они способны раздобыть весьма ценные сведения.
Последняя реплика прозвучала так, будто папарацци проводят исследования стволовых клеток.
— А что имелось в арсенале у нашего фотографа? — поинтересовалась я.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — сказала Мэри Кей, отхлебнув кофе. — Не знаю. Повторюсь, я всего лишь посредник.
Я чуть не закричала: «Лгунья! Лгунья!» Она лгала довольно убедительно, но кто поверит, что можно остаться в неведении с ее-то пристрастием лезть в чужие дела.
Официант принес заказ, и беседа приостановилась, пока он расставлял перед нами блюда и снимал серебряные крышки. Мэри Кей положила ладони на край стола, загнув вверх пальцы, и осмотрела свою тарелку, словно перед ней бархатный поднос с алмазами.
— Не могли бы вы назвать его имя и дать телефон? — сказала я, как только парад еды закончился. — Мне нужно выяснить, дозвонился ли он до Моны в тот вечер. Это поможет установить точное время нападения.
Мэри Кей вздрогнула и отложила нож и вилку, будто у нее резко пропал аппетит.
— Боже мой, как это ужасно, — ответила она. — Что за неприятная задача стоит перед вами.
«Ой, да ладно вам», — хотелось сказать мне. Передо мной сидела женщина, которая повидала такие мерзости, что и в кино не снимают.
Остальную часть завтрака я расспрашивала ее о карьере: начало пути, самые яркие достижения. Обычно проявление интереса к жизни собеседника помогает добиться его расположения, но Мэри Кей не стала ни на йоту благосклоннее. Видимо, я ей не понравилась. Скорее всего она решила, что значительно превосходит меня по социальному статусу. Хотя как может консультант по сплетням смотреть свысока на автора криминальных историй? Почувствовав, что ей хочется уйти, я попросила чек сразу, как только официант унес наши тарелки. Затем напомнила, что мне необходимо имя фотографа и его телефон. Мэри достала из сумочки черную записную книжку, толстую, как многослойный сандвич, быстро открыла нужную страницу и написала мне данные папарацци.
— Ох, как не хочется этого делать, — сказала она, протянув мне через стол бумажку, — но раз Нэш просил оказывать всяческое содействие… И пожалуйста, не забудьте упомянуть, что я помогла вам всем, чем только смогла.
Я взглянула на бумажку. Там было имя — Джед Крэндол — и номер, видимо, сотовый.
— И еще один вопрос, — опомнилась я. — Отчего Мона вдруг невзлюбила Брэндона Котта?
— Этого мерзкого человека? Рано или поздно его невзлюбит весь мир.
— Что он ей сделал?
— Дело было на вечеринке в «Баззе» в честь премьеры, спонсированной Лос-Анджелесом. По голливудским стандартам не такой уж грубый инцидент, но Мона нашла его крайне унизительным. Проводилась фотосъемка нескольких гостей, включая Мону с Брэндоном. И он постоянно бедром выталкивал ее из кадра.
— Он злился на нее?
— Нет, таким образом развлекаются мужчины с ограниченными… умственными способностями.
Попрощавшись с Мэри Кей в вестибюле и проводив ее глазами до лифта, я набрала номер Крэндола, оставила на автоответчике сообщение, что я ИЗ «Базза» и хочу с ним поговорить.
В такси по пути в редакцию у меня было время поразмыслить, почему Мэри Кей так уклончива. Возможно, она все-таки знала, какой информацией обладал Джед Крэндол, и побоялась, что я проболтаюсь, а тогда сведения утратят эксклюзивность. А может, и правда не знала. Сплетница с сорокалетним стажем и должна излучать скрытность.
Я также проверила по пути голосовую почту. Звонки от журналистов, один знакомый из департамента полиции сообщил, что находится в отпуске и ничем мне не может помочь. Ни слова о встрече с Нэшем, не откликнулись ни муж Моны, ни Том Дикер. А он мне нужен, чтобы установить точную последовательность действий Моны.
Проходя мраморный вестибюль, я вдруг подумала, не попытать ли мне удачи у помощницы Дикера, обратившись к ней лично. Вместо кнопки шестнадцатого этажа я нажала на восемнадцатый, где находятся кабинеты корпорации и куда поднялась Мона перед вечеринкой. Я понимала, что Дикера вообще могло не оказаться там во вторник вечером, что объяснит, почему ее визит был столь кратким. Хотелось бы узнать детали.
Поднявшись впервые на восемнадцатый этаж, я была глубоко поражена. Хоть и не ожидала увидеть нечто похожее на редакцию «Базза» или «Трека», но думала увидеть шик, свойственный империи средств информации. Вовсе нет. За стеклянными дверьми приемной все оказалось бежевым: стены, диваны, ковер под ногами. Стояла мертвая тишина. Такое ощущение, что я зашла в офис компании по производству алюминиевых банок.
За столом приемной сидела высокая блондинка, такая красивая, будто прошла кастинг не менее строгий, чем актриса на роль в кино. Я направилась прямо к ней и тут заметила мужчину, который стоял ко мне спиной и разговаривал по сотовому, одновременно роясь в кейсе, балансировавшем на поднятом колене.
— Конечно, — говорил он. — Только дай знать.
Он захлопнул телефон, засунул его в карман куртки и прижал кейс к груди. Услышав мои шаги, обернулся, и мы встретились взглядом. Меня словно огрели лопатой, и в голове мелькнула дичавшая мысль: «Наступит день, и я выйду за него замуж».
9
— Меня преследуют, — сказала я. — Я лежу под машиной, между Брайтон-Бич-авеню и Брайтуотер-Корт.
— На какой улице? — спросила она.
Боже, да не помню я. Несмотря на кромешную темноту, я закрыла глаза и попыталась представить название. Пусто. Тут я увидела, что ко мне тянется рука.
— Убирайся! — закричала я, прижимаясь к обочине. — Сейчас здесь будет полиция.
Рука зависла в воздухе, затем исчезла. Через пару секунд не стало и кроссовок. Я слышала, как спешно удаляются резиновые подошвы.
— Мисс, мисс, вы еще на проводе? — спросила оператор.
Я подала голос, но не смогла назвать улицу. Затем объяснила, что нахожусь через один квартал от остановки метро. Она велела мне не отключаться, пока не приедет патрульная машина. Я ждала, слушая разговор на заднем фоне телефона, и тут шаги появились снова. О Боже, пожалуйста, нет. Глаза привыкли к темноте, и я в ужасе всматривалась в направлении шума. На сей раз ко мне приблизились две пары обуви — мужские туфли из черной кожи и дамские на высоких каблуках.
— Вы в порядке? — раздался мужской баритон без акцента.
— Кто вы? — спросила я.
— Мы шли по улице, — ответил женский голос, — и все видели.
Я перебралась поближе к внешнему боку машины и вытянула шею, бросив взгляд наружу. В свете фонаря я увидела, что это обыкновенная молодая парочка, вероятно, по пути в ресторан поужинать. Я выкарабкалась из-под автомобиля и поднялась на ноги с любезной помощью мужчины. Ноги и руки затекли, словно я провела в неудобном положении целый час.
— Спасибо, — поблагодарила я, повертев головой вправо-влево. Никого на всей улице.
На женщине было элегантное черное платье, а ее спутник, несмотря на июль, надел черный кожаный пиджак.
— Так вы видели, что произошло?
— Мы вышли из дома моей матери, — сказал мужчина, — и услышали, как вы кричите из-под машины, а он пытается вас достать. Вы поругались с мужем?
— Боже упаси! — воскликнула я. — Я не знаю того человека.
Они обменялись взглядами.
— А мы подумали, это обыкновенная ссора, — сказала женщина. — Будто вы спрятались от него под машину.
— Нет, я залезла туда, чтобы он меня не поймал, — объяснила я. — Вы видели, как он выглядел?
— Практически нет, — ответил мужчина, покачивая головой. — На нем была бейсболка и темная рубашка или куртка. Примерно моего роста. Где-то метр восемьдесят.
— И он удрал, когда вы вышли из дома? — спросила я.
— Он не сразу нас увидел, — ответил мужчина. — Он наклонился и шарил под машиной. А как только заметил нас, унесся отсюда пулей.
— Надо вызвать полицию, — предложила женщина.
Я опустила взгляд на руку. Я до сих пор сжимала сотовый телефон, хотя связь прервалась. Я снова набрала 911, представилась оператору и сказала, что мне уже пришли на помощь прохожие и я буду ждать полицейских у остановки метро.
Машина парочки была припаркована неподалеку, и они предложили довезти меня. Я поблагодарила их и попросила пройтись со мной пешком до угла. Не исключено, что упорный преследователь до сих пор поджидает меня. Интересно, не тот ли это человек, которого я видела у знака парковки для персонала? Он еще шмыгнул внутрь, когда я вышла из дома Кати. Вышел следом, натянув бейсболку?
Брайтон-Бич-авеню стала гораздо оживленнее. Когда мы достигли лестницы к метро, я еще раз от души поблагодарила парочку и сказала, что теперь справлюсь сама. Они поспешили обратно: женщина семенила на цыпочках, чтобы поспеть за широкими шагами своего друга.
Через пару минут подъехала полицейская машина. Оттуда вышли два офицера прекрасного пола Они искренне встревожились, хотя уже ничего не могли сделать.
— Откуда вы узнали такой прием — закатиться под машину? — спросила одна, у которой из-под фуражки выбивались светлые локоны.
— От эксперта по безопасности. Считаете, это была плохая идея?
— Ну, рискованно, конечно. Но ведь сработало. Вы выиграли время. А это самое важное.
— Что вы делали в этом районе, если не секрет? — спросила другая.
— Я журналистка и брала интервью для статьи.
— Надеюсь, не о русской мафии, — сказала блондинка. — За такое могут и пришить.
— Нет, что вы, — запротестовала я. — Об убийстве на Манхэттене. Расспрашивала женщину, которая пострадала во время нападения.
— О-ля-ля! — подняла она брови. — Вероятно, вас неспроста преследовали.
— Вряд ли. Я никому не говорила, куда направляюсь.
— Все равно будьте осторожны, — предостерегла она. — Кто его знает.
Поездка на метро обратно показалась мне еще длиннее, чем туда. Я оглядела всех пассажиров, что зашли на моей станции, но среди них не было ни высоких, ни худых, ни даже подозрительных. У меня из головы не выходили слова полицейского, что случившееся может быть как-то связано с убийством. Если убийца — сотрудник «Базза», то удивляться не приходится: он мог вычислить, куда я собралась. Номер Кати лежал у меня на столе. Я спрашивала у Лео, как добраться до Бруклина. Я вышла из офиса решительно, как женщина, у которой важная миссия, в то время как все продолжали работать.
Я видела человека в бейсболке только краем глаза и не узнала.
Заходя к себе в квартиру, я умирала от голода. Вчера Лэндон дал мне кусок недоеденного бифштекса. Едва скинув штаны и футболку, перепачканные сзади грязью, я нарезала его и приукрасила завядшими листьями салата, залив маслом и уксусом.
Проглотив пол-ужина, я решила проверить голосовую почту. Там накопилось пять или шесть звонков: друзья справлялись о том, как у меня дела, один репортер раздобыл мой домашний номер, мама услышала новости и спрашивала, в порядке ли я («Ты ведь сейчас работаешь в „Баззе“, да?» — решила уточнить она), и последний, слава Богу, от Мэри Кей. Она сказала, что готова встретиться со мной за завтраком — В восемь утра в отеле «Марк». У нее был повелительный тон, как у герцогини, которая отдает распоряжения слугам, но я благодарила судьбу, что наконец-то смогу с ней поговорить.
Дважды кто-то просто повесил трубку. Я ненавижу, когда так делают, как из общих соображений, так и из-за груза прошлого опыта. Когда я год назад расследовала убийство няни Кэт, убийца звонил мне, чтобы отслеживать мое местонахождение. Я проверила определитель номера. Оба звонка были с сотового телефона, с незнакомого мне номера.
Я приняла душ, чтобы соскрести грязь и успокоить нервы. Меня невероятно насторожили преследование и анонимные звонки. Намыливая ноги сзади, я заметила царапины.
Ложась в постель, я прихватила свои записи, сделанные во время беседы с Катей, хотя их было не так много. Я проделала такой долгий путь, подвергла себя нападению на темной улице — и выяснила всего лишь, что у убийцы были длинные рукава. Я представила Робби в одной из рубашек в клетку с потайными пуговицами, которые он носит даже в жаркие летние дни. Неужели это был все-таки он? Нет, не может быть.
На самом деле всплыл еще один факт: Катя не только огорчена случившимся в кабинете Моны, но и обеспокоена, даже напугана. Она словно ждет беды. Плюс ко всему Андрей выразил тревожную мысль: убийца может думать, будто Кате что-то известно. Он хотел продолжить, но осекся. Вдруг Катя догадывается, кто убил Мону?
И тут меня осенило. Мой преследователь стоял у заднего входа в ресторан, наблюдал за домом Кати. Это был убийца, который боится, что Катя сможет его опознать. Он понял, что я пришла к ней, и последовал за мной. А Катя с Андреем почувствовали, что за ними наблюдают, но не стали делиться подозрениями со мной. С другой стороны, не исключено, что за мной погнался просто случайный нью-йоркский насильник или грабитель, однако отныне надо быть очень осторожной — мало ли что.
Когда глаза начали слипаться, я выключила лампу и легла. Как же хорошо сидеть в безопасной квартире! И все же, растянувшись с краю своей королевской кровати, я заметила пустое пространство рядом, и тут на меня нахлынуло всепоглощающее чувство одиночества — из-за приглаженной светло-желтой простыни. Конечно, я могла бы передвинуться на середину, но меня что-то останавливало.
Так бывает после жизни с мужчиной: неделями, даже месяцами после его ухода не можешь заставить себя взять господство над всей кроватью и продолжаешь спать с краю. Не знаю почему. Может, дело привычки или боязнь, что ты сейчас тут разляжешься, а окажется, что он всего лишь встал в туалет и скоро вернется и свалится задницей прямо тебе на нос. Или существует некий психологический барьер — нельзя претендовать на то, что некогда принадлежало ему, несмотря на твое полное право присвоить освободившуюся территорию.
Я думала о Джеке. Вряд ли он мучается от синдрома незаполненной кровати в своей новой квартире в Виллидже. Он привлекательный, удачливый, очаровательный и соблазнительный. Могу поспорить, уже через пару месяцев, прогуливаясь по Бликер-стрит или Салливан воскресным вечером, я натолкнусь на него под руку с шикарной, восхитительной девушкой.
— Бейли, — скажет он. — Познакомься с моей невестой Лейк.
Боже, от одной мысли наворачиваются слезы, хотя я сама его прогнала.
Я пыталась выкинуть из головы Джека, его возлюбленную и их безупречный союз, как вдруг зазвонил телефон. Резкий звук раскатился громом по тихой комнате, и у меня сердце чуть не выскочило из груди.
— Алло, — сказала я, делая вид, что еще не ложилась спать.
Тишина. О Боже, только не это. Затем кто-то назвал мое имя. Робби.
— Привет, — поздоровалась я, опираясь на локоть. — Я думала о тебе сегодня.
— Да? А я пытался дозвониться до тебя.
— Так это ты вешал трубку?
— Да, извини, — сказал он. — Не хотелось оставлять длинное сообщение. Я думал, ты сама позвонишь мне спросить, как продвигаются дела. — Последняя фраза прозвучала с невероятной грустью в голосе.
— Да, я помню о тебе, но мне не понравилось, как ты заставил меня оправдываться перед детективами. Они не очень обрадовались, когда узнали, что я искала твои письма во вторник вечером и скрыла от них этот факт.
— Прости, сожалею, что так получилось, — уверил он. — Мой адвокат сказал, лучше признаться, что я отправил тебя за письмами. Он считает, это придаст правдоподобности тому, что я пришел в офис за бумагами, а не убить Мону.
— Ты нашел хорошего адвоката?
— Да, с виду очень приличный. Правда, я разорюсь на нем. А если на меня подадут в суд… Боже, Бейли, не знаю, как быть.
— Робби, не исключено, что твой телефон прослушивается.
— Мне нечего скрывать. Бейли, клянусь, я этого не делал. Ты же меня знаешь, я мухи не обижу. Я даже не видел Мону тем вечером. Только вошел, забрал письма и ушел.
— Сотрудника из отдела оформления, который придержал тебе дверь, зовут, случайно, не Харри-сон?
— Не уверен. У него длинные белокурые волосы. Он там единственный фрилансер.
— Больше в редакции никого не было?
— Нет, я ведь тебе уже говорил. Не веришь в мою невиновность, да? — жалобно спросил он. — Считаешь, это я убил Мону?
— Вовсе нет. Просто ты меня подставил. Надо было предупредить, что собираешься рассказать полиции про письма! Что говорит адвокат? Как он оценивает твое положение?
Робби издал унылый глубокий вздох.
— Он утверждает, на данный момент у детективов нет конкретных улик. А откуда им взяться? Их в природе быть не может. Но не известно, как они себя поведут, если не получится вычислить настоящего убийцу. Против меня могут выдвинуть обвинение, основанное на косвенных доказательствах: у меня был мотив, и я находился в офисе. Найдут козла отпущения.
Его голос преисполнился тревогой.
— Робби, старайся сохранять спокойствие, — посоветовала я.
— Ты должна помочь мне, Бейли, — взмолился он. — Я так боюсь, что меня упекут за решетку. Сделай что-нибудь!
Что я-то могу поделать?! Есть вещи, которыми стоит поделиться с адвокатом, но надо проявить осторожность с Робби — со всеми! — пока не выясню все наверняка.
— Не знаю, слышал ли ты, но я пишу очерк о смерти Моны для «Базза», — уведомила я. — Провожу самостоятельное расследование. Если натолкнусь на что-нибудь стоящее, то сразу же сообщу полиции и тебе, хорошо?
— А что тебе уже известно? Можешь предположить, кто убийца?
— Пока ничего. Но, как уже сказала, я сразу дам тебе знать. А пока ты должен сделать две вещи. Прислушайся к интуиции относительно адвоката. По твоим словам, он приличный специалист, но если тебе вдруг покажется, что он недостаточно умен или уделяет тебе не все свое время, придется срочно найти другого. Люди, которых подвели собственные адвокаты, потом признают, что чувствовали неладное, но боялись признаться в этом и действовать. Ты должен быть с ним полностью откровенен. Насколько я в курсе, самая большая ошибка невиновного обвиняемого — скрытность. Ничего нельзя упускать. Не думай, что ему не обязательно знать некоторые вещи. Понял?
— Да, спасибо. Хороший совет. Мне так скверно. Я вспоминаю, как мы с тобой пили вино в баре. Вот бы вернуть прошлое.
— Ты все вернешь, — сказала я, собрав всю свою уверенность, которой было не так много.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я сразу заснула. Не хотелось бы мне оказаться на его месте.
Утром я проснулась в шесть тридцать. Мне было по-прежнему не по себе после вчерашнего происшествия и даже от одной мысли, что оно имеет какое-то отношение к смерти Моны. Душ и чашка кофе в успокоительной тишине балкона отогнали беспокойство. Плюс к тому я постоянно напоминала себе, что никто в точности не знал, куда я вчера собиралась отправиться, поэтому вряд ли преследование связано с Моной.
Без десяти восемь я уже сидела в ресторане отеля «Марк» на пересечении Мэдисон и Семьдесят седьмой улицы. Хотела освоиться там до прибытия герцогини, чтобы увереннее чувствовать себя во время беседы. Насколько я могла заключить по ее тону и сплетням в редакции, это коварная женщина, которая оголит тебе зад — метафорически выражаясь, — а ты и не успеешь понять, что происходит. В ресторане было темно и тихо. В основном здесь завтракают деловые люди в дорогих костюмах из качественной ткани и туристки среднего возраста.
Ровно в восемь в дверях появилась Мэри Кей, одетая с головы до пят в розовые одежды от Шанель, размера двенадцать, для пышек. Я никогда раньше ее не встречала, но видела фотографии. Волосы оттенка шампанского убраны в огромный французский пучок, походивший, если бы не цвет, на гнездо шершня.
— Это Мэри Хиггинс Кларк, — объявила вполголоса женщина за соседним столиком своим трем подругам. — Я уверена.
Метрдотель подвел Мэри Кей к моему столу, и она величественно подождала, пока он выдвинет для нее стул.
— Так вы и есть знаменитая Бейли Уэггинс? — произнесла Мэри Кей, устраиваясь поудобнее. Она была усыпана драгоценностями, хотя на завтрак так разряжаться не принято.
— Знаменитая? — переспросила я с вежливой улыбкой. — Не знаю, кто мог так меня охарактеризовать.
— Извините за иронию, — сказала она. — Я имела в виду, что весьма о вас наслышана. Мона — да благословит Бог ее душу! — считала, что вы вносите непомерный вклад в популярность журнала. А Нэщ говорит, вы очень ценный сотрудник.
— Вам приходилось иметь дело с Нэшем?
— Теперь, конечно же, да, — подтвердила она. — Как думаете, его назначат главным редактором? — Ее глаза были блекло-голубыми, словно выцвели с годами, тем не менее они держали меня в напряжении.
— Не стоит спрашивать мое мнение по этому поводу. Я не так долго работаю в «Баззе», чтобы меня посвящали в подобные дела. А в разговоре с подчиненными Дикер ничего не упомянул о своих намерениях.
Мэри натянула розовые очки на напудренный нос, чтобы прочесть меню, и всмотрелась в меня поверх них.
— Полагаю, он слишком взвинчен. Я о Дикере. Постоянно находится на взводе, верно?
— Я с ним не так часто сталкивалась, — ответила я. — Он контактировал с Моной, но не с рядовыми сотрудниками.
— Как там, кстати, сотрудники? Кого-нибудь опечалила смерть Моны? Или все заливаются крокодильими слезами?
— Я новичок, и со мной никто не делится своими чувствами. Но я заметила, что люди огорчены и встревожены инцидентом. Не знаю, оплакивает ли кто бывшую начальницу.
Мэри Кей задумалась над моим высказыванием, однако никак его не прокомментировала, затем опять сосредоточила свое внимание на меню: быстро просмотрела и бросила на стол. На запястье зазвенели золотой и бриллиантовый браслеты.
— Что-нибудь выбрали? — спросила лос-анджелесская герцогиня.
— Пожалуй, омлет.
— Прекрасно, — произнесла она, подозвала официанта, предоставила мне право назвать заказ первой, а затем отбарабанила свой: — Два яйца всмятку, но не слишком жидко, бутерброд с маслом из хлеба грубого помола, ягодные джемы, только не мармеладные, мускусная дыня тонкими дольками и кофе, очень крепкий.
Судя по выражению лица официанта, в ресторане имелось около шестидесяти процентов из всего заказанного.
— Теперь скажите, чем я могу вам помочь? — спросила Мэри Кей, пока официант отходил, продолжая делать записи. — Вам, кажется, очень хотелось со мной встретиться.
— Не знаю, слышали вы или нет, но я пишу для «Базза» статью о смерти Моны. Опрашиваю всех сотрудников. Нэш велел оказывать мне всяческое содействие.
— Вы же понимаете, что я вчера провела полдня в перелете и ответила на ваш звонок, как только появилась такая возможность.
— Да, конечно… знаю, — пролепетала я. — Я всего лишь пыталась объяснить причину, почему так хотела вас видеть. Мне нужно задать вам пару вопросов.
— Я думала, краткую биографию Моны пишет кто-то другой — молодой человек.
— Вы имеете в виду Райана? Да, это действительно так. Я освещаю само преступление — убийство.
— А что могу я знать по этому поводу? Вам же известно, что я в момент ее смерти была в Лос-Анджелесе.
Подошел официант с белым керамическим кофейничком и налил нам обеим кофе. Мэри Кей отхлебнула, оставив на чашке розовый след от помады: удалить такой можно только паяльной лампой.
— Да, конечно, — согласилась я. — Но вы позвонили в кабинет Моны около семи и попросили, чтобы она подошла без пятнадцати восемь. Вам удалось в тот вечер связаться с ней?
Мэри Кей молча уставилась на меня. Сквозь бледно-голубые глаза было видно, как крутятся шестеренки в ее голове.
— Полагаю, вам это сказала помощница Моны, — наконец произнесла она с раздражением в голосе. — Да, я звонила Моне в семь, но потом не перезванивала.
— Тогда зачем ей надо было находиться в кабинете?
— Для разговора с фотографом.
— А вы не знаете, состоялся ли тот разговор?
— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Я была всего лишь посредником, как говорится.
Судя по уклончивости, она что-то недоговаривала. Интересно, что Моне постоянно приходилось иметь дело с фотографами.
— Кто этот человек? — спросила я. — Мог ли он прийти в тот вечер к Моне в кабинет?
— Боже упаси, нет, — сказала Мэри. — Иначе полиция уже прибрала бы его к рукам. Фотограф живет в Лос-Анджелесе и с Моной никогда не встречался. Он простой папарацци, который натолкнулся на эксклюзивную информацию и решил, что она может заинтересовать Мону. Попросил меня состыковать его с Моной во избежание прямого отказа,
— Натолкнулся на информацию? Я думала, папарацци продают фотографии.
— Конечно, но иногда в процессе работы они способны раздобыть весьма ценные сведения.
Последняя реплика прозвучала так, будто папарацци проводят исследования стволовых клеток.
— А что имелось в арсенале у нашего фотографа? — поинтересовалась я.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — сказала Мэри Кей, отхлебнув кофе. — Не знаю. Повторюсь, я всего лишь посредник.
Я чуть не закричала: «Лгунья! Лгунья!» Она лгала довольно убедительно, но кто поверит, что можно остаться в неведении с ее-то пристрастием лезть в чужие дела.
Официант принес заказ, и беседа приостановилась, пока он расставлял перед нами блюда и снимал серебряные крышки. Мэри Кей положила ладони на край стола, загнув вверх пальцы, и осмотрела свою тарелку, словно перед ней бархатный поднос с алмазами.
— Не могли бы вы назвать его имя и дать телефон? — сказала я, как только парад еды закончился. — Мне нужно выяснить, дозвонился ли он до Моны в тот вечер. Это поможет установить точное время нападения.
Мэри Кей вздрогнула и отложила нож и вилку, будто у нее резко пропал аппетит.
— Боже мой, как это ужасно, — ответила она. — Что за неприятная задача стоит перед вами.
«Ой, да ладно вам», — хотелось сказать мне. Передо мной сидела женщина, которая повидала такие мерзости, что и в кино не снимают.
Остальную часть завтрака я расспрашивала ее о карьере: начало пути, самые яркие достижения. Обычно проявление интереса к жизни собеседника помогает добиться его расположения, но Мэри Кей не стала ни на йоту благосклоннее. Видимо, я ей не понравилась. Скорее всего она решила, что значительно превосходит меня по социальному статусу. Хотя как может консультант по сплетням смотреть свысока на автора криминальных историй? Почувствовав, что ей хочется уйти, я попросила чек сразу, как только официант унес наши тарелки. Затем напомнила, что мне необходимо имя фотографа и его телефон. Мэри достала из сумочки черную записную книжку, толстую, как многослойный сандвич, быстро открыла нужную страницу и написала мне данные папарацци.
— Ох, как не хочется этого делать, — сказала она, протянув мне через стол бумажку, — но раз Нэш просил оказывать всяческое содействие… И пожалуйста, не забудьте упомянуть, что я помогла вам всем, чем только смогла.
Я взглянула на бумажку. Там было имя — Джед Крэндол — и номер, видимо, сотовый.
— И еще один вопрос, — опомнилась я. — Отчего Мона вдруг невзлюбила Брэндона Котта?
— Этого мерзкого человека? Рано или поздно его невзлюбит весь мир.
— Что он ей сделал?
— Дело было на вечеринке в «Баззе» в честь премьеры, спонсированной Лос-Анджелесом. По голливудским стандартам не такой уж грубый инцидент, но Мона нашла его крайне унизительным. Проводилась фотосъемка нескольких гостей, включая Мону с Брэндоном. И он постоянно бедром выталкивал ее из кадра.
— Он злился на нее?
— Нет, таким образом развлекаются мужчины с ограниченными… умственными способностями.
Попрощавшись с Мэри Кей в вестибюле и проводив ее глазами до лифта, я набрала номер Крэндола, оставила на автоответчике сообщение, что я ИЗ «Базза» и хочу с ним поговорить.
В такси по пути в редакцию у меня было время поразмыслить, почему Мэри Кей так уклончива. Возможно, она все-таки знала, какой информацией обладал Джед Крэндол, и побоялась, что я проболтаюсь, а тогда сведения утратят эксклюзивность. А может, и правда не знала. Сплетница с сорокалетним стажем и должна излучать скрытность.
Я также проверила по пути голосовую почту. Звонки от журналистов, один знакомый из департамента полиции сообщил, что находится в отпуске и ничем мне не может помочь. Ни слова о встрече с Нэшем, не откликнулись ни муж Моны, ни Том Дикер. А он мне нужен, чтобы установить точную последовательность действий Моны.
Проходя мраморный вестибюль, я вдруг подумала, не попытать ли мне удачи у помощницы Дикера, обратившись к ней лично. Вместо кнопки шестнадцатого этажа я нажала на восемнадцатый, где находятся кабинеты корпорации и куда поднялась Мона перед вечеринкой. Я понимала, что Дикера вообще могло не оказаться там во вторник вечером, что объяснит, почему ее визит был столь кратким. Хотелось бы узнать детали.
Поднявшись впервые на восемнадцатый этаж, я была глубоко поражена. Хоть и не ожидала увидеть нечто похожее на редакцию «Базза» или «Трека», но думала увидеть шик, свойственный империи средств информации. Вовсе нет. За стеклянными дверьми приемной все оказалось бежевым: стены, диваны, ковер под ногами. Стояла мертвая тишина. Такое ощущение, что я зашла в офис компании по производству алюминиевых банок.
За столом приемной сидела высокая блондинка, такая красивая, будто прошла кастинг не менее строгий, чем актриса на роль в кино. Я направилась прямо к ней и тут заметила мужчину, который стоял ко мне спиной и разговаривал по сотовому, одновременно роясь в кейсе, балансировавшем на поднятом колене.
— Конечно, — говорил он. — Только дай знать.
Он захлопнул телефон, засунул его в карман куртки и прижал кейс к груди. Услышав мои шаги, обернулся, и мы встретились взглядом. Меня словно огрели лопатой, и в голове мелькнула дичавшая мысль: «Наступит день, и я выйду за него замуж».
9
— Что вам угодно?.. Мисс, что вам угодно?
Цыпа за столом обращалась ко мне тем раздраженным тоном, какой можно услышать от продавцов в магазинах, когда лапаешь товар, который для тебя слишком дорог. Я заставила себя развернуться и ответить ей:
— Меня зовут Бейли Уэггинс. Я хотела бы поговорить с помощницей мистера Дикера об убийстве в редакции «Базза». Это очень важно.
Подействовало. Здесь наверняка все судачат о происшествии и рады любым крохам информации.
— Сейчас свяжусь с ней. Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Уэггинс, — повторила я.
Прозвучит ли слишком странно, если я добавлю мой номер телефона? Сотовый, рабочий и домашний. Чтобы они отпечатались в мозгу у мужчины за моей спиной, в кого я безумно влюбилась с первого взгляда. Я слегка повернула голову глянуть, что он там делает. Он продолжал смотреть на меня. Ему было за тридцать, немного больше, чем мне, а может, и нет. В наши дни так сложно точно определить возраст. Темные глаза взирали из-за каштанового локона. Кожа загорела, но не до шоколадного оттенка, а как если бы он проводил выходные за виндсерфингом или валялся на теплом песке в выцветших шортах.
Цыпа за столом обращалась ко мне тем раздраженным тоном, какой можно услышать от продавцов в магазинах, когда лапаешь товар, который для тебя слишком дорог. Я заставила себя развернуться и ответить ей:
— Меня зовут Бейли Уэггинс. Я хотела бы поговорить с помощницей мистера Дикера об убийстве в редакции «Базза». Это очень важно.
Подействовало. Здесь наверняка все судачат о происшествии и рады любым крохам информации.
— Сейчас свяжусь с ней. Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Уэггинс, — повторила я.
Прозвучит ли слишком странно, если я добавлю мой номер телефона? Сотовый, рабочий и домашний. Чтобы они отпечатались в мозгу у мужчины за моей спиной, в кого я безумно влюбилась с первого взгляда. Я слегка повернула голову глянуть, что он там делает. Он продолжал смотреть на меня. Ему было за тридцать, немного больше, чем мне, а может, и нет. В наши дни так сложно точно определить возраст. Темные глаза взирали из-за каштанового локона. Кожа загорела, но не до шоколадного оттенка, а как если бы он проводил выходные за виндсерфингом или валялся на теплом песке в выцветших шортах.