Уайтсайд Диана. Дьявол-южанин

   А потом… Когда-нибудь он отомстит Джессамин за то, что она так с ним поступила. Он бы высоко держал голову, если бы его арестовали солдаты Шермана. Но сознавать, что тебя опоила снотворным и приковала к кровати семнадцатилетняя девчонка… О, это было невыносимо!
   Снова осмотревшись, Морган понял, что находится в мансардной комнате, хорошо освещенной масляной лампой. За окнами он увидел деревья без листьев и далекий бледный месяц. Но который же сейчас час?
   – Добрый вечер, мистер Эванс! – раздался дребезжащий голос Аристотеля.
   «Проклятие! – мысленно воскликнул Морган. – Этот дьявол, вероятно, сразу догадался, что я пришел в себя. Чтобы обвести его вокруг пальца, потребуется не только сообразительность, но и удача».
   Стараясь не выдавать своих чувств, Морган медленно приподнялся и сел. Взглянув на чернокожего гиганта, сидевшего в кресле у двери, он проговорил:
   – Добрый вечер, Аристотель.
   Управляющий смотрел на него совершенно бесстрастным взглядом. Выглядел Аристотель жутковато. Еще до появления в семье Тайлеров он лишился одного уха, а нос его был сломан в нескольких местах, но глаза этого человека светились умом.
   – Мисс Джессамин просила объяснить вам правила, как только вы придете в себя, – сказал управляющий. – Во-первых, за вами постоянно будет кто-то наблюдать – либо я, либо мой брат Сократ, поэтому…
   – Аристотель, но я же гость в этом доме, – перебил Морган. – Странно держать меня взаперти на чердаке…
   Аристотель издал грудной смешок.
   – Все верно, мистер Эванс, вы здесь действительно гость, хотя и прикованы к кровати. Но вы можете передвигаться в пределах десяти футов в любом направлении, если захотите поразмяться.
   Морган прикинул расстояние. «Поразмяться» он, конечно, сумеет, но не более того.
   – Благодарю, но давай лучше поговорим о кандалах…
   Аристотель уставился на свои безукоризненные ногти. А своими ручищами он, наверное, мог бы свернуть шею быку.
   – Только не вздумайте кричать, мистер Эванс. Потому что вас все равно никто не услышит.
   Морган молча кивнул, и Аристотель добавил:
   – Ваш ужин на столе, рядом с кроватью. А ночной горшок – в шкафчике внизу. Он будет опорожняться, так что не беспокойтесь.
   Морган снова кивнул. Немного помедлив, вкрадчиво проговорил:
   – Послушай, Аристотель, ведь мисс Тайлер – всею лишь женщина, к тому же молодая и незамужняя. Естественно, что она иногда совершает ошибки. Так почему же ты выполняешь все ее распоряжения?
   Аристотель помрачнел и пробурчал:
   – Пять лет назад нашу с Кассиопеей восьмилетнюю дочь продали в один из борделей Мемфиса… Продали мистеру Генри Чалмерсу для выполнения противоестественных актов.
   Морган замер в изумлении. Восьмилетний ребенок – и противоестественные акты?..
   – Но наши друзья похитили девочку, – продолжал он, – а мисс Джессамин спрятала ее в Сомерсет-Холле, где мой дядя был главным конюхом. Чалмерс и ищейки шерифа обыскали весь дом, но никого не нашли. А сегодня девочка благополучно живет в семье моей сестры в Канаде.
   Морган кивнул, не смея подать голос. По правде сказать, он был очень рад, когда предоставил всем рабам в Лонгейкре свободу.
   – И мы с женой обещали мисс Джессамин, что отдадим за нее свои жизни, пока существует рабство. Сделаем все, о чем она попросит.
   – Я бы никогда не стал просить тебя идти против твоей хозяйки, – заверил управляющего Морган.
   Аристотель взглянул на него недоверчиво.
   – Я сказал мисс Джессамин, что будет трудно прятать вас здесь, на чердаке. Но она твердо стояла на своем. А если вы вздумаете причинить ей беспокойство… – Великан еще больше помрачнел. – В прачечной достаточно щелока, чтобы растворить ваше расчлененное тело, перед тем как утопить останки в болоте. После этого даже крысы не признают в вас человека.
   Морган криво усмехнулся. Он прекрасно понимал, что Аристотель не шутит. И все-таки ему следовало выбраться отсюда как можно быстрее – до приезда Сайруса, отличавшегося болезненной щепетильностью в вопросах чести.
   Морган слишком хорошо знал: если Сайрус обнаружит его здесь, то арестует без колебаний.
   Поднявшись с кровати, Морган принялся за ужин. Едва он прикончил жареного цыпленка, как в дверь тихо постучали.
   Аристотель тотчас поднялся на ноги и, открыв дверь, пробормотал:
   – Ох, мисс Джессамин, я не ждал вас так рано. И ты тут, Сократ…
   Сократ, брат Аристотеля и личный конюх Джессамин, молча кивнул из-за ее плеча. Он был настолько предан хозяйке, что мог отдать за нее жизнь.
   Джессамин прошла в комнату и окинула Моргана критическим взглядом.
   – Он выглядит немного помятым и сонным, – заметила она.
   – Мы не ждали вас так рано, – пояснил Аристотель, наводя порядок на столе рядом с кроватью.
   – Отец и Платон только что уехали в Сомерсет-Холл, – продолжила Джессамин. На ее лице были видны следы слез. – После продажи поместья отец пробудет у Берков несколько дней и вернется в Мемфис к приезду Сайруса. А как поживает пленник? – Она снова взглянула на Моргана.
   – Не так уж плохо, – ответил он, стараясь держать себя в руках.
   Джессамин повернулась к управляющему:
   – Аристотель, я хочу поговорить с ним наедине.
   Исполин встрепенулся.
   – Это не совсем безопасно для вас, мисс Джессамин. Либо я, либо мой брат – но кто-то должен остаться с вами.
   – Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз, – упорствовала Джессамин. – Насколько мне известно, Аристотель, ты без труда можешь связать человека, не так ли? Не мог бы ты проделать это сейчас?
   Аристотель в смущении пробормотал:
   – Да, конечно, мисс Джессамин. Можно и связать, если требуется.
   Она едва заметно улыбнулась.
   – Вдвоем с Сократом справитесь? Или позвать на подмогу Кассиопею?
   – Мы вдвоем справимся, – пророкотал Аристотель, скосив глаза на брата.
   Сократ молча кивнул и переступил порог.
   – Ложитесь на кровать поверх одеяла, мистер Эванс, и у вас не будет проблем, – сказал Аристотель, шагнув к Моргану.
   – И не подумаю, – заявил Морган и тут же нанес управляющему удар в челюсть.
   Пленник яростно защищался, но Аристотель с Сократом оказались сильнее, и вскоре Морган, словно распятый, лежал на постели, а конечности его были прикованы к столбикам кровати. Он мог немного двигаться на одеяле и выгибать спину, но не мог встать. Безмерно страдая от своей беспомощности, Морган смерил Аристотеля гневным взглядом. Исполин пожал плечами и с поклоном обратился к хозяйке:
   – Что-нибудь еще, мисс Джессамин?
   – Пожалуй, нет, Аристотель. Я позову тебя, когда буду уходить, чтобы ты возобновил дежурство.
   – Да, мэм. – Управляющий покосился на Моргана. – Будьте очень осторожны с ним. У хорька и в капкане острые зубы.
   Она похлопала слугу по руке:
   – Спасибо за предупреждение, Аристотель Я буду осторожной.
   Сверкая бритой головой в свете лампы, великан медленно направился к лестнице. Прикрыв за ним дверь, Джессамин вышла на середину комнаты и уставилась на своего пленника. Морган с трудом удержался от искушения обругать ее. Сейчас он был совершенно беспомощен, так что не следовало раздражать эту девицу.
   – Джессамин, мы ведь знаем друг друга с детства. Наши семьи у твоей колыбели договорились нас поженить. Отпусти меня.
   Ее зеленые глаза полыхали холодным гневом, которого он в них прежде не видел.
   – Нет. – Она решительно покачала головой. – Ты шпион мятежников, и если уйдешь отсюда с полученной информацией, то солдаты северян погибнут.
   Как она узнала? Он небрежно пожал плечами и попытался улыбнуться.
   – Послушай, Джессамин, мы же вместе играли в детстве и ты прекрасно меня знаешь…
   – Сомневаюсь, что знаю, – перебила она. – Я знаю только одно: ты втянул меня в свою шпионскую игру и использовал, чтобы выведать военные секреты, разве нет?
   Глаза Моргана расширились; он в изумлении уставился на девушку.
   – Будь ты проклят со своей ложью и изворотливостью! – прокричала Джессамин, и на ее щеках проступили красные пятна. – Я всегда принимала тебя за честного человека! А ты оказался шпионом! Да еще и воспользовался добротой умирающего старика! Разве ты не понимаешь, что предал моего отца?
   – Да, но…
   – Ты мог бы отправиться в таверну и ночевать в сарае, мог бы как-нибудь иначе раздобыть сведения о Грирсоне. Но нет, ты предпочел остановиться у умирающего, чтобы он облегчил тебе труд!
   Проклятие! Как ей удалось все разглядеть?! Ярость Моргана вырвалась наружу.
   – Черт возьми, Джессамин, я солдат, сражающийся за свою страну! И мой долг – применять любое оружие.
   – Обманывать умирающего старика – это оружие? У тебя нет чести, если ты готов на такое… Почему ты не подумал о других людях?
   Морган сжал кулаки. Джессамин была во многом права, и это задело его за живое.
   – Если ты так печешься о верности Союзу, тогда почему бы тебе не выйти замуж за кузена Сайруса, закончившего Уэст-Пойнт, и не наплодить детей для пополнения рядов янки?
   – Потому что я, – процедила она сквозь зубы, – в отличие от некоторых людей, которых не стану называть по имени, имею обязательства по отношению к тем, кто мне доверяет. Я должна в первую очередь ухаживать за своим больным отцом, а не искать удовольствий в супружеской постели.
   Морган поморщился и разжал кулаки, как бы признавая, что Джессамин и на сей раз права. Он слишком любил ее отца, чтобы не видеть, насколько старик болен и как он сейчас нуждался в дочери.
   – Вы шпион смутьянов и мятежников, мистер Эванс, – продолжала Джессамин, – и вас следует незамедлительно передать властям, пока вы не причинили еще больших бед. Но ради старинной дружбы наших семей… В общем, вас продержат здесь несколько дней, а затем вывезут за город и отпустят, чтобы вы могли воссоединиться со своими такими же лживыми дружками.
   Морган ненадолго задумался, потом сказал:
   – Но у меня останется похищенная у армии юнионистов информация.
   Джессамин рассмеялась.
   – К тому времени Грирсон уже выступит со своими войсками, чтобы встретиться с Форрестом в честном бою. Так что раздобытые вами сведения не будут иметь сколько-нибудь значительных последствий.
   И снова эта семнадцатилетняя девчонка изумила его своей проницательностью. Проклятие, сам генерал Форрест не смог бы точнее оценить ситуацию.
   – Если ты так предана северянам, – медленно проговорил Морган, – почему бы тебе просто не сдать меня властям?
   Ома метнула в него яростный взгляд.
   – Они бы расстреляли тебя как шпиона или отравили в тюрьму, где ты умер бы от голода или болезней Мы – наши семьи – слишком долго дружили. Поэтому я не могу допустить, чтобы такое случилось.
   Морган кивнул и задал очередной вопрос:
   – Так что же ты намерена делать сейчас?
   Вскинув подбородок, она с вызовом посмотрела ему и глаза.
   – Я буду держать тебя под замком, пока твои сведения не потеряют ценность. Похоже, это единственный способ найти компромисс между моим долгом перед Союзом и долгом перед семьей. Если солдаты армии юнионистов придут сюда искать тебя, то найдут только меня, но не отца. Пусть меня бросят в тюрьму, но не его.
   Морган уставился на девушку, забыв о своем гневе. Только сейчас он понял, что и она оказалась в чрезвычайно сложной ситуации. И все-таки главное в данный момент – позаботиться о том, чтобы генерал Форрест вовремя получил добытую информацию.
   – Послушай, Джессамин, я ведь хочу помочь своим друзьям в армии Форреста.
   Она кивнула:
   – Да, врагам Союза.
   – Я хочу помочь людям, которые сражаются за свою страну, зная, что им противостоят более многочисленные силы. – Он старался говорить, как можно спокойнее, хотя его душил гнев. – Хочу помочь моим друзьям Джорджу и Натану. Мы много лет воевали вместе, вместе проливали кровь и вместе оплакивали гибель наших друзей. Я не могу допустить, чтобы они погибли, Джессамин.
   Она стиснула зубы.
   – А я думаю о солдатах Грирсона. И вообще довольно об этом, Морган. У тебя свои задачи, у меня – свои. Возможно, каждый из нас по-своему прав. Только имей в виду: я не выпущу тебя из этой комнаты ни минутой раньше, чем решила.
   Он принял ее маленькую уступку.
   – Очень хорошо, Джессамин. В конце концов, твои парни из Союза – отличные бойцы.
   Минуту спустя она покинула комнату. Морган же надолго задумался… Ему нужно побыстрее отомкнуть замки на кандалах, – но как? Вероятно, надо найти что-то острое, тонкое и гибкое.
 
   – Вам нельзя оставаться с ним наедине, мисс Джессамин, – заявил Аристотель поздним вечером. – Он хороший солдат, он шпион. С таким же успехом можно довериться мокасиновой змее, одного укуса которой достаточно, чтобы убить вас.
   – Я все понимаю, Аристотель. – Джессамин погладила управляющего по плечу. – Но Сократ должен помочь кобыле Хатчинсонов ожеребиться, а Кассиопея уже начала варить сахар для сладостей. Значит, я – единственная, кто может покараулить Моргана. Ведь чайник для Кассиопеи никто, кроме тебя, не подержит. Иначе она может уронить его и обвариться…
   Аристотель что-то пробурчал себе под нос и уставился на пленника отнюдь недружелюбным взглядом.
   – Но что он может мне сделать? – спросила Джессамин. – Ведь вы с Сократом уже приковали его к кровати. На нем одна ночная рубашка и никакого оружия. Какую он представляет угрозу?
   Аристотель вздохнул и проворчал:
   – Что ж, хорошо, мисс Джессамин. Но я надолго не задержусь. А если он доставит вам неприятности, – великан окинул Моргана гневным взглядом, – то очень пожалеет об этом, когда я вернусь.
   Джессамин улыбнулась:
   – Договорились, Аристотель.
   Перед уходом управляющий бросил на пленника еще один уничтожающий взгляд, и тот едва смог сдержать ухмылку. Джессамин же села на стул подальше от кровати и принялась листать книгу, которую принесла с собой.
   Какое-то время Морган молча наблюдал за пси. Наконец проговорил:
   – Ты выглядишь сегодня замечательно, Джессамин, в этом темно-зеленом платье.
   Она внимательно посмотрела на него.
   – Спасибо, Морган. Но почему ты вдруг проявил такой интерес к моему наряду?
   – Потому что он гораздо симпатичнее, чем обстановка этой комнаты, – с ухмылкой ответил Морган, нисколько не погрешив против истины.
   Джессамин же вдруг подумала: «А может, подойти к нему поближе? Действительно, почему бы и нет?»
   – Только не думай, Морган, что я сниму с тебя оковы только потому, что у тебя хорошо подвешен язык.
   – О, я и не мечтаю об этом. Знаешь, я сейчас вспомнил, с каким восхищением на тебя смотрели мужчины вчера на званом ужине.
   Джессамин прищурилась; щеки ее порозовели.
   – Но, Морган, почему ты вдруг…
   – А молодой лейтенант, что сидел напротив меня, не мог оторвать от тебя глаз, – продолжал Морган, стараясь сохранять в голосе мягкую шутливость. – Более того, мне кажется, он сказал что-то насчет красоты твоих глаз, сравнил их с лесной прогалиной в весеннюю пору.
   Джессамин густо покраснела и отвернулась.
   – Морган, перестань. Я редко посещаю званые обеды, еще реже общаюсь с молодыми холостяками.
   – Это ничего не значит, Джессамин. Во всяком случае, я бы на месте этого офицера не стал стесняться, вел бы себя посмелее.
   Она снова на него посмотрела, и ее длинные ресницы затрепетали над яркой зеленью глаз.
   – Морган, что ты имеешь в виду?
   Черт, неужели Джессамин и вправду не замечает, как мужчины смотрят на нее? Впрочем, дядя Хейуард всегда очень ревностно ее оберегал, что вполне было понятно, если вспомнить о поведении его жены.
   – Когда мужчина видит хорошенькую женщину, он начинает представлять, что сделал бы с ней. Как целовал бы, ласкал, раздевал…
   – Морган!
   Она взглянула на него с возмущением – и стала еще прелестнее.
   К счастью, она не влепила ему пощечину и не убежала.
   – Взгляни на меня, Джессамин, – продолжал Морган с улыбкой. – Ты видишь что-нибудь странное у меня ниже пояса?
   Она окинула его взглядом. И тотчас же его плоть послушно шевельнулась.
   – Ты… У тебя там бугор, – пробормотала она.
   Да, черт побери. У него там действительно бугор. И с каждым мгновением этот бугор наливается силой.
   – Хочешь посмотреть, Джессамин?
   – Посмотреть? – Она уставилась на него с неподдельным испугом… и с любопытством. – Но я не могу…
   – Боишься, да, Джессамин? – Он снова ухмыльнулся.
   – Боюсь? Не смеши меня!
   Он откинул назад голову и принялся насвистывать, не обращая внимания на болезненное томление плоти.
   – Конечно, боишься.
   – Ничего подобного!
   – Что ж, тогда докажи, – проговорил он с невинным видом. – Потрогай меня.
   Она вздрогнула и словно окаменела.
   Потрогать его? А впрочем, что же в этом плохого? Ключ лежал у двери, не у нее. И Морган не может причинить ей зла…
   Джессамин взглянула на его оковы. Даже Геркулес не смог бы их сломать.
   – Ничего я не боюсь, – заявила она, шагнув к кровати. В этот момент его плоть восстала, приподняв в воздух рубашку. И теперь подол – о Боже правый! – подол едва прикрывал бедра.
   Джессамин взвизгнула, но не отпрыгнула. В висках у нее застучало, а между ног словно разливалось тепло.
   Господи, он возбудился. Она наблюдала несколько раз, как жеребец покрывал кобылу, но никогда не видела половые органы мужчины.
   Морган тихо застонал, и от этого стона она почувствовала стеснение в груди. Собравшись с духом, Джессамин медленно протянула руку и, взявшись за подол рубашки, осторожно потянула ее вверх. От открывшегося ее глазам зрелища у нее перехватило дыхание.
   Морган же закрыл глаза, наслаждаясь переполнявшими его ощущениями. Он прекрасно знал, что Джессамин не отвернулась и смотрит на него сейчас во все глаза. И если он теперь сумеет убедить ее дотронуться до него… Возможно, ее голова окажется в пределах досягаемости его пальцев. Или она сама, без его помощи, потеряет в простынях заколку для волос или какую-нибудь булавку. Тогда он сумеет отомкнуть кандалы и сможет выбраться из заточения.
   – О, Джессамин, – проговорил он ласковым голосом, – у меня затекла правая щиколотка. Она давно в кандалах. Не могла бы ты… Не могла бы ты немного помассировать ее?
   – Щиколотка? – переспросила Джессамин.
   – Да-да, ужасно затекла…
   Склонившись над его ногой, Джессамин осторожно прикоснулась к ней. К удивлению Моргана, от этого ее прикосновения к его паху и груди словно устремились горячие волны. Нечто подобное он когда-то испытывал с одной девушкой из Джексона. Неужели тут есть какая-то связь с его восставшей плотью?
   Морган невольно застонал. Когда он открыл глаза, Джессамин перехватила его взгляд.
   – О, бедный, у тебя, должно быть, и впрямь все затекло!
   Она снова прикоснулась к его ноге, и он вновь застонал – ощущения были необыкновенно приятные, только на сей раз жжение сосредоточилось в основном в паху.
   – Ох, Джессамин, еще, пожалуйста…
   – Может, растереть твою ногу?
   Тут взгляды их встретились. Ее глаза расширились и потемнели, щеки же горели огнем. Джессамин нервно облизала губы; судя по всему, она тоже была возбуждена.
   – Да, конечно, помассируй, – согласился Морган. – Только помассируй по всей длине, потому что у меня вся нога затекла.
   Джессамин молча кивнула и принялась массировать его ногу. Морган чувствовал, что все больше возбуждается, однако он по-прежнему наблюдал за девушкой, дожидаясь, когда она каким-нибудь образом потеряет заколку. Внезапно почувствовав, что его возбужденная плоть чуть увлажнилась, он пробормотал:
   – Ты когда-нибудь видела, как мужчины получают удовольствие?
   Глаза ее расширились.
   – Нет. – Она повернула голову и взглянула на дверь. – Наверное, мне лучше уйти.
   – Ты не можешь уйти сейчас! – В голосе его прозвучало неподдельное отчаяние. – Джессамин, не можешь!..
   Она привстала со стула, глядя на интимную часть его тела.
   – Но, Морган, я не могу с тобой остаться. А если хочешь, чтобы тебе помассировали ногу, то Аристотель вполне мог бы…
   – К черту Аристотеля! – завопил Морган. – Не хочу, чтобы он на меня смотрел. Джессамин, имей же сострадание… Я сейчас лопну, если ты мне не поможешь. Неужели не понимаешь?
   Она с усилием сглотнула и облизнула губы. Потом тихо спросила:
   – Так что же я должна сделать?
   – Просто возьми его в руки и погладь. Вверх-вниз, вверх-вниз. Да-да, вот так, хорошо… Только быстрее, быстрее, – процедил он сквозь зубы.
   – У тебя капает… Морган, – пробормотала Джессамин, еще больше смутившись.
   – Да-да, конечно… О, черт возьми! – прорычал он, содрогаясь всем телом. Перед глазами у него словно замерцали звезды, и семя его излилось прямо ей в руки. – О, восхитительно… – прошептал Морган, закрывая глаза.
 
   Осторожно шевельнувшись, Морган решил наконец открыть глаза. Он не сомневался: в один прекрасный день слова его отца сбудутся, и он не станет засыпать сразу после удовлетворения.
   Тут Морган вдруг заметил, что после ухода Джессамин кое-что изменилось: теперь он был прикован к кровати только лишь за одну щиколотку.
   – Здесь на столе для вас кувшин с тазиком, мистер Эванс, – неожиданно раздался бесстрастный голос управляющего. – А также мочалка и полотенце.
   Морган повернул голову и уставился на чернокожего гиганта. Проклятие, как же мерзко быть пленником! Тем более что заколку он не раздобыл.
   Что ж, ничего страшного, в один прекрасный день они с Джессамин поменяются ролями, и тогда…
   На губах Моргана заиграла улыбка и, поднявшись с постели, он занялся своим туалетом.

Глава 3

   Не обращая внимания на бесстрастного Сократа, Морган нервно расхаживал по комнате. Солнце спряталось за тучу, и за окнами мансарды потемнело. Мысленно проклиная своих тюремщиков, Морган то и дело сжимал кулаки; он метался из угла в угол, как зверь в клетке.
   Грирсон уже, наверное, подступил к лагерю Форреста, положение которого значительно усложнялось из-за того, что в его войске было слишком много необстрелянных солдат; их было в шесть раз больше, чем закаленных в сражениях бойцов. К тому же Форрест не имел ни артиллерии, ни лошадей, ни боеприпасов в достаточном количестве. В таких условиях он не сможет атаковать врага с привычной для него молниеносностью.
   А лейтенант Морган, сражающийся на стороне Конфедерации, сидит тем временем в Мемфисе под арестом и ничем не может помочь своему генералу.
   Но пора наконец забыть об уязвленной гордости и взглянуть правде в глаза.
   Джессамин одержала победу. Даже если ему удастся вырваться на свободу в течение ближайшего часа, он уже не сумеет предупредить Форреста о подходе Грирсона. Но если он сбежит грядущей ночью, то успеет встретиться со своими и принять участие в предстоящем бою. И в этом – его долг. Он должен сражаться, каких бы усилий ему ни стоило добраться до места битвы. Даже если для этого ему придется выполнять самые нелепые приказания Джессамин и делать вид, что он с радостью предается плотским утехам.
   Когда-нибудь он непременно отомстит этой девчонке. Отомстит за ужасные часы, проведенные в заточении.
   Но сейчас ему не до мести. Главное сейчас – побыстрее вернуться к генералу Форресту.
 
   Джессамин украдкой зевнула, от всей души желая, чтобы Кларабелл Хатчинсон играла рождественский гимн чуточку поживее, а не как похоронный марш. Все остальные выступления на музыкальном вечере в военном госпитале хорошо воспринимались публикой, а номер Кларабелл предварял финал. Сделав вид, что слушает с величайшим вниманием, Джессамин стала думать о более серьезных вещах.
   Отец поехал продавать Сомерсет-Холл Ричарду Берку и вернется только послезавтра, перед самым Рождеством. Они с мистером Берком особо заботились о том, чтобы Сомерсет-Холл оставался в семейном владении, поскольку детей у Берка не было. Мужчины договорились, что если Берк или его наследники пожелают продать дом и землю третьему лицу, то Джессамин или ее наследникам будет предоставлено право в течение шести месяцев выкупить Сомерсет-Холл по той цене, какую заплатил за него Берк. Но Джессамин полагала, что, скорее всего никогда не сможет воспользоваться этим пунктом, то есть «правом отказа».
   Они с отцом собирались отправиться в Нью-Йорк на следующей неделе. И теперь настало время распрощаться с Морганом и глупыми мечтами о том, что она смогла бы выйти за него замуж. Пора было серьезно подумать о своем будущем. Ей нужен мужчина, которому она сможет доверять, мужчина, который, в отличие от Моргана, всегда будет говорить ей правду, какой бы горькой она ни была.
   Поджав губы, Джессамин вежливо поаплодировала Кларабелл.
   Но с другой стороны, ей очень нравилось доставлять Моргану удовольствие и ласкать его, нравилось смотреть, как темнеют от страсти его глаза, и слушать его стоны…
   Она с легкостью простила его, когда он вступил в кавалерию повстанцев. Простила, потому что признавала за ним право бороться за свои убеждения, пусть даже они противоречили ее собственным. Но когда он так бесчестно обошелся с ее семьей… Джессамин стиснула зубы и невольно сжала кулаки.
   Скоро ей придется освободить его, чтобы он мог покинуть город до возвращения отца и до приезда Сайруса. Конечно, Аристотель мог бы и без нее его освободить, но ей очень хотелось увидеться с ним еще раз…