– Правда? – недоверчиво спросил Папоротник. – А почему?
   – Потому что иначе жить было бы слишком больно. Так, как сейчас. – Она продолжала пристально смотреть Талоркану в глаза. Губы лесничего дрогнули, с них опять слетела песня: будто солнечный луч пронзил грозовые тучи; прекрасные и таинственные ноты сулили радость и освобождение от тягот и обязанностей. Каспар умоляюще взглянул на Брид… В ее зеленых, как драконья чешуя, глазах отражались золотые очи Талоркана. Брид дрожала. Наконец ей удалось отвести взгляд.
   Талоркан поджал губы.
   – Ты будешь моей, госпожа. Ты слишком красива для грязной земли. Твое место – здесь.
   Он шагнул вперед и страстно поцеловал девушку в губы, потом грациозно повернулся и вышел. Брид сплюнула с отвращением, но долго еще смотрела ему вслед.
   Каспар вновь стал глядеть в окно. Лес тянулся на много миль повсюду, куда хватало глаз, буйно зеленели деревья. Какое страшное одиночество! В Иномирье нет Халя, нет отца с матерью, может, даже самой Торра-Альты нет. Юноше отчаянно хотелось домой. Чего бы он ни сделал, чтобы вернуться в реальный мир!.. Талоркан прав. Глядя на бескрайний лес, Каспар все больше падал духом.
   – Нам нужно назад, – выпалил он, обернувшись к Брид. – Почему ты не можешь ничего придумать?
   Та опустилась на пол и еще крепче обняла Папоротника.
   – Не получается. Я не знаю, что делать. На Свирели я играть не могу, и…
   – И домой вовсе не хочешь, – докончил Каспар.
   – Хочу, с чего ты взял? – Брид протянула ему руку. – Мы должны вернуться – не только для блага Троицы, но и просто ради наших душ. Если нам не удастся убедить в этом членов Круга, мы останемся тут навечно.
   Она решительно встала и забарабанила в дверь.
   – Требую встречи с Высоким Кругом! Они обязаны меня выслушать!
   Несколько минут девушка колотила в дубовые доски, не получила никакого ответа и, наконец, пнула дверь ногой.
   Совсем как Халь, подумал Каспар. Такой он Брид никогда прежде не видел. Обычно она была так спокойна, и вдруг настоящая буря незамутненных чувств! Оказывается, они с Халем похожи, одинаково вспыльчивы.
   Каспар невольно засмеялся, и Брид, обернувшись, спросила:
   – Что смешного?
   – Да подумал: вот Халя все время ругают за несдержанность, а окажись он тут – он бы справился лучше, чем мы. Вовсе бы не изменился.
   Брид тоже улыбнулась.
   – Вот это мне в Хале и нравится. Он такой честный! Никогда ничего из себя не строит.
   – Ха! Это он-то из себя ничего не строит? А кто Тайне на уздечку повесил три цепочки, чтобы все ее считали бешеной? На свете нет лошади, лучше вышколенной.
   – А ты откуда знаешь? – рассмеялась Брид. – Он ведь тебе покататься ни разу не позволил.
   – Да знаю вот, – ответил Каспар, сам не понимая, что его так развеселило. – Всякому ясно, что цепочки Тайне вовсе не нужны, хоть Халь ее и выучил по команде кусаться и лягаться. В том-то и дело: она кусается, когда он прикажет, а не когда сама захочет.
   – И я о том же. Халь все эти глупости не просто так делает. Перед самим собой-то ему не надо притворяться. Он хорошо знает, что чувствует, а мы, все остальные, пытаемся убедить себя в каких-то высших мотивах. С ним нелегко, потому что он не понимает уступок, зато если он говорит, что любит, значит, в самом деле, любит.
   – А я – нет?
   – А ты – нет.
   – Но я люблю тебя, Брид. – Слова непрошеными сорвались с губ.
   – Ох. Знаю, что любишь. По-своему, – ответила она, будто Каспар всего лишь сделал ей комплимент по поводу удачного платья. – Я о том, что ты столько лет говоришь Май, что любишь ее, а на самом деле это неправда.
   Она опять стала стучать в запертую дверь.
   Каспар залился краской стыда. Брид сказала правду. Чтобы скрыть чувство вины, он вскочил на ноги и тоже принялся барабанить в дверь. Надо вернуться домой, там он хотя бы сможет делать вид, будто больше ее не любит. Здесь становится слишком больно.
   – Откройте! Нам нужна аудиенция у Высокого Круга. Если вы нас не выпустите, Троица погибнет! – кричала Брид.
   Ответа не было ни в тот день, ни наследующий. Нудные сутки тянулись одни за другими, и Каспару становилось все труднее не ругаться с Брид даже по самым незначительным поводам. Он был слишком расстроен, чтобы оставаться в рамках вежливости. Холодными ночами юноша сидел на другой стороне комнаты и слушал доносившиеся снизу, из леса, звериные вопли и вой. Кровь леденела, в обрывках снов копошились полупрозрачные чудовища, они раскалывали скорлупу Некронда и старались выползти из подземелья. Потом оказывалось, что темницы переполнены, и разросшиеся тела вдавливали Каспара в каменную стену, а после звери в неистовстве принимались метаться по Торра-Альте и с ненасытной яростью пожирать людей.
   Теперь уже Каспар был уверен, что их здесь просто забыли и оставили гнить. Еды им не давали, голод мучил все сильнее. И когда он почувствовал, что сил бороться против безумства паники, свившей гнездо у самых корней его разума, уже почти не осталось, дверь, наконец, распахнулась. На пороге стоял Талоркан, облаченный поверх кожаной с золотом куртки в длинный зеленый плащ. Лесничий шагнул вперед и запел; его голос звучал прекраснее, чем звук переливающейся холодной воды. Песня была дикая и вольная, обещала вечное счастье. Каспар чувствовал это сам и видел, какое действие она производит на Брид. Та закусила дрожащую губу.
   – Ты ее обманываешь! – зарычал юноша.
   – Обманываю смертную? – рассмеялся Талоркан.
   – Она тебя не любит. Не смей пользоваться магией.
   – Любовь – тоже магия.
   Каспар понял, что его подстрекают. Талоркан презрительно усмехался, видя их беспомощность. Кровь прилила Каспару к голове. Он убьет эту тварь!
   Что-то заставило его помедлить. Если потеряешь власть над собой, будешь как животное. Каспар сделал несколько медленных глубоких вдохов, чтобы подавить гнев. Но стоило Талоркану протянуть руку к Брид, как все тут же пошло прахом. Юноша бросился на лесничего, однако несколько внезапных нот песни немедленно отшвырнули его назад к стене.
   – Смертный, ты бессилен передо мной. – Талоркан стоял над Каспаром, прожигая его взглядом ярко-желтых глаз. – Мы источник всей магии, мы знаем все слова песни. Здесь, в Ри-Эрриш, ты не больше, чем насекомое.
   – Вы должны нас отпустить, – запинаясь, проговорил Каспар.
   – Вы нарушили законы богов. Те, кто принадлежит земле, должны пройти через Ри-Эрриш, а отсюда в Аннуин, после же вновь переродиться. Круг бесконечен. Вы же его прервали. Мы, бессмертные, живущие в Ри-Эрриш, создания солнца. Мы не привязаны к кругам времени. Поэтому наше дело – судить вас.
   – Как могут судить нас создания столь бездушные и безжалостные? – выдохнул Каспар. – Вы должны нас отпустить.
   – Нет, – покачал головой Талоркан. – Вы останетесь здесь, это решено. На пути через лес у вас будет время разобраться со своей прежней жизнью.
   – Не хочу быть человеком, – всхлипнул Папоротник. – Хочу домой. А то кто за Петрушкой присмотрит?
   – Лес позаботится о ней, – терпеливо ответил Талоркан.
   – Так что ж она, помрет, что ли? Не надо! – разрыдался лёсик. Каспару стало, так жаль беднягу, что у него тоже потекли слезы. Папоротник выглядел почти совсем по-человечески, остались только мягкие рожки и черные раздвоенные копытца на ногах, да кожа была еще песочного цвета, как у лесного оленя, а движения порывисты. Лёсик мотал головой из стороны в сторону, сверкая большими круглыми глазами. Мне домой нужно, – повторил он, заглядывая Каспару в лицо. – Нужно. Каспар кивнул.
   – Мне тоже.
   Брид давно уже молчала и смотрела на Талоркана, спеленатая сетями магии. Вот она сделала несколько коротких шажков в его сторону… Лесничий довольно улыбнулся и шагнул ей навстречу.
   Каспар ухватил Брид за рукав.
   – Брид, ты его не любишь! Это же просто заклинание! Это не по правде!
   Она не слышала. Ее взгляд слился со взором Талоркана. В песне лесничего зазвенели ноты страсти.
   – Иди ко мне, Брид, леди Великой Матери, иди и живи со мною в прекрасном Ри-Эрриш, иди и вкуси блаженство вечного счастья. Живи со мною вечно! Вечно! – Слова Талоркана лились, словно мед, теплый и липкий, и Брид не имела сил освободиться. – Вместе мы сможем сотворить немало добра. В своем мире ты обладаешь великим могуществом. Объедини его с моим, и мы сделаем все, как надлежит. Сообща мы исцелим все страдания в обоих мирах!
   – Не поддавайся, Брид, – умолял Каспар, чувствуя, что лесничий лжет. – Ты нужна миру. Не поддавайся, не то Троица погибнет!
   Брид обернулась к нему и вновь с тоской посмотрела на Талоркана.
   – Вечно… – проговорила она, будто обдумывая это. – Мне мешают король Рэвик и дворяне Новой Веры, мне мешают даже Керидвэн и Морригвэн, и я мало, что могу исправить. А с тобой…
   – Брид, мы должны вернуться! – Каспар услышал в своем голосе страх. У Брид менялись глаза: на смену зеленому цвету, травы приходило золотое сияние солнца, отражение взгляда Талоркана. – Вспомни о Керидвэн и Морригвэн. Что они без тебя будут делать?
   – Да, – медленно обернулась Брид. – Да, мы должны вернуться. У меня в руках – Свирель Дуйра.
   – Верно, – сказал Талоркан, протягивая руку, – и ты отдашь ее мне.
   – Н-нет, – неуверенно ответила Брид. – Нет… Не сейчас.
   Здесь, в этом проклятом краю, Брид казалась Каспару совсем чужой…
   Его мысли прервал какой-то шум на лестнице. Талоркан сощурился и резко обернулся.
   Одетая в бледно-зеленое, самая легкая и улыбчивая из всех членов Высокого Круга, Уйллеанд вплыла в комнату, а сопровождал ее Дуйр напротив, самый плотно сложенный из всех тринадцати. В его присутствии Каспар, как ни странно, почувствовал себя спокойнее, а Брид шепнула ему на ухо:
   – Дуб и жимолость!
   Никакой нужды в этом не было, Каспар и так их без труда узнал; но хорошо знакомый наставнический тон жрицы придал ему еще больше уверенности.
   – Госпожа моя Уйллеанд, господин мой Дуйр, – поклонился Талоркан.
   – Старший лесничий, – торжественно обратился к нему Дуйр, и его глубокий голос заполонил всю комнату. Каспар вспомнил о своем отце. – Что ты здесь делаешь? У тебя есть более важные задания. Мы постановили, что смертные будут содержаться здесь до тех пор, пока их судьба не будет решена. – Он милостиво улыбнулся Каспару, Брид и Папоротнику. – Что же, расскажите, удобно ли вам здесь было?
   – Нет, – коротко ответил Каспар.
   Дуйра это, похоже, опечалило, а Уйллеанд мягко произнесла:
   – Раз так, мы поместим вас в другое место, получше. Ведь вам, похоже, придется провести у нас немало времени. Должно быть, вы голодны? Идемте, примите участие в нашем пире. Вам понравится. Лесничий, проследи, чтобы эти существа были доставлены на пир.
   «Существа!» – подумал Каспар. Что же их, за животных тут держат?
   Члены Высокого Круга вылетели из комнаты, но на пороге Дуйр вдруг обернулся.
   – Мне нужна моя Свирель.
   Стоило двери захлопнуться, как Талоркан, до тех пор стоявший навытяжку, расслабился.
   – Ха! Возомнили, что лучше знают, как должно быть. Пир! Все пленники – моя забота!
   – Ты хочешь забрать Свирель себе, а Брид только используешь для этого! – воскликнул Каспар.
   Лесничий засмеялся.
   – Свирель бесполезна. Ее силы ограничены. Мне нужна она! – Он указал на Брид. – А пока Свирель у нее, она может сбежать. Она так красива, что я ни за что этого не позволю. Ни за что.
   … Отряд лесничих, подчиненных Талоркана, сопроводил их в огромный зал. С потолка свисали на золотых цепях искусно сделанные канделябры. Повсюду горели свечи, и в свете их пламени настенные гобелены оживали: звери переливались пурпуром и изумрудом, по лесным пейзажам бежали медные, и бронзовые нити. Господствовал в зале огромный стол из полированного вяза. Вокруг него сидели на бесчисленных резных стульях, подбитых серебряной тканью, смеялись и пировали лесничие и их женщины в пышных нарядах. В дальнем конце зала высился еще один стол, и оттуда взирали на празднество члены Высокого Круга.
   Прислуживали пирующим их же сородичи, тоже безумно красивые, но, подойдя ближе, Каспар заметил между ними нескольких мужчин с русыми или темными волосами и ничего не выражающими глазами. Они вы глядели устало и печально, кожу их покрывали язвы и порезы, из которых сочилась кровь. Люди! Смертные люди, такие же, как он сам, обращенные в рабство, подумал Каспар с отвращением… и страхом.
   Как ни злился он на народ Иномирья, а слюнки все же потекли. Чего только не было на столе! Запеченная утка, тушеная зайчатина, оленьи седла, окорока с медом, марципаны и печенье, кровяные колбасы, шипучие вина, густой сидр… и пироги с яблоками. Пироги с яблоками Каспар просто обожал. Кругом веселились, танцевали и пели прекрасные дамы, одетые в платья цвета колокольчиков, нарциссов, анютиных глазок и брионий. Туда и обратно сновали слуги с серебряными блюдами в руках, от которых пахло самыми разнообразными пряностями. Каспар пожирал глазами лососину в сладком кляре, тарталетки и заварные пирожные. Вот бы поварихе из Торра-Альты на это посмотреть!.. Есть хотелось до дрожи.
   Папоротник взвизгнул от ужаса, увидев поднос с жирной олениной на ребрышках.
   – Как они могли?
   Брид ухватила его за руку и обняла за плечо.
   – Идите сюда, вы сядете за высоким столом, вместе со старейшинами, – любезно пригласила их Нуйн. – Я распоряжусь, чтобы оленину не подавали.
   В руках она держала связку длинных ключей, а глаз не сводила со Свирели, которую Брид не выпускала из рук. Каспар вспомнил, что семена у ясеня напоминают по виду ключи.
   Одна из старейшин взяла Каспара за руку и шепнула ему на ухо:
   – Идем, сядь со мною. – Она была стройная, с очень печальными глазами. Каспар взглянул на руну у нее на поясе и узнал Сайлле, дух ивы. – Расскажешь, почему вы считаете, что должны вернуться, когда по закону вам следует оставаться здесь. Вы ведь обманули смерть от волчьих зубов. Скажи, почему ради вас мы должны нарушить правила?
   – Потому что если Брид не вернется домой и не найдет себе преемницу, Троица погибнет. Тогда люди забудут, как поклоняться Великой Матери, и уничтожат ее.
   – Значит, ты просишь не за себя? А самому-то тебе, зачем назад? Необходимо лишь возвращение твоей спутницы.
   Об этом Каспар раньше не думал. Он почувствовал, что вот-вот расплачется от скорби по утерянной жизни.
   – Да, – честно сказал он. – Я не могу представить вам причины, по которой должен вернуться. Но вот Брид должна оказаться дома непременно.
   – Тебе больно, мальчик, – склонила голову Сайлле. – Отхлебни сладкого питья, отведай вкусной еды, и ты забудешь боль. Людям всегда бывает тяжело, когда они здесь оказываются. Слишком часто они в своей жизни скрывают правду о своих желаниях, и потому после смерти высвободившиеся страсти глубоко вгрызаются в их души. Печально это видеть.
   – Но где они? – спросил Каспар. – Где все люди? Тут кругом только старейшины и лесничие, а прислуживает им лишь крохотная горстка смертных.
   – В лесу, разумеется – если не считать тех, что находятся в замке Абалон. Все должны отправляться в лес. Иные задерживаются там надолго, прочие спешат. Все должны преодолеть опасности леса прежде, чем достигнут Аннуина.
   – А кто попадает в замок?
   – Те, кто пытается обмануть смерть, – грустно ответила Сайлле. – Они остаются в подземельях замка до тех пор, пока Круг не решит, что с ними делать, или пока их не убедят следовать дальше по доброй воле.
   – Долго ли это?
   – Убеждают их быстро, лесничие умелы. А вот членам Высокого Круга договориться друг с другом бывает нелегко. Страйф, например, всегда со всеми спорит. А время идет… Здесь трудно сказать, сколько лет…
   – Лет?!
   – Да, конечно, лет. Десятки, может быть – сотни. Каспар оказался на грани отчаяния.
   – Видишь ли, – продолжила Сайлле, – мы лишь хотим, чтобы они перешли в следующую часть круга, где их ждет совершенное блаженство и забвение, а после – рождение вновь. Но некоторые этого не хотят. Они предпочитают страдать в надежде вернуться к своим любимым… Или к своим врагам. Сама я этого не понимаю, однако и боль их переносить не могу. По моему мнению, их следует отправлять назад. Но Фагос и Нуйн со мною не соглашаются. А теперь ешь и пей. Ничего лучше ты в своей жизни не пробовал.
   Каспар рад был принять это предложение, однако тут кто-то наступил ему на ногу. Он хотел было возмутиться, но понял, что это не один из яркоглазых золотоволосых жителей Ри-Эрриш, а человек, хоть и необычно одетый.
   Человек смотрел на Каспара суровым взглядом и твердо произнес:
   – Ничего не трогайте. Не пейте яблочного вина.
   – Что за глупости? Отведай, тебе станет лучше, – проговорила Сайлле материнским тоном.
   – Ничего не трогайте. Тронете – никогда не вернетесь домой.
   – Лесничие! – воскликнула Сайлле. – Лесничие, уведите это существо! Уведите!
   Ее голос взметнулся, словно порыв ветра, и немедля несколько лесничих подскочили и ухватили несчастного за руки. Одет он был в старомодную котту и штаны – такие носили еще лет семьсот назад, а говорил в торра-альтанской манере и чуть с придыханием, как Брид.
   – Не троньте их еду, сир, – еще раз крикнул незнакомец, когда его уже тащили прочь.
   Брид держала в руке яблоко, но теперь замерла, не откусив. Сидевший рядом с нею мрачный мужчина, Тинне, яростно приказал:
   – Ешь!
   – Не буду! – Брид встала, прижимая к груди Свирель. – Если вы нас не выслушаете, я отправлю Свирель в небытие, туда, где вы ее никогда не найдете. Я Одна-из-Трех и обладаю необходимой силой.
   Только бы они не догадались, что это блеф, подумал Каспар и в то же время улыбнулся. Наконец-то! Вот она, настоящая Брид. Должно быть, это оттого, что здесь нет Талоркана и некому ее смущать.
   – Вы пытались обмануть нас, – сказал он громче, чем собирался, – подсунули заколдованную еду. – Каспар схватил стоявшее перед ним блюдо и швырнул через весь стол, так что из перевернутых чаш полилось вино и молоко. – А обещали нам честный суд!
   Что за мерзость! Бессмертные с ним играют, дурачатся, как будто его жизнь семена одуванчика, которые можно сдуть просто так… Каспару хотелось домой.
   – Если мы вернем вам Свирель Дуйра, отпустите ли вы нас?
   – Отчего бы и нет, милый, – мягко ответила Сайлле. – Успокойся и выпей яблочного вина. Я знаю, что оно тебе понравится. Боль пройдет.
   Она протянула Каспару сияющий бокал, и тот, ничего уже не боясь, вышиб его у Сайлле из рук.
   – Лесничие! – закричал Страйф. – Усмирите это существо! Сайлле, что ты делаешь? Вечно ты всем сочувствуешь, а у нас из-за тебя неприятности. Пора бы научиться не жалеть таких, как он. Они похитители времени, они вне закона. А наше дело – следить, чтобы все подчинялись закону богов. Их надо наказать.
   – Но не без суда, – объявил Дуйр. – Все они должны пойти под суд.
   Двенадцать членов Высокого Круга принялись спорить между собой, а тринадцатый, Страйф, кричал лесничим:
   – Уведите этого раба!
   – Ты бесчувственный, – укорила его Сайлле. – Ты не дал им ни малейшей возможности. Это из-за тебя у нас неприятности.
   Каспара потащили в ту же сторону, что и человека в котте. На этот раз лесничие не стали пользоваться маги ей и просто силой погнали юношу вниз по винтовой лестнице, в темноту. Появившийся откуда-то Талоркан с факелом в руке не скрывал удовольствия.
   – Хорошо, что тебя убрали. Так мне будет проще разговаривать с той прекрасной леди, что тебя презирает.
   – Брид меня не презирает, – крикнул ему Каспар, но его уже тянули вниз по ступенькам.
   Сперва Каспару показалось, что он слышит журчание воды. Потом понял: ошибся. Это были стоны и плач множества людей, мужчин и женщин, рыдающих в отчаянии, неспособных забыть, неспособных спрятаться от собственных чувств. Каспар вздрогнул. Он оказался в подземельях посмертия. В аду.
   Лестница привела в длинный темный коридор, целиком, высеченный в камне. В стенах невысоко над полом виднелись забранные решетками отверстия, и оттуда доносились жалобные крики терзаемых душ. Человеку, что говорил с Каспаром на пиру, было трудно идти, он все время спотыкался и держался за стену, чтобы не упасть. К концу пути бедняга совсем задыхался. Талоркан достал связку ключей, открыл дверцу всего фута в два высотой и в два шириной и пихнул человека туда. Потом запер и погнал Каспара дальше по темному тоннелю.

Глава 14

   Дурные предчувствия не давали Каспару покоя. Камень под ногами был горячий, в воздухе пахло горелым жиром. Над жаровнями поднимался густой дым. Юноша закашлялся, на спине и на лбу выступил пот.
   Сквозь стоны послышался вопль боли. Страшной боли. Каспар постарался унять дрожь. Он понял, что ждет его впереди.
   Языки горевшего в душной темнице пламени лизали ноги людям, подвешенным на цепях за запястья. Одного нанизали на вертел и медленно поворачивали над огнем; его кожа трещала. Другого растянули на дыбе, Каспар никогда прежде не видел такого устройства, но сразу понял, что это. Он встретился с пленником глазами. Лицо человека исказилось от боли: несчастного дернули за вывихнутые из суставов руки и стали жечь огнем. Теперь Каспар понял, чем тут пахло обуглившейся плотью. Темная липкая жидкость, заливавшая пол, была вытопленным человеческим жиром.
   К горлу подступил комок, но Каспару удалось вытеснить страх гневом. Он развернулся и ткнул кулаком в красивое лицо Талоркана. Тот легким касанием руки остановил удар и со смехом сказал:
   – Слабый смертный, тебе меня не ранить. Вскоре ты узнаешь и научишься уважать мою силу и ту боль, что я могу тебе причинить. Прекрасная дева увидит твои страдания. И будет знать, что лишь ей под силу их прервать, подчинившись мне. Знаю, это жестоко, но необходимо, чтобы сломить ее дух.
   Талоркан отошел, а двое лесничих схватили Каспара за руки и потащили к железным тискам. Юноша извивался всем телом. Устройство было снабжено зажимами для голеней и шипами, чтобы раскалывать кости. Каспара дернули за волосы, заставили поднять голову, и сквозь стоящий под куполом потолка дым он увидел смотровую галерею, высеченную в толще камня. Там, за деревянными перилами, Талоркан держал за руку Брид. Девушка стояла неподвижно, не в силах пошевелится – песня лесничего не пускала ее.
   Каспар взглянул ей в лицо и обмер, увидев неизбежное. Она поддастся, перестанет защищаться, чтобы избавить его от боли, и тогда песня Талоркана проникнет в ее душу. Брид будет потеряна навсегда. Чтобы спасти ее, он должен молчать.
   Но как молчать, когда стаскивают ботинки и железные полосы смыкаются вокруг коленей и лодыжек, когда затягивают винты?.. Каспар не помнил себя от страха, однако знал, что обязан вытерпеть. Кость голени стала белоснежной, кожа натянулась. Боль была невыносима. Юноша пытался ухватить за руки окружавших его лесничих, выгибал дугой спину, колотил кулаками вокруг себя бесполезно.
   В тот самый миг, когда кость должна была уже переломиться, винты ослабили. Каспар лежал, хватая ртом воздух, как рыба на берегу.
   – Еще, – разнесся ужасный голос Талоркана. Каспар похолодел. Острые шипы потянулись к его плоти. Тело застыло в предчувствии боли.
   – Нет, нет! – кричала Брид. – Не делайте этого!
   Каспар стиснул зубы и посмотрел на нее: «Не поддавайся!» Ему нужна была сила, а он не знал, откуда ее взять. Страшно, очень страшно. Повсюду плескались ужас и боль других пленников. Надо было как-то закрыться от боли.
   Винты врезались в голень, медленно выгибая ее в сторону. Скоро кость треснет. Давление нарастало медленно, вот острия шипов проткнули кожу… Каспар напряг все мышцы. Он будет сражаться, он ни за что не попросит пощады! Иначе Талоркан заставит Брид подчиниться.
   Каспар накрепко зажмурился, закусил губу и закричал. Его разум захлестнула алая волна боли.
   Откуда-то издалека доносился умоляющий плач Брид.
   Вдруг давление ослабло. В лицо Каспару смотрели непроницаемые золотые глаза лесничих.
   – Больно. Обещаем, что будет еще больней. Поддайся. Попроси о милости. Это ради твоего же блага. Ты должен следовать дальше по кругу.
   Каспар дышал отрывисто, коротко. Донесся человеческий голос, грубый по сравнению с мелодичными речами лесничих:
   – Не слушай их. Это все ложь.
   Этот несчастный слишком ослабел, чтобы сопротивляться. Его тащили к огню, и ноги – костяные клешни с содранной кожей – скребли по каменному полу.
   Каспар принялся ругать лесничих, а те уже затягивали винты опять. Но на этот раз он не стал биться, а лишь откинул голову и повторял: «Торра-Альта! Торра-Альта!»… Боевой клич его предков. Он был бельбидийским дворянином, более того наследником самого баронства Торра-Альта, он не мог посрамить гордой крови героев, что текла в его жилах. «Торра-Альта!» – кричал Каспар вновь и вновь. И гнев, вытесняя страх, давал силы.
   По голени потекла кровь. Каспар изгнал из сознания мысли о ломающейся кости и вместо того стал думать о сотнях душ, благородно отдавших свои жизни за великую крепость во время ваалаканской войны. «Торра-Альта!» кричал он в их честь, укрывшись в стальных палатах в глубине разума, куда не могла проникнуть боль. «Торра-Альта!» это было все, что он мог сделать ради Брид, все, чем мог показать свою способность вытерпеть пытку.
   Боль отступила. Каспар глядел на свою ногу и повторял, что это что-то отдельное от него самого.
   Но Брид так и не увидела, как он отважен. Лесничий увел ее прочь, а Талоркан остался на галерее, довольно глядя вниз. Он подал знак палачам, и те опять ослабили винты.