Страница:
– Послушайте, почему бы вам не пойти домой и не забыть об этом? Если вы будете копать дальше, то можете разрушить не одну жизнь.
Джейк с недоумением уставился на доктора:
– Вы предлагаете мне уйти домой и забыть о том, что у меня есть ребенок?
– Ну, в общем-то он не совсем ваш. – Доктор сложил пальцы домиком. – Я хочу сказать, что вы не отвечаете за него. Это была ошибка – ошибка врача, который больше не занимается медициной. – В его глазах была мольба. – Послушайте, вы провоцируете неприятности. Себе, нашей пациентке, ее семье. И потом, надо подумать о клинике. Она помогает сотням бесплодных пар каждый год. Если информация выплывет наружу, ей конец.
– Плевал я на вашу клинику. Вы только что сказали, что у меня, возможно, есть ребенок!
– Пожалуйста, мистер Честейн, не так громко. – Доктор наклонился вперед. – Во время беременности чего только не бывает. Только в первые шесть недель случается до двадцати процентов выкидышей. Знаете, мистер Честейн, иногда о чем-то лучше не знать. Неизвестно, чем могли закончиться роды. Почему бы вам не выбросить все это из головы? Так будет лучше для всех.
– Ну ты и сукин сын, – пробормотал Джейк. Он поднялся и, не говоря ни слова, миновал комнату, заполненную историями болезней, приемный покой и вышел через стеклянные двери на улицу.
От асфальта поднималась сухая жара. Он подошел к своему белому «вольво». Еще более горячая волна воздуха ударила ему в лицо, когда он, открыв дверцу машины, забрался на сиденье и нажал на раскаленную кнопку отделения для перчаток. Пот катил с него градом. Джейк достал карту штата Оклахома и развернул ее.
Машина казалась черной кожаной сауной, но все равно это не шло ни в какое сравнение с пожаром, полыхавшим у него в груди. Джейк склонился над картой в поисках ответа на вопрос, следом за которым последуют и другие вопросы. Где, черт побери, находится в Оклахоме это самое местечко Лаки?
Глава 2
Глава 3
Джейк с недоумением уставился на доктора:
– Вы предлагаете мне уйти домой и забыть о том, что у меня есть ребенок?
– Ну, в общем-то он не совсем ваш. – Доктор сложил пальцы домиком. – Я хочу сказать, что вы не отвечаете за него. Это была ошибка – ошибка врача, который больше не занимается медициной. – В его глазах была мольба. – Послушайте, вы провоцируете неприятности. Себе, нашей пациентке, ее семье. И потом, надо подумать о клинике. Она помогает сотням бесплодных пар каждый год. Если информация выплывет наружу, ей конец.
– Плевал я на вашу клинику. Вы только что сказали, что у меня, возможно, есть ребенок!
– Пожалуйста, мистер Честейн, не так громко. – Доктор наклонился вперед. – Во время беременности чего только не бывает. Только в первые шесть недель случается до двадцати процентов выкидышей. Знаете, мистер Честейн, иногда о чем-то лучше не знать. Неизвестно, чем могли закончиться роды. Почему бы вам не выбросить все это из головы? Так будет лучше для всех.
– Ну ты и сукин сын, – пробормотал Джейк. Он поднялся и, не говоря ни слова, миновал комнату, заполненную историями болезней, приемный покой и вышел через стеклянные двери на улицу.
От асфальта поднималась сухая жара. Он подошел к своему белому «вольво». Еще более горячая волна воздуха ударила ему в лицо, когда он, открыв дверцу машины, забрался на сиденье и нажал на раскаленную кнопку отделения для перчаток. Пот катил с него градом. Джейк достал карту штата Оклахома и развернул ее.
Машина казалась черной кожаной сауной, но все равно это не шло ни в какое сравнение с пожаром, полыхавшим у него в груди. Джейк склонился над картой в поисках ответа на вопрос, следом за которым последуют и другие вопросы. Где, черт побери, находится в Оклахоме это самое местечко Лаки?
Глава 2
Энни Холлистер провела гребнем с широкими зубцами по пушистой белой шубке. Животное повернулось и уткнулось носом в передний карман джинсов Энни, прижав ее к ограждению загона.
Улыбнувшись, Энни погладила бархатные ушки:
– Я почти что закончила, Снежный Ком. Постой спокойно еще несколько минут, и ты получишь свой кусок сахара.
Она почувствовала на затылке теплое дыхание и повернулась еще к одному альпака, более крупному, дымчатой окраски, который тянул из-за забора свою длинную шею к голове Энни. Засмеявшись, она вытащила изо рта животного прядь своих волос.
– Хватит, Дымчатый Джо. Мои волосы в меню не входят. – В ответ животное толкнуло лбом расческу. Энни укоризненно на него посмотрела. – Я знаю, что ты любишь, когда за тобой ухаживают, но тут очередь. Ты следующий.
– Не уверен, что у меня осталось достаточно волос, чтобы их расчесывать, – прозвучал за забором знакомый мужской голос.
Энни, подняв глаза, увидела упитанного управляющего ранчо Бена Эйкинса, который подошел к забору, взлохматив скудные остатки седых волос. Ее губы изогнулись в улыбке.
– Я разговаривала с Дымчатым Джо, а не с тобой.
– О! – с притворным разочарованием протянул Бен. – Этим типам так нравится, когда их расчесывают, что я подумал, не попробовать ли и мне эту процедуру.
– Пожалуй, но ведь ты знаешь, что дело не только в уходе. Я собираю вычесанную шерсть.
Улыбка Бена стала еще шире, открылась расщелина между двумя его передними зубами. Он почесал корявыми пальцами свою лысину.
– Боюсь, что я опоздал лет на двадцать.
Энни засмеялась, Бен работал на ранчо еще у ее дедушки и бабушки, и ей всегда нравилось его мягкое поддразнивание. Она была очень привязана к Бену и его миниатюрной жене. Когда они согласились остаться и работать на ранчо «Радость ковбоя», которое Энни получила по наследству два года назад, это дало ей возможность осуществить свою мечту.
Она всегда хотела жить на этом ранчо. Энни проводила здесь в детстве каждое лето, и рай в ее представлении был именно таким. Ей нравилось ухаживать за животными, бегать на свежем воздухе, самой планировать свое время, располагать собой. Но как управлять скотоводческой фермой, она, конечно, плохо представляла.
Энни выучила все, что касалось рекламы, и ей до смерти надоело этим заниматься. Она устала ублажать капризных клиентов, ухаживать за вздорными фотографами и топ-моделями, устала жить в безликой толпе незнакомцев. А больше всего устала от того, что должна была помогать огромному безликому конгломерату продавать кошачий помет или дезодорант от пота.
Ей хотелось жить там, где она может видеть широкое небо, вдыхать приносимый ветром аромат дождя. Ей хотелось работы, которая радовала бы ее сердце и приносила дивиденды на банковский счет. Она хотела заниматься тем, на что сможет с гордостью оглянуться, когда станет старой и седой.
И всем сердцем и душой Энни хотела ребенка.
К сожалению, на горизонте кандидатов в отцы не наблюдалось. Ее скоропалительный брак закончился десять лет назад. В тридцать один год биологические часы тикали, как поставленная на временной завод бомба, а работая в одной из рекламных фирм Нью-Йорка и бесконечно разъезжая по командировкам, стать матерью-одиночкой она себе позволить не могла.
После того как умерли дедушка и бабушка, оставив ей ранчо, она решила полностью изменить свою жизнь.
Снежный Ком опять тянул нос к Энни. Последний раз проведя гребнем по его белой шубке, она сунула руку в карман своих выцветших джинсов.
– Ладно, дружок. Вот твое лакомство. – Животное торопливо схватило кусок сахара и опять ткнулось мягкими губами в ладонь Энни.
Бен покачал головой:
– Эти ребята будут такими же избалованными, как старая гончая твоего дедушки.
– Не будут. Я не позволю им спать у себя на постели.
– Пока да, но ты так с ними обращаешься, что это лишь вопрос времени.
Энни, улыбнувшись, посмотрела на часы:
– Если уж мы заговорили о времени, то разве вы с Хелен не должны быть на пути в Талсу?
Бен поставил ногу, обутую в сапог, на низкий брус ограды.
– Я пришел сказать тебе, что мы вот-вот уедем, Хелен нужно быть в клинике для обследования перед операцией в четыре часа. Нас там должна встретить Элейн. – Элейн была взрослой дочерью Хелен и Бена и жила в Таласе с мужем и детьми-школьниками. – Я буду так рад, когда это колено подправят.
– Хелен тоже будет рада. Мы разговаривали с ней, когда я заезжала к вам сегодня утром. – Энни согласилась взять к себе таксу Хелен и Бена, пока их не будет. – Хелен сказала, что ждет не дождется, когда сможет выбросить свою палку. Она предвкушает, как вы снова будете бегать наперегонки.
– Пожалуй, мне пора начинать тренировки, чтобы не опозориться, – улыбнулся Бен, но не сумел скрыть беспокойство в глазах. Он снял с головы свою поношенную шляпу. – Если бы я мог, я прошел бы через эту операцию и лечение вместо нее.
– Я знаю, – мягко сказала Энни. – И Хелен тоже знает.
Хелен была центром мира Бена, и он был так же дорог Хелен. Энни всегда хотела для себя такого брака, как у них, чтобы быть с мужем близкими людьми, поддерживать друг друга, относиться друг к другу тепло и ласково.
Еще девочкой Энни мечтала, чтобы союз ее родителей был похож на брак Бена и Хелен. Но ее мать и отец были слишком заняты продвижением по служебной и общественной лестнице, мало обращали внимания друг на друга и на нее, и их совместное времяпрепровождение обычно заканчивалось ссорами.
Энни радовалась, когда ей удавалось избежать перепалки родителей, укрывшись на ранчо бабушки и дедушки. Ребенком она проводила там много времени – ловила рыбу, плавала в пруду, увязывалась за дедом и Беном, когда те ухаживали за животными, сидела с бабушкой на веранде, грызя свежие початки кукурузы. Она любила просыпаться под пение птиц за окном своей комнаты, любила вдыхать запах сена и клевера, любила прохладную зелень лесов.
Но больше всего Энни любила мир и гармонию, царившую на ранчо. Здесь никто не вопил, не сыпал проклятиями, не бормотал себе под нос ругательства. Взрослые смотрели друг на друга доброжелательно, так же они относились и к ней. На ферме работали много и допоздна, но все равно находили время шутить и смеяться. И главное – у всех находилось время для девочки с печальными глазами, которой казалось, что в несчастливой жизни ее родителей виновата именно она.
Бен надел шляпу:
– Уверена, что справишься здесь без нас?
– Справлюсь. И потом, я не одна. Со мной Маделин.
– Да, годовалая малышка – это хорошая помощница. – На морщинистом лице Бена появилась улыбка. – Где эта маленькая проказница?
– Спит, – улыбнулась Энни.
Она никогда не думала, что может любить кого-то так страстно, как свою дочку. Она бросила взгляд в сторону дома из камня и кедра. Глаза ее привычно остановились на окне детской. Маделин заснула прямо на ковре в середине своей комнаты, когда Энни рассказывала ей сказки.
Энни похлопала по монитору, прикрепленному к ее поясу.
– Я слышу каждое ее движение. Не беспокойся о нас, Бен, и ухаживай как следует за Хелен.
– А ты за девочкой. И за собой для разнообразия. Не торчи взаперти, пока нас не будет три недели.
Энни никогда не чувствовала себя на ранчо так одиноко, как в кишащем толпами Нью-Йорке, но Бен все время заставлял ее выходить в люди.
– Не буду. Мне надо поехать в город за продуктами, и я обещала Перл на следующей неделе привезти к ней Маделин.
Перл была давней подругой бабушки Энни. Старая женщина жила сейчас в доме для престарелых в Лаки, и Энни обязательно посещала ее каждую неделю.
– А потом, – продолжала Энни, – ко мне должен сегодня приехать ее внук, чтобы я погадала ему на чайной заварке.
Бен округлил глаза:
– Прямо как бабушка.
– Надеюсь, у меня получается не хуже. Она научила меня этому.
– Ну, я-то никогда в эти штучки особенно не верил.
– Я тоже. Я брала у бабушки уроки, чтобы развлечь ее.
Энни хорошо помнила, как бабушка предложила ей заняться этим в первый раз. В то лето ей исполнилось шестнадцать лет. Она зашла вечером на кухню и увидела, что бабушка гадает Перл на чаинках.
– О, прошу прощения! Я не хочу мешать, – сказала Энни, поворачиваясь к двери.
Бабушка махнула ей рукой:
– Останься. Пора и тебя этому научить.
– О, бабушка, – запротестовала Энни. – Я даже не уверена, что верю в это.
– Ну и что, – возразила та. – Зато гадание верит в тебя. – Бабушка внимательно посмотрела на нее через стол, покрытый клетчатой скатертью.
– Откуда ты знаешь? – Энни, поддразнивая, улыбнулась. – Ты прочла об этом на дне моей чайной чашки за завтраком?
– Нет, знаю, и все тут. – В серых глазах бабушки была уверенность.
Голос Бена прервал воспоминания:
– По-моему, ты поверила в это позже.
Энни кивнула.
– Когда это помогло мне принять серьезное решение. – Она старательно очистила гребень и сунула собранную шерсть в висевший на заборе мешок. – Я сомневалась, бросить ли мне работу и переезжать ли сюда, хотя сердце подсказывало: это то, что мне нужно. Тогда я пошла к гадалке. Я ничего не рассказывала ей о себе. И знаешь, что она сказала?
Энни представила крупнокостную женщину, склонившуюся над чашкой сомнительной чистоты, вновь почувствовала запах вареной капусты, въевшийся в ободранные цветастые обои, услышала голоса соседей через тонкие, как бумага, стены. Каждый раз, когда она вспоминала слова этой женщины, у нее по телу пробегали мурашки.
Бен покачал головой.
– Она сказала, что мое место на ранчо. И что у меня скоро будет ребенок.
Бен смотрел на нее с теплотой и любовью:
– Я очень рад, что ты приняла это решение, независимо от того, что на тебя повлияло.
В горле у Энни образовался комок. Бен и Хелен были ее семьей, но она не советовалась с ними, решив стать матерью-одиночкой. Как и большинство пожилых людей в Оклахоме, они были очень консервативны, и Энни не знала, как они отнесутся к ее решению. Они никогда в дальнейшем его не обсуждали, но очень помогали ей во время беременности и обращались с Маделин как с собственными внуками, так что малышка их просто обожала.
– Меня лично удивило лишь одно твое решение – разводить здесь вот этих зверей. – Бен бросил взгляд на Дымчатого Джо, обнюхивающего его одежду.
Усмехнувшись, Энни повела Снежный Ком к воротам.
– Разнообразие – это ключи в будущее.
– Возможно, но я не понимаю, почему ты выбрала альпака, а не какой-то другой вид скота.
Энни сняла уздечку с морды животного и некоторое время наблюдала за ним.
– Ты ведь знаешь, Бен, что цены на мясо упали. Шерсть альпака стоит четырнадцать долларов унция, а навоз – доллар за фунт.
– Хм, для такого количества животных рынок невелик.
– А мне большего пока и не нужно! Со временем поголовье увеличится и запросы тоже.
Она загадочно посмотрела на Бена:
– Кроме того, гадалка мне сказала, что мой риск в бизнесе себя оправдает.
Бен закатил глаза:
– Ну вот, ты опять за свое.
– Подожди-подожди. Я думаю, время докажет, что альпака были хорошим вложением денег.
– Я надеюсь, что ты окажешься права. – Он взглянул на часы. – Мне пора. А то Хелен уедет без меня.
Тон его был легким, но Энни видела беспокойство в его глазах. Она положила ладонь на его натруженную руку.
– Все будет хорошо. Хелен должен оперировать один из лучших хирургов страны.
Опустив глаза в землю, Бен кивнул.
– И потом, я ей погадала – все отлично. Ты знаешь, бабушка говорила: чайные листья никогда не соврут.
– Хм. Один раз я готов в это поверить.
– Посмотри на это с другой стороны, – настаивала Энни. – Когда все закончится, Хелен сможет ходить, не чувствуя боли. Она сможет работать у себя в саду и подолгу гулять. Подумай только, она собирается уговорить тебя посещать уроки танцев.
– Я очень надеюсь, что ты права. – На лице Бена появилось подобие улыбки. – Конечно, кроме уроков танцев.
Энни засмеялась:
– Ты меня не обманешь. Если Хелен захочет, чтобы ее муж танцевал в балете, ты будешь ходить на пуантах и учиться делать плие.
– Может быть. – Он улыбнулся. – Но я лучше надену балетную пачку.
Представив себе пузатенького ковбоя в розовой балетной пачке, Энни засмеялась. Потом лицо ее стало серьезным, и она попросила:
– Позвони мне завтра и расскажи, как все прошло.
– Обязательно.
Энни, прочитав про себя молитву, смотрела, как Бен уходит. Когда он скрылся из виду, Дымчатый Джо снова потянул в рот прядь ее волос.
– Что ты делаешь, парень? Хочешь меня завить? Энни достала из заднего кармана джинсов резиночку, которой завязывала Маделин хвостик. Подняв волосы наверх, она сделала хвост себе и закрепила его обручем, который венчала картонная птица.
– Прекрасно, дружище. – Она погладила морду Дымчатого Джо и взяла гребень. – Пришла твоя очередь.
Получасом позже Энни закончила расчесывать Дымчатого Джо. Она уже мыла ноги в тазу на кухне, когда услышала, как по гравию дорожки, ведущей к дому, зашуршали шины.
– Это, наверное, внук Перл, – сказала она маленькой таксе. Длинный хвост собачки застучал по жесткому полу. – Давай откроем дверь, пока он не позвонил и не разбудил Маделин. – Вытерев руки о голубое посудное полотенце, Энни зажгла огонь под старым медным чайником и поспешила к входной двери. Песик затрусил следом.
Энни открыла дверь и замерла от удивления. Боже – неужели это внук Перл? Непохоже, чтобы этот высокий красивый мужчина принадлежал к ее роду. Сама Перл была маленькой, круглой, с кудрявыми волосами. Этот же мужчина напоминал скорее русскую гончую – высокий, стройный, мускулистый, с резкими красивыми чертами лица. «Наверняка пошел в мужскую линию семьи», – подумала Энни. Прямой нос, темные волосы, рот…
Энни смотрела на него как завороженная. Такого чувственного рта видеть ей не приходилось – мягкий и одновременно жесткий, так и тянет поцеловать.
Энни вдруг поняла, что смотрит на него во все глаза. Отступив, она пошире открыла дверь.
– Входите, – прошептала она. – Я вас ждала. Незнакомец удивленно поднял темные брови.
Энни решила, что его удивило то, что она говорит шепотом.
– Будем говорить потише, чтобы не разбудить ребенка, – объяснила она.
Мужчина, с трудом сглотнув, коротко кивнул и вошел в прихожую. Казалось, температура в доме резко поднялась. Мужская привлекательность обычно на Энни не действовала – на интересных мужчин она смотрела с некоторым подозрением. Опыт говорил ей, что они либо испорчены, либо эгоистичны. На этот раз все было иначе.
Она поняла, что опять не сводит с него глаз, и поспешила заполнить неловкую паузу.
– Вы… э… не похожи на свою бабушку. Он смотрел на нее как на умалишенную.
– Совсем не похож. – Не был он похож и на человека, который хотел бы, чтобы ему предсказывали судьбу. На нем были дорогой костюм, шикарный галстук, и выглядел он очень уверенным в себе.
«Что ж, – подумала Энни, – это подтверждает лишь то, что нельзя судить о книге по ее обложке». Перл говорила, что ее внук должен принять какое-то важное решение. Когда у человека проблемы, он склонен обращаться к необъяснимому. Судя по напряженно сжатым челюстям и выражению глаз, этот человек явно пережил стресс.
Может, он волнуется? Энни протянула ему руку и улыбнулась:
– Я – Энни. Перл не сказала, как вас зовут.
И опять – странная неуверенность и странный взгляд.
– Не сказала?
– Нет.
– Ну ладно, я Джейк. – Он крепко пожал ей руку. Пожатие было теплым и приятным, как будто ты в холодный день надела на руку теплую варежку. Ощущение тепла через руку и шею разлилось по щекам Энни.
– Рада познакомиться. – Она посмотрела мужчине в глаза. Они были ясными, светло-карими, брови темными, хорошей формы. Что-то в его глазах показалось ей знакомым. – Мы с вами раньше не встречались?
Он приподнял странно знакомые брови:
– Не думаю.
Энни тоже так не думала. Такого мужчину она бы не забыла.
– Вы навещали этим летом вашу бабушку?
Он чуть недовольно шевельнул бровями, как будто вопрос ему не понравился.
– Случалось.
– Может быть, мы общались, когда были детьми? Бедняга, казалось, окончательно смутился. Вспомнив о роли хозяйки, Энни опять улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой:
– Проходите. Я поставила чайник, когда услышала вашу машину.
Энни провела его в гостиную, заставленную старинной мебелью, стараясь припомнить, что о нем рассказывала Перл. У старой женщины была дюжина внуков, и она в них слегка путалась. Энни помнила лишь то, что этот внук должен приехать из города.
Она убрала с дивана алого динозавра в голубую полоску и жестом пригласила гостя присесть.
Джейк, не отрываясь, смотрел на игрушку.
– Сколько лет вашему ребенку?
– Год и два месяца.
На его лице появилось странное выражение.
– Девочка или мальчик?
– Девочка.
– Девочка, – пробормотал незнакомец. – Дочка.
Казалось, он разговаривает не с ней, а с самим собой. Энни смотрела на него с доброжелательным интересом. В нем была какая-то смесь скрываемого напряжения и сильных эмоций – весьма сексуальная. Энни не могла оторвать глаз от его рта. «Держу пари, – думала она, – что он потрясающе целуется».
Энни переложила игрушку в другую руку, пытаясь и мыслям придать иное направление. Он не могла припомнить, когда ее так тянуло к мужчине.
Он смотрел на нее странно знакомыми глазами, и Энни, смутившись, указала ему на диван:
– Садитесь, пожалуйста.
– После вас.
Не только красив и сексуален, но и отлично воспитан. Перл упоминала или нет, пыталась припомнить Энни, он женат? Да нет, она как будто ничего такого не говорила, кроме того, что он накануне принятия серьезного решения.
Энни села, мужчина вслед за ней опустился на диван. Она бессознательно провела рукой по своей оранжевой футболке с надписью «Университет Оклахомы» и почувствовала, что она какая-то странная на ощупь. Опустив глаза, Энни поняла, что вся в пуху от альпака.
Джейк последовал за ее взглядом. Энни вдруг поняла, что они оба смотрят на ее грудь. И почему она сегодня утром не надела лифчик? Ее груди торчали, как два оранжевых конуса.
Джейк прокашлялся:
– У вас… э… есть кошки?
Энни оттянула свою футболку на груди, лицо у нее горело.
– Нет, я расчесывала своих альпака.
– Альпака? – Мужчина сдвинул брови. – Это что, порода собак?
– Нет, это разновидность ламы.
– Ламы, – повторил Джейк. Он смотрел на нее как на диковинное насекомое. – И сколько их у вас?
– Пока пять, но я надеюсь увеличить поголовье.
– Я видел какой-то скот, когда въезжал на вашу ферму. Это они?
– Да. Это очень контактные животные. И очень добрые.
– И вы… ухаживаете за ними? Энни кивнула:
– Им нравится, когда их расчесывают. Еще они любят, чтобы их купали.
После этих слов Джейку захотелось спросить, а любят ли они носить хвостики вроде того, что у нее на голове. Женщина была со странностями. Но сложена отлично.
Он вдруг понял, что опять смотрит на ее грудь. Рассердившись на себя, Джейк отвел глаза. Он приехал сюда, чтобы разузнать про нее и ребенка, а не для того, чтобы пялиться на ее груди.
– Итак, вы выращиваете альпака.
– Да, кроме того, я продаю навоз. Это великолепное удобрение для садов!
Из кухни донесся свисток чайника. Энни наклонилась и положила динозавра на старый сундук, который служил кофейным столиком.
– Чай готов. Я сейчас. – Она вышла из комнаты, такса следовала за ней по пятам.
Вздохнув, Джейк наклонился и взял в руки динозавра. Его мысли вернулись к цели его приезда.
Дочка. Если он не ошибается, у него есть дочка.
Он быстро просчитал в уме. Возраст соответствовал дате оплодотворения, записанной в компьютере. Если это так, то ребенок был зачат через месяц после гибели Рейчел.
Джейк тяжело вздохнул. Как он мог произвести на свет ребенка, когда земля еще не успела высохнуть на могиле Рейчел, да еще с этой женщиной?! Чужой женщиной.
Не в силах усидеть на месте, он поднялся и подошел к антикварному бюро – похоже, здесь в свое время хранили лекарства. Он взглянул на него, но был слишком взволнован, чтобы рассмотреть его получше. Засунув руки в карманы, Джейк глубоко вздохнул.
Несправедливо, до чего же несправедливо! Подойдя к окну с деревянными жалюзи, он развернулся и пошел обратно. Как посмела эта женщина родить ребенка, которого они с Рейчел пытались зачать на протяжении семи лет? Почему именно эта чудаковатая женщина оказалась матерью его ребенка?
Его пронзило чувство недовольства собой. А он еще сидит тут и пялится на ее грудь!
– Черт, – провел он рукой по волосам, испытывая чувство глубокой вины. Не пялиться было трудно – футболка так плотно прилегала к ее телу! Да и ко всем остальным частям тела тоже. Она была самым ярким и пылким существом, которое ему когда-либо приходилось видеть. Как он мог не таращиться на нее с ее сверкающими рыжими волосами, собранными в дурацкий хвостик, с глазами как осколки неба и ртом, похожим на клубнику? А ее одежда!
Не важно, что на ней надето, важно, как она это носит. Ее потертые «ливайсы» вызывали ряд ассоциаций, а тело под оранжевой футболкой казалось чрезвычайно эротичным.
Нет, она явно не годится на роль матери. Во всяком случае, матери его ребенка.
Матерью его ребенка должна была быть только Рейчел!
Его руки сжались в кулаки, и Джейк понял, что все еще держит мягкого динозавра. Он подошел к сундуку и поставил на него игрушку. Ярость душила его.
Он отберет у нее ребенка. Он обязательно этого добьется! Если это действительно его ребенок, он добьется права на единоличную опеку и сам вырастит девочку. Он адвокат и сумеет это сделать.
Решение помогло ему собраться с мыслями. Он должен быть спокойным, сдержанным и собранным. Таким, каким обычно бывает в суде. Люди всегда изобличают себя, если дать им как следует выговориться. Для того чтобы лишить эту женщину материнских прав, он должен обладать информацией.
Его ум, как компьютер, перебирал все, что ему уже известно о ней. Эта женщина – Энни, – видимо, принимает его за кого-то другого. Похоже, что она ждет на чай мужчину, которого никогда раньше не видела, – внука какой-то женщины по имени Перл. Интересно, что является целью этого чаепития? Ему скорее всего повезло – его приняли за человека, пришедшего на свидание, организованное обожающей устраивать чужие дела бабушкой.
Ну что ж! Скоро все прояснится. А пока он не станет раскрывать свои карты и постарается узнать как можно больше. Кто владеет информацией – владеет всем, и он намерен собрать ее как можно больше.
Улыбнувшись, Энни погладила бархатные ушки:
– Я почти что закончила, Снежный Ком. Постой спокойно еще несколько минут, и ты получишь свой кусок сахара.
Она почувствовала на затылке теплое дыхание и повернулась еще к одному альпака, более крупному, дымчатой окраски, который тянул из-за забора свою длинную шею к голове Энни. Засмеявшись, она вытащила изо рта животного прядь своих волос.
– Хватит, Дымчатый Джо. Мои волосы в меню не входят. – В ответ животное толкнуло лбом расческу. Энни укоризненно на него посмотрела. – Я знаю, что ты любишь, когда за тобой ухаживают, но тут очередь. Ты следующий.
– Не уверен, что у меня осталось достаточно волос, чтобы их расчесывать, – прозвучал за забором знакомый мужской голос.
Энни, подняв глаза, увидела упитанного управляющего ранчо Бена Эйкинса, который подошел к забору, взлохматив скудные остатки седых волос. Ее губы изогнулись в улыбке.
– Я разговаривала с Дымчатым Джо, а не с тобой.
– О! – с притворным разочарованием протянул Бен. – Этим типам так нравится, когда их расчесывают, что я подумал, не попробовать ли и мне эту процедуру.
– Пожалуй, но ведь ты знаешь, что дело не только в уходе. Я собираю вычесанную шерсть.
Улыбка Бена стала еще шире, открылась расщелина между двумя его передними зубами. Он почесал корявыми пальцами свою лысину.
– Боюсь, что я опоздал лет на двадцать.
Энни засмеялась, Бен работал на ранчо еще у ее дедушки и бабушки, и ей всегда нравилось его мягкое поддразнивание. Она была очень привязана к Бену и его миниатюрной жене. Когда они согласились остаться и работать на ранчо «Радость ковбоя», которое Энни получила по наследству два года назад, это дало ей возможность осуществить свою мечту.
Она всегда хотела жить на этом ранчо. Энни проводила здесь в детстве каждое лето, и рай в ее представлении был именно таким. Ей нравилось ухаживать за животными, бегать на свежем воздухе, самой планировать свое время, располагать собой. Но как управлять скотоводческой фермой, она, конечно, плохо представляла.
Энни выучила все, что касалось рекламы, и ей до смерти надоело этим заниматься. Она устала ублажать капризных клиентов, ухаживать за вздорными фотографами и топ-моделями, устала жить в безликой толпе незнакомцев. А больше всего устала от того, что должна была помогать огромному безликому конгломерату продавать кошачий помет или дезодорант от пота.
Ей хотелось жить там, где она может видеть широкое небо, вдыхать приносимый ветром аромат дождя. Ей хотелось работы, которая радовала бы ее сердце и приносила дивиденды на банковский счет. Она хотела заниматься тем, на что сможет с гордостью оглянуться, когда станет старой и седой.
И всем сердцем и душой Энни хотела ребенка.
К сожалению, на горизонте кандидатов в отцы не наблюдалось. Ее скоропалительный брак закончился десять лет назад. В тридцать один год биологические часы тикали, как поставленная на временной завод бомба, а работая в одной из рекламных фирм Нью-Йорка и бесконечно разъезжая по командировкам, стать матерью-одиночкой она себе позволить не могла.
После того как умерли дедушка и бабушка, оставив ей ранчо, она решила полностью изменить свою жизнь.
Снежный Ком опять тянул нос к Энни. Последний раз проведя гребнем по его белой шубке, она сунула руку в карман своих выцветших джинсов.
– Ладно, дружок. Вот твое лакомство. – Животное торопливо схватило кусок сахара и опять ткнулось мягкими губами в ладонь Энни.
Бен покачал головой:
– Эти ребята будут такими же избалованными, как старая гончая твоего дедушки.
– Не будут. Я не позволю им спать у себя на постели.
– Пока да, но ты так с ними обращаешься, что это лишь вопрос времени.
Энни, улыбнувшись, посмотрела на часы:
– Если уж мы заговорили о времени, то разве вы с Хелен не должны быть на пути в Талсу?
Бен поставил ногу, обутую в сапог, на низкий брус ограды.
– Я пришел сказать тебе, что мы вот-вот уедем, Хелен нужно быть в клинике для обследования перед операцией в четыре часа. Нас там должна встретить Элейн. – Элейн была взрослой дочерью Хелен и Бена и жила в Таласе с мужем и детьми-школьниками. – Я буду так рад, когда это колено подправят.
– Хелен тоже будет рада. Мы разговаривали с ней, когда я заезжала к вам сегодня утром. – Энни согласилась взять к себе таксу Хелен и Бена, пока их не будет. – Хелен сказала, что ждет не дождется, когда сможет выбросить свою палку. Она предвкушает, как вы снова будете бегать наперегонки.
– Пожалуй, мне пора начинать тренировки, чтобы не опозориться, – улыбнулся Бен, но не сумел скрыть беспокойство в глазах. Он снял с головы свою поношенную шляпу. – Если бы я мог, я прошел бы через эту операцию и лечение вместо нее.
– Я знаю, – мягко сказала Энни. – И Хелен тоже знает.
Хелен была центром мира Бена, и он был так же дорог Хелен. Энни всегда хотела для себя такого брака, как у них, чтобы быть с мужем близкими людьми, поддерживать друг друга, относиться друг к другу тепло и ласково.
Еще девочкой Энни мечтала, чтобы союз ее родителей был похож на брак Бена и Хелен. Но ее мать и отец были слишком заняты продвижением по служебной и общественной лестнице, мало обращали внимания друг на друга и на нее, и их совместное времяпрепровождение обычно заканчивалось ссорами.
Энни радовалась, когда ей удавалось избежать перепалки родителей, укрывшись на ранчо бабушки и дедушки. Ребенком она проводила там много времени – ловила рыбу, плавала в пруду, увязывалась за дедом и Беном, когда те ухаживали за животными, сидела с бабушкой на веранде, грызя свежие початки кукурузы. Она любила просыпаться под пение птиц за окном своей комнаты, любила вдыхать запах сена и клевера, любила прохладную зелень лесов.
Но больше всего Энни любила мир и гармонию, царившую на ранчо. Здесь никто не вопил, не сыпал проклятиями, не бормотал себе под нос ругательства. Взрослые смотрели друг на друга доброжелательно, так же они относились и к ней. На ферме работали много и допоздна, но все равно находили время шутить и смеяться. И главное – у всех находилось время для девочки с печальными глазами, которой казалось, что в несчастливой жизни ее родителей виновата именно она.
Бен надел шляпу:
– Уверена, что справишься здесь без нас?
– Справлюсь. И потом, я не одна. Со мной Маделин.
– Да, годовалая малышка – это хорошая помощница. – На морщинистом лице Бена появилась улыбка. – Где эта маленькая проказница?
– Спит, – улыбнулась Энни.
Она никогда не думала, что может любить кого-то так страстно, как свою дочку. Она бросила взгляд в сторону дома из камня и кедра. Глаза ее привычно остановились на окне детской. Маделин заснула прямо на ковре в середине своей комнаты, когда Энни рассказывала ей сказки.
Энни похлопала по монитору, прикрепленному к ее поясу.
– Я слышу каждое ее движение. Не беспокойся о нас, Бен, и ухаживай как следует за Хелен.
– А ты за девочкой. И за собой для разнообразия. Не торчи взаперти, пока нас не будет три недели.
Энни никогда не чувствовала себя на ранчо так одиноко, как в кишащем толпами Нью-Йорке, но Бен все время заставлял ее выходить в люди.
– Не буду. Мне надо поехать в город за продуктами, и я обещала Перл на следующей неделе привезти к ней Маделин.
Перл была давней подругой бабушки Энни. Старая женщина жила сейчас в доме для престарелых в Лаки, и Энни обязательно посещала ее каждую неделю.
– А потом, – продолжала Энни, – ко мне должен сегодня приехать ее внук, чтобы я погадала ему на чайной заварке.
Бен округлил глаза:
– Прямо как бабушка.
– Надеюсь, у меня получается не хуже. Она научила меня этому.
– Ну, я-то никогда в эти штучки особенно не верил.
– Я тоже. Я брала у бабушки уроки, чтобы развлечь ее.
Энни хорошо помнила, как бабушка предложила ей заняться этим в первый раз. В то лето ей исполнилось шестнадцать лет. Она зашла вечером на кухню и увидела, что бабушка гадает Перл на чаинках.
– О, прошу прощения! Я не хочу мешать, – сказала Энни, поворачиваясь к двери.
Бабушка махнула ей рукой:
– Останься. Пора и тебя этому научить.
– О, бабушка, – запротестовала Энни. – Я даже не уверена, что верю в это.
– Ну и что, – возразила та. – Зато гадание верит в тебя. – Бабушка внимательно посмотрела на нее через стол, покрытый клетчатой скатертью.
– Откуда ты знаешь? – Энни, поддразнивая, улыбнулась. – Ты прочла об этом на дне моей чайной чашки за завтраком?
– Нет, знаю, и все тут. – В серых глазах бабушки была уверенность.
Голос Бена прервал воспоминания:
– По-моему, ты поверила в это позже.
Энни кивнула.
– Когда это помогло мне принять серьезное решение. – Она старательно очистила гребень и сунула собранную шерсть в висевший на заборе мешок. – Я сомневалась, бросить ли мне работу и переезжать ли сюда, хотя сердце подсказывало: это то, что мне нужно. Тогда я пошла к гадалке. Я ничего не рассказывала ей о себе. И знаешь, что она сказала?
Энни представила крупнокостную женщину, склонившуюся над чашкой сомнительной чистоты, вновь почувствовала запах вареной капусты, въевшийся в ободранные цветастые обои, услышала голоса соседей через тонкие, как бумага, стены. Каждый раз, когда она вспоминала слова этой женщины, у нее по телу пробегали мурашки.
Бен покачал головой.
– Она сказала, что мое место на ранчо. И что у меня скоро будет ребенок.
Бен смотрел на нее с теплотой и любовью:
– Я очень рад, что ты приняла это решение, независимо от того, что на тебя повлияло.
В горле у Энни образовался комок. Бен и Хелен были ее семьей, но она не советовалась с ними, решив стать матерью-одиночкой. Как и большинство пожилых людей в Оклахоме, они были очень консервативны, и Энни не знала, как они отнесутся к ее решению. Они никогда в дальнейшем его не обсуждали, но очень помогали ей во время беременности и обращались с Маделин как с собственными внуками, так что малышка их просто обожала.
– Меня лично удивило лишь одно твое решение – разводить здесь вот этих зверей. – Бен бросил взгляд на Дымчатого Джо, обнюхивающего его одежду.
Усмехнувшись, Энни повела Снежный Ком к воротам.
– Разнообразие – это ключи в будущее.
– Возможно, но я не понимаю, почему ты выбрала альпака, а не какой-то другой вид скота.
Энни сняла уздечку с морды животного и некоторое время наблюдала за ним.
– Ты ведь знаешь, Бен, что цены на мясо упали. Шерсть альпака стоит четырнадцать долларов унция, а навоз – доллар за фунт.
– Хм, для такого количества животных рынок невелик.
– А мне большего пока и не нужно! Со временем поголовье увеличится и запросы тоже.
Она загадочно посмотрела на Бена:
– Кроме того, гадалка мне сказала, что мой риск в бизнесе себя оправдает.
Бен закатил глаза:
– Ну вот, ты опять за свое.
– Подожди-подожди. Я думаю, время докажет, что альпака были хорошим вложением денег.
– Я надеюсь, что ты окажешься права. – Он взглянул на часы. – Мне пора. А то Хелен уедет без меня.
Тон его был легким, но Энни видела беспокойство в его глазах. Она положила ладонь на его натруженную руку.
– Все будет хорошо. Хелен должен оперировать один из лучших хирургов страны.
Опустив глаза в землю, Бен кивнул.
– И потом, я ей погадала – все отлично. Ты знаешь, бабушка говорила: чайные листья никогда не соврут.
– Хм. Один раз я готов в это поверить.
– Посмотри на это с другой стороны, – настаивала Энни. – Когда все закончится, Хелен сможет ходить, не чувствуя боли. Она сможет работать у себя в саду и подолгу гулять. Подумай только, она собирается уговорить тебя посещать уроки танцев.
– Я очень надеюсь, что ты права. – На лице Бена появилось подобие улыбки. – Конечно, кроме уроков танцев.
Энни засмеялась:
– Ты меня не обманешь. Если Хелен захочет, чтобы ее муж танцевал в балете, ты будешь ходить на пуантах и учиться делать плие.
– Может быть. – Он улыбнулся. – Но я лучше надену балетную пачку.
Представив себе пузатенького ковбоя в розовой балетной пачке, Энни засмеялась. Потом лицо ее стало серьезным, и она попросила:
– Позвони мне завтра и расскажи, как все прошло.
– Обязательно.
Энни, прочитав про себя молитву, смотрела, как Бен уходит. Когда он скрылся из виду, Дымчатый Джо снова потянул в рот прядь ее волос.
– Что ты делаешь, парень? Хочешь меня завить? Энни достала из заднего кармана джинсов резиночку, которой завязывала Маделин хвостик. Подняв волосы наверх, она сделала хвост себе и закрепила его обручем, который венчала картонная птица.
– Прекрасно, дружище. – Она погладила морду Дымчатого Джо и взяла гребень. – Пришла твоя очередь.
Получасом позже Энни закончила расчесывать Дымчатого Джо. Она уже мыла ноги в тазу на кухне, когда услышала, как по гравию дорожки, ведущей к дому, зашуршали шины.
– Это, наверное, внук Перл, – сказала она маленькой таксе. Длинный хвост собачки застучал по жесткому полу. – Давай откроем дверь, пока он не позвонил и не разбудил Маделин. – Вытерев руки о голубое посудное полотенце, Энни зажгла огонь под старым медным чайником и поспешила к входной двери. Песик затрусил следом.
Энни открыла дверь и замерла от удивления. Боже – неужели это внук Перл? Непохоже, чтобы этот высокий красивый мужчина принадлежал к ее роду. Сама Перл была маленькой, круглой, с кудрявыми волосами. Этот же мужчина напоминал скорее русскую гончую – высокий, стройный, мускулистый, с резкими красивыми чертами лица. «Наверняка пошел в мужскую линию семьи», – подумала Энни. Прямой нос, темные волосы, рот…
Энни смотрела на него как завороженная. Такого чувственного рта видеть ей не приходилось – мягкий и одновременно жесткий, так и тянет поцеловать.
Энни вдруг поняла, что смотрит на него во все глаза. Отступив, она пошире открыла дверь.
– Входите, – прошептала она. – Я вас ждала. Незнакомец удивленно поднял темные брови.
Энни решила, что его удивило то, что она говорит шепотом.
– Будем говорить потише, чтобы не разбудить ребенка, – объяснила она.
Мужчина, с трудом сглотнув, коротко кивнул и вошел в прихожую. Казалось, температура в доме резко поднялась. Мужская привлекательность обычно на Энни не действовала – на интересных мужчин она смотрела с некоторым подозрением. Опыт говорил ей, что они либо испорчены, либо эгоистичны. На этот раз все было иначе.
Она поняла, что опять не сводит с него глаз, и поспешила заполнить неловкую паузу.
– Вы… э… не похожи на свою бабушку. Он смотрел на нее как на умалишенную.
– Совсем не похож. – Не был он похож и на человека, который хотел бы, чтобы ему предсказывали судьбу. На нем были дорогой костюм, шикарный галстук, и выглядел он очень уверенным в себе.
«Что ж, – подумала Энни, – это подтверждает лишь то, что нельзя судить о книге по ее обложке». Перл говорила, что ее внук должен принять какое-то важное решение. Когда у человека проблемы, он склонен обращаться к необъяснимому. Судя по напряженно сжатым челюстям и выражению глаз, этот человек явно пережил стресс.
Может, он волнуется? Энни протянула ему руку и улыбнулась:
– Я – Энни. Перл не сказала, как вас зовут.
И опять – странная неуверенность и странный взгляд.
– Не сказала?
– Нет.
– Ну ладно, я Джейк. – Он крепко пожал ей руку. Пожатие было теплым и приятным, как будто ты в холодный день надела на руку теплую варежку. Ощущение тепла через руку и шею разлилось по щекам Энни.
– Рада познакомиться. – Она посмотрела мужчине в глаза. Они были ясными, светло-карими, брови темными, хорошей формы. Что-то в его глазах показалось ей знакомым. – Мы с вами раньше не встречались?
Он приподнял странно знакомые брови:
– Не думаю.
Энни тоже так не думала. Такого мужчину она бы не забыла.
– Вы навещали этим летом вашу бабушку?
Он чуть недовольно шевельнул бровями, как будто вопрос ему не понравился.
– Случалось.
– Может быть, мы общались, когда были детьми? Бедняга, казалось, окончательно смутился. Вспомнив о роли хозяйки, Энни опять улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой:
– Проходите. Я поставила чайник, когда услышала вашу машину.
Энни провела его в гостиную, заставленную старинной мебелью, стараясь припомнить, что о нем рассказывала Перл. У старой женщины была дюжина внуков, и она в них слегка путалась. Энни помнила лишь то, что этот внук должен приехать из города.
Она убрала с дивана алого динозавра в голубую полоску и жестом пригласила гостя присесть.
Джейк, не отрываясь, смотрел на игрушку.
– Сколько лет вашему ребенку?
– Год и два месяца.
На его лице появилось странное выражение.
– Девочка или мальчик?
– Девочка.
– Девочка, – пробормотал незнакомец. – Дочка.
Казалось, он разговаривает не с ней, а с самим собой. Энни смотрела на него с доброжелательным интересом. В нем была какая-то смесь скрываемого напряжения и сильных эмоций – весьма сексуальная. Энни не могла оторвать глаз от его рта. «Держу пари, – думала она, – что он потрясающе целуется».
Энни переложила игрушку в другую руку, пытаясь и мыслям придать иное направление. Он не могла припомнить, когда ее так тянуло к мужчине.
Он смотрел на нее странно знакомыми глазами, и Энни, смутившись, указала ему на диван:
– Садитесь, пожалуйста.
– После вас.
Не только красив и сексуален, но и отлично воспитан. Перл упоминала или нет, пыталась припомнить Энни, он женат? Да нет, она как будто ничего такого не говорила, кроме того, что он накануне принятия серьезного решения.
Энни села, мужчина вслед за ней опустился на диван. Она бессознательно провела рукой по своей оранжевой футболке с надписью «Университет Оклахомы» и почувствовала, что она какая-то странная на ощупь. Опустив глаза, Энни поняла, что вся в пуху от альпака.
Джейк последовал за ее взглядом. Энни вдруг поняла, что они оба смотрят на ее грудь. И почему она сегодня утром не надела лифчик? Ее груди торчали, как два оранжевых конуса.
Джейк прокашлялся:
– У вас… э… есть кошки?
Энни оттянула свою футболку на груди, лицо у нее горело.
– Нет, я расчесывала своих альпака.
– Альпака? – Мужчина сдвинул брови. – Это что, порода собак?
– Нет, это разновидность ламы.
– Ламы, – повторил Джейк. Он смотрел на нее как на диковинное насекомое. – И сколько их у вас?
– Пока пять, но я надеюсь увеличить поголовье.
– Я видел какой-то скот, когда въезжал на вашу ферму. Это они?
– Да. Это очень контактные животные. И очень добрые.
– И вы… ухаживаете за ними? Энни кивнула:
– Им нравится, когда их расчесывают. Еще они любят, чтобы их купали.
После этих слов Джейку захотелось спросить, а любят ли они носить хвостики вроде того, что у нее на голове. Женщина была со странностями. Но сложена отлично.
Он вдруг понял, что опять смотрит на ее грудь. Рассердившись на себя, Джейк отвел глаза. Он приехал сюда, чтобы разузнать про нее и ребенка, а не для того, чтобы пялиться на ее груди.
– Итак, вы выращиваете альпака.
– Да, кроме того, я продаю навоз. Это великолепное удобрение для садов!
Из кухни донесся свисток чайника. Энни наклонилась и положила динозавра на старый сундук, который служил кофейным столиком.
– Чай готов. Я сейчас. – Она вышла из комнаты, такса следовала за ней по пятам.
Вздохнув, Джейк наклонился и взял в руки динозавра. Его мысли вернулись к цели его приезда.
Дочка. Если он не ошибается, у него есть дочка.
Он быстро просчитал в уме. Возраст соответствовал дате оплодотворения, записанной в компьютере. Если это так, то ребенок был зачат через месяц после гибели Рейчел.
Джейк тяжело вздохнул. Как он мог произвести на свет ребенка, когда земля еще не успела высохнуть на могиле Рейчел, да еще с этой женщиной?! Чужой женщиной.
Не в силах усидеть на месте, он поднялся и подошел к антикварному бюро – похоже, здесь в свое время хранили лекарства. Он взглянул на него, но был слишком взволнован, чтобы рассмотреть его получше. Засунув руки в карманы, Джейк глубоко вздохнул.
Несправедливо, до чего же несправедливо! Подойдя к окну с деревянными жалюзи, он развернулся и пошел обратно. Как посмела эта женщина родить ребенка, которого они с Рейчел пытались зачать на протяжении семи лет? Почему именно эта чудаковатая женщина оказалась матерью его ребенка?
Его пронзило чувство недовольства собой. А он еще сидит тут и пялится на ее грудь!
– Черт, – провел он рукой по волосам, испытывая чувство глубокой вины. Не пялиться было трудно – футболка так плотно прилегала к ее телу! Да и ко всем остальным частям тела тоже. Она была самым ярким и пылким существом, которое ему когда-либо приходилось видеть. Как он мог не таращиться на нее с ее сверкающими рыжими волосами, собранными в дурацкий хвостик, с глазами как осколки неба и ртом, похожим на клубнику? А ее одежда!
Не важно, что на ней надето, важно, как она это носит. Ее потертые «ливайсы» вызывали ряд ассоциаций, а тело под оранжевой футболкой казалось чрезвычайно эротичным.
Нет, она явно не годится на роль матери. Во всяком случае, матери его ребенка.
Матерью его ребенка должна была быть только Рейчел!
Его руки сжались в кулаки, и Джейк понял, что все еще держит мягкого динозавра. Он подошел к сундуку и поставил на него игрушку. Ярость душила его.
Он отберет у нее ребенка. Он обязательно этого добьется! Если это действительно его ребенок, он добьется права на единоличную опеку и сам вырастит девочку. Он адвокат и сумеет это сделать.
Решение помогло ему собраться с мыслями. Он должен быть спокойным, сдержанным и собранным. Таким, каким обычно бывает в суде. Люди всегда изобличают себя, если дать им как следует выговориться. Для того чтобы лишить эту женщину материнских прав, он должен обладать информацией.
Его ум, как компьютер, перебирал все, что ему уже известно о ней. Эта женщина – Энни, – видимо, принимает его за кого-то другого. Похоже, что она ждет на чай мужчину, которого никогда раньше не видела, – внука какой-то женщины по имени Перл. Интересно, что является целью этого чаепития? Ему скорее всего повезло – его приняли за человека, пришедшего на свидание, организованное обожающей устраивать чужие дела бабушкой.
Ну что ж! Скоро все прояснится. А пока он не станет раскрывать свои карты и постарается узнать как можно больше. Кто владеет информацией – владеет всем, и он намерен собрать ее как можно больше.
Глава 3
– Вот и я.
Джейк повернулся и увидел, что Энни стоит рядом с ним, держа в руке дымящуюся чашку. Он так углубился в свои мысли, что не заметил, когда она вернулась.
Стараясь придать лицу доброжелательное выражение, Джейк взял из рук Энни чашку и подошел с ней к дивану. Он подождал, пока женщина сядет, примостился рядом и посмотрел на белую фарфоровую чашку. От нее исходил аромат чая. Джейк обратил внимание, что второй чашки в руках Энни не было.
– А вы?
– О нет. Я не пью чай.
«Почему тогда она навязывает его мне?»
– Честно говоря, я чай тоже не особенно жалую. Я больше люблю кофе.
– Жаль, но вы должны выпить все до последней капли.
Она что, дразнит его? Выражение лица у Энни было серьезное, даже, пожалуй, деловитое. Джейк неуверенно посмотрел на нее.
Джейк повернулся и увидел, что Энни стоит рядом с ним, держа в руке дымящуюся чашку. Он так углубился в свои мысли, что не заметил, когда она вернулась.
Стараясь придать лицу доброжелательное выражение, Джейк взял из рук Энни чашку и подошел с ней к дивану. Он подождал, пока женщина сядет, примостился рядом и посмотрел на белую фарфоровую чашку. От нее исходил аромат чая. Джейк обратил внимание, что второй чашки в руках Энни не было.
– А вы?
– О нет. Я не пью чай.
«Почему тогда она навязывает его мне?»
– Честно говоря, я чай тоже не особенно жалую. Я больше люблю кофе.
– Жаль, но вы должны выпить все до последней капли.
Она что, дразнит его? Выражение лица у Энни было серьезное, даже, пожалуй, деловитое. Джейк неуверенно посмотрел на нее.