Страница:
Но на кой черт этот великовозрастный ребенок начал вспоминать детство при моем напарнике? На кой черт, я спрашиваю? И лапша сведений, совершенно не предназначенных к публикации, повисла на ушах Амано. И все бы ничего, если бы он забыл... или хоть сделал вид, что забыл.
Можете представить себе мой стыд, когда на совершенно безобидный вопрос Барбары: «Так что насчет этих самых дырочек? Сколько их оказалось, в конце концов?» (Имелись в виду отверстия для крепления пластин отражателя, увеличивая количество которых вдвое, умельцы-контрабандисты ухитрялись провозить нехилые партии запрещенных товаров.) Так вот, когда из уст Барбары прозвучало кодовое слово, да еще в таком контексте, Амано согнулся пополам. Реально согнулся — впечатавшись лбом в стол. Но настроения ему не испортила даже вскочившая шишка, потому что мой напарник, захлебываясь слезами, простонал в ответ на искреннее недоумение присутствующих: «Ага... сколько? Три или пять?».
Признаться, я бы не сразу сообразил, о чем идет речь, если бы вообще сообразил. Но на лице Рэнди появилась такая гримаса... Видели когда-нибудь виноватую радость? Очень виноватую и очень радостную. А я увидел. И вот тогда понял все и про всех. Сразу. И как у меня хватило выдержки закончить доклад? Сам себе удивляюсь.
Но с Амано я потом долго не разговаривал. Недели три. Да и сейчас не разговариваю. По возможности. Потому что он... Он-то со мной разговаривает. И никак не может понять, на что я обиделся.
Тьфу!
— Далеко собрался? — осведомился Амано, возникший у меня на пути.
— Тебе-то что за дело?
— Нужно же знать, какие вещи собирать! — ухмыляется он.
— Какие еще вещи?
— Теплые или не очень? Там погода как? Шалит?
— Где?!
— Ну, ты идешь и бормочешь: «Уеду... уеду...» Так я и спрашиваю: насколько далеко?
— Тебя не касается!
— А я думал, что напарники ничего не должны друг от друга скрывать. — Улыбка становится еще шире и лукавее.
— С завтрашнего утра ищи себе другого напарника! А можешь начать прямо сейчас!
— Ты серьезно? — Голубые глаза тревожно щурятся.
— Как никогда!
— Да, дела... А ты, часом, не заболел?
Он протягивает ладонь к моему лбу, и я рефлекторно отшатываюсь:
— Да пошел ты... со своей заботой.
— Старшим грубить нельзя! — нравоучительно замечает Амано.
— Это кто здесь старший?
— Из нас двоих? Я, конечно!
— Это, по какому же признаку?
— По жизненному опыту!
— Ой, держите меня! Старше он... Женись сначала! Джей сказал, что тебе сестра невесту подыскала, вот и займись!
— Будь послушным мальчиком, Мо... Сейчас пойдем домой, ты спокойно сядешь за стол и напишешь отчет. Ну, или просто ляжешь спать и тихо проспишь до утра, а утром, как ни в чем не бывало, придешь на работу и будешь мило улыбаться... — Он делает шаг ко мне, я отскакиваю назад.
— Не буду!
— Не буянь, а то сдам тебя в участок — и проведешь ночь в неуютной камере.
— Лучше храпеть в камере, чем выслушивать твои нотации!
— Вот как? — Его взгляд холодеет.
— Ты мне осточертел! Видеть тебя больше не могу! — И в самом деле, не могу. Перед глазами все плывет.
— Странно... Раньше я не замечал за тобой склонности к истерикам, — задумчиво констатирует Амано.
— Это не истерика! Я говорю то, что думаю!
— И давно?
— Всегда!
На выдохе легкие вдруг охватывает огнем. Едким и очень болезненным. И я понимаю, что не смогу вдохнуть. Возможно, ни разу больше... К горлу подкатывает ком какой-то горькой слизи. Ладонь Амано все же дотягивается до моего лба, и я слышу:
— Да ты весь горишь!
А потом гул в ушах заглушает все остальные звуки. Это шумит моя кровь, требующая выхода наружу. И кажется, ей удается найти этот самый выход.
Все тело наполнено дрожью. Мелкой и неприятной. Чужой. Механической... Стоп! Она не внутри, а вне меня. И не дрожь это вовсе: стартовые двигатели включили на разогрев, скоро отлет... Какой отлет?! Я нахожусь на корабле? Что за черт!
Открываю глаза. Взгляд упирается в малиновый потолок, усыпанный зеркальными звездочками. Гадость! Опускаю подбородок. Так, зрелище ничуть не лучше: Барбара собственной персоной.
— А я уже не надеялась, что ты проснешься до вылета! Врачи, как обычно, перемудрили с дозой снотворного.
— Я... спал?
— Конечно! После ускоренного курса терапии полагается крепкий и продолжительный сон.
— Терапии? По какому поводу? Ничего не понимаю. Совсем.
— Тебе все-таки повезло! — радостно сообщает тетушка.
— В чем?
Если учесть, насколько мое «везение» любит принимать экзотические формы, стоит начать пугаться.
— Ты нашел этот чертов вирус! Или он нашел тебя? Впрочем, неважно... Главное, что он укоренился в твоем теле и пророс, когда делегация уже благополучно отбыла восвояси.
— Какой вирус?
— Который вы искали в вентиляции! Ах да: вам же не сообщили точную цель поисков, — усмехнулась Барбара.
Угу. Она же и не сообщила. Официально мы составляли акт приемки планового ремонта.
— И что теперь?
— Все просто замечательно! Вирус обезврежен, ты практически здоров, всем остальным сделаны прививки. Правда, твоя иммунная система понесла большие потери, так что...
— Потери?
— Некоторое время тебе придется пожить на природе. Доктор прописал «сельский воздух».
— На природе?
Содрогаюсь, потому что подозреваю, куда именно меня собираются отправить.
— На очень милой и спокойной природе! — лучезарно улыбается тетушка. — Я как раз вспомнила про рапорт из того самого заповедника...
Лучше бы не вспоминала.
«...А еще спешу доложить, что по ночам, особливо, когда темно, как... (вымарано цензурой), егерь капканы расставляет, а на кого — неведомо, потому как наутро капканов ентих уже нет, а трава кругом потоптана и ветки погрызены...» Изумительный уголок, судя по последнему опусу тамошнего представителя властей. И зачем им нужен следователь? Срам один, в такую глушь ехать.
— Так вот, я и подумала: как удачно — совместим приятное с полезным. И здоровье поправить можно, и с делами разобраться.
— Как, интересно, я буду одновременно отдыхать и работать?
— Ты будешь отдыхать, напарник — работать! — пожимает плечами Барбара.
— К-какой напарник? — начинаю заикаться.
— Твой, разумеется!
— Кто?!
— Похоже, вирус произвел разрушения в твоей памяти, — вздыхает тетушка. — Амано, конечно.
— Он... не может.
— Почему это?
— У него... свадьба.
— Свадьба?.. А, ты это имеешь в виду!
Она неопределенно махнула рукой, а я только сейчас внимательно пригляделся к убранству каюты.
Бантики, сердечки, ленточки, россыпи цветов — в корзинках и без... И надпись «Счастливым молодоженам!» на роскошном торте, утопающем в облаках взбитых сливок.
— Что это... все значит? — Слегка задыхаюсь. Но не из-за перенесенной болезни, а от неясного, но очень тревожного предчувствия.
— Уж извини, билеты были только на круиз для новобрачных! — Тетушка, улыбаясь какой-то приклеенной улыбкой, пятится к двери, впрочем, делая это с таким видом, будто шествует по ковровой дорожке на приеме у Консула. — Ничего, вам не так долго лететь: через недельку сойдете на Пятой Пересадочной...
— Недельку?!
Дотягиваюсь до столика, и фужер, предназначенный для шампанского, летит предположительно в Барбару. Разбиваясь о дверь, которую она успевает захлопнуть. Ну, это как раз неудивительно: мне и в здоровом состоянии не удалось бы осуществить покушение на жизнь начальницы и родственницы в одном лице. Хрусталь разлетается сверкающими брызгами, а я слышу в коридоре мурлыкающий голос тетушки:
— Ничего страшного, просто супруга немного волнуется. Сами понимаете, первый раз замужем...
— Супруга?! — Второй бокал отправляется вслед за первым. Ухватившись за край стола, ухитряюсь встать (хотя слаб, как новорожденный котенок) и отправляю в полет длинногорлую бутылку. — Супруга?!
Потом приходит черед конфет и торта. Сливки, испещренные шоколадными пятнышками, образуют на Двери причудливый, но очень аппетитный узор. На негнущихся ногах, путаясь в ночной рубашке (кружева и атлас, будь они прокляты!), топаю к съедобному ковру, скрывающему за собой выход из каюты. Черт, а я, оказывается, голоден! Подцепляю клочок одного из сливочных «облаков» и засовываю палец в рот. В этот момент дверь открывается — и я оказываюсь лицом к лицу с Амано. Он несколько секунд смотрит на меня, потом начинает хохотать...
Пятую Пересадочную мы проспали. В прямом и переносном смысле. Я — из-за перегруженной лекарствами крови. Амано — из-за обиды. На Барбару. Как же, нашему Казанове некуда было приложить свои усилия по совращению красоток! Круиз-то был для новобрачных, а мало, какие пары ищут развлечений на стороне сразу после венчания.
Эпизод 8
Я положительно не понимаю моего напарника! То есть как раз положительного в этом ничегошеньки нет, ибо наша с ним постоянная беседа на разных языках неуклонно рождает двусмысленные ситуации, в которых я — и только я! — почему-то всенепременно оказываюсь виноват.
Ну, вот пример — прямо перед глазами. Можно протянуть руку и потрогать (правда, получив за это по рукам).
Сидит. Надутый как сыч. Ни разу не видел сову вживую: на нашей планете этого семейства вообще нет, но, думаю, сейчас Мо похож именно на те видео, что мне попадались. Глаза большие и печальные. Большие и круглые они у него, положим, по жизни, а печальные — исключительно в последнее время. Я бы даже сказал, исключительно печальные — вот уже месяц. Что не совсем соответствует тому злому и раздражительному виду, который ой тщетно старается себе придать.
Обижается он на меня, естественно. И вот тут логика теряется. Ну почему именно на меня? Я, что ли, выдумал наше свадебное путешествие? М-м-м, точнее, наше «свадебное путешествие», не поймите превратно! И торт этот злосчастный заказывал не я. Во всяком случае, выбирай его я, розочки ни за что не оказались бы светло-синими, чтобы не сказать... Тьфу ты, пакость! И вообще, я не рвался жить с ним в общей каюте! Напротив, мне ничто не доставило бы большего удовольствия, чем порядочное количество свободного личного пространства: такая роскошь в культуре моих предков редка, и кому, как не мне, ее ценить. К тому же столько дам на корабле, у некоторых на лице четкими буквами написано «Замужем по расчету», и все такие хорошенькие, свеженькие... эх, да что там говорить!
И, видят ками, не я направил нас в этот забытый заповедник с егерями, насмотревшимися мистической дряни по Cosmo-TV! Дряни, которую мой напарник как раз обожает. Или делает вид, что обожает, дабы меня позлить: за время полета всевозможных кладбищ, заброшенных домов и глухих лесных чащ, в которых гибли группы великовозрастных и не очень кретинов, — в общем, идиотских историй я насмотрелся по самое «не могу». Чтобы по прибытии на место самому стать героем подобного сюжета.
Нет, ну подумать только, я — капитан Отдела Специальных Операций Федеральной Следственной Службы Амано Сэна, обладатель высшего образования в области естественных наук и медицины, — должен слушать эту чушь:
«— Стоит в лес войти помочиться — а они на тебя глазеют!
— Кто — они?
— Глаза.
— Чьи глаза?
— Да ничьи. Просто глаза.
— А зачем смотрят?
— А чаво им еще делать?
— А вы, — говорю, — соблюдайте санитарию вверенной вам особо охраняемой природной территории — и все будет в порядке!».
Или вот еще похлеще:
«— Рыба, так ее растак, на сушу выходить стала. Не иначе, конец света близится.
— То есть как — на сушу? То есть, как выходить?!
— Ясное дело как. Ногами...».
Сердце замирает, ибо моему взору предстает захватывающий образ некоего двоякодышащего рамбулоса, в иных местах давно вымершего. И что мне приносят? Думаете, трупик какого-нибудь тритона с тератологическими изменениями в строении конечностей? Куда там! Мне не приносят ни-че-го! Потому что «кто ту рыбу обидит, вмиг окочурится» — не больше и не меньше.
За дивным созданием местной ихтиофауны — проверять сей стопроцентный бред — отправиться еще предстоит. Когда Морган окончательно придет в себя и желательно станет приветливее. Нет, ну мало ли, какую чушь я тогда ляпнул! Нельзя же из-за всякой ерунды объявлять бойкот собственному горячо любимому напарнику. Ну, пускай и не горячо. Пусть даже и нелюбимому. Но нельзя же! Нет, надо во всем разобраться — до начала следствия. А то рыбалка та еще будет. Утопит он меня, как пить дать!
— А все-таки, почему ты так меня не любишь? — очередной раз осведомляюсь я у подавившегося котлетой пациента. Кормят, кстати, всем натуральным — здорово! Жаль, сладкого нет. Точнее, уже нет. Благодаря усилиям некоторых.
— А почему я должен это делать? — сухо осведомляется он. — Вай, как сурово, друг мой!
— А почему не должен? — продолжаю любопытствовать.
— Да ну тебя!
Опять разозлился. И что ты с ним будешь делать?
Как можно вести совместную работу (и отдых, отдых!), когда один из нас в таком поганом настроении?
— Видишь ли, Мо, — устало отвечаю, — ты не просто мой напарник, ты на этой планете единственный человек, на которого я могу положиться. Сельский воздух — это, конечно, дело хорошее, но расследование происходящих здесь чудесностей пока никто не отменял. А ты сейчас такой... От тебя вся рыба и впрямь разбежится!
Хотя если принять во внимание рассказы о «глазах» в лесу, мой напарник — самое верное средство заставить любую нечисть держаться подальше. Особенно в расстроенных чувствах: по-моему, уже последняя местная собачонка знает, что к Мо лучше без разрешения не приближаться.
На столь трогательной ноте я оставил его одного. Пусть подумает над своим поведением, дитя малое. Честное слово! Первый человек среди моих знакомых, воспринимающий шутки по поводу пола так близко к сердцу. Интересно, с чем это связано? Воспитание или что-то еще? Будет продолжать в том же духе, я его поцелую. Либо Моргана хватит удар, либо он выживет и, если успею на время где-нибудь забаррикадироваться, станет относиться к жизни гораздо легче.
Смакуя в злом предвкушении данную идею, я не заметил, как добрался до озера. Собственно, что там добираться? Пять шагов для паралитика...
Живописное местечко, следует признать. Рыбалку, конечно, сейчас планировать даже и не буду, а вот искупаться — идея хорошая. Климат почти влажный тропический, а вот зловредной ихтио— и прочей фауны, к счастью, не наблюдается. Разве что рыба эта треклятая... Ну что ж, не буду ее обижать, только и всего. По крайней мере, постараюсь. В последнее время, сдается мне, только и получается, что обижать и оскорблять всяких там ни в чем не повинных.
Не знаю даже, что за помрачение на меня нашло! До сих пор диву даюсь. Наверное, от расстроенных чувств, не иначе...
Я сбросил с себя одежду. Если какой егерь мимо и пройдет, то, надеюсь, ничего нового для себя не почерпнет, правда? Зеленовато-серая водичка. Тепленькая! Красота. Подводные струйки течений ласкают тело нежным массажем. Рябь на воде расслабляет и погружает сознание в сладостную медитацию. Какой кайф!
Тр-р-р-р-р...
Это еще что? Допотопная леталка? Нет, звук доносится от воды, даже, скорее, вибрация, нежели звук. Странно... Что бы могло давать такой эффект? У егерей техника наперечет, и я ее видел — на данном участке даже рухлядь, не способная к полету, сошла бы за новый модельный флайер! Интересно, кто это?
Делаю несколько шагов к берегу и прячусь в зарослях топлистой альмандры — невдалеке от того места, где вошел в воду. Плохо, что одежду не подобрать — вон на берегу валяется. Впрочем, может, я зря дергаюсь? Ну кто, кроме своих, будет здесь сшиваться? Тем не менее интуиция заставляет получше заслониться длинными и широкими листьями темно-салатового цвета.
На озере появляется лодка. Вибромоторка. Не скажу, что последнее слово техники, но для здешнего захолустья сойдет. Так-так, и кто там у нас? Уж не охрана заповедника, это ясно. Но почему так... нагло?!
Следующие минут двадцать имею исключительное удовольствие наблюдать особенности национального браконьерства во всей красе. Даже, представьте себе, с закладыванием взрывчатых веществ с целью, не сомневаюсь, их дальнейшего применения! Гады. Впрочем, в данной ситуации ничего не остается, кроме как изображать из себя наяду (а бывают наяды мужского пола?) и поражаться человеческой жадности и нахальству.
Ого-го! А вот это уже неприятно! Операция-то подходит к логическому завершению! Сейчас будут взрывать, а предварительно выберутся на берег, конечно же. И, что еще более естественно — на то голое местечко, где темной кучкой сложена моя одежда!
Похолодев, я, аккуратно лавируя между растениями и стараясь их не раскачивать, вылез еще дальше на берег, чтобы не стоять в воде в тот момент, когда бабахнет. По колено измазался в тине. Совсем на берег выходить, конечно, не стал. Надо ли говорить, что одежда на берегу привлекла внимание? Один из работников сетей и динамита поковырялся в ней носком рыбацкого сапога (фу, козел, мне же потом это носить!), пожал плечами, что-то сказал группе, зашедшейся гоготом, но, что любопытно, разыскивать меня никто не стал. Поозирались по сторонам и...
Ага, вот и бабах! Уши заложило, земля под ногами дрогнула, и я едва не приземлился на корму... Гм, я имею в виду вовсе не плавсредство.
Интересно, они что, совместили акт незаконного лова с покушением на работника заповедника? Ничего себе! Если бы плавал, запросто бы контузило, и утонул бы я как миленький без всякой помощи Мо! Активировать взрывное устройство в непосредственной близости от свидетеля преступления — это намного тянет, дорогие мои.
Их даже не заинтересовало, пострадал кто-то или нет! Вот таких людей (по моему скромному мнению) прощать никак нельзя. Ладно, если все пройдет стороной и я доберусь к егерям... По ноге скользнуло что-то — рассмотреть я не успел. Ну и ладно, вот дождусь, пока браконьеры уберутся восвояси, вылезу на сушу, найду ближайший передатчик, доложу о творящемся здесь беспределе и выясню, кто смеет скользить мимо меня в месте, где никаких гадов, голых и чешуйчатых, не зарегистрировано!
Наконец лодка была вновь заполнена народом, после чего целенаправленно двинулась к участку водной глади, где поблескивали рыбьи брюшки, а я побрел в противоположном направлении, на теплый песочек. Заросли альмандры так же надежно защищали меня от глаз местных обидчиков рыбы, как и прежде. Вскоре, выглянув из-за растительности, я обнаружил, что вновь остался на озере один.
Я подошел поближе к кромке воды, в которой начал оседать ил, и принялся отмываться от нелечебной грязи, умастившей меня по колено. Тут-то мое внимание и привлекло багровое пятно на правой щиколотке. Нехорошо.
— Сначала скользят, подлецы, а потом еще и кожа пятнами идет? — пробормотал я, предчувствуя грозящие неприятности. Как минимум аллергия. Как максимум все, что угодно.
Наскоро отмывшись, я огляделся в поисках шмоток, и тут меня просто укололо сознание бредовости происходящего! Ведь, проходя к воде, я не заметил ни одежды, ни обуви. Сердце совершило самоубийственный прыжок со скалы самоуважения.
И что теперь делать? Перед глазами повисла тоска: я был готов плыть за подонками с криками «Верните!». Да на что угодно я был готов, только не возвращаться в лагерь егерей в таком виде! А уж что Морган скажет... Может, лучше все-таки самому утопиться?
Шатаясь, я встал (в тот момент у меня ноги подкосились) и, с угасшей надеждой, обвел глазами песчаную бухточку. Ничего не изменилось. Я перевел взгляд на себя. Пятно на ноге стало шире, хотя по-прежнему не болело, не чесалось. Хоть что-то хорошее... Правда, изрядно мутило, но от потрясения, признаться, могло случиться и не такое. Наверное, только затуманенное состояние рассудка позволило мне добраться до дома, где гостевали мы с Морганом, и упасть к ногам онемевшего напарника. Кажется, потом он что-то мне говорил. А еще, кажется, ему что-то отвечал я...
— Амано, проснись!
Меня бережно, но настойчиво трясут за плечо. Разлепляю глаза. Темно. Что, уже утро?
— Амано, соберись хоть на минутку! Тебя хотят. По комму. Барбара.
— Детектив Сэна, скажите внятно, на чем приплыли нарушители и в какое время?
Пытаюсь шевельнуть губами. Выходит с трудом. Произношу что-то невнятное, сам не слышу что. Мо поддерживает меня за плечи в сидячем положении, но в сознании почему-то оседает одна-единственная деталь: я все еще не одет, а комм — с видеозахватом. Черта с два Барбара сотрет такую запись... Связность двух несчастных мыслей дает мне немного сил, и я успеваю прошептать:
— Вибромоторка, серебристо-серая, обычная модель. Номер...
— Во сколько? Скажи, и мы от тебя отстанем: можешь спать дальше!
— После полудня. Часа в два-три... — выдавливаю из себя, после чего чувствую, как меня снова укладывают в горизонтальное положение, и больше меня уже ничто не волнует.
— Ты проспал сутки!
— Отвали.
— Не отвалю. Вредно столько спать! Вечно одни лодырничают, а другие отдуваются! Уже и браконьеров за тебя поймал... Подъем, спящее чудовище!
Возмущенный, осторожно открываю левый глаз. Проверено опытом: с левого я просыпаюсь куда как медленнее! Хочется подразнить Моргана — ну кто еще станет так нагло и беспардонно будить пострадавшего свидетеля жуткого преступления? Еще и веселится:
— Вставай, рыбы и впрямь на сушу вышли! Впрочем, конец света откладывается. По техническим причинам.
— Рад видеть тебя в добром расположении духа, — бурчу я. Ну не могу я на него долго дуться! Улыбаюсь и открываю оба глаза. Изображаю на лице потрясение. — Кто вы?
— Прекрасный принц, тупица! — огрызается он. Ладно, один-ноль, решаю я и даю волю любопытству:
— Так что там с браконьерами? И рыбами?
— Первые сидят, вторые... Сложно сказать. Тут тебе виднее: ты ж у нас штатный биолог плюс медик в одной упаковке. Но некоторая рыба ходит, это точно. Я сам видел.
— Ладно, за рыбу я морально рад, а браконьерам так и надо! А как ты их поймал?
— Да я вообще-то никого и не ловил собственноручно: на то есть люди другой специализации. Главное — вовремя поставить их в известность. — Мо подмигивает. — После того допроса, которому мне пришлось подвергнуть твои бездыханные мощи, ситуация стала яснее ясного, лишь разок надо было кое-что уточнить, и все. А вообще ты мне просто гору информации выложил. По делу и просто так.
Интонация, с которой произнесена последняя фраза, заставляет насторожиться. Я же...
Этот... этот нехороший человек слушал мой бред?! О боги! Может, стоило все же утопиться? Кстати, о бреде:
— Знаешь, Мо, меня не покидает тягостная мысль... Если шастающие по суше рыбы не выдумка, неужели реально и все остальное? Эти глаза в лесу...
— Да успокойся! С рыбами тоже сошлось лишь частично. Я так понимаю, те особи, что передвигаются по суше, ядовитые — уж не знаю, мутанты они или что-то еще.
— Может, неизученная фаза развития? — предполагаю я. — Которую и впрямь не стоит обижать?
— Неважно, у тебя будет время исследовать их до... Как ты там выражаешься обычно? «До тотального сокращения численности?» — хмыкает напарник. — А остальное, простите, чистый гон. Брехня, в общем.
— Но зачем?
— Затем, чтобы внимание общественности привлечь к тому, что здесь творится! — Видя недоуменное выражение моего лица, Мо поднимает указательный палец: — Тут же что, собственно, имело место быть? Нарушение статуса охраняемой природной территории со стороны непосредственного начальства! Кто бы другой так нагло отстреливал зверя, кто бы еще торговал рыбой редких пород в огромных масштабах, как не те, кому здесь принадлежит вся власть? Вот лесники с егерями — те немногие, кого такое положение дел не устраивало, и распускали слухи... Открыто рапортовать нельзя: кто их к передатчику вообще подпустит? А вот эскалировать среди собратьев страхи и позволить им выползти за пределы заповедника легче легкого. Ну что тебе еще рассказать, сладкий мой?
Ками, он мне подмигивает!.. У-у-у! Нет, я однозначно слишком много разболтал Моргану. Теперь пощады не жди. Возможно, конечно, это всего лишь попытка поддержать мою манеру фривольной беседы. Например, мог же я в бреду изложить свою точку зрения на его скованность в некоторых вопросах, на обидчивость по делу и без дела, а он — намотать информацию на ус?
Вообще, странно: мой напарник идет на компромисс. Этот день надо запомнить и сделать праздничным для всего нашего отдела отныне и вовеки веков! Неужели... неужели он простил меня?! А я-то уже едва не смирился с мыслью, что наши отношения испорчены на всю оставшуюся жизнь. Такая нелепость! Такая мелочь и глупость! Впредь, Амано-кун, будешь продумывать каждую свою Дурацкую выходку тщательнее, чем операцию по обезвреживанию бомбы в темном помещении, полном детей и кошек Первого Консула! Никогда ведь не знаешь, на какую хохмочку Морган ответит шуткой, а на какую обидится смертельно. А может, он не простил: он ведь мстительный у меня, просто жуть! Вон как улыбается многообещающе... Скажем, решил, что месяца игнорирования с меня достаточно, и перешел к следующему этапу укрощения характера капитана Сэна. Боюсь предполагать, какому. В общем, готов поверить, во что угодно лишь бы не думать о том, что замысел под кодовым названием «поцеловать-и-смыться» теперь раскрыт и обезврежен. И... О ками, что он имел в виду, называя себя прекрасным принцем, а меня — спящим чудовищем? Неужели?..
Можете представить себе мой стыд, когда на совершенно безобидный вопрос Барбары: «Так что насчет этих самых дырочек? Сколько их оказалось, в конце концов?» (Имелись в виду отверстия для крепления пластин отражателя, увеличивая количество которых вдвое, умельцы-контрабандисты ухитрялись провозить нехилые партии запрещенных товаров.) Так вот, когда из уст Барбары прозвучало кодовое слово, да еще в таком контексте, Амано согнулся пополам. Реально согнулся — впечатавшись лбом в стол. Но настроения ему не испортила даже вскочившая шишка, потому что мой напарник, захлебываясь слезами, простонал в ответ на искреннее недоумение присутствующих: «Ага... сколько? Три или пять?».
Признаться, я бы не сразу сообразил, о чем идет речь, если бы вообще сообразил. Но на лице Рэнди появилась такая гримаса... Видели когда-нибудь виноватую радость? Очень виноватую и очень радостную. А я увидел. И вот тогда понял все и про всех. Сразу. И как у меня хватило выдержки закончить доклад? Сам себе удивляюсь.
Но с Амано я потом долго не разговаривал. Недели три. Да и сейчас не разговариваю. По возможности. Потому что он... Он-то со мной разговаривает. И никак не может понять, на что я обиделся.
Тьфу!
— Далеко собрался? — осведомился Амано, возникший у меня на пути.
— Тебе-то что за дело?
— Нужно же знать, какие вещи собирать! — ухмыляется он.
— Какие еще вещи?
— Теплые или не очень? Там погода как? Шалит?
— Где?!
— Ну, ты идешь и бормочешь: «Уеду... уеду...» Так я и спрашиваю: насколько далеко?
— Тебя не касается!
— А я думал, что напарники ничего не должны друг от друга скрывать. — Улыбка становится еще шире и лукавее.
— С завтрашнего утра ищи себе другого напарника! А можешь начать прямо сейчас!
— Ты серьезно? — Голубые глаза тревожно щурятся.
— Как никогда!
— Да, дела... А ты, часом, не заболел?
Он протягивает ладонь к моему лбу, и я рефлекторно отшатываюсь:
— Да пошел ты... со своей заботой.
— Старшим грубить нельзя! — нравоучительно замечает Амано.
— Это кто здесь старший?
— Из нас двоих? Я, конечно!
— Это, по какому же признаку?
— По жизненному опыту!
— Ой, держите меня! Старше он... Женись сначала! Джей сказал, что тебе сестра невесту подыскала, вот и займись!
— Будь послушным мальчиком, Мо... Сейчас пойдем домой, ты спокойно сядешь за стол и напишешь отчет. Ну, или просто ляжешь спать и тихо проспишь до утра, а утром, как ни в чем не бывало, придешь на работу и будешь мило улыбаться... — Он делает шаг ко мне, я отскакиваю назад.
— Не буду!
— Не буянь, а то сдам тебя в участок — и проведешь ночь в неуютной камере.
— Лучше храпеть в камере, чем выслушивать твои нотации!
— Вот как? — Его взгляд холодеет.
— Ты мне осточертел! Видеть тебя больше не могу! — И в самом деле, не могу. Перед глазами все плывет.
— Странно... Раньше я не замечал за тобой склонности к истерикам, — задумчиво констатирует Амано.
— Это не истерика! Я говорю то, что думаю!
— И давно?
— Всегда!
На выдохе легкие вдруг охватывает огнем. Едким и очень болезненным. И я понимаю, что не смогу вдохнуть. Возможно, ни разу больше... К горлу подкатывает ком какой-то горькой слизи. Ладонь Амано все же дотягивается до моего лба, и я слышу:
— Да ты весь горишь!
А потом гул в ушах заглушает все остальные звуки. Это шумит моя кровь, требующая выхода наружу. И кажется, ей удается найти этот самый выход.
Неизвестно где, неизвестно когда.
Все тело наполнено дрожью. Мелкой и неприятной. Чужой. Механической... Стоп! Она не внутри, а вне меня. И не дрожь это вовсе: стартовые двигатели включили на разогрев, скоро отлет... Какой отлет?! Я нахожусь на корабле? Что за черт!
Открываю глаза. Взгляд упирается в малиновый потолок, усыпанный зеркальными звездочками. Гадость! Опускаю подбородок. Так, зрелище ничуть не лучше: Барбара собственной персоной.
— А я уже не надеялась, что ты проснешься до вылета! Врачи, как обычно, перемудрили с дозой снотворного.
— Я... спал?
— Конечно! После ускоренного курса терапии полагается крепкий и продолжительный сон.
— Терапии? По какому поводу? Ничего не понимаю. Совсем.
— Тебе все-таки повезло! — радостно сообщает тетушка.
— В чем?
Если учесть, насколько мое «везение» любит принимать экзотические формы, стоит начать пугаться.
— Ты нашел этот чертов вирус! Или он нашел тебя? Впрочем, неважно... Главное, что он укоренился в твоем теле и пророс, когда делегация уже благополучно отбыла восвояси.
— Какой вирус?
— Который вы искали в вентиляции! Ах да: вам же не сообщили точную цель поисков, — усмехнулась Барбара.
Угу. Она же и не сообщила. Официально мы составляли акт приемки планового ремонта.
— И что теперь?
— Все просто замечательно! Вирус обезврежен, ты практически здоров, всем остальным сделаны прививки. Правда, твоя иммунная система понесла большие потери, так что...
— Потери?
— Некоторое время тебе придется пожить на природе. Доктор прописал «сельский воздух».
— На природе?
Содрогаюсь, потому что подозреваю, куда именно меня собираются отправить.
— На очень милой и спокойной природе! — лучезарно улыбается тетушка. — Я как раз вспомнила про рапорт из того самого заповедника...
Лучше бы не вспоминала.
«...А еще спешу доложить, что по ночам, особливо, когда темно, как... (вымарано цензурой), егерь капканы расставляет, а на кого — неведомо, потому как наутро капканов ентих уже нет, а трава кругом потоптана и ветки погрызены...» Изумительный уголок, судя по последнему опусу тамошнего представителя властей. И зачем им нужен следователь? Срам один, в такую глушь ехать.
— Так вот, я и подумала: как удачно — совместим приятное с полезным. И здоровье поправить можно, и с делами разобраться.
— Как, интересно, я буду одновременно отдыхать и работать?
— Ты будешь отдыхать, напарник — работать! — пожимает плечами Барбара.
— К-какой напарник? — начинаю заикаться.
— Твой, разумеется!
— Кто?!
— Похоже, вирус произвел разрушения в твоей памяти, — вздыхает тетушка. — Амано, конечно.
— Он... не может.
— Почему это?
— У него... свадьба.
— Свадьба?.. А, ты это имеешь в виду!
Она неопределенно махнула рукой, а я только сейчас внимательно пригляделся к убранству каюты.
Бантики, сердечки, ленточки, россыпи цветов — в корзинках и без... И надпись «Счастливым молодоженам!» на роскошном торте, утопающем в облаках взбитых сливок.
— Что это... все значит? — Слегка задыхаюсь. Но не из-за перенесенной болезни, а от неясного, но очень тревожного предчувствия.
— Уж извини, билеты были только на круиз для новобрачных! — Тетушка, улыбаясь какой-то приклеенной улыбкой, пятится к двери, впрочем, делая это с таким видом, будто шествует по ковровой дорожке на приеме у Консула. — Ничего, вам не так долго лететь: через недельку сойдете на Пятой Пересадочной...
— Недельку?!
Дотягиваюсь до столика, и фужер, предназначенный для шампанского, летит предположительно в Барбару. Разбиваясь о дверь, которую она успевает захлопнуть. Ну, это как раз неудивительно: мне и в здоровом состоянии не удалось бы осуществить покушение на жизнь начальницы и родственницы в одном лице. Хрусталь разлетается сверкающими брызгами, а я слышу в коридоре мурлыкающий голос тетушки:
— Ничего страшного, просто супруга немного волнуется. Сами понимаете, первый раз замужем...
— Супруга?! — Второй бокал отправляется вслед за первым. Ухватившись за край стола, ухитряюсь встать (хотя слаб, как новорожденный котенок) и отправляю в полет длинногорлую бутылку. — Супруга?!
Потом приходит черед конфет и торта. Сливки, испещренные шоколадными пятнышками, образуют на Двери причудливый, но очень аппетитный узор. На негнущихся ногах, путаясь в ночной рубашке (кружева и атлас, будь они прокляты!), топаю к съедобному ковру, скрывающему за собой выход из каюты. Черт, а я, оказывается, голоден! Подцепляю клочок одного из сливочных «облаков» и засовываю палец в рот. В этот момент дверь открывается — и я оказываюсь лицом к лицу с Амано. Он несколько секунд смотрит на меня, потом начинает хохотать...
Пятую Пересадочную мы проспали. В прямом и переносном смысле. Я — из-за перегруженной лекарствами крови. Амано — из-за обиды. На Барбару. Как же, нашему Казанове некуда было приложить свои усилия по совращению красоток! Круиз-то был для новобрачных, а мало, какие пары ищут развлечений на стороне сразу после венчания.
Эпизод 8
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО БРАКОНЬЕРСТВА, ИЛИ УХ ТЫ, ОСКОРБЛЕННАЯ РЫБА!
Амано Сэна.
Планета Серенгети, 17 сентября 2103 г., 11.45.
Я положительно не понимаю моего напарника! То есть как раз положительного в этом ничегошеньки нет, ибо наша с ним постоянная беседа на разных языках неуклонно рождает двусмысленные ситуации, в которых я — и только я! — почему-то всенепременно оказываюсь виноват.
Ну, вот пример — прямо перед глазами. Можно протянуть руку и потрогать (правда, получив за это по рукам).
Сидит. Надутый как сыч. Ни разу не видел сову вживую: на нашей планете этого семейства вообще нет, но, думаю, сейчас Мо похож именно на те видео, что мне попадались. Глаза большие и печальные. Большие и круглые они у него, положим, по жизни, а печальные — исключительно в последнее время. Я бы даже сказал, исключительно печальные — вот уже месяц. Что не совсем соответствует тому злому и раздражительному виду, который ой тщетно старается себе придать.
Обижается он на меня, естественно. И вот тут логика теряется. Ну почему именно на меня? Я, что ли, выдумал наше свадебное путешествие? М-м-м, точнее, наше «свадебное путешествие», не поймите превратно! И торт этот злосчастный заказывал не я. Во всяком случае, выбирай его я, розочки ни за что не оказались бы светло-синими, чтобы не сказать... Тьфу ты, пакость! И вообще, я не рвался жить с ним в общей каюте! Напротив, мне ничто не доставило бы большего удовольствия, чем порядочное количество свободного личного пространства: такая роскошь в культуре моих предков редка, и кому, как не мне, ее ценить. К тому же столько дам на корабле, у некоторых на лице четкими буквами написано «Замужем по расчету», и все такие хорошенькие, свеженькие... эх, да что там говорить!
И, видят ками, не я направил нас в этот забытый заповедник с егерями, насмотревшимися мистической дряни по Cosmo-TV! Дряни, которую мой напарник как раз обожает. Или делает вид, что обожает, дабы меня позлить: за время полета всевозможных кладбищ, заброшенных домов и глухих лесных чащ, в которых гибли группы великовозрастных и не очень кретинов, — в общем, идиотских историй я насмотрелся по самое «не могу». Чтобы по прибытии на место самому стать героем подобного сюжета.
Нет, ну подумать только, я — капитан Отдела Специальных Операций Федеральной Следственной Службы Амано Сэна, обладатель высшего образования в области естественных наук и медицины, — должен слушать эту чушь:
«— Стоит в лес войти помочиться — а они на тебя глазеют!
— Кто — они?
— Глаза.
— Чьи глаза?
— Да ничьи. Просто глаза.
— А зачем смотрят?
— А чаво им еще делать?
— А вы, — говорю, — соблюдайте санитарию вверенной вам особо охраняемой природной территории — и все будет в порядке!».
Или вот еще похлеще:
«— Рыба, так ее растак, на сушу выходить стала. Не иначе, конец света близится.
— То есть как — на сушу? То есть, как выходить?!
— Ясное дело как. Ногами...».
Сердце замирает, ибо моему взору предстает захватывающий образ некоего двоякодышащего рамбулоса, в иных местах давно вымершего. И что мне приносят? Думаете, трупик какого-нибудь тритона с тератологическими изменениями в строении конечностей? Куда там! Мне не приносят ни-че-го! Потому что «кто ту рыбу обидит, вмиг окочурится» — не больше и не меньше.
За дивным созданием местной ихтиофауны — проверять сей стопроцентный бред — отправиться еще предстоит. Когда Морган окончательно придет в себя и желательно станет приветливее. Нет, ну мало ли, какую чушь я тогда ляпнул! Нельзя же из-за всякой ерунды объявлять бойкот собственному горячо любимому напарнику. Ну, пускай и не горячо. Пусть даже и нелюбимому. Но нельзя же! Нет, надо во всем разобраться — до начала следствия. А то рыбалка та еще будет. Утопит он меня, как пить дать!
— А все-таки, почему ты так меня не любишь? — очередной раз осведомляюсь я у подавившегося котлетой пациента. Кормят, кстати, всем натуральным — здорово! Жаль, сладкого нет. Точнее, уже нет. Благодаря усилиям некоторых.
— А почему я должен это делать? — сухо осведомляется он. — Вай, как сурово, друг мой!
— А почему не должен? — продолжаю любопытствовать.
— Да ну тебя!
Опять разозлился. И что ты с ним будешь делать?
Как можно вести совместную работу (и отдых, отдых!), когда один из нас в таком поганом настроении?
— Видишь ли, Мо, — устало отвечаю, — ты не просто мой напарник, ты на этой планете единственный человек, на которого я могу положиться. Сельский воздух — это, конечно, дело хорошее, но расследование происходящих здесь чудесностей пока никто не отменял. А ты сейчас такой... От тебя вся рыба и впрямь разбежится!
Хотя если принять во внимание рассказы о «глазах» в лесу, мой напарник — самое верное средство заставить любую нечисть держаться подальше. Особенно в расстроенных чувствах: по-моему, уже последняя местная собачонка знает, что к Мо лучше без разрешения не приближаться.
На столь трогательной ноте я оставил его одного. Пусть подумает над своим поведением, дитя малое. Честное слово! Первый человек среди моих знакомых, воспринимающий шутки по поводу пола так близко к сердцу. Интересно, с чем это связано? Воспитание или что-то еще? Будет продолжать в том же духе, я его поцелую. Либо Моргана хватит удар, либо он выживет и, если успею на время где-нибудь забаррикадироваться, станет относиться к жизни гораздо легче.
Смакуя в злом предвкушении данную идею, я не заметил, как добрался до озера. Собственно, что там добираться? Пять шагов для паралитика...
Живописное местечко, следует признать. Рыбалку, конечно, сейчас планировать даже и не буду, а вот искупаться — идея хорошая. Климат почти влажный тропический, а вот зловредной ихтио— и прочей фауны, к счастью, не наблюдается. Разве что рыба эта треклятая... Ну что ж, не буду ее обижать, только и всего. По крайней мере, постараюсь. В последнее время, сдается мне, только и получается, что обижать и оскорблять всяких там ни в чем не повинных.
Не знаю даже, что за помрачение на меня нашло! До сих пор диву даюсь. Наверное, от расстроенных чувств, не иначе...
Я сбросил с себя одежду. Если какой егерь мимо и пройдет, то, надеюсь, ничего нового для себя не почерпнет, правда? Зеленовато-серая водичка. Тепленькая! Красота. Подводные струйки течений ласкают тело нежным массажем. Рябь на воде расслабляет и погружает сознание в сладостную медитацию. Какой кайф!
Тр-р-р-р-р...
Это еще что? Допотопная леталка? Нет, звук доносится от воды, даже, скорее, вибрация, нежели звук. Странно... Что бы могло давать такой эффект? У егерей техника наперечет, и я ее видел — на данном участке даже рухлядь, не способная к полету, сошла бы за новый модельный флайер! Интересно, кто это?
Делаю несколько шагов к берегу и прячусь в зарослях топлистой альмандры — невдалеке от того места, где вошел в воду. Плохо, что одежду не подобрать — вон на берегу валяется. Впрочем, может, я зря дергаюсь? Ну кто, кроме своих, будет здесь сшиваться? Тем не менее интуиция заставляет получше заслониться длинными и широкими листьями темно-салатового цвета.
На озере появляется лодка. Вибромоторка. Не скажу, что последнее слово техники, но для здешнего захолустья сойдет. Так-так, и кто там у нас? Уж не охрана заповедника, это ясно. Но почему так... нагло?!
Следующие минут двадцать имею исключительное удовольствие наблюдать особенности национального браконьерства во всей красе. Даже, представьте себе, с закладыванием взрывчатых веществ с целью, не сомневаюсь, их дальнейшего применения! Гады. Впрочем, в данной ситуации ничего не остается, кроме как изображать из себя наяду (а бывают наяды мужского пола?) и поражаться человеческой жадности и нахальству.
Ого-го! А вот это уже неприятно! Операция-то подходит к логическому завершению! Сейчас будут взрывать, а предварительно выберутся на берег, конечно же. И, что еще более естественно — на то голое местечко, где темной кучкой сложена моя одежда!
Похолодев, я, аккуратно лавируя между растениями и стараясь их не раскачивать, вылез еще дальше на берег, чтобы не стоять в воде в тот момент, когда бабахнет. По колено измазался в тине. Совсем на берег выходить, конечно, не стал. Надо ли говорить, что одежда на берегу привлекла внимание? Один из работников сетей и динамита поковырялся в ней носком рыбацкого сапога (фу, козел, мне же потом это носить!), пожал плечами, что-то сказал группе, зашедшейся гоготом, но, что любопытно, разыскивать меня никто не стал. Поозирались по сторонам и...
Ага, вот и бабах! Уши заложило, земля под ногами дрогнула, и я едва не приземлился на корму... Гм, я имею в виду вовсе не плавсредство.
Интересно, они что, совместили акт незаконного лова с покушением на работника заповедника? Ничего себе! Если бы плавал, запросто бы контузило, и утонул бы я как миленький без всякой помощи Мо! Активировать взрывное устройство в непосредственной близости от свидетеля преступления — это намного тянет, дорогие мои.
Их даже не заинтересовало, пострадал кто-то или нет! Вот таких людей (по моему скромному мнению) прощать никак нельзя. Ладно, если все пройдет стороной и я доберусь к егерям... По ноге скользнуло что-то — рассмотреть я не успел. Ну и ладно, вот дождусь, пока браконьеры уберутся восвояси, вылезу на сушу, найду ближайший передатчик, доложу о творящемся здесь беспределе и выясню, кто смеет скользить мимо меня в месте, где никаких гадов, голых и чешуйчатых, не зарегистрировано!
Наконец лодка была вновь заполнена народом, после чего целенаправленно двинулась к участку водной глади, где поблескивали рыбьи брюшки, а я побрел в противоположном направлении, на теплый песочек. Заросли альмандры так же надежно защищали меня от глаз местных обидчиков рыбы, как и прежде. Вскоре, выглянув из-за растительности, я обнаружил, что вновь остался на озере один.
Я подошел поближе к кромке воды, в которой начал оседать ил, и принялся отмываться от нелечебной грязи, умастившей меня по колено. Тут-то мое внимание и привлекло багровое пятно на правой щиколотке. Нехорошо.
— Сначала скользят, подлецы, а потом еще и кожа пятнами идет? — пробормотал я, предчувствуя грозящие неприятности. Как минимум аллергия. Как максимум все, что угодно.
Наскоро отмывшись, я огляделся в поисках шмоток, и тут меня просто укололо сознание бредовости происходящего! Ведь, проходя к воде, я не заметил ни одежды, ни обуви. Сердце совершило самоубийственный прыжок со скалы самоуважения.
И что теперь делать? Перед глазами повисла тоска: я был готов плыть за подонками с криками «Верните!». Да на что угодно я был готов, только не возвращаться в лагерь егерей в таком виде! А уж что Морган скажет... Может, лучше все-таки самому утопиться?
Шатаясь, я встал (в тот момент у меня ноги подкосились) и, с угасшей надеждой, обвел глазами песчаную бухточку. Ничего не изменилось. Я перевел взгляд на себя. Пятно на ноге стало шире, хотя по-прежнему не болело, не чесалось. Хоть что-то хорошее... Правда, изрядно мутило, но от потрясения, признаться, могло случиться и не такое. Наверное, только затуманенное состояние рассудка позволило мне добраться до дома, где гостевали мы с Морганом, и упасть к ногам онемевшего напарника. Кажется, потом он что-то мне говорил. А еще, кажется, ему что-то отвечал я...
Там же, позже. До времени ли мне!
— Амано, проснись!
Меня бережно, но настойчиво трясут за плечо. Разлепляю глаза. Темно. Что, уже утро?
— Амано, соберись хоть на минутку! Тебя хотят. По комму. Барбара.
— Детектив Сэна, скажите внятно, на чем приплыли нарушители и в какое время?
Пытаюсь шевельнуть губами. Выходит с трудом. Произношу что-то невнятное, сам не слышу что. Мо поддерживает меня за плечи в сидячем положении, но в сознании почему-то оседает одна-единственная деталь: я все еще не одет, а комм — с видеозахватом. Черта с два Барбара сотрет такую запись... Связность двух несчастных мыслей дает мне немного сил, и я успеваю прошептать:
— Вибромоторка, серебристо-серая, обычная модель. Номер...
— Во сколько? Скажи, и мы от тебя отстанем: можешь спать дальше!
— После полудня. Часа в два-три... — выдавливаю из себя, после чего чувствую, как меня снова укладывают в горизонтальное положение, и больше меня уже ничто не волнует.
19 сентября 2103 г.
— Ты проспал сутки!
— Отвали.
— Не отвалю. Вредно столько спать! Вечно одни лодырничают, а другие отдуваются! Уже и браконьеров за тебя поймал... Подъем, спящее чудовище!
Возмущенный, осторожно открываю левый глаз. Проверено опытом: с левого я просыпаюсь куда как медленнее! Хочется подразнить Моргана — ну кто еще станет так нагло и беспардонно будить пострадавшего свидетеля жуткого преступления? Еще и веселится:
— Вставай, рыбы и впрямь на сушу вышли! Впрочем, конец света откладывается. По техническим причинам.
— Рад видеть тебя в добром расположении духа, — бурчу я. Ну не могу я на него долго дуться! Улыбаюсь и открываю оба глаза. Изображаю на лице потрясение. — Кто вы?
— Прекрасный принц, тупица! — огрызается он. Ладно, один-ноль, решаю я и даю волю любопытству:
— Так что там с браконьерами? И рыбами?
— Первые сидят, вторые... Сложно сказать. Тут тебе виднее: ты ж у нас штатный биолог плюс медик в одной упаковке. Но некоторая рыба ходит, это точно. Я сам видел.
— Ладно, за рыбу я морально рад, а браконьерам так и надо! А как ты их поймал?
— Да я вообще-то никого и не ловил собственноручно: на то есть люди другой специализации. Главное — вовремя поставить их в известность. — Мо подмигивает. — После того допроса, которому мне пришлось подвергнуть твои бездыханные мощи, ситуация стала яснее ясного, лишь разок надо было кое-что уточнить, и все. А вообще ты мне просто гору информации выложил. По делу и просто так.
Интонация, с которой произнесена последняя фраза, заставляет насторожиться. Я же...
Этот... этот нехороший человек слушал мой бред?! О боги! Может, стоило все же утопиться? Кстати, о бреде:
— Знаешь, Мо, меня не покидает тягостная мысль... Если шастающие по суше рыбы не выдумка, неужели реально и все остальное? Эти глаза в лесу...
— Да успокойся! С рыбами тоже сошлось лишь частично. Я так понимаю, те особи, что передвигаются по суше, ядовитые — уж не знаю, мутанты они или что-то еще.
— Может, неизученная фаза развития? — предполагаю я. — Которую и впрямь не стоит обижать?
— Неважно, у тебя будет время исследовать их до... Как ты там выражаешься обычно? «До тотального сокращения численности?» — хмыкает напарник. — А остальное, простите, чистый гон. Брехня, в общем.
— Но зачем?
— Затем, чтобы внимание общественности привлечь к тому, что здесь творится! — Видя недоуменное выражение моего лица, Мо поднимает указательный палец: — Тут же что, собственно, имело место быть? Нарушение статуса охраняемой природной территории со стороны непосредственного начальства! Кто бы другой так нагло отстреливал зверя, кто бы еще торговал рыбой редких пород в огромных масштабах, как не те, кому здесь принадлежит вся власть? Вот лесники с егерями — те немногие, кого такое положение дел не устраивало, и распускали слухи... Открыто рапортовать нельзя: кто их к передатчику вообще подпустит? А вот эскалировать среди собратьев страхи и позволить им выползти за пределы заповедника легче легкого. Ну что тебе еще рассказать, сладкий мой?
Ками, он мне подмигивает!.. У-у-у! Нет, я однозначно слишком много разболтал Моргану. Теперь пощады не жди. Возможно, конечно, это всего лишь попытка поддержать мою манеру фривольной беседы. Например, мог же я в бреду изложить свою точку зрения на его скованность в некоторых вопросах, на обидчивость по делу и без дела, а он — намотать информацию на ус?
Вообще, странно: мой напарник идет на компромисс. Этот день надо запомнить и сделать праздничным для всего нашего отдела отныне и вовеки веков! Неужели... неужели он простил меня?! А я-то уже едва не смирился с мыслью, что наши отношения испорчены на всю оставшуюся жизнь. Такая нелепость! Такая мелочь и глупость! Впредь, Амано-кун, будешь продумывать каждую свою Дурацкую выходку тщательнее, чем операцию по обезвреживанию бомбы в темном помещении, полном детей и кошек Первого Консула! Никогда ведь не знаешь, на какую хохмочку Морган ответит шуткой, а на какую обидится смертельно. А может, он не простил: он ведь мстительный у меня, просто жуть! Вон как улыбается многообещающе... Скажем, решил, что месяца игнорирования с меня достаточно, и перешел к следующему этапу укрощения характера капитана Сэна. Боюсь предполагать, какому. В общем, готов поверить, во что угодно лишь бы не думать о том, что замысел под кодовым названием «поцеловать-и-смыться» теперь раскрыт и обезврежен. И... О ками, что он имел в виду, называя себя прекрасным принцем, а меня — спящим чудовищем? Неужели?..