Страница:
Элиза в отчаянии схватила мальчика за локоть:
– Реми, пожалуйста, позволь мне уйти. Я не заслужила такого обращения. Я не отвечаю за отца и за те преступления, которые он, возможно, совершил. Реми, пожалуйста…
Юнга попытался высвободиться.
– Это зависит не от меня, миледи. Капитан приказал… Элиза всхлипнула и проговорила:
– Реми, пожалуйста, отпусти меня. Ты говорил, что я могу обратиться к тебе, если возникнет какая-нибудь настоятельная потребность. Сейчас мне необходимо уйти отсюда. Твой капитан нечестно воспользовался своим преимуществом, когда я была прикована наручниками к его кровати. – На лице мальчика отразилось замешательство, а Элиза продолжала: – Да-да, Реми, он насильно овладел мною, хотя обещал не трогать меня. Ты ведь не хочешь, чтобы все это было и на твоей совести. Не заставляй меня возвращаться к нему.
Реми был явно потрясен, но, прежде чем Элиза успела воспользоваться этим, с верхней площадки лестницы донеслись аплодисменты. Элиза подняла голову и увидела Люка, на котором были только штаны.
– Браво, мадемуазель. Превосходное исполнение. Сколько слез и обвинений в мой адрес.
У Элизы подогнулись колени и закружилась голова. Лишь благодаря поддержке Реми она не опустилась на пол.
– Возвращайтесь наверх, мадемуазель Монтгомери, – нахмурился Люк, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. – На сегодня достаточно подвергать испытанию преданность несчастного Реми. Если бы вы продолжили свою печальную историю, у меня возникло бы желание перерезать себе глотку, чтобы помочь вам бежать от такого монстра, как я. – Он поманил ее согнутыми пальцами. – Идемте. Слишком поздно, и пора заканчивать эти игры, мадемуазель.
На мгновение у нее возникло отчаянное желание броситься к выходу, однако она поняла, что ей не удастся убежать, и смирилась.
Элиза медленно поднималась по лестнице, стараясь сохранять достоинство, насколько это было возможно. Она прошла мимо капитана, и он даже не сделал попытки прикоснуться к ней. С гордо поднятой головой Элиза вернулась в комнату, ставшую ее тюрьмой. Люк вошел следом за ней и с усмешкой проговорил:
– Великолепное представление вы устроили, мадемуазель. И как далеко вы собирались уйти? Неужели вы думаете, что избежали бы нападения? Поверьте, кто-нибудь непременно захотел бы… попользоваться вами.
Элиза гордо молчала. Она полагала, что нет ничего постыдного в ее попытке сбежать от похитителя. Но ведь Люк не только похититель… Он стал ее любовником. Может быть, она причинила ему боль? Может, он в ярости?
Люк медленно прошелся по комнате. Элиза внимательно наблюдала за ним, но было трудно понять, что у него на уме, – лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым.
– Не притворяйтесь, что вы удивлены, – сказала она, стараясь скрыть свой страх.
– А я вовсе не удивлен.
Снова наступила напряженная тишина. В конце концов, молчание стало невыносимым, и она с вызовом в голосе проговорила:
– Тогда почему же вы воспринимаете мой поступок как оскорбление? Это ведь коммерция, капитан. И вас интересуют только деньги, не так ли? – Она почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы. – Будьте вы прокляты, бессердечный истукан!..
– Я? Бессердечный? А как понимать тогда то маленькое представление, которое вы устроили внизу? Признаюсь, я в восторге от ваших способностей. Но Реми… Он же невинная душа. Он еще не знаком с такими созданиями, как вы. Существует ли ложь, до которой вы не могли бы опуститься? Как вы все извратили, сказав мальчику, будто бы я совершил насилие над вами. Это такая низость, что недостойна даже презрения.
Элиза покраснела от стыда и протянула руку, чтобы Люк надел на нее наручник. Но капитан вдруг крепко сжал ее запястье и сквозь зубы проговорил:
– Ведь я могу причинить тебе боль. Ты этого хочешь?
Элиза в страхе прошептала:
– Не бейте меня…..
Лицо Люка вдруг исказилось – словно от боли. Он показал Элизе свою левую руку и проговорил:
– Вот, видите? Если вы хотите что-то сломать, то у меня осталось еще пять целых пальцев. Однако у меня только одно сердце, и оно, мадемуазель, не в вашей власти.
– Тогда отпусти меня, Люк. Пожалуйста…
– Не могу.
Он рывком привлек ее к своей груди, так что у нее перехватило дыхание. В следующее мгновение его губы прижались к ее губам. Он целовал ее долго и страстно, и Элиза вновь почувствовала, что ее неудержимо влечет к этому мужчине. Руки ее потянулись к ремню на штанах Люка, а он принялся стаскивать с нее рубашку и полупрозрачный халат.
Затем он подхватил Элизу на руки и, снова впившись поцелуем в ее губы, отнес на кровать, под москитную сетку. Она с восторгом приняла его. В эти мгновения ей казалось, что она не смогла бы без него прожить ни минуты.
Потом Элиза уснула в объятиях Люка. А он осторожно поглаживал ее по волосам и смотрел в балдахин у них над головой.
Глава 16
Глава 17
– Реми, пожалуйста, позволь мне уйти. Я не заслужила такого обращения. Я не отвечаю за отца и за те преступления, которые он, возможно, совершил. Реми, пожалуйста…
Юнга попытался высвободиться.
– Это зависит не от меня, миледи. Капитан приказал… Элиза всхлипнула и проговорила:
– Реми, пожалуйста, отпусти меня. Ты говорил, что я могу обратиться к тебе, если возникнет какая-нибудь настоятельная потребность. Сейчас мне необходимо уйти отсюда. Твой капитан нечестно воспользовался своим преимуществом, когда я была прикована наручниками к его кровати. – На лице мальчика отразилось замешательство, а Элиза продолжала: – Да-да, Реми, он насильно овладел мною, хотя обещал не трогать меня. Ты ведь не хочешь, чтобы все это было и на твоей совести. Не заставляй меня возвращаться к нему.
Реми был явно потрясен, но, прежде чем Элиза успела воспользоваться этим, с верхней площадки лестницы донеслись аплодисменты. Элиза подняла голову и увидела Люка, на котором были только штаны.
– Браво, мадемуазель. Превосходное исполнение. Сколько слез и обвинений в мой адрес.
У Элизы подогнулись колени и закружилась голова. Лишь благодаря поддержке Реми она не опустилась на пол.
– Возвращайтесь наверх, мадемуазель Монтгомери, – нахмурился Люк, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. – На сегодня достаточно подвергать испытанию преданность несчастного Реми. Если бы вы продолжили свою печальную историю, у меня возникло бы желание перерезать себе глотку, чтобы помочь вам бежать от такого монстра, как я. – Он поманил ее согнутыми пальцами. – Идемте. Слишком поздно, и пора заканчивать эти игры, мадемуазель.
На мгновение у нее возникло отчаянное желание броситься к выходу, однако она поняла, что ей не удастся убежать, и смирилась.
Элиза медленно поднималась по лестнице, стараясь сохранять достоинство, насколько это было возможно. Она прошла мимо капитана, и он даже не сделал попытки прикоснуться к ней. С гордо поднятой головой Элиза вернулась в комнату, ставшую ее тюрьмой. Люк вошел следом за ней и с усмешкой проговорил:
– Великолепное представление вы устроили, мадемуазель. И как далеко вы собирались уйти? Неужели вы думаете, что избежали бы нападения? Поверьте, кто-нибудь непременно захотел бы… попользоваться вами.
Элиза гордо молчала. Она полагала, что нет ничего постыдного в ее попытке сбежать от похитителя. Но ведь Люк не только похититель… Он стал ее любовником. Может быть, она причинила ему боль? Может, он в ярости?
Люк медленно прошелся по комнате. Элиза внимательно наблюдала за ним, но было трудно понять, что у него на уме, – лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым.
– Не притворяйтесь, что вы удивлены, – сказала она, стараясь скрыть свой страх.
– А я вовсе не удивлен.
Снова наступила напряженная тишина. В конце концов, молчание стало невыносимым, и она с вызовом в голосе проговорила:
– Тогда почему же вы воспринимаете мой поступок как оскорбление? Это ведь коммерция, капитан. И вас интересуют только деньги, не так ли? – Она почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы. – Будьте вы прокляты, бессердечный истукан!..
– Я? Бессердечный? А как понимать тогда то маленькое представление, которое вы устроили внизу? Признаюсь, я в восторге от ваших способностей. Но Реми… Он же невинная душа. Он еще не знаком с такими созданиями, как вы. Существует ли ложь, до которой вы не могли бы опуститься? Как вы все извратили, сказав мальчику, будто бы я совершил насилие над вами. Это такая низость, что недостойна даже презрения.
Элиза покраснела от стыда и протянула руку, чтобы Люк надел на нее наручник. Но капитан вдруг крепко сжал ее запястье и сквозь зубы проговорил:
– Ведь я могу причинить тебе боль. Ты этого хочешь?
Элиза в страхе прошептала:
– Не бейте меня…..
Лицо Люка вдруг исказилось – словно от боли. Он показал Элизе свою левую руку и проговорил:
– Вот, видите? Если вы хотите что-то сломать, то у меня осталось еще пять целых пальцев. Однако у меня только одно сердце, и оно, мадемуазель, не в вашей власти.
– Тогда отпусти меня, Люк. Пожалуйста…
– Не могу.
Он рывком привлек ее к своей груди, так что у нее перехватило дыхание. В следующее мгновение его губы прижались к ее губам. Он целовал ее долго и страстно, и Элиза вновь почувствовала, что ее неудержимо влечет к этому мужчине. Руки ее потянулись к ремню на штанах Люка, а он принялся стаскивать с нее рубашку и полупрозрачный халат.
Затем он подхватил Элизу на руки и, снова впившись поцелуем в ее губы, отнес на кровать, под москитную сетку. Она с восторгом приняла его. В эти мгновения ей казалось, что она не смогла бы без него прожить ни минуты.
Потом Элиза уснула в объятиях Люка. А он осторожно поглаживал ее по волосам и смотрел в балдахин у них над головой.
Глава 16
Элиза с наслаждением потянулась, купаясь в теплых лучах утреннего солнца. Ощущение полной пресыщенности не позволяло даже думать о том, чтобы пошевелиться. Время уже близилось к полудню, и ее удивило, что она так долго спала…
Но еще большее удивление вызвал тот факт, что она лежала в постели одна.
– Люк…
Элиза встала на колени и отодвинула край москитной сетки.
– Жан Люк…
Он стоял спиной к ней в другом конце комнаты и натягивал сапоги. Элиза вдруг вспомнила подробности минувшей ночи и тотчас же почувствовала страстное желание. В тот момент, когда она подумала, как бы снова привлечь его в свои объятия, он сказал:
– Я вернусь через несколько дней.
Элиза была настолько ошеломлена, что не могла вымолвить ни слова. Она лишь наблюдала, как он принялся надевать свою куртку.
– Вернешься? Значит, ты покидаешь меня? Услышав ее дрожащий голос, Люк наконец-то повернулся к ней с непроницаемым выражением на лице.
– Мне необходимо позаботиться о провизии для «Галантного». Мы должны быть готовы к отплытию… чтобы получить выкуп, – сказал он тоном, холодным, как ветер Северной Атлантики.
Элиза содрогнулась от того, как это было сказано – категорически, без каких-либо эмоций. Однако она не растерялась.
– Я пойду с тобой.
– Нет. – И никаких объяснений. Просто «нет», и все. Мол, пусть думает что угодно.
«Что же делать? – подумала Элиза… – Ведь остаться без него – это было бы невыносимо…»
– Отправь Шеймуса или еще кого-то. Почему именно ты должен заниматься этим?
– Потому что это мой корабль. И я отвечаю за него. Понятно?
Люк был чем-то расстроен, Элиза тотчас же это поняла, хотя он пытался скрыть свои чувства. И еще ей показалось, что он ужасно отдалился от нее – как будто между ними ничего не было.
– Я отношусь к своим обязательствам очень серьезно, мадемуазель, – продолжал Люк. – Гораздо серьезнее, чем вы – к своему жениху…
Эти слова больно ударили по ее самолюбию. Задыхаясь от гнева, Элиза вскочила на ноги. Но что она могла бы возразить? Ведь Люк, в сущности, был прав. Элиза не нашла что сказать в свою защиту и потому промолчала.
Но почему она не испытывала ни вины, ни стыда при упоминании об Уильяме? Видимо, потому, что Уильям и ее обязательства перед ним казались теперь очень далекими, а Жан Люк был здесь, рядом с ней. То, что возникло между ними, было чем-то новым для нее. Новым… и пока еще не имеющим названия.
Пристально взглянув на Люка, она проговорила:
– Ты должен идти прямо сейчас? Почему же ты не разбудил меня пораньше?
Он пожал плечами:
– Я не хотел делиться своими заботами. – «Да, ни своими заботами, ни своими чувствами», – добавил он мысленно.
Ему было очень тяжело покидать ее. Люк повернулся к двери, чтобы она не смогла заметить, как он возбужден.
– Люк, не оставляй меня здесь.
Он остановился у порога и пробормотал:
– Тебя будут хорошо охранять. – Эти слова можно было истолковать двояко.
– Значит, я снова буду в наручниках?
Он взглянул на нее через плечо:
– А разве вы дали мне основания доверять вам, мадемуазель?
Она печально улыбнулась:
– Нет.
Он молча шагнул к двери, но тут она вновь заговорила:
– Жан Люк, не пропадай надолго. Я боюсь оставаться в этом месте.
Люк мог бы напомнить ей, что она не очень-то боялась, когда хотела сбежать ночью, но он лишь сказал:
– Не беспокойся, ты будешь здесь в безопасности.
– Я этого не чувствую. Как я смогу защититься?
– Реми будет снаружи охранять тебя. – Сунув руку в карман куртки, он извлек небольшой пистолет и, протянув Элизе, добавил: – Держи его при себе. Это охладит пыл любого, кто будет приставать к тебе в мое отсутствие.
Элиза взяла пистолет и с задумчивым видом взвесила его на ладони.
Люк едва заметно улыбнулся.
– Но если ты задумаешь применить его против меня, то берегись. Из него можно сделать только один выстрел. А мои люди, если ты убьешь меня, расправятся с тобой самым жестоким образом.
Лицо Элизы, казалось, окаменело.
– Понятно, капитан.
– Я постараюсь достать для тебя подходящую одежду. – Его обжигающий взгляд снова скользнул по ее телу. – Что ж, до свидания, мадемуазель.
Когда он уже взялся за ручку двери, Элиза окликнула его:
– Люк!
На сей раз он не повернулся к ней. Он боялся взглянуть ей в лицо.
– Люк, прошедшей ночью…
Он похолодел.
– То, что было ночью, кончилось, – проговорил он ледяным тоном и тут же вышел. Затем запер за собой дверь.
Элиза со стоном рухнула на смятые простыни. На глаза ее навернулись слезы, но она тотчас же взяла себя в руки – ей следовало подумать, что делать дальше. Надо было найти выход из создавшегося положения, пока она окончательно не привязалась к человеку, который считал ее лишь средством для достижения своей цели.
«Будь моей», – вспомнились ей слова Люка.
Что он имел в виду? Теперь слишком поздно спрашивать об этом. Особенно после ее неудачной попытки сбежать от него.
Сможет ли она теперь вернуться к Уильяму и лгать, что ни в чем не виновата перед ним? Сможет ли скрыть правду, таящуюся в ее сердце?
Легкий стук в дверь отвлек ее от этих размышлений. Элиза села в постели и прикрылась простынями. И тотчас же вошел Реми с подносом в руках. При этом мальчик старательно отводил глаза.
– Доброе утро, миледи, – поприветствовал он ее. – Я принес вам кое-какую приличную одежду. И я дам вам время одеться, прежде чем опять… – Он с несчастным видом посмотрел на наручники, свисавшие с рамы кровати. – Сожалею, мисс Монтгомери, но это приказ капитана.
– Значит, он уже ушел?
– Да, миледи. И оставил меня охранять вас. Если вам понадобится что-нибудь…
Реми внезапно умолк и опустил голову. Ведь она недавно обратилась к нему за помощью, а он отказал ей.
– Как вы себя чувствуете, миледи? – Голос его казался сдавленным, и Элиза почувствовала свою власть над ним, однако не стала злоупотреблять ею…
– Все хорошо, Реми. Твой капитан не причинял мне вреда. То, что я наговорила тебе вчера, – неправда. Просто я хотела, чтобы ты помог мне уйти.
– В самом деле?
Элиза улыбнулась:
– Да.
Мальчик с облегчением вздохнул; было очевидно, что он очень переживал из-за того, что произошло накануне.
Элизе вдруг снова показалось, что Реми очень похож на ее брата в юности – во всяком случае, у него была такая же чудесная улыбка.
– Прости меня, Реми, за то, что я пыталась злоупотребить твоим добрым отношением ко мне. Больше этого не повторится.
Этим обещанием Элиза выковала первое звено в цепочке доверия между ними и сделала первый шаг к будущей дружбе.
Реми улыбнулся, и она ответила ему тем же.
– Я скоро вернусь, а вы пока переодевайтесь, мисс…
– Зови меня просто Элизой.
– Хорошо, Элиза.
Когда мальчик ушел, она быстро переоделась. Нижнее белье из дешевого материала, конечно же, отличалось от тонкого батиста с кружевами и вышивкой, к которому она привыкла, однако выбора у нее не было. Платье с высокой талией, скорее всего предназначенное для служанки, было из простой хлопковой ткани, но, несмотря на незатейливый фасон, оно вполне подходило для здешней жары. К тому же в ее нынешнем положении ей было не до моды. Однако она все-таки не преминула воспользоваться зеркалом, когда занялась своими спутанными волосами. Возможно, лучше бы не смотреть, как она выглядела после столь долгого отсутствия надлежащего комфорта. Неужели она похожа на женщину, которой пристало носить подобное платье? Может быть, Люк представляет ее именно такой – непритязательной служанкой?
Но разве она не такая на самом деле? Ведь теперь она уже не леди, и ее происхождение не имеет никакого значения. Как это ни обидно, но Элиза Парриш стала женщиной, заслуживающей только такую одежду. Женщиной, которая никогда больше не ощутит на своем теле шикарного шелка, не коснется дорогими французскими духами за ушками, не войдет в роскошную гостиную под руку с джентльменом.
Вскоре вернулся Реми. Он с мрачным видом надел наручник на ее запястье, и после этого у нее совершенно пропал аппетит.
Элизу охватила жалость к самой себе. Тяжко вздохнув, она бросилась на кровать и дала волю слезам. Может ли она мечтать после всего случившегося, что Уильям приедет за ней и примет ее с распростертыми объятиями? Следует ли считать ее надежды на возвращение в сейлемское общество наивными и несбыточными? Не пришло ли время окончательно распрощаться с прошлым и подумать о своем будущем? О будущем с Жаном Люком?
«Будь моей», – снова вспомнились ей его слова.
Предназначались ли они именно ей – или Филомене Монтгомери?
Когда Люк вернется, она спросит его об этом. Она откроет ему правду, полагаясь на его великодушие и прощение. В первом она уже убедилась, а о втором может только молить Бога. А потом будет строить свои планы – в зависимости от его реакции.
«Будь моей».
Хотела ли она этого? Или ей просто не оставалось ничего другого?
Час спустя, когда она смирилась с необходимостью дождаться Люка, дверь комнаты открылась. Ожидая увидеть Реми, Элиза встала, готовая протянуть ему пустой поднос. Но улыбка на ее лице сменилась выражением ужаса – на пороге стоял вовсе не Реми.
Перед ней стоял беззубый Кейджан, человек, пристававший к ней накануне вечером. Он решительно вошел и закрыл за собой дверь.
На подготовку «Галантного» к отплытию и доставку запасов продовольствия ушел целый день. Жаркий и беспокойный для Жана Люка день, в течение которого его команда старалась избегать капитана. Поскольку он раньше никогда не проявлял своего плохого настроения, матросы были встревожены и перешептывались. В конце концов они обратились к Шеймусу Стернсу с вопросами.
Шеймус нашел молодого француза в его каюте. Капитан сидел на сундучке перед раскрытым иллюминатором, и легкий ветерок шевелил его волосы. Лицо капитана было непроницаемым. Он молча взглянул на помощника и поднес к губам стакан рома.
– Капитан…
Люк по-прежнему молчал, и Шеймус уже подумал, что капитан его не услышал. Но француз вдруг проговорил:
– Я не расположен к общению, мистер Стернс.
– А я и не собираюсь проводить с тобой время, Люк. Я пришел дать тебе совет.
– Боюсь, у меня нет настроения выслушивать советы. Уходи, Шеймус. Оставь меня одного.
Однако ирландец, судя по всему, не собирался уходить.
– Люк, команда беспокоится за тебя.
– Скажи им, пусть занимаются своими делами.
– Прошу прощения, капитан, но им небезразлично ваше состояние, и они должны знать, что с вами происходит.
Люк посмотрел на своего помощника и криво усмехнулся:
– В этом ты ошибаешься. Они получили приказ от своего капитана и должны его выполнять, не так ли?
– С ними нельзя так обращаться. Ты сам на себя не похож, Жан Люк, и их беспокойство… нарастает.
Глаза капитана на мгновение вспыхнули, словно молния, прорезавшая темные небеса, а затем снова стали тусклыми и безжизненными.
– Не похож на себя? А что они знают обо мне? Разве я когда-нибудь давал им повод рассуждать о том, что я чувствую?
– От тебя никогда не исходило ничего, кроме приказов, которые они должны выполнять. Они считали тебя холодным камнем. Для них ты – Черная Душа. Но сейчас они увидели в тебе проблески человечности и, по-моему, были удивлены и даже немного испуганы. Они не знают, чем может обернуться такая перемена. Люк снова усмехнулся:
– Значит, я должен исповедоваться перед ними? Должен просить их сочувствия?
– По крайней мере, они будут знать, что у тебя есть сердце, Люк. В этом не стыдно признаться, парень.
– Может быть, для тебя, но не для меня. – Он допил остатки рома и зажмурился, ожидая, когда прекратится жжение в горле. А может быть – когда притупится душевная боль. Затем сделал глубокий вдох и вновь обрел над собой контроль. – А в чем команда видит причину моего расстройства?
Шеймус не стал юлить:
– Они считают, что ты влюбился в мисс Монтгомери и уже не хочешь добиваться выкупа.
Ни один мускул не дрогнул на лице Люка.
– Значит, так они думают? Скажи им, что они ошибаются.
– Я не стану врать нашей команде, парень.
Люк уставился на Шеймуса свирепым взглядом.
– Влюбился в нее? Как я могу полюбить женщину, которую считаю достойной порицания, избалованной особой, слишком богатой, чтобы замечать жестокости этого мира? Неужели ты действительно думаешь, что я влюбился в нее? Это звучит просто нелепо. – Он с силой сжал висевший у него на шее медальон Монтгомери. – Она всего лишь средство, Шеймус, которым надо воспользоваться, а потом отбросить за ненадобностью. Я продам ее отцу за деньги, которые он должен мне. Думаешь, она не такая, как ее родитель? Ведь она предаст меня и всю нашу команду при первой же возможности. Ты со мной согласен?
Шеймус долго молчал, прежде чем ответить.
– Нет, не согласен. Да и ты так не думаешь.
– Ты ошибаешься! – Люк вскочил на ноги и принялся расхаживать по каюте. – Ты ошибаешься, мой друг. Она ничем не отличается от своего отца. У нее нет понятия чести. Мы вернем эту женщину отцу и тем самым избавимся от нее. Как только мы получим за нее деньги, она немедленно покинет нас и выйдет замуж за своего избранника, чтобы наплодить такое же предательское отродье.
– А ты выберешь себе более подходящую женщину, – проворчал Шеймус.
– Да, выберу, – заявил Люк.
Шеймус пожал плечами и пробормотал:
– Однако же ты боишься…
– Боюсь? Чего именно?
– Боишься полюбить. Боишься, что тебе придется заботиться о ком-то. Люк, если ты влюбился в нее, не упускай возможности создать семью, прячась за маской равнодушия. Одиночество может стать твоей тюрьмой, в которой ты останешься навсегда.
Жан Люк молча уставился на помощника. Наконец ледяным голосом проговорил:
– Кто ты такой, чтобы давать мне подобные советы? Может быть, ты мой отец? Но у меня нет родных, и ты это прекрасно знаешь.
Шеймус выдержал взгляд Люка и с невозмутимым видом ответил:
– Простите, капитан. Вы, конечно, правы. Я никто для вас.
Коротко кивнув, помощник вышел из каюты. Устыдившись своих слов, Люк прокричал:
– Шеймус, подожди!
Но дверь за помощником уже закрылась. Тяжко вздохнув, Люк опустился на сундук и пробормотал.
– Прости меня, старина. Прости, Шеймус.
Люк снова наполнил свой стакан и задумался. Конечно же, Шеймус был прав. Увы, он действительно полюбил Элизу Монтгомери. Эта мысль ужаснула Люка. Крепко зажмурившись, он пробормотал:
– Значит, нужно побыстрее от нее избавиться.
Да, чем скорее он отправит ее в Сейлем, тем лучше. Иначе он не выдержит…
Люк отхлебнул из стакана и снова вздохнул: тот факт, что Элиза являлась дочерью Джастина Монтгомери, теперь не имел для него существенного значения. И еще он почувствовал, что месть уже не казалась ему столь желанной… Пожалуй, в этом Шеймус тоже был прав.
Решив, что следует помириться с помощником, Люк вышел из каюты и, осмотревшись, заметил, что матросы как-то странно поглядывают на него. Неужели он прежде так тщательно скрывал свои чувства, что малейшее их проявление вызывает у них замешательство и подозрения? Разве он действительно хотел быть Черной Душой? Это никогда не входило в его планы.
Увидев его, Шеймус приблизился; старый ирландец по-прежнему хмурился.
– Корабль готов к отплытию, капитан. Мы должны со дня на день получить сообщение от Бенджи. Он должен назвать место, где произойдет обмен. Монтгомери хочет незамедлительно получить свою дочь. К тому же жених поторапливает его. На месте жениха я бы тоже стремился как можно скорее вернуть себе такое сокровище.
Эти слова имели горький привкус, но Люк никак на них не отреагировал; его взгляд был устремлен на мачты и снасти.
– Скажи людям, что они хорошо поработали. Корабль в полном порядке.
– Они старались для тебя, Люк. Поблагодари их сам.
Капитан взглянул на помощника, и тот со вздохом проговорил:
– Боишься обратиться к ним по-дружески? Не беспокойся, они вовсе не считают себя твоими друзьями. Ладно, я сам скажу. Должны же они услышать слова благодарности.
Помощник покачал головой и направился к матросам. Потом вдруг остановился и вернулся к капитану.
– Люк, как командир ты заслужил уважение всех членов команды. Они готовы безоговорочно выполнить любой твой приказ. Но если ты проявишь еще и человечность, они пойдут за тобой даже в ад. Думаешь, они рисковали жизнью, вызволяя тебя из тюрьмы, только потому, что ты хороший мореход? Кстати, ты нашел время поблагодарить их за свое освобождение? Полагаю, нет. И я за десять лет не услышал от тебя ни слова благодарности за то, что спас твою жизнь. Порой я думаю: живого человека я спас тогда или каменную статую? Что ж, капитан, когда вы уйдете, я передам команде вашу сердечную благодарность.
Ирландец усмехнулся и зашагал прочь.
Когда жара спала и на темных водах появилась лунная дорожка, команда собралась на палубе, откуда доносился смех и слышалась музыка. Такие сборища обычно посещали все члены команды. Все, кроме замкнутого капитана. Поэтому матросы очень удивились, когда на палубе вдруг появился Люк. На несколько мгновений воцарилась тишина; матросы в замешательстве переглядывались. Люк тоже молчал, он прекрасно понимал, что его появление ошеломило матросов.
Наконец один из них спросил:
– Вам что-нибудь нужно, капитан?
– Нет-нет, – в смущении ответил Люк; ему хотелось повернуться и уйти. Но тут он перехватил взгляд Шеймуса и снова обрел уверенность в себе. Обернувшись, он подал двоим матросам знак, и те выкатили на палубу несколько бочонков рома. – Я хотел бы, чтобы вы выпили со мной, – проговорил капитан.
И вновь матросы молчали, а Люк жалел о своих словах.
Тут вперед выступил Шеймус:
– А за что поднимем наши кружки, капитан?
Люк вскрыл один из бочонков и проговорил:
– За самую лучшую команду, какую только можно пожелать. И еще… я хочу принести свою запоздалую благодарность за то, что вы вернули меня к штурвалу.
– Мы с удовольствием выпьем за это… Жан Люк.
Люк улыбнулся и протянул Шеймусу кружку с ромом. Помощник торжественно поднял кружку и, сделав большой глоток, вернул ее Люку. Тот допил остальное, и Шеймус, громко рассмеявшись, прокричал:
– Это отличный ром, парни! Угощайтесь!
Матросы тоже рассмеялись и тотчас же откупорили все бочонки. Люк в смущении озирался. Он уже собрался отойти в сторону, но Шеймус, положив ему руку на плечо, удерживал его. Люк снова улыбнулся и молча кивнул своему помощнику.
В этот момент к ним подошел корабельный повар. Кок О'Молли протянул Люку свою мясистую ладонь и проговорил:
– Как хорошо, что вы снова с нами, капитан. А то я уже начал беспокоиться, думал, причина вашей неприветливости – мое неумение хорошо готовить.
Люк искоса посмотрел на Шеймуса, не зная, что ответить.
– Скажи, Люк, – с улыбкой проговорил помощник, – ты ведь ел то, что тебе давали в тюрьме? Но можно ли сравнить ту пищу с тем, что готовит для нас О'Молли?
Люк пожал плечами:
– Там мне давали в основном раковины моллюсков, в которых еще что-то шевелилось. Так что я не вижу большой разницы.
Ответ капитана вызвал взрыв хохота. Даже О'Молли рассмеялся.
Вскоре Люк тоже расслабился. Сидя на палубе рядом со своими матросами, он потягивал ром и, слушая забавные рассказы боцмана, смеялся вместе со всеми. Временами ему казалось, что он пробудился после долгого кошмарного сна; и никогда еще он не испытывал такого удовольствия от общения с людьми. Теперь Люк наконец-то понял, чего ему до сих пор не хватало в жизни. Что ж, может, еще не поздно было все исправить?..
Но, даже сидя в дружной веселой компании, он то и дело вспоминал об Элизе.
Но еще большее удивление вызвал тот факт, что она лежала в постели одна.
– Люк…
Элиза встала на колени и отодвинула край москитной сетки.
– Жан Люк…
Он стоял спиной к ней в другом конце комнаты и натягивал сапоги. Элиза вдруг вспомнила подробности минувшей ночи и тотчас же почувствовала страстное желание. В тот момент, когда она подумала, как бы снова привлечь его в свои объятия, он сказал:
– Я вернусь через несколько дней.
Элиза была настолько ошеломлена, что не могла вымолвить ни слова. Она лишь наблюдала, как он принялся надевать свою куртку.
– Вернешься? Значит, ты покидаешь меня? Услышав ее дрожащий голос, Люк наконец-то повернулся к ней с непроницаемым выражением на лице.
– Мне необходимо позаботиться о провизии для «Галантного». Мы должны быть готовы к отплытию… чтобы получить выкуп, – сказал он тоном, холодным, как ветер Северной Атлантики.
Элиза содрогнулась от того, как это было сказано – категорически, без каких-либо эмоций. Однако она не растерялась.
– Я пойду с тобой.
– Нет. – И никаких объяснений. Просто «нет», и все. Мол, пусть думает что угодно.
«Что же делать? – подумала Элиза… – Ведь остаться без него – это было бы невыносимо…»
– Отправь Шеймуса или еще кого-то. Почему именно ты должен заниматься этим?
– Потому что это мой корабль. И я отвечаю за него. Понятно?
Люк был чем-то расстроен, Элиза тотчас же это поняла, хотя он пытался скрыть свои чувства. И еще ей показалось, что он ужасно отдалился от нее – как будто между ними ничего не было.
– Я отношусь к своим обязательствам очень серьезно, мадемуазель, – продолжал Люк. – Гораздо серьезнее, чем вы – к своему жениху…
Эти слова больно ударили по ее самолюбию. Задыхаясь от гнева, Элиза вскочила на ноги. Но что она могла бы возразить? Ведь Люк, в сущности, был прав. Элиза не нашла что сказать в свою защиту и потому промолчала.
Но почему она не испытывала ни вины, ни стыда при упоминании об Уильяме? Видимо, потому, что Уильям и ее обязательства перед ним казались теперь очень далекими, а Жан Люк был здесь, рядом с ней. То, что возникло между ними, было чем-то новым для нее. Новым… и пока еще не имеющим названия.
Пристально взглянув на Люка, она проговорила:
– Ты должен идти прямо сейчас? Почему же ты не разбудил меня пораньше?
Он пожал плечами:
– Я не хотел делиться своими заботами. – «Да, ни своими заботами, ни своими чувствами», – добавил он мысленно.
Ему было очень тяжело покидать ее. Люк повернулся к двери, чтобы она не смогла заметить, как он возбужден.
– Люк, не оставляй меня здесь.
Он остановился у порога и пробормотал:
– Тебя будут хорошо охранять. – Эти слова можно было истолковать двояко.
– Значит, я снова буду в наручниках?
Он взглянул на нее через плечо:
– А разве вы дали мне основания доверять вам, мадемуазель?
Она печально улыбнулась:
– Нет.
Он молча шагнул к двери, но тут она вновь заговорила:
– Жан Люк, не пропадай надолго. Я боюсь оставаться в этом месте.
Люк мог бы напомнить ей, что она не очень-то боялась, когда хотела сбежать ночью, но он лишь сказал:
– Не беспокойся, ты будешь здесь в безопасности.
– Я этого не чувствую. Как я смогу защититься?
– Реми будет снаружи охранять тебя. – Сунув руку в карман куртки, он извлек небольшой пистолет и, протянув Элизе, добавил: – Держи его при себе. Это охладит пыл любого, кто будет приставать к тебе в мое отсутствие.
Элиза взяла пистолет и с задумчивым видом взвесила его на ладони.
Люк едва заметно улыбнулся.
– Но если ты задумаешь применить его против меня, то берегись. Из него можно сделать только один выстрел. А мои люди, если ты убьешь меня, расправятся с тобой самым жестоким образом.
Лицо Элизы, казалось, окаменело.
– Понятно, капитан.
– Я постараюсь достать для тебя подходящую одежду. – Его обжигающий взгляд снова скользнул по ее телу. – Что ж, до свидания, мадемуазель.
Когда он уже взялся за ручку двери, Элиза окликнула его:
– Люк!
На сей раз он не повернулся к ней. Он боялся взглянуть ей в лицо.
– Люк, прошедшей ночью…
Он похолодел.
– То, что было ночью, кончилось, – проговорил он ледяным тоном и тут же вышел. Затем запер за собой дверь.
Элиза со стоном рухнула на смятые простыни. На глаза ее навернулись слезы, но она тотчас же взяла себя в руки – ей следовало подумать, что делать дальше. Надо было найти выход из создавшегося положения, пока она окончательно не привязалась к человеку, который считал ее лишь средством для достижения своей цели.
«Будь моей», – вспомнились ей слова Люка.
Что он имел в виду? Теперь слишком поздно спрашивать об этом. Особенно после ее неудачной попытки сбежать от него.
Сможет ли она теперь вернуться к Уильяму и лгать, что ни в чем не виновата перед ним? Сможет ли скрыть правду, таящуюся в ее сердце?
Легкий стук в дверь отвлек ее от этих размышлений. Элиза села в постели и прикрылась простынями. И тотчас же вошел Реми с подносом в руках. При этом мальчик старательно отводил глаза.
– Доброе утро, миледи, – поприветствовал он ее. – Я принес вам кое-какую приличную одежду. И я дам вам время одеться, прежде чем опять… – Он с несчастным видом посмотрел на наручники, свисавшие с рамы кровати. – Сожалею, мисс Монтгомери, но это приказ капитана.
– Значит, он уже ушел?
– Да, миледи. И оставил меня охранять вас. Если вам понадобится что-нибудь…
Реми внезапно умолк и опустил голову. Ведь она недавно обратилась к нему за помощью, а он отказал ей.
– Как вы себя чувствуете, миледи? – Голос его казался сдавленным, и Элиза почувствовала свою власть над ним, однако не стала злоупотреблять ею…
– Все хорошо, Реми. Твой капитан не причинял мне вреда. То, что я наговорила тебе вчера, – неправда. Просто я хотела, чтобы ты помог мне уйти.
– В самом деле?
Элиза улыбнулась:
– Да.
Мальчик с облегчением вздохнул; было очевидно, что он очень переживал из-за того, что произошло накануне.
Элизе вдруг снова показалось, что Реми очень похож на ее брата в юности – во всяком случае, у него была такая же чудесная улыбка.
– Прости меня, Реми, за то, что я пыталась злоупотребить твоим добрым отношением ко мне. Больше этого не повторится.
Этим обещанием Элиза выковала первое звено в цепочке доверия между ними и сделала первый шаг к будущей дружбе.
Реми улыбнулся, и она ответила ему тем же.
– Я скоро вернусь, а вы пока переодевайтесь, мисс…
– Зови меня просто Элизой.
– Хорошо, Элиза.
Когда мальчик ушел, она быстро переоделась. Нижнее белье из дешевого материала, конечно же, отличалось от тонкого батиста с кружевами и вышивкой, к которому она привыкла, однако выбора у нее не было. Платье с высокой талией, скорее всего предназначенное для служанки, было из простой хлопковой ткани, но, несмотря на незатейливый фасон, оно вполне подходило для здешней жары. К тому же в ее нынешнем положении ей было не до моды. Однако она все-таки не преминула воспользоваться зеркалом, когда занялась своими спутанными волосами. Возможно, лучше бы не смотреть, как она выглядела после столь долгого отсутствия надлежащего комфорта. Неужели она похожа на женщину, которой пристало носить подобное платье? Может быть, Люк представляет ее именно такой – непритязательной служанкой?
Но разве она не такая на самом деле? Ведь теперь она уже не леди, и ее происхождение не имеет никакого значения. Как это ни обидно, но Элиза Парриш стала женщиной, заслуживающей только такую одежду. Женщиной, которая никогда больше не ощутит на своем теле шикарного шелка, не коснется дорогими французскими духами за ушками, не войдет в роскошную гостиную под руку с джентльменом.
Вскоре вернулся Реми. Он с мрачным видом надел наручник на ее запястье, и после этого у нее совершенно пропал аппетит.
Элизу охватила жалость к самой себе. Тяжко вздохнув, она бросилась на кровать и дала волю слезам. Может ли она мечтать после всего случившегося, что Уильям приедет за ней и примет ее с распростертыми объятиями? Следует ли считать ее надежды на возвращение в сейлемское общество наивными и несбыточными? Не пришло ли время окончательно распрощаться с прошлым и подумать о своем будущем? О будущем с Жаном Люком?
«Будь моей», – снова вспомнились ей его слова.
Предназначались ли они именно ей – или Филомене Монтгомери?
Когда Люк вернется, она спросит его об этом. Она откроет ему правду, полагаясь на его великодушие и прощение. В первом она уже убедилась, а о втором может только молить Бога. А потом будет строить свои планы – в зависимости от его реакции.
«Будь моей».
Хотела ли она этого? Или ей просто не оставалось ничего другого?
Час спустя, когда она смирилась с необходимостью дождаться Люка, дверь комнаты открылась. Ожидая увидеть Реми, Элиза встала, готовая протянуть ему пустой поднос. Но улыбка на ее лице сменилась выражением ужаса – на пороге стоял вовсе не Реми.
Перед ней стоял беззубый Кейджан, человек, пристававший к ней накануне вечером. Он решительно вошел и закрыл за собой дверь.
На подготовку «Галантного» к отплытию и доставку запасов продовольствия ушел целый день. Жаркий и беспокойный для Жана Люка день, в течение которого его команда старалась избегать капитана. Поскольку он раньше никогда не проявлял своего плохого настроения, матросы были встревожены и перешептывались. В конце концов они обратились к Шеймусу Стернсу с вопросами.
Шеймус нашел молодого француза в его каюте. Капитан сидел на сундучке перед раскрытым иллюминатором, и легкий ветерок шевелил его волосы. Лицо капитана было непроницаемым. Он молча взглянул на помощника и поднес к губам стакан рома.
– Капитан…
Люк по-прежнему молчал, и Шеймус уже подумал, что капитан его не услышал. Но француз вдруг проговорил:
– Я не расположен к общению, мистер Стернс.
– А я и не собираюсь проводить с тобой время, Люк. Я пришел дать тебе совет.
– Боюсь, у меня нет настроения выслушивать советы. Уходи, Шеймус. Оставь меня одного.
Однако ирландец, судя по всему, не собирался уходить.
– Люк, команда беспокоится за тебя.
– Скажи им, пусть занимаются своими делами.
– Прошу прощения, капитан, но им небезразлично ваше состояние, и они должны знать, что с вами происходит.
Люк посмотрел на своего помощника и криво усмехнулся:
– В этом ты ошибаешься. Они получили приказ от своего капитана и должны его выполнять, не так ли?
– С ними нельзя так обращаться. Ты сам на себя не похож, Жан Люк, и их беспокойство… нарастает.
Глаза капитана на мгновение вспыхнули, словно молния, прорезавшая темные небеса, а затем снова стали тусклыми и безжизненными.
– Не похож на себя? А что они знают обо мне? Разве я когда-нибудь давал им повод рассуждать о том, что я чувствую?
– От тебя никогда не исходило ничего, кроме приказов, которые они должны выполнять. Они считали тебя холодным камнем. Для них ты – Черная Душа. Но сейчас они увидели в тебе проблески человечности и, по-моему, были удивлены и даже немного испуганы. Они не знают, чем может обернуться такая перемена. Люк снова усмехнулся:
– Значит, я должен исповедоваться перед ними? Должен просить их сочувствия?
– По крайней мере, они будут знать, что у тебя есть сердце, Люк. В этом не стыдно признаться, парень.
– Может быть, для тебя, но не для меня. – Он допил остатки рома и зажмурился, ожидая, когда прекратится жжение в горле. А может быть – когда притупится душевная боль. Затем сделал глубокий вдох и вновь обрел над собой контроль. – А в чем команда видит причину моего расстройства?
Шеймус не стал юлить:
– Они считают, что ты влюбился в мисс Монтгомери и уже не хочешь добиваться выкупа.
Ни один мускул не дрогнул на лице Люка.
– Значит, так они думают? Скажи им, что они ошибаются.
– Я не стану врать нашей команде, парень.
Люк уставился на Шеймуса свирепым взглядом.
– Влюбился в нее? Как я могу полюбить женщину, которую считаю достойной порицания, избалованной особой, слишком богатой, чтобы замечать жестокости этого мира? Неужели ты действительно думаешь, что я влюбился в нее? Это звучит просто нелепо. – Он с силой сжал висевший у него на шее медальон Монтгомери. – Она всего лишь средство, Шеймус, которым надо воспользоваться, а потом отбросить за ненадобностью. Я продам ее отцу за деньги, которые он должен мне. Думаешь, она не такая, как ее родитель? Ведь она предаст меня и всю нашу команду при первой же возможности. Ты со мной согласен?
Шеймус долго молчал, прежде чем ответить.
– Нет, не согласен. Да и ты так не думаешь.
– Ты ошибаешься! – Люк вскочил на ноги и принялся расхаживать по каюте. – Ты ошибаешься, мой друг. Она ничем не отличается от своего отца. У нее нет понятия чести. Мы вернем эту женщину отцу и тем самым избавимся от нее. Как только мы получим за нее деньги, она немедленно покинет нас и выйдет замуж за своего избранника, чтобы наплодить такое же предательское отродье.
– А ты выберешь себе более подходящую женщину, – проворчал Шеймус.
– Да, выберу, – заявил Люк.
Шеймус пожал плечами и пробормотал:
– Однако же ты боишься…
– Боюсь? Чего именно?
– Боишься полюбить. Боишься, что тебе придется заботиться о ком-то. Люк, если ты влюбился в нее, не упускай возможности создать семью, прячась за маской равнодушия. Одиночество может стать твоей тюрьмой, в которой ты останешься навсегда.
Жан Люк молча уставился на помощника. Наконец ледяным голосом проговорил:
– Кто ты такой, чтобы давать мне подобные советы? Может быть, ты мой отец? Но у меня нет родных, и ты это прекрасно знаешь.
Шеймус выдержал взгляд Люка и с невозмутимым видом ответил:
– Простите, капитан. Вы, конечно, правы. Я никто для вас.
Коротко кивнув, помощник вышел из каюты. Устыдившись своих слов, Люк прокричал:
– Шеймус, подожди!
Но дверь за помощником уже закрылась. Тяжко вздохнув, Люк опустился на сундук и пробормотал.
– Прости меня, старина. Прости, Шеймус.
Люк снова наполнил свой стакан и задумался. Конечно же, Шеймус был прав. Увы, он действительно полюбил Элизу Монтгомери. Эта мысль ужаснула Люка. Крепко зажмурившись, он пробормотал:
– Значит, нужно побыстрее от нее избавиться.
Да, чем скорее он отправит ее в Сейлем, тем лучше. Иначе он не выдержит…
Люк отхлебнул из стакана и снова вздохнул: тот факт, что Элиза являлась дочерью Джастина Монтгомери, теперь не имел для него существенного значения. И еще он почувствовал, что месть уже не казалась ему столь желанной… Пожалуй, в этом Шеймус тоже был прав.
Решив, что следует помириться с помощником, Люк вышел из каюты и, осмотревшись, заметил, что матросы как-то странно поглядывают на него. Неужели он прежде так тщательно скрывал свои чувства, что малейшее их проявление вызывает у них замешательство и подозрения? Разве он действительно хотел быть Черной Душой? Это никогда не входило в его планы.
Увидев его, Шеймус приблизился; старый ирландец по-прежнему хмурился.
– Корабль готов к отплытию, капитан. Мы должны со дня на день получить сообщение от Бенджи. Он должен назвать место, где произойдет обмен. Монтгомери хочет незамедлительно получить свою дочь. К тому же жених поторапливает его. На месте жениха я бы тоже стремился как можно скорее вернуть себе такое сокровище.
Эти слова имели горький привкус, но Люк никак на них не отреагировал; его взгляд был устремлен на мачты и снасти.
– Скажи людям, что они хорошо поработали. Корабль в полном порядке.
– Они старались для тебя, Люк. Поблагодари их сам.
Капитан взглянул на помощника, и тот со вздохом проговорил:
– Боишься обратиться к ним по-дружески? Не беспокойся, они вовсе не считают себя твоими друзьями. Ладно, я сам скажу. Должны же они услышать слова благодарности.
Помощник покачал головой и направился к матросам. Потом вдруг остановился и вернулся к капитану.
– Люк, как командир ты заслужил уважение всех членов команды. Они готовы безоговорочно выполнить любой твой приказ. Но если ты проявишь еще и человечность, они пойдут за тобой даже в ад. Думаешь, они рисковали жизнью, вызволяя тебя из тюрьмы, только потому, что ты хороший мореход? Кстати, ты нашел время поблагодарить их за свое освобождение? Полагаю, нет. И я за десять лет не услышал от тебя ни слова благодарности за то, что спас твою жизнь. Порой я думаю: живого человека я спас тогда или каменную статую? Что ж, капитан, когда вы уйдете, я передам команде вашу сердечную благодарность.
Ирландец усмехнулся и зашагал прочь.
Когда жара спала и на темных водах появилась лунная дорожка, команда собралась на палубе, откуда доносился смех и слышалась музыка. Такие сборища обычно посещали все члены команды. Все, кроме замкнутого капитана. Поэтому матросы очень удивились, когда на палубе вдруг появился Люк. На несколько мгновений воцарилась тишина; матросы в замешательстве переглядывались. Люк тоже молчал, он прекрасно понимал, что его появление ошеломило матросов.
Наконец один из них спросил:
– Вам что-нибудь нужно, капитан?
– Нет-нет, – в смущении ответил Люк; ему хотелось повернуться и уйти. Но тут он перехватил взгляд Шеймуса и снова обрел уверенность в себе. Обернувшись, он подал двоим матросам знак, и те выкатили на палубу несколько бочонков рома. – Я хотел бы, чтобы вы выпили со мной, – проговорил капитан.
И вновь матросы молчали, а Люк жалел о своих словах.
Тут вперед выступил Шеймус:
– А за что поднимем наши кружки, капитан?
Люк вскрыл один из бочонков и проговорил:
– За самую лучшую команду, какую только можно пожелать. И еще… я хочу принести свою запоздалую благодарность за то, что вы вернули меня к штурвалу.
– Мы с удовольствием выпьем за это… Жан Люк.
Люк улыбнулся и протянул Шеймусу кружку с ромом. Помощник торжественно поднял кружку и, сделав большой глоток, вернул ее Люку. Тот допил остальное, и Шеймус, громко рассмеявшись, прокричал:
– Это отличный ром, парни! Угощайтесь!
Матросы тоже рассмеялись и тотчас же откупорили все бочонки. Люк в смущении озирался. Он уже собрался отойти в сторону, но Шеймус, положив ему руку на плечо, удерживал его. Люк снова улыбнулся и молча кивнул своему помощнику.
В этот момент к ним подошел корабельный повар. Кок О'Молли протянул Люку свою мясистую ладонь и проговорил:
– Как хорошо, что вы снова с нами, капитан. А то я уже начал беспокоиться, думал, причина вашей неприветливости – мое неумение хорошо готовить.
Люк искоса посмотрел на Шеймуса, не зная, что ответить.
– Скажи, Люк, – с улыбкой проговорил помощник, – ты ведь ел то, что тебе давали в тюрьме? Но можно ли сравнить ту пищу с тем, что готовит для нас О'Молли?
Люк пожал плечами:
– Там мне давали в основном раковины моллюсков, в которых еще что-то шевелилось. Так что я не вижу большой разницы.
Ответ капитана вызвал взрыв хохота. Даже О'Молли рассмеялся.
Вскоре Люк тоже расслабился. Сидя на палубе рядом со своими матросами, он потягивал ром и, слушая забавные рассказы боцмана, смеялся вместе со всеми. Временами ему казалось, что он пробудился после долгого кошмарного сна; и никогда еще он не испытывал такого удовольствия от общения с людьми. Теперь Люк наконец-то понял, чего ему до сих пор не хватало в жизни. Что ж, может, еще не поздно было все исправить?..
Но, даже сидя в дружной веселой компании, он то и дело вспоминал об Элизе.
Глава 17
Час был поздний, и ром почти кончился. Люк, пошатываясь, встал на ноги; он чувствовал на себе любопытный взгляд Шеймуса. Вероятно, что-то особенное было в выражении его лица, потому что старый моряк чуть нахмурился.
– Ты в порядке, парень?
Люк усмехнулся:
– Для такого монаха, как я, слишком много рома и разговоров. Я переполнен сверх всякой меры. – Он посмотрел в сторону города и пробормотал: – Я думаю сойти на берег. Надеюсь, ты останешься на «Галантном» и проследишь, чтобы никто не свалился за борт.
– Да, капитан, конечно. – Шеймус ухмыльнулся. – Передай леди мои наилучшие пожелания.
– Непременно, мой друг.
Теперь уже Шеймус не сомневался: капитан безнадежно влюблен. Усмехнувшись себе под нос, второй помощник протянул руку, чтобы зачерпнуть еще рома.
– Ты в порядке, парень?
Люк усмехнулся:
– Для такого монаха, как я, слишком много рома и разговоров. Я переполнен сверх всякой меры. – Он посмотрел в сторону города и пробормотал: – Я думаю сойти на берег. Надеюсь, ты останешься на «Галантном» и проследишь, чтобы никто не свалился за борт.
– Да, капитан, конечно. – Шеймус ухмыльнулся. – Передай леди мои наилучшие пожелания.
– Непременно, мой друг.
Теперь уже Шеймус не сомневался: капитан безнадежно влюблен. Усмехнувшись себе под нос, второй помощник протянул руку, чтобы зачерпнуть еще рома.