Страница:
– Кто ты?
– Элиза…
Он ударил ладонью по столу, и девушка вздрогнула.
– Хватит лгать! Так кто же ты?
Она судорожно сглотнула и пробормотала:
– Меня зовут Элиза. Я подневольная служанка Филомены Монтгомери.
Шумно вздохнув, Люк проговорил:
– Значит, ты другая женщина…
Элиза кивнула.
– Это была Филомена Монтгомери.
Люк сжал кулаки, но лицо его оставалось непроницаемым, он ничем не выдал своих чувств.
– Превосходно, мадемуазель…
Элиза посмотрела на него с удивлением:
– Ты о чем?
– Превосходная уловка. Это была ее идея? Или твоя?
Элиза в смущении пробормотала:
– Это она придумала. Потому что очень боялась…
– И ты решила пожертвовать собой?
Элиза вскинула подбородок.
– Моя свобода, капитан.
Он криво усмехнулся:
– Должно быть, ты очень высоко ценишь ее, если пошла на такой обман.
Его усмешка уязвила ее, но она не подала виду.
– Я ни о чем не жалею, капитан.
Он сокрушенно покачал головой:
– Ловко ты меня одурачила. Тебе можно только поаплодировать. Ты замечательная актриса.
Элиза покраснела и потупилась. Люк вдруг рассмеялся и воскликнул:
– Какой же я глупец!
Он действительно на редкость глуп, если позволил так себя одурачить. Да еще открыл перед этой обманщицей свое сердце, поделился с ней самым сокровенным, признался в любви… Каким же слепцом он оказался! Так увлекся этой лгуньей, что упустил настоящую добычу. И теперь он не сможет вернуть свои деньги, не сможет осуществить свою месть. Нет также и любви. Очаровательная обманщица разбила его сердце.
Он снова посмотрел на Элизу:
– Когда же ты собиралась открыть обман? Почему молчала? Я бы на твоем месте сделал это как можно раньше, чтобы избежать… кое-каких неприятностей.
Элиза побледнела и, глядя прямо перед собой, проговорила:
– Я намеревалась сделать это, когда мы впервые прибыли в Новый Орлеан. Но я боялась…
– Кого? Меня?
– Я пыталась рассказать обо всем несколько раз, но…
– Что же тебя останавливало? Тебе так нравилось мое общество?
Элиза посмотрела на него с укоризной:
– Люк, зачем ты так говоришь? Ты ведь все прекрасно понимаешь.
– Понимаю?.. – Лицо его исказилось; казалось, он испытывал невыносимую боль. – Нет, ничего я не понимаю! И не желаю понимать! – Ему вдруг почудилось, что он снова слышит, как она говорит: «Я люблю тебя, Люк». Крушение всех надежд терзало его душу – он больше не мог этого выдержать.
Вскочив со стула, Люк подошел к двери и, упершись в нее ладонями, тяжко вздохнул. Потом вдруг из горла его вырвался стон, и он уткнулся лбом в некрашеные доски.
Элиза вздрогнула; на глаза ее навернулись слезы. Ей очень хотелось как-то облегчить его страдания, – но как?
Тут послышался стук в дверь, и Люк тотчас же взял себя в руки.
Через несколько секунд в комнату вошли Шеймус и Бенджи.
– Эй, парень, – Шеймус взглянул на капитана, – люди ждут твоих указаний.
Люк безучастно пожал плечами.
– Так мы отплываем или нет? Что сказать людям? Тут Люк вдруг оживился и, повернувшись к Элизе, спросил:
– Но если ты не дочь Монтгомери, то почему же он согласился заплатить выкуп?
– Не знаю… Я сама удивилась… Филомена должна была вернуться к отцу и потребовать, чтобы он снарядил корабль для моего спасения. Но никто не явился мне на помощь.
Люк нахмурился и повернулся к Симсу:
– Ты говоришь, он готов заплатить?
– Да, Жан Люк. В Сейлеме нет его дочери. Он уверен, что она в твоих руках.
– Возможно, это ловушка, – проворчал Шеймус.
– Да, возможно, – кивнул Люк. Он внимательно посмотрел на Элизу. Потом снова повернулся к первому помощнику: – Вот что, Бенджи… Отправляйся на «Восторге» на Сент-Китс и разузнай, что задумал Монтгомери. А мы двинемся вслед за тобой с утренним приливом.
Симс кивнул:
– Хорошо, капитан. Я подам сигнал, если можно будет безопасно высадиться на берег.
Люк положил руку на плечо первого помощника:
– Спасибо, Бенджи. Удачи.
Симс улыбнулся и пробормотал:
– Благодарю за доверие, Жан Люк.
– Это будет мой последний поход, – проговорил Люк. Оба помощника уставились на него в изумлении, и он пояснил: – Дальнейшее наше пребывание в море не даст нам никакой выгоды, потому что я решил не нарушать закон и не заниматься пиратством, хотя братья Лафитты сделали мне заманчивое предложение. Морская жизнь никогда не привлекала меня. Прежде у меня имелись… определенные цели, а теперь я хочу оставить это дело.
– Но, Жан Люк, как быть с твоими кораблями? Как быть с «Галантным» и «Восторгом»? – спросил Симс. – Ты же не собираешься отправлять их… в отставку?
– Нет-нет, они еще долго будут бороздить моря. Я останусь их владельцем, но передам под командование моих лучших друзей. И эти двое сейчас находятся здесь, в этой комнате.
Шеймус никак не отреагировал на эту новость. Симс же оживился и воскликнул:
– О, «Галантный»!..
– Это судно будет плавать под командованием мистера Стернса, – сказал Люк. – А ты, Бенджи, будешь командовать «Восторгом».
Симс приуныл – он рассчитывал заполучить «Галантный». Потом вдруг расплылся в улыбке и пробормотал:
– Польщен твоим доверием, Жан Люк.
– Ты заслужил это. И поторопись, если намереваешься поймать вечерний прилив.
– Да, капитан. Я не забуду того, что ты сделал для меня.
Люк на миг отвернулся, и Элиза заметила, что Симс что-то пробурчал себе под нос. В следующую секунду первый помощник вышел из комнаты.
– Люк, я удивлен твоим решением, – сказал Шеймус. – Почему?..
– Потому что ты больше всех заслужил такую награду.
Шеймус помрачнел и проворчал:
– Я никогда не гнался за наградой.
Люк с улыбкой ответил:
– Я знаю. Именно поэтому передам тебе «Галантный».
– На него рассчитывал Симс. Ведь он твой первый помощник, Люк.
– Симс хороший моряк и очень честолюбивый. Но он не сможет позаботиться о «Галантном». А ты сможешь, я знаю. Может быть, таким образом я смогу отблагодарить тебя. – Люк смутился и, взглянув на кружки с пивом, пробормотал: – Выпей со мной, капитан Стернс.
– Я выпью за тебя, капитан Готье.
Они чокнулись кружками. Затем Люк проговорил:
– Забери нашу прелестную самозванку на борт «Галантного» и будь готов к отправлению на рассвете. Теперь она продолжит играть свою роль для нашей выгоды.
Капитан даже не взглянул на Элизу, когда Шеймус повел ее к двери. Только оставшись один, Люк дал волю своим чувствам. Покачнувшись, он рухнул на стул и уронил голову на руки.
Ложь. Все было ложью…
Но как могла она его обмануть? И почему он не догадался?..
Люк сделал глубокий вдох, пытаясь избавиться от тяжести в груди.
Да, ловко она его провела. Конечно, поначалу она действительно боялась, потому и молчала. Но почему молчала потом? Ведь потом она поняла, что ей нечего бояться его… Почему же она не рассказала ему всю правду? Если бы она сама призналась в обмане, ложь не была бы так горька. Если бы она рассказала ему обо всем, когда они лежали в объятиях друг друга в Кёр-Дезире, он бы простил ей все. Если бы она рассказала, когда он сделал ей это злополучное предложение, разочарование не было бы таким жестоким.
Но она молчала. Почему?
Пока он не узнает это, он не успокоится. Значит, надо все выяснить…
Да, до прибытия на Сент-Китс надо выяснить все до конца. И тогда он решит, стоит ли отпускать ее.
Элизе не удавалось увидеть капитана, хотя «Галантный» уже больше суток скользил по водам Мексиканского залива. Настроение у нее было подавленное – ее глупое сердце по-прежнему томилось по Люку. Завтрак, обед и ужин ей приносил мрачный Реми, и его молчаливое осуждение было еще одним признаком того, что она лишилась благосклонности капитана.
Наконец Элиза поняла, что больше не сможет терпеть одиночество. Когда Реми вошел в очередной раз, она с деланной улыбкой проговорила:
– Добрый вечер, Реми.
Он взглянул на нее и отвернулся.
– Добрый вечер, мисс. – Юнга оставил поднос и направился к двери.
– Реми!
Он взглянул на нее через плечо.
– Ты можешь уделить мне минуту, чтобы поговорить со мной? Или меня теперь надо избегать, как чумную? – Она хотела сказать это с юмором, но к глазам предательски подступили слезы. – Пожалуйста, Реми… Мне так хочется услышать дружеский голос.
Он бросил тревожный взгляд на трап, затем вздохнул и закрыл дверь.
– Да, мисс Элиза, вы правы насчет чумы. Это путешествие похоже… на панихиду.
– Почему?
– Все дело в капитане Люке. Он… – Реми замолчал, смущенный тем, что, по-видимому, злоупотребляет доверием своего капитана.
– Люк здоров?
Тут мальчик наконец-то улыбнулся.
– Да, не беспокойтесь, мисс Элиза. Я думаю, это не телесное недомогание, а душевные страдания.
Элиза промолчала. «Неужели Реми знает о наших отношениях?» – подумала она. Реми снова вздохнул.
– Знаете, ведь это его последний поход в качестве капитана «Галантного». Хотя нам всем очень нравится мистер Стернс, мы будем скучать по капитану Люку. Вместо радости у нас такое чувство… словно мы хороним нашего капитана в море по его собственной просьбе.
Он ни с кем не разговаривает, кроме мистера Стернса, и не уходит с вахты, с тех пор как мы покинули Порт.
Элиза поняла, что это ее вина. Она нанесла Люку чрезвычайно болезненный удар, и он никак не может прийти в себя.
– Если бы только я могла что-то сделать для него.
Реми тотчас оживился:
– Наверное, сможете, мисс Элиза, если захотите. Вы действительно хотите поднять ему настроение? Если так, пойдемте на палубу.
Они вышли на палубу, и в лицо ей тотчас же ударил свежий ветер, прогнавший мрачные мысли. Вечернее небо раскинулось над головой бесконечным балдахином, а темные воды казались гладкими, как стеклянный шар чародея-предсказателя. Сможет ли она увидеть в этих водах свое будущее?
Ее появление на палубе вызвало беспокойство среди матросов – они не знали, как реагировать, и поглядывали на капитанский мостик, где в лунном свете застыл неподвижный силуэт Жана Люка. Если капитан и заметил ее, то ничем не обнаружил это.
– Сыграй что-нибудь веселенькое, Джекоб, – сказал Реми матросу с гармошкой.
Когда раздались звуки музыки, мальчик поклонился Элизе, приглашая ее на виргинскую кадриль. Хотя ей было не до танцев и не до веселья, она заставила себя улыбнуться и позволила юнге закружить ее по палубе. Юбки Элизы раздувались колоколом, а волосы разметались огненным веером. Матросы, окружившие их, похлопывали в такт и посвистывали – они были очень довольны этим развлечением.
Усеянное звездами ночное небо, свежий ласкающий ветерок и улыбка Реми подняли настроение Элизы. Вскоре она тоже улыбалась, и глаза ее сверкали, когда Реми кружил ее в танце. Повернувшись в очередной раз, она внезапно оказалась лицом к лицу с Жаном Люком, и Реми тотчас же отошел в сторону.
Элиза замерла.
В полутьме черты его лица казались еще более резкими. Тут он вдруг взял ее за руку и легонько пожал ее. Элиза затаила дыхание; в сердце ее возродилась надежда.
Не отводя от нее своих черных глаз, он поклонился с торжественной грацией. Затем, когда снова заиграла гармошка, повел ее в танце. Люк выделывал сложнейшие па с уверенностью придворного танцора, и Элиза представила, что они танцуют не на палубе корабля, а в сверкающем огнями бальном зале.
Внезапно музыка стихла, и Жан Люк с вежливым поклоном покинул ее. Не сказав ни слова, он направился вниз.
Элиза хотела последовать за ним, но тут к ней подошел Шеймус. Он взял ее за руку и тихо сказал:
– Пойдем со мной.
Они пошли по освещенной луной палубе, и Элиза, не выдержав, спросила:
– Что с ним, Шеймус? Вы можете сказать, отчего он так печален?
– Зачем вы спрашиваете, мисс?
Она остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.
– Я бы помогла залечить его душевные раны, если бы могла.
– Потому что он спас вас в болотах?
– Потому что я люблю его.
Шеймус не выразил удивления. Он лишь тяжело вздохнул и подвел ее к поручню. Немного помолчав, пожилой ирландец заговорил:
– Я был совсем еще молодым, когда меня призвали на войну. Тогда это казалось почетной обязанностью. Хотя те, кто меня призывал, обещали мне службу на корабле, я оказался в пехоте на незнакомых берегах Франции. Я возненавидел все, что там творилось.
Шеймус начал описывать ужасы войны; он говорил о ее бессмысленной жестокости и о том, что мечтал поскорее закончить это грязное дело и вернуться к своему любимому морю.
– И был там один французский адмирал, который ускользал от нас каждый раз, когда мы пытались захватить его врасплох. Он был как лисица… или как привидение. Мой командир испытывал ненависть к этому французу. К тому же он был уверен, что, поймав его, получит повышение в чине. И вот мой командир – его звали Фицрой – решил атаковать адмирала в его доме. Нас встретила его любезная жена, с которой были трое дочерей и мрачный сынок. Фицрой сказал, что не причинит им вреда, если они станут сотрудничать с ним. Он хотел узнать, куда направляются корабли адмирала Готье, и ужасно разозлился, когда они заявили, что это им неизвестно. Ничего не добившись, Фицрой приказал убить семью Готье.
Элиза в ужасе уставилась на ирландца.
– Семью Люка? – прошептала она.
Шеймус снова вздохнул:
– Война есть война. Но я отправился на войну не для того, чтобы убивать невинных детей и женщин. Жена адмирала и ее сын упали после первого залпа, а маленькие девочки с криком бросились бежать. Нам приказали стрелять в них, и мы стреляли. Совершив это, мы ушли… – Шеймус поднял глаза к небу; черты его лица были искажены.
– Адмирал Готье погиб на своем флагманском корабле за два дня до того, как мы расправились с его семьей. И после всего сделанного много Люк, тем не менее, простил меня. А я до сих пор не могу простить, себе этого.
Глава 26
– Элиза…
Он ударил ладонью по столу, и девушка вздрогнула.
– Хватит лгать! Так кто же ты?
Она судорожно сглотнула и пробормотала:
– Меня зовут Элиза. Я подневольная служанка Филомены Монтгомери.
Шумно вздохнув, Люк проговорил:
– Значит, ты другая женщина…
Элиза кивнула.
– Это была Филомена Монтгомери.
Люк сжал кулаки, но лицо его оставалось непроницаемым, он ничем не выдал своих чувств.
– Превосходно, мадемуазель…
Элиза посмотрела на него с удивлением:
– Ты о чем?
– Превосходная уловка. Это была ее идея? Или твоя?
Элиза в смущении пробормотала:
– Это она придумала. Потому что очень боялась…
– И ты решила пожертвовать собой?
Элиза вскинула подбородок.
– Моя свобода, капитан.
Он криво усмехнулся:
– Должно быть, ты очень высоко ценишь ее, если пошла на такой обман.
Его усмешка уязвила ее, но она не подала виду.
– Я ни о чем не жалею, капитан.
Он сокрушенно покачал головой:
– Ловко ты меня одурачила. Тебе можно только поаплодировать. Ты замечательная актриса.
Элиза покраснела и потупилась. Люк вдруг рассмеялся и воскликнул:
– Какой же я глупец!
Он действительно на редкость глуп, если позволил так себя одурачить. Да еще открыл перед этой обманщицей свое сердце, поделился с ней самым сокровенным, признался в любви… Каким же слепцом он оказался! Так увлекся этой лгуньей, что упустил настоящую добычу. И теперь он не сможет вернуть свои деньги, не сможет осуществить свою месть. Нет также и любви. Очаровательная обманщица разбила его сердце.
Он снова посмотрел на Элизу:
– Когда же ты собиралась открыть обман? Почему молчала? Я бы на твоем месте сделал это как можно раньше, чтобы избежать… кое-каких неприятностей.
Элиза побледнела и, глядя прямо перед собой, проговорила:
– Я намеревалась сделать это, когда мы впервые прибыли в Новый Орлеан. Но я боялась…
– Кого? Меня?
– Я пыталась рассказать обо всем несколько раз, но…
– Что же тебя останавливало? Тебе так нравилось мое общество?
Элиза посмотрела на него с укоризной:
– Люк, зачем ты так говоришь? Ты ведь все прекрасно понимаешь.
– Понимаю?.. – Лицо его исказилось; казалось, он испытывал невыносимую боль. – Нет, ничего я не понимаю! И не желаю понимать! – Ему вдруг почудилось, что он снова слышит, как она говорит: «Я люблю тебя, Люк». Крушение всех надежд терзало его душу – он больше не мог этого выдержать.
Вскочив со стула, Люк подошел к двери и, упершись в нее ладонями, тяжко вздохнул. Потом вдруг из горла его вырвался стон, и он уткнулся лбом в некрашеные доски.
Элиза вздрогнула; на глаза ее навернулись слезы. Ей очень хотелось как-то облегчить его страдания, – но как?
Тут послышался стук в дверь, и Люк тотчас же взял себя в руки.
Через несколько секунд в комнату вошли Шеймус и Бенджи.
– Эй, парень, – Шеймус взглянул на капитана, – люди ждут твоих указаний.
Люк безучастно пожал плечами.
– Так мы отплываем или нет? Что сказать людям? Тут Люк вдруг оживился и, повернувшись к Элизе, спросил:
– Но если ты не дочь Монтгомери, то почему же он согласился заплатить выкуп?
– Не знаю… Я сама удивилась… Филомена должна была вернуться к отцу и потребовать, чтобы он снарядил корабль для моего спасения. Но никто не явился мне на помощь.
Люк нахмурился и повернулся к Симсу:
– Ты говоришь, он готов заплатить?
– Да, Жан Люк. В Сейлеме нет его дочери. Он уверен, что она в твоих руках.
– Возможно, это ловушка, – проворчал Шеймус.
– Да, возможно, – кивнул Люк. Он внимательно посмотрел на Элизу. Потом снова повернулся к первому помощнику: – Вот что, Бенджи… Отправляйся на «Восторге» на Сент-Китс и разузнай, что задумал Монтгомери. А мы двинемся вслед за тобой с утренним приливом.
Симс кивнул:
– Хорошо, капитан. Я подам сигнал, если можно будет безопасно высадиться на берег.
Люк положил руку на плечо первого помощника:
– Спасибо, Бенджи. Удачи.
Симс улыбнулся и пробормотал:
– Благодарю за доверие, Жан Люк.
– Это будет мой последний поход, – проговорил Люк. Оба помощника уставились на него в изумлении, и он пояснил: – Дальнейшее наше пребывание в море не даст нам никакой выгоды, потому что я решил не нарушать закон и не заниматься пиратством, хотя братья Лафитты сделали мне заманчивое предложение. Морская жизнь никогда не привлекала меня. Прежде у меня имелись… определенные цели, а теперь я хочу оставить это дело.
– Но, Жан Люк, как быть с твоими кораблями? Как быть с «Галантным» и «Восторгом»? – спросил Симс. – Ты же не собираешься отправлять их… в отставку?
– Нет-нет, они еще долго будут бороздить моря. Я останусь их владельцем, но передам под командование моих лучших друзей. И эти двое сейчас находятся здесь, в этой комнате.
Шеймус никак не отреагировал на эту новость. Симс же оживился и воскликнул:
– О, «Галантный»!..
– Это судно будет плавать под командованием мистера Стернса, – сказал Люк. – А ты, Бенджи, будешь командовать «Восторгом».
Симс приуныл – он рассчитывал заполучить «Галантный». Потом вдруг расплылся в улыбке и пробормотал:
– Польщен твоим доверием, Жан Люк.
– Ты заслужил это. И поторопись, если намереваешься поймать вечерний прилив.
– Да, капитан. Я не забуду того, что ты сделал для меня.
Люк на миг отвернулся, и Элиза заметила, что Симс что-то пробурчал себе под нос. В следующую секунду первый помощник вышел из комнаты.
– Люк, я удивлен твоим решением, – сказал Шеймус. – Почему?..
– Потому что ты больше всех заслужил такую награду.
Шеймус помрачнел и проворчал:
– Я никогда не гнался за наградой.
Люк с улыбкой ответил:
– Я знаю. Именно поэтому передам тебе «Галантный».
– На него рассчитывал Симс. Ведь он твой первый помощник, Люк.
– Симс хороший моряк и очень честолюбивый. Но он не сможет позаботиться о «Галантном». А ты сможешь, я знаю. Может быть, таким образом я смогу отблагодарить тебя. – Люк смутился и, взглянув на кружки с пивом, пробормотал: – Выпей со мной, капитан Стернс.
– Я выпью за тебя, капитан Готье.
Они чокнулись кружками. Затем Люк проговорил:
– Забери нашу прелестную самозванку на борт «Галантного» и будь готов к отправлению на рассвете. Теперь она продолжит играть свою роль для нашей выгоды.
Капитан даже не взглянул на Элизу, когда Шеймус повел ее к двери. Только оставшись один, Люк дал волю своим чувствам. Покачнувшись, он рухнул на стул и уронил голову на руки.
Ложь. Все было ложью…
Но как могла она его обмануть? И почему он не догадался?..
Люк сделал глубокий вдох, пытаясь избавиться от тяжести в груди.
Да, ловко она его провела. Конечно, поначалу она действительно боялась, потому и молчала. Но почему молчала потом? Ведь потом она поняла, что ей нечего бояться его… Почему же она не рассказала ему всю правду? Если бы она сама призналась в обмане, ложь не была бы так горька. Если бы она рассказала ему обо всем, когда они лежали в объятиях друг друга в Кёр-Дезире, он бы простил ей все. Если бы она рассказала, когда он сделал ей это злополучное предложение, разочарование не было бы таким жестоким.
Но она молчала. Почему?
Пока он не узнает это, он не успокоится. Значит, надо все выяснить…
Да, до прибытия на Сент-Китс надо выяснить все до конца. И тогда он решит, стоит ли отпускать ее.
Элизе не удавалось увидеть капитана, хотя «Галантный» уже больше суток скользил по водам Мексиканского залива. Настроение у нее было подавленное – ее глупое сердце по-прежнему томилось по Люку. Завтрак, обед и ужин ей приносил мрачный Реми, и его молчаливое осуждение было еще одним признаком того, что она лишилась благосклонности капитана.
Наконец Элиза поняла, что больше не сможет терпеть одиночество. Когда Реми вошел в очередной раз, она с деланной улыбкой проговорила:
– Добрый вечер, Реми.
Он взглянул на нее и отвернулся.
– Добрый вечер, мисс. – Юнга оставил поднос и направился к двери.
– Реми!
Он взглянул на нее через плечо.
– Ты можешь уделить мне минуту, чтобы поговорить со мной? Или меня теперь надо избегать, как чумную? – Она хотела сказать это с юмором, но к глазам предательски подступили слезы. – Пожалуйста, Реми… Мне так хочется услышать дружеский голос.
Он бросил тревожный взгляд на трап, затем вздохнул и закрыл дверь.
– Да, мисс Элиза, вы правы насчет чумы. Это путешествие похоже… на панихиду.
– Почему?
– Все дело в капитане Люке. Он… – Реми замолчал, смущенный тем, что, по-видимому, злоупотребляет доверием своего капитана.
– Люк здоров?
Тут мальчик наконец-то улыбнулся.
– Да, не беспокойтесь, мисс Элиза. Я думаю, это не телесное недомогание, а душевные страдания.
Элиза промолчала. «Неужели Реми знает о наших отношениях?» – подумала она. Реми снова вздохнул.
– Знаете, ведь это его последний поход в качестве капитана «Галантного». Хотя нам всем очень нравится мистер Стернс, мы будем скучать по капитану Люку. Вместо радости у нас такое чувство… словно мы хороним нашего капитана в море по его собственной просьбе.
Он ни с кем не разговаривает, кроме мистера Стернса, и не уходит с вахты, с тех пор как мы покинули Порт.
Элиза поняла, что это ее вина. Она нанесла Люку чрезвычайно болезненный удар, и он никак не может прийти в себя.
– Если бы только я могла что-то сделать для него.
Реми тотчас оживился:
– Наверное, сможете, мисс Элиза, если захотите. Вы действительно хотите поднять ему настроение? Если так, пойдемте на палубу.
Они вышли на палубу, и в лицо ей тотчас же ударил свежий ветер, прогнавший мрачные мысли. Вечернее небо раскинулось над головой бесконечным балдахином, а темные воды казались гладкими, как стеклянный шар чародея-предсказателя. Сможет ли она увидеть в этих водах свое будущее?
Ее появление на палубе вызвало беспокойство среди матросов – они не знали, как реагировать, и поглядывали на капитанский мостик, где в лунном свете застыл неподвижный силуэт Жана Люка. Если капитан и заметил ее, то ничем не обнаружил это.
– Сыграй что-нибудь веселенькое, Джекоб, – сказал Реми матросу с гармошкой.
Когда раздались звуки музыки, мальчик поклонился Элизе, приглашая ее на виргинскую кадриль. Хотя ей было не до танцев и не до веселья, она заставила себя улыбнуться и позволила юнге закружить ее по палубе. Юбки Элизы раздувались колоколом, а волосы разметались огненным веером. Матросы, окружившие их, похлопывали в такт и посвистывали – они были очень довольны этим развлечением.
Усеянное звездами ночное небо, свежий ласкающий ветерок и улыбка Реми подняли настроение Элизы. Вскоре она тоже улыбалась, и глаза ее сверкали, когда Реми кружил ее в танце. Повернувшись в очередной раз, она внезапно оказалась лицом к лицу с Жаном Люком, и Реми тотчас же отошел в сторону.
Элиза замерла.
В полутьме черты его лица казались еще более резкими. Тут он вдруг взял ее за руку и легонько пожал ее. Элиза затаила дыхание; в сердце ее возродилась надежда.
Не отводя от нее своих черных глаз, он поклонился с торжественной грацией. Затем, когда снова заиграла гармошка, повел ее в танце. Люк выделывал сложнейшие па с уверенностью придворного танцора, и Элиза представила, что они танцуют не на палубе корабля, а в сверкающем огнями бальном зале.
Внезапно музыка стихла, и Жан Люк с вежливым поклоном покинул ее. Не сказав ни слова, он направился вниз.
Элиза хотела последовать за ним, но тут к ней подошел Шеймус. Он взял ее за руку и тихо сказал:
– Пойдем со мной.
Они пошли по освещенной луной палубе, и Элиза, не выдержав, спросила:
– Что с ним, Шеймус? Вы можете сказать, отчего он так печален?
– Зачем вы спрашиваете, мисс?
Она остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.
– Я бы помогла залечить его душевные раны, если бы могла.
– Потому что он спас вас в болотах?
– Потому что я люблю его.
Шеймус не выразил удивления. Он лишь тяжело вздохнул и подвел ее к поручню. Немного помолчав, пожилой ирландец заговорил:
– Я был совсем еще молодым, когда меня призвали на войну. Тогда это казалось почетной обязанностью. Хотя те, кто меня призывал, обещали мне службу на корабле, я оказался в пехоте на незнакомых берегах Франции. Я возненавидел все, что там творилось.
Шеймус начал описывать ужасы войны; он говорил о ее бессмысленной жестокости и о том, что мечтал поскорее закончить это грязное дело и вернуться к своему любимому морю.
– И был там один французский адмирал, который ускользал от нас каждый раз, когда мы пытались захватить его врасплох. Он был как лисица… или как привидение. Мой командир испытывал ненависть к этому французу. К тому же он был уверен, что, поймав его, получит повышение в чине. И вот мой командир – его звали Фицрой – решил атаковать адмирала в его доме. Нас встретила его любезная жена, с которой были трое дочерей и мрачный сынок. Фицрой сказал, что не причинит им вреда, если они станут сотрудничать с ним. Он хотел узнать, куда направляются корабли адмирала Готье, и ужасно разозлился, когда они заявили, что это им неизвестно. Ничего не добившись, Фицрой приказал убить семью Готье.
Элиза в ужасе уставилась на ирландца.
– Семью Люка? – прошептала она.
Шеймус снова вздохнул:
– Война есть война. Но я отправился на войну не для того, чтобы убивать невинных детей и женщин. Жена адмирала и ее сын упали после первого залпа, а маленькие девочки с криком бросились бежать. Нам приказали стрелять в них, и мы стреляли. Совершив это, мы ушли… – Шеймус поднял глаза к небу; черты его лица были искажены.
– Адмирал Готье погиб на своем флагманском корабле за два дня до того, как мы расправились с его семьей. И после всего сделанного много Люк, тем не менее, простил меня. А я до сих пор не могу простить, себе этого.
Глава 26
Капитанская каюта была погружена во мрак. Капитан стоял у дальнего иллюминатора и смотрел на темные воды за бортом. Тронутая его одиночеством и трагической историей, Элиза приблизилась к нему; ей хотелось как-то облегчить его душевные муки.
Услышав ее шаги, Люк тотчас же обернулся и ровным голосом проговорил:
– Простите за вторжение, мадемуазель. Я зашел только для того, чтобы переодеться.
– Люк, я не хотела обидеть тебя.
Он помолчал немного, затем ответил:
– Я переживу это. – Люк ничем не выдавал своих чувств. – А теперь, если позволите…
– Нет. Пока ты не простишь меня за то, что я злоупотребила твоим доверием.
Элиза могла представить, что он сейчас думал о ней. Лгунья. Обманщица. И его ответ подтвердил это.
– Вы слишком многого хотите.
Люк попытался пройти мимо нее, чтобы избежать неприятного разговора. Она и так уже сказала достаточно, и сейчас лучше всего уйти. Однако Элиза не могла отпустить его. Она ухватила Люка за рукав и прошептала:
– Выслушайте меня.
Он пристально посмотрел на нее:
– Отпустите меня, мадемуазель. У меня дела на корабле.
Резкость его тона не смутила ее. Выдержав его взгляд, она сказала:
– Здесь у тебя тоже есть дело.
Люк нахмурился, и его мрачный взгляд поразил ее в самое сердце.
– Поймите, мадемуазель. Единственное дело, связывающее нас, – это обмен. Я передам вас Монтгомери и получу за вас выкуп. Пусть на этот раз он окажется в дураках. А вы… вы больше не сможете обманывать меня.
Каким холодным он был. Как, должно быть, ненавидел ее. Несмотря на свои добрые намерения, Элиза почувствовала, что не может вынести его несправедливых слов. Неужели он думал, что она лгала, когда говорила, что любит его? Но может быть, еще не поздно объяснить ему?.. Она еще крепче ухватилась за его рукав, но он е ледяным презрением проговорил:
– Не делайте этого, мадемуазель. Оставьте меня в покое. Не унижайте себя дальнейшим притворством.
Она тихо застонала.
– Люк, пожалуйста, прошу тебя, выслушай меня. Не думай, что все между нами было ложью.
Стараясь освободиться от нахлынувших чувств, Люк резко поднял руку и оттолкнул Элизу с неистовством, удивившим их обоих. Она упала на кровать, ударившись головой о переборку. От боли у нее на мгновение помутилось в голове, и в затуманенном сознании снова возникли пугающие образы ее ночных кошмаров. Элиза в ужасе закричала и прижалась к стене. Потом вся напряглась, почувствовав тяжелую руку на своем плече. Но тут кончики пальцев осторожно откинули пряди волос, и ее щеки коснулся нежный поцелуй.
– Элиза, дорогая мол, я очень сожалею. Я не хотел напугать тебя. – Тихий шепот звучал возле ее уха. – Элиза, не бойся меня.
Почувствовав теплые губы па своих губах, она начала успокаиваться, и они оба погрузились в морс забвения.
Люк целовал се нежно и страстно, целовал, теряя контроль над собой. Если он и не простил ее, то, по крайней мере, на время все забыл.
Наконец она ответила па его поцелуй и тотчас потянулась к вороту его рубашки. Вскоре одежда была сброшена, и Люк снова впился поцелуем в се губы. В следующее мгновение он вошел в нес и тут же почувствовал ее безудержные содрогания и услышат страстные стоны.
А потом они долго лежали, тяжело дыша. Когда же он пошевелился, она запустила пальцы в его волосы и с нежностью в голосе прошептала:
– Не уходи, Жан Люк.
Он улыбнулся и, перекатившись на спину, пробормотал:
– Я не думаю, что смогу подняться сейчас.
Когда же голова Элизы опустилась ему на грудь, он вдруг снова вернулся в жестокую реальность.
«Почему же я не устоял перед ней? – думал он в отчаянии. – Неужели я не могу отказаться от нее?»
Разозлившись на самого себя, он отстранил Элизу и, чуть приподнявшись, проговорил:
– Ты снова собиралась сказать, что любишь меня?
Она тихонько вздохнула:
– Я бы сказала, если бы ты поверил мне. Но ты ведь не поверишь, не так ли?
– Нет.
– Тогда я оставлю эти слова при себе.
Тут она тоже приподнялась, и взгляды их встретились. Ее красота сводила Люка с ума, и он вновь ощутил дрожь желания. Однако на сей раз ему удалось сдержаться.
Элиза по-прежнему смотрела ему в глаза. Наконец проговорила:
– Увы, я не могу выразить своих чувств, Жан Люк.
Он усмехнулся и сказал:
– Разве я не обещал, что тебе понравятся мои уроки? Но скоро ты найдешь того, кто заменит меня. Того, кто достоин твоей любви.
Люк сел и протянул руку к своим штанам, но Элиза тут же обняла его и удержала в постели.
– Нет, Люк, ты ошибаешься. Я никогда не позволю другому мужчине ничего подобного. Я даже боюсь подумать об этом.
Это признание вызвало у Люка некоторое удовлетворение. Однако он промолчал, чтобы снова не причинить себе душевную боль. Ревность затмила его разум, а внутренний голос твердил: «Уходи быстрее».
Но как он мог уйти, если всей душой желал остаться с ней? И почему она держала его так крепко, после того как отказалась стать его женой. Этого он не мог понять.
– Элиза, тебе трудно расстаться со мной? В таком случае ты должна была принять мое предложение. Почему же ты отказалась?
Невероятно, но она ответила:
– Ты никогда не просил меня об этом.
Он резко повернулся к ней:
– Но ведь я просил тебя стать моей женой! Неужели ты забыла?!
Она с грустной улыбкой покачала головой:
– Нет, Жан Люк. Ты никогда не просил об этом именно меня. Ты говорил тогда с Филоменой Монтгомери, богатой и влиятельной. Ты не предлагал руку и сердце подневольной служанке.
Озадаченный таким ответом, Люк задумался. Потом вдруг заявил:
– Но ведь ты не служанка. Ты совершенно иначе воспитана. Так притворяться невозможно.
– Верно, капитан. Но я сказала – «подневольная служанка». Я стала ею по воле… Так решил отец моего жениха. Именно поэтому я сейчас здесь.
Люк внимательно посмотрел на нее:
– Элиза, ты говоришь загадками. Кто же ты? Ты ничего не рассказывала о себе.
– Но ведь и ты не откровенничал, капитан, не так ли? Или мне следует называть тебя виконтом?
Люк вздрогнул.
– Я не заслужил этого титула! И он не был мне пожалован.
– Но мог бы принадлежать тебе.
– Нет. – Люк покачал головой.
– Он должен принадлежать тебе.
– Я не заслужил такой мести. Я опозорил титул.
Элиза колебалась. Наконец решилась спросить:
– Но почему? Потому что ты жив, а они нет?
Какое-то время он молча смотрел на нее. Смотрел так, словно увидел в ее руке направленный на него пистолет. Затем отвернулся и, поднявшись с постели, надел штаны.
Элиза не собиралась его отпускать. Ухватив Люка за руку, она сказала:
– Пойми, ты ни в чем не виноват. Ты должен… простить себя самого.
Он пристально взглянул ей в глаза:
– Что ты знаешь об этом?
– Шеймус рассказал мне все.
Люк побледнел и со вздохом опустился на кровать.
– Проклятие, – пробормотал он. – Шеймус не имел права…
– Но разве правильно то, что ты продолжаешь терзать себя до сих пор? Мне кажется, тебе доставляет какое-то извращенное удовольствие быть одинокой душой. Почему? Ты думаешь, что не заслуживаешь счастья?
– Я не заслуживаю жить на этом свете! – воскликнул он с надрывом. – Ведь я жив, а они…
В глазах Элизы блеснули слезы, и к горлу подкатил комок.
– Не ты убил их, Люк.
Он вскрикнул и бросился к иллюминатору. Повернувшись к Элизе спиной, сказал:
– Да, я не убивал. Но я отвечал за них. Мой отец сказал, чтобы я защищал их, а я ничего не смог сделать. Шеймус говорил тебе об этом? Он говорил, что я смотрел, как их расстреливают, и не сделал ничего, чтобы спасти их?
– Он сказал, что твоя мать умерла мгновенно – прежде, чем кто-либо из вас понял, что случилось. И что тебя тоже ранили в грудь тем же залпом. Все думали, что ты мертв. Шеймус потом увидел, что ты еще жив, и решил спасти тебя. Но ты долго не мог простить ему совершенного злодеяния, не так ли?
Тут Люк повернулся к ней и с горечью в голосе проговорил:
– Мои сестренки… Они были маленькими ангелочками, такими светлыми и радостными… в отличие от меня. Они всегда поддразнивали меня за мою хмурость и заставляли смеяться, когда я пытался пожурить их. О Боже, как я любил их. Я видел ужас на их лицах, когда мама упала. Невероятный ужас в их глазах. И слышал их крики, когда они побежали. Я не хотел отпускать их от себя. Я пытался подняться, чтобы позвать сестер, – думал, что смогу как-то защитить их. Я пытался вырвать винтовку у ближайшего солдата, но тот пнул меня ногой, и я упал в лужу собственной крови. Потом я понял: он хотел спасти хотя бы меня!
Надев рубашку, Элиза подошла к Люку и обняла его. Он вздрогнул, однако не отстранился.
– Ты ничего не мог сделать, Люк.
– Нет, мог. Я знал, понимаешь, знал ответ на их вопрос. Знал, где находятся корабли моего отца, но не сказал им. Я не думал, что они такие чудовища… А потом уже было поздно.
– Эти корабли были гордостью твоего отца, а тот человек жаждал славы и хотел любой ценой добиться своего.
Люк кивнул и вновь заговорил:
– Они ушли, а Шеймус вызвался завершить дело. Он должен был сжечь наш дом, но оставить тела убитых там, где они упали, – как предупреждение моему отцу. Шеймус разжег огонь, чтобы отошедшие на значительное расстояние солдаты ничего не заподозрили, но загорелись только надворные постройки. Потом он перевязал мою рану и похоронил мать и сестер. Я был настолько потрясен их смертью, что не мог даже плакать над их могилами.
И с тех пор, как рассказал ей Шеймус, Люк оставался бесчувственным – вернее, держал все в себе. Только когда его одолевала лихорадка, он иногда плакал в бреду и просил прощения у матери и сестер.
Из всего, что Элиза узнала от Люка, и из рассказов Шеймуса она поняла: тяжело раненный юный французский аристократ остался без семьи и без средств к существованию и оказался на попечении одного из солдат, расстрелявших его семью. После войны Шеймус снова завербовался на корабль и прихватил с собой Жана Люка.
Там робкий школяр закалился под солеными ветрами и превратился в выносливого и сильного мужчину, завоевавшего всеобщее уважение своим острым умом, выдержкой и отвагой. К двадцати годам Люк обзавелся собственным кораблем – тогда и родилась легенда о капитане Черная Душа. Но все это не имело особого значения для Жана Люка; постоянно терзаемый угрызениями совести, он замкнулся в себе, и никогда ни с кем не откровенничал.
– Я делал все это ради них, – проговорил Люк со вздохом. – Это был единственный способ хоть как-то загладить свою вину. Но отец хотел, чтобы его сын стал бесстрашным моряком, а я боялся следовать по его стопам, желал спокойно заниматься науками. Как он презирал мой выбор, – и как можно было искупить свою вину перед ним? Я знал лишь один способ – стать дерзким капером и наносить удары по британцам, мстить за смерть близких. Но это была его война, но не моя. Я не жаждал славы. В моих снах я видел кровь невинных детей и слышал, как он называл меня «трусом», но ничего не мог сделать, чтобы угодить ему и загладить свою вину.
Люк ненадолго умолк, погрузившись в воспоминания, потом вновь заговорил:
– Ивонна, младшая из моих сестер, была еще жива, когда эти мясники ушли. Я держал ее в объятиях и старался утешить, чтобы ей не было так страшно. Ей… ей было всего семь лет…
Тут колени Люка подогнулись, и он медленно осел на пол. Из горла его вырвался скорбный стон. Элиза тут же опустилась рядом с ним и обняла его. К ее удивлению, он не оттолкнул ее, напротив – чуть повернул голову и прижался мокрой от слез щекой к ее плечу.
Услышав ее шаги, Люк тотчас же обернулся и ровным голосом проговорил:
– Простите за вторжение, мадемуазель. Я зашел только для того, чтобы переодеться.
– Люк, я не хотела обидеть тебя.
Он помолчал немного, затем ответил:
– Я переживу это. – Люк ничем не выдавал своих чувств. – А теперь, если позволите…
– Нет. Пока ты не простишь меня за то, что я злоупотребила твоим доверием.
Элиза могла представить, что он сейчас думал о ней. Лгунья. Обманщица. И его ответ подтвердил это.
– Вы слишком многого хотите.
Люк попытался пройти мимо нее, чтобы избежать неприятного разговора. Она и так уже сказала достаточно, и сейчас лучше всего уйти. Однако Элиза не могла отпустить его. Она ухватила Люка за рукав и прошептала:
– Выслушайте меня.
Он пристально посмотрел на нее:
– Отпустите меня, мадемуазель. У меня дела на корабле.
Резкость его тона не смутила ее. Выдержав его взгляд, она сказала:
– Здесь у тебя тоже есть дело.
Люк нахмурился, и его мрачный взгляд поразил ее в самое сердце.
– Поймите, мадемуазель. Единственное дело, связывающее нас, – это обмен. Я передам вас Монтгомери и получу за вас выкуп. Пусть на этот раз он окажется в дураках. А вы… вы больше не сможете обманывать меня.
Каким холодным он был. Как, должно быть, ненавидел ее. Несмотря на свои добрые намерения, Элиза почувствовала, что не может вынести его несправедливых слов. Неужели он думал, что она лгала, когда говорила, что любит его? Но может быть, еще не поздно объяснить ему?.. Она еще крепче ухватилась за его рукав, но он е ледяным презрением проговорил:
– Не делайте этого, мадемуазель. Оставьте меня в покое. Не унижайте себя дальнейшим притворством.
Она тихо застонала.
– Люк, пожалуйста, прошу тебя, выслушай меня. Не думай, что все между нами было ложью.
Стараясь освободиться от нахлынувших чувств, Люк резко поднял руку и оттолкнул Элизу с неистовством, удивившим их обоих. Она упала на кровать, ударившись головой о переборку. От боли у нее на мгновение помутилось в голове, и в затуманенном сознании снова возникли пугающие образы ее ночных кошмаров. Элиза в ужасе закричала и прижалась к стене. Потом вся напряглась, почувствовав тяжелую руку на своем плече. Но тут кончики пальцев осторожно откинули пряди волос, и ее щеки коснулся нежный поцелуй.
– Элиза, дорогая мол, я очень сожалею. Я не хотел напугать тебя. – Тихий шепот звучал возле ее уха. – Элиза, не бойся меня.
Почувствовав теплые губы па своих губах, она начала успокаиваться, и они оба погрузились в морс забвения.
Люк целовал се нежно и страстно, целовал, теряя контроль над собой. Если он и не простил ее, то, по крайней мере, на время все забыл.
Наконец она ответила па его поцелуй и тотчас потянулась к вороту его рубашки. Вскоре одежда была сброшена, и Люк снова впился поцелуем в се губы. В следующее мгновение он вошел в нес и тут же почувствовал ее безудержные содрогания и услышат страстные стоны.
А потом они долго лежали, тяжело дыша. Когда же он пошевелился, она запустила пальцы в его волосы и с нежностью в голосе прошептала:
– Не уходи, Жан Люк.
Он улыбнулся и, перекатившись на спину, пробормотал:
– Я не думаю, что смогу подняться сейчас.
Когда же голова Элизы опустилась ему на грудь, он вдруг снова вернулся в жестокую реальность.
«Почему же я не устоял перед ней? – думал он в отчаянии. – Неужели я не могу отказаться от нее?»
Разозлившись на самого себя, он отстранил Элизу и, чуть приподнявшись, проговорил:
– Ты снова собиралась сказать, что любишь меня?
Она тихонько вздохнула:
– Я бы сказала, если бы ты поверил мне. Но ты ведь не поверишь, не так ли?
– Нет.
– Тогда я оставлю эти слова при себе.
Тут она тоже приподнялась, и взгляды их встретились. Ее красота сводила Люка с ума, и он вновь ощутил дрожь желания. Однако на сей раз ему удалось сдержаться.
Элиза по-прежнему смотрела ему в глаза. Наконец проговорила:
– Увы, я не могу выразить своих чувств, Жан Люк.
Он усмехнулся и сказал:
– Разве я не обещал, что тебе понравятся мои уроки? Но скоро ты найдешь того, кто заменит меня. Того, кто достоин твоей любви.
Люк сел и протянул руку к своим штанам, но Элиза тут же обняла его и удержала в постели.
– Нет, Люк, ты ошибаешься. Я никогда не позволю другому мужчине ничего подобного. Я даже боюсь подумать об этом.
Это признание вызвало у Люка некоторое удовлетворение. Однако он промолчал, чтобы снова не причинить себе душевную боль. Ревность затмила его разум, а внутренний голос твердил: «Уходи быстрее».
Но как он мог уйти, если всей душой желал остаться с ней? И почему она держала его так крепко, после того как отказалась стать его женой. Этого он не мог понять.
– Элиза, тебе трудно расстаться со мной? В таком случае ты должна была принять мое предложение. Почему же ты отказалась?
Невероятно, но она ответила:
– Ты никогда не просил меня об этом.
Он резко повернулся к ней:
– Но ведь я просил тебя стать моей женой! Неужели ты забыла?!
Она с грустной улыбкой покачала головой:
– Нет, Жан Люк. Ты никогда не просил об этом именно меня. Ты говорил тогда с Филоменой Монтгомери, богатой и влиятельной. Ты не предлагал руку и сердце подневольной служанке.
Озадаченный таким ответом, Люк задумался. Потом вдруг заявил:
– Но ведь ты не служанка. Ты совершенно иначе воспитана. Так притворяться невозможно.
– Верно, капитан. Но я сказала – «подневольная служанка». Я стала ею по воле… Так решил отец моего жениха. Именно поэтому я сейчас здесь.
Люк внимательно посмотрел на нее:
– Элиза, ты говоришь загадками. Кто же ты? Ты ничего не рассказывала о себе.
– Но ведь и ты не откровенничал, капитан, не так ли? Или мне следует называть тебя виконтом?
Люк вздрогнул.
– Я не заслужил этого титула! И он не был мне пожалован.
– Но мог бы принадлежать тебе.
– Нет. – Люк покачал головой.
– Он должен принадлежать тебе.
– Я не заслужил такой мести. Я опозорил титул.
Элиза колебалась. Наконец решилась спросить:
– Но почему? Потому что ты жив, а они нет?
Какое-то время он молча смотрел на нее. Смотрел так, словно увидел в ее руке направленный на него пистолет. Затем отвернулся и, поднявшись с постели, надел штаны.
Элиза не собиралась его отпускать. Ухватив Люка за руку, она сказала:
– Пойми, ты ни в чем не виноват. Ты должен… простить себя самого.
Он пристально взглянул ей в глаза:
– Что ты знаешь об этом?
– Шеймус рассказал мне все.
Люк побледнел и со вздохом опустился на кровать.
– Проклятие, – пробормотал он. – Шеймус не имел права…
– Но разве правильно то, что ты продолжаешь терзать себя до сих пор? Мне кажется, тебе доставляет какое-то извращенное удовольствие быть одинокой душой. Почему? Ты думаешь, что не заслуживаешь счастья?
– Я не заслуживаю жить на этом свете! – воскликнул он с надрывом. – Ведь я жив, а они…
В глазах Элизы блеснули слезы, и к горлу подкатил комок.
– Не ты убил их, Люк.
Он вскрикнул и бросился к иллюминатору. Повернувшись к Элизе спиной, сказал:
– Да, я не убивал. Но я отвечал за них. Мой отец сказал, чтобы я защищал их, а я ничего не смог сделать. Шеймус говорил тебе об этом? Он говорил, что я смотрел, как их расстреливают, и не сделал ничего, чтобы спасти их?
– Он сказал, что твоя мать умерла мгновенно – прежде, чем кто-либо из вас понял, что случилось. И что тебя тоже ранили в грудь тем же залпом. Все думали, что ты мертв. Шеймус потом увидел, что ты еще жив, и решил спасти тебя. Но ты долго не мог простить ему совершенного злодеяния, не так ли?
Тут Люк повернулся к ней и с горечью в голосе проговорил:
– Мои сестренки… Они были маленькими ангелочками, такими светлыми и радостными… в отличие от меня. Они всегда поддразнивали меня за мою хмурость и заставляли смеяться, когда я пытался пожурить их. О Боже, как я любил их. Я видел ужас на их лицах, когда мама упала. Невероятный ужас в их глазах. И слышал их крики, когда они побежали. Я не хотел отпускать их от себя. Я пытался подняться, чтобы позвать сестер, – думал, что смогу как-то защитить их. Я пытался вырвать винтовку у ближайшего солдата, но тот пнул меня ногой, и я упал в лужу собственной крови. Потом я понял: он хотел спасти хотя бы меня!
Надев рубашку, Элиза подошла к Люку и обняла его. Он вздрогнул, однако не отстранился.
– Ты ничего не мог сделать, Люк.
– Нет, мог. Я знал, понимаешь, знал ответ на их вопрос. Знал, где находятся корабли моего отца, но не сказал им. Я не думал, что они такие чудовища… А потом уже было поздно.
– Эти корабли были гордостью твоего отца, а тот человек жаждал славы и хотел любой ценой добиться своего.
Люк кивнул и вновь заговорил:
– Они ушли, а Шеймус вызвался завершить дело. Он должен был сжечь наш дом, но оставить тела убитых там, где они упали, – как предупреждение моему отцу. Шеймус разжег огонь, чтобы отошедшие на значительное расстояние солдаты ничего не заподозрили, но загорелись только надворные постройки. Потом он перевязал мою рану и похоронил мать и сестер. Я был настолько потрясен их смертью, что не мог даже плакать над их могилами.
И с тех пор, как рассказал ей Шеймус, Люк оставался бесчувственным – вернее, держал все в себе. Только когда его одолевала лихорадка, он иногда плакал в бреду и просил прощения у матери и сестер.
Из всего, что Элиза узнала от Люка, и из рассказов Шеймуса она поняла: тяжело раненный юный французский аристократ остался без семьи и без средств к существованию и оказался на попечении одного из солдат, расстрелявших его семью. После войны Шеймус снова завербовался на корабль и прихватил с собой Жана Люка.
Там робкий школяр закалился под солеными ветрами и превратился в выносливого и сильного мужчину, завоевавшего всеобщее уважение своим острым умом, выдержкой и отвагой. К двадцати годам Люк обзавелся собственным кораблем – тогда и родилась легенда о капитане Черная Душа. Но все это не имело особого значения для Жана Люка; постоянно терзаемый угрызениями совести, он замкнулся в себе, и никогда ни с кем не откровенничал.
– Я делал все это ради них, – проговорил Люк со вздохом. – Это был единственный способ хоть как-то загладить свою вину. Но отец хотел, чтобы его сын стал бесстрашным моряком, а я боялся следовать по его стопам, желал спокойно заниматься науками. Как он презирал мой выбор, – и как можно было искупить свою вину перед ним? Я знал лишь один способ – стать дерзким капером и наносить удары по британцам, мстить за смерть близких. Но это была его война, но не моя. Я не жаждал славы. В моих снах я видел кровь невинных детей и слышал, как он называл меня «трусом», но ничего не мог сделать, чтобы угодить ему и загладить свою вину.
Люк ненадолго умолк, погрузившись в воспоминания, потом вновь заговорил:
– Ивонна, младшая из моих сестер, была еще жива, когда эти мясники ушли. Я держал ее в объятиях и старался утешить, чтобы ей не было так страшно. Ей… ей было всего семь лет…
Тут колени Люка подогнулись, и он медленно осел на пол. Из горла его вырвался скорбный стон. Элиза тут же опустилась рядом с ним и обняла его. К ее удивлению, он не оттолкнул ее, напротив – чуть повернул голову и прижался мокрой от слез щекой к ее плечу.