Страница:
— Не могу представить, что вы говорите серьезно, — покачал головой Коннал.
— В жизни своей не был более серьезным, дорогой друг. Люди станут приносить свои неудовольствия и жалобы новому королю, а не надоедать вам. Вы сможете целиком посвятить себя подлинному управлению страной. К тому же кто-то должен быть назначен регентом, разумеется. Юноша очень молод, слишком молод для такой ответственности.
— А! Я наконец понял вашу мысль! — Коннал воскликнул торжествующе. — Полагаю, что это я…
Он замолчал на полуслове. Глокоус отрицательно качал головой.
— Вы не можете быть регентом и главой Быстро Бегущих, — снисходительно пояснил он.
— В таком случае кого вы можете предложить?
Глокоус со скромной грацией отвесил поклон:
— Я предложу самого себя. Я согласен взять на себя труд подавать советы молодому королю. Вы ведь, кажется, иногда находили их довольно полезными. Не так ли?
— Но вы не обладаете необходимой квалификацией! — запротестовал Коннал. — И вы не принадлежите к королевскому дому! Вы даже не член Эльфийского Совета! Не так давно вы были всего лишь заурядным магом в Шалостской Башне, — горько уточнил он.
— Но если вы возьмете на себя труд порекомендовать меня… — И Глокоус положил руку на плечо генерала.
— И что я скажу в качестве рекомендации?
— Только одно. Напомните им, что Древо Щита растет в Саду Астарин, надзор за которым осуществляю я. Напомните им, что я единственный, кому удалось создать это Древо. Напомните им, что я единственный, кто может в любой момент лишить Сильванести этого щита.
— Угроза? — нахмурился генерал.
Глокоус устремил на него долгий взгляд, от которого Коннал несколько смутился:
— Увы, такова моя участь. Мне не доверяют. Меня не понимают. Но я готов к этим испытаниям, ибо горячо люблю свою родину.
— Извините меня, мой друг, — хмуро произнес Коннал. — Это всего лишь потому…
— Извинения приняты. А теперь, — продолжал Глокоус, — нам следует подумать, как лучше встретить нашего юного короля. Думаю, что в Сильваносте следует объявить национальный праздник. Мы не поскупимся на расходы. Люди любят что-нибудь праздновать. И мы попросим эту славную певицу еще раз исполнить нам Песнь о Лораке. Какой у нее все-таки восхитительный голос!
— Хорошо, — отрешенно произнес Коннал. План Глокоуса постепенно начинал казаться ему вовсе не таким уж плохим.
— Ах как грустно, мой друг! — Глокоус показал генералу на пруд. — Один из ваших лебедей умирает!
12. Рыцари Тьмы на марше
— В жизни своей не был более серьезным, дорогой друг. Люди станут приносить свои неудовольствия и жалобы новому королю, а не надоедать вам. Вы сможете целиком посвятить себя подлинному управлению страной. К тому же кто-то должен быть назначен регентом, разумеется. Юноша очень молод, слишком молод для такой ответственности.
— А! Я наконец понял вашу мысль! — Коннал воскликнул торжествующе. — Полагаю, что это я…
Он замолчал на полуслове. Глокоус отрицательно качал головой.
— Вы не можете быть регентом и главой Быстро Бегущих, — снисходительно пояснил он.
— В таком случае кого вы можете предложить?
Глокоус со скромной грацией отвесил поклон:
— Я предложу самого себя. Я согласен взять на себя труд подавать советы молодому королю. Вы ведь, кажется, иногда находили их довольно полезными. Не так ли?
— Но вы не обладаете необходимой квалификацией! — запротестовал Коннал. — И вы не принадлежите к королевскому дому! Вы даже не член Эльфийского Совета! Не так давно вы были всего лишь заурядным магом в Шалостской Башне, — горько уточнил он.
— Но если вы возьмете на себя труд порекомендовать меня… — И Глокоус положил руку на плечо генерала.
— И что я скажу в качестве рекомендации?
— Только одно. Напомните им, что Древо Щита растет в Саду Астарин, надзор за которым осуществляю я. Напомните им, что я единственный, кому удалось создать это Древо. Напомните им, что я единственный, кто может в любой момент лишить Сильванести этого щита.
— Угроза? — нахмурился генерал.
Глокоус устремил на него долгий взгляд, от которого Коннал несколько смутился:
— Увы, такова моя участь. Мне не доверяют. Меня не понимают. Но я готов к этим испытаниям, ибо горячо люблю свою родину.
— Извините меня, мой друг, — хмуро произнес Коннал. — Это всего лишь потому…
— Извинения приняты. А теперь, — продолжал Глокоус, — нам следует подумать, как лучше встретить нашего юного короля. Думаю, что в Сильваносте следует объявить национальный праздник. Мы не поскупимся на расходы. Люди любят что-нибудь праздновать. И мы попросим эту славную певицу еще раз исполнить нам Песнь о Лораке. Какой у нее все-таки восхитительный голос!
— Хорошо, — отрешенно произнес Коннал. План Глокоуса постепенно начинал казаться ему вовсе не таким уж плохим.
— Ах как грустно, мой друг! — Глокоус показал генералу на пруд. — Один из ваших лебедей умирает!
12. Рыцари Тьмы на марше
На следующее утро после славной битвы под Оплотом, состоявшейся в долине Закар, Мина покинула палатку и направилась вместе с другими солдатами к шатру, в котором войско получало пищу. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как ее окружили солдаты и те торговцы, брадобреи, женщины, которых всегда хватает при любом военном лагере. Люди стремились прикоснуться к ней или просили ее дотронуться до них хотя бы кончиками пальцев, веря, что это может принести им удачу. Но все вели себя сдержанно и с некоторой опаской, словно немного боялись ее присутствия. Мина говорила с каждым, рассказывала им о Едином Истинном Боге. Все они — солдаты, женщины, дети — хотели слушать еще и еще, но, увидев, как девушка утомлена, рыцари во главе с Галдаром увели ее от толпы. Мина вернулась в палатку, рыцари остались охранять ее отдых, а Галдар сходил и принес ей еду и питье.
На следующий день Мина провела смотр войска. Галдар приказал всем построиться, и она стала медленно обходить их ряды, один за другим, называя каждого бойца — по имени, припоминая его храбрость во время битвы. Люди стояли изумленные, и после смотра ее имя еще долго было у всех на устах.
Меж тем Мина направилась к палаткам целителей Рыцарей Тьмы. До них уже давно дошел слух о том, как эта девушка вернула Галдару отрезанную руку. Подобные чудеса прежде были распространены, но после окончания Четвертого Века их не случалось.
Маги-целители, похитившие лечебные заклятия из Цитадели Света, в прошедшие годы много раз совершали замечательные акты исцеления, сопоставимые с теми, которые сами Боги демонстрировали в Четвертом Веке. Но в последний год целители заметили, что их магические силы тают: им еще удавалось иногда вылечивать людей, но даже несложные заклятия отнимали у них столько энергии, что они сами оказывались на грани коллапса.
Никто не мог объяснить столь странные и тревожные явления. Целителям легче всего было обвинить магов из Цитадели Света в том, что те своим колдовством мешают им лечить солдат. Но вскоре их собственные шпионы, засланные в Цитадель, донесли, что и на острове Шэлси, и во многих других землях Ансалона происходит нечто подобное — маги тоже ищут ответа, и тоже тщетно.
Во время осады Оплота, подавленные огромным количеством раненых, целители были вынуждены беречь свою силу и пользовать только высшее начальство Рыцарей Тьмы — Повелителя Миллоса и его помощников. Но даже им маги могли помочь только в случае легких ранений; целителям не удавалось восстановить утраченные конечности, унять внутренние кровотечения или излечить серьезные травмы головы.
Едва Мина показалась в дверях полевого госпиталя, как взгляды всех раненых обратились к ней. Даже слепые, даже те, чьи лица были сплошь закрыты окровавленными повязками, инстинктивно повернулись к ней, как поворачивается к солнцу страдающее в глубокой тени растение.
Целители продолжали делать свое дело, притворяясь, что не заметили появления девушки. Лишь один из них обернулся и поднял на нее глаза. Приказ оставить их готов был сорваться с его губ, но, увидев Галдара, который стоял рядом с Миной, положив руку на рукоять меча, он лишь угрюмо произнес:
— Мы заняты. Что вы хотели?
— Помочь. — Она внимательно оглядела палату. — Что находится там, позади вас? За этим задернутым одеялом?
Целитель метнул взгляд в указанном направлении. Стоны и крики доносились из-за одеял, наспех натянутых в конце большого помещения полевого госпиталя.
— Умирающие, — ответил он холодно и небрежно, — помочь которым невозможно.
— Вы могли бы облегчить их страдания? — спросила Мина.
Целитель пожал плечами:
— В них больше нет нужды. Наши возможности ограниченны, и мы стараемся помочь тем, кто еще может вернуться на поле боя.
— В таком случае вы не будете возражать, если я пройду к этим людям?
— Ни в коем случае. — Целитель фыркнул. — Ступайте помолитесь за них. Они это, безусловно, оценят.
— Не сомневаюсь.
Девушка двинулась между рядами коек, на которых лежали раненые, в конец больничной палаты. Многие протягивали к ней руки, звали ее по имени, просили задержаться и немного побыть подле них. Она улыбалась каждому и обещала вернуться. Подойдя к задернутым одеялам, Мина раздвинула их, прошла внутрь и вновь опустила за собой занавесь.
Галдар встал спиной к одеялам, рука его по-прежнему покоилась на мече, он внимательно следил за целителями. Те старательно делали вид, что не интересуются происходящим, но временами бросали косые взгляды в его сторону или переглядывались между собой.
Галдар прислушивался к тому, что происходило у него за спиной, там, откуда тек густой запах смерти. Он успел заметить, что одеялами была отгорожена часть палаты, где находились семеро мужчин и две женщины. Они лежали не только на койках — некоторые так и остались на тех носилках, на которых их унесли с поля боя. Раны их были ужасны. Ободранная кожа, обнаженные кости, развороченные животы, кровь, изливавшаяся прямо на пол, где она застывала лужами. Внутренности одного из раненых вывалились из туловища и лежали рядом на койке, подобно связке гигантских сосисок. У женщины-рыцаря было надвое рассечено лицо, один глаз чудовищно висел на нитке над окровавленной повязкой.
Мина первым делом направилась к ней. Единственный здоровый глаз был закрыт, дыхание со свистом вырывалось из легких сквозь запекшиеся губы. Женщина умирала. Мина осторожно положила руку на страшную рану.
— Я видела тебя в тот день, когда ты сражалась, Дария, — тихо проговорила девушка. — Ты храбро билась и не отступала ни на шаг, хотя тебя уже окружили враги. Ты должна остаться с нами, Дария. Единый Бог нуждается в тебе.
Дыхание женщины стало ровнее, она медленно повернула свое обезображенное лицо к Мине, которая наклонилась и поцеловала ее.
Галдар, услышавший позади себя шорох, быстро обернулся. В палате в это время стояла полная тишина. Целители больше не делали вид, что работают, — все прислушивались к тому, что говорила Мина, все внимательно следили за происходящим. Ждали.
Галдар почувствовал, как рука легла ему на плечо, и, думая, что это Мина, повернул голову. Но рядом с ним стояла та женщина, Дария. Ее лицо все еще покрывала кровь, его пересекал шрам, но она была жива, ужасная рана на лице затянулась, глаз был невредим. Она шла улыбаясь, задыхаясь от страха, счастья и изумления.
— Мина вернула меня сюда. — Голос женщины прерывался. — Она вернула меня, чтобы я служила ей. И я буду служить. Все дни своей жизни я отдам этой девушке.
Взволнованная настолько, что едва держалась на ногах, Дария покинула палатку. Раненые подняли крик. «Мина, Мина!» — звали они. Целители замерли после ухода Дарий в недоверчивом молчании.
— Что она там делает? — Один из них попытался войти.
— Молится. — Галдар встал у него на дороге. — Вы же ей сами разрешили, помните?
Целитель нахмурился и поспешно ретировался. Галдар увидел, как он направился в шатер Повелителя Миллоса.
— Ага, расскажите ему, что вы тут видели, — кинул ему вслед Галдар. — И тем самым поверните еще раз нож в его сердце.
Мина вылечила всех умиравших. Она исцелила командира отряда, в горло которого вонзилось соламнийское копье. Она вылечила пехотинца, попавшего под копыта взбесившейся лошади. Один за другим раненые поднимались со своих коек и выходили в общее отделение, где их встречали радостные крики остальных. Солдаты благодарили и благодарили ее, но Мина игнорировала все эти слова.
— Принесите вашу благодарность и вашу верность Единому Истинному Богу, — говорила она им. — Ибо вы излечены Его властью.
Действительно, в глазах всех она становилась посланницей самого Бога, так как, скольким бы раненым она ни помогла, на ее лице не появилось ни малейшего следа усталости. А раненых было много, очень много. Выйдя в общее отделение, она стала переходить от одного пострадавшего к другому, возлагая на их раны руку, целуя их, вспоминая их подвиги во время боя.
— Целительная сила исходит не от меня, — объясняла она солдатам. — Она исходит от Бога, который вернулся, чтобы позаботиться о вас.
К полуночи полевой госпиталь опустел.
Получив соответствующее приказание от Повелителя Миллоса, целители не сводили с Мины глаз, пытаясь выведать тайну, чтобы дискредитировать ее и обвинить в шарлатанстве. Они стали утверждать, что все это хитрые проделки и дешевые фокусы. В доказательство они втыкали иголки в конечности, которые она возвращала людям, чтобы доказать, что это всего лишь иллюзия, но видели, как от уколов выступает кровь, а исцеленные страдают от боли. Они посылали к ней больных ужасными заразными болезнями, тех, к которым боялись подходить сами. Мина садилась рядом с несчастными, возлагала руки на открытые язвы и гнойные пустулы и молила об их выздоровлении Единого Бога.
Старые солдаты, озадаченные, перешептывались между собой о том, что она похожа на тех колдунов давнишних времен, которые творили чудеса силой, данной Богами. Такие колдуны, рассказывали они, когда-то могли поднимать мертвых. Но на это чудо Мина либо не решалась, либо попросту не была способна. Она уделяла погибшим особое внимание в своих молитвах, но не возвращала их к жизни, хоть ее часто просили об этом.
— Мы пришли в этот мир, чтобы служить Истинному Богу, — отвечала она на такие просьбы. — И как мы служим ему здесь, так умершие будут служить ему в другом мире. Было бы неправильно возвращать их сюда.
Она попросила солдат вынести всех убитых с поля боя — и врагов, и союзников — и положить их на траву, которая вскоре сплошь покрылась кровавыми пятнами. Мина становилась рядом с каждым трупом на колени и подолгу молилась, для нее было неважно, на чьей стороне сражался солдат, она посвящала его память Истинному Богу. Затем был отдан приказ похоронить всех в общей могиле.
По настоянию Галдара на третий день после битвы Мина держала совет с высшими офицерами из числа рыцарей. К ней явились почти все подчиненные Повелителя Миллоса и попросили ее возглавить осаду Оплота и привести их к победе над соламнийцами.
Мина отказала им в их просьбах.
— Почему? — требовательно спрашивал в то утро Галдар, утро пятого дня после победы, когда он и Мина остались наедине. Минотавра ужасно рассердил ее отказ. — Почему ты не бросишь нас в атаку? Если ты завоюешь Оплот, то Повелитель Таргонн не посмеет даже пальцем тебя тронуть! Он будет вынужден признать тебя одним из самых выдающихся Рыцарей Тьмы!
Мина в это время сидела за большим столом, который приказала внести в свою палатку, склонившись над разложенными на нем картами Ансалона. Она изучала их каждый день, шевеля губами, когда водила по ним пальцем, будто произнося про себя названия городков, деревушек, рек, стараясь запомнить каждое из них. Прервав на минуту работу, она подняла взгляд на Галдара.
— Скажи, чего ты боишься, Галдар? — мягко спросила она.
Минотавр нахмурился, кожа между его глазами собралась в складки.
— Я боюсь за тебя, Мина. Те, кто когда-либо представлял угрозу для Таргонна, всегда исчезали. Никто не может чувствовать себя в безопасности рядом с этим человеком. Даже наш бывший предводитель, Мириел Абрена. Говорили, что она умерла, поев несвежего мяса, но каждый из нас знал правду.
— А какова эта правда? — отсутствующим тоном спросила Мина, опять склонившись над картой.
— Ну конечно же, он отравил ее. Спроси его сама, если представится случай побеседовать. Он даже не станет отрицать этого.
— Что ж, сейчас Мириел уже счастлива, — вздохнула Мина. — Она пришла к Богу. Хотя Замысел, который она провозгласила, был ложным, теперь правда ей известна. Она понесла наказание за свои заблуждения и сейчас совершает подвиги во славу Единого Бога, остающегося для нас безымянным. А что касается Таргонна, — Мина опять подняла взгляд на Галдара, — он служит Истинному Богу здесь, в этом мире, и поэтому еще какое-то время пробудет на Кринне.
— Таргонн? — Галдар пренебрежительно хмыкнул. — Да, этот точно служит Богу. Изо всех сил служит Богу Наживы.
По лицу Мины скользнула спокойная улыбка.
— Я ведь не сказала, что он знает о своей службе Богу, Галдар. Но это действительно так. Поэтому я не стану атаковать Оплот. Другие будут вести эту битву. Оплот — не наша забота. Мы двинемся к более великой цели.
— К более великой цели? — Минотавр был изумлен. — Что ты такое говоришь, Мина? Что может быть более великого, чем покорить такой огромный город? Опять показать всем народам Кринна, какая это непобедимая сила — Неракские Рыцари!
Палец Мины скользнул по карте и замер на самой южной ее точке.
— А что ты скажешь о том, чтобы покорить великое эльфийское королевство Сильванести?
Вместо ответа Галдар разразился смехом:
— Мина, ты просто насмешила меня. Ладно, я согласен. Это была бы еще более великая победа. Почти такая же, как достать с неба луну и положить ее на тарелку. И совершить это почти так же легко.
— Ты еще увидишь это, Галдар. — Мина говорила совершенно спокойно. — Обязательно сообщи мне, когда прибудет гонец от Таргонна. Да, и вот еще что…
— Что? — Минотавр уже повернулся, чтобы уйти.
— Будь осторожней. — Ее глаза видели Галдара насквозь, они пронзали его, словно стрелы. — Твои насмешки могут быть неприятны Богу. Смотри не повтори больше этой ошибки.
Галдар тут же почувствовал боль в руке, пальцы его онемели.
— Я понял, Мина, — пробормотал он и пошел к дверям. Массируя правую руку, он вынырнул из палатки, оставив девушку изучать карты.
По его подсчетам, одному из приближенных офицеров Повелителя Миллоса должно было понадобиться около двух дней, чтобы добраться до штаба в Джелеке, один день был нужен, чтобы попасть на прием к Повелителю Ночи, и еще два дня требовалось на обратный путь. Сегодня он должен был вернуться в лагерь. Выйдя из палатки, минотавр помчался к главной дороге.
На окраине лагеря уже столпилось много народу. Там были стрелки капитана Самоала и много рыцарей из войска Миллоса. Все стояли, держа оружие наготове. Они поклялись, что преградят путь любому, кто попытается забрать у них Мину.
Глаза всех были устремлены на дорогу. Часовые, которые должны были наблюдать за Оплотом, смотрели в противоположную сторону, отвернувшись от осажденного города. Повелитель Миллос предпринял сегодня попытку выйти из своей палатки, но вынужден был торопливо ретироваться под улюлюканье и насмешливые выкрики собственных солдат. Теперь он осмелился снова покинуть шатер и застыл у входа, нетерпеливо вглядываясь в дорогу и не сомневаясь в том, что Таргонн поспешит на помощь своему помощнику, послав войска для подавления мятежа в лагере.
Единственным человеком, который не смотрел на дорогу, была Мина. Она оставалась у себя, погрузившись в изучение лежавших перед ней карт.
— И поэтому она не хочет идти в наступление на Оплот? Потому что мы отправимся завоевывать Сильванести? — переспросил Галдара капитан Самоал, пока они, стоя бок о бок на дороге, ожидали гонца. Капитан нахмурился: — Что за чепуха! Ты не думаешь, что она просто боится?
Галдар рассвирепел. Быстрым движением он наполовину вытащил клинок из ножен.
— Я сейчас отрежу твой поганый язык за такие слова! Ты же видел, как во время боя она в одиночку помчалась навстречу врагу! Где же тогда был ее страх?
— Спокойнее, минотавр, — ничуть не испугался Самоал. — Убери свой меч. У меня и в мыслях не было ее обидеть. Но ты не хуже меня знаешь, как горячит кровь битва, как люди, считая себя неуязвимыми, совершают то, на что никогда не отважились бы в обычных обстоятельствах. И было бы вполне естественно, если бы сейчас она лишилась своего самообладания, как следует рассмотрев ситуацию и поняв масштабность этой задачи.
— Нет, в ней нет страха. — Галдар говорил по-прежнему сердито, но все же отправил меч обратно в ножны. — Какой страх может быть у той, кто говорит о смерти с восторгом, у той, которая, будь ее воля, кинулась бы в объятия смерти, у той, которая только против своей воли остается в этом мире.
— Человек может бояться многого и помимо смерти, — задумчиво произнес Самоал. — Например, неудачи. Может, она боится того, что если не сумеет взять Оплот, то все отвернутся от нее, как отвернулись от Повелителя Миллоса.
Галдар покачал рогатой головой и оглянулся на палатку Мины, стоявшую на небольшом возвышении, над которой развевался сохранивший следы крови штандарт. У палатки стояли люди, множество солдат несли молчаливую добровольную вахту, ожидая и надеясь хоть мельком увидеть Мину или услышать ее голос.
— Ты готов оставить ее сейчас, Самоал?
— Нет, ни за что. — Капитан взглянул туда, куда смотрел минотавр. — И сам не понимаю почему. Будто она околдовала меня.
— Я скажу тебе почему. Она дает нам то, во что можно верить. Что-то, что выше нас самих. — Он смутился и потер все еще болевшую руку. — Я сам только что посмеялся над этим. И теперь стыжусь.
Вдали заиграл рожок. Часовые, находившиеся у входа в долину, стали подавать лагерю сигналы о том, что приближается гонец Таргонна. Солдаты замерли, каждый оставил то дело, которым был занят, весь обратившись в слух. Огромная толпа, собравшаяся на дороге, расступилась, пропуская к палаткам гонца на взмыленной лошади. Галдар поспешил к Мине.
Повелитель Миллос смело покинул шатер как раз в ту минуту, когда Мина вышла из своей палатки. Не сомневаясь в том, что доставленные вести несут приказ схватить самозванку, он торжествующе глянул в ее сторону. Он предчувствовал, что ее падение неминуемо.
Но девушка и не смотрела на него. Она ожидала дальнейшего развития событий молча и с таким спокойным безразличием, будто заранее предвидела его ход.
Гонец соскочил с лошади. Он удивленно оглядел толпу солдат, собравшихся вокруг палатки Мины, с некоторой тревогой заметив враждебные взгляды, направленные на него, и услышал угрозы, высказываемые вполголоса, но совершенно недвусмысленные. Недоумевая и продолжая оглядываться, он направился к шатру Повелителя Миллоса и, подойдя, подал ему свиток в небольшом ларце. Никто из солдат не сводил с них глаз, люди стояли, сжимая в руках оружие.
Повелитель Миллос нетерпеливо выхватил ларец у него из рук. Он настолько был уверен в содержании вестей, что даже не потрудился уйти к себе, чтобы прочитать донесение в одиночестве. Он открыл простой, без всяких украшений, футляр, вынул свиток, сломал печать и с хрустом развернул пергамент. Он уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы выкрикнуть приказ об аресте этой самозванки, но вдруг поперхнулся. С таким свистом выходит воздух из проткнутого ножом пузыря. Лицо его мгновенно посерело, затем стало багровым, на лбу выступили капли пота. Несколько раз он облизнул пересохшие губы, скомкал в руках пергамент и, как слепой, стал тыкаться в полы шатра, не видя входа. Адъютант шагнул вперед, но Миллос со злобным рычанием оттолкнул его в сторону и бросился в шатер, захлопнув за собой полотнище.
Тут гонец обернулся к толпе собравшихся.
— Я разыскиваю командира отряда по имени Мина! — зычно выкрикнул он.
— А какое у тебя к ней дело? — проревел гигантский минотавр, выступив из толпы навстречу посланцу.
— Я привез ей приказ от Повелителя Ночи Таргонна.
— Пропустите его, — велела Мина.
Минотавр повел к ней гонца. Толпа, прежде загораживавшая тому путь, раздвинулась, образовав проход между шатром Миллоса и палаткой Мины. Посланец шел по нему, провожаемый отнюдь не дружелюбными взглядами вооруженных солдат. Он старался смотреть прямо перед собой, но это зрелище тоже было не из приятных — бычья шея и огромные плечи минотавра заслоняли собой все. Гонец шел вперед, кляня свою судьбу.
— Я послан с сообщением к офицеру по имени Мина. — Он подчеркнул это слово, с удивлением увидев перед собой молодую девушку. — А это всего лишь дитя!
— Дитя сражения. Дитя войны. Дитя смерти. Я — Мина. — Ее властный тон и спокойная уверенность не оставляли сомнений в ее праве на власть.
Гонец поклонился и вручил ей второй свиток, который на этот раз покоился в роскошном кожаном футляре, запечатанном серебряной печатью Неракских Рыцарей с изображением черепа и цветка лилии. Мина раскрыла его и вынула донесение. В толпе, казалось, перестали дышать. Гонец продолжал оглядываться по сторонам со все возраставшим изумлением. Позднее он доложит Таргонну, что чувствовал себя вошедшим в Храм, а не в военный лагерь.
С бесстрастным лицом Мина читала донесение, а прочитав до конца, передала его Галдару. У того, едва он взглянул на бумагу, появилось такое изумление на лице, что окружающие даже испугались. В его открытом рту блестели клыки, губы шевелились, не произнося ни звука. Он вновь и вновь перечитывал послание и наконец перевел глаза на Мину.
— Мина, прости меня, если можешь, — тихо произнес он, протягивая ей лист пергамента.
— Не у меня тебе следует просить прощения, — улыбнулась та. — Не во мне ты усомнился.
— О чем говорится в донесении, Галдар? — нетерпеливо спросил Самоал, и его вопрос эхом повторила толпа.
Мина подняла руку, и эта немая команда была понята всеми. Над лагерем повисла гнетущая тишина.
— Мне приказано направиться на юг, чтобы захватить, покорить и подчинить эльфийские земли Сильванести.
Тихое и гневное рокотание, подобное гулу приближавшегося шторма, было ей ответом.
— Нет! — закричало затем несколько голосов. — Они не посмеют! Оставайся с нами, Мина! Пошел он в Бездну, этот Таргонн! Мы пойдем на Джелек сейчас же! Вот что надо делать! Идемте все на Джелек!
— Слушать меня! — Голос Мины легко перекрыл нараставший шум. — Это приказание не генерала Таргонна! Он всего лишь рука, что водила пером по бумаге. Это повеление Единого Бога! Это Его воля приказывает нам идти на Сильванести, чтобы объявить всему миру о возвращении нашего Бога! Мы пойдем на Сильванести! — Голос Мины сорвался в счастливом рыдании. — И победа наша будет прекрасна!
— Ура-а-а! — раздалось громогласное восклицание и тут же сменилось новым: — Мина! Мина! Мина!
Гонец застыл как в столбняке. Весь лагерь, тысячи голосов, словно один человек, выкрикивали имя девушки. Оно неслось к горам и грохотом грома возвращалось обратно. Ликующий клич достиг стен Оплота, жители города дрожали, соламнийцы угрюмо сжимали оружие, полагая, что этот звук предвещает ужасное нашествие.
Вдруг страшный, захлебывающийся плачем вопль заглушил скандирование. В сердце лагеря люди замолчали, недоумевая, что произошло, в то время как на подступах к нему еще выкрикивали славословий Мине. Вопль раздался в шатре Повелителя Миллоса, и он был так ужасен, что стоявшие рядом отхлынули в разные стороны, охваченные паникой.
— Ступай посмотри, что случилось, — приказала Мина.
Галдар повиновался, и вместе с ним пошел гонец, полагая, что Таргонну будет небезынтересно узнать о случившемся. Придерживая рукой меч, минотавр скользнул под кожаный ремень, который удерживал откидной клапан шатра в закрытом состоянии. Он вошел внутрь, но через мгновение появился снова.
На следующий день Мина провела смотр войска. Галдар приказал всем построиться, и она стала медленно обходить их ряды, один за другим, называя каждого бойца — по имени, припоминая его храбрость во время битвы. Люди стояли изумленные, и после смотра ее имя еще долго было у всех на устах.
Меж тем Мина направилась к палаткам целителей Рыцарей Тьмы. До них уже давно дошел слух о том, как эта девушка вернула Галдару отрезанную руку. Подобные чудеса прежде были распространены, но после окончания Четвертого Века их не случалось.
Маги-целители, похитившие лечебные заклятия из Цитадели Света, в прошедшие годы много раз совершали замечательные акты исцеления, сопоставимые с теми, которые сами Боги демонстрировали в Четвертом Веке. Но в последний год целители заметили, что их магические силы тают: им еще удавалось иногда вылечивать людей, но даже несложные заклятия отнимали у них столько энергии, что они сами оказывались на грани коллапса.
Никто не мог объяснить столь странные и тревожные явления. Целителям легче всего было обвинить магов из Цитадели Света в том, что те своим колдовством мешают им лечить солдат. Но вскоре их собственные шпионы, засланные в Цитадель, донесли, что и на острове Шэлси, и во многих других землях Ансалона происходит нечто подобное — маги тоже ищут ответа, и тоже тщетно.
Во время осады Оплота, подавленные огромным количеством раненых, целители были вынуждены беречь свою силу и пользовать только высшее начальство Рыцарей Тьмы — Повелителя Миллоса и его помощников. Но даже им маги могли помочь только в случае легких ранений; целителям не удавалось восстановить утраченные конечности, унять внутренние кровотечения или излечить серьезные травмы головы.
Едва Мина показалась в дверях полевого госпиталя, как взгляды всех раненых обратились к ней. Даже слепые, даже те, чьи лица были сплошь закрыты окровавленными повязками, инстинктивно повернулись к ней, как поворачивается к солнцу страдающее в глубокой тени растение.
Целители продолжали делать свое дело, притворяясь, что не заметили появления девушки. Лишь один из них обернулся и поднял на нее глаза. Приказ оставить их готов был сорваться с его губ, но, увидев Галдара, который стоял рядом с Миной, положив руку на рукоять меча, он лишь угрюмо произнес:
— Мы заняты. Что вы хотели?
— Помочь. — Она внимательно оглядела палату. — Что находится там, позади вас? За этим задернутым одеялом?
Целитель метнул взгляд в указанном направлении. Стоны и крики доносились из-за одеял, наспех натянутых в конце большого помещения полевого госпиталя.
— Умирающие, — ответил он холодно и небрежно, — помочь которым невозможно.
— Вы могли бы облегчить их страдания? — спросила Мина.
Целитель пожал плечами:
— В них больше нет нужды. Наши возможности ограниченны, и мы стараемся помочь тем, кто еще может вернуться на поле боя.
— В таком случае вы не будете возражать, если я пройду к этим людям?
— Ни в коем случае. — Целитель фыркнул. — Ступайте помолитесь за них. Они это, безусловно, оценят.
— Не сомневаюсь.
Девушка двинулась между рядами коек, на которых лежали раненые, в конец больничной палаты. Многие протягивали к ней руки, звали ее по имени, просили задержаться и немного побыть подле них. Она улыбалась каждому и обещала вернуться. Подойдя к задернутым одеялам, Мина раздвинула их, прошла внутрь и вновь опустила за собой занавесь.
Галдар встал спиной к одеялам, рука его по-прежнему покоилась на мече, он внимательно следил за целителями. Те старательно делали вид, что не интересуются происходящим, но временами бросали косые взгляды в его сторону или переглядывались между собой.
Галдар прислушивался к тому, что происходило у него за спиной, там, откуда тек густой запах смерти. Он успел заметить, что одеялами была отгорожена часть палаты, где находились семеро мужчин и две женщины. Они лежали не только на койках — некоторые так и остались на тех носилках, на которых их унесли с поля боя. Раны их были ужасны. Ободранная кожа, обнаженные кости, развороченные животы, кровь, изливавшаяся прямо на пол, где она застывала лужами. Внутренности одного из раненых вывалились из туловища и лежали рядом на койке, подобно связке гигантских сосисок. У женщины-рыцаря было надвое рассечено лицо, один глаз чудовищно висел на нитке над окровавленной повязкой.
Мина первым делом направилась к ней. Единственный здоровый глаз был закрыт, дыхание со свистом вырывалось из легких сквозь запекшиеся губы. Женщина умирала. Мина осторожно положила руку на страшную рану.
— Я видела тебя в тот день, когда ты сражалась, Дария, — тихо проговорила девушка. — Ты храбро билась и не отступала ни на шаг, хотя тебя уже окружили враги. Ты должна остаться с нами, Дария. Единый Бог нуждается в тебе.
Дыхание женщины стало ровнее, она медленно повернула свое обезображенное лицо к Мине, которая наклонилась и поцеловала ее.
Галдар, услышавший позади себя шорох, быстро обернулся. В палате в это время стояла полная тишина. Целители больше не делали вид, что работают, — все прислушивались к тому, что говорила Мина, все внимательно следили за происходящим. Ждали.
Галдар почувствовал, как рука легла ему на плечо, и, думая, что это Мина, повернул голову. Но рядом с ним стояла та женщина, Дария. Ее лицо все еще покрывала кровь, его пересекал шрам, но она была жива, ужасная рана на лице затянулась, глаз был невредим. Она шла улыбаясь, задыхаясь от страха, счастья и изумления.
— Мина вернула меня сюда. — Голос женщины прерывался. — Она вернула меня, чтобы я служила ей. И я буду служить. Все дни своей жизни я отдам этой девушке.
Взволнованная настолько, что едва держалась на ногах, Дария покинула палатку. Раненые подняли крик. «Мина, Мина!» — звали они. Целители замерли после ухода Дарий в недоверчивом молчании.
— Что она там делает? — Один из них попытался войти.
— Молится. — Галдар встал у него на дороге. — Вы же ей сами разрешили, помните?
Целитель нахмурился и поспешно ретировался. Галдар увидел, как он направился в шатер Повелителя Миллоса.
— Ага, расскажите ему, что вы тут видели, — кинул ему вслед Галдар. — И тем самым поверните еще раз нож в его сердце.
Мина вылечила всех умиравших. Она исцелила командира отряда, в горло которого вонзилось соламнийское копье. Она вылечила пехотинца, попавшего под копыта взбесившейся лошади. Один за другим раненые поднимались со своих коек и выходили в общее отделение, где их встречали радостные крики остальных. Солдаты благодарили и благодарили ее, но Мина игнорировала все эти слова.
— Принесите вашу благодарность и вашу верность Единому Истинному Богу, — говорила она им. — Ибо вы излечены Его властью.
Действительно, в глазах всех она становилась посланницей самого Бога, так как, скольким бы раненым она ни помогла, на ее лице не появилось ни малейшего следа усталости. А раненых было много, очень много. Выйдя в общее отделение, она стала переходить от одного пострадавшего к другому, возлагая на их раны руку, целуя их, вспоминая их подвиги во время боя.
— Целительная сила исходит не от меня, — объясняла она солдатам. — Она исходит от Бога, который вернулся, чтобы позаботиться о вас.
К полуночи полевой госпиталь опустел.
Получив соответствующее приказание от Повелителя Миллоса, целители не сводили с Мины глаз, пытаясь выведать тайну, чтобы дискредитировать ее и обвинить в шарлатанстве. Они стали утверждать, что все это хитрые проделки и дешевые фокусы. В доказательство они втыкали иголки в конечности, которые она возвращала людям, чтобы доказать, что это всего лишь иллюзия, но видели, как от уколов выступает кровь, а исцеленные страдают от боли. Они посылали к ней больных ужасными заразными болезнями, тех, к которым боялись подходить сами. Мина садилась рядом с несчастными, возлагала руки на открытые язвы и гнойные пустулы и молила об их выздоровлении Единого Бога.
Старые солдаты, озадаченные, перешептывались между собой о том, что она похожа на тех колдунов давнишних времен, которые творили чудеса силой, данной Богами. Такие колдуны, рассказывали они, когда-то могли поднимать мертвых. Но на это чудо Мина либо не решалась, либо попросту не была способна. Она уделяла погибшим особое внимание в своих молитвах, но не возвращала их к жизни, хоть ее часто просили об этом.
— Мы пришли в этот мир, чтобы служить Истинному Богу, — отвечала она на такие просьбы. — И как мы служим ему здесь, так умершие будут служить ему в другом мире. Было бы неправильно возвращать их сюда.
Она попросила солдат вынести всех убитых с поля боя — и врагов, и союзников — и положить их на траву, которая вскоре сплошь покрылась кровавыми пятнами. Мина становилась рядом с каждым трупом на колени и подолгу молилась, для нее было неважно, на чьей стороне сражался солдат, она посвящала его память Истинному Богу. Затем был отдан приказ похоронить всех в общей могиле.
По настоянию Галдара на третий день после битвы Мина держала совет с высшими офицерами из числа рыцарей. К ней явились почти все подчиненные Повелителя Миллоса и попросили ее возглавить осаду Оплота и привести их к победе над соламнийцами.
Мина отказала им в их просьбах.
— Почему? — требовательно спрашивал в то утро Галдар, утро пятого дня после победы, когда он и Мина остались наедине. Минотавра ужасно рассердил ее отказ. — Почему ты не бросишь нас в атаку? Если ты завоюешь Оплот, то Повелитель Таргонн не посмеет даже пальцем тебя тронуть! Он будет вынужден признать тебя одним из самых выдающихся Рыцарей Тьмы!
Мина в это время сидела за большим столом, который приказала внести в свою палатку, склонившись над разложенными на нем картами Ансалона. Она изучала их каждый день, шевеля губами, когда водила по ним пальцем, будто произнося про себя названия городков, деревушек, рек, стараясь запомнить каждое из них. Прервав на минуту работу, она подняла взгляд на Галдара.
— Скажи, чего ты боишься, Галдар? — мягко спросила она.
Минотавр нахмурился, кожа между его глазами собралась в складки.
— Я боюсь за тебя, Мина. Те, кто когда-либо представлял угрозу для Таргонна, всегда исчезали. Никто не может чувствовать себя в безопасности рядом с этим человеком. Даже наш бывший предводитель, Мириел Абрена. Говорили, что она умерла, поев несвежего мяса, но каждый из нас знал правду.
— А какова эта правда? — отсутствующим тоном спросила Мина, опять склонившись над картой.
— Ну конечно же, он отравил ее. Спроси его сама, если представится случай побеседовать. Он даже не станет отрицать этого.
— Что ж, сейчас Мириел уже счастлива, — вздохнула Мина. — Она пришла к Богу. Хотя Замысел, который она провозгласила, был ложным, теперь правда ей известна. Она понесла наказание за свои заблуждения и сейчас совершает подвиги во славу Единого Бога, остающегося для нас безымянным. А что касается Таргонна, — Мина опять подняла взгляд на Галдара, — он служит Истинному Богу здесь, в этом мире, и поэтому еще какое-то время пробудет на Кринне.
— Таргонн? — Галдар пренебрежительно хмыкнул. — Да, этот точно служит Богу. Изо всех сил служит Богу Наживы.
По лицу Мины скользнула спокойная улыбка.
— Я ведь не сказала, что он знает о своей службе Богу, Галдар. Но это действительно так. Поэтому я не стану атаковать Оплот. Другие будут вести эту битву. Оплот — не наша забота. Мы двинемся к более великой цели.
— К более великой цели? — Минотавр был изумлен. — Что ты такое говоришь, Мина? Что может быть более великого, чем покорить такой огромный город? Опять показать всем народам Кринна, какая это непобедимая сила — Неракские Рыцари!
Палец Мины скользнул по карте и замер на самой южной ее точке.
— А что ты скажешь о том, чтобы покорить великое эльфийское королевство Сильванести?
Вместо ответа Галдар разразился смехом:
— Мина, ты просто насмешила меня. Ладно, я согласен. Это была бы еще более великая победа. Почти такая же, как достать с неба луну и положить ее на тарелку. И совершить это почти так же легко.
— Ты еще увидишь это, Галдар. — Мина говорила совершенно спокойно. — Обязательно сообщи мне, когда прибудет гонец от Таргонна. Да, и вот еще что…
— Что? — Минотавр уже повернулся, чтобы уйти.
— Будь осторожней. — Ее глаза видели Галдара насквозь, они пронзали его, словно стрелы. — Твои насмешки могут быть неприятны Богу. Смотри не повтори больше этой ошибки.
Галдар тут же почувствовал боль в руке, пальцы его онемели.
— Я понял, Мина, — пробормотал он и пошел к дверям. Массируя правую руку, он вынырнул из палатки, оставив девушку изучать карты.
По его подсчетам, одному из приближенных офицеров Повелителя Миллоса должно было понадобиться около двух дней, чтобы добраться до штаба в Джелеке, один день был нужен, чтобы попасть на прием к Повелителю Ночи, и еще два дня требовалось на обратный путь. Сегодня он должен был вернуться в лагерь. Выйдя из палатки, минотавр помчался к главной дороге.
На окраине лагеря уже столпилось много народу. Там были стрелки капитана Самоала и много рыцарей из войска Миллоса. Все стояли, держа оружие наготове. Они поклялись, что преградят путь любому, кто попытается забрать у них Мину.
Глаза всех были устремлены на дорогу. Часовые, которые должны были наблюдать за Оплотом, смотрели в противоположную сторону, отвернувшись от осажденного города. Повелитель Миллос предпринял сегодня попытку выйти из своей палатки, но вынужден был торопливо ретироваться под улюлюканье и насмешливые выкрики собственных солдат. Теперь он осмелился снова покинуть шатер и застыл у входа, нетерпеливо вглядываясь в дорогу и не сомневаясь в том, что Таргонн поспешит на помощь своему помощнику, послав войска для подавления мятежа в лагере.
Единственным человеком, который не смотрел на дорогу, была Мина. Она оставалась у себя, погрузившись в изучение лежавших перед ней карт.
— И поэтому она не хочет идти в наступление на Оплот? Потому что мы отправимся завоевывать Сильванести? — переспросил Галдара капитан Самоал, пока они, стоя бок о бок на дороге, ожидали гонца. Капитан нахмурился: — Что за чепуха! Ты не думаешь, что она просто боится?
Галдар рассвирепел. Быстрым движением он наполовину вытащил клинок из ножен.
— Я сейчас отрежу твой поганый язык за такие слова! Ты же видел, как во время боя она в одиночку помчалась навстречу врагу! Где же тогда был ее страх?
— Спокойнее, минотавр, — ничуть не испугался Самоал. — Убери свой меч. У меня и в мыслях не было ее обидеть. Но ты не хуже меня знаешь, как горячит кровь битва, как люди, считая себя неуязвимыми, совершают то, на что никогда не отважились бы в обычных обстоятельствах. И было бы вполне естественно, если бы сейчас она лишилась своего самообладания, как следует рассмотрев ситуацию и поняв масштабность этой задачи.
— Нет, в ней нет страха. — Галдар говорил по-прежнему сердито, но все же отправил меч обратно в ножны. — Какой страх может быть у той, кто говорит о смерти с восторгом, у той, которая, будь ее воля, кинулась бы в объятия смерти, у той, которая только против своей воли остается в этом мире.
— Человек может бояться многого и помимо смерти, — задумчиво произнес Самоал. — Например, неудачи. Может, она боится того, что если не сумеет взять Оплот, то все отвернутся от нее, как отвернулись от Повелителя Миллоса.
Галдар покачал рогатой головой и оглянулся на палатку Мины, стоявшую на небольшом возвышении, над которой развевался сохранивший следы крови штандарт. У палатки стояли люди, множество солдат несли молчаливую добровольную вахту, ожидая и надеясь хоть мельком увидеть Мину или услышать ее голос.
— Ты готов оставить ее сейчас, Самоал?
— Нет, ни за что. — Капитан взглянул туда, куда смотрел минотавр. — И сам не понимаю почему. Будто она околдовала меня.
— Я скажу тебе почему. Она дает нам то, во что можно верить. Что-то, что выше нас самих. — Он смутился и потер все еще болевшую руку. — Я сам только что посмеялся над этим. И теперь стыжусь.
Вдали заиграл рожок. Часовые, находившиеся у входа в долину, стали подавать лагерю сигналы о том, что приближается гонец Таргонна. Солдаты замерли, каждый оставил то дело, которым был занят, весь обратившись в слух. Огромная толпа, собравшаяся на дороге, расступилась, пропуская к палаткам гонца на взмыленной лошади. Галдар поспешил к Мине.
Повелитель Миллос смело покинул шатер как раз в ту минуту, когда Мина вышла из своей палатки. Не сомневаясь в том, что доставленные вести несут приказ схватить самозванку, он торжествующе глянул в ее сторону. Он предчувствовал, что ее падение неминуемо.
Но девушка и не смотрела на него. Она ожидала дальнейшего развития событий молча и с таким спокойным безразличием, будто заранее предвидела его ход.
Гонец соскочил с лошади. Он удивленно оглядел толпу солдат, собравшихся вокруг палатки Мины, с некоторой тревогой заметив враждебные взгляды, направленные на него, и услышал угрозы, высказываемые вполголоса, но совершенно недвусмысленные. Недоумевая и продолжая оглядываться, он направился к шатру Повелителя Миллоса и, подойдя, подал ему свиток в небольшом ларце. Никто из солдат не сводил с них глаз, люди стояли, сжимая в руках оружие.
Повелитель Миллос нетерпеливо выхватил ларец у него из рук. Он настолько был уверен в содержании вестей, что даже не потрудился уйти к себе, чтобы прочитать донесение в одиночестве. Он открыл простой, без всяких украшений, футляр, вынул свиток, сломал печать и с хрустом развернул пергамент. Он уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы выкрикнуть приказ об аресте этой самозванки, но вдруг поперхнулся. С таким свистом выходит воздух из проткнутого ножом пузыря. Лицо его мгновенно посерело, затем стало багровым, на лбу выступили капли пота. Несколько раз он облизнул пересохшие губы, скомкал в руках пергамент и, как слепой, стал тыкаться в полы шатра, не видя входа. Адъютант шагнул вперед, но Миллос со злобным рычанием оттолкнул его в сторону и бросился в шатер, захлопнув за собой полотнище.
Тут гонец обернулся к толпе собравшихся.
— Я разыскиваю командира отряда по имени Мина! — зычно выкрикнул он.
— А какое у тебя к ней дело? — проревел гигантский минотавр, выступив из толпы навстречу посланцу.
— Я привез ей приказ от Повелителя Ночи Таргонна.
— Пропустите его, — велела Мина.
Минотавр повел к ней гонца. Толпа, прежде загораживавшая тому путь, раздвинулась, образовав проход между шатром Миллоса и палаткой Мины. Посланец шел по нему, провожаемый отнюдь не дружелюбными взглядами вооруженных солдат. Он старался смотреть прямо перед собой, но это зрелище тоже было не из приятных — бычья шея и огромные плечи минотавра заслоняли собой все. Гонец шел вперед, кляня свою судьбу.
— Я послан с сообщением к офицеру по имени Мина. — Он подчеркнул это слово, с удивлением увидев перед собой молодую девушку. — А это всего лишь дитя!
— Дитя сражения. Дитя войны. Дитя смерти. Я — Мина. — Ее властный тон и спокойная уверенность не оставляли сомнений в ее праве на власть.
Гонец поклонился и вручил ей второй свиток, который на этот раз покоился в роскошном кожаном футляре, запечатанном серебряной печатью Неракских Рыцарей с изображением черепа и цветка лилии. Мина раскрыла его и вынула донесение. В толпе, казалось, перестали дышать. Гонец продолжал оглядываться по сторонам со все возраставшим изумлением. Позднее он доложит Таргонну, что чувствовал себя вошедшим в Храм, а не в военный лагерь.
С бесстрастным лицом Мина читала донесение, а прочитав до конца, передала его Галдару. У того, едва он взглянул на бумагу, появилось такое изумление на лице, что окружающие даже испугались. В его открытом рту блестели клыки, губы шевелились, не произнося ни звука. Он вновь и вновь перечитывал послание и наконец перевел глаза на Мину.
— Мина, прости меня, если можешь, — тихо произнес он, протягивая ей лист пергамента.
— Не у меня тебе следует просить прощения, — улыбнулась та. — Не во мне ты усомнился.
— О чем говорится в донесении, Галдар? — нетерпеливо спросил Самоал, и его вопрос эхом повторила толпа.
Мина подняла руку, и эта немая команда была понята всеми. Над лагерем повисла гнетущая тишина.
— Мне приказано направиться на юг, чтобы захватить, покорить и подчинить эльфийские земли Сильванести.
Тихое и гневное рокотание, подобное гулу приближавшегося шторма, было ей ответом.
— Нет! — закричало затем несколько голосов. — Они не посмеют! Оставайся с нами, Мина! Пошел он в Бездну, этот Таргонн! Мы пойдем на Джелек сейчас же! Вот что надо делать! Идемте все на Джелек!
— Слушать меня! — Голос Мины легко перекрыл нараставший шум. — Это приказание не генерала Таргонна! Он всего лишь рука, что водила пером по бумаге. Это повеление Единого Бога! Это Его воля приказывает нам идти на Сильванести, чтобы объявить всему миру о возвращении нашего Бога! Мы пойдем на Сильванести! — Голос Мины сорвался в счастливом рыдании. — И победа наша будет прекрасна!
— Ура-а-а! — раздалось громогласное восклицание и тут же сменилось новым: — Мина! Мина! Мина!
Гонец застыл как в столбняке. Весь лагерь, тысячи голосов, словно один человек, выкрикивали имя девушки. Оно неслось к горам и грохотом грома возвращалось обратно. Ликующий клич достиг стен Оплота, жители города дрожали, соламнийцы угрюмо сжимали оружие, полагая, что этот звук предвещает ужасное нашествие.
Вдруг страшный, захлебывающийся плачем вопль заглушил скандирование. В сердце лагеря люди замолчали, недоумевая, что произошло, в то время как на подступах к нему еще выкрикивали славословий Мине. Вопль раздался в шатре Повелителя Миллоса, и он был так ужасен, что стоявшие рядом отхлынули в разные стороны, охваченные паникой.
— Ступай посмотри, что случилось, — приказала Мина.
Галдар повиновался, и вместе с ним пошел гонец, полагая, что Таргонну будет небезынтересно узнать о случившемся. Придерживая рукой меч, минотавр скользнул под кожаный ремень, который удерживал откидной клапан шатра в закрытом состоянии. Он вошел внутрь, но через мгновение появился снова.