Уэйс Маргарет. Драконы Погибшего Солнца

   — Глокоусу я сказала то, что он хотел слышать. В действительности вы не проходили сквозь щит. Щит поглотил вас, когда вы были беспомощны.
   — О, я кажется, понимаю, о чем вы говорите. — Сильван отчетливо припомнил ночь шторма. — Я был без сознания. Упал без чувств с той стороны щита. А когда пришел в себя, то оказался на другой. Я не двигался. Это щит надвинулся на меня! Конечно, именно так это и произошло.
   — Этот щит способен устоять против любых атак, но на беспомощных он может напасть сам. По крайней мере насколько мне известно. Мои солдаты спокойно спали, и в это время он надвинулся и накрыл их.
   — Но если щит защищает эльфов, — возразил Сильван, — то как же он мог пропустить наших врагов?
   — Этот щит не защищает вас, — ответила Мина. — Щит не пропускает к вам тех, кто мог бы помочь вам. На самом деле щит — это ваша темница. И не только темница, но и палач.
   Сильван отодвинулся от нее, ее прикосновение путало его мысли, мешало ему сосредоточиться.
   — Что вы имеете в виду?
   — Ваш народ умирает от странной болезни, — отвечала она грустно. — Каждый день все больше эльфов ложится в постель, чтобы больше не подняться с нее. Некоторые думают, что эта болезнь вызвана щитом. Они правы. Но они не знают того, что жизни эльфов поддерживают энергию щита. Они питают его и продляют его существование. Сейчас этот щит — ваша тюрьма. Скоро он станет вашей могилой.
   Сильван отшатнулся:
   — Я вам не верю.
   — У меня есть доказательства этому, — спокойно ответила она, — доказательства того, что я говорю правду. Я могу поклясться в этом Единым Богом.
   — Тогда дайте мне эти доказательства, — строго произнес Сильван, — предъявите их мне, чтобы я мог поверить.
   — Я дам их вам, Сильванеш, и дам с радостью. Мой Бог послал меня сюда именно с этой целью. Глокоус…
   — Ваше Величество, — окликнул его громкий голос снаружи.
   Король тихо выбранился и резко повернулся к выходу.
   — Только помните, ни единого слова! — предупредила его Мина.
   Его рука дрожала, когда он распахивал полотнище палатки. Перед ним стоял генерал Коннал в сопровождении двух часовых.
   — Ваше Величество, — заговорил генерал покровительственным тоном, который всегда вызывал внутреннее сопротивление Сильвана, — даже вы не имеете права отпускать тех, кто стоит на страже такого опасного и важного преступника. Вы подвергаете себя опасности, а этого нельзя допускать. Займите ваши посты, — приказал он часовым.
   Те молча встали на своих прежних местах по бокам от входа в палатку.
   Слова объяснения уже готовы были сорваться с уст юноши, но он не стал их произносить. Он мог объяснить, что хотел расспросить пленницу о щите, но это было так близко к правде, к тому, что она ему велела скрывать, что он не стал упоминать об одном, дабы не вызвать вопросов о другом.
   — Я провожу Ваше Величество в ваш шатер, — сказал генерал. — Даже героям нужен отдых.
   Сильван хранил молчание, которое, как он надеялся, говорило о попранном достоинстве и непонятых благих намерениях. Он приноровился к шагу генерала, и они вместе пошли мимо догоравших лагерных костров. Эльфы, не назначенные в дозор, уже спали, завернувшись в одеяла. Целители занимались ранеными. В лагере было спокойно и тихо.
   — Доброй ночи, генерал, — холодно попрощался король. — Наслаждайтесь победой сегодняшнего дня. — И он направился к себе.
   — Я бы посоветовал Вашему Величеству сразу лечь спать, — посоветовал Коннал. — Чтобы получше отдохнуть. Завтра вам предстоит присутствовать на казни.
   — Что? — вырвалось у Сильвана. Он ухватился за край шатра, чтобы не упасть. — Какой казни? Чьей?
   — Завтра в полдень, когда славное солнце встанет в зените, чтобы лицезреть наши дела, мы казним человека, — сказал Коннал. Он не смотрел на короля, произнося эти слова. — Это рекомендовал Глокоус, и в данном случае я с ним полностью согласен.
   — Глокоус! — повторил Сильван.
   Он вспомнил страх мага в палатке у Мины. Мина как раз собиралась рассказать что-то о нем, когда их прервали.
   — Вы не можете казнить ее! — твердо заявил он. — Вы не сделаете этого. Я запрещаю.
   — Боюсь, что Ваше Величество не имеет в данном случае права слова. Главы Семейств уже изучили ситуацию и пришли к единогласному решению.
   — Как она будет казнена? — спросил Сильван.
   Коннал успокаивающе положил руку на его плечо:
   — Я понимаю, насколько это зрелище может быть вам неприятно, Ваше Величество. Но вам не потребуется присутствовать до конца казни. Просто выйдите вперед и произнесите несколько слов, затем можете удалиться в свой шатер. Никто не осудит вас за это.
   — Да отвечайте же, черт вас подери! — закричал Сильван, стряхивая с плеча руку генерала.
   На лице Коннала отразился гнев.
   — Эта женщина из племени людей будет выведена в поле, которое пропитано кровью нашего народа. Она будет привязана к позорному столбу. Семеро наших лучников встанут перед нею. Когда солнце будет в зените, они выпустят семь горящих стрел в ее тело.
   В глазах Сильвана все померкло, потом вдруг вспыхнуло белым ослепительным пламенем. Ничего не видя, он сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Боль помогла ему обрести голос.
   — Почему Глокоус требует ее смерти?
   — Названные им причины вполне резонны. Пока она жива, эти люди останутся здесь, надеясь спасти ее. С ее казнью все будет кончено. Они окажутся полностью деморализованы. Тем легче будет обнаружить и разгромить их.
   К горлу юноши что-то подступило. Он испугался, что его сейчас вырвет, но усилием воли подавил позыв и, сглотнув, задал новый вопрос:
   — Мы, эльфы, привыкли уважать жизнь. И, согласно нашим законам, мы не имеем права отнимать ее, какое бы страшное преступление ни было совершено. Существуют эльфы-убийцы, но они поставлены вне закона.
   — Сейчас речь идет не о жизни эльфа, — возразил генерал. — Мы собираемся отнять жизнь у человеческого существа. Доброй ночи, Ваше Величество. Незадолго до рассвета я пришлю к вам вестника.
   Сильван вошел к себе и рывком опустил за собой полотнище шатра. Слуги ожидали его.
   — Оставьте меня все, — раздраженно бросил он им, и они поспешно ушли.
   Сильван лег на кровать, но почти тут же вскочил. Сел на стул и уставился в темноту. Без этой девушки он не мог жить. Он любил ее. Любит без памяти. Он полюбил ее с того самого мгновения, когда увидел бесстрашно стоявшей на вершине холма. Сердце юноши оторвалось от беспечной равнины жизни и бросилось в пропасть, на острые камни любви. Они рвали и терзали его. Сердце ликовало от боли и жаждало еще и еще.
   Постепенно в его сознании вызревал план. То, что он собирался делать, было не совсем правильно. Он мог подвергнуть своих людей опасности, но то, что собирались сделать они, было во сто крат хуже. Поэтому он должен был спасти их от них самих.
   Он долгое время оставался у себя, затем накинул темный плащ, сунул за голенище кинжал. Выглянув наружу, убедился, что поблизости никого нет. Тогда он вышел из шатра и неслышными шагами прошел через спавший лагерь.
   Двое часовых, недремлющие и бдительные, стояли у входа, но он не стал подходить к ним. Вместо этого он скользнул к задней стороне палатки, туда, где прежде стоял, слушая разговор Глокоуса и девушки. Сильван внимательно огляделся. Лес был всего в нескольких шагах от них. Они легко добегут до него. Там они разыщут какую-нибудь пещеру. Он спрячет там Мину, а сам будет приходить время от времени, приносить ей воду, еду. Свою преданность.
   Вытащив кинжал, Сильван принялся разрезать ткань палатки. Работая быстро, но без шума, он прорезал довольно большое отверстие и скользнул внутрь.
   Свеча догорала. Сильван старался не приближаться к ней, чтобы не отбросить тень, которая привлекла бы внимание часовых.
   Мина тихо спала на своем соломенном тюфяке. Лежа на боку, она свернулась клубком, поджав под себя ноги и прижав руки, все еще скованные цепью, к груди. Какой хрупкой выглядела она! Ее сон был спокойным и мирным. Она дышала неслышно, рот ее слегка приоткрылся.
   Сильван поднес ладонь к ее губам, чтобы предотвратить испуганный возглас.
   — Мина, — позвал он негромко. — Мина.
   Ее глаза открылись. Но ни звука не раздалось из ее уст. Янтарные глаза смотрели прямо ему в душу.
   — Не бойся, — проговорил он и тут же понял, что эта девушка ничего не боится. Она просто не знала, что такое страх. — Я пришел, чтобы освободить тебя. — Он пытался говорить спокойно, но и голос, и губы его дрожали. — Вон через то отверстие, которое я прорезал, мы сумеем выбраться отсюда. Но сначала нужно освободить тебя от цепей.
   Он убрал ладонь от ее рта:
   — Позови часового. У него есть ключ. Скажи ему, что тебе стало плохо. Я спрячусь сюда и…
   Мина приложила пальцы к его губам, не давая ему говорить:
   — Спасибо тебе, но я никуда не пойду.
   — Что это там? — послышался голос одного из часовых. — Ты слышал что-нибудь?
   — Это в палатке кто-то разговаривает.
   Сильван вытащил кинжал, но Мина предостерегающе положила руку на его пальцы. Она начала петь:
 
   Сомкнутся у цветов
   Ресницы лепестков.
   Тьма — погляди наверх.
   С последним вздохом дня,
   Молчание храня,
   Усни, любовь, навек.
 
   Голоса за стеной стихли.
   — Все в порядке, — сказала она Сильвану. — Они заснули. Мы можем говорить, не опасаясь быть услышанными..
   — Как заснули? — Юноша приподнял полотно палатки. Оба часовых стояли, головы их поникли, подбородки уперлись в грудь, глаза были закрыты.
   — Ты колдунья? — спросил он, вернувшись к девушке.
   — Нет, просто я верная ученица моего Бога, — ответила она. — Этот дар я получила от него.
   — Пусть же твой Бог хранит тебя. Мина, поспешим! Иди сюда. Мы уйдем в лес. Он недалеко отсюда. Тропинка идет прямо… — Он замолчал.
   Мина качала головой.
   — Мина, пожалуйста! — отчаянно настаивал он. — Мы должны спастись. Сегодня в поддень они собираются тебя казнить. Глокоус убедил их так поступить. Он боится тебя, Мина.
   — У него есть причины меня бояться, — сурово сказала она.
   — Какие? Ты собиралась мне что-то рассказать о нем. Что это?
   — Только то, что он совсем не такой, каким кажется вам, и что это от его колдовства умирают ваши люди. Скажи мне, пожалуйста, — и она снова мягко приложила палец к его щеке, — ты хочешь наказать Глокоуса? Раскрыть всем его намерение погубить вас? Раскрыть его смертоносный план?
   — Да, конечно, но что…
   — Тогда сделай так, как я скажу, — сказала Мина. — Моя жизнь зависит от тебя. Если ты подведешь меня…
   — Я не подведу, Мина, — прошептал Сильван и прижал ее руку к губам. — Я принадлежу тебе. Можешь распоряжаться мною.
   — Ты придешь на место моей казни. Ш-ш-ш! Не говори, пожалуйста, ничего. Позаботься об оружии. Стань рядом с Глокоусом. Возьми с собой побольше телохранителей и не отпускай их от себя. Ты сделаешь это?
   — Конечно, но зачем? Мне придется увидеть, как тебя убьют?
   — Ты узнаешь, что надо делать и когда это надо делать. Успокойся. Единый Бог с нами. Теперь тебе пора идти, Сильван. Генерал собирается послать кого-нибудь к тебе в шатер, чтобы проверить тебя. Он не должен заметить твоего отсутствия.
   Расстаться с ней для него было все равно что лишиться самого себя. Сильван протянул руку и пробежал пальцами по голове Мины, чувствуя тепло ее кожи и мягкость коротких волос. Она притихла под его рукой, не приникая к ней, но и не отстраняясь.
   — Какими были твои волосы, Мина? — полюбопытствовал он.
   — Они были цвета пламени, длинные и очень густые. Их пряди могли бы обвить твои пальцы и пленить твое сердце.
   — Должно быть, твои волосы были прекрасны. Ты лишилась их из-за болезни?
   — Я отрезала их, — ответила Мина. — Взяла нож и срезала у самых корней.
   — Зачем? — поразился он.
   — Этого потребовал мой Бог. Я слишком уж ухаживала за своей внешностью. Я любила, когда обо мне заботились, когда мной восхищались, когда меня любили. А волосы были моим тщеславием, моей гордыней. Я пожертвовала ими, чтобы доказать свою веру в Бога. Теперь у меня только одна гордость и одна любовь. А сейчас ты должен оставить меня, Сильван.
   Юноша встал. Неохотно он двинулся к задней стенке палатки.
   — Ты — моя единственная любовь, Мина, — едва слышно произнес он.
   — Это не меня ты полюбил, — отозвалась она. — Ты полюбил Бога во мне.
   Сильван не помнил, как он выбрался из палатки. Он пришел в себя, стоя под открытым небом в полной темноте.

30. Ваше здоровье!

   Ночь опустилась на поле сражения в Сильванести, скрыв тела погибших, приготовленные к торжественному погребению. Та же самая ночь опустилась на столицу королевства Квалинести.
   Она несла с собой что-то роковое, так, во всяком случае, показалось Герарду. Он шел по улицам столицы, твердой рукой сжимая рукоять меча, зорким глазом отмечая всякое подозрительное движение. Он видел каждый темный угол, каждую тень. Рыцарь пересек улицу, чтобы не оказаться перед входом в темную аллею. Он внимательно следил за окнами вторых этажей, наблюдая, не шелохнется ли занавес, не покажется ли за ним фигура лучника, готового спустить стрелу.
   Он чувствовал, что чьи-то глаза следят за ним — временами это ощущение было столь реальным, что он оборачивался, выхватив меч. Но за его спиной никого не было. Однако он не сомневался, что кто-то исчез мгновение назад, вспугнутый его движением, сверканием его клинка.
   Но, даже когда он добрался до здания штаба Неракских Рыцарей, это не вызвало у него вздох облегчения. Опасность больше не кралась за ним по пятам. Она была перед ним и смотрела ему в лицо.
   Он вошел в помещение штаба и нашел там только одного дежурного. Драконид храпел на полу.
   — Доставлен ответ маршала Медана драконице Берилл, — сообщил он, отсалютовав.
   — Очень вовремя, — проворчал офицер. — Вы не можете себе представить, как громко храпит эта тварь.
   Герард подошел к дракониду, который ворочался во сне, издавая странный горловой храп.
   — Гроул, — окликнул рыцарь и протянул руку, чтобы потрясти и разбудить спящего.
   Шипение, громкое рычание, трепетание крыльев, царапание когтей по полу. И горло Герарда уже сжали когтистые лапы.
   — Эй! — закричал он, отбиваясь от атаки драконида. — Успокойтесь, вы что?
   Гроул таращил на него свои выпуклые глаза, язык дрожал у него в пасти. Отпустив шею рыцаря, он отстранился.
   — Извините, — пробормотал он. — Вы меня напугали.
   Следы от когтей горели на горле Герарда. Он откашлялся и проговорил:
   — Моя вина. Мне не следовало будить вас так резко. — Он вытянул из-за пояса футляр. — Это ответ маршала.
   Гроул взял его, осмотрел, проверяя, на месте ли печать. Удостоверившись, сунул футляр за ремень своей упряжи, повернулся и направился к двери, издав вместо прощания неопределенный рык. «Эта ящерица не носит лат», — сказал себе Герард, но тут же отметил, что драконид в них и не нуждается. Толстая чешуйчатая шкура служила ему достаточной защитой.
   Герард глубоко вздохнул и последовал за драконидом.
   Гроул резко обернулся:
   — Что у тебя на уме, нераканец?
   — Вы находитесь в неприятельской стране после наступления темноты. Мне приказано в безопасности доставить вас к границам королевства, — объяснил рыцарь.
   — Ты собираешься защищать меня? — Гроул издал рычание, которое можно было счесть смехом. — Ба! Отправляйся в свою мягкую кроватку, нераканец! Мне ничего не угрожает. Я умею обращаться с этими недоносками-эльфами.
   — У меня имеется распоряжение на ваш счет, — упрямо настаивал рыцарь. — Если с вами случится какая-нибудь неприятность, маршал устроит точно такую же мне.
   Глаза ящерицы гневно блеснули.
   — К тому же у меня имеется кое-что, что скрасит обоим нам дорогу, — добавил Герард и, распахнув плащ, показал фляжку, висевшую на его поясе.
   Гневный блеск сменился гримасой удовольствия.
   — Что в этой фляжке, нераканец? — заинтересовался драконид, его язык задрожал между острыми клыками.
   — Гномово зелье, — ответил Герард. — Подарок маршала. Он просит выпить за падение эльфов, как только мы благополучно перейдем границу.
   Гроул больше не возражал против общества рыцаря. Они вдвоем быстро миновали пустынные улицы Квалиноста, Герард опять почувствовал чью-то слежку, но никто на них не напал. В этом не было ничего удивительного. Драконид мог оказаться опасным противником.
   Оставив позади город, Гроул выбрал одну из троп, ведших к лесу. Там, с торопливостью, удивившей рыцаря, он бросился в чащу, по дорожке, известной ему одному. Он прекрасно видел в темноте, если судить по той скорости, с которой он пробирался вперед. Луна была на ущербе, но звезды мерцали достаточно ярко, а позади виднелось сияние огней Квалиноста. Пробираясь сквозь густо переплетенные ветки и лианы, Герард, облаченный в тяжелые доспехи, с трудом поспевал за драконидом. Ему не было нужды разыгрывать предельную усталость, когда он окликнул Гроула.
   — Не нужно так стараться, — задыхаясь, попросил он. — Как насчет того, чтобы немного отдохнуть?
   — Людишки! — фыркнул драконид. Он не успел даже запыхаться, но охотно остановился и оглянулся на рыцаря. Вернее, на его фляжку. — Эта прогулка что-то вызвала у меня жажду. Можно и выпить.
   Герард заколебался:
   — Но приказано…
   — В Бездну твои приказы! — рявкнул драконид.
   — Ладно, один маленький глоток не повредит, — согласился его спутник и отвинтил крышку. Вынул пробку, принюхался. Жгучий, темный и мускусный запах ударил ему в ноздри и обжег дыхание. Герард торопливо отстранился.
   — Крепкая штука, — еле выговорил он, глаза его слезились.
   Драконид жадно схватил фляжку и поднес ее к пасти. Сделав большой глоток, он опустил ее с удовлетворенным вздохом.
   — Да, не слабо, — хрипло подтвердил он и рыгнул.
   — За ваше здоровье, — произнес Герард и поднес фляжку к губам. Прижав язык к отверстию, он сделал вид, что глотает. — Вот, теперь хватит. — С деланной неохотой он принялся вставлять пробку на место. — Нам еще шагать и шагать.
   — Э, не так быстро! — Гроул выхватил у него фляжку и, выдернув пробку, отбросил ее в кусты. — Ничего не хватит. Сиди смирно, нераканец.
   — Но ваша миссия…
   — …Никуда не денется. — Драконид устроился поудобнее, не выпуская фляжку из лап, и прислонился к дереву спиной. — Берилл начихать, получит она это послание завтра или через год. Дело уже завертелось.
   Сердце Герарда подпрыгнуло.
   — Вы о чем? — спросил он, стараясь сохранять небрежный тон. Опустившись на землю рядом с драконидом, он потянулся за фляжкой.
   Гроул с неохотой отдал ее. Не сводя глаз с рыцаря он, казалось, считал каждый глоток, который тот делал, и забрал фляжку, едва Герард отнял ее ото рта.
   Жидкость забулькала у него в горле. Герард уже с тревогой прислушивался к этому звуку, удивляясь тому, как много может выпить сидевшее перед ним страшное создание, и тревожась, что захватил только одну фляжку.
   Тот со вздохом оторвался от нее и вытер рот чешуйчатой лапой.
   — Вы говорили о Берилл, — напомнил Герард.
   — А, да. — Гроул, словно чокаясь, поднял фляжку к небу. — За Берилл, мою госпожу, красавицу драконицу! И за смерть всех эльфов! — Он снова припал к фляжке.
   Затем Герард снова сделал вид, что тоже пьет:
   — Точно. Маршал сказал мне, что через шесть дней…
   — Ха! Шесть дней! — пробулькал Гроул. — У эльфов нет и шести минут. Армия Берилл как раз сейчас, когда мы тут беседуем, пересекает границы страны. И это огромная армия. Такой Ансалон не видывал со времен Войны с Хаосом. Дракониды, гоблины, хобгоблины, великаны, новобранцы из вашего племени. Мы атакуем Квалинести извне. Вы, нераканцы, нападете на них изнутри. Квалинестийцы окажутся зажатыми между огнем и льдом, и им некуда будет сбежать. Наконец-то я увижу такой день, когда и следа не останется от этих остроухих!
   У Герарда все внутри сжалось от ужаса. Армия Берилл движется на эльфов! Возможно, они уже подходят к границе!
   — Берилл лично явится полюбоваться на происшедшее? — Он надеялся, что его изменившийся голос прозвучит достаточно пьяно.
   — Не. — Гроул хихикнул. — Эльфов она оставляет нам. Сама направится на остров Шэлси, чтобы напасть на Цитадель Света и захватить этого проклятого мага. Слушай, нераканец, ты что это? Все решил выпить?
   Гроул выхватил фляжку и облизнул ее край.
   Рука Герарда сжала рукоять кинжала. Медленно, бесшумно он стал вытягивать его из ножен. Затем выждал, когда Гроул поднимет фляжку еще раз. Она была уже почти пуста, и тот запрокинул голову для последнего глотка.
   Герард, напрягая все силы, нанес удар под ребра, надеясь достать до сердца.
   Не удалось. Он сумел бы пронзить сердце человеческого существа, но, видимо, у драконидов оно располагалось в другом месте. Или его не было вовсе, что было бы неудивительно.
   Поняв, что противник еще жив, рыцарь оставил кинжал и вскочил на ноги, одновременно выхватывая меч.
   Гроул был ранен, но не смертельно. От боли в нем поднялась волна гнева, он подпрыгнул, бешено рыча, схватил меч и замахнулся им на рыцаря, намереваясь разрубить его голову пополам с одного удара.
   Тот парировал удар и сумел выбить меч из лапы Гроула. Оружие упало к ногам рыцаря, и он молниеносным движением отбросил его в сторону. Затем нанес той же ногой удар в подбородок. Драконид отступил шатаясь, но не упал.
   Выхватив кривой нож, Гроул взлетел в воздух и взмахнул крыльями, намереваясь обрушиться на рыцаря сверху. Размахивая ножом, Герард кинулся на него.
   Вес огромной ящерицы и сила удара швырнули его на землю. Он тяжело рухнул на спину, сверху на него навалился Гроул, который рыча пытался достать ножом до его горла. Крылья драконида судорожно бились, хлопали по лицу рыцаря, взметали с земли тучи пыли, слепившей глаза Герарда. Рыцарь боролся изо всех сил, нанося раны кинжалом и пытаясь увернуться от ножа противника.
   Герард почувствовал, что его удары уже дважды достигли цели. Он был весь покрыт кровью, однако была ли это его собственная кровь или кровь Гроула, он не мог понять. Силы Рыцаря были на исходе, а противник его не желал умирать.
   Внезапно Гроул захрипел, словно подавившись чем-то. Кровь фонтатом хлынула из его горла прямо в лицо Герарду, ослепляя его. Тело драконида свела судорога, и он в бешенстве зарычал и неистово забился, пытаясь отстраниться от противника и замахнуться ножом. Но вот оружие выпало из его лапы, и огромная ящерица рухнула на рыцаря и замерла. Драконид был мертв.
   Герард мгновение помедлил, чтобы перевести дух, но, когда попытался высвободиться из смертельных объятий туши, понял, что совершил ошибку. Слишком поздно он вспомнил предостережение маршала: мертвый драконид так же опасен, как и живой. Прежде чем рыцарь успел скинуть с себя огромную тушу, она превратилась в камень. У Герарда было такое ощущение, будто на него водрузили Усыпальницу Ушедших Героев. Каменная глыба давила его к земле. Он стал медленно задыхаться. Он усиленно боролся, пытаясь сбросить с себя огромное неподвижное тело, но все было тщетно. Он хватал воздух и собирался каждую унцию своей энергии обратить против камня, лежавшего на груди.
   И тут этот камень рассыпался в прах.
   Герард шатаясь поднялся на ноги и оперся на ствол дерева. Смахнув с глаз кровь драконида, он сплюнул, и тут на него накатил приступ неудержимой рвоты. Потом ему стало легче. Герард несколько минут помедлил, его сердце колотилось так, будто хотело разорвать панцирь на груди, глаза затуманивало видение только что состоявшейся битвы. Когда стало чуть полегче, он подошел к мертвому телу и, отыскав ремни упряжи, достал футляр.
   Герард бросил последний взгляд на кучу праха, которая только что была Гроулом. Затем, все еще отплевываясь и чувствуя привкус желчи во рту, рыцарь повернулся и устало зашагал через лес, сквозь мглу, к сверкавшим вдалеке огням Квалиноста. Они уже начинали бледнеть в свете занимавшегося рассвета.
 
   Поток солнечных лучей струился через хрустальные окна дворца Беседующего-с-Солнцами. Гилтас сидел около одного из них, купаясь в лучах солнца, поглощенный своей работой. Он писал новую поэму, посвященную подвигам его отца во время Войны Копья. Помимо воспевания подвигов, эти бессмертные строки должны были содержать тайное послание эльфам, заподозренным в сочувствии повстанцам.
   Он едва успел закончить свое сочинение и уже собирался отдать Планкету, чтобы тот доставил поэму почитателям королевского таланта, когда его тело внезапно пронзила дрожь. Пальцы задрожали и выронили перо. Холодный пот выступил на лбу юноши.
   — Ваше Величество! — подбежал к нему встревоженный слуга. — Что случилось? Вам плохо?
   — Со мной только что произошло нечто очень странное. — Гилтас едва говорил. — Такое чувство, будто гусь пробежал по моей могиле.
   — Что? Гусь? Какой гусь? — Планкет недоумевал.
   — Это поговорка людей, друг мой, — улыбнулся король. — Вы никогда не слыхали ее? Мой отец часто повторял ее. Она говорит о чувстве, когда вы вдруг без всяких на то оснований становитесь охвачены тревогой и внезапный озноб пронизывает вас насквозь. Именно это я испытал несколько мгновений назад. И что самое странное, я вдруг увидел перед собой лицо своего кузена! Сильванеша. Я видел его так же отчетливо, как сейчас вижу вас.
   — Сильванеша больше нет, Ваше Величество, — сдержанно напомнил Планкет. — Он замучен великанами. Возможно, этот самый гусь пробежал сейчас по его могиле.