Страница:
— Каталист! — разнесся над полем голос надсмотрщика. — Мы выбиваемся из графика. Я хочу, чтобы вы даровали всем этим людям Жизнь. Сегодня они будут парить, а не ходить. По моим расчетам, это повысит их скорость работы на треть.
Это было необычное требование. Настолько необычное, что даже отец Толбан, и тот взглянул на надсмотрщика с недоумением. На самом деле они вовсе не выбивались из графика. В такой спешке не было нужды. Но хотя отцу Толбану и не нравился новый надсмотрщик, он не стал задавать ему никаких вопросов. Тяжелая, однообразная работа превратила жизнь каталиста в тюремное заключение. Он даже забросил в конце концов свои научные изыскания. Он каждый день отправлялся на поля вместе с магами, каждый день шлепал по комьям вспаханной земли. Его замораживали зимние ветра, а потом отогревало летнее солнце. Отец Толбан пожелтел и высох, словно сноп прошлогодней соломы.
Когда каталист затянул первые слова ритуала, Джорам оцепенел. Он не мог оторваться от земли, сколько бы Жизни ему ни даровали! В душе у Джорама снова вспыхнула старая, почти позабытая боль. Все то же Отличие. Он чуть не остановился, словно вкопанный, но Анджа, шагавшая позади, запустила ногти ему в руку.
— Не останавливайся! — прошептала она. — Он ничего не заметил.
— Не заметил — так заметит! — огрызнулся Джорам и вырвал руку.
Но Анджа не унималась. Она снова вцепилась в сына.
— Тогда мы скажем ему то же, что ты говорил всегда — прошипела она. — Ты плохо себя чувствуешь. Тебе нужно поберечь свою Жизненную силу.
Полевые маги один за другим получали Жизнь от каталиста и изящно вспархивали в воздух. Они скользили над полем, словно коричневые птички, и засеивали свежевспаханную землю.
Джорам и Анджа продолжали идти.
— Эй! Вы, двое! А ну, стойте! Обернитесь!
Джорам остановился, но так и продолжал стоять спиной к надсмотрщику. Анджа же взглянула на него через плечо, гордо вскинув голову.
— Это вы нам? — холодно поинтересовалась она.
Отвернувшись от них на мгновение, надсмотрщик направился к отцу Толбану.
— Каталист, откройте канал для этого парня! — потребовал он, указав на Джорама.
— Я уже сделал это, надсмотрщик, — оскорблено отозвался отец Толбан. — Я вполне способен справляться со своими обязанностями…
— Уже сделали? — перебил его надсмотрщик, сердито глядя на Джорама. — А он стоит себе, поглощает Жизненную силу и накапливает ее для личных целей! Он отказывается повиноваться мне!
— Думаю, все не совсем так, — возразил каталист и взглянул на Джорама, как будто видел его в первый раз. — Очень странно. Я вообще не чувствую, чтобы парень тянул Жизнь через меня…
Но надсмотрщик не стал дожидаться, пока каталист разовьет свою мысль. Он зарычал и двинулся по вспаханному полю к Джораму.
Джорам услышал, как тот подходит, но не стал поворачиваться к нему лицом. Он смотрел вперед невидящим взором и стискивал кулаки. Ну почему этот человек никак не оставит его в покое?
Мосия, с беспокойством наблюдавший за происходящим, вдруг ощутил болезненный укол — он осознал правду! Мосия быстро двинулся к другу, чтобы попытаться отвлечь надсмотрщика. Джорам сумеет это скрыть! Ведь столько лет скрывал! Он может придумать кучу отговорок!
Но если Джорам и заметил друга, то никак этого не показал. Он не знал, как ему разговаривать с надсмотрщиком. И уж подавно не знал, как его в чем-нибудь убедить. Он стоял, впав в оцепенение, и всей шкурой ощущал, что остальные маги побросали работу и тоже смотрят на него. Кровь вскипела в жилах Джорама и застучала в висках, подгоняемая гневом и смятением. Ну почему они все не могут просто оставить его в покое?
Подойдя к Джораму со спины, надсмотрщик уже протянул руку — чтобы как следует задать наглому юнцу и заставить его повиноваться. Но прежде чем он успел прикоснуться к юноше, Анджа вклинилась между ним и сыном.
— Ему нездоровится, — быстро сказала она. — Ему нужно поберечь свою Жизненную силу.
— Нездоровится?! — фыркнул надсмотрщик, окидывая взглядом сильное тело юноши. — Он достаточно здоров, чтобы устраивать тут мятеж!
Он отодвинул Анджу и схватил Джорама за плечо. Едва лишь Джорам почувствовал чужое прикосновение, как развернулся лицом к надсмотрщику и машинально отступил на пару шагов.
Мосия, висевший в воздухе неподалеку, поплыл вперед. Он совсем уж готов был вмешаться в происходящее, но отец удержал его взглядом.
— Я не мятежник! — тяжело дыша, возразил Джорам. Казалось, будто он задыхается. — Просто назначьте мне работу и позвольте выполнять ее так, как могу…
— Ты будешь делать то, что тебе приказано, щенок! — рявкнул надсмотрщик и снова двинулся к Джораму.
Но тут отец Толбан — он побледнел, и глаза его округлились от ужаса — вдруг испустил пронзительный крик. Он кинулся вперед, путаясь в подоле простой зеленой рясы и схватил надсмотрщика за руку.
— Он Мертв! — выдохнул каталист. — Клянусь Девятью Таинствами, надсмотрщик, парень Мертв!
— Что?! — Потрясенный надсмотрщик повернулся к каталисту, трясшему его руку.
— Мертв! — пролепетал отец Толбан. — Я удивлялся… Но я никогда не пробовал даровать ему Жизнь! Его мать постоянно… Он Мертв! В нем нет Жизни! Я не чувствую ни малейшего отклика…
Мертв! Джорам вызывающе взглянул на каталиста. Слово было произнесено. Правда, которую давно уже прозревало его сердце, открылась его разуму и душе. Он вспомнил историю, которую столько раз рассказывала ему Анджа. Предвидение. «Не произведете на свет живого потомка». Слова Мосии. Мертвые дети, которых тайком переправляют прочь из городов. Мертвые дети, которых вывозят из Мерилона.
В ужасе и тревоге Джорам взглянул на Анджу…
…И увидел правду.
— Нет, — сказал он. Торба с семенами соскользнула с плеча и упала на землю, когда Джорам отступил еще на шаг. — Нет!
Он затряс головой.
Анджа протянула к нему руки. Смертельная бледность, залившая ее лицо, видна была даже сквозь грязь, а в расширенных глазах плескался страх.
— Джорам! Золотце! Сынок! Пожалуйста, послушай меня…
— Джорам! — вмешался Мосия. Он приблизился к Джораму, невзирая на неодобрительный взгляд отца. Мосия не представлял, что он мог бы сделать, но ему хотелось поддержать друга.
Но Джорам не видел и даже не слышал его. Он в ужасе смотрел на мать — и пятился, отчаянно мотая головой. Черные волосы растрепались и выбились из косы. Черные кудри скользнули по бледному лицу — как издевательское подобие слез, от которых Анджа его отучила.
— Мертвый! — повторил надсмотрщик. Похоже, до него лишь сейчас дошел истинный смысл этого известия. Глаза его заблестели. — За живого Мертвого дают награду. Каталист, дайте мне Жизнь! — скомандовал он. — А потом откройте Коридор! Я буду держать его под замком до прибытия Исполняющих…
Все произошло в мгновение ока, за один удар сердца, за единый вздох.
Анджа стремительно развернулась к надсмотрщику. Перед глазами у нее стояло бледное лицо Джорама. Ее сын, ее прекрасный сын теперь знал правду. Он никогда ее не простит! Теперь он ненавидит ее — она поняла это по его глазам. Его взгляд вошел в ее сердце, словно холодный вражеский клинок. И сквозь эту боль пробилось, словно пронзительная диссонирующая нота, слово «Исполняющие».
Давным-давно Исполняющие, Дуук-тсарит, увели ее любимого. Дуук-тсарит превратили его в камень. А теперь они собираются забрать ее ребенка. Они уже приходили…
У Анджи вырвался дикий крик.
— Нет!.. Не трогайте моего ребенка! Не надо! Он скоро станет теплым! Я согрею его! Мертворожденный? Нет! Вы ошибаетесь! Я прижму его к груди. Он скоро согреется. Дыши, малыш. Дыши, мой маленький. Мерзавцы! Вы лжете! Мой ребенок будет дышать! Мой ребенок будет жить! Ваше Предвидение лгало!..
— Заткните ее и вызовите Исполняющего! — рявкнул надсмотрщик, разворачиваясь.
И тут отец Толбан почувствовал, как кто-то подключился к его каналу — и с такой силой рванул энергию на себя, что каталист упал на колени. Он из последних сил перекрыл канал, но было поздно. Толбан только и мог, что бессильно глядеть, как ногти Анджи превратились в крепкие острые когти, а зубы — в клыки. Истрепанное платье сделалось шелковистым мехом, тело налилось мускулами. Теперь Анджа напоминала гигантскую кошку. И она, двигаясь быстро и бесшумно, прыгнула на надсмотрщика.
Каталист предостерегающе вскрикнул. Надсмотрщик развернулся и заметил рассвирепевшую волшебницу. Он вскинул руки в защитном жесте и рефлекторно привел в действие магический щит.
Раздался треск и ужасный, исполненный муки вскрик. Анджа бесформенной грудой осела на вспаханную землю. Заклинание, которое она наложила на себя, перестало действовать. Анджа вновь вернулась в человеческий облик. Она взглянула на Джорама, попыталась что-то сказать, а потом качнула головой и застыла, устремив взгляд в голубое весеннее небо.
Ослабев от ужаса, отец Толбан ползком подобрался к Андже и склонился над ней.
— Она мертва! — потрясенно пробормотал он. — Ты ее убил!
— Я не хотел! — запротестовал надсмотрщик, глядя на безжизненное тело женщины у своих ног. — Клянусь — я не хотел! Это случайно получилось! Она… Ты же видел ее!
Надсмотрщик повернулся к Джораму.
— Она была чокнутая! А ты это знал! Она кинулась на меня! Я…
Джорам не отвечал. Смятение покинуло его. Страх больше не застилал ему глаза. Теперь все виделось ясно и отчетливо.
«Тепло Жизни покинуло мою мать. А во мне она никогда и не теплилась». Теперь, когда правда прозвучала вслух, он смог ее принять. Эта боль слилась с прочей и стала частью его.
Быстро оглядевшись, Джорам увидел подходящее орудие. Он наклонился и подобрал с земли тяжелый камень. Он даже застыл на миг, ощутив, как камень лежит в его ладони. Шероховатый, зазубренный, с острыми краями, врезающимися в тело. Камень был холодным и безжизненным. Мертвым, как он сам. Джораму вдруг вспомнился — совершенно не к месту — камешек, который Анджа давала ему в детстве и велела сделать так, чтобы «воздух проглотил его».
Джорам слегка подкинул камень на ладони, прикинул его вес, выпрямился — и изо всех сил запустил камнем в надсмотрщика.
Камень угодил надсмотрщику в висок, и голова его с чваканьем раскололась, словно переспевший арбуз.
Отец Толбан, все еще стоявший на коленях у тела Анджи, застыл, как будто сам обратился в камень. Полевые маги медленно опустились на землю; они чувствовали, как Жизнь вытекает из них по мере того как они оправлялись от потрясения и осознавали, что же произошло.
Джорам стоял недвижно и безмолвно и смотрел на тела, лежащие на земле.
Анджа представляла собою жалкое зрелище — худая, изможденная, одетая в обрывки былого счастья. Джорам с горечью подумал, что она умерла точно так же, как и жила. Умерла, отрицая правду. Джорам бросил один-единственный взгляд на надсмотрщика. Тот лежал на спине, и из чудовищной раны текла кровь — под головой уже образовалась лужица. Он не видел приближения угрозы. Он даже помыслить не мог, что такое возможно.
Джорам посмотрел на свои руки, потом на камень, лежащий рядом с проломленной головой надсмотрщика, и в сознании его вертелась одна-единственная мысль: как легко… Как легко, оказывается, убить человека при помощи такого простого орудия…
Он почувствовал, как кто-то прикоснулся к его руке. Джорам в ужасе развернулся и схватил Мосию. Тот даже попятился — такое безумие он увидел в темно-карих глазах друга.
— Это же я, Джорам! Я не хочу тебе ничего плохого!
И Мосия вскинул руки.
Заслышав его голос, Джорам слегка ослабил хватку. В глазах забрезжило узнавание.
— Тебе нужно уходить отсюда! — настойчиво произнес Мосия. Лицо его было бледным, а глаза расширились настолько, что казались почти полностью белыми. — Поторопись, пока отец Толбан не открыл Коридор и не привел Дуук-тсарит!
Джорам непонимающе уставился на Мосию, потом снова взглянул на трупы.
— Я не знаю, куда идти, — пробормотал он. — Я не могу…
— Во Внешние земли! — Мосия схватил Джорама за плечи и встряхнул. — За границу, туда, куда ты уже давно хотел уйти. Там живут люди. Изгои, мятежники чародеи. Ты был прав. Я говорил с ними. Они помогут тебе. Но тебе нужно поспешить, Джорам!
— Нет! Не давайте ему уйти! — воскликнул отец Толбан. Каталист на полную мощность распахнул каналы для всех магов и вскричал, указывая пальцем на Джорама: — Задержите его!
Мосия обернулся и настойчиво позвал:
— Отец!
— Мосия прав. Беги, Джорам, — сказал маг. — Уходи во Внешние земли. Если тебе удастся выжить, то тамошние обитатели за тобой присмотрят.
— И не беспокойся о матери, Джорам, — подала голос какая-то женщина. — Мы проведем церемонию, как полагается. А тебе, парень, лучше бежать, пока сюда не явились Дуук-тсарит.
Но Джорам все стоял, глядя на недвижные тела.
— Проводи его, Мосия, — распорядился отец молодого мага. — Он сейчас плохо соображает. Нам надо позаботиться, чтобы у него был выигрыш во времени.
И полевые маги начали медленно приближаться к отцу Толбану. Тот попятился, испуганно глядя на них.
— Вы не смеете! — прошептал каталист. — Я все доложу. Это мятеж…
— Вы ничего не доложите, — спокойно сказал отец Мосии, продолжая приближаться. — Мы пытались задержать парня. Ведь верно?
Остальные полевые маги согласно закивали.
— Ваша жизнь здесь, отец, протекала достаточно легко и приятно. Вы же не хотите перемен, правда? Мосия, проводи его…
Но Джорам уже пришел в себя — хотя возвращаться пришлось издалека.
— Куда идти? — твердым голосом спросил он у Мосии. — Я не помню дороги…
— Я пойду с тобой!
Джорам покачал головой.
— Нет. Ты можешь жить и здесь. — Он спохватился и поправился, особенно подчеркнув слово «жить»: — Ты можешь жить. Ну, так куда? — переспросил он.
— На северо-восток, — отозвался Мосия. — Через реку. Когда окажешься в лесу, будь осторожен.
— Как мне найти этих людей?
— Никак. Они сами тебя найдут. Главное, чтобы первыми тебя нашли они, а не какая-нибудь мерзость.
Мосия протянул другу руку:
— Прощай, Джорам.
Джорам на миг уставился на руку юноши; впервые в жизни ему протянули руку помощи, руку дружбы. Затем он взглянул в глаза Мосии и увидел в них жалость — жалость и отвращение, которого другу не удалось скрыть.
Жалость к Мертвому.
Джорам развернулся и не оглядываясь помчался через вспаханное поле.
Мосия опустил руку. Несколько долгих мгновений он смотрел Джораму вслед, а потом вернулся к отцу и встал рядом.
— Ну что ж, каталист, — сказал маг, когда Джорам скрылся за деревьями. — Открывайте Коридор и посылайте за Исполняющими. И еще, отец, — добавил он, когда каталист уже повернулся, собираясь направиться к своему домику, — вы ведь все хорошо запомнили, правда? А то Дуук-тсарит будут здесь через несколько минут. Вы ведь давно уже здесь живете…
Отец Толбан кивнул в знак того, что он все понял, в последний раз испуганно взглянул на мага и заспешил прочь.
Одна из женщин склонилась над Анджой, возложила руки на обгорелое тело и сотворила вокруг него хрустальный гроб. Остальные маги тем временем отправили тело надсмотрщика плыть по воздуху в сторону деревни.
— Если мальчик и вправду Мертв, вы оказали ему недобрую услугу, отослав его отсюда, — сказала какая-то женщина, глядя в сторону бескрайнего темного леса. — Ему не выжить во Внешних землях.
— По крайней мере, так у него будет возможность побороться за жизнь! — с пылом отозвался Мосия. Поймал взгляд отца, запнулся и смолк.
У всех в голове вертелся один и тот же невысказанный вопрос.
За какую жизнь?
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Это было необычное требование. Настолько необычное, что даже отец Толбан, и тот взглянул на надсмотрщика с недоумением. На самом деле они вовсе не выбивались из графика. В такой спешке не было нужды. Но хотя отцу Толбану и не нравился новый надсмотрщик, он не стал задавать ему никаких вопросов. Тяжелая, однообразная работа превратила жизнь каталиста в тюремное заключение. Он даже забросил в конце концов свои научные изыскания. Он каждый день отправлялся на поля вместе с магами, каждый день шлепал по комьям вспаханной земли. Его замораживали зимние ветра, а потом отогревало летнее солнце. Отец Толбан пожелтел и высох, словно сноп прошлогодней соломы.
Когда каталист затянул первые слова ритуала, Джорам оцепенел. Он не мог оторваться от земли, сколько бы Жизни ему ни даровали! В душе у Джорама снова вспыхнула старая, почти позабытая боль. Все то же Отличие. Он чуть не остановился, словно вкопанный, но Анджа, шагавшая позади, запустила ногти ему в руку.
— Не останавливайся! — прошептала она. — Он ничего не заметил.
— Не заметил — так заметит! — огрызнулся Джорам и вырвал руку.
Но Анджа не унималась. Она снова вцепилась в сына.
— Тогда мы скажем ему то же, что ты говорил всегда — прошипела она. — Ты плохо себя чувствуешь. Тебе нужно поберечь свою Жизненную силу.
Полевые маги один за другим получали Жизнь от каталиста и изящно вспархивали в воздух. Они скользили над полем, словно коричневые птички, и засеивали свежевспаханную землю.
Джорам и Анджа продолжали идти.
— Эй! Вы, двое! А ну, стойте! Обернитесь!
Джорам остановился, но так и продолжал стоять спиной к надсмотрщику. Анджа же взглянула на него через плечо, гордо вскинув голову.
— Это вы нам? — холодно поинтересовалась она.
Отвернувшись от них на мгновение, надсмотрщик направился к отцу Толбану.
— Каталист, откройте канал для этого парня! — потребовал он, указав на Джорама.
— Я уже сделал это, надсмотрщик, — оскорблено отозвался отец Толбан. — Я вполне способен справляться со своими обязанностями…
— Уже сделали? — перебил его надсмотрщик, сердито глядя на Джорама. — А он стоит себе, поглощает Жизненную силу и накапливает ее для личных целей! Он отказывается повиноваться мне!
— Думаю, все не совсем так, — возразил каталист и взглянул на Джорама, как будто видел его в первый раз. — Очень странно. Я вообще не чувствую, чтобы парень тянул Жизнь через меня…
Но надсмотрщик не стал дожидаться, пока каталист разовьет свою мысль. Он зарычал и двинулся по вспаханному полю к Джораму.
Джорам услышал, как тот подходит, но не стал поворачиваться к нему лицом. Он смотрел вперед невидящим взором и стискивал кулаки. Ну почему этот человек никак не оставит его в покое?
Мосия, с беспокойством наблюдавший за происходящим, вдруг ощутил болезненный укол — он осознал правду! Мосия быстро двинулся к другу, чтобы попытаться отвлечь надсмотрщика. Джорам сумеет это скрыть! Ведь столько лет скрывал! Он может придумать кучу отговорок!
Но если Джорам и заметил друга, то никак этого не показал. Он не знал, как ему разговаривать с надсмотрщиком. И уж подавно не знал, как его в чем-нибудь убедить. Он стоял, впав в оцепенение, и всей шкурой ощущал, что остальные маги побросали работу и тоже смотрят на него. Кровь вскипела в жилах Джорама и застучала в висках, подгоняемая гневом и смятением. Ну почему они все не могут просто оставить его в покое?
Подойдя к Джораму со спины, надсмотрщик уже протянул руку — чтобы как следует задать наглому юнцу и заставить его повиноваться. Но прежде чем он успел прикоснуться к юноше, Анджа вклинилась между ним и сыном.
— Ему нездоровится, — быстро сказала она. — Ему нужно поберечь свою Жизненную силу.
— Нездоровится?! — фыркнул надсмотрщик, окидывая взглядом сильное тело юноши. — Он достаточно здоров, чтобы устраивать тут мятеж!
Он отодвинул Анджу и схватил Джорама за плечо. Едва лишь Джорам почувствовал чужое прикосновение, как развернулся лицом к надсмотрщику и машинально отступил на пару шагов.
Мосия, висевший в воздухе неподалеку, поплыл вперед. Он совсем уж готов был вмешаться в происходящее, но отец удержал его взглядом.
— Я не мятежник! — тяжело дыша, возразил Джорам. Казалось, будто он задыхается. — Просто назначьте мне работу и позвольте выполнять ее так, как могу…
— Ты будешь делать то, что тебе приказано, щенок! — рявкнул надсмотрщик и снова двинулся к Джораму.
Но тут отец Толбан — он побледнел, и глаза его округлились от ужаса — вдруг испустил пронзительный крик. Он кинулся вперед, путаясь в подоле простой зеленой рясы и схватил надсмотрщика за руку.
— Он Мертв! — выдохнул каталист. — Клянусь Девятью Таинствами, надсмотрщик, парень Мертв!
— Что?! — Потрясенный надсмотрщик повернулся к каталисту, трясшему его руку.
— Мертв! — пролепетал отец Толбан. — Я удивлялся… Но я никогда не пробовал даровать ему Жизнь! Его мать постоянно… Он Мертв! В нем нет Жизни! Я не чувствую ни малейшего отклика…
Мертв! Джорам вызывающе взглянул на каталиста. Слово было произнесено. Правда, которую давно уже прозревало его сердце, открылась его разуму и душе. Он вспомнил историю, которую столько раз рассказывала ему Анджа. Предвидение. «Не произведете на свет живого потомка». Слова Мосии. Мертвые дети, которых тайком переправляют прочь из городов. Мертвые дети, которых вывозят из Мерилона.
В ужасе и тревоге Джорам взглянул на Анджу…
…И увидел правду.
— Нет, — сказал он. Торба с семенами соскользнула с плеча и упала на землю, когда Джорам отступил еще на шаг. — Нет!
Он затряс головой.
Анджа протянула к нему руки. Смертельная бледность, залившая ее лицо, видна была даже сквозь грязь, а в расширенных глазах плескался страх.
— Джорам! Золотце! Сынок! Пожалуйста, послушай меня…
— Джорам! — вмешался Мосия. Он приблизился к Джораму, невзирая на неодобрительный взгляд отца. Мосия не представлял, что он мог бы сделать, но ему хотелось поддержать друга.
Но Джорам не видел и даже не слышал его. Он в ужасе смотрел на мать — и пятился, отчаянно мотая головой. Черные волосы растрепались и выбились из косы. Черные кудри скользнули по бледному лицу — как издевательское подобие слез, от которых Анджа его отучила.
— Мертвый! — повторил надсмотрщик. Похоже, до него лишь сейчас дошел истинный смысл этого известия. Глаза его заблестели. — За живого Мертвого дают награду. Каталист, дайте мне Жизнь! — скомандовал он. — А потом откройте Коридор! Я буду держать его под замком до прибытия Исполняющих…
Все произошло в мгновение ока, за один удар сердца, за единый вздох.
Анджа стремительно развернулась к надсмотрщику. Перед глазами у нее стояло бледное лицо Джорама. Ее сын, ее прекрасный сын теперь знал правду. Он никогда ее не простит! Теперь он ненавидит ее — она поняла это по его глазам. Его взгляд вошел в ее сердце, словно холодный вражеский клинок. И сквозь эту боль пробилось, словно пронзительная диссонирующая нота, слово «Исполняющие».
Давным-давно Исполняющие, Дуук-тсарит, увели ее любимого. Дуук-тсарит превратили его в камень. А теперь они собираются забрать ее ребенка. Они уже приходили…
У Анджи вырвался дикий крик.
— Нет!.. Не трогайте моего ребенка! Не надо! Он скоро станет теплым! Я согрею его! Мертворожденный? Нет! Вы ошибаетесь! Я прижму его к груди. Он скоро согреется. Дыши, малыш. Дыши, мой маленький. Мерзавцы! Вы лжете! Мой ребенок будет дышать! Мой ребенок будет жить! Ваше Предвидение лгало!..
— Заткните ее и вызовите Исполняющего! — рявкнул надсмотрщик, разворачиваясь.
И тут отец Толбан почувствовал, как кто-то подключился к его каналу — и с такой силой рванул энергию на себя, что каталист упал на колени. Он из последних сил перекрыл канал, но было поздно. Толбан только и мог, что бессильно глядеть, как ногти Анджи превратились в крепкие острые когти, а зубы — в клыки. Истрепанное платье сделалось шелковистым мехом, тело налилось мускулами. Теперь Анджа напоминала гигантскую кошку. И она, двигаясь быстро и бесшумно, прыгнула на надсмотрщика.
Каталист предостерегающе вскрикнул. Надсмотрщик развернулся и заметил рассвирепевшую волшебницу. Он вскинул руки в защитном жесте и рефлекторно привел в действие магический щит.
Раздался треск и ужасный, исполненный муки вскрик. Анджа бесформенной грудой осела на вспаханную землю. Заклинание, которое она наложила на себя, перестало действовать. Анджа вновь вернулась в человеческий облик. Она взглянула на Джорама, попыталась что-то сказать, а потом качнула головой и застыла, устремив взгляд в голубое весеннее небо.
Ослабев от ужаса, отец Толбан ползком подобрался к Андже и склонился над ней.
— Она мертва! — потрясенно пробормотал он. — Ты ее убил!
— Я не хотел! — запротестовал надсмотрщик, глядя на безжизненное тело женщины у своих ног. — Клянусь — я не хотел! Это случайно получилось! Она… Ты же видел ее!
Надсмотрщик повернулся к Джораму.
— Она была чокнутая! А ты это знал! Она кинулась на меня! Я…
Джорам не отвечал. Смятение покинуло его. Страх больше не застилал ему глаза. Теперь все виделось ясно и отчетливо.
«Тепло Жизни покинуло мою мать. А во мне она никогда и не теплилась». Теперь, когда правда прозвучала вслух, он смог ее принять. Эта боль слилась с прочей и стала частью его.
Быстро оглядевшись, Джорам увидел подходящее орудие. Он наклонился и подобрал с земли тяжелый камень. Он даже застыл на миг, ощутив, как камень лежит в его ладони. Шероховатый, зазубренный, с острыми краями, врезающимися в тело. Камень был холодным и безжизненным. Мертвым, как он сам. Джораму вдруг вспомнился — совершенно не к месту — камешек, который Анджа давала ему в детстве и велела сделать так, чтобы «воздух проглотил его».
Джорам слегка подкинул камень на ладони, прикинул его вес, выпрямился — и изо всех сил запустил камнем в надсмотрщика.
Камень угодил надсмотрщику в висок, и голова его с чваканьем раскололась, словно переспевший арбуз.
Отец Толбан, все еще стоявший на коленях у тела Анджи, застыл, как будто сам обратился в камень. Полевые маги медленно опустились на землю; они чувствовали, как Жизнь вытекает из них по мере того как они оправлялись от потрясения и осознавали, что же произошло.
Джорам стоял недвижно и безмолвно и смотрел на тела, лежащие на земле.
Анджа представляла собою жалкое зрелище — худая, изможденная, одетая в обрывки былого счастья. Джорам с горечью подумал, что она умерла точно так же, как и жила. Умерла, отрицая правду. Джорам бросил один-единственный взгляд на надсмотрщика. Тот лежал на спине, и из чудовищной раны текла кровь — под головой уже образовалась лужица. Он не видел приближения угрозы. Он даже помыслить не мог, что такое возможно.
Джорам посмотрел на свои руки, потом на камень, лежащий рядом с проломленной головой надсмотрщика, и в сознании его вертелась одна-единственная мысль: как легко… Как легко, оказывается, убить человека при помощи такого простого орудия…
Он почувствовал, как кто-то прикоснулся к его руке. Джорам в ужасе развернулся и схватил Мосию. Тот даже попятился — такое безумие он увидел в темно-карих глазах друга.
— Это же я, Джорам! Я не хочу тебе ничего плохого!
И Мосия вскинул руки.
Заслышав его голос, Джорам слегка ослабил хватку. В глазах забрезжило узнавание.
— Тебе нужно уходить отсюда! — настойчиво произнес Мосия. Лицо его было бледным, а глаза расширились настолько, что казались почти полностью белыми. — Поторопись, пока отец Толбан не открыл Коридор и не привел Дуук-тсарит!
Джорам непонимающе уставился на Мосию, потом снова взглянул на трупы.
— Я не знаю, куда идти, — пробормотал он. — Я не могу…
— Во Внешние земли! — Мосия схватил Джорама за плечи и встряхнул. — За границу, туда, куда ты уже давно хотел уйти. Там живут люди. Изгои, мятежники чародеи. Ты был прав. Я говорил с ними. Они помогут тебе. Но тебе нужно поспешить, Джорам!
— Нет! Не давайте ему уйти! — воскликнул отец Толбан. Каталист на полную мощность распахнул каналы для всех магов и вскричал, указывая пальцем на Джорама: — Задержите его!
Мосия обернулся и настойчиво позвал:
— Отец!
— Мосия прав. Беги, Джорам, — сказал маг. — Уходи во Внешние земли. Если тебе удастся выжить, то тамошние обитатели за тобой присмотрят.
— И не беспокойся о матери, Джорам, — подала голос какая-то женщина. — Мы проведем церемонию, как полагается. А тебе, парень, лучше бежать, пока сюда не явились Дуук-тсарит.
Но Джорам все стоял, глядя на недвижные тела.
— Проводи его, Мосия, — распорядился отец молодого мага. — Он сейчас плохо соображает. Нам надо позаботиться, чтобы у него был выигрыш во времени.
И полевые маги начали медленно приближаться к отцу Толбану. Тот попятился, испуганно глядя на них.
— Вы не смеете! — прошептал каталист. — Я все доложу. Это мятеж…
— Вы ничего не доложите, — спокойно сказал отец Мосии, продолжая приближаться. — Мы пытались задержать парня. Ведь верно?
Остальные полевые маги согласно закивали.
— Ваша жизнь здесь, отец, протекала достаточно легко и приятно. Вы же не хотите перемен, правда? Мосия, проводи его…
Но Джорам уже пришел в себя — хотя возвращаться пришлось издалека.
— Куда идти? — твердым голосом спросил он у Мосии. — Я не помню дороги…
— Я пойду с тобой!
Джорам покачал головой.
— Нет. Ты можешь жить и здесь. — Он спохватился и поправился, особенно подчеркнув слово «жить»: — Ты можешь жить. Ну, так куда? — переспросил он.
— На северо-восток, — отозвался Мосия. — Через реку. Когда окажешься в лесу, будь осторожен.
— Как мне найти этих людей?
— Никак. Они сами тебя найдут. Главное, чтобы первыми тебя нашли они, а не какая-нибудь мерзость.
Мосия протянул другу руку:
— Прощай, Джорам.
Джорам на миг уставился на руку юноши; впервые в жизни ему протянули руку помощи, руку дружбы. Затем он взглянул в глаза Мосии и увидел в них жалость — жалость и отвращение, которого другу не удалось скрыть.
Жалость к Мертвому.
Джорам развернулся и не оглядываясь помчался через вспаханное поле.
Мосия опустил руку. Несколько долгих мгновений он смотрел Джораму вслед, а потом вернулся к отцу и встал рядом.
— Ну что ж, каталист, — сказал маг, когда Джорам скрылся за деревьями. — Открывайте Коридор и посылайте за Исполняющими. И еще, отец, — добавил он, когда каталист уже повернулся, собираясь направиться к своему домику, — вы ведь все хорошо запомнили, правда? А то Дуук-тсарит будут здесь через несколько минут. Вы ведь давно уже здесь живете…
Отец Толбан кивнул в знак того, что он все понял, в последний раз испуганно взглянул на мага и заспешил прочь.
Одна из женщин склонилась над Анджой, возложила руки на обгорелое тело и сотворила вокруг него хрустальный гроб. Остальные маги тем временем отправили тело надсмотрщика плыть по воздуху в сторону деревни.
— Если мальчик и вправду Мертв, вы оказали ему недобрую услугу, отослав его отсюда, — сказала какая-то женщина, глядя в сторону бескрайнего темного леса. — Ему не выжить во Внешних землях.
— По крайней мере, так у него будет возможность побороться за жизнь! — с пылом отозвался Мосия. Поймал взгляд отца, запнулся и смолк.
У всех в голове вертелся один и тот же невысказанный вопрос.
За какую жизнь?
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ПОБЕГ
Джорам бежал, хотя за ним никто не гнался.
Во всяком случае никто, на кого можно было бы взглянуть. Никто реальный. Никто осязаемый. Исполняющие не могли прибыть так быстро. Односельчане защитили его, дали ему время. Ему ничто не угрожало.
И все же Джорам бежал.
И лишь когда у него начало сводить ноги судорогой, он рухнул на землю и понял, что никогда не убежит от того темного существа, того мучителя, который его преследует. Невозможно убежать от себя самого.
Джорам не знал, сколько он пролежал на лесной подстилке. Он понятия не имел, где находится. Лишь смутно ощущал, что вокруг него деревья и густой подлесок. Затем откуда-то послышалось негромкое журчание воды. Но для Джорама сейчас единственной реальностью была земля, к которой он прикасался щекой, а еще — боль в ногах и ужас в душе.
Пока он лежал, ожидая, когда ослабнет боль, холодная, рациональная часть рассудка твердила ему, что нужно вставать и двигаться дальше. Но под холодной, рациональной поверхностью разума скрывалось то темное существо, которое Джораму чаще всего удавалось удерживать под замком, в оковах. Все-таки иногда это существо срывалось с привязи и всецело завладевало Джорамом.
Ночь окутала своим покрывалом юношу, что лежал в изнеможении и страхе среди глухого леса, и наступление темноты высвободило тьму в душе Джорама. Вырвавшись на волю, она выскочила из закоулка, запустила зубы в его душу и поволокла прочь — грызть и терзать.
Джорам не вставал. Тело его сковало оцепенение, сходное с тем, какое испытываешь, едва пробудившись от крепкого сна. Ощущение было приятным. Ноги больше не болели, а вскоре Джорам и вовсе перестал что-либо чувствовать. Он более не ощущал привкуса грязи в уголке рта, там, где щека его прижималась к почве. Не чувствовал, что лежит на жестком грунте, что вечерний воздух наполнился прохладой, не ощущал ни голода, ни жажды. Его тело спало — но разум бодрствовал, хотя и пребывал словно бы в полусне.
Джораму снова казалось, будто он, маленький мальчик, лежит, скорчившись, у ног каменного мага, своего отца, и чувствует, как на него падают горячие, горькие слезы статуи. Затем слезы превратились в волосы, в беспорядке падающие ему на лицо, на плечи, на спину, а пальцы матери разбирали и распутывали их. А потом эти пальцы превратились в когти, раздирающие надсмотрщика в клочья.
Затем камень, что был его отцом, превратился в камень в руках Джорама. Холодный камень с острыми краями вдруг съежился и превратился в игрушку, порхающую в его пальцах и как будто исчезающую в воздухе. Но на самом деле все это время камешек покоился в ладони, надежно скрытый от посторонних взглядов. Скрытый — до сегодняшнего дня. Сегодня камень вырос, и его уже невозможно было прятать, и потому Джорам выбросил его…
А он вернулся обратно, и вот Джорам снова почувствовал себя ребенком…
Была ночь. И был день. Возможно, даже не одна ночь и не один день.
Черные чары. Так Анджа называла те моменты, когда тьма в душе сына брала верх. Это началось с тех пор, как мальчику исполнилось двенадцать. Джорам не знал, как бороться с этими чарами. У него просто не было сил, чтобы совладать с ними. И потому в такие моменты он целыми днями лежал на жесткой койке, глядя в потолок, и не реагировал даже на отчаянные попытки матери заставить его поесть, попить или вернуться в реальный мир.
Анджа так и не смогла определить, что же выводит сына из этого черного забытья. Просто в какой-то момент Джорам вдруг садился и с горечью смотрел на хижину и на мать, словно обвиняя ее в своем возвращении. А потом вздыхал и возвращался к жизни. И вид у него был такой, словно он выдержал схватку с демонами.
Но на этот раз Джорам погрузился в тьму так глубоко, что казалось, будто ничто уже не в силах вернуть его оттуда. Холодная, рациональная часть его рассудка уже начала готовиться к бою, как вдруг у нее появился нежданный союзник — опасность.
Первым чувством Джорама было раздражение: ну кому понадобилось его беспокоить?! Но затем его колено пронзила мучительная боль — у него даже дыхание перехватило. Джорам задохнулся, застонал и попытался развернуться.
— Оно живое.
Джорам попытался сквозь дымку боли и развеивающийся полумрак разглядеть, кому же принадлежит грубый, хриплый голос. В результате перед его глазами вырисовалась смутная картина: грязные, спутанные волосы, обрамляющие лицо, что когда-то могло быть человеческим, но исказилось и сделалось звериным и жестоким. Волосы спускались на вполне человеческие плечи и грудь. Но нога, пнувшая Джорама, не была человеческой. Она оканчивалась копытом.
Боль заставила Джорама возвратиться в реальный мир — и телом, и разумом. К нему снова вернулась способность видеть и чувствовать, и первым его чувством был ужас. Он увидел рядом со своей головой заостренные копыта, потом поднял взгляд и обнаружил, что над ним возвышается странное существо, получеловек-полуконь. Джораму отчетливо представилось, как это копыто опускается ему на голову, и страх подстегнул его организм. Но большого толку от этого не последовало. Мышцы от долгого бездействия сделались вялыми и малоподвижными, тело ослабело от нехватки воды и пищи. Скрипнув зубами, Джорам кое-как поднялся на четвереньки — и копыто тут же врезалось ему в ребра. Джорам полетел в кусты.
Тело вновь пронзила острая боль. Джорам пытался втянуть хоть глоток воздуха, а копыта, глухо простучав по лесной подстилке, вновь оказались рядом. Огромная рука ухватила Джорама за воротник рубашки и вздернула на ноги. Джорам зашатался — застоявшаяся кровь вновь побежала по жилам, и ноги отчаянно закололо — и упал бы, если бы его не перехватили другие руки. Перехватили и связали ему запястья за спиной, быстро и умело.
Раздалось ворчание:
— Иди, человек.
Джорам сделал шаг, споткнулся и упал. Кровообращение восстановилось еще не полностью, и ноги его не слушались.
Его снова подняли рывком и толкнули вперед. Бок словно жгло огнем, земля покачивалась под ногами, а ветви деревьев так и норовили ударить его. Джорам сделал еще несколько шагов и снова рухнул в грязь. И ушибся. Поскольку руки у него были связаны, он не мог подстраховаться.
Кентавры расхохотались.
— Спорт, — сказал один.
Они снова поставили Джорама на ноги.
— Воды! — выдохнул Джорам. Губы его потрескались, язык распух.
Кентавры заворчали и расплылись в улыбках, обнажив желтоватые зубы.
— Воды? — переспросил один, поднял мощную руку и указал куда-то.
Джорам, едва держащийся на ногах, взглянул в ту сторону и увидал реку; сквозь листву подлеска видно было, как поблескивает вода.
— Беги, — повторил кентавр.
— Беги! Человек! Беги! — подхватил другой.
Джорам в отчаянии попытался бежать. Он слышал позади глухой перестук копыт, ощущал спиной горячее дыхание и задыхался от зловонного звериного запаха. Река приблизилась, но Джорам чувствовал, как силы покидают его. А кроме того, он в озарении отчаяния понял, что кентавры вовсе не намерены подпускать его к реке.
Когда-то эти существа были людьми, но во время Железных войн Дкарн-дуук, Мастера войны, видоизменили их и отправили сражаться. Война оказалась опустошительной и обошлась очень дорого. Выжившие колдуны истощили свою магию, а их каталисты были настолько измождены, что уже не в силах были приникнуть к источнику Жизни. Дкарн-дуук оказались не в состоянии вернуть своим созданиям прежний вид. Они бросили их на произвол судьбы и изгнали во Внешние земли. Там кентавры и жили. Они спаривались с животными и пленными людьми и породили расу, утратившую в ходе борьбы за выживание почти все человеческие чувства и эмоции. Почти — но не все. Одно чувство цвело пышным цветом, ибо его холили и лелеяли на протяжении столетий. И чувством этим была ненависть.
Хотя причины этой ненависти давно изгладились из памяти кентавров — они не помнили своей истории, — тем не менее им доставляло глубокое, искреннее удовольствие помучить какого-нибудь человека.
Джорам остановился и развернулся, решив, что попытается драться. И тут же получил повергший его наземь удар в лицо. Пока Джорам корчился от боли, холодная часть его рассудка твердила: «Лучше умри сейчас. Так все хотя бы окончится быстро. Твоя жизнь все равно не имеет смысла».
Джорам услышал рядом стук копыт. Одно из них угодило по нему. Джорам не почувствовал боли, хотя и услышал хруст сломавшейся кости. Он медленно, упрямо поднялся на ноги. Кентавр снова сбил его с ног. На тело юноши обрушился град ударов. Острые копыта врезались в плоть.
Джорам почувствовал вкус крови во рту…
Джорам не знал, что привело его в чувство: холод раздавшегося рядом голоса или холод воды, коснувшейся его губ.
— Мы можем чем-нибудь ему помочь?
— Не знаю. Он ушел довольно далеко.
— Ага. Наконец-то он пришел в сознание. Это уже что-то, — произнес все тот же холодный голос. — Голова цела?
Джорам почувствовал, как кто-то ощупывает его голову, грубо и бесцеремонно.
— Да вроде. Думаю, они хотели позабавиться подольше.
Последовала пауза, затем послышался все тот же голос:
— Ну так как, забираем мы его к Блалоху или нет?
Снова пауза.
— Забираем, — вынес вердикт холодный голос. — Он молод и силен. Так что хотя доставить его в лагерь будет непросто, хлопоты того стоят. Наложи лубки на сломанные кости, как тебя учил старик.
— Как ты думаешь, это тот самый парень, который убил надсмотрщика? — прогудел чей-то голос почти над самым ухом у Джорама.
Хозяин этого голоса принялся бесцеремонно ощупывать руки и ноги Джорама. Юноша задохнулся от боли.
— Конечно, — бесстрастно произнес обладатель холодного голоса. — Иначе что он здесь делает? Значит, он ценен вдвойне. Если же он будет доставлять хлопоты, Блалох всегда сможет от него избавиться. Он еще сохранил старые контакты с Дуук-тсарит.
Во всяком случае никто, на кого можно было бы взглянуть. Никто реальный. Никто осязаемый. Исполняющие не могли прибыть так быстро. Односельчане защитили его, дали ему время. Ему ничто не угрожало.
И все же Джорам бежал.
И лишь когда у него начало сводить ноги судорогой, он рухнул на землю и понял, что никогда не убежит от того темного существа, того мучителя, который его преследует. Невозможно убежать от себя самого.
Джорам не знал, сколько он пролежал на лесной подстилке. Он понятия не имел, где находится. Лишь смутно ощущал, что вокруг него деревья и густой подлесок. Затем откуда-то послышалось негромкое журчание воды. Но для Джорама сейчас единственной реальностью была земля, к которой он прикасался щекой, а еще — боль в ногах и ужас в душе.
Пока он лежал, ожидая, когда ослабнет боль, холодная, рациональная часть рассудка твердила ему, что нужно вставать и двигаться дальше. Но под холодной, рациональной поверхностью разума скрывалось то темное существо, которое Джораму чаще всего удавалось удерживать под замком, в оковах. Все-таки иногда это существо срывалось с привязи и всецело завладевало Джорамом.
Ночь окутала своим покрывалом юношу, что лежал в изнеможении и страхе среди глухого леса, и наступление темноты высвободило тьму в душе Джорама. Вырвавшись на волю, она выскочила из закоулка, запустила зубы в его душу и поволокла прочь — грызть и терзать.
Джорам не вставал. Тело его сковало оцепенение, сходное с тем, какое испытываешь, едва пробудившись от крепкого сна. Ощущение было приятным. Ноги больше не болели, а вскоре Джорам и вовсе перестал что-либо чувствовать. Он более не ощущал привкуса грязи в уголке рта, там, где щека его прижималась к почве. Не чувствовал, что лежит на жестком грунте, что вечерний воздух наполнился прохладой, не ощущал ни голода, ни жажды. Его тело спало — но разум бодрствовал, хотя и пребывал словно бы в полусне.
Джораму снова казалось, будто он, маленький мальчик, лежит, скорчившись, у ног каменного мага, своего отца, и чувствует, как на него падают горячие, горькие слезы статуи. Затем слезы превратились в волосы, в беспорядке падающие ему на лицо, на плечи, на спину, а пальцы матери разбирали и распутывали их. А потом эти пальцы превратились в когти, раздирающие надсмотрщика в клочья.
Затем камень, что был его отцом, превратился в камень в руках Джорама. Холодный камень с острыми краями вдруг съежился и превратился в игрушку, порхающую в его пальцах и как будто исчезающую в воздухе. Но на самом деле все это время камешек покоился в ладони, надежно скрытый от посторонних взглядов. Скрытый — до сегодняшнего дня. Сегодня камень вырос, и его уже невозможно было прятать, и потому Джорам выбросил его…
А он вернулся обратно, и вот Джорам снова почувствовал себя ребенком…
Была ночь. И был день. Возможно, даже не одна ночь и не один день.
Черные чары. Так Анджа называла те моменты, когда тьма в душе сына брала верх. Это началось с тех пор, как мальчику исполнилось двенадцать. Джорам не знал, как бороться с этими чарами. У него просто не было сил, чтобы совладать с ними. И потому в такие моменты он целыми днями лежал на жесткой койке, глядя в потолок, и не реагировал даже на отчаянные попытки матери заставить его поесть, попить или вернуться в реальный мир.
Анджа так и не смогла определить, что же выводит сына из этого черного забытья. Просто в какой-то момент Джорам вдруг садился и с горечью смотрел на хижину и на мать, словно обвиняя ее в своем возвращении. А потом вздыхал и возвращался к жизни. И вид у него был такой, словно он выдержал схватку с демонами.
Но на этот раз Джорам погрузился в тьму так глубоко, что казалось, будто ничто уже не в силах вернуть его оттуда. Холодная, рациональная часть его рассудка уже начала готовиться к бою, как вдруг у нее появился нежданный союзник — опасность.
Первым чувством Джорама было раздражение: ну кому понадобилось его беспокоить?! Но затем его колено пронзила мучительная боль — у него даже дыхание перехватило. Джорам задохнулся, застонал и попытался развернуться.
— Оно живое.
Джорам попытался сквозь дымку боли и развеивающийся полумрак разглядеть, кому же принадлежит грубый, хриплый голос. В результате перед его глазами вырисовалась смутная картина: грязные, спутанные волосы, обрамляющие лицо, что когда-то могло быть человеческим, но исказилось и сделалось звериным и жестоким. Волосы спускались на вполне человеческие плечи и грудь. Но нога, пнувшая Джорама, не была человеческой. Она оканчивалась копытом.
Боль заставила Джорама возвратиться в реальный мир — и телом, и разумом. К нему снова вернулась способность видеть и чувствовать, и первым его чувством был ужас. Он увидел рядом со своей головой заостренные копыта, потом поднял взгляд и обнаружил, что над ним возвышается странное существо, получеловек-полуконь. Джораму отчетливо представилось, как это копыто опускается ему на голову, и страх подстегнул его организм. Но большого толку от этого не последовало. Мышцы от долгого бездействия сделались вялыми и малоподвижными, тело ослабело от нехватки воды и пищи. Скрипнув зубами, Джорам кое-как поднялся на четвереньки — и копыто тут же врезалось ему в ребра. Джорам полетел в кусты.
Тело вновь пронзила острая боль. Джорам пытался втянуть хоть глоток воздуха, а копыта, глухо простучав по лесной подстилке, вновь оказались рядом. Огромная рука ухватила Джорама за воротник рубашки и вздернула на ноги. Джорам зашатался — застоявшаяся кровь вновь побежала по жилам, и ноги отчаянно закололо — и упал бы, если бы его не перехватили другие руки. Перехватили и связали ему запястья за спиной, быстро и умело.
Раздалось ворчание:
— Иди, человек.
Джорам сделал шаг, споткнулся и упал. Кровообращение восстановилось еще не полностью, и ноги его не слушались.
Его снова подняли рывком и толкнули вперед. Бок словно жгло огнем, земля покачивалась под ногами, а ветви деревьев так и норовили ударить его. Джорам сделал еще несколько шагов и снова рухнул в грязь. И ушибся. Поскольку руки у него были связаны, он не мог подстраховаться.
Кентавры расхохотались.
— Спорт, — сказал один.
Они снова поставили Джорама на ноги.
— Воды! — выдохнул Джорам. Губы его потрескались, язык распух.
Кентавры заворчали и расплылись в улыбках, обнажив желтоватые зубы.
— Воды? — переспросил один, поднял мощную руку и указал куда-то.
Джорам, едва держащийся на ногах, взглянул в ту сторону и увидал реку; сквозь листву подлеска видно было, как поблескивает вода.
— Беги, — повторил кентавр.
— Беги! Человек! Беги! — подхватил другой.
Джорам в отчаянии попытался бежать. Он слышал позади глухой перестук копыт, ощущал спиной горячее дыхание и задыхался от зловонного звериного запаха. Река приблизилась, но Джорам чувствовал, как силы покидают его. А кроме того, он в озарении отчаяния понял, что кентавры вовсе не намерены подпускать его к реке.
Когда-то эти существа были людьми, но во время Железных войн Дкарн-дуук, Мастера войны, видоизменили их и отправили сражаться. Война оказалась опустошительной и обошлась очень дорого. Выжившие колдуны истощили свою магию, а их каталисты были настолько измождены, что уже не в силах были приникнуть к источнику Жизни. Дкарн-дуук оказались не в состоянии вернуть своим созданиям прежний вид. Они бросили их на произвол судьбы и изгнали во Внешние земли. Там кентавры и жили. Они спаривались с животными и пленными людьми и породили расу, утратившую в ходе борьбы за выживание почти все человеческие чувства и эмоции. Почти — но не все. Одно чувство цвело пышным цветом, ибо его холили и лелеяли на протяжении столетий. И чувством этим была ненависть.
Хотя причины этой ненависти давно изгладились из памяти кентавров — они не помнили своей истории, — тем не менее им доставляло глубокое, искреннее удовольствие помучить какого-нибудь человека.
Джорам остановился и развернулся, решив, что попытается драться. И тут же получил повергший его наземь удар в лицо. Пока Джорам корчился от боли, холодная часть его рассудка твердила: «Лучше умри сейчас. Так все хотя бы окончится быстро. Твоя жизнь все равно не имеет смысла».
Джорам услышал рядом стук копыт. Одно из них угодило по нему. Джорам не почувствовал боли, хотя и услышал хруст сломавшейся кости. Он медленно, упрямо поднялся на ноги. Кентавр снова сбил его с ног. На тело юноши обрушился град ударов. Острые копыта врезались в плоть.
Джорам почувствовал вкус крови во рту…
Джорам не знал, что привело его в чувство: холод раздавшегося рядом голоса или холод воды, коснувшейся его губ.
— Мы можем чем-нибудь ему помочь?
— Не знаю. Он ушел довольно далеко.
— Ага. Наконец-то он пришел в сознание. Это уже что-то, — произнес все тот же холодный голос. — Голова цела?
Джорам почувствовал, как кто-то ощупывает его голову, грубо и бесцеремонно.
— Да вроде. Думаю, они хотели позабавиться подольше.
Последовала пауза, затем послышался все тот же голос:
— Ну так как, забираем мы его к Блалоху или нет?
Снова пауза.
— Забираем, — вынес вердикт холодный голос. — Он молод и силен. Так что хотя доставить его в лагерь будет непросто, хлопоты того стоят. Наложи лубки на сломанные кости, как тебя учил старик.
— Как ты думаешь, это тот самый парень, который убил надсмотрщика? — прогудел чей-то голос почти над самым ухом у Джорама.
Хозяин этого голоса принялся бесцеремонно ощупывать руки и ноги Джорама. Юноша задохнулся от боли.
— Конечно, — бесстрастно произнес обладатель холодного голоса. — Иначе что он здесь делает? Значит, он ценен вдвойне. Если же он будет доставлять хлопоты, Блалох всегда сможет от него избавиться. Он еще сохранил старые контакты с Дуук-тсарит.