Уэйс Маргарет. Янтарь и железо

Что же касается Башни… Зебоим снова вышла из себя. «Я не удивляюсь ничему из того, что в состоянии учинить мой луноликий братец. Но, разумеется, он заплатит за оскорбление! Я разнесу его Башню по камешку! А с чего вдруг Повелитель Смерти заинтересовался Башней Высшего Волшебства? Какое ему до нее дело? Здесь кроется что-то еще, пока непонятное. И я должна разузнать, что именно».
Итак, Зебоим понятия не имела о Башне. Чемошу это показалось любопытным. «Я-то опасался, что брат с сестрой заключили договор. Видимо, нет. Что она будет делать? Что она может сделать? Нуитари не из тех, кто захочет злить Морскую Богиню».
Море волновалось, волны набегали и откатывались назад, пока Боги рассматривали условия сделки под разными углами.
В итоге Зебоим сказала вежливо:
 
   — Обещаю вернуть тебе Мину. Я знаю, как разобраться с братом. Но это, разумеется, при условии, что ты освободишь душу моего сына.

 
Чемош ответил не менее любезным тоном:
 

   — Я принимаю твое предложение. Крелла я оставлю себе. А у тебя пусть останется монах.

 
«Чемош что-то замышляет. Он слишком легко согласился»,— решила Зебоим, пристально глядя на него.
«Она слишком легко согласилась. Зебоим замышляет что-то», — решил Повелитель Смерти, пристально глядя на нее.
Потом оба разом подумали: «Я все равно остаюсь в выигрыше».
Зебоим протянула руку.
Чемош пожал ее, скрепляя тем самым сделку.
 

   — Приведи мне Мину, и я отправлю душу твоего сына на очередную кровавую битву, — пообещал Повелитель Смерти.
   — Я верну тебе Мину, — сказала Зебоим, — и сообщу, что сумею разузнать о Башне. Я уверена, тут кроется какая-то ошибка. Мой брат никогда меня не обманывал.

 
«Лжет», — решил Чемош.
 

   — Да я рассказал тебе о Башне без всякой задней мысли,— заверил Бог легкомысленным тоном. — Что там Нуитари делает или не делает, меня совершенно не волнует.

 
«Лжет»,— решила Зебоим.
 

   — До скорой встречи, дорогой друг, — произнесла она.
   — До скорой встречи, — отозвался Чемош.
   — Тьфу, ненавижу этого выродка! — пробормотала себе под нос Зебоим, шагая по дну океана. — Он мне еще заплатит!
   — Лживая ведьма, — пробормотал Чемош. — Я еще выведу тебя на чистую воду! — И он позвал громко: — Крелл! Можешь выходить! Мина скоро будет здесь, а когда она вернется, все должно быть готово к действию.
 

Глава 5

 

 
Не подозревающий о том, что Морская Богиня едва не расплатилась за услугу его жизнью, Рис задержался в Утехе, как и обещал Герарду. Прошло несколько дней со времени их разговора, и за это время монах почти не видел шерифа. Каждый раз, когда они встречались, Герард пробегал мимо, приветственно взмахнув рукой и бросив на ходу:
 

   — Не могу пока ничего сказать, но уже скоро. Совсем скоро.

 
Рис вернулся к своей работе в гостинице, хозяйка которой встретила его очень тепло.
 

   — Я рада, что ты вернулся, брат,— сказала Лаура, вытирая руки о передник. — Мы по тебе скучали, и не только по тому, как ты нарезаешь картошку, хотя никто, кроме тебя, не умеет резать картошку на такие аккуратные маленькие ломтики.
   — Я тоже рад, что вернулся, — сказал Рис.
   — Ты приносишь с собой особенный дух, брат,— продолжала Лаура, возвращаясь к своей кухне.

 
Она подняла крышку — из кастрюли поднялся упоительный пряный аромат,— заглянула в кастрюлю, зачерпнула ложку варева и покачала головой.
 

   — Нужно добавить соли. О чем там я? Ах да. Ты приносишь с собой умиротворение, которое распространяется на всех, кто находится рядом с тобой, брат, и улетучивается, когда ты уходишь.

 
Достав из квашни кусок теста, она принялась ловко раскатывать его, продолжая говорить:
 

   — В тот день, когда ты ушел, кухарка поссорилась с судомойкой, девушка так расстроилась, что опрокинула горшок с ветчиной и бобами и едва не обварилась. Не говоря уже о том, что во дворе затеяли несколько драк, а потом еще один мальчишка принялся скатываться по перилам с самой верхушки дерева и сломал в итоге руку. Когда ты здесь, брат, ничего подобного не случается, все получается гладко, словно девичий зад. О боже! — Лаура хлопнула ладонью по губам и залилась краской. — Прости меня, брат. Не надо мне было говорить такого.

 
Рис улыбнулся:
 

   — Думаю, ты преувеличиваешь мое влияние, госпожа Лаура. Ну, поскольку дело идет к ужину, займусь, пожалуй, картошкой…

 
Рис нарезал картофель и лук, принес воды и сочувственно выслушал жалобы кухарки на судомойку, потом утешал судомойку, которая уже не знала, чем еще угодить поварихе. Ему нравилось работать на кухне. Ему нравилось горячее время, вроде обеда или ужина, когда нужно было делать три дела сразу, работать, закатав рукава выше локтя и не успевая думать ни о чем, разве что волноваться, готова ли картошка и ровно ли прожаривается мясо на вертеле.
Когда публика рассосалась и двери гостиницы заперли на ночь, Рис наслаждался тишиной и покоем, хотя требовалось еще перемыть горы посуды, отчистить чайники и кастрюли, вымыть пол, принести воду и замесить хлеб на завтра. Простые домашние заботы напомнили ему о жизни в монастыре. Погрузив руки по локоть в мыльную пену, он мыл пивные кружки и размышлял о Маджере, гадая, что делает этот таинственный Бог и для чего он это делает.
Когда все закончилось разбитой кружкой, Рис понял, что до сих пор злится на Маджере и гнев его не уменьшается, потому что его подогревает постоянное упрямое присутствие Бога в жизни Риса. Как избалованный и дурно воспитанный ребенок, которого родители продолжают баловать, как бы плохо он себя ни вел, Рис не желал, чтобы Бог продолжал его опекать, он чувствовал себя виноватым, принимая его заботу и ничего не давая взамен.
Он негодовал из-за возвращения эммиды. Вчера он попытался оставить ее в комнате, но оказалось, что без посоха чувствует себя неловко и странно, словно идет по Утехе голый, и Атту беспокоило отсутствие посоха (она все время останавливалась и озадаченно посматривала на хозяина), в итоге он сдался и вернулся за эммидой.
Его вера подвергалась и другим испытаниям. Время от времени Лаура, если бывала слишком занята сама, отправляла его на рынок за покупками. По дороге он проходил улицу, которая так и называлась — улица Богов. На ней монахи и жрецы строили новые Храмы, приветствуя так долго отсутствовавших на Кринне и наконец-то вернувшихся обратно Богов. Храм Маджере был скромным зданием, стоявшим приблизительно в середине улицы. Рис часто видел монахов, работающих в саду или просто проходящих мимо, и ему очень хотелось зайти в Храм, поблагодарить Маджере за заботу о своем недостойном слуге и попросить у Бога прощения.
Но как только он решался сделать это, как только ноги начинали нести его в направлении Храма, как перед глазами Риса сейчас же возникало видение: его братья по Ордену, лежащие на полу монастырской трапезной, их тела, изломанные мучительной агонией. Он начинал думать о своем родном брате и о братьях-монахах, обманутых и убитых. Даже Зебоим, жестокая, своевольная, ненадежная и вспыльчивая, какой она бывала временами, и та сделала больше, чтобы помочь Рису найти ответы на его вопросы, чем добрый и мудрый Маджере. И Рис отворачивался от Храма и шел на рынок закупать лук.
Пока монах нарезал овощи и спорил со своим Богом, Паслен слонялся по улицам Утехи, высматривая Возлюбленных. Атта составляла кендеру компанию, приглядывая за ним. Делать это собаке было несложно. Паслен был практически не способен к высокому и славному (во всяком случае, таковым его считали кендеры) искусству «одалживания».
«У меня все пальцы большие и две левых руки», — жизнерадостно признавался он.
Паслену так плохо удавалось «одалживание», потому что его не интересовали те вещи, которые в основном интересовали кендеров. Он считал, что нелюбопытен, точнее, его любопытство не распространяется на собственность других людей. Ему были любопытны их души, особенно те, которые еще не перешли на следующую ступень жизненного пути. Паслен умел беседовать с такими душами, даже если они были потерянными, не успокоившимися, злобными, несчастными, завистливыми или агрессивными. И еще он обладал способностью, как Рис и сказал Герарду, видеть истинную сущность Возлюбленных, этих ходячих мертвецов.
Но время от времени руки кендера вроде бы начинали жить собственной жизнью — и тогда они находили способ пробраться с чужой карман и рассеянно опустить в хозяйский что-нибудь ценное или поднести к его рту пирог, который превращался в крошки раньше, чем Паслен успевал сообразить, что не платил за него.
Атте было приказано не спускать с кендера глаз, и каждый раз, когда она видела, что он стоит к кому-нибудь слишком близко или поглядывает на прилавок пекаря, быстро вставала между Пасленом и его потенциальной жертвой и деликатно оттесняла назад.
Так что Паслен мог честно смотреть в глаза помощников шерифа и полностью сосредоточиться на идее найти кого-нибудь из Возлюбленных и заманить в ловушку.
К несчастью, ему это удалось.
 
 
Через три дня после их возвращения, в самый разгар рабочего дня, когда Рис нарезал картошку, Герард приоткрыл дверь кухни и просунул в щель голову.
 

   — Брат Рис? — позвал он, вглядываясь в клубы пара. — Ах вот ты где. Если бы Лаура могла тебя отпустить, я был бы рад твоему обществу.
   — Ступай, брат, — сказала Лаура. — Ты сегодня уже поработал за шестерых.
   — Я скоро вернусь и помогу тебе с обедом, — пообещал Рис.

 
Герард кашлянул:
 

   — Э-э, гм… нет, боюсь, скоро ты не вернешься, брат.
   — Мы и сами справимся, — заверила Лаура. Пока Рис снимал фартук, она, хмурясь, поглядела на Герарда:
   — Позаботься о нем, шериф.
   — Да, госпожа,— ответил тот, беспокойно переступая с ноги на ногу, пока Рис вешал фартук и раскатывал рукава.

 
Лаура утерла лицо присыпанной мукой ладонью.
 

   — Я тебя видела, шериф, когда ты шептался с моим братом Палином. Вы затеваете что-то скверное, вы оба, и я не хочу, чтобы вы втравливали монаха в свои делишки.
   — Ни в коем случае, госпожа, — сказал Герард. — Мы будем осторожны.

 
Подхватив Риса под локоть, Герард поспешно вывел его из гостиницы.
 

   — Все готово, — сказал он, когда они быстро спустились по длинной лестнице. Внизу их ждали кендер и Атта. — Паслен нашел кандидата. Ловушку расставим этой же ночью.

 
Риса пробрала дрожь — он бы с большим удовольствием вернулся к своей работе на кухне.
 

   — А какое отношение к этому имеет Палин Маджере? — резко просил монах.
   — Ну, не считая того, что он лорд-мэр Утехи, и, как шериф, я обязан информировать его о любой грозящей городу опасности, он является, то есть являлся одним из самых могущественных магов Ансалона. А до того был магом Ложи Белых Мантий. Я хотел посоветоваться с ним.
   — Я слышал, он отрекся от магии,— сказал Рис.
   — Это верно, брат,— подтвердил Герард и добавил, подмигнув: — Но не отрекся от тех, кто ее практикует. Так мы готовы, Паслен. Куда ты нас поведешь?
   — Туда, к лестнице на мостки, — сказал Паслен. — Мне очень жаль, шериф, но я вынужден сказать, что это один из стражников валлинов. Наверное, ты его знаешь. Его зовут Кэм.
   — Кэм! Проклятие! — выругался Герард, помрачнев. — А ты уверен?

 
Паслен угрюмо кивнул:
 

   — Я уверен. — Он положил руку на голову Атты. — И она уверена.

 
Герард снова выругался:
 

   — Дело осложняется! — Он хмуро посмотрел на кендера. — Надеюсь, ты ошибся.
   — Я тоже на это надеюсь, шериф, — вежливо отозвался кендер и добавил вполголоса себе под нос: — Только я знаю, что прав.
   — А что значит «стражник валлинов»? — спросил Рис, чтобы отвлечь Герарда, который принял новость слишком близко к сердцу.
   — Эти стражники охраняют лестницы, ведущие наверх, на мостки, — пояснил Герард, указывая на узкие мостики над головой, перекинутые с ветки на ветку. Был разгар дня, и по ним двигались толпы людей; целью одних были жилые дома, построенные на вершинах деревьев, других — расположенные наверху заведения. — Город разрастается очень быстро, и получилось, что по мосткам ходит слишком много народу. Они не были рассчитаны на такую большую нагрузку. Доски расшатывались и падали прямо людям на головы. Один из подвесных мостов едва не обрушился. Несколько канатов сразу ослабели, и мост внезапно перевернулся. Народ держался как мог, спасая свою жизнь.

 
Мы решили ограничить число поднимающихся наверх. Ты должен либо жить на дереве — тогда ты получаешь пропуск для прохода, — либо доказать, что наверху у тебя дело. А стражники стоят у подножий лестниц и следят за передвижением людей.
Они подошли к лестнице, ведущей на три ветви. У подножия стояли два молодых человека, оба в зеленых мундирах с вышитыми на груди листьями валлина, они задавали подходящим вопросы и либо пропускали наверх, либо отправляли восвояси.
 

   — Вон он, — сказал Паслен, указывая пальцем. — Он один из Возлюбленных.
   — Который из них? — спросил Герард, пристально глядя на кендера. — Там стоят два юноши. Кто из них Возлюбленный?
   — Вот тот, с рыжими кудрями и веснушками, — быстро ответил Паслен.
   — Верно, это Кэм, — со вздохом подтвердил шериф. — Чтоб его швырнуло в Бездну и выкинуло обратно!
   — Мне очень жаль, — сказал Паслен. — У него такая открытая улыбка. Наверное, он был хорошим парнем.
   — Да, так и есть, — мрачно сказал шериф, — то есть так и было. А что скажешь ты, брат? Можешь подтвердить слова кендера?
   — Если Паслен говорит, что он один из Возлюбленных, я верю ему на слово, — ответил Рис.
   — А что скажет Атта? — спросил Герард.

 
Все трое посмотрели на собаку и увидели, что та стоит рядом с Рисом, напрягшись, и не сводит глаз с рыжеволосого стражника, который смеется и болтает с двумя девушками. В горле Атты клокотало тихое рычание, губа подергивалась, обнажая клыки.
 

   — Она согласна с Пасленом, — сказал Рис.

 
Герард взорвался:
 

   — Прости меня, брат, но ты хочешь, чтобы я поверил слову кендера и реакции собаки. Мне было бы легче, если бы я услышал твое мнение. Я знаю юного Кэма, знаю его родителей. Они хорошие люди. Если я собираюсь ловить его, то должен быть уверен, что он один из Возлюбленных.

 
Рис стоял не двигаясь.
 

   — Я уверен не настолько, насколько мне хотелось бы, шериф. А в чем состоит западня, которую мы собираемся устроить?

 
Герард не ответил. Вместо этого махнул рукой в сторону двух болтающих и смеющихся вместе с Кэмом девушек.
 

   — Не исключено, что он договорится о свидании с одной из них на ближайший вечер, брат.

 
Рис немного поколебался, затем сказал:
 

   — Уведите Атту. Если она увидит меня рядом с Возлюбленным, то может накинуться на него. Ждите в гостинице.

 
Когда собака скрылась из виду, Рис перехватил поудобнее посох и подошел к лестнице. Он знал, что ему нужно искать. Ни Паслен, ни Атта до сих пор не ошибались. Он подошел к молодому человеку как раз в тот миг, когда и он, и девушки снова засмеялись.
Видя приближающегося Риса, Кэм позабыл о флирте и вернулся к своим обязанностям.
 

   — Добрый день, брат, — сказал он, ободряюще улыбаясь. — Какие у тебя дела наверху?

 
Рис посмотрел прямо в зеленые глаза юноши.
Он не увидел в них света, только тени, тени неосуществленных надежд, тени будущего, которое никогда уже не наступит.
 

   — Тебе нехорошо, брат? — спросил Кэм, подхватывая Риса под руку. — У тебя нездоровый вид. Присядь здесь, в тени, отдохни. Я могу сбегать за водой…
   — Спасибо тебе, но это лишнее, — отказался Рис. — Я просто посижу минутку.

 
Несколько продавцов, желающих извлечь выгоду из постоянного хождения народа вверх-вниз, устроили свои прилавки прямо у подножия валлина. Здесь же торговал мясными пирогами и предприимчивый пекарь, который поставил столики и скамейки, чтобы привлечь побольше покупателей. Две молодые девушки, с которыми болтал Кэм, вроде бы торговали со своего прилавка лентами, хотя в данный момент они больше хихикали, чем занимались делом.
 

   — Располагайся, брат, — сказал Кэм и вернулся к прерванному разговору с девицами.

 
Не обращая внимания на взгляды и жесты продавца пирогов, который не любил, когда люди сидели за его столами просто так, ничего не покупая, Рис опустился на одну из скамей и прислушался к разговору Кэма и девушек. Ему не пришлось слушать долго. Одна из них согласилась встретиться с Кэмом этим же вечером.
Рис поднялся и пошел прочь, к огромной радости пирожника, который заспешил к скамье, где только что сидел оборванный монах, и принялся демонстративно вытирать ее.
 

Глава 6

 

 
Рис обнаружил Паслена и Герарда рядом с гостиницей в компании двух незнакомцев — мужчины и женщины.
 

   — Что скажешь, брат? — спросил Герард.

 
Рису не нужно было ничего отвечать. Герард понял по выражению его лица, что новости скверные. Он выругался и сердито взбил облако пыли носком сапога.
 

   — Молодой человек условился о встрече с одной из девушек через час после заката в месте, называемом Каменным Часовым, — сообщил монах.
   — Мы обсудим дело позже. Ты забыл, что я с нетерпением жду, когда ты представишь нас, шериф, — произнесла женщина.
   — Госпожа Дженна, Глава Конклава Магов,— сказал Герард,— а этот господин — Доминик Кормчий, Праведный Воин Кири-Джолита. Брат Рис Каменотес, бывший монах Маджере.
   — Бывший монах? — повторила госпожа Дженна, удивленно подняв бровь.

 
Даже будучи в преклонных годах, Дженна все еще оставалась привлекательной и легко могла очаровать кого угодно. У нее были большие сияющие глаза, и мелкие морщинки вокруг, казалось, блекли в их свете. На ней оказалось алое бархатное платье, отделанное золотыми и серебряными нитями; драгоценные камни сверкали на пальцах; шею украшала тонкая изумрудная пластина на золотой цепочке; сумочка, подвязанная к поясу, была сшита из тончайшей кожи и расписана удивительными цветами и животными. Госпожа Дженна была не только одной из самых могущественных чародеек Ансалона, но еще и одной из самых богатых.
 

   — Никогда раньше не видела бывшего монаха Маджере, — продолжала она высокомерно. — Ты должен объяснить, почему твоя ряса неподобающего зеленого цвета.

 
Рис поклонился, но ничего не ответил.
 

   — Брат Каменотес снискал благосклонность Зебоим, — пояснил Герард.
   — Судя по всему, не слишком большую, — заметила госпожа Дженна, с удивлением разглядывая сине-зеленую рясу монаха.
   — Тебе повезло, что Зебоим одарила тебя благосклонным взглядом, брат. — Доминик Кормчий шагнул вперед, протягивая руку. — Гораздо лучше, когда Морская Ведьма на твоей стороне, чем против тебя, мой народ хорошо это знает.

 
Доминику не было нужды говорить, что именно он имеет в виду. Его прозвание, Кормчий, так же как и угольно-черная кожа, выдавало в нем эрготианца, представителя народа кораблестроителей и моряков, которые жили на острове Эргот к западу от Ансалона. Жизнь обитателей острова полностью зависела от моря, поэтому эрготианцы возводили Зебоим многочисленные Храмы и входили в число самых ревностных ее служителей. Так и получилось, что даже Праведный Воин Кири-Джолита, Бога Света, будучи эрготианцем, мог поклоняться и темной, своенравной Богине Моря, не чувствуя в этом ничего противоестественного.
Рис слышал о рыцарях Кири-Джолита, Бога Праведных Войн, хотя никогда не видел их раньше. Доминик выглядел лет на тридцать пять. Он был высоким, мускулистым, с приятными чертами лица, но казался суровым и неприступным, словно постоянно размышлял о серьезности жизни. Он был в бело-коричневом плаще с нашитой на него бизоньей головой, символом Кири-Джолита, а под плащом у него была надета блестящая кольчуга. Черные волосы он заплетал в косу, спускающуюся за спину, как того требовали традиции его народа. Праведный Воин носил длинный меч, священное оружие своего Бога, и ножны, висящие у него на поясе, были испещрены священными символами. Доминик все время держал руку на эфесе. По этому и еще некоторым признакам (например, по возгласу Паслена) Рис заключил, что меч должен быть священным артефактом, благословленным его Богом.
 

   — Я счастлив познакомиться с вами обоими.

 
Рис еще раз поклонился госпоже чародейке затем Праведному Воину. Распрямившись, он застыл с посохом в руке, глядя на них. Атта, прекрасно воспитанная, спокойно сидела рядом. Рис видел себя их глазами — высокого, слишком худого монаха, одетого в поношенную рясу несчастливого зеленого цвета. И все его ценности — черно-белая собака да простой деревянный посох. А все его товарищи — кендер, меланхолично посасывающий обожженные пальцы. Паслен совершил большую ошибку, когда попытался поближе рассмотреть священный меч Доминика.
Рис не мог винить двух столь важных людей за то, что они сомневаются в нем, пусть они и были слишком вежливы, чтобы сказать об этом вслух.
Госпожа Дженна нарушила молчание, которое уже начало делаться неловким.
 

   — Ты задал непростую задачу, брат Рис Каменотес. Господин шериф рассказал нам кое-что об этих так называемых Возлюбленных Чемоша. Мне его рассказ показался невероятным, особенно та его часть, где говорилось, что их невозможно убить. — Она снисходительно улыбнулась. — По крайней мере, монаху и кендеру-мистику.
   — Я ничего не имею против мистиков, — добавил Доминик суровым и серьезным тоном, — и против кендеров тоже. Однако ваши силы в борьбе с мертвыми ограниченны, что вполне понятно.
   — Он просто взбесился из-за того, что я тронул его глупый меч, — пробурчал Паслен и бросил на рыцаря недобрый взгляд. — Это все Атта виновата. Она меня не пасла. Она смотрела на них. Мне кажется, они оба ей не понравились, особенно чародейка.

 
Рис заметил, что собака внимательно смотрит на госпожу Дженну. Она не рычала, как было в случае с Возлюбленными, но жалась к ноге хозяина и не спускала с чародейки подозрительного взгляда.
Госпожа Дженна, судя по всему, не собиралась подслушивать, но показала, что услышала слова кендера, пожав плечами:
 

   — Он прав. Собаке я не нравлюсь. Боюсь, собаки вообще меня не любят.
   — Прошу прощения, госпожа… — начал Рис.
   — О, не извиняйся! — улыбнулась Дженна.— Многим собакам трудно находиться рядом с магами. Полагаю, это из-за необходимых для заклинаний компонентов, которые мы носим с собой: помета летучих мышей, глаз тритонов и хвостов ящериц. Собакам не нравятся такие запахи. А вот кошки, наоборот, совсем не возражают. Полагаю, в этом кроется одна из причин, по которой маги выбирают себе компаньонов из семейства кошачьих.

 
Герард вежливо кашлянул:
 

   — Все это чрезвычайно интересно, но вы оба проделали немалый путь, а мы должны обсудить кое-что еще…
   — Совершенно верно, шериф, — быстро согласилась Дженна. — Давайте вернемся к делу. О собаках поговорим позже. Я заказала номер в гостинице. Так что мы можем поговорить в более удобной и более укромной обстановке. Брат Каменотес, если ты предложишь мне руку, дабы дать опору моим слабым ногам, я буду тебе признательна.

 
Госпожа Дженна подхватила Риса под локоть унизанной перстнями рукой. Ноги у нее были не слабее, чем у Атты, но она явно принадлежала к женщинам, привыкшим, чтобы им подчинялись, и Рис сделал, как она просила.
Дженна привлекла монаха поближе к себе и, обернувшись, посмотрела на Атту, потрусившую рядом с Пасленом.
 

   — Герард так и рассыпался в похвалах твоей чудесной собаке, брат. Насколько я понимаю, она обучена пасти и овец, и кендеров.
   — Прежде всего овец, госпожа, — с улыбкой ответил Рис.
   — Ты прививал ей эти навыки с самого детства?
   — Можно сказать, она родилась с этим даром. Оба ее родителя были опытными пастушьими собаками.
   — Я спрашиваю о собаке не для того, чтобы просто поддержать разговор. У меня есть лавка магических товаров в Палантасе, и сколько у меня проблем с кендерами! Ты себе не представляешь! Я наняла стражника, но обходится он недешево, и хитрые бесенята все равно вечно находят способ его провести. Я подумала, что собака может принести гораздо большую пользу, кроме того, собака ест гораздо меньше, чем тот чурбан. Возможно ли натренировать собаку для такой работы?

 
Кажется, Дженна действительно нуждалась в помощи и интересовалась словами Риса всерьез. Он понял, что эта женщина способна очаровать даже птиц, сидящих на валлине, если захочет, причем не прибегая к своей магии. И еще она была чрезвычайно опасна. Как Глава Конклава Магов Дженна контролировала всю магию на Ансалоне, магию, которая ушла на долгие годы вместе с Богами и вернулась только недавно. Она обладала огромной властью в этом мире, и Рис видел отражение этой власти в глазах чародейки — проблеск огня, пылающего глубоко под гладкой, мирной поверхностью, огня, говорящего о кровавых баталиях и победах, одержанных очень дорогой ценой.