Уэйс Маргарет. Янтарь и железо

   — Расстегни-ка рубашку, сынок, — попросил Герард.
   — Рубашку? — Кэм засмеялся. — При чем здесь еще и моя рубашка?
   — Ну, потешь меня, — уговаривал шериф.
   — Сам себя тешь, — огрызнулся юноша. Развернувшись, он собрался уходить.

 
Герард протянул руку, схватил Кэма за рубаху и резко дернул.
Кэм тут же развернулся, его веснушчатое лицо исказилось от ярости, кулаки сжались; рубаха распахнулась на груди.
 

   — Что это такое? — спросил шериф, протягивая руку в указующем жесте.

 
Юноша опустил глаза к выжженному на левой груди знаку, улыбнулся, потом почтительно коснулся отметины пальцами и посмотрел на Герарда.
 

   — Это поцелуй Мины, — проговорил он тихо.

 
Шериф вздрогнул:
 

   — Мины?! Откуда ты знаешь Мину?
   — Я ее и не знаю, но все время вижу ее лицо. Так мы называем запечатленный на нас знак ее любви — поцелуй Мины.
   — Кэм, — произнес Герард очень серьезно, — сынок, у тебя большие неприятности, гораздо большие, чем ты можешь себе представить. Я хочу тебе помочь…
   — Нет, ничего подобного, — зарычал Кэм. — Ты хочешь меня остановить.

 
Рис уже слышал раньше эти слова — или какие-то очень похожие.
«Он собирался меня остановить…» Слова Ллеу, сказанные ему, склонившемуся над телом Наставника. А потом был несчастный муж Люси, разрубленный на куски. Может быть, он тоже хотел ее остановить.
 

   — Теперь послушай меня, Кэм…
   — Герард! — закричал Рис. — Берегись!

 
Он опоздал со своим предупреждением. Юноша рванулся вперед и протянул руки к горлу шерифа.
Нападение застало Герарда врасплох. Он нащупал меч, но не успел обнажить его — руки молодого человека с чудовищной силой сомкнулись на шее шерифа.
Призывая Кири-Джолита, Доминик бросился на помощь. Его меч полыхал священным жаром. Рис тоже побежал, но хватка Возлюбленного была похожа на хватку смерти — такая же безжалостная и неотвратимая. Было понятно, что Герард умрет, его горло будет раздавлено раньше, чем Рис или Доминик успеют добежать.
Небольшое черно-белое тело промелькнуло мимо Риса. Атта взвилась в воздух и приземлилась на борющихся мужчин. Она с силой толкнула их, сбив и Кэма, и Герарда на землю, заставив живого мертвеца выпустить свою жертву.
Герард перекатился на спину, хватая ртом воздух.
Кэм сражался с Аттой, которая нападала на него с неистовой яростью, щелкая зубами у горла.
 

   — Монах, отзови собаку! — рявкнул Доминик.
   — Атта! — закричал Рис. — Ко мне!

 
Но собака была вне себя от ярости, она хотела убивать. Кровь волка, ее далекого предка, шумела у нее в ушах, заглушая приказы хозяина.
Кэм крепко схватил Атту за загривок, оторвал от себя и, свернув ей шею, отшвырнул в сторону обмякшее тело.
Рис не мог оставить Герарда, который все еще хватал ртом воздух. Он только с ужасом смотрел на Атту. Видно было плохо, потому что собака лежала в стороне от света факела. И, кажется, не двигалась.
Послышались шуршание листьев и треск, и Паслен спрыгнул со своего насеста среди листвы.
 

   — Она сильно пострадала, но я о ней позабочусь, Рис! — крикнул кендер срывающимся голосом. Слезы катились у него по щекам.

 
Он поднял Атту на руки и принялся что-то тихо приговаривать, качая ее.
Рис перевел взгляд с собаки на Доминика, бросившегося на Возлюбленного. Кэм умудрился вскочить на ноги с поразительной скоростью. Его горло было наполовину разорвано, но из ран почти не вытекло крови.
Он ухмыльнулся:
 

   — Кто же ты такой? Призрак Хумы?

 
Доминик, выставив перед собой священный медальон, который носил на шее, держал его почти перед самым носом Кэма.
 

   — Именем Кири-Джолита, повелеваю тебе вернуться в Бездну, из которой ты явился!
   — Я явился не из какой не из Бездны, — заявил Кэм. — Я пришел из Утехи, и убери эту штуку от моего лица!

 
Он ударил по руке Доминика, и медальон вылетел из пальцев рыцаря.
Холодно и спокойно Доминик погрузил меч в грудь Кэма.
Юноша издал сдавленный крик и с недоверием посмотрел на торчащий из его груди клинок, ушедший почти по самую гарду.
Доминик выдернул окровавленное лезвие. У Кэма подкосились ноги. Он упал на колени, качнулся вперед и, упав, замер.
 

   — Будь благословен, Кири-Джолит, — прочувствованно произнес Доминик и, вытерев меч пучком травы, вложил его в ножны.

 
Кэм поднял голову:
 

   — Эй, Хума. Ты промазал!

 
Доминик отшатнулся, едва не выронил оружие от изумления, но, взяв себя в руки, подскочил к Возлюбленному. Промелькнувший меч оставил в воздухе дугу белого пламени. Этот удар снес голову Кэма с плеч.
Тело лежало, подергиваясь, на земле. Голова откатилась в сторону и остановилась, повернувшись лицом к Герарду.
Шерифу уже удалось отдышаться.
 

   — Кэм, прости меня… — начал шериф и задохнулся от ужаса — один глаз отрубленной головы уставился на него.

 
Рот открылся и захохотал. Обезглавленное тело поднялось на четвереньки и поползло к потерянной голове.
Герард охнул.
 

   — О Боги! — прохрипел он сдавленно.— Убейте это! Убейте!

 
Доминик во все глаза смотрел на чудовищное тело, ползущее по земле. Он поднял меч, чтобы ударить снова.
 

   — Все прочь с дороги! — закричала Дженна.— Все до единого!

 
Рис подхватил Герарда. Доминик поспешил на помощь, взял шерифа под другой локоть, и они наполовину увели, наполовину утащили его подальше под деревья.
Чародейка держала в одной руке переливающийся оранжевый камень, а в другой — горящую красную свечу. Она начала произносить слова магического заклинания.
Рис зачарованно наблюдал, как пламя свечи становилось все больше и больше, ярче и ярче, пока не засветилось таким неистовым светом, что у монаха слезы выступили.
В этом сверкающем свете он увидел невероятную сцену. Руки трупа подняли отрубленную голову и насадили обратно на шею. Голова и тело тут же слились воедино. Кэм, который в целом остался таким же, каким был, если не считать кровавых пятен на рубашке, двинулся в их сторону.
Дженна закричала что-то и указала рукой на Возлюбленного.
Огненный шар выпрыгнул из пламени свечи, прокатился через тьму и ударил монстра.
Кэм вскрикнул и зажмурился, затем снова упал на четвереньки и застыл, одной рукой прикрыв глаза, а другую выставив перед собой, словно защищаясь от заклинания.
Через некоторое время Дженна застонала и в изнеможении рухнула на колени. Яркий свет потух, словно его задул чей-то невероятный вздох, и они оказались в такой густой тьме, что Рису показалось, будто он ослеп.
Из темноты прозвучал голос Кэма:
 

   — Наверное, мне лучше уйти, шериф, пока ты не привел кого-нибудь еще, чтобы меня убить…
 

Глава 8

 

 
Герард сбросил руку Риса, пытавшегося его удержать, и встал на ноги.
 

   — Может быть, я и не могу тебя уничтожить, то есть то, что от тебя осталось, — проговорил он, задыхаясь, — но я буду следить за тобой день и ночь. Ты никому не причинишь вреда, во всяком случае в Утехе.

 
Кэм пожал плечами:
 

   — Как я уже сказал, я ухожу. Мне здесь больше нечего делать. — Он оглядел собравшихся. — Вы узрели силу Чемоша. Расскажите обо всем своим магам и рыцарям. Меня можно уничтожить, но цена моей гибели будет настолько велика, что ни у кого из вас не хватит духу ее заплатить.

 
Мертвец улыбнулся, бодро помахал людям и кендеру рукой, развернулся и пошел прочь, но не обратно в город, а дальше, на восток.
 

   — Сделай что-нибудь, рыцарь! — сердито закричал Герард. — Вознеси молитву! Окропи его святой водой. Сделай хоть что-нибудь!
   — Я сделал все, что мог, шериф, — ответил Доминик. — Передай мне факел.

 
Он поднял пылающую ветвь, освещая место, где после схватки с Возлюбленным осталась примятая и окровавленная трава, и начал искать. Он нашарил то, что потерял,— священный медальон, который Возлюбленный выбил у него из руки.
Праведный Воин задумчиво поглядел на амулет, затем помотал головой:
 

   — Я чувствовал гнев моего Бога. И еще я ощущал его бессилие.

 
Рис опустился на колени рядом с Дженной, которая так и стояла, недоверчиво глядя на то место, где еще недавно был Возлюбленный.
 

   — Ты не пострадала, госпожа? — участливо спросил он.
   — Заклинание должно было обратить его в прах, — с недоумением проговорила чародейка. — А вместо этого…

 
Она вытянула руку. Мелкий пепел, который недавно был драгоценным оранжевым камнем, посыпался у нее между пальцами на землю, рядом с лужицей красного воска — того, что осталось от свечи. Тонкая струйка дыма, завиваясь, поднималась от почерневших остатков фитиля.
 

   — У тебя ладонь обожжена, — сказал Рис.
   — Это ничего,— ответила Дженна, поспешно закрывая ожог длинным рукавом.— Окажи мне услугу, брат. Помоги мне встать. Спасибо. Я в полном порядке. Давай посмотрим, что с твоей собакой.

 
Риса не нужно было уговаривать. Он помчался к дереву, под которым сидел Паслен, крепко прижимающий к груди Атту. Тело собаки бессильно обвисло в его руках, глаза ее были закрыты.
Слезы катились по щекам Паслена.
Рис опустился на колени, чувствуя, как сжимается от боли сердце. Он протянул руку и погладил собаку.
Атта зашевелилась на руках у кендера, подняла голову и открыла глаза. Потом слабо завиляла хвостом.
 

   — Я вернул ее, Рис! — произнес Паслен сдавленным от слез голосом. — Она уже не дышала, а она была такой храброй, так сражалась с этой тварью, я бы не перенес, если бы потерял ее!

 
Он сделал короткую паузу, глотая слезы. У Риса и самого из глаз текли соленые ручьи.
 

   — Я подумал обо всем, что было, о том, как мы с ней делили свиную отбивную, хотя на самом деле я не собирался делиться. Я просто уронил мясо, а она шустрая, когда речь заходит о свиных отбивных. Все равно все это было в моем сердце, и я произнес то простенькое заклинание, которому научили меня родители, то, которое использовал, чтобы привести тебя в чувство, когда мы сражались с твоим братом. И все, что было в моем сердце, вырвалось из него и устремилось к Атте. Она фыркнула, задышала. Потом открыла пасть и зевнула, а потом принялась лизать мне лицо. Наверное, у меня на подбородке остался свиной жир.

 
Сердце Риса разрывалось, он был не в силах говорить. Монах попытался, но не мог произнести ни слова.
 

   — Я так рад, что она не умерла, — продолжал Паслен, поглаживая Атту, которая лизала его лицо. — Кто еще будет оберегать меня от неприятностей?

 
Атта вывернулась из рук кендера. Встряхнувшись всем телом, она села у ног Риса, глядя на него и неистово мотая хвостом. Паслен встал, отряхнул одежду, потом утер с лица слезы и собачью слюну. Он поднял голову и увидел, что перед ним стоит госпожа Дженна и смотрит на него во все глаза.
Чародейка протянула ему руку, предварительно сняв с нее все кольца.
 

   — Прошу прощения, Паслен, за то, что раньше подвергла тебя остракизму, — серьезно произнесла она. — Я хочу пожать тебе руку. Ты единственный, чье заклинание сработало этой ночью.
   — Благодарю тебя, госпожа Дженна, и не переживай об остракизме, — бодро отозвался Паслен. — Он меня никак не задел. Я же сидел на дереве. А что касается твоего заклинания, оно было просто потрясающее! У меня до сих пор перед глазами синие пятна.
   — Синие пятна… Это и все, что у меня вышло, — горько сказала Дженна. — Я использовала это заклинание против ходячих мертвецов бесчисленное количество раз. И никогда еще оно меня не подводило.
   — Но Возлюбленный хотя бы признал, что его возможно убить, — протянул Рис задумчиво.
   — Ага, — буркнул Герард. — Но такой ценой, какую у нас не хватит духу заплатить.
   — Разумеется, существует способ их уничтожить. Чемош может обещать им бесконечную жизнь, но не может даровать им бессмертие,— сказал Доминик.
   — Но зачем он сказал нам об этом? — рассеянно спросила Дженна. — Почему бы ему не держать нас в неведении?
   — Таким образом Бог надеется запугать нас, чтобы мы ничего больше не делали, — предположил Доминик.
   — Он нас дразнит, — согласился Герард, который, морщась, потирал пострадавшую шею. — Как убийца, который намеренно оставляет рядом с телом улики.

 
Но госпожу Дженну, кажется, не убедили эти ответы.
 

   — А что скажешь ты, брат?
   — Бог знает, что его тайна раскрыта. Отныне каждый маг, каждый монах на Ансалоне будет высматривать Возлюбленных. Поползут слухи. Распространится паника. Сосед будет подозревать соседа. Родители ополчатся на детей. Единственный способ доказать невиновность человека — убить его. Если он останется мертвым, значит, он не Возлюбленный. Цена, которую придется заплатить за уничтожение этих тварей, действительно будет высока.
   — А Чемошу достанется еще больше душ,— прибавил Паслен. — Все придумано очень толково.
   — Мне кажется, ты недооцениваешь нас, брат,— произнес Доминик, хмурясь. — Мы будем следить, чтобы невинные не пострадали.
   — Как делали это служители твоего Бога во времена Короля-Жреца?! — гневно воскликнула Дженна. — Должна признать, что и маги входят в число тех, кого следует винить в первую очередь! Все мы виноваты.
   — Госпожа Дженна, — натянуто произнес Доминик, — уверяю тебя, мы будем работать в тесном контакте с нашими братьями в Башнях.

 
Дженна пристально посмотрела на него и вздохнула:
 

   — Не обращай на меня внимания. Просто я устала, а впереди еще долгая ночь. — Она начала нанизывать кольца обратно на пальцы. — Мне нужно вернуться к Конклаву, чтобы рассказать обо всем. Я была рада познакомиться с тобой, Рис Каменотес, бывший монах Маджере.

 
Она особенно выделила слово «бывший». Ее глаза, сверкающие в алом свете Лунитари, казалось, бросали ему вызов.
Но Рис не принял его, не ответил чародейке так, как она ожидала. Монах опасался ее насмешек. Во всяком случае, он знал, что сказал бы себе на ее месте.
 

   — И с тобой тоже, Паслен. Пусть твои сумочки и кошельки всегда будут полными, а тюремные камеры пустуют без тебя. Доминик, друг мой, прости, что говорила с тобой в таком тоне. Мы еще увидимся. Шериф Герард, благодарю, что ты обратил мое внимание на это ужасное дело. И наконец, до свидания, леди Атта. — Дженна наклонилась погладить собаку, которая замерла от ее прикосновения, но позволила себя приласкать. — Присмотри хорошенько за своим заблудившимся хозяином и проследи, чтобы он нашел дорогу домой. А теперь, друзья и знакомые, желаю всем вам спокойной ночи!

 
Дженна взялась правой рукой за кольцо на большом пальце левой руки, произнесла одно-единственное слово и исчезла у них на глазах.
 

   — Ого! — изумленно выдохнул Паслен.— Я помню, как и мы так сделали. Ты помнишь, Рис? Когда Зебоим забросила нас в замок Рыцаря Смерти…

 
Монах положил руку кендеру на плечо.
Паслен понял намек и замолчал.
Доминик услышал его слова. Он посмотрел на Риса суровым взглядом, недовольный напоминанием о том, что монах имеет отношение к Темной Богине. Кажется, он собирался что-то сказать, но первым заговорил Герард.
 

   — Отлично поработали этой ночью, — угрюмо сказал он. — Все, что мы можем показать, — клочок смятой травы, несколько капель крови и расплавленную свечку. — Шериф вздохнул. — И придется доложить обо всем этом мэру. Я был бы рад, если бы ты пошел со мной, Доминик. Палину придется поверить тебе, если он не поверит мне.
   — Я буду счастлив сопровождать тебя, — произнес рыцарь.
   — Я, разумеется, не знаю, что он предпримет,— добавил Герард, когда они начали спускаться с холма, — но, наверное, придется завтра созвать всех на собрание, чтобы предупредить горожан.
   — Отличная мысль. Можно провести ваше собрание в нашем Храме. А в конце мы вместе помолимся о даровании силы и просветления разума. Мы пошлем гонцов ко всем нашим жрецам, а также к жрецам Мишакаль и монахам Маджере…
   — Кстати, о Маджере… — Герард остановился. — А где брат Рис?

 
Он обернулся и увидел, что Рис, Паслен и Атта все еще стоят под деревьями.
 

   — Разве ты не вернешься с нами в Утеху, брат?
   — Думаю, мне придется задержаться здесь на некоторое время, — ответил монах. — Атте нужно отдохнуть.
   — Я останусь с ними, — добавил Паслен, хотя его никто не спрашивал.
   — Делай как знаешь. Увидимся утром, брат, — сказал Герард. — Спасибо за помощь, и спасибо Атте, она спасла мне жизнь. Завтра она найдет в своей миске отличную говяжью косточку.

 
Они с Домиником пошли дальше, продолжая беседу, и Рис скоро потерял их из виду.
Ночь выдалась темная. Огоньки в Утехе погасли. Город погрузился в сон. Лунитари, казалось, потеряла к ним интерес теперь, когда Дженна ушла. Красная луна натянула на себя грозовую тучу и отказалась выходить. Упало несколько капель дождя. Вдалеке прогрохотал гром.
 

   — Мы ведь не собираемся возвращаться в Утеху, верно? — Паслен подавил вздох.
   — А ты думаешь, нам стоит вернуться? — тихонько спросил Рис.
   — Завтра будут куриные клецки, — мечтательно протянул кендер. — И Атте обещали говяжью косточку. Но, наверное, ты прав. Важные люди занялись этим делом. Нам пора в путь. Кроме того, — добавил он, бодрясь, — там, куда мы пойдем, тоже могут оказаться куриные клецки. Кстати, куда мы отправляемся?
   — На восток, — сказал Рис. — За Возлюбленными.

 
Монах, собака и кендер пустились в длинный путь как раз тогда, когда разразилась гроза и начался дождь.
 

Глава 9

 

 
Нуитари опоздал на Конклав Магов, который поспешно собрали в Вайретской Башне Высшего Волшебства. Он обнаружил, что его кузен и кузина, Солинари и Лунитари, уже пришли. Выражение на лицах Богов застыло мрачное, такое же, как у магов. Что бы они ни обсуждали, предмет явно не сулил ничего хорошего.
Нуитари было достаточно услышать слова «Возлюбленные Чемоша», чтобы понять почему. Его кузены посмотрели на него, когда он входил, но ничего не сказали, не желая отвлекаться от доклада, который делала Дженна перед своими товарищами.
Это собрание магов, устроенное Конклавом, не было официальной встречей, которые проводились через строго установленные промежутки времени и планировались на много месяцев вперед. То были красочные церемонии, которые осуществлялись согласно предписанному ритуалу в Зале Магов. Но данная, незапланированная встреча была устроена в спешном порядке, без траты времени на формальные обряды. Ее проводили в библиотеке Башни, где у магов под рукой были необходимые книги и древние свитки. Чародей собрались вокруг большого деревянного стола, Черные Мантии сидели рядом с Белыми, а Белые рядом с Красными.
Такие спешные собрания, устроенные Главой Конклава, обычно касались дел жизненно важных, когда всем членам Конклава требовалось бросить все дела и немедленно отправиться по магическим коридорам в Вайретскую Башню Высшего Волшебства. Наказание за неявку было строгим — мага просто исключали из Конклава.
Одно древнее заклинание, известное только Главе Конклава, позволяло магу собрать всех на совет немедленно. По возвращении домой, в Палантас, Дженна вынула из тайника в складках времени коробочку из розового дерева. В ней лежало серебряное перо. Чародейка обмакнула его в козью кровь и написала несколько призывающих слов на коже ягненка. Потом провела над словами рукой слева направо, справа налево и так семь раз. Слова исчезли. Шкура ягненка съежилась и испарилась.
Через несколько мгновений призывающие слова проявятся для каждого члена Конклава в кровавых или огненных буквах. Одна чародейка из Белых Мантий, уже заснувшая, была разбужена светом, яростно полыхающим на потолке ее спальни. Другой маг, из Черных Мантий, увидел, как слова проявились на стене его лаборатории. Он отправился в путь тотчас же, хотя и неохотно, потому как только что завершил призывание демона из Бездны, который наверняка во время его отсутствия разнесет всю мебель. Еще один маг, из Красных Мантий, как раз дрался с гоблинами, когда увидел слова, высветившиеся на лбу его врага. Он явился на собрание в синяках, запыхавшийся, с испачканными гоблинской кровью руками. Ему пришлось бросить целый отряд гоблинов-охотников, которые теперь изумленно озирались вокруг, гадая, что же стало с их противником.
 

   — Пусть видят, какой я великодушный, — пробормотал он, усаживаясь на место.
   — Ой что будет, когда утром муж проснется и увидит, что меня нет, — произнесла сидящая рядом с ним чародейка из Белых Мантий. — Меня ждет настоящий скандал, когда я вернусь домой.
   — Вам только кажется, будто у вас проблемы,— заметил маг Черных Мантий, который вздыхал, представляя, что демон сотворит с его лабораторией. Если, конечному него еще есть эта лаборатория.

 
Но все личные дела были забыты, когда маги выслушали шокирующий рассказ Дженны. Она начала с самого начала, рассказала историю Риса, как он рассказывал ее. И завершила неудавшейся попыткой уничтожить Возлюбленного.
 

   — Заклинание, использованное мной, было «Солнечной вспышкой», — сказала она собравшимся. — Полагаю, все вы знакомы с ним?

 
Все головы в капюшонах закивали.
 

   — Насколько вам известно, это заклинание особенно действенно в борьбе с покойниками. Оно обращает ходячий труп в золу. На него оно не подействовало вовсе. Возлюбленный только посмеялся надо мной.
   — Поскольку заклинание налагала ты, Дженна, должен признать, что возможность ошибки исключена. Ты не могла неверно произнести слово или использовать нечистые компоненты.

 
Эти слова произнес Даламар Темный, Глава Ложи Черных Мантий. Хотя он являлся эльфом, причем относительно молодым по эльфийским меркам, Даламар выглядел старше всех присутствующих на собрании. Черные волосы, тронутые сединой, глубоко посаженные глаза; лицо с тонкими чертами казалось вырезанным из слоновой кости. Хотя Даламар производил впечатление хрупкого, он был сейчас сильнее, чем когда-либо, и к нему питали уважение все Ложи.
Он должен был стать Главой Конклава, но несколько печальных ошибок из прошлого заставили и Богов, и людей высказаться против него и поставить на это место Дженну. Даламар с Дженной были когда-то любовниками и до сих пор оставались друзьями в те моменты, когда не соперничали.
 

   — Поскольку заклинание налагала именно я, — холодно парировала Дженна, — заверяю тебя, что возможность ошибки исключена.

 
Даламар глядел недоверчиво. Дженна подняла руку к небесам.
 

   — И Лунитари мне свидетель, — заявила она.— Пусть Боги пошлют нам знак, верно ли я произнесла заклинание.
   — Дженна не сделала ни одной ошибки,— произнесла Лунитари, бросив на Нуитари хмурый взгляд.
   — Даламар этого и не сказал, — возразил Нуитари. — Он, наоборот, говорил, что она не сделала ошибки.
   — Но имел в виду совершенно противоположное.
   — Прекратите оба, — вмешался Солинари. — Дело серьезное, может быть, самое серьезное со времени нашего возвращения. Успокойтесь, кузены. Даламар Темный правильно сделал, что попросил подтверждения.
   — И он его получит, — сказала Лунитари.

 
Библиотеку вдруг залило теплым красным светом. Дженна довольно улыбнулась. Даламар бросил взгляд на небо и склонил голову в капюшоне, признавая присутствие Божества.
 

   — Никто из нас не сомневается в способностях госпожи Дженны, но даже она должна признать, что существует способ уничтожить этих ходячих покойников, — заявил маг из Белых Мантий.— Как заметил рыцарь Кири-Джолита, даже Чемош не может сделать смертного бессмертным.
   — Все бывает когда-то в первый раз, — колко парировал Даламар. — Еще каких-то сто лет назад я мог бы поклясться, что Бог не в состоянии похитить мир. Однако же это произошло.
   — Может быть, их способно уничтожить заклинание колдунов,— предположила Корин Белая, самый молодой член Конклава. Несмотря на юность, она была очень талантлива и считалась фавориткой своего Бога, Солинари.

 
Ее товарищи-маги, даже те, кто, как и она, носил Белые Мантии, посмотрели на нее неодобрительно.
Колдуны использовали дикую магию, которая приходила из самого мира, а не божественную магию с небес. Они занимались магией на Кринне, пока не было Богов. Колдуны не были связаны законами Высокой Магии, они действовали независимо. В дни, предшествовавшие Второму Катаклизму, подобные свободные личности были объявлены отступниками, после чего за ними начали охотиться представители всех трех Лож. Многие члены Конклава были бы и сейчас рады делать то же самое, но не делали по трем причинам: магия Богов лишь недавно вернулась на Кринн; маги все еще искали способ вернуться к прежним практикам; их было слишком мало, и они были плохо организованы.
Госпожа Дженна, Глава Конклава, придерживалась принципа «Живи и дай жить другим», которому следовало большинство. Однако это вовсе не означало, будто бы маги дружески относились к колдунам. Совсем наоборот.
Корин Белая сама была колдуньей, которая лишь недавно отказалась от дикого чародейства и перешла к более упорядоченной магии Богов. Она знала, как обычные маги относятся к колдунам, и ей доставляло мрачное удовольствие дразнить их. Только на этот раз она никого не дразнила. Она была убийственно серьезна.