У меня развеиваются последние сомнения. Замечаю испуганный взгляд Оли. Улыбаюсь ей и подмигиваю, закуривая сигарету. Уф! Вкусная сигарета. Оля качает неуверенно головой, но, видя мою блаженно улыбающуюся физиономию, сама вдруг улыбается и подмигивает в ответ. Я чуть не рассмеялся. Какой у меня все-таки чудесный единомышленник в этом зале. Да пусть хоть бригаду "зеленых беретов" против выставят!.. Вновь прибывшие окружают столик своих приятелей и быстро совещаются. Затем один из них, тот, которого я попросил заткнуться, подходит ко мне. Ой-ой-ой, какое у него серьезное выражение на тупом, как валенок, лице.
- Тебе придется поехать с нами... - говорит он.
Держится парень как-то необычно спокойно.
- Почему "придется"? - интересуюсь у него, усмехаясь. - Я знаю, приятель, что мне придется заплатить за столик по счету, а вот перед тобой и твоими засранцами никаких обязательств у меня нет.
У крепыша начинают ходить желваки на скулах, но он сдерживается.
- Тебе все равно ПРИДЕТСЯ с. нами поехать, - цедит он.
Его заявление меня просто смешит. Я и смеюсь, но тут же обрываю смех:
- Вали отсюда, придурок. Ты мне уже успел осточертеть.
Парень, обернувшись, многозначительно смотрит на своих друзей. Те начинают подтягиваться к моему столу. Ладненько. Приступим, что ли, помолясь...
Поднимаюсь мягко на ноги. Хоп! Бычок с перебитой переносицей заваливается между столиками под ноги своим кентам. В рядах противника секундное замешательство, и еще двое, с грохотом опрокидывая стулья, отправляются на заслуженный отдых. Пошла потеха! Для развлечений у меня сегодня представляется масса возможностей. Если в Питере везде так, то с моей помощью здешние хирурги без работы не останутся.
Вперед вырываются двое, самые, наверное, тренированные в этой команде. Скорее всего, их хобби - кикбоксинг. Блокирую удар ноги, направленной мне в голову, и тут же гашу пацана кулаком в лоб. Мальчик отлетает и садится на сраку метрах в полутора от меня. Резко закручиваю свое тело наподобие юлы и, используя вращательное движение корпуса, откидываю удары противника.
Парня разворачивает ко мне лицом, и он тут же получает свою порцию в шею. Ребятки слегка ошалели от предложенного мной темпа - шутка ли, с быстротой молнии вся их капелла разваливается на куски.
В баре - полнейший хаос и переполох. Завизжали женщины, загремели опрокидываемые стулья, народ поспешно отваливает на улицу. В том баре, где я провел такого' же рода мероприятие, было на удивление тихо и спокойно. В руке одного из нападающих блеснуло короткое лезвие китайской "бабочки". Пропускаю мимо провалившегося в ударе бычка и резко торможу его движение предплечьем своей руки - по горлу. У пацана, грохнувшегося на спину, только ноги взметнулись вверх. К утру, может, и придет в себя...
Тройка оставшихся пока целыми держится теперь на дистанции. Девчушки унесли свои длинные ноги подальше от места избиения их приятелей и поближе к безопасному дальнему концу зала. Парнишка в цветастой рубашке пытается обойти меня с тыла, поигрывая ножичком. Еще один поднимает стул за пластиковую спинку. Перепрыгиваю через бездыханное тело одного из их команды и небрежно уворачиваюсь от брошенного стула. Кто ж так бросает? Покажу, пожалуй, как это делается на самом деле..: Подхватываю с одного из столиков стальную фигурную вилку с длинными зубьями и ухожу немного вправо, выбирая момент. Парень с ножом наконец бросается на меня. Дистанция - два метра. Резкий поворот кисти - и "цветастый" крепыш изумленно смотрит на свой бицепс, в котором, как в шницеле, теперь торчит вилка. Вошла она глубоко. Парень роняет нож и хватается за раненую руку.
Улыбаясь, иду на оставшихся двоих. Ребята в панике пятятся. В их глазах животный страх и изумление - они не понимают, что происходит, почему у них ничего не получается. Сочувствую, потому что действительно нелегко врубиться, как можно за тридцать секунд уработать в общем-то неслабых городских бойцов. И все-таки этим парням повезло... В бар влетают камуфлированные почему-то под скальную породу бойцы ОМОНа. Пятеро вооруженных до зубов, каждый выше меня на голову. Вот это уже интересней, это мне нравится. Как будто проходишь многоуровневый тренировочный рейд, максимально приближенный к боевой обстановке, с постоянно возрастающими элементами сложности выживания.
Уровень подготовки ОМОНа можно оценить лишь на два балла из тридцати.
- Всем лечь! Руки за голову! - орет один омоновец, вероятно командир, поводя грозно по залу стволом автомата.
Он от меня метрах в трех. Остальные бойцы выходят на свои позиции, разученные ими на захваты в разных городских ситуациях. Сейчас ребята будут отрабатывать нехитрые знания в заполненном до отказа помещении. Двое бойцов уходят вдоль стен, намереваясь взять через несколько секунд ситуацию под контроль. Они видят, что в зале вооруженных людей нет, и поэтому психологически настроены просто на легкое пьяное сопротивление, которое можно стопроцентно погасить ударами сапог и дубинок. Не думаю, что у них все пройдет гладко. Бросок на пол и перекат в сторону идущего вдоль левой стены. Два точных удара и автомат у меня в руках, а боец, хрипя, корчится на полу. Я его уже не вижу. Автомат летит, вращаясь, как пропеллер, и попадает затворной коробкой в каску командира омоновцев. Стрелять я не собирался. Бойцы проиграли бы в первые же секунды, как только я воспользовался бы автоматом по назначению. Но мне интереснее. заниматься с ними тренингом. Сделав нырок, хлестко подсекаю одного бойца и, выпрыгнув по касательной, прохожу рядом с четвертым, - тотчас у парня что-то происходит со зрением, он закрывает глаза руками и, пошатнувшись, падает. Перекат по полу, кувырок назад, в падении одной ногой отбиваю автомат последнего из омоновцев, а другой разбиваю бойцу коленную чашечку. Надеюсь, ничего серьезного, мениск ему потом вправят. Ребром ладони бью его по артерии и мгновенно отпрыгиваю в сторону, выполняя перескок "мельницей" поближе к тому, которого я сбил подсечкой. Лодыжку я повредил ему даже через его высокие и плотные кирзовые "берцы". Он, полулежа, пытается вытащить из кобуры на брюхе "макара". На выходе из "мельницы" гашу сознание парня сокрушительным ударом пяткой в голову. Ну вот и все. Концерт окончен. Спасибо за внимание...
Наша питерская милиция за сегодняшний вечерок наверняка безумно меня полюбила и будет, упорно искать со мной встречи. Двое оставшихся целыми и невредимыми братков, лежа на полу (они послушно исполнили команду ОМОНа), все еще смотрят на меня снизу расширенными от изумления глазами. Усмехаюсь и подмигиваю им. Быстро продвигаюсь к выходу.
- Сюда, Герасим! - слышу голос Ольги, она машет мне из дверей служебного хода.
Иду на ее зов и оказываюсь в коридоре.
- Вон туда! - показывает она дрожащей рукой, обрамленной кружевной манжетой. - Там выход на другую улицу!
- Спасибо, малыш, - благодарю ее за помощь. - Сколько я должен за чудесный ужин? - интересуюсь и лезу в карман за деньгами.
Ольга округляет глаза:
- Какие деньги, Герасим! - вскрикивает она. - Все разбежались, не заплатив! Уходи быстрее!
Я вообще-то не тороплюсь.
- Так все же, как насчет нашего свидания? - спрашиваю ее вполне серьезно. - Вы не передумали, Оля?
Девушка чуть не плачет.
- Да уходи же ты! - тянет она меня за руку. - Ну какой же ты все-таки?! Конечно, приеду! Только, ради Бога, уходи сейчас! Быстрее!! Ну я тебя прошу!
Так и быть. Не стоит доводить мою спасительницу до слез. Это я спокоен, как танк на консервации, а для девушки происшедшее - просто из ряда вон.
- Оля, исчезаю! Только не волнуйся так. Поверь мне, все было очень здорово!
Наклонившись, целую ее в щечку. Она поражена моим самообладанием в такой ситуации, ну а я не вижу особого повода для беспокойства. Не спеша выхожу по коридору на улицу. Уже темнеет. Смотрю на часы. До встречи с Ольгой - целый час.
Настроение у меня - лучше некуда. Ловлю первого попавшегося частника. Катим в центр. Лучше подъехать пораньше, а иначе придется потом прорываться через кордоны полицейских. Ставлю себе задачу: во что бы то ни стало я должен прийти на свидание. Это как в полевом тесте на выживаемость - пройти от А до Я и в назначенное время с запасом только в пять минут быть в точке рандеву. Не пойму, соскучился, что ли, по спецподготовке? Трудно сказать, но что-то я чересчур разрезвился. Да и черт с ними. Главное, жизнь идет! Жизнь идет, и мы топаем вместе с ней. Пока можем...
* * *
Почти до трех часов ночи мы были с Олей в очень шумном клубе. Я имею в виду его музыкальную программу. Давно я так не отдыхал. Когда Оля появилась на месте встречи, опоздав на полчаса, я обрадовался ей, как ребенок. Я уже не надеялся, что девушка после всего, что произошло у нее на работе по моей вине, захочет поддерживать со мной отношения. Но я ошибся. Ольга взволнованно рассказала мне, какие разборки проводили у них полицейские. Допрашивали всех. Понаехало столько милиции! Какой-то чин в штатском, Оля думает, что он там был за главного, обмолвился, что некий супермен уделал милиционеров не только в этом месте, но и на Гражданском проспекте. По описаниям свидетелей похоже, что это один и тот. же человек. Оля напрямик спросила меня, не я ли тот самый супермен? Со всей скромностью, на какую способен, я признался, что это тоже моих рук дело и никто не вправе приписывать себе мои подвиги.
Ольга так и не поняла, шучу я или говорю серьезно.
Натанцевались мы вволю, одно плохо: под грохот музыки невозможно разговаривать, приходится все время орать друг другу в ухо. Все-таки меня, наверно, устроил бы клуб потише... Оля сказала, что теперь у нее два дня выходных и она может не заботиться о времени на сон. Затем мы съездили еще в одно место, где я накормил Ольгу ужином, учитывая ее вкусы. Здесь мы могли поговорить в спокойной обстановке. Я немного рассказал о себе, и Оля мне поверила. Я не стал утаивать, что сидел. Девушка даже возмутилась, что меня осудили так строго. Она сказала, что того полковника, которому я набил лицо, нужно было посадить вместо меня.
От Оли я узнал, что ее мать погибла в авиакатастрофе, а папа безуспешно пытается пробиться в современной жизни. Папа классный автомеханик и вообще мастер на все руки, он открыл свою мастерскую по ремонту машин, но его все время теснят конкуренты. Сейчас у него большие неприятности с рэкетом. Оля просила его быть осторожнее, но ее папик - отставной офицер бронетанковых войск, а это значит, что он очень упрямый и настырный. Просто бизнес - не его стихия. Вернее, наш, русский бизнес, где все так и норовят сожрать друг друга. Если ее папа военный, и к тому же честный человек, то могу себе представить, как ему тяжело в этой жизни.
Разговаривали мы почти до шести утра.
В начале седьмого, немного прогулявшись по набережной Невы, Оля вдруг вспомнила:
- Герасим, тебе нужно срочно переодеться! Как же я об этом забыла!
Улицы и проспекты в этот час почти пустынны. Тачку не поймаешь.
- Ерунда, - успокаиваю я ее. - Вот отвезу тебя домой, а там что-нибудь придумаю...
- Подожди... Подожди... - хмурится Ольга. - А где ты сейчас живешь?
Пожимаю плечами и делаю неопределенный жест:
- Вот здесь... в этом чудесном и прекрасном Петербурге!
Показываю на Петропавловскую крепость, ее шпиль уже ярко блестит в солнечных лучах нового дня.
- В общем так, капитан! Слушать мою команду! Сейчас едем ко мне. Никакие возражения не принимаются! - говорит Ольга, делая строгое лицо.
- Есть, мой генерал! - отдаю честь, вытянувшись в струнку и щелкнув каблуками.
- Быстро сними куртку и дай ее сюда! - спохватывается Ольга и сама начинает стаскивать с меня уже засвеченную полицией одежду.
Приходиться расстаться с предметом личного гардероба. Прохлады я почти не чувствую. Оля решительно сворачивает куртку и заталкивает ее в свою сумочку. Да и куртка-то - одно название, бумажная, и в кулаке взрослого мужчины способна превратиться в маленький комок. Останавливаем отчаявшегося найти клиентов таксиста (так он сам признался) и едем в сторону Озерков. Удивляюсь еще больше, когда узнаю, что Ольга живет в собственном доме, из тех, которые еще сохранились в черте города.
Домик аккуратный, одноэтажный, с небольшим фруктовым садиком и дворовыми постройками. Низкий декоративный заборчик сделан, видно, ее отцом, каждая штакетина по-особому выпилена, и все вместе они создают некий объемный рисунок. Рассчитавшись, отпускаю таксиста. Идем в дом,. где, как я успеваю заметить, не меньше четырех комнат.
- Попьем кофе? - спрашивает меня Оля тихо, чтобы н разбудить отца.
Киваю, мол, согласен на кофе. Кухонька небольшая, но очень уютная.
- Этот дом нам достался от бабушки с дедушкой, - говорит Оля, возясь с посудой. - Пока папа скитался с мамой и со мной по воинским частям, у нас никогда не было нормального жилья.
Я устроился на удобном стуле и наблюдаю, как девушка, которая нравится мне все больше и больше, занимается домашним хозяйством. Все, что она рассказывает о жизни военных в нашей стране, я и так отлично знаю. Да и кто теперь не в курсе, как очень хреново живут защитники отечества? Причем именно те, кто при полной неустроенности в быту и нищенской зарплате способны защитить, если потребуется, свободу и честь нашей Отчизны. Именно они, эти неустроенные, не задумываясь и отдадут свою жизнь за Родину. Именно они.
- Ой! - тихо вскрикивает Оля, взглянув на часы. - Папе уже пора просыпаться. Он обычно рано встает, а сегодня что-то припозднился. Пойду его подниму, заодно и позавтракает с нами.
Увидев на столе пепельницу, решаю, что можно и закурить. Ольга, я знаю, не курит, но к дыму относится легко. Она сама говорила, что ей все равно, кто рядом дымит. Оля возвращается какая-то странная.
- Что случилось? - спрашиваю осторожно.
Она пожимает плечами:
- Папы нет... Даже не знаю, где он. Может быть... - говорит она задумчиво, подходя к плите посмотреть за кофейником. - У него, насколько мне известно, нет женщины...
- Может, задержался на работе? Возможен ведь какой-то срочный заказ? выдвигаю свою гипотезу.
Оля поворачивается ко мне, в ее глазах вспыхивает надежда.
- Как же я не догадалась! Нужно туда позвонить! - говорит она обрадованно и подбегает к телефону.
Пока она набирает номер, я присматриваю за кофе.
Переговорив с кем-то, она снова становится грустной.
- Сторож сказал, что никого еще нет. И что мой папа вчера уехал с работы как обычно. Только дождался, когда приедет Сергей Иванович, и уехал. Сергей Иванович - подполковник в отставке, друг папы. Он сейчас сторожит по ночам папину мастерскую, - поясняет Оля.
Снимаю кофе с плиты. Оля достает из буфета и расставляет на столе чашки, вазочку с печеньем. Я разливаю кофе по чашкам.
- Ну, не волнуйся, - успокаиваю ее. - Все будет хорошо. Может, все-таки у него есть знакомая...
Оля отрицательно мотает головой.
- Я точно знаю, что нет... Он бы сказал об этом, - говорит она, присаживаясь к столу, и, закусив губу, смотрит в одну точку. На улице слышно, как подъезжает к дому машина и тормозит у ворот. Оля подскакивает, словно ужаленная, и спешит в коридор.
- Это папа! - бросает она весело на ходу. Буквально через полсекунды она врывается на кухню, и ее вид заставляет меня подняться и приготовиться к самому худшему.
- Там... - Оля показывает рукой назад, глядя на меня в испуге, - там милиция!! - говорит она почему-то шепотом. - Прячься, Герасим!
Я не двигаюсь с места.
- Не стоит, Оля. Если будет нужно, я сумею от них уйти.
Девушка идет открывать ментам. Я продолжаю сидеть за столом, спокойно пью кофе.
Входит Оля, за ней маячат две милицейские фуражки. У одного на мятых погонах звездочки старлея, у другого капитанские. Капитан более опрятен и выглядит подтянуто. В руках у него папочка. У старлея на боку болтается планшетка. Поднимаюсь им навстречу. Сразу видно, что приехали они не на задержание. Чтобы брать меня, прислали бы машины две ОМОНа, так как уже знакомы с моими возможностями и способностями... Может быть, даже и СОБР прикатил бы. Я бы с удовольствием, кстати, потягался с серьезными ребятами...
- Доброе утро... - как-то не очень уверенно для такого пожелания говорит лейтенант. - Я ваш участковый...
- Здрасте... - поддерживает его капитан. - Старший оперуполномоченный капитан Синицкий... - представляется он.
- Проходите, пожалуйста, - приглашаю их к столу. - Вам сделать кофе? спрашиваю старшего по званию.
Поколебавшись, он кивает. Оля, предчувствуя беду, встала у плиты, умоляюще глядя на милиционеров.
- Тут вот какое дело... - мнется старлей. - Вы Ольга Владимировна?
- Вы уже спрашивали... Что с папой?!
- Тут вот какое дело... - повторяется старлей, глядя куда-то мимо Ольги. - Вашего отца вчера сильно избили...
Ольга закрывает лицо руками, услышав это страшное известие. Я ставлю кофейник на плиту и подхожу к ней, обнимаю ее напрягшиеся плечи.
- Понимаете, - вступает в разговор капитан, видя, что старлей стушевался, - к нам уже поступали сигналы о том, что вашего отца пытаются запугать. Но информация исходила от людей, у него работающих. Все они - бывшие военные и поэтому, собственно, пытались помочь Владимиру Андреевичу. Но сам-то он до сих пор заявление написать не удосужился. Поэтому мы ничего и не могли предпринять заранее...
- Что с папой?! - всхлипывает Ольга, не отнимая рук от лица, и ее плечи начинают мелко дрожать.
- Он сейчас в больнице, - говорит капитан. - Успокойтесь, пожалуйста. Все будет хорошо. Мы только что оттуда. Состояние вашего отца удовлетворительное. Мы с ним разговаривали. Все у него будет в порядке, так сказал врач, - заверяет Олю капитан.
Она утыкается мне в грудь и плачет, уже не стесняясь милиционеров. Они смущенно переминаются. Отвожу девушку в комнату и оставляю ее пока одну. Возвращаюсь к полицейским.
- Мы собираемся пожениться, - говорю им, входя в кухню, - но ни Оля, ни Владимир Андреевич ничего мне не говорили о своих проблемах. Прошу вас, объясните, в чем дело? Что происходит?
Я говорю четко и уверенно. Милиционеры оживают.
- Беда в том, что отец этой девушки не желает писать заявление, говорит капитан. - А без этой бумажки, черт бы ее побрал, мы не можем ничего предпринять. Он и сейчас отказался с нами говорить на эту тему. А избили его основательно...
- Но косвенно вы же можете знать, кто это организовал? - спрашиваю его.
- Трудно сказать... - не решается откровенничать капитан.
- Да это Бенгала банда! Тут к бабке не ходи! - встревает в разговор старлей, снимает фуражку и вытирает вспотевший от волнения лоб. - Их это работа!.. Точно говорю!
Капитан молча кивает.
Я достаю чистые чашки, наливаю ментам кофе.
- Спасибо... - принимает чашку капитан. Приглашаю старлея к столу.
- Вы слышали о Бенгале? - спрашивает меня доверительно старлей, прихлебывая горячий кофе.
- Берите печенье, - предлагаю им. - Вроде и слышал что-то похожее, но я живу на Васильевском и здешних бандитов не знаю.
Капитан налегает на печенье.
- Они здесь хозяева!.. - возмущается старлей. - Ни черта с ними не можем сделать. Так... Иногда только мелочь попадется, да и тех почти всегда приходится отпускать. У них все схвачено...
Капитан даже поперхнулся после последних слов коллеги.
- Ни черта у них не схвачено! - резко возражает он.
- А почему тогда мы их никак не можем посадить?! - задиристо спрашивает старлей.
- Не знаю... Но я у них точно не схвачен! - лупит кулаком по столу кэп так, что подпрыгивает посуда.
Смотрю на разошедшихся полицейских. Эти ребята, похоже, честно тянут свою лямку. Без компромиссов.
- А я что - схвачен?! - вскидывается старлей и роняет на пол фуражку. Да мне уже два раза дверь подпаливали... - говорит он и лезет под стол за своим "аэродромом" .
- А я про тебя и не говорю ничего... - оправдывается капитан, тоже нагибаясь, и шарит руками под столом в поисках закатившейся фуражки приятеля. Только через нашего начальника ни одна серьезная бумага не проходит почему-то... - говорит он снизу. Мне становится весело. Ребята совсем забыли, что я не из их команды и говорить лишнее при мне не стоит.
Вдруг полицейские одновременно выныривают из-под стола, и капитан пристально смотрит на меня.
- Вы, главное, сами не пытайтесь что-либо предпринимать, предупреждает он. - Эта команда, о которой мы тут поспорили, на сегодняшнем языке называется "отмороженной"... Это очень опасно...
Я киваю ему. Полицейский, может, и имеет право говорить, что и где опасно, но решать остальное все-таки предстоит мне. И вот мне кажется, что Бенгалу лучше убраться из города, и сделать это как можно быстрее. Но вот беда: никто его о моих мыслях заранее предупредить не сможет... Я же просто мечтаю встретиться с ним и с его отвязанными ребятками, встретиться и поговорить на том языке, который они лучше всего понимают.
- Они хотели отнять у Владимира Андреевича уже налаженное им дело? интересуюсь у кэпа. Впрочем, тут и так все ясно.
Тот молча кивает, сосредоточенно глядя в свою чашку.
- Я бы этих тварей... - снова не выдерживает старлей, но капитан взглядом заставляет его замолчать.
- Вы вот что... - говорит он, доставая из папки блокнот довольно затрепанного вида, и быстро в нем пишет. - Вот номера моих телефонов: рабочий и домашний... - Он подает мне вырванный листок. - В случае, если у вашей девушки возникнут проблемы, немедленно позвоните. Эти гады будут пытаться запугать до конца. Я удивляюсь, как они до сих пор не нашли сюда дороги...
Кивком даю понять, что мне все ясно.
- А как вас найти в случае чего?.. - интересуется у меня старлей, хрустя печеньем.
- Звоните сюда... - говорю без запинки. - Теперь я не могу оставить девушку без внимания ни на минуту.
Старлей понимающе кивает.
- Будьте осторожны, - говорит капитан. - Простите, как вас зовут?
- Герасим.
- Будьте осторожны, Герасим. Постарайтесь не входить с бандитами в прямой конфликт. Вам одному не выстоять, несмотря на вашу, судя по всему, отличную физическую подготовку. Они кавказцы... Вы меня понимаете?
- Постараюсь... - успокаиваю его.
- Если что, сразу же звоните мне. Или передайте тому, кто будет в тот момент на телефоне. Я предупрежу своих.
- Точно! - поддерживает капитана участковый. - Вот вам и мои телефоны на всякий случай. - Старлей пишет на том же листке свои номера. - Звоните сразу...
- Спасибо. Если что, я непременно этим воспользуюсь, - обещаю полицейским.
Они поднимаются из-за стола, считая разговор законченным.
- Считаю должным поставить вас в известность, дабы вы оценили ситуацию реалистически, - говорит капитан, надевая фуражку и одергивая китель, - на этой банде висит не меньше двенадцати убийств... Но... - он морщится, - доказать это пока невозможно, хотя мы и подозреваем...
- Мы можем только предполагать... - снова встревает в разговор старлей, порывшись зачем-то в своих бумагах и застегивая планшетку. - Не сомневаюсь, если копнуть поглубже, то и трупов за ними отыщется гораздо больше...
- Только никто не копает... - подытоживает мысль участкового капитан и подает мне руку для прощания.
- Спасибо за кофе, - улыбается участковый.
Провожаю их до обшарпанного в постоянных рейдах старого полицейского "уазика".. Возвращаюсь в дом. Оля у себя в комнате стоит у окна и невидящим взглядом смотрит в сад. Подхожу и обнимаю ее слегка за плечи. Она, резко обернувшись, утыкается мне лицом в грудь, но уже не плачет.
- Что же теперь будет, Гера? - тихо произносит она, не поднимая головы.
- Все будет очень и очень хорошо... - говорю ей без всяких сомнений на этот счет. - Ты даже не представляешь, как все у вас будет хорошо и отлично.
Оля поднимает на меня свои большие ясные глаза, в которых я читаю безоговорочную веру в мои слова.
- Правда?
В ее голосе звучит надежда и еще что-то, пока неуловимое для меня.
- Более чем правда... - улыбаюсь я.
Следующие два часа мы провели в дороге и в больнице у отца Ольги. Я познакомился с ее папиком, и мне понравился этот упрямый и честный человек, отставной служака разваливающейся Российской армии. Вместе с ним мы решили, что Ольге пока лучше пожить у сестры погибшей жены Владимира Андреевича. Та обитает на Ленинском проспекте в трехкомнатной квартире с мужем и уже довольно взрослой дочерью. Ольге там будет безопасней. Прощаясь, капитан тоже советовал Ольге, если есть возможность, перебраться пока к родственникам.
- Что ты хочешь предпринять, Герасим? - спрашивает полковник, проницательно глядя на меня.
Ольга, услышав его вопрос, притихла с другой стороны кровати, ожидая моего ответа.
- Все нормально, Владимир Андреевич, - улыбаюсь я. - Просто попытаюсь выяснить некоторые моменты в этом деле...
Владимир Андреевич качает головой, сомневаясь, очевидно, в моих способностях.
- Здесь не война, капитан... - говорит он задумчиво.
Ольга, когда представляла меня своему отцу, тут же выложила все, что сама успела обо мне узнать. Отец отреагировал на услышанное совершенно нормально, только спросил, может ли он знать того полковника, из-за которого у меня не удалась карьера. Я назвал ему фамилию, но, естественно, Владимиру Андреевичу она ничего не сказала.
- Глядя на вас, господин полковник, в такое трудно поверить... возражаю на его слова, что, мол, не война здесь у нас. А что же? Весь забинтованный, он сейчас больше похож на бойца, попавшего в госпиталь с поля брани, нежели на обычного больного. Полковник улыбается сравнению, но вдруг заходится кашлем, морщась от боли. Ольга быстро наклоняется к нему, я же тянусь к кнопке вызова медсестры. Полковник жестом останавливает мою руку.
- Тебе придется поехать с нами... - говорит он.
Держится парень как-то необычно спокойно.
- Почему "придется"? - интересуюсь у него, усмехаясь. - Я знаю, приятель, что мне придется заплатить за столик по счету, а вот перед тобой и твоими засранцами никаких обязательств у меня нет.
У крепыша начинают ходить желваки на скулах, но он сдерживается.
- Тебе все равно ПРИДЕТСЯ с. нами поехать, - цедит он.
Его заявление меня просто смешит. Я и смеюсь, но тут же обрываю смех:
- Вали отсюда, придурок. Ты мне уже успел осточертеть.
Парень, обернувшись, многозначительно смотрит на своих друзей. Те начинают подтягиваться к моему столу. Ладненько. Приступим, что ли, помолясь...
Поднимаюсь мягко на ноги. Хоп! Бычок с перебитой переносицей заваливается между столиками под ноги своим кентам. В рядах противника секундное замешательство, и еще двое, с грохотом опрокидывая стулья, отправляются на заслуженный отдых. Пошла потеха! Для развлечений у меня сегодня представляется масса возможностей. Если в Питере везде так, то с моей помощью здешние хирурги без работы не останутся.
Вперед вырываются двое, самые, наверное, тренированные в этой команде. Скорее всего, их хобби - кикбоксинг. Блокирую удар ноги, направленной мне в голову, и тут же гашу пацана кулаком в лоб. Мальчик отлетает и садится на сраку метрах в полутора от меня. Резко закручиваю свое тело наподобие юлы и, используя вращательное движение корпуса, откидываю удары противника.
Парня разворачивает ко мне лицом, и он тут же получает свою порцию в шею. Ребятки слегка ошалели от предложенного мной темпа - шутка ли, с быстротой молнии вся их капелла разваливается на куски.
В баре - полнейший хаос и переполох. Завизжали женщины, загремели опрокидываемые стулья, народ поспешно отваливает на улицу. В том баре, где я провел такого' же рода мероприятие, было на удивление тихо и спокойно. В руке одного из нападающих блеснуло короткое лезвие китайской "бабочки". Пропускаю мимо провалившегося в ударе бычка и резко торможу его движение предплечьем своей руки - по горлу. У пацана, грохнувшегося на спину, только ноги взметнулись вверх. К утру, может, и придет в себя...
Тройка оставшихся пока целыми держится теперь на дистанции. Девчушки унесли свои длинные ноги подальше от места избиения их приятелей и поближе к безопасному дальнему концу зала. Парнишка в цветастой рубашке пытается обойти меня с тыла, поигрывая ножичком. Еще один поднимает стул за пластиковую спинку. Перепрыгиваю через бездыханное тело одного из их команды и небрежно уворачиваюсь от брошенного стула. Кто ж так бросает? Покажу, пожалуй, как это делается на самом деле..: Подхватываю с одного из столиков стальную фигурную вилку с длинными зубьями и ухожу немного вправо, выбирая момент. Парень с ножом наконец бросается на меня. Дистанция - два метра. Резкий поворот кисти - и "цветастый" крепыш изумленно смотрит на свой бицепс, в котором, как в шницеле, теперь торчит вилка. Вошла она глубоко. Парень роняет нож и хватается за раненую руку.
Улыбаясь, иду на оставшихся двоих. Ребята в панике пятятся. В их глазах животный страх и изумление - они не понимают, что происходит, почему у них ничего не получается. Сочувствую, потому что действительно нелегко врубиться, как можно за тридцать секунд уработать в общем-то неслабых городских бойцов. И все-таки этим парням повезло... В бар влетают камуфлированные почему-то под скальную породу бойцы ОМОНа. Пятеро вооруженных до зубов, каждый выше меня на голову. Вот это уже интересней, это мне нравится. Как будто проходишь многоуровневый тренировочный рейд, максимально приближенный к боевой обстановке, с постоянно возрастающими элементами сложности выживания.
Уровень подготовки ОМОНа можно оценить лишь на два балла из тридцати.
- Всем лечь! Руки за голову! - орет один омоновец, вероятно командир, поводя грозно по залу стволом автомата.
Он от меня метрах в трех. Остальные бойцы выходят на свои позиции, разученные ими на захваты в разных городских ситуациях. Сейчас ребята будут отрабатывать нехитрые знания в заполненном до отказа помещении. Двое бойцов уходят вдоль стен, намереваясь взять через несколько секунд ситуацию под контроль. Они видят, что в зале вооруженных людей нет, и поэтому психологически настроены просто на легкое пьяное сопротивление, которое можно стопроцентно погасить ударами сапог и дубинок. Не думаю, что у них все пройдет гладко. Бросок на пол и перекат в сторону идущего вдоль левой стены. Два точных удара и автомат у меня в руках, а боец, хрипя, корчится на полу. Я его уже не вижу. Автомат летит, вращаясь, как пропеллер, и попадает затворной коробкой в каску командира омоновцев. Стрелять я не собирался. Бойцы проиграли бы в первые же секунды, как только я воспользовался бы автоматом по назначению. Но мне интереснее. заниматься с ними тренингом. Сделав нырок, хлестко подсекаю одного бойца и, выпрыгнув по касательной, прохожу рядом с четвертым, - тотчас у парня что-то происходит со зрением, он закрывает глаза руками и, пошатнувшись, падает. Перекат по полу, кувырок назад, в падении одной ногой отбиваю автомат последнего из омоновцев, а другой разбиваю бойцу коленную чашечку. Надеюсь, ничего серьезного, мениск ему потом вправят. Ребром ладони бью его по артерии и мгновенно отпрыгиваю в сторону, выполняя перескок "мельницей" поближе к тому, которого я сбил подсечкой. Лодыжку я повредил ему даже через его высокие и плотные кирзовые "берцы". Он, полулежа, пытается вытащить из кобуры на брюхе "макара". На выходе из "мельницы" гашу сознание парня сокрушительным ударом пяткой в голову. Ну вот и все. Концерт окончен. Спасибо за внимание...
Наша питерская милиция за сегодняшний вечерок наверняка безумно меня полюбила и будет, упорно искать со мной встречи. Двое оставшихся целыми и невредимыми братков, лежа на полу (они послушно исполнили команду ОМОНа), все еще смотрят на меня снизу расширенными от изумления глазами. Усмехаюсь и подмигиваю им. Быстро продвигаюсь к выходу.
- Сюда, Герасим! - слышу голос Ольги, она машет мне из дверей служебного хода.
Иду на ее зов и оказываюсь в коридоре.
- Вон туда! - показывает она дрожащей рукой, обрамленной кружевной манжетой. - Там выход на другую улицу!
- Спасибо, малыш, - благодарю ее за помощь. - Сколько я должен за чудесный ужин? - интересуюсь и лезу в карман за деньгами.
Ольга округляет глаза:
- Какие деньги, Герасим! - вскрикивает она. - Все разбежались, не заплатив! Уходи быстрее!
Я вообще-то не тороплюсь.
- Так все же, как насчет нашего свидания? - спрашиваю ее вполне серьезно. - Вы не передумали, Оля?
Девушка чуть не плачет.
- Да уходи же ты! - тянет она меня за руку. - Ну какой же ты все-таки?! Конечно, приеду! Только, ради Бога, уходи сейчас! Быстрее!! Ну я тебя прошу!
Так и быть. Не стоит доводить мою спасительницу до слез. Это я спокоен, как танк на консервации, а для девушки происшедшее - просто из ряда вон.
- Оля, исчезаю! Только не волнуйся так. Поверь мне, все было очень здорово!
Наклонившись, целую ее в щечку. Она поражена моим самообладанием в такой ситуации, ну а я не вижу особого повода для беспокойства. Не спеша выхожу по коридору на улицу. Уже темнеет. Смотрю на часы. До встречи с Ольгой - целый час.
Настроение у меня - лучше некуда. Ловлю первого попавшегося частника. Катим в центр. Лучше подъехать пораньше, а иначе придется потом прорываться через кордоны полицейских. Ставлю себе задачу: во что бы то ни стало я должен прийти на свидание. Это как в полевом тесте на выживаемость - пройти от А до Я и в назначенное время с запасом только в пять минут быть в точке рандеву. Не пойму, соскучился, что ли, по спецподготовке? Трудно сказать, но что-то я чересчур разрезвился. Да и черт с ними. Главное, жизнь идет! Жизнь идет, и мы топаем вместе с ней. Пока можем...
* * *
Почти до трех часов ночи мы были с Олей в очень шумном клубе. Я имею в виду его музыкальную программу. Давно я так не отдыхал. Когда Оля появилась на месте встречи, опоздав на полчаса, я обрадовался ей, как ребенок. Я уже не надеялся, что девушка после всего, что произошло у нее на работе по моей вине, захочет поддерживать со мной отношения. Но я ошибся. Ольга взволнованно рассказала мне, какие разборки проводили у них полицейские. Допрашивали всех. Понаехало столько милиции! Какой-то чин в штатском, Оля думает, что он там был за главного, обмолвился, что некий супермен уделал милиционеров не только в этом месте, но и на Гражданском проспекте. По описаниям свидетелей похоже, что это один и тот. же человек. Оля напрямик спросила меня, не я ли тот самый супермен? Со всей скромностью, на какую способен, я признался, что это тоже моих рук дело и никто не вправе приписывать себе мои подвиги.
Ольга так и не поняла, шучу я или говорю серьезно.
Натанцевались мы вволю, одно плохо: под грохот музыки невозможно разговаривать, приходится все время орать друг другу в ухо. Все-таки меня, наверно, устроил бы клуб потише... Оля сказала, что теперь у нее два дня выходных и она может не заботиться о времени на сон. Затем мы съездили еще в одно место, где я накормил Ольгу ужином, учитывая ее вкусы. Здесь мы могли поговорить в спокойной обстановке. Я немного рассказал о себе, и Оля мне поверила. Я не стал утаивать, что сидел. Девушка даже возмутилась, что меня осудили так строго. Она сказала, что того полковника, которому я набил лицо, нужно было посадить вместо меня.
От Оли я узнал, что ее мать погибла в авиакатастрофе, а папа безуспешно пытается пробиться в современной жизни. Папа классный автомеханик и вообще мастер на все руки, он открыл свою мастерскую по ремонту машин, но его все время теснят конкуренты. Сейчас у него большие неприятности с рэкетом. Оля просила его быть осторожнее, но ее папик - отставной офицер бронетанковых войск, а это значит, что он очень упрямый и настырный. Просто бизнес - не его стихия. Вернее, наш, русский бизнес, где все так и норовят сожрать друг друга. Если ее папа военный, и к тому же честный человек, то могу себе представить, как ему тяжело в этой жизни.
Разговаривали мы почти до шести утра.
В начале седьмого, немного прогулявшись по набережной Невы, Оля вдруг вспомнила:
- Герасим, тебе нужно срочно переодеться! Как же я об этом забыла!
Улицы и проспекты в этот час почти пустынны. Тачку не поймаешь.
- Ерунда, - успокаиваю я ее. - Вот отвезу тебя домой, а там что-нибудь придумаю...
- Подожди... Подожди... - хмурится Ольга. - А где ты сейчас живешь?
Пожимаю плечами и делаю неопределенный жест:
- Вот здесь... в этом чудесном и прекрасном Петербурге!
Показываю на Петропавловскую крепость, ее шпиль уже ярко блестит в солнечных лучах нового дня.
- В общем так, капитан! Слушать мою команду! Сейчас едем ко мне. Никакие возражения не принимаются! - говорит Ольга, делая строгое лицо.
- Есть, мой генерал! - отдаю честь, вытянувшись в струнку и щелкнув каблуками.
- Быстро сними куртку и дай ее сюда! - спохватывается Ольга и сама начинает стаскивать с меня уже засвеченную полицией одежду.
Приходиться расстаться с предметом личного гардероба. Прохлады я почти не чувствую. Оля решительно сворачивает куртку и заталкивает ее в свою сумочку. Да и куртка-то - одно название, бумажная, и в кулаке взрослого мужчины способна превратиться в маленький комок. Останавливаем отчаявшегося найти клиентов таксиста (так он сам признался) и едем в сторону Озерков. Удивляюсь еще больше, когда узнаю, что Ольга живет в собственном доме, из тех, которые еще сохранились в черте города.
Домик аккуратный, одноэтажный, с небольшим фруктовым садиком и дворовыми постройками. Низкий декоративный заборчик сделан, видно, ее отцом, каждая штакетина по-особому выпилена, и все вместе они создают некий объемный рисунок. Рассчитавшись, отпускаю таксиста. Идем в дом,. где, как я успеваю заметить, не меньше четырех комнат.
- Попьем кофе? - спрашивает меня Оля тихо, чтобы н разбудить отца.
Киваю, мол, согласен на кофе. Кухонька небольшая, но очень уютная.
- Этот дом нам достался от бабушки с дедушкой, - говорит Оля, возясь с посудой. - Пока папа скитался с мамой и со мной по воинским частям, у нас никогда не было нормального жилья.
Я устроился на удобном стуле и наблюдаю, как девушка, которая нравится мне все больше и больше, занимается домашним хозяйством. Все, что она рассказывает о жизни военных в нашей стране, я и так отлично знаю. Да и кто теперь не в курсе, как очень хреново живут защитники отечества? Причем именно те, кто при полной неустроенности в быту и нищенской зарплате способны защитить, если потребуется, свободу и честь нашей Отчизны. Именно они, эти неустроенные, не задумываясь и отдадут свою жизнь за Родину. Именно они.
- Ой! - тихо вскрикивает Оля, взглянув на часы. - Папе уже пора просыпаться. Он обычно рано встает, а сегодня что-то припозднился. Пойду его подниму, заодно и позавтракает с нами.
Увидев на столе пепельницу, решаю, что можно и закурить. Ольга, я знаю, не курит, но к дыму относится легко. Она сама говорила, что ей все равно, кто рядом дымит. Оля возвращается какая-то странная.
- Что случилось? - спрашиваю осторожно.
Она пожимает плечами:
- Папы нет... Даже не знаю, где он. Может быть... - говорит она задумчиво, подходя к плите посмотреть за кофейником. - У него, насколько мне известно, нет женщины...
- Может, задержался на работе? Возможен ведь какой-то срочный заказ? выдвигаю свою гипотезу.
Оля поворачивается ко мне, в ее глазах вспыхивает надежда.
- Как же я не догадалась! Нужно туда позвонить! - говорит она обрадованно и подбегает к телефону.
Пока она набирает номер, я присматриваю за кофе.
Переговорив с кем-то, она снова становится грустной.
- Сторож сказал, что никого еще нет. И что мой папа вчера уехал с работы как обычно. Только дождался, когда приедет Сергей Иванович, и уехал. Сергей Иванович - подполковник в отставке, друг папы. Он сейчас сторожит по ночам папину мастерскую, - поясняет Оля.
Снимаю кофе с плиты. Оля достает из буфета и расставляет на столе чашки, вазочку с печеньем. Я разливаю кофе по чашкам.
- Ну, не волнуйся, - успокаиваю ее. - Все будет хорошо. Может, все-таки у него есть знакомая...
Оля отрицательно мотает головой.
- Я точно знаю, что нет... Он бы сказал об этом, - говорит она, присаживаясь к столу, и, закусив губу, смотрит в одну точку. На улице слышно, как подъезжает к дому машина и тормозит у ворот. Оля подскакивает, словно ужаленная, и спешит в коридор.
- Это папа! - бросает она весело на ходу. Буквально через полсекунды она врывается на кухню, и ее вид заставляет меня подняться и приготовиться к самому худшему.
- Там... - Оля показывает рукой назад, глядя на меня в испуге, - там милиция!! - говорит она почему-то шепотом. - Прячься, Герасим!
Я не двигаюсь с места.
- Не стоит, Оля. Если будет нужно, я сумею от них уйти.
Девушка идет открывать ментам. Я продолжаю сидеть за столом, спокойно пью кофе.
Входит Оля, за ней маячат две милицейские фуражки. У одного на мятых погонах звездочки старлея, у другого капитанские. Капитан более опрятен и выглядит подтянуто. В руках у него папочка. У старлея на боку болтается планшетка. Поднимаюсь им навстречу. Сразу видно, что приехали они не на задержание. Чтобы брать меня, прислали бы машины две ОМОНа, так как уже знакомы с моими возможностями и способностями... Может быть, даже и СОБР прикатил бы. Я бы с удовольствием, кстати, потягался с серьезными ребятами...
- Доброе утро... - как-то не очень уверенно для такого пожелания говорит лейтенант. - Я ваш участковый...
- Здрасте... - поддерживает его капитан. - Старший оперуполномоченный капитан Синицкий... - представляется он.
- Проходите, пожалуйста, - приглашаю их к столу. - Вам сделать кофе? спрашиваю старшего по званию.
Поколебавшись, он кивает. Оля, предчувствуя беду, встала у плиты, умоляюще глядя на милиционеров.
- Тут вот какое дело... - мнется старлей. - Вы Ольга Владимировна?
- Вы уже спрашивали... Что с папой?!
- Тут вот какое дело... - повторяется старлей, глядя куда-то мимо Ольги. - Вашего отца вчера сильно избили...
Ольга закрывает лицо руками, услышав это страшное известие. Я ставлю кофейник на плиту и подхожу к ней, обнимаю ее напрягшиеся плечи.
- Понимаете, - вступает в разговор капитан, видя, что старлей стушевался, - к нам уже поступали сигналы о том, что вашего отца пытаются запугать. Но информация исходила от людей, у него работающих. Все они - бывшие военные и поэтому, собственно, пытались помочь Владимиру Андреевичу. Но сам-то он до сих пор заявление написать не удосужился. Поэтому мы ничего и не могли предпринять заранее...
- Что с папой?! - всхлипывает Ольга, не отнимая рук от лица, и ее плечи начинают мелко дрожать.
- Он сейчас в больнице, - говорит капитан. - Успокойтесь, пожалуйста. Все будет хорошо. Мы только что оттуда. Состояние вашего отца удовлетворительное. Мы с ним разговаривали. Все у него будет в порядке, так сказал врач, - заверяет Олю капитан.
Она утыкается мне в грудь и плачет, уже не стесняясь милиционеров. Они смущенно переминаются. Отвожу девушку в комнату и оставляю ее пока одну. Возвращаюсь к полицейским.
- Мы собираемся пожениться, - говорю им, входя в кухню, - но ни Оля, ни Владимир Андреевич ничего мне не говорили о своих проблемах. Прошу вас, объясните, в чем дело? Что происходит?
Я говорю четко и уверенно. Милиционеры оживают.
- Беда в том, что отец этой девушки не желает писать заявление, говорит капитан. - А без этой бумажки, черт бы ее побрал, мы не можем ничего предпринять. Он и сейчас отказался с нами говорить на эту тему. А избили его основательно...
- Но косвенно вы же можете знать, кто это организовал? - спрашиваю его.
- Трудно сказать... - не решается откровенничать капитан.
- Да это Бенгала банда! Тут к бабке не ходи! - встревает в разговор старлей, снимает фуражку и вытирает вспотевший от волнения лоб. - Их это работа!.. Точно говорю!
Капитан молча кивает.
Я достаю чистые чашки, наливаю ментам кофе.
- Спасибо... - принимает чашку капитан. Приглашаю старлея к столу.
- Вы слышали о Бенгале? - спрашивает меня доверительно старлей, прихлебывая горячий кофе.
- Берите печенье, - предлагаю им. - Вроде и слышал что-то похожее, но я живу на Васильевском и здешних бандитов не знаю.
Капитан налегает на печенье.
- Они здесь хозяева!.. - возмущается старлей. - Ни черта с ними не можем сделать. Так... Иногда только мелочь попадется, да и тех почти всегда приходится отпускать. У них все схвачено...
Капитан даже поперхнулся после последних слов коллеги.
- Ни черта у них не схвачено! - резко возражает он.
- А почему тогда мы их никак не можем посадить?! - задиристо спрашивает старлей.
- Не знаю... Но я у них точно не схвачен! - лупит кулаком по столу кэп так, что подпрыгивает посуда.
Смотрю на разошедшихся полицейских. Эти ребята, похоже, честно тянут свою лямку. Без компромиссов.
- А я что - схвачен?! - вскидывается старлей и роняет на пол фуражку. Да мне уже два раза дверь подпаливали... - говорит он и лезет под стол за своим "аэродромом" .
- А я про тебя и не говорю ничего... - оправдывается капитан, тоже нагибаясь, и шарит руками под столом в поисках закатившейся фуражки приятеля. Только через нашего начальника ни одна серьезная бумага не проходит почему-то... - говорит он снизу. Мне становится весело. Ребята совсем забыли, что я не из их команды и говорить лишнее при мне не стоит.
Вдруг полицейские одновременно выныривают из-под стола, и капитан пристально смотрит на меня.
- Вы, главное, сами не пытайтесь что-либо предпринимать, предупреждает он. - Эта команда, о которой мы тут поспорили, на сегодняшнем языке называется "отмороженной"... Это очень опасно...
Я киваю ему. Полицейский, может, и имеет право говорить, что и где опасно, но решать остальное все-таки предстоит мне. И вот мне кажется, что Бенгалу лучше убраться из города, и сделать это как можно быстрее. Но вот беда: никто его о моих мыслях заранее предупредить не сможет... Я же просто мечтаю встретиться с ним и с его отвязанными ребятками, встретиться и поговорить на том языке, который они лучше всего понимают.
- Они хотели отнять у Владимира Андреевича уже налаженное им дело? интересуюсь у кэпа. Впрочем, тут и так все ясно.
Тот молча кивает, сосредоточенно глядя в свою чашку.
- Я бы этих тварей... - снова не выдерживает старлей, но капитан взглядом заставляет его замолчать.
- Вы вот что... - говорит он, доставая из папки блокнот довольно затрепанного вида, и быстро в нем пишет. - Вот номера моих телефонов: рабочий и домашний... - Он подает мне вырванный листок. - В случае, если у вашей девушки возникнут проблемы, немедленно позвоните. Эти гады будут пытаться запугать до конца. Я удивляюсь, как они до сих пор не нашли сюда дороги...
Кивком даю понять, что мне все ясно.
- А как вас найти в случае чего?.. - интересуется у меня старлей, хрустя печеньем.
- Звоните сюда... - говорю без запинки. - Теперь я не могу оставить девушку без внимания ни на минуту.
Старлей понимающе кивает.
- Будьте осторожны, - говорит капитан. - Простите, как вас зовут?
- Герасим.
- Будьте осторожны, Герасим. Постарайтесь не входить с бандитами в прямой конфликт. Вам одному не выстоять, несмотря на вашу, судя по всему, отличную физическую подготовку. Они кавказцы... Вы меня понимаете?
- Постараюсь... - успокаиваю его.
- Если что, сразу же звоните мне. Или передайте тому, кто будет в тот момент на телефоне. Я предупрежу своих.
- Точно! - поддерживает капитана участковый. - Вот вам и мои телефоны на всякий случай. - Старлей пишет на том же листке свои номера. - Звоните сразу...
- Спасибо. Если что, я непременно этим воспользуюсь, - обещаю полицейским.
Они поднимаются из-за стола, считая разговор законченным.
- Считаю должным поставить вас в известность, дабы вы оценили ситуацию реалистически, - говорит капитан, надевая фуражку и одергивая китель, - на этой банде висит не меньше двенадцати убийств... Но... - он морщится, - доказать это пока невозможно, хотя мы и подозреваем...
- Мы можем только предполагать... - снова встревает в разговор старлей, порывшись зачем-то в своих бумагах и застегивая планшетку. - Не сомневаюсь, если копнуть поглубже, то и трупов за ними отыщется гораздо больше...
- Только никто не копает... - подытоживает мысль участкового капитан и подает мне руку для прощания.
- Спасибо за кофе, - улыбается участковый.
Провожаю их до обшарпанного в постоянных рейдах старого полицейского "уазика".. Возвращаюсь в дом. Оля у себя в комнате стоит у окна и невидящим взглядом смотрит в сад. Подхожу и обнимаю ее слегка за плечи. Она, резко обернувшись, утыкается мне лицом в грудь, но уже не плачет.
- Что же теперь будет, Гера? - тихо произносит она, не поднимая головы.
- Все будет очень и очень хорошо... - говорю ей без всяких сомнений на этот счет. - Ты даже не представляешь, как все у вас будет хорошо и отлично.
Оля поднимает на меня свои большие ясные глаза, в которых я читаю безоговорочную веру в мои слова.
- Правда?
В ее голосе звучит надежда и еще что-то, пока неуловимое для меня.
- Более чем правда... - улыбаюсь я.
Следующие два часа мы провели в дороге и в больнице у отца Ольги. Я познакомился с ее папиком, и мне понравился этот упрямый и честный человек, отставной служака разваливающейся Российской армии. Вместе с ним мы решили, что Ольге пока лучше пожить у сестры погибшей жены Владимира Андреевича. Та обитает на Ленинском проспекте в трехкомнатной квартире с мужем и уже довольно взрослой дочерью. Ольге там будет безопасней. Прощаясь, капитан тоже советовал Ольге, если есть возможность, перебраться пока к родственникам.
- Что ты хочешь предпринять, Герасим? - спрашивает полковник, проницательно глядя на меня.
Ольга, услышав его вопрос, притихла с другой стороны кровати, ожидая моего ответа.
- Все нормально, Владимир Андреевич, - улыбаюсь я. - Просто попытаюсь выяснить некоторые моменты в этом деле...
Владимир Андреевич качает головой, сомневаясь, очевидно, в моих способностях.
- Здесь не война, капитан... - говорит он задумчиво.
Ольга, когда представляла меня своему отцу, тут же выложила все, что сама успела обо мне узнать. Отец отреагировал на услышанное совершенно нормально, только спросил, может ли он знать того полковника, из-за которого у меня не удалась карьера. Я назвал ему фамилию, но, естественно, Владимиру Андреевичу она ничего не сказала.
- Глядя на вас, господин полковник, в такое трудно поверить... возражаю на его слова, что, мол, не война здесь у нас. А что же? Весь забинтованный, он сейчас больше похож на бойца, попавшего в госпиталь с поля брани, нежели на обычного больного. Полковник улыбается сравнению, но вдруг заходится кашлем, морщась от боли. Ольга быстро наклоняется к нему, я же тянусь к кнопке вызова медсестры. Полковник жестом останавливает мою руку.