Пора собираться да потихоньку подтягиваться к месту встречи с полицейским. А может, кэп решил устроить мне ловушку? Не хочет брать меня в доме Ольги, боясь, что она в этот момент окажется со мной рядом в виде заложницы? Возможен и такой вариант, исключать его не стоит, но оружие на встречу не беру - шмалять по солдатам у меня желания нет, а уйти я все равно сумею, как бы там полицейские ни старались.
Добираюсь до кафешки на проспекте Просвещения. Публики в зале почти нет, и капитан еще не появился. На первый взгляд все спокойно, но засаду сразу не обнаружишь. Такое только в кино бывает.
Заказываю себе кофе и салат из свежих овощей, закуриваю и жду. Настроение у меня великолепное, и, если честно, я предпочел бы как следует отдохнуть, а не заниматься делами. Что-то срываюсь на лирику. Может, старею? Все-таки за тридцатник перевалило, и чего только уже не видал в этой жизни, где только не побывал. Впрочем, есть места, где я не был. В Африке, например... Правда, она и на хрен не нужна, что я там забыл? В Штатах не был. Но опять же, -тут как на это посмотреть... Можно сказать, что и был. Вот такой кроссворд. Неважно. Я бы хотел прокатиться по странам в качестве туриста, этаким вальяжным мэном с кучей денег в лопатни-ке и без ограничений во времени, поглядеть на мир глазами путешественника, а не исполнителя заданий государственной важности.
Ну вот! Приперся кэп, и мои мечты опустились в сортир... Тем более он еще и в форме. После трех лет отсидки мне особенно противно смотреть на ментовскую форму.
- Добрый день, - говорит капитан, протягивая руку.
Пожимаю ее, привстав со стула, и показываю на место рядом со мной:
- Добрый. Присаживайтесь...
У капитана усталый вид, но глаза как-то странно поблескивают.
- Вечером вы, наверно, хотите съездить к своим знакомым? - переходит он к делу и показывает бумажку с известным мне адресом.
Я действительно туда собирался, чтобы добить команду Бенгала.
- Все может быть...- отвечаю уклончиво.
- Не стоит... - усмехаясь, говорит полицейский и закуривает сигарету. Ваня уже прокатился по разным местам. Многие бенгаловские ресторанчики и кафе просто не открылись сегодня. Даже некоторых оптовиков не видно в городе.
- Кто такой Ваня? - интересуюсь я.
- Это тот старлей-участковый, с которым я приходил к вам домой. Мой друг, - поясняет кэп. - После убийства Бенгала... - он делает паузу, строго глядя на меня, но в его глазах пляшут чертики. - В общем, драпанули его орлы из города. Даже коммерсанты, которым он обеспечивал крышу, уехали, хоть вы их и не трогали.
Никак не реагирую на его слова. Жестом подзываю официантку:
- Принесите, пожалуйста, кофе и еще один мясной салат. И два раза по пятьдесят самого лучшего коньяка, какой там у вам имеется.
Официантка записывает и уходит.
- Я на службе, - пробует отмазаться кэп.
- Не принимается, капитан, - смеюсь я. - За победу не грех...
Полицейский пристально смотрит на меня, усмехается.
- А!.. - машет он рукой и придвигается ближе к столику. - Где наша не пропадала!
Пока он расправляется с салатом, я раскладываю перед ним снимки, сделанные на даче у Бенгала.
- Это он? - спрашиваю капитана, показывая на человека в сером.
- Да, - подтверждает тот, берет в руки фотографии, рассматривает их. Ну, - говорит он, допивая свой кофе, - мне пора.
Поднимаюсь вместе с ним. Капитан протягивает руку:
- Меня вообще-то Евгением зовут. Пожимаю его лапу.
- Теперь чем займетесь? - интересуется капитан, хитро глядя на меня. Улыбаюсь:
- Жизнь покажет.
Евгений надевает фуражку.
- Звони, если что... - бросает он и выходит на улицу.
Провожаю его долгим взглядом.
После встречи с полицейским решаю прогуляться до метро. Погода прекрасная. Уже на подходе к станции заметна толкучка возле лотков и киосков. Как и все прочие граждане, глазею на выставленные за стеклами товары и не спеша, дымя сигаретой, пробираюсь в общей народной давке среди представителей развитого спекулятизма. До другого "изма" мы пока еще не докатились. Всегда катимся к какому-нибудь "изму", но почему-то постоянно оказывается, что избранный нами - самый хреновый из всех возможных. Не получается в России по-другому. Если в Китае, например; все самопальное стоит дешево, то у нас тот же китайский самопал продается по ценам хороших европейских магазинов. А свое придумать, как всегда, не умеем или не хотим, что скорее всего. Итальянские кустари-кооперативщики вон сколько обуви для нас настругали, и все это катит в России по ценам, от которых тот же итальянский обыватель просто обалдел бы...
Купив мороженое, подхожу к столику, за которым вдохновенно обдирает народ команда бывших наперсточников, переквалифицировавшихся в не менее подозрительных лотерейщиков.
Как раз возникает спор, кто из игроков, уже вложивших деньги, должен добавить, чтобы наконец-таки выиграть. В спор между тремя "ослами" включаются подставные лица, которые по отработанному сценарию должны задавить глупых клиентов деньгами. Вариант, как и в наперстках, - беспроигрышный. С интересом наблюдай, как накаляются страсти.
- Но вы же сказали, что по времени уже никто не может войти в игру?! подает голос одна из "жертв".
Мужик, похоже, догадался, что плакали его денежки.
- Я вам все объяснила, - натянуто улыбается ему блондинка, банкующая за столом. - По правилам нашей лотереи за истекающее время в игру имеют право вступить еще несколько желающих. Правила вот!.. - блондинка тычет пальцем в столик, где под пленкой распиханы бумажки с каким-то текстом. - За то время, что вам дается на обдумывание, может ведь никто и не подойти. К тому же вступающие должны вносить больше, чем вы, значит, и рискуют они сильнее!..
Мне смешно. "Лохи" нервно теребят в руках свои карточки. Интересный психологический феномен. Наш народ в течение восьмидесяти лет гипнотизировали, обещая земной рай до окончания веков... рая как не было, так и нет, но граждане по привычке отдают жуликам последние деньги, веря, что эти добрые дяди и тети помогут им в короткий срок стать богатыми и никогда больше не болеть.
- Когда же мы все-таки начнем розыгрыш?' - нервно интересуется еще одна "овца" на заклание.
- Сначала свое слово должны сказать те, кто вступил в игру после вас, непререкаемо заявляет блондинка.
Третий "баран" стоит рядом со мной и грустно глядит на карточки в своих руках. Похоже, деньги у него кончились, и он смирился с мыслью, что проиграл все.
Его лицо кажется мне знакомым.
- Как дела? - спрашиваю бедолагу. Мужчина, глядя куда-то в сторону, вздыхает:
- Опять обманули...
Блондинка реагирует мгновенно, как учили:
- Никто вас не обманывает! И не оскорбляйте тут!
Рядом с ней переминается с ноги на ногу хилого вида паренек в очках, разумеется, такой же подставной, как и женщины разного возраста, вступившие в игру позднее. А заведуют этим "предприятием" вон те шестеро, что крутятся неподалеку и зорко следят за всем, что происходит У стола.
- Да я уже вижу, что проиграл... - говорит мужчина, и вдруг я вспоминаю, кто это такой.
- Как вы можете видеть, если еще не открывали карточки? - лицемерно возмущается блондинка.
- Я чувствую, что до открытия карточек дело не дойдет; - обреченно говорит мужчина.
- Нет, вы все-таки не оскорбляйте, гражданин! - взвивается блондинка, она так вошла в образ, что уже и сама поверила в свою правоту.
- Ты занимайся своим делом, коза, и не верещи... - неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Не нравится мне, с какой наглостью эта тварь выманивает у людей деньги, вовлекая в якобы "честную" игру.
- А вы... - начинает она.
- Заткнись, - говорю ей тихо и, повернувшись к мужчине, протягиваю ему руку: - Афанасий Сергеевич, здравствуйте! .
Он меня узнает и расплывается в улыбке, забыв о постигшей его неудаче.
- Какая встреча! - радуется мой бывший сосед по дому, бросая свои карточки на стол. - Олег, сколько же времени мы с вами не виделись?! Бог мой, как летят годы...
С Афанасием Сергеевичем мы когда-то были соседями по лестничной площадке, он в то время уже занимал должность доцента исторического факультета и часто рассказывал мне о своей работе в архивах, в которой и видел единственный смысл своего существования.
- Афанасий Сергеевич, не называйте меня Олегом, - говорю ему вполголоса. - Я - Герасим. Так надо. Потом я все объясню.
Афанасий Сергеевич понимающе кивает.
- Молодой человек! - кто-то дергает меня за рукав пиджака.
Оборачиваюсь. Передо мной стриженый крепыш с мордой дегенерата, нос у него смотрит на четыре часа.
- Тебе чего, дедушка? - спрашиваю благодушно, выбрасывая обертку от мороженого в урну.
Крепыш подступает вплотную, от него разит дешевым пивом.
- Шел бы ты отсюда, - шипит он, не отпуская мой рукав.
- Освободи материю, беспризорник, - советую ему как бы между прочим.
- Не связывайтесь вы с ним! Давайте лучше уйдем отсюда... -говорит мне Афанасий Сергеевич.
- Ну, ты побазарь еще!...- продолжает шипеть крепыш.
Я сам уже завелся, но внешне спокоен и даже улыбаюсь:
- Ладно, считай, что у тебя сегодня черный день. Давай зови своих доходяг. Погуляем вместе.
Крепыш недобро щерится и наконец отпускает мой рукав.
- Счас погуляем... - Он, обернувшись, многозначительно кивает дружкам.
- Ол... Герасим, - начинает Афанасий Сергеевич, но я его перебиваю:
- Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.
- А может...
Я не даю ему договорить:
- Послушайте меня. Так будет лучше.
Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;
- Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?
Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.
- Идем... - бросает кто-то из них и топает вперед.
Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.
Парни снова берут меня в кольцо.
- Ты че такой борзый?! - интересуется один, не спеша начинать махалово.
Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.
- Уж такой уродился, - ухмыляюсь я.
- Ты с кем работаешь? - спрашивает он.
- Я - Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните... - обращаюсь к остальным.
Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.
В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.
Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. "Баранов" уже "раздели". Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.
- Будут жить... - сообщаю ей, мило улыбаясь. - Но полечиться придется.
Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.
- Закрой пасть, придурок, живот простудишь, - советую ему. - А теперь, сучка, гони лавэ, что забрала у народа...
Блондинка дрожащими руками вытаскивает откуда-то из-под стола коробочку с деньгами. Забираю весь ее выигрыш и иду к метро.
Афанасий Сергеевич нервно ходит по вестибюлю. Увидев меня, он радостно спешит навстречу.
- Ол... Герасим, я так волновался. Вы даже не представляете. Еще несколько минут, и я бы обязательно пошел за милицией!
- Все нормально, Афанасий Сергеевич,:- смеюсь я. - Ваши карточки выиграла, знаете ли... Просто удивительно, что так бывает... - запихиваю в карман его пиджака пачку денег.
- В самом деле?! - изумляется Афанасий Сергеевич, не веря своему счастью, но тут же хмурится: - Скажите честно, вы ведь каким-то образом заставили их отдать эти деньги?
Лишний раз поражаюсь его незнанию жизни.
- Просто мы выяснили, кто есть кто, а ваши карточки действительно выиграли, только вы бы об этом никогда не узнали... - Думаю, почему бы карточкам Афанасия Сергеевича действительно не выиграть?
- Правда?! Значит, вы с ними знакомы? Удивительно! - восхищается историк. - Мне никогда не везло в подобного рода предприятиях. Вот и сейчас я по глупости проигрывал все, что скопил на черный день... Спасибо вам!..
- Не за что... - обнимаю его за плечи, и мы идем к эскалатору.
Часа полтора я просидел с Афанасием Сергеевичем в уютном ресторанчике недалеко от центра, слушая историю его жизни за последнее десятилетие. Ему нужно было выговориться. Афанасий Сергеевич, насколько я его помню, жил один, и все его знакомые были такие же, как он, не от мира сего. Жена от него сбежала меньше чем через год после свадьбы. В доме ощущалась постоянная нехватка денег. Историк все свои силы отдавал изучению прошлого, тогда как жена его, женщина простая, хотела жить настоящим. Ее, конечно, тоже можно понять.
Я бы селил ученых, подобных Афанасию Сергеевичу, в специальные городки, где за ними следили бы и обеспечивали им нормальные бытовые условия.
- Мы уже больше двух лет занимаемся архивами ВЧК, - рассказывает Афанасий Сергеевич, - то есть документами, относящимися к периоду становления Советского государства. Это такой ужас... Впрочем, органы на протяжении всего своего существования проявляли удивительно нечеловеческую жестокость, на которую не были способны даже инквизиция и гестапо...
- Могу себе представить... - соглашаюсь я. - А сколько же вы получаете за свою работу, Афанасий Сергеевич?
- Гм... По-моему, где-то в районе пятисот тысяч рублей.
- Вы что, не знаете точно, сколько вам платят за ваш труд? - удивляюсь я.
- Ну, как вам сказать. Ведь нашу работу оплачивает государство, а вы же сами наверняка знаете, какие трудности теперь возникают при финансировании дотационных учреждений, подобных нашему институту. Но мы перебиваемся потихоньку, Олег, перебиваемся.
Смотрю на ветхий пиджачок историка, его древнюю рубашку из плотной фланели не по сезону, с вытертым от бесконечных стирок воротником. Выцветший галстук, который носил, наверно, еще его отец. Да, к истории у нас уважения нет, ну а коли так, то о людях, ею занимающихся, и заботиться нечего.
- Есть в нашем институте группа, которая занимается родословной так называемых "новых русских". Вот эти ученые, насколько я слышал, зарабатывают очень даже неплохо, - смеется историк, но тут же становится серьезным: - К науке это не имеет никакого отношения. Там идет почти сплошная подтасовка. Сейчас многие хотят, чтобы их предки обязательно были графами, князьями, в крайнем случае купцами, но достаточно известными. Ну вот и находят желающим благородных предков. Разумеется, за деньги. За очень большие деньги.
Афанасий Сергеевич с отвращением машет рукой, как бы отметая эту непристойную по его понятиям тему.
- Да что я все о пустяках! - вскидывается он. - Вы-то как, Олег? Ох, извините.,. Герасим!.. Где вы сейчас? Как устроились в этой новой, безумной жизни?
Пожимаю плечами:
- Потихоньку, Афанасий Сергеевич. Долго рассказывать, да и не интересно это, поверьте...
Архивист кивает:
- Хорошо. Это ваше право. Ну, а живете-то вы где сейчас? Надеюсь, в Ленинграде? О! Простите, это я по привычке... Конечно же, в Санкт-Петербурге. Я все по старинке, знаете ли... Рассеян немного стал... Да-а... Летит время... Все меняется...
Афанасий Сергеевич задумывается, и я вижу по его глазам, что историк снова где-то в прошлом. Он почти не притронулся к еде.
- Как вы себя чувствуете, Афанасий Сергеевич?
- А?.. А... Спасибо. Все хорошо, Бог милует, - Афанасий Сергеевич возвращается в настоящее. - Я, знаете ли, зарядку по утрам делаю и обливаюсь холодной водой. Вошло как-то у меня это в привычку и, поверьте, очень даже помогает. - Он смеется: - Я за последние три года не болел даже гриппом.
- Отлично! - удивляюсь я. - Да вы просто молодчина, Афанасий Сергеевич!
- Спасибо, Ол... Герасим, спасибо, - кивает историк. - Я так тогда переживал за вас... Да... Эта нелепая катастрофа... Ваши родители... Мы ведь были большими друзьями с Георгием Васильевичем. Знаете, я ведь стараюсь каждый год хотя бы раза три-четыре выбраться к вашим родителям на могилку. Там же всегда что-то нужно подправить, покрасить. А вы...
- Я... Меня долго не было в городе...
- Да-да, я понимаю, - быстро соглашается со мной историк. - Живым труднее, чем... - Он замолкает, затем снова вскидывается: - Да, я ведь вам могу предложить... - Афанасий Сергеевич начинает рыться в карманах. - Ну вот... Надо же... - хмурится он, не силах найти то, что ищет. - А! Вот! Вы можете пользоваться квартирой... - говорит он, вытаскивая связку ключей. - У меня ведь, как у буржуя, две квартиры... Одна осталась от родителей, это здесь, в центре. Я ею не пользуюсь, так как невозможно жить сразу в двух местах, да и шумно здесь. На улицах всегда столько народу, - смеется он и протягивает мне ключи: - Вот, возьмите, я уверен, что они вам могут пригодиться. Да и мне будет легче... - торопится он высказаться, видя, что я не решаюсь. - Я хоть на квартплате сэкономлю, а то она в последнее время ох как выросла...
- Но ведь вы можете одну квартиру продать? - удивляюсь я. - Или хотя бы сдавать в аренду...
- Пустое! - отмахивается он. - Мне говорили об этом сослуживцы, но многие также и не советовали это делать. Вы же знаете, какие теперь нравы... Там, где появляются большие деньги, отсутствует всяческое понятие о порядочности. А просто потерять квартиру, чтобы она досталась какому-нибудь авантюристу... Я не могу этим заниматься, у меня не получится. Да я и не хочу.
Беру ключи:
- Спасибо, Афанасий Сергеевич. У меня действительно сложности с жильем...
- Вот и прекрасно! - обрадованно восклицает историк. - То есть я не то хотел сказать...
- Да все понятно! - смеюсь я.
- То, что у вас сложности, это грустно, но я рад, что могу вам помочь. Ведь я вас знаю вот с таких лет... - Он указывает рукой куда-то под стол. - Ваш отец был удивительным человеком! А ваша мама - это сущий ангел во плоти! - Он грустнеет. Да будет им земля пухом...
Внезапно Афанасий Сергеевич меняет тему разговора и начинает рассказывать о своей работе над новыми материалами, которые он считает удивительно интересными. Он говорит, что их обнародование станет сенсацией и может вывести человечество на новый виток развития. Он именно так и сказал: человечество. Я не на шутку заинтригован и спрашиваю, о чем, собственно, идет речь, но историк решительно отказывается удовлетворить мое любопытство.
- Погодите, надо все изучить досконально, и вот тогда...
Отправляю Афанасия Сергеевича домой на такси, пообещав,, что в свободное время обязательно буду его навещать.
Я решил осмотреть свое новое жилье. Место отличное - на Малой Садовой, между Невским проспектом и Итальянской улицей. Отец Афанасия Сергеевича был академиком. Квартира огромная: пять комнат, просторная кухня с черным ходом, коридор широкий, как взлетная полоса Пулковского аэродрома. Что говорить, приятная неожиданность. Старинная резная мебель. Кожаные кресла заботливо зачехлены. Две спальни, кабинет. В общем, лучшего и не пожелаешь. Остается только разве что прикупить современную бытовую технику. Вечером еду в Озерки.
Полковник выписался из больницы, и мы втроем, сделав праздничный стол, просидели до начала четвертого утра. Я вкратце объяснил полковнику ситуацию, когда мы с ним вышли в сад покурить, умолчав о том, сколько мне пришлось положить боевиков и приближенных Бенгала. Думаю, полковник и сам понимает, что без трупов не обошлось.
Я извинился за утерю велосипеда. Владимир Андреевич, смеясь, ответил, что уж лучше нести потери в боевой технике, чем в живой силе. Личный состав следует беречь. Полковник два года воевал в Афганистане и, конечно, догадывается, что велосипед "ушел" в ходе разборок с бандой Бенгала.
- Мне говорили, что сейчас все фирмы имеют какие-то "крыши"? интересуюсь у полковника.
- Да, это на самом деле так... - соглашается он. - Но я честно плачу государству налоги и не собираюсь кормить жуликов...
С сомнением смотрю на него:
- В таком случае вам, Владимир Андреевич, придется отбиваться от всех подряд...
- Вы думаете? - изумляется полковник.-- Но ведь бандиты в своей среде уже знают, что Бенгал пробовал и ничего у него не получилось..
Мне и смешно и грустно от его наивности.
- Владимир Андреевич, дорогой! Если разгром банды Бенгала, не дай Бог, свяжут с вашей фирмой, - я развожу руками, - никто вам уже не в состоянии будет помочь.
Полковник, подумав, соглашается.
- Вы правы, Гера, -произносит он, глубоко затягиваясь сигаретой. Значит, если завел свое дело, нужно обязательно иметь крышу, иначе не получается... - размышляет он вслух. - Ну и времечко.
Полковник ушел подремать перед работой, мы же с Олей еще поговорили о ее планах на будущее. Она не хочет больше работать официанткой.
Я поинтересовался, почему бы ей не пойти учиться дальше? Но Оля заявила, что не желает садиться отцу на шею и хочет иметь свои деньги, а совмещать работу с учебой трудно. Вдобавок для того, чтобы овладеть в наше время перспективной специальностью, нужно выложить за учебу большие деньги, которых в семье нет. Я не стал предлагать Ольге деньги, не сомневаясь в том, что она их не возьмет. Хотя ей всего двадцать лет, она имеет свои взгляды на жизнь и предпочитает быть независимой. Так ничего и не решив, мы отправились спать. Оля постелила мне в одной из комнат и, коснувшись губами моей щеки, пожелав спокойной ночи, убежала к себе. Я бы не отказался провести с ней ночь, если бы она была не против, но, зная ее характер, не стал зацикливаться на этой мысли.
Просыпаюсь около часа дня. Слышу, как Ольга гремит посудой в кухне. Меня разбудило солнце, оно добралось до моей подушки и бьет теплыми лучами прямо по глазам. На сегодня у меня есть еще кое-какие планы. Быстренько вылезаю из постели и слегка разминаюсь, прокрутив боевой комплекс тай дзи цуаня. Принимаю душ. Через пятнадцать минут появляюсь в кухне свежий, выбритый и всем на свете довольный.
- Привет! - улыбается мне Ольга.
- Салют! - смеюсь я и, подхватив ее за талию, поднимаю к потолку.
- Уронишь ведь, медведь! - хохочет она, пытаясь одернуть короткий халатик.
- Ни в коем случае... - заверяю, бережно опуская ее на пол.
Ольга поднялась тоже недавно, и теперь не понять, что у нас - поздний завтрак или ранний обед. За столом она болтает всякую чепуху, я слушаю ее вполуха, обдумывая варианты своих сегодняшних действий в городе. Увы, необходимо пока забыть об этих милых людях, я имею в виду Ольгу и ее отца. Задача у меня серьезная, и ставить их под удар я не намерен. Те, кто им угрожал, уничтожены, но одному Богу известно, что меня еще ждет впереди.
- Ге-ра! - зовет Ольга. - Ты где? В облаках витаешь?
- Я здесь, Оля, здесь, - киваю ей. - Извини. Отвлекся.
Ольга приготавливает кофе.
- Оля... - осторожно начинаю я, не зная, как она отреагирует на мое сообщение, - я сегодня уезжаю. - Ольга с кофейником в руке садится на табуретку, напряженно смотрит на меня. - Так надо. Какое-то время меня не будет в городе. Но я... я не хочу тебя терять.. Ты сможешь сделать так, как я тебя попрошу?
Ольга кивает. Это приятно. Если девушка соглашается выполнить твою просьбу, еще не зная, в чем эта просьба заключается, значит, она тебе верит.
- Я оставлю тебе деньги, - объясняю ей. - Ты предложи их, пожалуйста, отцу, пусть он откроет мойку автомобилей. Скажем так, я вкладываю эту сумму в его дело и беру тебя в компаньоны. Но я хочу, чтобы ты управляла нашими делами сама. На те деньги, которые ты будешь получать, вполне можно учиться. Откройте не одну мойку, а несколько. Скоро это станет престижным бизнесом. В общем, на ваше усмотрение.
- А как же ты, Гера? - озабоченно спрашивает она. - Тебя долго не будет? Это опасно?
- А что сейчас не опасно, Оль? - смеюсь я.- Дорогу переходить - и то чревато...
Она грустно кивает.
- Ты хоть позванивай.
- Обязательно. Тем более на первых поpax вам ведь все равно нужно будет помочь.
- Значит, ты не уезжаешь! - радуется Оля.
- Пока не увижу, что вас можно оставить одних, - смеюсь я. - Но видеться, возможно, не будем...
- Ты, наверно, женат, Гера? - спрашивает она ни с того ни с сего.
Не могу понять ее логики, так как у нас друг перед другом нет вроде никаких обязательств, но ведь женщину и не надо стараться понять, так будет себе спокойней и ей.
- Глупости. Если б так было, я бы сказал, неужели это не понятно?
Оля со мной соглашается.
Я оставил ей сорок пять тысяч долларов. Ольга чуть не села мимо стула, увидев на кухонном столе такую кучу баксов, но, помня о нашем разговоре, возражать не стала. Беру сумку с оружием и оставшимися деньгами:
- Да, Оль. Купи, пожалуйста, отцу велосипед. Скажи, что это от меня. И обзаведитесь собственной машиной, чтобы не мотаться на трамвае. Вы же теперь состоятельные люди, - стараюсь ее развеселить.
Она стоит на пороге кухни, опустив голову.
- Оль! - смеюсь я. - Не нужно меня провожать с таким видом! Я ведь не насовсем уезжаю. Просто некоторое время буду занят другими делами. Идет?!
Она кивает, пытаясь улыбнуться. Получается у нее это плохо. Подхожу к ней и, нежно обняв, целую в губы. Мы замираем на минуту. Нахожу в себе силы оторваться от нее и быстро выхожу на улицу.
Так. Все. Хватит лирики, пора заниматься делом, а иначе на кой черт, спрашивается, я прикатил сюда? Что у нас теперь по плану? Прежде всего нужно отвезти деньги и оружие в мою новую берлогу на Малой Садовой. Оттуда уже и начнем плясать.
Добираюсь до кафешки на проспекте Просвещения. Публики в зале почти нет, и капитан еще не появился. На первый взгляд все спокойно, но засаду сразу не обнаружишь. Такое только в кино бывает.
Заказываю себе кофе и салат из свежих овощей, закуриваю и жду. Настроение у меня великолепное, и, если честно, я предпочел бы как следует отдохнуть, а не заниматься делами. Что-то срываюсь на лирику. Может, старею? Все-таки за тридцатник перевалило, и чего только уже не видал в этой жизни, где только не побывал. Впрочем, есть места, где я не был. В Африке, например... Правда, она и на хрен не нужна, что я там забыл? В Штатах не был. Но опять же, -тут как на это посмотреть... Можно сказать, что и был. Вот такой кроссворд. Неважно. Я бы хотел прокатиться по странам в качестве туриста, этаким вальяжным мэном с кучей денег в лопатни-ке и без ограничений во времени, поглядеть на мир глазами путешественника, а не исполнителя заданий государственной важности.
Ну вот! Приперся кэп, и мои мечты опустились в сортир... Тем более он еще и в форме. После трех лет отсидки мне особенно противно смотреть на ментовскую форму.
- Добрый день, - говорит капитан, протягивая руку.
Пожимаю ее, привстав со стула, и показываю на место рядом со мной:
- Добрый. Присаживайтесь...
У капитана усталый вид, но глаза как-то странно поблескивают.
- Вечером вы, наверно, хотите съездить к своим знакомым? - переходит он к делу и показывает бумажку с известным мне адресом.
Я действительно туда собирался, чтобы добить команду Бенгала.
- Все может быть...- отвечаю уклончиво.
- Не стоит... - усмехаясь, говорит полицейский и закуривает сигарету. Ваня уже прокатился по разным местам. Многие бенгаловские ресторанчики и кафе просто не открылись сегодня. Даже некоторых оптовиков не видно в городе.
- Кто такой Ваня? - интересуюсь я.
- Это тот старлей-участковый, с которым я приходил к вам домой. Мой друг, - поясняет кэп. - После убийства Бенгала... - он делает паузу, строго глядя на меня, но в его глазах пляшут чертики. - В общем, драпанули его орлы из города. Даже коммерсанты, которым он обеспечивал крышу, уехали, хоть вы их и не трогали.
Никак не реагирую на его слова. Жестом подзываю официантку:
- Принесите, пожалуйста, кофе и еще один мясной салат. И два раза по пятьдесят самого лучшего коньяка, какой там у вам имеется.
Официантка записывает и уходит.
- Я на службе, - пробует отмазаться кэп.
- Не принимается, капитан, - смеюсь я. - За победу не грех...
Полицейский пристально смотрит на меня, усмехается.
- А!.. - машет он рукой и придвигается ближе к столику. - Где наша не пропадала!
Пока он расправляется с салатом, я раскладываю перед ним снимки, сделанные на даче у Бенгала.
- Это он? - спрашиваю капитана, показывая на человека в сером.
- Да, - подтверждает тот, берет в руки фотографии, рассматривает их. Ну, - говорит он, допивая свой кофе, - мне пора.
Поднимаюсь вместе с ним. Капитан протягивает руку:
- Меня вообще-то Евгением зовут. Пожимаю его лапу.
- Теперь чем займетесь? - интересуется капитан, хитро глядя на меня. Улыбаюсь:
- Жизнь покажет.
Евгений надевает фуражку.
- Звони, если что... - бросает он и выходит на улицу.
Провожаю его долгим взглядом.
После встречи с полицейским решаю прогуляться до метро. Погода прекрасная. Уже на подходе к станции заметна толкучка возле лотков и киосков. Как и все прочие граждане, глазею на выставленные за стеклами товары и не спеша, дымя сигаретой, пробираюсь в общей народной давке среди представителей развитого спекулятизма. До другого "изма" мы пока еще не докатились. Всегда катимся к какому-нибудь "изму", но почему-то постоянно оказывается, что избранный нами - самый хреновый из всех возможных. Не получается в России по-другому. Если в Китае, например; все самопальное стоит дешево, то у нас тот же китайский самопал продается по ценам хороших европейских магазинов. А свое придумать, как всегда, не умеем или не хотим, что скорее всего. Итальянские кустари-кооперативщики вон сколько обуви для нас настругали, и все это катит в России по ценам, от которых тот же итальянский обыватель просто обалдел бы...
Купив мороженое, подхожу к столику, за которым вдохновенно обдирает народ команда бывших наперсточников, переквалифицировавшихся в не менее подозрительных лотерейщиков.
Как раз возникает спор, кто из игроков, уже вложивших деньги, должен добавить, чтобы наконец-таки выиграть. В спор между тремя "ослами" включаются подставные лица, которые по отработанному сценарию должны задавить глупых клиентов деньгами. Вариант, как и в наперстках, - беспроигрышный. С интересом наблюдай, как накаляются страсти.
- Но вы же сказали, что по времени уже никто не может войти в игру?! подает голос одна из "жертв".
Мужик, похоже, догадался, что плакали его денежки.
- Я вам все объяснила, - натянуто улыбается ему блондинка, банкующая за столом. - По правилам нашей лотереи за истекающее время в игру имеют право вступить еще несколько желающих. Правила вот!.. - блондинка тычет пальцем в столик, где под пленкой распиханы бумажки с каким-то текстом. - За то время, что вам дается на обдумывание, может ведь никто и не подойти. К тому же вступающие должны вносить больше, чем вы, значит, и рискуют они сильнее!..
Мне смешно. "Лохи" нервно теребят в руках свои карточки. Интересный психологический феномен. Наш народ в течение восьмидесяти лет гипнотизировали, обещая земной рай до окончания веков... рая как не было, так и нет, но граждане по привычке отдают жуликам последние деньги, веря, что эти добрые дяди и тети помогут им в короткий срок стать богатыми и никогда больше не болеть.
- Когда же мы все-таки начнем розыгрыш?' - нервно интересуется еще одна "овца" на заклание.
- Сначала свое слово должны сказать те, кто вступил в игру после вас, непререкаемо заявляет блондинка.
Третий "баран" стоит рядом со мной и грустно глядит на карточки в своих руках. Похоже, деньги у него кончились, и он смирился с мыслью, что проиграл все.
Его лицо кажется мне знакомым.
- Как дела? - спрашиваю бедолагу. Мужчина, глядя куда-то в сторону, вздыхает:
- Опять обманули...
Блондинка реагирует мгновенно, как учили:
- Никто вас не обманывает! И не оскорбляйте тут!
Рядом с ней переминается с ноги на ногу хилого вида паренек в очках, разумеется, такой же подставной, как и женщины разного возраста, вступившие в игру позднее. А заведуют этим "предприятием" вон те шестеро, что крутятся неподалеку и зорко следят за всем, что происходит У стола.
- Да я уже вижу, что проиграл... - говорит мужчина, и вдруг я вспоминаю, кто это такой.
- Как вы можете видеть, если еще не открывали карточки? - лицемерно возмущается блондинка.
- Я чувствую, что до открытия карточек дело не дойдет; - обреченно говорит мужчина.
- Нет, вы все-таки не оскорбляйте, гражданин! - взвивается блондинка, она так вошла в образ, что уже и сама поверила в свою правоту.
- Ты занимайся своим делом, коза, и не верещи... - неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Не нравится мне, с какой наглостью эта тварь выманивает у людей деньги, вовлекая в якобы "честную" игру.
- А вы... - начинает она.
- Заткнись, - говорю ей тихо и, повернувшись к мужчине, протягиваю ему руку: - Афанасий Сергеевич, здравствуйте! .
Он меня узнает и расплывается в улыбке, забыв о постигшей его неудаче.
- Какая встреча! - радуется мой бывший сосед по дому, бросая свои карточки на стол. - Олег, сколько же времени мы с вами не виделись?! Бог мой, как летят годы...
С Афанасием Сергеевичем мы когда-то были соседями по лестничной площадке, он в то время уже занимал должность доцента исторического факультета и часто рассказывал мне о своей работе в архивах, в которой и видел единственный смысл своего существования.
- Афанасий Сергеевич, не называйте меня Олегом, - говорю ему вполголоса. - Я - Герасим. Так надо. Потом я все объясню.
Афанасий Сергеевич понимающе кивает.
- Молодой человек! - кто-то дергает меня за рукав пиджака.
Оборачиваюсь. Передо мной стриженый крепыш с мордой дегенерата, нос у него смотрит на четыре часа.
- Тебе чего, дедушка? - спрашиваю благодушно, выбрасывая обертку от мороженого в урну.
Крепыш подступает вплотную, от него разит дешевым пивом.
- Шел бы ты отсюда, - шипит он, не отпуская мой рукав.
- Освободи материю, беспризорник, - советую ему как бы между прочим.
- Не связывайтесь вы с ним! Давайте лучше уйдем отсюда... -говорит мне Афанасий Сергеевич.
- Ну, ты побазарь еще!...- продолжает шипеть крепыш.
Я сам уже завелся, но внешне спокоен и даже улыбаюсь:
- Ладно, считай, что у тебя сегодня черный день. Давай зови своих доходяг. Погуляем вместе.
Крепыш недобро щерится и наконец отпускает мой рукав.
- Счас погуляем... - Он, обернувшись, многозначительно кивает дружкам.
- Ол... Герасим, - начинает Афанасий Сергеевич, но я его перебиваю:
- Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.
- А может...
Я не даю ему договорить:
- Послушайте меня. Так будет лучше.
Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;
- Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?
Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.
- Идем... - бросает кто-то из них и топает вперед.
Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.
Парни снова берут меня в кольцо.
- Ты че такой борзый?! - интересуется один, не спеша начинать махалово.
Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.
- Уж такой уродился, - ухмыляюсь я.
- Ты с кем работаешь? - спрашивает он.
- Я - Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните... - обращаюсь к остальным.
Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.
В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.
Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. "Баранов" уже "раздели". Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.
- Будут жить... - сообщаю ей, мило улыбаясь. - Но полечиться придется.
Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.
- Закрой пасть, придурок, живот простудишь, - советую ему. - А теперь, сучка, гони лавэ, что забрала у народа...
Блондинка дрожащими руками вытаскивает откуда-то из-под стола коробочку с деньгами. Забираю весь ее выигрыш и иду к метро.
Афанасий Сергеевич нервно ходит по вестибюлю. Увидев меня, он радостно спешит навстречу.
- Ол... Герасим, я так волновался. Вы даже не представляете. Еще несколько минут, и я бы обязательно пошел за милицией!
- Все нормально, Афанасий Сергеевич,:- смеюсь я. - Ваши карточки выиграла, знаете ли... Просто удивительно, что так бывает... - запихиваю в карман его пиджака пачку денег.
- В самом деле?! - изумляется Афанасий Сергеевич, не веря своему счастью, но тут же хмурится: - Скажите честно, вы ведь каким-то образом заставили их отдать эти деньги?
Лишний раз поражаюсь его незнанию жизни.
- Просто мы выяснили, кто есть кто, а ваши карточки действительно выиграли, только вы бы об этом никогда не узнали... - Думаю, почему бы карточкам Афанасия Сергеевича действительно не выиграть?
- Правда?! Значит, вы с ними знакомы? Удивительно! - восхищается историк. - Мне никогда не везло в подобного рода предприятиях. Вот и сейчас я по глупости проигрывал все, что скопил на черный день... Спасибо вам!..
- Не за что... - обнимаю его за плечи, и мы идем к эскалатору.
Часа полтора я просидел с Афанасием Сергеевичем в уютном ресторанчике недалеко от центра, слушая историю его жизни за последнее десятилетие. Ему нужно было выговориться. Афанасий Сергеевич, насколько я его помню, жил один, и все его знакомые были такие же, как он, не от мира сего. Жена от него сбежала меньше чем через год после свадьбы. В доме ощущалась постоянная нехватка денег. Историк все свои силы отдавал изучению прошлого, тогда как жена его, женщина простая, хотела жить настоящим. Ее, конечно, тоже можно понять.
Я бы селил ученых, подобных Афанасию Сергеевичу, в специальные городки, где за ними следили бы и обеспечивали им нормальные бытовые условия.
- Мы уже больше двух лет занимаемся архивами ВЧК, - рассказывает Афанасий Сергеевич, - то есть документами, относящимися к периоду становления Советского государства. Это такой ужас... Впрочем, органы на протяжении всего своего существования проявляли удивительно нечеловеческую жестокость, на которую не были способны даже инквизиция и гестапо...
- Могу себе представить... - соглашаюсь я. - А сколько же вы получаете за свою работу, Афанасий Сергеевич?
- Гм... По-моему, где-то в районе пятисот тысяч рублей.
- Вы что, не знаете точно, сколько вам платят за ваш труд? - удивляюсь я.
- Ну, как вам сказать. Ведь нашу работу оплачивает государство, а вы же сами наверняка знаете, какие трудности теперь возникают при финансировании дотационных учреждений, подобных нашему институту. Но мы перебиваемся потихоньку, Олег, перебиваемся.
Смотрю на ветхий пиджачок историка, его древнюю рубашку из плотной фланели не по сезону, с вытертым от бесконечных стирок воротником. Выцветший галстук, который носил, наверно, еще его отец. Да, к истории у нас уважения нет, ну а коли так, то о людях, ею занимающихся, и заботиться нечего.
- Есть в нашем институте группа, которая занимается родословной так называемых "новых русских". Вот эти ученые, насколько я слышал, зарабатывают очень даже неплохо, - смеется историк, но тут же становится серьезным: - К науке это не имеет никакого отношения. Там идет почти сплошная подтасовка. Сейчас многие хотят, чтобы их предки обязательно были графами, князьями, в крайнем случае купцами, но достаточно известными. Ну вот и находят желающим благородных предков. Разумеется, за деньги. За очень большие деньги.
Афанасий Сергеевич с отвращением машет рукой, как бы отметая эту непристойную по его понятиям тему.
- Да что я все о пустяках! - вскидывается он. - Вы-то как, Олег? Ох, извините.,. Герасим!.. Где вы сейчас? Как устроились в этой новой, безумной жизни?
Пожимаю плечами:
- Потихоньку, Афанасий Сергеевич. Долго рассказывать, да и не интересно это, поверьте...
Архивист кивает:
- Хорошо. Это ваше право. Ну, а живете-то вы где сейчас? Надеюсь, в Ленинграде? О! Простите, это я по привычке... Конечно же, в Санкт-Петербурге. Я все по старинке, знаете ли... Рассеян немного стал... Да-а... Летит время... Все меняется...
Афанасий Сергеевич задумывается, и я вижу по его глазам, что историк снова где-то в прошлом. Он почти не притронулся к еде.
- Как вы себя чувствуете, Афанасий Сергеевич?
- А?.. А... Спасибо. Все хорошо, Бог милует, - Афанасий Сергеевич возвращается в настоящее. - Я, знаете ли, зарядку по утрам делаю и обливаюсь холодной водой. Вошло как-то у меня это в привычку и, поверьте, очень даже помогает. - Он смеется: - Я за последние три года не болел даже гриппом.
- Отлично! - удивляюсь я. - Да вы просто молодчина, Афанасий Сергеевич!
- Спасибо, Ол... Герасим, спасибо, - кивает историк. - Я так тогда переживал за вас... Да... Эта нелепая катастрофа... Ваши родители... Мы ведь были большими друзьями с Георгием Васильевичем. Знаете, я ведь стараюсь каждый год хотя бы раза три-четыре выбраться к вашим родителям на могилку. Там же всегда что-то нужно подправить, покрасить. А вы...
- Я... Меня долго не было в городе...
- Да-да, я понимаю, - быстро соглашается со мной историк. - Живым труднее, чем... - Он замолкает, затем снова вскидывается: - Да, я ведь вам могу предложить... - Афанасий Сергеевич начинает рыться в карманах. - Ну вот... Надо же... - хмурится он, не силах найти то, что ищет. - А! Вот! Вы можете пользоваться квартирой... - говорит он, вытаскивая связку ключей. - У меня ведь, как у буржуя, две квартиры... Одна осталась от родителей, это здесь, в центре. Я ею не пользуюсь, так как невозможно жить сразу в двух местах, да и шумно здесь. На улицах всегда столько народу, - смеется он и протягивает мне ключи: - Вот, возьмите, я уверен, что они вам могут пригодиться. Да и мне будет легче... - торопится он высказаться, видя, что я не решаюсь. - Я хоть на квартплате сэкономлю, а то она в последнее время ох как выросла...
- Но ведь вы можете одну квартиру продать? - удивляюсь я. - Или хотя бы сдавать в аренду...
- Пустое! - отмахивается он. - Мне говорили об этом сослуживцы, но многие также и не советовали это делать. Вы же знаете, какие теперь нравы... Там, где появляются большие деньги, отсутствует всяческое понятие о порядочности. А просто потерять квартиру, чтобы она досталась какому-нибудь авантюристу... Я не могу этим заниматься, у меня не получится. Да я и не хочу.
Беру ключи:
- Спасибо, Афанасий Сергеевич. У меня действительно сложности с жильем...
- Вот и прекрасно! - обрадованно восклицает историк. - То есть я не то хотел сказать...
- Да все понятно! - смеюсь я.
- То, что у вас сложности, это грустно, но я рад, что могу вам помочь. Ведь я вас знаю вот с таких лет... - Он указывает рукой куда-то под стол. - Ваш отец был удивительным человеком! А ваша мама - это сущий ангел во плоти! - Он грустнеет. Да будет им земля пухом...
Внезапно Афанасий Сергеевич меняет тему разговора и начинает рассказывать о своей работе над новыми материалами, которые он считает удивительно интересными. Он говорит, что их обнародование станет сенсацией и может вывести человечество на новый виток развития. Он именно так и сказал: человечество. Я не на шутку заинтригован и спрашиваю, о чем, собственно, идет речь, но историк решительно отказывается удовлетворить мое любопытство.
- Погодите, надо все изучить досконально, и вот тогда...
Отправляю Афанасия Сергеевича домой на такси, пообещав,, что в свободное время обязательно буду его навещать.
Я решил осмотреть свое новое жилье. Место отличное - на Малой Садовой, между Невским проспектом и Итальянской улицей. Отец Афанасия Сергеевича был академиком. Квартира огромная: пять комнат, просторная кухня с черным ходом, коридор широкий, как взлетная полоса Пулковского аэродрома. Что говорить, приятная неожиданность. Старинная резная мебель. Кожаные кресла заботливо зачехлены. Две спальни, кабинет. В общем, лучшего и не пожелаешь. Остается только разве что прикупить современную бытовую технику. Вечером еду в Озерки.
Полковник выписался из больницы, и мы втроем, сделав праздничный стол, просидели до начала четвертого утра. Я вкратце объяснил полковнику ситуацию, когда мы с ним вышли в сад покурить, умолчав о том, сколько мне пришлось положить боевиков и приближенных Бенгала. Думаю, полковник и сам понимает, что без трупов не обошлось.
Я извинился за утерю велосипеда. Владимир Андреевич, смеясь, ответил, что уж лучше нести потери в боевой технике, чем в живой силе. Личный состав следует беречь. Полковник два года воевал в Афганистане и, конечно, догадывается, что велосипед "ушел" в ходе разборок с бандой Бенгала.
- Мне говорили, что сейчас все фирмы имеют какие-то "крыши"? интересуюсь у полковника.
- Да, это на самом деле так... - соглашается он. - Но я честно плачу государству налоги и не собираюсь кормить жуликов...
С сомнением смотрю на него:
- В таком случае вам, Владимир Андреевич, придется отбиваться от всех подряд...
- Вы думаете? - изумляется полковник.-- Но ведь бандиты в своей среде уже знают, что Бенгал пробовал и ничего у него не получилось..
Мне и смешно и грустно от его наивности.
- Владимир Андреевич, дорогой! Если разгром банды Бенгала, не дай Бог, свяжут с вашей фирмой, - я развожу руками, - никто вам уже не в состоянии будет помочь.
Полковник, подумав, соглашается.
- Вы правы, Гера, -произносит он, глубоко затягиваясь сигаретой. Значит, если завел свое дело, нужно обязательно иметь крышу, иначе не получается... - размышляет он вслух. - Ну и времечко.
Полковник ушел подремать перед работой, мы же с Олей еще поговорили о ее планах на будущее. Она не хочет больше работать официанткой.
Я поинтересовался, почему бы ей не пойти учиться дальше? Но Оля заявила, что не желает садиться отцу на шею и хочет иметь свои деньги, а совмещать работу с учебой трудно. Вдобавок для того, чтобы овладеть в наше время перспективной специальностью, нужно выложить за учебу большие деньги, которых в семье нет. Я не стал предлагать Ольге деньги, не сомневаясь в том, что она их не возьмет. Хотя ей всего двадцать лет, она имеет свои взгляды на жизнь и предпочитает быть независимой. Так ничего и не решив, мы отправились спать. Оля постелила мне в одной из комнат и, коснувшись губами моей щеки, пожелав спокойной ночи, убежала к себе. Я бы не отказался провести с ней ночь, если бы она была не против, но, зная ее характер, не стал зацикливаться на этой мысли.
Просыпаюсь около часа дня. Слышу, как Ольга гремит посудой в кухне. Меня разбудило солнце, оно добралось до моей подушки и бьет теплыми лучами прямо по глазам. На сегодня у меня есть еще кое-какие планы. Быстренько вылезаю из постели и слегка разминаюсь, прокрутив боевой комплекс тай дзи цуаня. Принимаю душ. Через пятнадцать минут появляюсь в кухне свежий, выбритый и всем на свете довольный.
- Привет! - улыбается мне Ольга.
- Салют! - смеюсь я и, подхватив ее за талию, поднимаю к потолку.
- Уронишь ведь, медведь! - хохочет она, пытаясь одернуть короткий халатик.
- Ни в коем случае... - заверяю, бережно опуская ее на пол.
Ольга поднялась тоже недавно, и теперь не понять, что у нас - поздний завтрак или ранний обед. За столом она болтает всякую чепуху, я слушаю ее вполуха, обдумывая варианты своих сегодняшних действий в городе. Увы, необходимо пока забыть об этих милых людях, я имею в виду Ольгу и ее отца. Задача у меня серьезная, и ставить их под удар я не намерен. Те, кто им угрожал, уничтожены, но одному Богу известно, что меня еще ждет впереди.
- Ге-ра! - зовет Ольга. - Ты где? В облаках витаешь?
- Я здесь, Оля, здесь, - киваю ей. - Извини. Отвлекся.
Ольга приготавливает кофе.
- Оля... - осторожно начинаю я, не зная, как она отреагирует на мое сообщение, - я сегодня уезжаю. - Ольга с кофейником в руке садится на табуретку, напряженно смотрит на меня. - Так надо. Какое-то время меня не будет в городе. Но я... я не хочу тебя терять.. Ты сможешь сделать так, как я тебя попрошу?
Ольга кивает. Это приятно. Если девушка соглашается выполнить твою просьбу, еще не зная, в чем эта просьба заключается, значит, она тебе верит.
- Я оставлю тебе деньги, - объясняю ей. - Ты предложи их, пожалуйста, отцу, пусть он откроет мойку автомобилей. Скажем так, я вкладываю эту сумму в его дело и беру тебя в компаньоны. Но я хочу, чтобы ты управляла нашими делами сама. На те деньги, которые ты будешь получать, вполне можно учиться. Откройте не одну мойку, а несколько. Скоро это станет престижным бизнесом. В общем, на ваше усмотрение.
- А как же ты, Гера? - озабоченно спрашивает она. - Тебя долго не будет? Это опасно?
- А что сейчас не опасно, Оль? - смеюсь я.- Дорогу переходить - и то чревато...
Она грустно кивает.
- Ты хоть позванивай.
- Обязательно. Тем более на первых поpax вам ведь все равно нужно будет помочь.
- Значит, ты не уезжаешь! - радуется Оля.
- Пока не увижу, что вас можно оставить одних, - смеюсь я. - Но видеться, возможно, не будем...
- Ты, наверно, женат, Гера? - спрашивает она ни с того ни с сего.
Не могу понять ее логики, так как у нас друг перед другом нет вроде никаких обязательств, но ведь женщину и не надо стараться понять, так будет себе спокойней и ей.
- Глупости. Если б так было, я бы сказал, неужели это не понятно?
Оля со мной соглашается.
Я оставил ей сорок пять тысяч долларов. Ольга чуть не села мимо стула, увидев на кухонном столе такую кучу баксов, но, помня о нашем разговоре, возражать не стала. Беру сумку с оружием и оставшимися деньгами:
- Да, Оль. Купи, пожалуйста, отцу велосипед. Скажи, что это от меня. И обзаведитесь собственной машиной, чтобы не мотаться на трамвае. Вы же теперь состоятельные люди, - стараюсь ее развеселить.
Она стоит на пороге кухни, опустив голову.
- Оль! - смеюсь я. - Не нужно меня провожать с таким видом! Я ведь не насовсем уезжаю. Просто некоторое время буду занят другими делами. Идет?!
Она кивает, пытаясь улыбнуться. Получается у нее это плохо. Подхожу к ней и, нежно обняв, целую в губы. Мы замираем на минуту. Нахожу в себе силы оторваться от нее и быстро выхожу на улицу.
Так. Все. Хватит лирики, пора заниматься делом, а иначе на кой черт, спрашивается, я прикатил сюда? Что у нас теперь по плану? Прежде всего нужно отвезти деньги и оружие в мою новую берлогу на Малой Садовой. Оттуда уже и начнем плясать.