Угрюмова Виктория. Имя богини

   Кажется, трикстерам удалось довести до сознания своего вождя, что приглянувшаяся ему женщина не просто обряжена в мужской костюм, но еще и сражалась с ними, укокошив немалую часть отряда. Каэтану поражало, с каким спокойствием здешние женщины воспринимают смерть своих близких. Пленники стали главной сенсацией дня, а над мертвыми не плакал никто. Их аккуратно сложили у самых стен поселения и уделяли им внимание только тогда, когда требовалось упомянуть в рассказе кого-нибудь из павших.
   Вождь величественно приблизился к пленникам и заговорил. Слова часто были исковерканы до неузнаваемости, конструкции фраз – примитивны, но общий смысл можно было уловить без особого труда.
   – Сегодня великий день, потому что мы захватили Необычных пленников!
   Вождь приосанился и обвел глазами своих соплеменников. Каэтана не сомневалась, что в битве он по-настоящему опасен и страшен, но сейчас своим хвастовством он напоминал большого ребенка.
   – Мы будем много праздновать, – возвестил он. – Отец наш Муруган придет из леса к своим детям, чтобы принять участие в пиршестве. Ему мы скормим вот этого. – Палец рыжебородого уперся в печального альва.
   – А я что говорил? – повернулся тот к Каэ. – Бегал от трикстеров, бегал, а все равно им и попался...
   – Ты, женщина, красива и, говорят, хороший воин. Ты будешь моей. Ты счастлива. – Последние слова вождь произнес утвердительным тоном, как нечто само собой разумеющееся – иначе и быть не могло. – Если ты так же хороша в постели, как и в бою, я повыгоняю всех своих женщин и ты родишь мне великих воинов.
   – Очень мило, – прорычала Каэ, – да он у меня после первой же брачной ночи только мух будет способен считать!
   Джангарай хихикнул, представив себе вождя, со скучающим видом подсчитывающего мух. Бордонкай, который тоже слышал эту короткую речь «невесты», не выдержал и расхохотался.
   Вождь, не поняв, в чем дело, не обиделся – ему и в голову не могло прийти, что смеются над ним, и он сделал вывод, что Бордонкай смеется в знак презрения к собственной смерти. Рыжий с уважением взглянул на великана и сказал:
   – А ты выйдешь в бой против Муругана, чтобы позабавить нашего Отца. Он любит убивать великих воинов. Если бы я не был вождем племени, он любил бы убивать меня, потому что я – великий воин. – Тут его взгляд упал на Джангарая, и он закончил безразличным тоном: – А ты будешь рабом. Рабы тоже нужны, чтобы работать.
   – Ну и тупица, – восхитился Джангарай.
   – А зачем ему мозги, – бросила Каэтана, – без них сподручнее. И если в бою по голове дадут, то безопаснее.
   Джангарай опять не смог сдержать улыбки.
   – Праздник начнется вечером, а пока мы вас запрем, – возвестил вождь. – И тебя запрем, – обратился он к Каэтане. – Я еще не выгнал своих жен. – На его лице отразилась тень тревоги.
   Каэтана подумала, что рыжему будет не так-то легко избавиться от своего гарема. Подобное положение вещей, с одной стороны, внушало некоторую надежду, но с другой... Еще глаза выцарапает какая-нибудь взбесившаяся фурия за это чучело, которое не нужно и за все сокровища мира. Каэтана тяжко вздохнула. Вождь, уже собравшийся уходить, по-своему истолковал этот вздох. Видимо, его посетила совершенно гениальная мысль и он поспешил воплотить ее:
   – Нет, я возьму тебя с собой, и ты сама повыгоняешь моих жен. А я посмотрю, на что ты способна. Если нет, – добавил он буднично, – тогда они убьют тебя.
   Он кивнул двум дюжим воинам, и те, отделив Каэ от группы пленных, повели ее по направлению к самой большой постройке в центре деревни.
   – А я вернусь потом, – неопределенно пообещал рыжий и величественно удалился.
   Каэтана взглядом успокоила разгневанных товарищей. Трикстеры оказались такими тупыми, что она недоумевала, как они могли победить войско герцога Элама. Вероятно, прав Воршуд и не обошлось здесь без вмешательства богов – хотя пришлось же им тогда повозиться.
   Дальнейшая судьба, не представлялась Каэ в чересчур черном свете. Она была уверена, что они смогут обмануть недалеких лесных жителей. Вот только встреча с ревнивыми женами рыжего вождя ее несколько обеспокоила – когда дерутся женщины, даже палачи могут побледнеть.
   Воины, не особо церемонясь, втолкнули ее в широкое и просторное помещение, более всего похожее на хлев, в котором несколько женщин занимались своими делами. Все они были почти на голову выше Каэтаны – пышные, грудастые, с крепкими руками, и Каэ невольно поежилась, представляя грядущий милый разговорчик. Если мозгов у них столько же, сколько и у мужчин их племени, то договориться с ними не получится.
   – Эй, – окликнул женщин воин, приведший Каэ, – эй, Шанга, Зуйан, Лакт. – Толстухи медленно подняли головы. – Это новая жена Маннагарта, и она пришла, чтобы выгнать вас.
   Пока он произносил эту короткую речь, другой воин торопливо развязывал Каэтане руки. Как только он справился с этим несложным делом, оба воина скрылись, словно растаяли в воздухе, – они явно трусили.
   Дом Маннагарта был обставлен со странной смесью нищеты и роскоши. Здесь уживалась мебель из Аллаэллы, сработанная лучшими краснодеревщиками и стоившая целое состояние, – резная, с инкрустациями из прекрасных камней, перламутра и кости – и грубо сколоченные лежанки и табуреты, основной задачей которых было вынести вес могучих жен вождя. Тонкие ткани из Тевера и Сарагана, драгоценные покрывала из Урукура, которые можно было пропустить через узкое кольцо, бесценное оружие из Мерроэ и сосуды с благовониями из Фарры лежали, сваленные живописной кучей, в дальнем углу, а лежанки были покрыты мехом лесных зверей и грубой домотканой шерстью.
   Жены Маннагарта – их было семь – тоже являли собой зрелище не для слабонервного наблюдателя. Та, которую звали Шангой, была выше остальных и одета богаче: похоже, в настоящее время именно она имела самое большое влияние на рыжего трикстера. Поскольку кольца эламских вельможных дам ни за что на свете не налезали на ее толстые и грубые пальцы, она нанизала их на кожаный шнурок и повесила на шею. В ушах у Шанги висели разные серьги, – очевидно, она не смогла решить, какая пара ей нравится больше, и поступила так мудро, как может поступить только истинная женщина.
   Зуйан была тонкой и стройной (по меркам трикстеров, конечно), чем и покорила любвеобильное сердце своего повелителя. Она была наряжена изысканнее всех и особенно гордилась своей немыслимой талией, ибо затянула ее драгоценным поясом, застегнутым на последнюю дырочку. Более всего она напоминала тыкву, перетянутую посредине, и Каэ не удержалась от лукавого взгляда. «Что значит женщина, – подумала она не без иронии, – тут скоро убить могут, а вот поди ж ты, неудачный наряд другой особи женского пола как-то согревает душу».
   Тем временем трикстерские красавицы немного пришли в себя от первого потрясения и теперь пытались Угадать, чем может грозить, им эта нахалка, посмевшая вторгнуться сюда, в святая святых, – спальню Маннагарта. Первой заговорила Лакт:
   – То есть почему меня выгонять? Я не хочу уходить отсюда!
   – И я не хочу? – моментально заголосила Шанга. – Маннагарт вкусно кормит и хорошо одевает. Он мне нравится.
   – Сейчас мы ее убьем, – радостно внесла Зуйан свое Дредложение. – Тогда она разонравится нашему мужу, а мы понравимся сильнее.
   Еще пара минут ушла у жен Маннагарта на осмысление Мазанного, затем они все разом повернулись К Каэтане, поднялись со своих мест и стали приближаться к ней, визжа от ярости. Двигались они медленно, очевидно чтобы напугать пришлую женщину. Каэ подумала, что интереснее всего было бы сбежать и оставить рыжего разбираться с возмущенными женами, но тогда точно не удастся уйти невредимыми от трикстеров. И Каэ приготовилась к одному из самых серьезных сражений за свою жизнь.
   Увидев, что дерзкая даже не двигается с места, жены кинулись на нее, намереваясь вцепиться в лицо и волосы. Толстухи мешали одна другой, и образовалась шумная свалка, в центре которой оказалась Каэтана. Она же не церемонилась с соперницами, вкладывая в удары всю ненависть и все презрение к этому примитивному жестокому народу и к вождю, пожелавшему стравить свою будущую жену с бывшими.
   «Ну ничего, – мстительно думала Каэ. – Будут тебе жена и дети...»
   Она старалась бить не столько чувствительно, сколько точно – в солнечное сплетение, в шею. Толстые и пыхтящие женщины с криками падали от ее ударов, а последних двух она схватила за волосы и, поймав на встречном движении, столкнула головами. Раздался треск, будто лопнул спелый арбуз, и обе мешком повалились друг на друга.
   Каэтана выпрямилась, испытывая дикую боль в спине и разбитых руках, охнула, ойкнула, и тут сзади раздался смешок. Довольный такой смешок – рыжебородый стоял в проеме дверей в окружении нескольких воинов и потирал руки.
   – Ты очень хороший воин, и ты очень красивая, – оповестил он Каэтану. – Я рад. Наши дети будут настоящими вождями.
   – А вот этого тебе не следовало говорить, – процедила Каэ сквозь зубы. И спина, и руки как-то сразу перестали болеть. Она шагнула вперед и нанесла вождю сокрушительный удар в челюсть.
   Тот покачнулся и уставился на нее мутными глазами, на дне которых медленно вскипала ярость.
   – Таков обычай моей земли, – пояснила Каэ, невиннейшим образом глядя на будущего мужа.
   Маннагарт только крякнул, не зная, как поступить. Если обозлиться – значит, признать, что удар был более чувствителен, а если спустить..., Он колебался, недолго – сам ведь признал в странной женщине воина – и занес руку для ответного, удара. Каэ поймала ее в движении, продолжила бросок, и вождь, коротко охнув, полетел носом вперед на тела собственных жен.
   – Я не люблю, когда меня колотят, как непослушную жену или глупую служанку. Ребенок уже в утробе матери должен становиться смелым, а какую смелость внушит сыну женщина, которая постоянно ждет побоев?
   Такая постановка вопроса озадачила всех. Не зная, как быть, Маннагарт махнул рукой, и вперед выступил воин в доспехах западного рыцаря, всем своим обликом не походивший на трикстера. Каэтана поклялась бы, что это аллоброг. Хотя кто такие аллоброги и где они живут, совершенно не представляла.
   Был он высок и светловолос, а глаза его цветом напоминали море в погожий солнечный день – в них искрились и переливались все оттенки зеленого, бирюзового и ультрамарина. Светлые пушистые ресницы и пухлые губы в сочетании с розовой кожей гладко выбритого лица придавали ему почти детский вид, особенно на фоне косматых и смуглых варваров. Руки у воина оказались белыми и удивительно холеными, причем их форма выдавала в нем человека знатного происхождения, чьи предки уже многие столетия не гнули спины на полях и не валили деревья. Волосы его свободно падали на плечи и были тщательно ухожены, выгодно отличаясь от причесок стоявших рядом лесных людей. Было совершенно очевидно, что трикстеры относятся к этому рыцарю с уважением, проявлявшимся и в коротких взглядах, которые они бросали в его сторону, и в сдержанной манере обращаться к нему. Воин стоял совершенно свободно, распрямив спину и высоко подняв голову, как человек, не привыкший никому кланяться. И смотрел на Каэтану странным взглядом, каким смотрят на выходца с того света. И взгляд этот удивлял и огораживал.
   – Он будет охранять тебя, – усмехнулся вождь и тут же сморщился, потирая пятерней челюсть. – Он очень Рошо охраняет всех моих жен. Он не терпит их, а они не терпят его, – где найти лучшего охранника? – И рыжий зашелся счастливым смехом в восторге от собственной хитрости. – Я взял его в плен давно. Он очень хороший воин, но не хочет учить моих соплеменников своему искусству. Сначала я думал отдать его Муругану, а потом решил – пусть охраняет моих жен.
   Введя таким образом новую жену в курс дела, вождь приказал вынести из помещения остальных жен и ушел, оставив Каэтану наедине со странным охранником. Когда дверь за Маннагартом закрылась и все трикстеры наконец спустились по скрипучей лестнице, рыцарь шагнул к Каэтане и произнес взволнованным хриплым голосом:
   – Герцогиня?..
   В этом единственном слове были и бездна счастья, и бездна отчаяния, диковинное смешение горя, радости и еще чего-то неуловимого.
   – Кто ты? – спросила Каэ, памятуя о том, что лучший способ уклониться от ответа – это ответить, вопросом на вопрос.
   – Я Ловалонга – талисенна герцога Эламского.
   – Кто-кто?
   – Командир отряда из тысячи воинов – талисенна, ваше высочество. Полгода назад, во время очередного набега трикстеров, я защищал приграничную крепость – Дингир. Вначале нам удалось оттеснить варваров к лесу, несмотря на их явное численное превосходство, однако сражение продолжалось. Трикстеры уходили в лес, заманивая нас за собой. Я приказал своим людям вернуться назад, но они не услышали меня, захваченные азартом боя. Более того, ваше высочество, я объясняю это сверхъестественным вмешательством: они допустили такие ошибки, на которые не способен солдат, обучавшийся под началом эламских командиров. Не стану отнимать вашего драгоценного времени описанием этой битвы, но закончилась она тем, что из леса появились ящеры и набросились на моих людей. Я был бессилен что-либо предпринять. Меня окружили несколько варваров и применили свой излюбленный прием: пока ты сражаешься с двумя или тремя, один подкрадывается сзади и оглушает тебя ударом по голове. Очнулся я уже в этом селении. Как выяснилось, к тому моменту прошло уже несколько недель – все это время я был в горячке. Бежать отсюда в одиночку практически невозможно, к тому же долгое время трикстеры держали меня на цепи. Однако впоследствии это рыжее чучело – тут Ловалонга скорчил такую гримасу, что Каэ не выдержала и покатилась со смеху, – обнаружило, что я не выношу трикстерских женщин, считая их грубыми, невежественными и похотливыми грязнулями. Тогда он приказал расковать меня и поставил охранять своих жен. Но как вы попали сюда?
   – Трикстеры захватили в плен караван, который шел в ал-Ахкаф. Я и мои спутники путешествовали с этим караваном, намереваясь достичь Урукура в самый короткий срок...
   Каэтана не успела договорить, ибо рыцарь перебил ее:
   – Но когда я уезжал из замка, вы были не совсем... – он замялся и наконец подобрал наиболее деликатный оборот, – не совсем здоровы. Прошу прощения, ваше высочество, если я заговорил на запретную тему...
   Было видно, что его раздирают сомнения и он хочет задать ей множество вопросов, но его сдерживают железная дисциплина и повиновение. Похоже, он до сих пор считал себя подданным эламского герцога.
   – Можешь говорить свободно, – сказала Каэ после недолгого раздумья. – И спрашивать обо всем, чтобы тебе было легче понять, а мне рассказать. Но сначала ответь, каким временем мы располагаем?
   Ловалонга быстро прикинул и ответил:
   – Около двух часов, ваше высочество.
   – Успеем, – кивнула Каэ. – Надеюсь, что за это время с моими спутниками ничего не случится?
   – Абсолютно ничего. Сейчас готовят погребальный костер, пиршество и произносят заклинания, чтобы призвать Муругана. Все это время ваши спутники будут в безопасности. Располагайте мной, ваше высочество. Я буду счастлив умереть за вас.
   – Глупо, – ответила Каэтана резко. – Глупо умирать и быть счастливым от этого. Высшая доблесть, рыцарь, – Уметь прожить так, чтобы выполнить все тебе предначертанное. Спрашивай же скорее.
   На лице воина отразилось изумление, но он быстро правился с собой:
   – Вы окончательно пришли в себя?
   – Окончательно. Но цена этому – то, что я не помню вообще ничего из прошлого. Моим знаниям о мире всего около недели. Поэтому можно сказать, что ко мне вернулся разум в обмен на память. Знаю только, что герцог Арра погиб вместе со всеми слугами и воинами.
   На подвижном лице Ловалонги отразилось смятение и горе, но он тут же взял себя в руки. Глаза его сухо блестели.
   – Как это произошло, ваше высочество?
   – В замке побывал тот, кого Воршуд, один из моих спутников, зовет К Ночи Непоминаемым. Арра тогда только что вызвал меня из другого, моего мира, и я вообще ничего не понимала. Он погиб у меня на глазах, завещав мне идти в ал-Ахкаф, что мы до сего дня и пытались сделать. А теперь расскажи, что знаешь ты.
   – Немногое, ваше высочество. Около десяти лет тому Высокий герцог уехал в странствие, а возвратился только недавно и привез вас с собой. К сожалению, вы были не в разуме. Герцог Арра доверял мне настолько, что иногда оставлял вас на мое попечение, если ему было необходимо отлучиться. Крайне редко вы приходили в себя и начинали кого-то искать. Я всегда рассказывал герцогу об этих проблесках вашего сознания, и он светлел лицом. Он надеялся, что сможет вылечить вас. Но я ничего не знаю о вашем мире.
   – Я бы подумала, Ловалонга, что была больна и этот мир является плодом моего воображения, но слова, сказанные Аррой после его смерти – он явился ко мне в зеркале, – свидетельствуют о том, что я никогда не сходила с ума. Скорее была разделена на две части. Одна Я – эта Я – жила в другом мире, а вторая Я – точная копия меня – находилась в замке. Потом Арра осуществил слияние, и мы соединились в одно целое. Но кто я, почему меня никто не знал в Эламе до прошлого года, чем я так помешала богам, что они за мной охотятся, не знаю, но предупреждаю тебя, что, становясь рядом со мной, ты становишься поперек дороги Новым богам.
   – Я готов, – просто ответил Ловалонга.
   – Тогда давай все обсудим в другой раз, а сейчас я бы хотела освободить своих друзей.
   – У меня есть идея, ваше высочество.
   – У меня тоже. Называй меня, пожалуйста, Каэтаной.
   Когда два часа спустя Маннагарт явился, чтобы увести Каэтану за пиршественный стол, она была гораздо более ласкова и поведала ему, что давно уже мечтала выйти замуж за могучего вождя, чтобы произвести. на свет еще более могучих вождей, которые завоюют земли Западного мира и на века прославят имя великого Маннагарта.
   Все, что говорила странная женщина-воин, музыкой отдавалось в ушах рыжебородого. Ему казалось, что он и сам всегда так думал и это было его предназначением с первых минут жизни. Просто раньше никто не мог так легко и ясно выразить великие и очень умные мысли, которые прятались где-то в глубине его большой головы. Разве эти коровы, которые отравляли ему жизнь, могли понять величие человека, родившегося в лесах Аллефельда? Он, Маннагарт, сын ящера Муругана, станет великим королем и... как там говорит его новая жена?
   Вождь с интересом прислушался к тому, что вдохновенно несла Каэтана, осененная единственной идеей – обхитрить рыжее чучело и добиться свободы сегодня же.
   – О тебе будут слагать песни и легенды, ты будешь властелином половины Варда, и все короли приползут к тебе, чтобы поклониться твоему величию.
   – А вторая половина Варда? – обиженно спросил Маннагарт.
   – А вторую половину Варда оставь своим детям и внукам, иначе они передерутся между собой.
   – Э! – глубокомысленно заметил вождь. Ему нравилось, что в присутствии новой жены его голову посещают разные мудрые мысли. «Надо будет проводить с ней побольше времени», – решил он про себя. Единственное разочарование, которое постигло рыжего, заключалось в том, что, по обычаям родины невесты, нареченным не позволялось выказывать друг другу никаких нежных чувств до первой брачной ночи – а, напротив, выглядеть суровыми и строгими.
   – Тем сильнее будет страсть, которая вспыхнет ночью, – пояснила Каэ, – и дети, зачатые в такой любви, будут прекрасны.
   Покивав, Маннагарт согласился и с этим.
   – А как тебе твой сторож?
   – Ненавижу его, а он ненавидит меня. Хочу, чтобы охранял только он, – быстро ответила Каэ.
   – Ничего не понимаю, – честно сказал вождь. – Почему хочешь, если ты ему не нравишься, а он – тебе?
   – Потому что лучше, когда охраняет мужчина, который не будет на меня пялиться в твое отсутствие, и ты не будешь его ревновать ко мне. Ведь это ты все так умно придумал, а я только покорно следую за тобой.
   Услышав слова покорности из уст этой дикой кошки, Маннагарт окончательно растаял. В этом блаженном состоянии он даже не задумался над странными просьбами новой жены и тут же приказал принести оружие пленников, как она распорядилась, а их самих привести к месту празднества задолго до того, как велит обычай.
   За стенами поселения на полных парах шли приготовления к празднику, и вождь находился в самом центре событий. Он ухитрялся раздавать направо и налево десятки бестолковых указаний, пинал нерадивых слуг, несколько раз затевал потасовку с самыми непокорными .воинами и гордо поглядывал на всех и каждого.
   Ни от кого не укрылось, что на этот раз Маннагарт почти не обращал внимания на чужих жен и девушек – так, щипнул пару раз, но без воодушевления. Зато то и дело он подходил с каким-нибудь вопросом к новой жене, и вскоре даже самые непонятливые уразумели, кто будет править племенем в ближайшее время.
   – Змея, – шипели женщины трикстеров, глядя на хрупкую барышню, которая заняла почетное место во главе стола, установленного прямо на траве. Каэ сидела на месте воина – по правую руку от мужа, – и голова ее была гордо поднята. Когда кто-то из военачальников Маннагарта указал ему на это упущение, рыжебородый даже не удостоил его ответом. Он только проследил удовлетворенным взглядом, как тонкая рука новой жены произвела скользящее движение к уху трикстера и тот мешком повалился рядом со своим вождем. Военачальник был крепким, поэтому почти сразу пришел в себя и мутными, налитыми кровью глазами уставился на Каэтану.
   – Я не люблю, когда перечат моему мужу – великому и могущественному Маннагарту, запомни это, – произнесла она ледяным тоном.
   Троих пленников привели на место праздника и поставили за спиной у Каэтаны, подчиняясь ее распоряжениям.
   – Хитра госпожа! – восхищенно шепнул Джангарай.
   – Почему хитра? – удивился простодушный Борудонкай.
   – Теперь Маннагарт, хочешь не хочешь, вынужден ее поддерживать. Нет, как ловко! – Джангарай, наблюдая за действиями своей госпожи, уже не беспокоился ни о собственной судьбе, ни о судьбе своих друзей. Он был уверен, что у Каэ есть какой-то диковинный план, иначе она не стала бы так кокетничать с рыжим чучелом.
   А ведь кокетничала. Странно было видеть, сколько женской хитрости, очарования и обаяния растрачивается на безмозглого варвара, совершенно ошалевшего от новой «супруги».
   Она ластилась к нему, расхваливала его мыслимые и немыслимые достоинства, краснела и бледнела, когда это было необходимо, и даже замкнулась в гордом молчании, когда Маннагарт попытался сравнить ее с предыдущими женами. Впрочем, вопрос о большом количестве жен она тоже решила с ходу.
   – Бедняжка мой, – прошептала она, поигрывая рыжими космами мужа, – красавец мой, как же ты намучился!
   – Намучился, – подтвердил Маннагарт. – А почему?
   – Что же это за мерзавки, если они не смогли быть тебе достойными женами? Когда женщина не в состоянии дать своему мужу то блаженство, которого он заслуживает, бедный мужчина вынужден искать себе все новых и новых женщин...
   – Вынужден, – расстроился Маннагарт.
   – А если бы они справлялись со своими обязанностями, если бы ласкали мужа так, чтобы он не думал о других, если бы мужу завидовали все окрестные власти, и военачальники и воины, что у него такая женщина, которую достоин иметь только великий владыка, – вот тогда мужчина счастлив.
   – Только тогда, – постановил рыжий.
   – Как же тебе было тяжко с твоими коровами, если ты так много раз женился!
   – Злые, жирные и глупые, – нажаловался Маннагарт.
   – Когда ты завоюешь обширные земли, тебе будет нужно управлять ими, – щебетала Каэ, – и ты будешь нуждаться в заботе, внимании и понимании.
   – Буду, – уверенно заявил вождь.
   – Эля великому Маннагарту! – неожиданно рявкнула Каэ так, что стоявший за ее спиной альв подпрыгнул. – Вы что, олухи, не видите, что ваш вождь хочет эля?
   Вождь, который постоянно хотел эля, восхитился:
   – Как ты догадалась, женщина?
   – По твоим глазам, прекрасный мой. Они ясно сказали мне, что ты хочешь эля, чтобы над большим кувшином обдумать новые мысли, которые только что при-шли тебе в голову.
   – Да... – немного растерялся вождь. – А какие именно мысли мне стоит обдумать раньше всего?
   – Смотри-ка, – восхитился Джангарай, – как общение с госпожой действует на этого тупицу. Он же скоро как человек заговорит!
   – Я думаю, ты понял, как глупо устроена церемония. Сначала Отец Муруган сжирает пленника, а потом на полный желудок сражается с воином. Ты любишь сражаться на полный желудок?
   – Нет! – уверенно ответил Маннагарт. – Лучше есть после доброго сражения, чем сражаться после доброго обеда.
   – Так за чем же дело стало? Пусть сначала воин позабавит Отца Муругана, а затем мы поднесем ему вкусную еду – уже после сражения.
   – Я мудрый, – громко возвестил вождь. – И я хочу доставить много-много радости нашему могучему Отцу. Пусть он сначала легко убьет этого могучего воина, а затем с удовольствием съест вот это мясо. – И он ткнул пальцем в покачнувшегося от ужаса альва.
   Трикстеры на поляне взорвались приветственными криками – новшество, предложенное вождем, им явно понравилось.