Страница:
— Он работает. Вас должен волновать только полет.
— И приземление на пятистах футах. Остается только надеяться, что это будет «Карибоу», у него столько подкрылков. Я видел, как один приземлялся поперек взлетно-посадочной полосы. Но если это будет что-то потяжелее... — Райдербейт тряхнул головой и взглянул на часы. — Ну, ребятки, пора на вертолет, — он встал и улыбаясь подошел к кровати. — Никаких болезненных ощущений, солдат? Меня порадовал наш разговор. Гораздо больше, чем я ожидал, — он взял Мюррея за руку и провел мимо Нет-Входа Джонса, который придержал открытую дверь, а потом закрыл ее за ними.
— Ну что ж, — продолжил Райдербейт, когда они спускались по лестнице, — думаю, мы можем считать себя партнерами, две пятых от миллиарда долларов — и мы поладим.
Появление троицы не помогло. Веджвуд был ошеломлен; он сразу представил ужасный инцидент, связанный с местным населением, с которым по работе он был обязан жить в мире и гармонии до конца срока службы здесь. Но объяснение Райдербейта было настолько неискренне правдивым, что Веджвуд был окончательно обезоружен. По Райдербейту, они выпили слишком много преподнесенного им бурбона, что повлекло за собой небольшой кулачный бой, из которого Мюррей вышел победителем. В это можно было поверить, так как все ушибы Мюррея в основном были скорее в брюшной области, нежели в области лица.
Райдербейт был в прекрасной форме. Он предложил пустую фляжку пилоту вертолета, рассмеялся и извинился, потом предложил американцу деньги за бурбон, на что тот, отказываясь, беспомощно замахал руками. Все это время Жаки тихо сидела на стуле у стены с выражением скуки и легкого презрения на лице. Мюррей попробовал перехватить ее взгляд, но попытка не удалась, и он решил больше не пробовать. Потом они гуськом пошли за пилотом к вертолету — изящному скелету со стеклянным пузырем-черепом. Таиландцы так и не появились, «Бедолаги, — подумал Мюррей. — Вот что значит быть привилегированными».
Когда они удивительно спокойно, если вспомнить почивший С-4 6, летели через тучи, Жаки взяла Мюррея за руку. Никто этого не заметил. Райдербейт и Джонс погрузились в глубокий сон, пилот вертолета был занят управлением.
— Спасибо за то, что вы сделали, — сказала она. — Это было очень благородно, — а потом добавила: — У вас из-за меня много неприятностей, да?
— Нет. Ничего серьезного.
— Они избили вас, да?
— Не очень сильно, — сказал он и кивнул на распухшую физиономию Райдербейта. — Я его тоже избил.
Жаки сжала его руку:
— Он сумасшедший. И опасен. Ему должны запретить оставаться в этой стране. У него нет никаких принципов, он обыкновенный убийца. Он рассказывал о Легионе, но он ничего о нем не знает. Он знает только худших из них — накипь, подонков — немцев и выходцев из Восточной Европы, которые ничего не помнят и только знают, как убивать. Я презираю этих людей. Ненавижу их.
Хотя она говорила негромко, склонившись к Мюррею, в голосе ее было столько эмоций, что он прорывался сквозь шум двигателя вертолета. Мюррей не спускал глаз с Райдербейта и думал, не слышит ли их родезиец, пусть даже его африканский французский из рук вон плох. Но Райдербейт спал. «Интересно, какие кошмары являются ему во сне?» — подумал Мюррей.
Жаки поцеловала его в щеку и тихо промурлыкала:
— Извините. Мне следовало остаться.
— Вы ничего не смогли бы сделать.
— Но их было двое, еще этот негр. Я должна была остаться.
— Нет, нет, — разговор был бессмысленным: она не осталась, и говорить было не о чем.
А потом она преподнесла ему сюрприз:
— О чем вы говорили после того, как я ушла?
Мюррей отодвинулся от Жаки и внимательно посмотрел на нее:
— Говорили? — повторил он.
— Вы так долго там оставались, наверное, что-то обсуждали.
— Просто зализывали раны. Я неважно себя чувствовал, — Мюррей постарался улыбнуться, но что-то, должно быть, выдало его.
— Вас что-то беспокоит, — сказала Жаки. — Что-то не так?
— Ничего.
— Вы о чем-то говорили, и это вас беспокоит.
— Merde! Мы ни о чем не говорили. Подрались, и все. Подрались из-за вас.
Она вдруг крепко его обняла и снова поцеловала в щеку холодными губами, ее зубы коснулись его. У Мюррея сжалось горло и пересохло во рту, он попробовал сглотнуть. Сейчас он многое бы отдал за глоток бренди. Жаки прижалась к Мюррею и не отпускала. В ее поведении было что-то истеричное. Он попытался отодвинуться, но она быстро прошептала:
— Не уходи, не оставляй меня!
Мюррей не двигался, он не мог двигаться. Если бы он захотел оставить ее, было только одно место, куда он мог отправиться — на несколько тысяч футов вниз, в джунгли. Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, она испытывает какую-то беспричинную страсть к нему, поэтому решил быть осторожным. Он предпочитал сам проявлять инициативу в этих делах. Женщина, первая делающая шаги навстречу, обычно «плохая новость», особенно если она состоит в несчастливом браке с американским агентом.
Райдербейт и Нет-Входа спали, Жаки все еще не отпускала его. Было около пяти часов. До Луангпхабанга оставалось совсем немного, и Мюррей с некоторым опасением подумал о том, будет ли вечером какой-нибудь транспорт до Вьентьяна. В королевской столице было только одно место, где можно было остановиться, — отель для туристов, построенный французами, и Мюррей уже думал о предстоящем вечере. Еще одна кварта виски, выпрошенная у местных американцев; трое мужчин и одна девушка; проблемы. И Максвелл Конквест должен начать интересоваться, что произошло с его женой.
И еще одна мысль пришла в голову Мюррею, она беспокоила его даже больше. Может ли быть так, что именно муж послал Жаки на «роллер-коастер», чтобы она обольстила его и шпионила за ним? Не были ли эти сцепленные руки и эта страсть очередной хитростью ЦРУ? Может, Максвелл Конквест что-то пронюхал и решил копнуть дальше?
— Почему ты отправилась на этот «роллер-коастер?» — спросил Мюррей.
— Захотелось.
— Но почему?
— Мне было скучно и нечем заняться.
Он почувствовал щекой ее теплое дыхание и вспомнил, как увидел ее на приеме в свой первый вечер во Вьентьяне, ее гибкое тело в темно-синем шелке... и Мюррею вдруг захотелось, чтобы в этот вечер не было самолетов из Луангпхабанга.
Глава 5
— И приземление на пятистах футах. Остается только надеяться, что это будет «Карибоу», у него столько подкрылков. Я видел, как один приземлялся поперек взлетно-посадочной полосы. Но если это будет что-то потяжелее... — Райдербейт тряхнул головой и взглянул на часы. — Ну, ребятки, пора на вертолет, — он встал и улыбаясь подошел к кровати. — Никаких болезненных ощущений, солдат? Меня порадовал наш разговор. Гораздо больше, чем я ожидал, — он взял Мюррея за руку и провел мимо Нет-Входа Джонса, который придержал открытую дверь, а потом закрыл ее за ними.
— Ну что ж, — продолжил Райдербейт, когда они спускались по лестнице, — думаю, мы можем считать себя партнерами, две пятых от миллиарда долларов — и мы поладим.
* * *
Им еще предстоял пятнадцатиминутный разговор в штабе USAID, который располагался на небольшой затопленной водой французской площади. Начался дождь. Они опаздывали на пятнадцать минут. Вертолет летел за ними от самого Луангпхабанга, и пожилой пилот с седеющим ежиком был взбешен из-за их опоздания, но не сказал ни слова.Появление троицы не помогло. Веджвуд был ошеломлен; он сразу представил ужасный инцидент, связанный с местным населением, с которым по работе он был обязан жить в мире и гармонии до конца срока службы здесь. Но объяснение Райдербейта было настолько неискренне правдивым, что Веджвуд был окончательно обезоружен. По Райдербейту, они выпили слишком много преподнесенного им бурбона, что повлекло за собой небольшой кулачный бой, из которого Мюррей вышел победителем. В это можно было поверить, так как все ушибы Мюррея в основном были скорее в брюшной области, нежели в области лица.
Райдербейт был в прекрасной форме. Он предложил пустую фляжку пилоту вертолета, рассмеялся и извинился, потом предложил американцу деньги за бурбон, на что тот, отказываясь, беспомощно замахал руками. Все это время Жаки тихо сидела на стуле у стены с выражением скуки и легкого презрения на лице. Мюррей попробовал перехватить ее взгляд, но попытка не удалась, и он решил больше не пробовать. Потом они гуськом пошли за пилотом к вертолету — изящному скелету со стеклянным пузырем-черепом. Таиландцы так и не появились, «Бедолаги, — подумал Мюррей. — Вот что значит быть привилегированными».
Когда они удивительно спокойно, если вспомнить почивший С-4 6, летели через тучи, Жаки взяла Мюррея за руку. Никто этого не заметил. Райдербейт и Джонс погрузились в глубокий сон, пилот вертолета был занят управлением.
— Спасибо за то, что вы сделали, — сказала она. — Это было очень благородно, — а потом добавила: — У вас из-за меня много неприятностей, да?
— Нет. Ничего серьезного.
— Они избили вас, да?
— Не очень сильно, — сказал он и кивнул на распухшую физиономию Райдербейта. — Я его тоже избил.
Жаки сжала его руку:
— Он сумасшедший. И опасен. Ему должны запретить оставаться в этой стране. У него нет никаких принципов, он обыкновенный убийца. Он рассказывал о Легионе, но он ничего о нем не знает. Он знает только худших из них — накипь, подонков — немцев и выходцев из Восточной Европы, которые ничего не помнят и только знают, как убивать. Я презираю этих людей. Ненавижу их.
Хотя она говорила негромко, склонившись к Мюррею, в голосе ее было столько эмоций, что он прорывался сквозь шум двигателя вертолета. Мюррей не спускал глаз с Райдербейта и думал, не слышит ли их родезиец, пусть даже его африканский французский из рук вон плох. Но Райдербейт спал. «Интересно, какие кошмары являются ему во сне?» — подумал Мюррей.
Жаки поцеловала его в щеку и тихо промурлыкала:
— Извините. Мне следовало остаться.
— Вы ничего не смогли бы сделать.
— Но их было двое, еще этот негр. Я должна была остаться.
— Нет, нет, — разговор был бессмысленным: она не осталась, и говорить было не о чем.
А потом она преподнесла ему сюрприз:
— О чем вы говорили после того, как я ушла?
Мюррей отодвинулся от Жаки и внимательно посмотрел на нее:
— Говорили? — повторил он.
— Вы так долго там оставались, наверное, что-то обсуждали.
— Просто зализывали раны. Я неважно себя чувствовал, — Мюррей постарался улыбнуться, но что-то, должно быть, выдало его.
— Вас что-то беспокоит, — сказала Жаки. — Что-то не так?
— Ничего.
— Вы о чем-то говорили, и это вас беспокоит.
— Merde! Мы ни о чем не говорили. Подрались, и все. Подрались из-за вас.
Она вдруг крепко его обняла и снова поцеловала в щеку холодными губами, ее зубы коснулись его. У Мюррея сжалось горло и пересохло во рту, он попробовал сглотнуть. Сейчас он многое бы отдал за глоток бренди. Жаки прижалась к Мюррею и не отпускала. В ее поведении было что-то истеричное. Он попытался отодвинуться, но она быстро прошептала:
— Не уходи, не оставляй меня!
Мюррей не двигался, он не мог двигаться. Если бы он захотел оставить ее, было только одно место, куда он мог отправиться — на несколько тысяч футов вниз, в джунгли. Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, она испытывает какую-то беспричинную страсть к нему, поэтому решил быть осторожным. Он предпочитал сам проявлять инициативу в этих делах. Женщина, первая делающая шаги навстречу, обычно «плохая новость», особенно если она состоит в несчастливом браке с американским агентом.
Райдербейт и Нет-Входа спали, Жаки все еще не отпускала его. Было около пяти часов. До Луангпхабанга оставалось совсем немного, и Мюррей с некоторым опасением подумал о том, будет ли вечером какой-нибудь транспорт до Вьентьяна. В королевской столице было только одно место, где можно было остановиться, — отель для туристов, построенный французами, и Мюррей уже думал о предстоящем вечере. Еще одна кварта виски, выпрошенная у местных американцев; трое мужчин и одна девушка; проблемы. И Максвелл Конквест должен начать интересоваться, что произошло с его женой.
И еще одна мысль пришла в голову Мюррею, она беспокоила его даже больше. Может ли быть так, что именно муж послал Жаки на «роллер-коастер», чтобы она обольстила его и шпионила за ним? Не были ли эти сцепленные руки и эта страсть очередной хитростью ЦРУ? Может, Максвелл Конквест что-то пронюхал и решил копнуть дальше?
— Почему ты отправилась на этот «роллер-коастер?» — спросил Мюррей.
— Захотелось.
— Но почему?
— Мне было скучно и нечем заняться.
Он почувствовал щекой ее теплое дыхание и вспомнил, как увидел ее на приеме в свой первый вечер во Вьентьяне, ее гибкое тело в темно-синем шелке... и Мюррею вдруг захотелось, чтобы в этот вечер не было самолетов из Луангпхабанга.
Глава 5
Ночь Цицеры
Он закрыл дверь изнутри и положил ключ на столик возле кровати. Под потолком со слабым постукиванием крутился вентилятор, в отеле было холодно и тихо. Стало почти совсем темно.
Мюррей посмотрел на Жаки. Повернувшись к нему спиной, она стояла у окна и смотрела на острые черные листья банановых пальм. Окно было открыто, насекомые с писком бились о сетку. Не включая света Мюррей подошел к Жаки и взял ее за руки, чуть ниже плеч. Ее лицо было погружено в тень черных волос, тело напряжено и таинственно, сквозь грубый полевой френч Мюррей ощутил ее дрожь. В момент, когда они выехали на автобусе из аэропорта и поехали вокруг холма с блестящей, как кинжал на солнце, пагодой в центр города, Мюррей уже знал, как все это будет.
Самолетов на Вьентьян не было — ничего до полудня следующего дня. Отель представлял собой обшарпанное бетонное здание с садиком, где в клетке сидел живой медведь, и два французских пилота попивали в баре перно. Кроме них был только один постоялец — датчанин, прибывший в Луангпхабанг для составления словаря местных диалектов, он слонялся по холлу и ворчал, недовольный тем, что в отеле нет розетки для его электробритвы. Бесплатного виски не оказалось, но после экономного ужина Райдербейт завязал разговор с пилотами, и они купили ему и Джонсу бутылку паршивого вина. Мюррей и Жаки осторожно уклонились от выпивки и смогли скромно удалиться наверх.
Мюррей поцеловал Жаки в шею, и она спросила:
— Дверь закрыта?
— Закрыта, — прошептал он, не шевеля губами. — Насколько я знаю Райдербейта, они будут пить внизу не один час.
Она согласно кивнула головой:
— Французские пилоты, пустой отель, плохое французское вино. Тебе не кажется, что это грустно?
— Почему? Они сами выбрали эту работу, их не призывали.
— Раздень меня, — сказала она, не двигаясь с места.
Одну за другой он расстегнул пять оливково-зеленых пуговиц, и френч упал на пол. Ее тело было очень темным на фоне белого бра, которое он выключил, чувствуя, как она вся снова задрожала. Гладкие покатые плечи, округлый живот с крохотным диагональным пупком — символом французской хирургии. Мюррей сжал полную грудь с напряженными сосками, развернул Жаки к себе, прижался к ней, чувствуя охватывающее его возбуждение, и, умело расстегнув молнию у нее на брюках, стянул их с бедер вниз по длинным ногам. «Слишком хорошо, слишком быстро, — думал он, лежа на постели рядом с Жаки, целуя темный треугольник волос и чувствуя, как изгибается ее тело, — я сошел с ума, она сошла с ума». Насекомые с писком бились о сетку, а вентилятор со стуком продолжал медленно вращаться под потолком.
Он занимался с ней любовью в ритме вентилятора, пока его стук не перекрыли ее вздохи и стоны и последний долгий вскрик, отлетевший в ночной Луангпхабанг, в сердце джунглей. Мюррей лежал без сил, постепенно он начал чувствовать жжение от ее ногтей, впившихся ему в спину и плечи. Мюррей вспомнил истории, которые ему рассказывал Чарльз Пол об этих девушках из французского Алжира, которые могут сидеть на бульваре и смеяться над линчеванным мусульманином, распластанным у их ног. Чудесных темных ног.
— Почему они называли вас «pieds-noirs»? — спросил он.
Она прошептала что-то неразборчивое, все еще обнимая его, сжимая его бедрами, стараясь не отпустить от себя, а когда он освободился, она еще раз вскрикнула и впилась в него ногтями, на этот раз очень больно.
— "Pieds-noirs"[16]? — пробормотала она. — Так бедуины называли первых белых, обосновавшихся в Алжире, из-за их черных ботинок.
Они лежали на простыне и слушали, как за окном слабый ветер шуршит банановыми листьями.
— Интересно, вдруг нас разбудит медведь, — неожиданно сказала Жаки. — Разбудит нас своим ревом.
— Скорее, это будет рев Райдербейта.
— Его надо держать в клетке. Он ужасный человек — un affreux.
Мюррей улыбнулся. Les affreux, «ужасный», это была кличка белых наемников в Конго.
— Он не так ужасен, как старается казаться, — сказал он. — Большую часть времени он просто ломает комедию.
— Ты так думаешь? Только из-за того, что он спас нам жизнь. Ай! — она зло махнула рукой и села. — Он спасал свою собственную жизнь. Ты говоришь о нем так, будто вы друзья.
Мюррей пожал плечами:
— Этот негр Джонс терпит его, не думаю, что они обязаны летать вместе. Может, Райдербейт и un affreux, но он обладает определенными качествами.
Жаки склонилась и поцеловала его, вращая языком у него во рту.
— Ты обладаешь качествами, — наконец сказала она, позволив ему вздохнуть. — Волшебными качествами.
Он притянул и крепко прижал Жаки к себе, его руки заскользили по длинной спине, по изгибу бедер, он чувствовал се влажное тепло, сейчас эта сильная, смуглая, прекрасно сложенная pied-noir[17] безраздельно принадлежала ему. «Я наставил рога ЦРУ», — испытывая тревожное удовлетворение, подумал Мюррей. Он всей душой хотел бы возненавидеть ЦРУ, если бы только они причинили ему непоправимое зло, и тогда он мог бы ненавидеть их так же сильно, как и полюбить эту девушку. У Мюррея появились дурные предчувствия, и он подумал, что может очень сильно полюбить ее.
Позже он спросил Жаки:
— Ты любишь своего мужа?
— Не надо о нем. Не сейчас. Пожалуйста.
Они крепко проспали несколько часов.
Мюррей резко проснулся. Из коридора неслись грубые, приглушенные голоса, а потом начали колотить в дверь.
— Мюррей Уайлд, ты, треклятый ублюдок!
Он спрыгнул с кровати и встал между дверью и девушкой. Кто-то тихо затараторил на французском, потом на дверь снова посыпались удары, звук шел снизу, видимо, били ногами.
— Выходи оттуда, трусливый кобель! — орал Райдербейт, двумя кулаками барабаня по двери. — Ты, эгоистичный ворюга!
Какой-то из французских голосов начал снова:
— Alors mon vieux, vas te coucher.
— Брось, Сэмми, — вмешался Джонс. — Пошли спать.
Жаки тоже проснулась и в промежутках между ударами в дверь спросила:
— Что случилось?
Мюррей, стоя голым у двери, громко сказал:
— Райдербейт, послушай Джонса и иди спать. Заткнись и отправляйся в постель, или я напущу на тебя медведя.
Из-за двери послышались звуки какой-то возни, потом снова завопил Райдербейт:
— Я хочу поговорить. Я хочу выпить. Я хочу поговорить с тобой, Уайлд, ты, жадный кобель! Я совсем один!..
Его вопли заглохли вместе с удаляющимися шаркающими шагами и гомоном голосов.
Мюррей вернулся к постели.
— Ты права, — сказал он, — его надо посадить в клетку к медведю, — он лег и поцеловал Жаки в губы, в щеку, в шею. — Он просто перебрал.
— Он знает, что я здесь. Как ты думаешь, откуда? Наверняка заглянул в мой номер. Свинья.
— Он просто пьян.
— Будет плохо, если он начнет болтать, если эти пилоты и негр начнут болтать, и мой муж узнает. В этой стране нет секретов.
— Все будет хорошо, — прошептал Мюррей, не очень-то веря своим словам. — Утром он, может, даже ничего и не вспомнит.
Они лежали в той же позе, что и спали, одной рукой Мюррей обнял Жаки за плечи, а другую положил ей между бедер. Потом в тишине ночи она заплакала.
— Это так унизительно! Всегда одно и то же, — всхлипывала Жаки, — украдкой, в грязных отелях этого грязного континента, где кругом полно пьяных ничтожеств!
Мюррей обнял ее и начал убаюкивать, как ребенка:
— Не волнуйся, спи. Забудь и спи.
Но сам он не мог забыть. Как она сказала? ВСЕГДА ОДНО И ТО ЖЕ? Сколько раз повторялось это «одно и то же», и в скольких отелях? Украдкой в грязных отелях Вьентьяна, Бангкока, Сайгона? Разве он не может увезти ее отсюда, вытащить из этой грязи, сбежать с ней, бросив все к черту? Что его может остановить? Работа писателя дает ему практически неограниченную свободу передвижения, его талант не принадлежит ни одной организации. Он мог бы убежать дальше и быстрее, чем Максвелл Конквест.
Его ничто не останавливало, кроме мифической пятой части миллиарда американских долларов.
Проснулись они рано. Сквозь банановые листья за окном пробивались солнечные лучи. В какой-то момент ночью отключился вентилятор, и им стало жарко. Они не сказали ни слова и снова слились друг с другом, охваченные неутолимой, обоюдной страстью, которая оставила их, счастливых и потных, без сил. Они все еще ни о чем не могли думать. Действительность, ожидающая их впереди. Райдербейт и Джонс. В полдень самолет. Вьентьян и муж — агент ЦРУ.
Вместе они стояли под душем, и в косых лучах солнца Мюррей подробно разглядывал Жаки, а потом с немой страстью начал методично целовать ее всю, начиная с губ и ниже, ниже... а она гладила его по голове. Когда они вернулись в спальню, их тела уже высохли от жары. Мюррей бросил ее поперек кровати, чувствуя, как его захлестывает жадность и отчаяние, потому что, возможно, это было в последний раз: больше могло не быть вынужденных посадок и вынужденных ночей в далеком отеле. Сначала она протестовала, тихо мурлыча о том, что уже поздно и ей надо идти, а потом, как и раньше, полностью отдалась ему, возможно, разделяя его отчаяние, так как понимала даже лучше Мюррея, в каком они безнадежном положении и каковы их шансы. Потом Жаки плакала, без истерики или стеснения, а он мог лишь утешить ее обещанием помочь. (Помочь чем? Двумястами миллионами долларов?)
Конечно, это безумие. Ему нужно бежать с ней сейчас: сегодня, на этой неделе, пока она не улетела в Сайгон.
Жаки вытерла слезы и встала, чтобы одеться:
— Нам надо купить зубные щетки и пасту, — неожиданно трезво сказала она, взглянула на Мюррея большими глазами и улыбнулась: — Извини, но от тебя Немного пахнет виски. Только чуть-чуть. Я не возражаю. Правда, я не против. Может, от меня тоже пахнет. Но мы не должны уподобляться Райдербейту. Сегодня утром от него наверняка несет перегаром!
Смеясь над Райдербейтом, они спустились по лестнице и прошли по пустому холлу. В отеле еще все спали. По главной улице ехали на велосипедах лаотянские школьники, в тени пагоды, вяло подставляя деревянные чашки, сидели обросшие нищие. Между пагодами была широкая лестница, ведущая вниз к реке, где голые ребятишки готовили к рыбалке сампаны. Мюррей и Жаки нашли небольшой магазинчик, где западные фармацевтические средства соседствовали с более традиционными целебными травами и лекарствами. Жаки помимо щетки и пасты купила расческу, а Мюррей бритву. Потом они поднялись по Крутой тенистой тропинке на вершину холма, к маленькой пагоде с золотым шпилем и террасой с балюстрадой; в часовенке, полной ароматных цветов, сидел маленький Будда из слоновой кости. Отсюда был виден весь город, извивающийся между холмами великий коричневый Меконг и Королевский дворец на его берегу, напоминающий миниатюрный французский замок с высокими, узкими окнами, тенистым садом и заросшим лилиями прудом. А дальше крохотное летное поле с рядами вертолетов и похожих на шмелей бомбардировщиков Т-28, а где-то севернее, за голубыми холмами, был грязный клочок земли с одиноким американцем по фамилии Веджвуд и разбитым корпусом транспортного самолета С-4 6. Сейчас все это казалось очень далеким и нереальным.
Мюррей остановился и внимательно посмотрел на Жаки:
— Жаклин, что будет, когда мы вернемся во Вьентьян?
— Может быть, мы увидимся.
— Это будет нелегко.
Она пожала плечами:
— Да, конечно. А на следующей неделе я улетаю в Сайгон.
Мюррей взял ее за руку и повел по извилистой тропинке вниз, в город. Даже в тени было невыносимо жарко. На полпути она остановилась и повернулась к нему:
— Ты не хочешь больше со мной встречаться, да? Тебе не нужны сложности. Зачем они тебе? — Жаки быстро пошла дальше, последние ступеньки она почти пробежала.
Мюррей тоже побежал и чуть не столкнулся с ней на слепящем свету улицы. Какое-то время, проторяв дыхание, они молча шли рядом. Потом она сказала, не глядя на него:
— Может быть, мы увидимся в Сайгоне?
— Откуда ты знаешь, что я вернусь в Сайгон? — резко спросил Мюррей.
— Ты должен вернуться. Там твоя работа.
Она снова быстро пошла от него по центру улицы. Мюррей шел следом, но не пытался догнать. У отеля сидели маленькие лаотянки, они вскочили на ноги и начали предлагать свой товар — отрезы вышитого шелка. Жаки проскочила мимо, а Мюррея втянули в визгливый, хихикающий разговор, из которого он не мог ничего понять.
Когда он вошел в отель, Жаки уже исчезла. В ресторане одиноко сидел Райдербейт и потягивал молочный ликер. Он поднял на Мюррея глаза, напоминающие переспелые сливы:
— Здорово, солдат. Как дела?
Мюррей неохотно присел рядом:
— Где остальные?
— Страдают с похмелья, — Райдербейт улыбнулся потрескавшимися губами, на его зеленой физиономии дала первые ростки черная щетина. — А как прошла твоя длинная ночь, Мюррей-мальчик?
Подошел официант в шортах и футболке и налил Мюррею кофе.
— Прекрасно, если бы не ты. Какого черта ты себе позволяешь?
— Перебрал. Нажрался до чертиков. А как прелестная миссис Конквест? — он склонился над столом, обдавая Мюррея анисовым запахом перно. — Откровенность за откровенность. Если ты не трахнул эту леди сегодня ночью — я свиная отбивная в синагоге!
— Какое тебе до этого дело? — сказал Мюррей, глядя в чашку с кофе.
— Могут возникнуть проблемы, вот какое. Если мы хотим провернуть такую операцию, как наша, а ты тем временем трахаешь жену офицера разведки янки, ты напрашиваешься на проблемы. Проблемы для нас всех.
Мюррей начал подниматься из-за стола:
— Забудь об этом, — сказал он. — Забудь. Я устал.
— Держу пари, ты устал. Но не забывай об этом.
Подумай. Подумай хорошо, солдат, потому что, если я правильно соображаю, ты на верном пути.
— Не понимаю.
— Не понимаешь? Сядь. Сядь и допей свой кофе. — Мюррей сел. — Давай поговорим о маленькой Жаки Конквест.
— Иди к черту.
— Да не о том, какая она в койке, хотя не скажу, что мне не любопытно, я даже немного завидую, давай поговорим о том, чем она занимается вне койки.
— То есть?
— Я имею в виду ее работу.
— Она не работает.
— В Лаосе, может быть, и нет. Но в Сайгоне работает или работала до того, как Максвелла на время перевели сюда. Я кое-что знаю об этой девочке. Она работала секретарем в MACV. Я даже слышал, что она была кем-то вроде личного секретаря и девочки Пятницы самого генерала Грина.
— Грина?
— Вирджил Лютер Грин — армейский генерал, командующий округом Сайгона. Туда входит и аэропорт Тан Сон Нхут. Улавливаешь, о чем я?
— Откуда тебе все это известно?
— Просто вспомнил. Ходило много сплетен: о том, что Вирджил нанял молоденькую француженку, и все такое прочее. Хотя я не очень-то в это верю.
— Почему? Про меня ведь ты так подумал?
— А-а, ты же рыцарь, солдат. Вирджил Грин, может быть, последний стреляющий генерал, как Чарли Конг, который летал на собственном вертолете, словно раджа на слоне в старые, добрые времена, хотя репутацию Вирджила, конечно, не сравнить с репутацией Конга.
— И какое это имеет отношение к миссис Конквест?
— А вот какое. Если она все еще работает в этом качестве, вполне возможно, что она имеет доступ к генеральскому офису, который является сердцем всего комплекса Тан Сон Нхут. Там у них система ТВ, радио и система боевой тревоги — вся система безопасности сконцентрирована в этой маленькой комнатке. И там, если удача на нашей стороне, сидит прекрасная миссис Конквест. Улавливаешь, солдат?
— Не совсем.
Райдербейт хмуро посмотрел на остатки ликера в стакане:
— Ты глуповат, Мюррей-мальчик.
— Я чувствую себя глупо. Просвети меня.
— Хорошо, сегодня утром меня посетили трезвые мысли по поводу маленьких проблем, которые ждут нас впереди. Предположим, нам удалось проникнуть на это летное поле в Сайгоне, захватить самолет и поднять его в воздух. Оттуда до Камбоджи, как ты говоришь, не больше пятнадцати минут лета. Но у янки засвербит в заднице, как только они обнаружат, что у них отхватили небольшой кусочек резервного фонда. Так что нам бы надо занять их чем-нибудь на несколько минут. Для этого сойдет небольшая диверсия.
Мюррей кивнул:
— Если они поднимут в воздух истребители, у нас не будет и пяти минут, не говоря уже о пятнадцати. И остается опасность того, что они рискнут нарушить границу и станут преследовать нас над территорией Камбоджи.
— На этот риск мы должны пойти так же, как и они. Но я думаю о другом. Полная «Красная тревога» — простенько и со вкусом.
— "Красная тревога"! Но в этом случае они поднимут в воздух все имеющиеся самолеты!
— Именно. Но не из-за нас, они будут готовиться к отражению атаки вьетконговцев. И насколько я знаю, после подобной тревоги следует несколько минут великолепно организованного хаоса. Три или четыре тысячи солдат хватают оружие и натягивают бутсы, воют сирены, пилоты бегут к своим самолетам. Что тут такого, если в это же время несколько человек подбежит к богатенькому транспортному самолету и прикажет команде покинуть самолет, так как их рейс откладывается?
Мюррей улыбнулся:
— И ты думаешь, Жаки Конквест может войти в офис Вирджила и подать сигнал «Красной тревоги»?
— Она должна будет это сделать, разве нет? В противном случае у нас нет никаких шансов. Ты только подумай! Все будут озабочены подготовкой к атаке вьетконговцев, и будут озабочены этим как минимум те самые пятнадцать минут. Потом они обнаружат исчезновение самолета и потратят еще пятнадцать минут, ломая голову над тем, отправлен ли он все-таки по расписанию или были приняты дополнительные меры безопасности, и его спрятали в укромное место. И даже когда они поймут в чем дело и дерьмо разнесется по воздуху, им придется еще потрудиться, чтобы выяснить, в каком направлении исчез миллиард. А еще через тридцать минут, когда радары засекут нас над Камбоджей, старый бедолага Грин поседеет и еще через несколько часов окажется в палате, обитой войлоком.
— А что будет с Жаклин Конквест?
Райдербейт задумчиво посмотрел на свои тщательно обработанные ногти:
— Она даст сигнал тревоги и отправится за нами. У нее должны быть все документы для прохода на поле. У нее есть своя казенная машина, она просто проедет по полю и присоединится к нам.
— И ты думаешь, она это сделает?
— Ради любви или денег сделает. Для большей безопасности нам надо, чтобы она сделала это ради того и другого.
— Мило и расчетливо, — кивнул Мюррей. — Предположим, она не захочет вступать в игру?
— Ну, тебе надо чертовски хорошо постараться и посмотреть, что из этого выйдет. Но сейчас меня больше волнует не миссис Конквест. Меня волнует то, что будет, когда мы снова отправимся на «роллер-коастер» в северный Лаос. Ты говорил, у тебя есть кое-какие идеи...
Мюррей покачал головой:
— Не сейчас, Сэмми. Сначала я должен посоветоваться со своими партнерами. Ты и Джонс — энергичные ребята, но вы не одни.
Мюррей посмотрел на Жаки. Повернувшись к нему спиной, она стояла у окна и смотрела на острые черные листья банановых пальм. Окно было открыто, насекомые с писком бились о сетку. Не включая света Мюррей подошел к Жаки и взял ее за руки, чуть ниже плеч. Ее лицо было погружено в тень черных волос, тело напряжено и таинственно, сквозь грубый полевой френч Мюррей ощутил ее дрожь. В момент, когда они выехали на автобусе из аэропорта и поехали вокруг холма с блестящей, как кинжал на солнце, пагодой в центр города, Мюррей уже знал, как все это будет.
Самолетов на Вьентьян не было — ничего до полудня следующего дня. Отель представлял собой обшарпанное бетонное здание с садиком, где в клетке сидел живой медведь, и два французских пилота попивали в баре перно. Кроме них был только один постоялец — датчанин, прибывший в Луангпхабанг для составления словаря местных диалектов, он слонялся по холлу и ворчал, недовольный тем, что в отеле нет розетки для его электробритвы. Бесплатного виски не оказалось, но после экономного ужина Райдербейт завязал разговор с пилотами, и они купили ему и Джонсу бутылку паршивого вина. Мюррей и Жаки осторожно уклонились от выпивки и смогли скромно удалиться наверх.
Мюррей поцеловал Жаки в шею, и она спросила:
— Дверь закрыта?
— Закрыта, — прошептал он, не шевеля губами. — Насколько я знаю Райдербейта, они будут пить внизу не один час.
Она согласно кивнула головой:
— Французские пилоты, пустой отель, плохое французское вино. Тебе не кажется, что это грустно?
— Почему? Они сами выбрали эту работу, их не призывали.
— Раздень меня, — сказала она, не двигаясь с места.
Одну за другой он расстегнул пять оливково-зеленых пуговиц, и френч упал на пол. Ее тело было очень темным на фоне белого бра, которое он выключил, чувствуя, как она вся снова задрожала. Гладкие покатые плечи, округлый живот с крохотным диагональным пупком — символом французской хирургии. Мюррей сжал полную грудь с напряженными сосками, развернул Жаки к себе, прижался к ней, чувствуя охватывающее его возбуждение, и, умело расстегнув молнию у нее на брюках, стянул их с бедер вниз по длинным ногам. «Слишком хорошо, слишком быстро, — думал он, лежа на постели рядом с Жаки, целуя темный треугольник волос и чувствуя, как изгибается ее тело, — я сошел с ума, она сошла с ума». Насекомые с писком бились о сетку, а вентилятор со стуком продолжал медленно вращаться под потолком.
Он занимался с ней любовью в ритме вентилятора, пока его стук не перекрыли ее вздохи и стоны и последний долгий вскрик, отлетевший в ночной Луангпхабанг, в сердце джунглей. Мюррей лежал без сил, постепенно он начал чувствовать жжение от ее ногтей, впившихся ему в спину и плечи. Мюррей вспомнил истории, которые ему рассказывал Чарльз Пол об этих девушках из французского Алжира, которые могут сидеть на бульваре и смеяться над линчеванным мусульманином, распластанным у их ног. Чудесных темных ног.
— Почему они называли вас «pieds-noirs»? — спросил он.
Она прошептала что-то неразборчивое, все еще обнимая его, сжимая его бедрами, стараясь не отпустить от себя, а когда он освободился, она еще раз вскрикнула и впилась в него ногтями, на этот раз очень больно.
— "Pieds-noirs"[16]? — пробормотала она. — Так бедуины называли первых белых, обосновавшихся в Алжире, из-за их черных ботинок.
Они лежали на простыне и слушали, как за окном слабый ветер шуршит банановыми листьями.
— Интересно, вдруг нас разбудит медведь, — неожиданно сказала Жаки. — Разбудит нас своим ревом.
— Скорее, это будет рев Райдербейта.
— Его надо держать в клетке. Он ужасный человек — un affreux.
Мюррей улыбнулся. Les affreux, «ужасный», это была кличка белых наемников в Конго.
— Он не так ужасен, как старается казаться, — сказал он. — Большую часть времени он просто ломает комедию.
— Ты так думаешь? Только из-за того, что он спас нам жизнь. Ай! — она зло махнула рукой и села. — Он спасал свою собственную жизнь. Ты говоришь о нем так, будто вы друзья.
Мюррей пожал плечами:
— Этот негр Джонс терпит его, не думаю, что они обязаны летать вместе. Может, Райдербейт и un affreux, но он обладает определенными качествами.
Жаки склонилась и поцеловала его, вращая языком у него во рту.
— Ты обладаешь качествами, — наконец сказала она, позволив ему вздохнуть. — Волшебными качествами.
Он притянул и крепко прижал Жаки к себе, его руки заскользили по длинной спине, по изгибу бедер, он чувствовал се влажное тепло, сейчас эта сильная, смуглая, прекрасно сложенная pied-noir[17] безраздельно принадлежала ему. «Я наставил рога ЦРУ», — испытывая тревожное удовлетворение, подумал Мюррей. Он всей душой хотел бы возненавидеть ЦРУ, если бы только они причинили ему непоправимое зло, и тогда он мог бы ненавидеть их так же сильно, как и полюбить эту девушку. У Мюррея появились дурные предчувствия, и он подумал, что может очень сильно полюбить ее.
Позже он спросил Жаки:
— Ты любишь своего мужа?
— Не надо о нем. Не сейчас. Пожалуйста.
Они крепко проспали несколько часов.
Мюррей резко проснулся. Из коридора неслись грубые, приглушенные голоса, а потом начали колотить в дверь.
— Мюррей Уайлд, ты, треклятый ублюдок!
Он спрыгнул с кровати и встал между дверью и девушкой. Кто-то тихо затараторил на французском, потом на дверь снова посыпались удары, звук шел снизу, видимо, били ногами.
— Выходи оттуда, трусливый кобель! — орал Райдербейт, двумя кулаками барабаня по двери. — Ты, эгоистичный ворюга!
Какой-то из французских голосов начал снова:
— Alors mon vieux, vas te coucher.
— Брось, Сэмми, — вмешался Джонс. — Пошли спать.
Жаки тоже проснулась и в промежутках между ударами в дверь спросила:
— Что случилось?
Мюррей, стоя голым у двери, громко сказал:
— Райдербейт, послушай Джонса и иди спать. Заткнись и отправляйся в постель, или я напущу на тебя медведя.
Из-за двери послышались звуки какой-то возни, потом снова завопил Райдербейт:
— Я хочу поговорить. Я хочу выпить. Я хочу поговорить с тобой, Уайлд, ты, жадный кобель! Я совсем один!..
Его вопли заглохли вместе с удаляющимися шаркающими шагами и гомоном голосов.
Мюррей вернулся к постели.
— Ты права, — сказал он, — его надо посадить в клетку к медведю, — он лег и поцеловал Жаки в губы, в щеку, в шею. — Он просто перебрал.
— Он знает, что я здесь. Как ты думаешь, откуда? Наверняка заглянул в мой номер. Свинья.
— Он просто пьян.
— Будет плохо, если он начнет болтать, если эти пилоты и негр начнут болтать, и мой муж узнает. В этой стране нет секретов.
— Все будет хорошо, — прошептал Мюррей, не очень-то веря своим словам. — Утром он, может, даже ничего и не вспомнит.
Они лежали в той же позе, что и спали, одной рукой Мюррей обнял Жаки за плечи, а другую положил ей между бедер. Потом в тишине ночи она заплакала.
— Это так унизительно! Всегда одно и то же, — всхлипывала Жаки, — украдкой, в грязных отелях этого грязного континента, где кругом полно пьяных ничтожеств!
Мюррей обнял ее и начал убаюкивать, как ребенка:
— Не волнуйся, спи. Забудь и спи.
Но сам он не мог забыть. Как она сказала? ВСЕГДА ОДНО И ТО ЖЕ? Сколько раз повторялось это «одно и то же», и в скольких отелях? Украдкой в грязных отелях Вьентьяна, Бангкока, Сайгона? Разве он не может увезти ее отсюда, вытащить из этой грязи, сбежать с ней, бросив все к черту? Что его может остановить? Работа писателя дает ему практически неограниченную свободу передвижения, его талант не принадлежит ни одной организации. Он мог бы убежать дальше и быстрее, чем Максвелл Конквест.
Его ничто не останавливало, кроме мифической пятой части миллиарда американских долларов.
Проснулись они рано. Сквозь банановые листья за окном пробивались солнечные лучи. В какой-то момент ночью отключился вентилятор, и им стало жарко. Они не сказали ни слова и снова слились друг с другом, охваченные неутолимой, обоюдной страстью, которая оставила их, счастливых и потных, без сил. Они все еще ни о чем не могли думать. Действительность, ожидающая их впереди. Райдербейт и Джонс. В полдень самолет. Вьентьян и муж — агент ЦРУ.
Вместе они стояли под душем, и в косых лучах солнца Мюррей подробно разглядывал Жаки, а потом с немой страстью начал методично целовать ее всю, начиная с губ и ниже, ниже... а она гладила его по голове. Когда они вернулись в спальню, их тела уже высохли от жары. Мюррей бросил ее поперек кровати, чувствуя, как его захлестывает жадность и отчаяние, потому что, возможно, это было в последний раз: больше могло не быть вынужденных посадок и вынужденных ночей в далеком отеле. Сначала она протестовала, тихо мурлыча о том, что уже поздно и ей надо идти, а потом, как и раньше, полностью отдалась ему, возможно, разделяя его отчаяние, так как понимала даже лучше Мюррея, в каком они безнадежном положении и каковы их шансы. Потом Жаки плакала, без истерики или стеснения, а он мог лишь утешить ее обещанием помочь. (Помочь чем? Двумястами миллионами долларов?)
Конечно, это безумие. Ему нужно бежать с ней сейчас: сегодня, на этой неделе, пока она не улетела в Сайгон.
Жаки вытерла слезы и встала, чтобы одеться:
— Нам надо купить зубные щетки и пасту, — неожиданно трезво сказала она, взглянула на Мюррея большими глазами и улыбнулась: — Извини, но от тебя Немного пахнет виски. Только чуть-чуть. Я не возражаю. Правда, я не против. Может, от меня тоже пахнет. Но мы не должны уподобляться Райдербейту. Сегодня утром от него наверняка несет перегаром!
Смеясь над Райдербейтом, они спустились по лестнице и прошли по пустому холлу. В отеле еще все спали. По главной улице ехали на велосипедах лаотянские школьники, в тени пагоды, вяло подставляя деревянные чашки, сидели обросшие нищие. Между пагодами была широкая лестница, ведущая вниз к реке, где голые ребятишки готовили к рыбалке сампаны. Мюррей и Жаки нашли небольшой магазинчик, где западные фармацевтические средства соседствовали с более традиционными целебными травами и лекарствами. Жаки помимо щетки и пасты купила расческу, а Мюррей бритву. Потом они поднялись по Крутой тенистой тропинке на вершину холма, к маленькой пагоде с золотым шпилем и террасой с балюстрадой; в часовенке, полной ароматных цветов, сидел маленький Будда из слоновой кости. Отсюда был виден весь город, извивающийся между холмами великий коричневый Меконг и Королевский дворец на его берегу, напоминающий миниатюрный французский замок с высокими, узкими окнами, тенистым садом и заросшим лилиями прудом. А дальше крохотное летное поле с рядами вертолетов и похожих на шмелей бомбардировщиков Т-28, а где-то севернее, за голубыми холмами, был грязный клочок земли с одиноким американцем по фамилии Веджвуд и разбитым корпусом транспортного самолета С-4 6. Сейчас все это казалось очень далеким и нереальным.
Мюррей остановился и внимательно посмотрел на Жаки:
— Жаклин, что будет, когда мы вернемся во Вьентьян?
— Может быть, мы увидимся.
— Это будет нелегко.
Она пожала плечами:
— Да, конечно. А на следующей неделе я улетаю в Сайгон.
Мюррей взял ее за руку и повел по извилистой тропинке вниз, в город. Даже в тени было невыносимо жарко. На полпути она остановилась и повернулась к нему:
— Ты не хочешь больше со мной встречаться, да? Тебе не нужны сложности. Зачем они тебе? — Жаки быстро пошла дальше, последние ступеньки она почти пробежала.
Мюррей тоже побежал и чуть не столкнулся с ней на слепящем свету улицы. Какое-то время, проторяв дыхание, они молча шли рядом. Потом она сказала, не глядя на него:
— Может быть, мы увидимся в Сайгоне?
— Откуда ты знаешь, что я вернусь в Сайгон? — резко спросил Мюррей.
— Ты должен вернуться. Там твоя работа.
Она снова быстро пошла от него по центру улицы. Мюррей шел следом, но не пытался догнать. У отеля сидели маленькие лаотянки, они вскочили на ноги и начали предлагать свой товар — отрезы вышитого шелка. Жаки проскочила мимо, а Мюррея втянули в визгливый, хихикающий разговор, из которого он не мог ничего понять.
Когда он вошел в отель, Жаки уже исчезла. В ресторане одиноко сидел Райдербейт и потягивал молочный ликер. Он поднял на Мюррея глаза, напоминающие переспелые сливы:
— Здорово, солдат. Как дела?
Мюррей неохотно присел рядом:
— Где остальные?
— Страдают с похмелья, — Райдербейт улыбнулся потрескавшимися губами, на его зеленой физиономии дала первые ростки черная щетина. — А как прошла твоя длинная ночь, Мюррей-мальчик?
Подошел официант в шортах и футболке и налил Мюррею кофе.
— Прекрасно, если бы не ты. Какого черта ты себе позволяешь?
— Перебрал. Нажрался до чертиков. А как прелестная миссис Конквест? — он склонился над столом, обдавая Мюррея анисовым запахом перно. — Откровенность за откровенность. Если ты не трахнул эту леди сегодня ночью — я свиная отбивная в синагоге!
— Какое тебе до этого дело? — сказал Мюррей, глядя в чашку с кофе.
— Могут возникнуть проблемы, вот какое. Если мы хотим провернуть такую операцию, как наша, а ты тем временем трахаешь жену офицера разведки янки, ты напрашиваешься на проблемы. Проблемы для нас всех.
Мюррей начал подниматься из-за стола:
— Забудь об этом, — сказал он. — Забудь. Я устал.
— Держу пари, ты устал. Но не забывай об этом.
Подумай. Подумай хорошо, солдат, потому что, если я правильно соображаю, ты на верном пути.
— Не понимаю.
— Не понимаешь? Сядь. Сядь и допей свой кофе. — Мюррей сел. — Давай поговорим о маленькой Жаки Конквест.
— Иди к черту.
— Да не о том, какая она в койке, хотя не скажу, что мне не любопытно, я даже немного завидую, давай поговорим о том, чем она занимается вне койки.
— То есть?
— Я имею в виду ее работу.
— Она не работает.
— В Лаосе, может быть, и нет. Но в Сайгоне работает или работала до того, как Максвелла на время перевели сюда. Я кое-что знаю об этой девочке. Она работала секретарем в MACV. Я даже слышал, что она была кем-то вроде личного секретаря и девочки Пятницы самого генерала Грина.
— Грина?
— Вирджил Лютер Грин — армейский генерал, командующий округом Сайгона. Туда входит и аэропорт Тан Сон Нхут. Улавливаешь, о чем я?
— Откуда тебе все это известно?
— Просто вспомнил. Ходило много сплетен: о том, что Вирджил нанял молоденькую француженку, и все такое прочее. Хотя я не очень-то в это верю.
— Почему? Про меня ведь ты так подумал?
— А-а, ты же рыцарь, солдат. Вирджил Грин, может быть, последний стреляющий генерал, как Чарли Конг, который летал на собственном вертолете, словно раджа на слоне в старые, добрые времена, хотя репутацию Вирджила, конечно, не сравнить с репутацией Конга.
— И какое это имеет отношение к миссис Конквест?
— А вот какое. Если она все еще работает в этом качестве, вполне возможно, что она имеет доступ к генеральскому офису, который является сердцем всего комплекса Тан Сон Нхут. Там у них система ТВ, радио и система боевой тревоги — вся система безопасности сконцентрирована в этой маленькой комнатке. И там, если удача на нашей стороне, сидит прекрасная миссис Конквест. Улавливаешь, солдат?
— Не совсем.
Райдербейт хмуро посмотрел на остатки ликера в стакане:
— Ты глуповат, Мюррей-мальчик.
— Я чувствую себя глупо. Просвети меня.
— Хорошо, сегодня утром меня посетили трезвые мысли по поводу маленьких проблем, которые ждут нас впереди. Предположим, нам удалось проникнуть на это летное поле в Сайгоне, захватить самолет и поднять его в воздух. Оттуда до Камбоджи, как ты говоришь, не больше пятнадцати минут лета. Но у янки засвербит в заднице, как только они обнаружат, что у них отхватили небольшой кусочек резервного фонда. Так что нам бы надо занять их чем-нибудь на несколько минут. Для этого сойдет небольшая диверсия.
Мюррей кивнул:
— Если они поднимут в воздух истребители, у нас не будет и пяти минут, не говоря уже о пятнадцати. И остается опасность того, что они рискнут нарушить границу и станут преследовать нас над территорией Камбоджи.
— На этот риск мы должны пойти так же, как и они. Но я думаю о другом. Полная «Красная тревога» — простенько и со вкусом.
— "Красная тревога"! Но в этом случае они поднимут в воздух все имеющиеся самолеты!
— Именно. Но не из-за нас, они будут готовиться к отражению атаки вьетконговцев. И насколько я знаю, после подобной тревоги следует несколько минут великолепно организованного хаоса. Три или четыре тысячи солдат хватают оружие и натягивают бутсы, воют сирены, пилоты бегут к своим самолетам. Что тут такого, если в это же время несколько человек подбежит к богатенькому транспортному самолету и прикажет команде покинуть самолет, так как их рейс откладывается?
Мюррей улыбнулся:
— И ты думаешь, Жаки Конквест может войти в офис Вирджила и подать сигнал «Красной тревоги»?
— Она должна будет это сделать, разве нет? В противном случае у нас нет никаких шансов. Ты только подумай! Все будут озабочены подготовкой к атаке вьетконговцев, и будут озабочены этим как минимум те самые пятнадцать минут. Потом они обнаружат исчезновение самолета и потратят еще пятнадцать минут, ломая голову над тем, отправлен ли он все-таки по расписанию или были приняты дополнительные меры безопасности, и его спрятали в укромное место. И даже когда они поймут в чем дело и дерьмо разнесется по воздуху, им придется еще потрудиться, чтобы выяснить, в каком направлении исчез миллиард. А еще через тридцать минут, когда радары засекут нас над Камбоджей, старый бедолага Грин поседеет и еще через несколько часов окажется в палате, обитой войлоком.
— А что будет с Жаклин Конквест?
Райдербейт задумчиво посмотрел на свои тщательно обработанные ногти:
— Она даст сигнал тревоги и отправится за нами. У нее должны быть все документы для прохода на поле. У нее есть своя казенная машина, она просто проедет по полю и присоединится к нам.
— И ты думаешь, она это сделает?
— Ради любви или денег сделает. Для большей безопасности нам надо, чтобы она сделала это ради того и другого.
— Мило и расчетливо, — кивнул Мюррей. — Предположим, она не захочет вступать в игру?
— Ну, тебе надо чертовски хорошо постараться и посмотреть, что из этого выйдет. Но сейчас меня больше волнует не миссис Конквест. Меня волнует то, что будет, когда мы снова отправимся на «роллер-коастер» в северный Лаос. Ты говорил, у тебя есть кое-какие идеи...
Мюррей покачал головой:
— Не сейчас, Сэмми. Сначала я должен посоветоваться со своими партнерами. Ты и Джонс — энергичные ребята, но вы не одни.