Уилсон Колин Генри. Космические вампиры

   – Я не могу в такое поверить, – сокрушенно вздохнул Фаллада. – То есть… он же говорил так осмысленно. Я сколько раз видел его по телевизору… – обращался он, в общем-то, к Карлсену.
   – Согласен, – Карлсен пожал плечами.
   – Как вы думаете: а может, все-таки, он ошибся? – спросил Фаллада у Гейерстама. – Может, его неприязнь к Джемисону повлияла на подсознательное мнение?
   – Это легко проверить. – Гейерстам ткнул пальцем в бумагу на столе. – Вот тут у вас два автомобильных номера. Выяснить их в отделении не составит труда. Если все сходится, то тогда, вероятно, сходится и остальное.
   – Давайте позвоним Хэзлтайну, – предложил Карлсен.
   – Давайте, – Фаллада подошел к столу. – Ничего, если мы наберем Лондон?
   – Действуйте, – кивнул Гейерстам.
   Трубку снял дежурный сержант.
   – Новый Скотленд-Ярд.
   – Офис комиссара, пожалуйста.
   На экране появилась секретарша Хезлтайна.
   – Ах, доктор Фаллада! А мы вас ищем.
   – Что-нибудь срочное?
   – Вас хотел видеть премьер-министр.
   Фаллада с Карлсеном переглянулись.
   – Сэр Перси сейчас у себя? – спросил Фаллада.
   – Боюсь, нет. Он на Даунинг-стрит. Мне ему перезвонить, чтобы вышел на вас?
   – Нет нужды. Но я хочу оставить кое-какую информацию. Вы не могли бы записать следующие номера машин? – он зачитал вслух. – Мне хотелось бы знать, где можно найти их владельцев.
   – Я могу это сделать сейчас, если подождете. Только не кладите трубку.
   – Да ладно, сейчас не надо. Я уже сегодня буду в Лондоне и тогда перезвоню. Вы только передайте сэру Перси, что номера связаны с делом, хорошо? Он поймет, о чем я. И попросите никому эту информацию не выдавать до встречи со мной.
   – Понятно, сэр. А где вы сейчас?
   – В Стамбуле, – ответил Фаллада с улыбкой.
   – Так вы уезжаете сегодня? – спросил Гейерстам, когда тот повесил трубку. – Жаль.
   – Думаю, это необходимо. Надо вычислить эту мадам.
   – И что потом?
   – Не знаю, – откровенно признался Фаллада. – Есть какие-то предложения?
   Гейерстам, отодвинув диванчик обратно к камину, сел. Помолчал с полминуты, наконец сказал:
   – Боюсь, мой совет не принесет пользы. Но все равно скажу – а вдруг! Самое главное – заставить вампира отступить. Помните последние сцены в «Дракуле»? Звучит, может, нелепо, но они четко характеризуют психологию вампира. Вампир, стоит его принудить к бегству, теряет свои преимущества. Я как-то назвал вампиризм разновидностью ментального каратэ. Он зиждется на нападении, на агрессии. Понимаете, вампир в основе своей – преступник. Тать в нощи.
   – Как насильник, – кивнул Фаллада. – Если бы жертва в ответ накинулась и попыталась изнасиловать его самого, у него бы враз пропала вся похоть.
   Гейерстам рассмеялся.
   – Точно. Поэтому, когда вычислите свою вампиршу, сдержите страх. Я, разумеется, совершенно не осведомлен о силах тех пришельцев, потому и совет, возможно, окажется негодным. Но скажу вот что: попытайтесь сделать так, чтобы она устрашилась вас.
   Карлсен покачал головой.
   – Возражение одно – она снова может испариться. У вампиров из сказок есть определенные ограничения: они непременно должны укладываться в гроб с каменной крышкой… и тому подобное. На наших же нелюдей это, похоже, не распространяется.
   – Ограничения быть должны, – заметил Гейерстам. – И ваша задача их выяснить. Вот вы говорите, она снова может испариться. А сами вы в этом уверены?
   – Что-то не понимаю, о чем вы, – напрягся Фаллада.
   – Вспомните, как все складывалось. Первой из здания ИКИ исчезла та женщина. Затем выяснилось, что умерли двое остальных. Теперь же известно, что они попросту побросали свои тела и нашли себе другие. Но как – самостоятельно или с помощью друг друга?
   – И вправду… – задумался Карлсен. – У нас нет подтверждений, что они могут это делать в одиночку.
   – И если они втроем сейчас разлучены, – развивал свою мысль Гейерстам, – то по отдельности, может, с ними легче иметь дело. Кроме того, вы теперь знаете, что их местонахождение можно вычислить под гипнозом.
   – А может, вы бы поехали с нами? – с надеждой спросил Фаллада.
   Гейерстам покачал головой.
   – Нет. У меня уже не тот возраст. Более того, я вам и не нужен. Вы о вампирах знаете столько же, сколько и я, если не больше.
   В дверь постучали. В кабинет заглянул Густав, слуга.
   – Барышни просят узнать: вы к ним спуститесь до обеда на коктейль, господа?
   – Да, пожалуй. Скажи – через пять минут идем. – Гейерстам вернулся к Фалладе. – Прежде чем пойдем вниз, еще один совет. Все время помните, что вампир – преступник. Это суть их психологии. А преступнику – рано или поздно – удача все равно изменяет.
   – Так вот что она имела в виду, та старуха! – догадался Карлсен. – Когда она сказала, что вампиры невезучи, я-то подумал – она об их жертвах!
   Гейерстам, хохотнув, положил ему руку на плечо.
   – Нет, не о жертвах. О них же самих. Взять эти создания. Они разрабатывают безупречный план: как вторгнуться на Землю – и тут, в самый важный момент, что-то не срабатывает. Во Вселенной действуют не только злые, но и добрые силы.
   – Ах, если бы, – невесело вздохнул Карлсен.
   – Ничего, вы в этом убедитесь, не успев еще покончить с этими созданиями.
   Карлсен хотел порасспросить Гейерстама, но граф уже направился к двери.
   Когда самолет приземлился в лондонском аэропорту, небо пылало предзакатным накалом. Воздух, когда шли по терминалу, обдавал ароматным теплом, с чуть заметной примесью горючего.
   Странно – возвращаться. Кажется невероятным, что Лондон оставили буквально вчера. Больше похоже на возвращение из длительной космической экспедиции.
   – Как самочувствие? – поинтересовался Фаллада.
   – Рад, что снова дома. Только кошки все ж скребут.
   – Насчет Сельмы?
   – Да.
   – Да не бери ты в голову! Не твоя же вина. Да мы и не могли остаться дольше.
   – Не о том я, – махнул рукой Карлсен.
   – А о чем?
   – Я хотел остаться. – Фаллада взглянул на него поверх очков. – Да нет, не потому, что в нее влюбился. – Какой абсурд: говорить столь сокровенные вещи на пути к ожидающему автобусу, среди сутолоки, но Карлсен все равно не останавливался. – Я насчет ее жизненности… – он замолчал, не в силах продолжать.
   – Пусть это тебя не беспокоит… – торопливо начал Фаллада.
   – Я беспокоюсь не о себе.
   – Понимаю. Надо только помнить, что это просто инстинктивный отклик, как половое влечение. И может контролироваться так же легко…
   Когда автобус почти бесшумно двинулся по гладкому бетону, и у Фаллады проснулась смутная тревога. Он понимал, почему Карлсен побаивается за жену и детей. Он видел автоматическую видеозапись гибели Сета Эдамса: создавалось впечатление моментального смертельного броска – так хищница-росянка смыкает щетинки на насекомом.
   В зале ожидания оба разошлись по телеэкранным кабинам. Карлсен позвонил Джелке – та появилась в махровом халате.
   – Только что думала идти в ванную. Мэнди и Том сказали: будут около девяти. Ты к этому моменту вернешься?
   – Пока не знаю. Фаллада сейчас звонит Хезлтайну. Я перезвоню.
   Фаллада дозвонился до дежурного сержанта – там было оставлено указание: позвонить комиссару домой.
   Хезлтайн, взяв трубку, продолжал что-то пережевывать.
   – Прошу прощения, – извинился Фаллада. – Небось, от обеда оторвал?
   – Да ничего, я уже почти закончил. Где тебя носило?
   – Скажу, когда встретимся. Вы отследили два номера, я оставлял?
   – Да. – Хезлтайн вынул из кармана полоску бумаги. – Один иностранный: какая-то парочка из Дании занырнула на медовый месяц. Другой значится за неким Прайсом, из Холмфирта.
   – Это где?
   – В Йоркшире.
   – Отлично! Думаю, нам к тебе прямо сейчас бы и подъехать. Ты не занят?
   – Нет, конечно. Собирался глотнуть бренди да выкурить сигару. Подъезжайте, составите компанию. Карлсен с тобой?
   – Со мной.
   – Хорошо. Моей жене просто не терпится с ним познакомиться. Приезжайте сразу же.
   По дороге из аэропорта остановились у журнального киоска, и Фаллада купил атлас Британских островов. Открыв его в аэротакси, он секунду поискал – и удовлетворенно хмыкнул.
   – Взгляни, – сказал он и протянул атлас Карлсену, не отнимая пальца от страницы.
   Холмфирт – небольшой городок, примерно в пяти милях к югу от Хаддерсфилда. Физическая карта показывала возвышенность, окрашенную в желтые и коричневые тона. Холмфирт находился на краешке коричневого участка.
   – От Лондона, думаю, не будет и пятисот километров. Так что на «шершне» можно доскакать меньше чем за час.
   – Боже упаси, – отозвался Карлсен. – По крайней мере, не сегодня вечером.
   – Устал?
   – Да, – сказал он, понимая, что говорит неправду. Он просто боялся. Боялся идти домой, боялся искать пришельцев, боялся сидеть без дела. Внутренняя логика, впрочем, убедила, что хуже не будет.
   Аэротакси приземлилось на стоянке Слоун-сквер; отсюда – двести метров ходьбы до Итон-Плэйс.
   – Кстати, – вспомнил Фаллада, – жена Хезлтайна просто умирает от желания с тобой познакомиться. Она была в свое время самой красивой дебютанткой в лондонском свете. Мисс Пегги Бучкэмп. – Он хлопнул Карлсена по плечу. – Так что смотри, придерживай свою роковую обольстительность.
   Сказал шутливо, но Карлсен знал его уже достаточно хорошо, чтобы почувствовать серьезность в голосе. Улыбнувшись в ответ, он закашлялся.
   Остановились перед парадной дверью трехэтажного особняка из красного кирпича, с неказистыми ребрами чугунной ограды в викторианском стиле. Дверь открыла стройная, приятная женщина в зеленом кимоно. Фаллада поцеловал ее в щеку.
   – Пегги, это Олоф Карлсен.
   – Наконец-то вижу вас воочию, капитан. Карлсен ожидал увидеть женщину постарше.
   – Очень рад познакомиться, – сказал он. Их руки, между тем, соприкоснулись; внезапно, безо всякой подготовки, он уже проник в ее мысли. Хорошо, что свет в прихожей был тускловат: он почувствовал, что краснеет.
   – Перси поднялся в кабинет. Вы пришли только по делам?
   – Почему, – дипломатично возразил Фаллада, – не только. На дело нам потребуется лишь несколько минут.
   – Я уж надеюсь. Кофе только что вскипел. Она провела их в гостиную – располагающую к отдыху уютную комнату со старомодной мебелью начала века.
   – Я звякну Перси и скажу, что вы здесь. Он не думал, что вы так быстро.
   – Может, я и сам поднимусь? – спросил Фаллада. – Олоф, вы с госпожой Хезлтайн побеседуйте, пока я схожу за Перси.
   – С молоком или черный? – спросила она, когда Фаллада вышел.
   – С молоком, пожалуйста.
   – Бренди?
   – Чуть-чуть.
   Глядя, как эта женщина стоит возле посудного шкафа, Карлсен ощутил странное смешение чувств. Проблеск озарения открыл ему больше, чем, может быть, месяцы совместной жизни. Эта способность проникать в наисокровеннейшие мысли привлекательных женщин приносила глубокое удовлетворение. Но и настораживала – как вероятное доказательство того, что он становится другим человеком.
   Кофе и бренди она поставила на стол.
   – Странно, но у меня чувство, будто я знаю вас довольно близко. Может, потому, что видела вас по телевизору.
   Когда Пегги передавала сахарницу, их руки снова соприкоснулись. Карлсен поставил сахарницу на стол и взял женщину за руку. Глядя ей прямо в лицо, он спросил:
   – Скажите мне вот что. Вы можете читать мои мысли?
   Она вскинула на него широко раскрывшиеся глаза, но не попыталась убрать руку. Заглянув ей в мысли, Карлсен понял, что она собирается сказать: «Нет, конечно». Но она сдержалась и настроилась на восприятие. До него дошел чутко дрогнувший импульс контакта.
   – Я… Похоже, да.
   Карлсен выпустил ее руку; мысли теперь пробивались отдаленно, как по плохому телефону.
   – Что это, ради Бога, значит? – выдохнула она.
   – Вам муж рассказывал о вампирах?
   Она кивнула.
   – Тогда и спрашивать ни к чему.
   Повинуясь неизреченному приказу, она опустилась возле него на диван. Он снова взял ее за руку, большой палец поместив на середину запястья, а остальными сжав ладонь; инстинктивно он знал, что это наилучший способ обеспечить контакт. Чтобы сосредоточиться, Пегги уставилась взором в пол. Это было странное ощущение: не зная женщину и пяти минут, уже установить с ней более сокровенную связь, чем у нее самой со своим мужем. Она все никак не могла приноровиться, чтобы вчитаться в мысли Карлсена, но контакт был, бесспорно, обоюдный. Она также отмечала его отклики на свои мысли. Кимоно распахнулось на шее, открыв кружевную бретельку бюстгальтера. Не замечая, что Карлсен смотрит, она потянулась и поправила ворот. Затем, увидев, что он улыбается, Пэгги зарделась, понимая, что стеснительность утратила смысл. Если уж на то пошло, теперь сиди, хоть голой – все равно.
   Следующие десять минут они сидели совершенно неподвижно, не столько контактируя, сколько вглядываясь. Карлсен находился внутри ее сознания, глядя на себя ее глазами, сознавая тепло ее тела. Час назад она приняла ванну и вымыла волосы; он понимал, какое удовольствие ей доставляет чувствовать расслабленность и прохладу, приправленную ненавязчивым приятным запахом шампуня. Он никогда не задумывался, насколько женское сознание в своей основе отличается от мужского. Когда ей на колени запрыгнул персидский кот и, глухо урча, потерся головой о кимоно, Карлсен мельком уловил и его сущность – и снова удивился, осознав такое небывалое различие. На миг его ошеломила мысль о миллионах обособленно живущих – каждый сам по себе микрокосм во плоти, отчужденный и уникальный, как неизведанная планета.
   Наверху зазвенела и оборвалась трель телемонитора. Женщина неохотно убрала руку.
   – Кофе, наверно, уже остыл, – сказала она срывающимся голосом.
   – Да неважно. – Олоф с удовольствием пригубил бренди.
   Между ними чувствовалась неловкость мужчины и женщины, только что впервые предавшихся любви и лишь после понявших, что совершили. Пегги налила себе кофе.
   – И вы считаете это основанием для развода?
   Шутливый тон звучал наигранно.
   – В каком-то отношении – да, – ответил он серьезно.
   Она подняла свою рюмку.
   – Вы уже когда-нибудь вызывали любовь так быстро?
   – Любовь?
   – Мне кажется, именно так это и можно назвать. А вы не согласны?
   Было странным облегчением просто говорить, не прибегая к какой-то иной связи. Она сидела в кресле напротив.
   – Я теперь не испытываю к вам любопытства, – призналась Пегги. – Я знаю вас так, словно мы с вами любовники уже долгие годы. Я чувствую, что отдалась вам и позволила заглянуть во все мои тайны. Разве это не значит быть любовниками?
   – Похоже, так, – Карлсен чувствовал себя очень усталым, но не без приятности.
   – Вы по-прежнему боитесь превратиться в вампира?
   И тут Карлсен впервые осознал, что не испытывает желания забирать из нее жизненную энергию.
   – Боже ты мой! – воскликнул он.
   – Что такое?
   – Теперь до меня начинает доходить. Ведь эти существа и вправду способны быть бестелесными! Они могут просто перекочевывать в новые тела…
   Карлсен расхохотался. Женщина ждала объяснений.
   – Абсурд какой-то. Нынче утром Гейерстам сказал, что я не превращаюсь в вампира, просто начинаю сознавать вампиризм, существующий во всех нас. Я не понял, о чем он – вернее, подумал, что он говорит чепуху. Теперь я вижу, что он был прав. И откуда он это знал?
   – Может, в нем просто больше женского, чем в вас.
   – То есть?
   – Я почему-то всегда это интуитивно знала. Хотя, правда, не так четко, как узнала за прошлые десять минут. Думаю, женщины в большинстве догадываются об этом. Они влюбляются потому, что хотят познать мужчину – проникнуть под его оболочку, сделаться частью его. Мне думается, мазохизм, хотя и в искаженной форме, чем-то сродни этому – желанию быть поглощенной, отдаться полностью, всем своим существом. С другой стороны, видимо, мужчины большей частью стремятся просто овладеть женщиной – почувствовать, что она покорена. Потому никогда и не догадываются, что на самом деле им хочется просто поглотить ее…
   – Об этом как раз рассуждает Фаллада в своей книге о каннибализме.
   – Ганс у нас умный парень, – рассмеялась леди Хезлтайн.
   Он прошел к окну и стал там, задумчиво созерцая залитые неоновым светом деревья Итон Сквер.
   Гейерстам сказал другое. По его мнению, люди находятся на поворотном пункте в своей эволюции. Я вот думаю…
   Женщина остановилась возле него, и он ощутил желание ее коснуться. Он резко отстранился.
   – В чем дело?
   – Я… Что-то во мне жаждет вашей энергии.
   Она, потянувшись, взяла его за руку.
   – Так возьмите, если нужно.
   Карлсен поколебался, но она сказала:
   – Я хочу ее вам дать.
   Подняв руку Карлсена, она поместила ее себе на голое тело, над самой грудью. Он изо всех сил сдерживал внезапно проснувшееся плотоядное желание, когда рука, скользнув под кимоно, нащупала тугую грудь. И тут – о, блаженство! – энергия потекла в него; он пил ее с рвением жаждущего. Внезапно Карлсен почувствовал, как леди Хезлтайн содрогнулась и припала к нему. Взглянув на Пегги, он увидел, что кровь отлила у нее от лица, хотя, в целом, женщина была абсолютно спокойна. Усталость у Олофа прошла; из ее тела приливала сила. Мелькнул соблазн нагнуться и сосать энергию у нее через губы, но какая-то странная условность сдержала его. Когда он убрал руку, леди Хезлтайн, словно лунатик, прошла через комнату и, опустившись на диван, закрыла глаза.
   – С вами все в порядке? – встревоженно спросил Карлсен.
   – Да, – громко прошептала она. – Устала, но… просто прекрасно. – Она подняла на Карлсена глаза; его поразило, что во взгляде у нее читалось то же, что и у Джелки, когда та лежала, обессилев после родов (у них тогда появилась Джанетта).
   – Ступайте наверх, займите Ганса и Перси, ладно? – она опасалась, что те спустятся и застанут ее в таком состоянии.
   – Безусловно.
   – Наверх и сразу направо.
   Он медленно поднялся по лестнице. Из-за двери слышен был голос Фаллады. Карлсен, постучав, вошел.
   – Ваша жена послала меня посмотреть, где вы там.
   – О, Господи, – спохватился Фаллада, – нам, наверное, пора вниз.
   – Ничего, ничего, – поспешно упредил Карлсен, – я думаю, она понимает.
   Хезлтайн поднялся из-за стола обменяться рукопожатием.
   – Хорошо выглядите, Карлсен. Наслышан о ваших невероятных похождениях в Швеции. Прошу, присаживайтесь. Виски?
   – Спасибо, не надо. Я уже выпил рюмку бренди.
   – Тогда еще одну.
   Наливая, Хезлтайн спросил:
   – Насколько серьезно вы воспринимаете все это, насчет премьер-министра?
   – Не знаю, что и ответить, – признался Карлсен. – По сути, мне известно об этом не больше, чем вам. Я просто услышал в записи свой голос.
   – Вы не помните, что наговорили?
   – Я вообще ничего не помнил, пока был под гипнозом.
   – Откровенно говоря… – Хезлтайн некоторое время подыскивал слова. – Понимаете, я пробыл на Даунинг-стрит всю вторую половину дня. Мне просто бы в голову не пришло, что…
   Его прервал телемонитор. Он нажал кнопку приема.
   – Алло?
   – Сэр Перси? На связи главный констебль Дакетт. Через пару секунд послышался другой голос:
   – Алло, Перси, опять я, – произнес собеседник с протяжным йоркширским акцентом.
   – Есть новости?
   – Э-э… да, да. Я навел справки по Артуру Прайсу. У него в Пенистоне завод электронных устройств, буквально через пустырь от Холмфирта.
   – А больница?
   – Вот здесь сложнее. В районе Хаддерсфилда их всего пять, одна из них психиатрическая. Единственная, что возле Холмфирта – это «Терлстон».
   – «Терлстон»? Это который дурдом?
   – Ага, для маньяков. Прямо на пустыре, миля от города. Хезлтайн секунду помолчал, затем сказал:
   – О'кей, Тед, отлично. Здорово помог. Завтра, может, увидимся.
   – Сам, что ли, нагрянешь? – констебль, очевидно, был удивлен.
   – Можешь потребоваться. Тогда и увидимся.
   – Вот это оно и есть, – коротко заключил Карлсен, когда освободилась линия.
   Хезлтайн посмотрел на него с удивлением.
   – «Терлстон»? Откуда вы знаете?
   – Пока не знаю. Но если это лечебница для маньяков, то там они скорее всего…
   – Он прав, – взволнованно подтвердил Фаллада. – До знакомства с Гейерстамом я над этим не задумывался, но эти нелюди, вероятно, могут овладевать людьми, не убивая их физически. Когда я увидел, как изменился почерк у Магнуса после его Черного Паломничества, я вдруг понял, что в нем было двое людей, в одном и том же теле.
   – Какой еще, к черту, Магнус? – не вытерпел Хезлтайн.
   – Потом объясню. Пока я просто хочу сказать, что лечебница для маньяков – просто идеальное прибежище для вампира.
   – Коли так… – Хезлтайн поглядел на часы. – Боюсь, мы не можем откладывать на завтра. – Он взглянул на Карлсена, затем на Фалладу. – Как вы насчет этого?
   Фаллада пожал плечами.
   – Я готов куда угодно, в любое время. За Олофа сказать не могу. Его дома ждут жена с детьми.
   – Ничего, – сказал Карлсен. – Они знают, что буду как только, так сразу.
   – Хорошо. В таком случае… – он набрал номер. – Алло… Сержанта Паркера, пожалуйста… Ага, Паркер! Мне на ночь нужен будет «шершень». Надо выехать в Йоркшир. Вы свободны, чтоб нас забрать?
   – Буду через десять минут, когда вернется Калвершоу.
   – Добро. Превосходно! Сядьте на Бергрэйв Сквер и позвоните, когда прибудете. – Он положил трубку и повернулся к Карлсену. – Набирайте, капитан, если надо позвонить жене. А там посмотрим – может, дозвонюсь до главного надзирателя «Терлстона», предупрежу, чтобы нас ждал.
   Через двадцать минут они уже смотрели, как тает внизу неоновое сияние города. Впереди, насколько охватывал глаз, нескончаемой полосой тянулись огни Большого Северного шоссе. «Шершень» мчался гораздо ниже обычных воздушных маршрутов со скоростью пятьсот километров в час. По шоссе нескончаемым потоком двигались машины.
   – Официально, – проронил Хезлтайн, – уезжая из Лондона, я нарушаю указания.
   – Почему?
   – Я должен быть строго подчинен министру внутренних дел и о каждом происшествии докладывать прямо ему. Премьер меня за этим и вызывал – координировать розыск пришельцев.
   – Каким образом, не объяснил? – поинтересовался Карлсен.
   – Нет. Но и, в общем-то, обмолвился – намеком, не напрямик – что вы с Фалладой, по его мнению, немного «того». И все равно: сидели с ним до упора, размышляли, как будем систематизировать сообщения.
   – А если сообщений не поступит, – с едким сарказмом сказал Фаллада, – он это использует как доказательство, что никакой опасности нет.
   Несколько минут все молчали, погруженные в собственные мысли.
   – Как вы думаете, есть какой-то способ проверить, вампир человек или нет? – спросил наконец Хезлтайн.
   Карлсен покачал головой. Фаллада посмотрел на него с удивлением.
   – Почему же? Конечно, есть. Мы же пробовали его на тебе нынче утром.
   – Что за средство? – полюбопытствовал Хезлтайн.
   – Радистезия, маятник.
   Карлсен хмыкнул.
   – Что-то я не заметил никаких показаний, разве единственно, что я мужчина.
   – Да, но ты же пропустил самое интересное. Ты тогда спал.
   – Может, поясните? – попросил Хезлтайн.
   – При разной длине он реагирует на разные сущности: шестьдесят сантиметров на мужчину, семьдесят четыре – на женщину. Граф говорил, что использовал его в свое время – проверить, не одержим ли один из его пациентов вампиром – так вот: когда над тем человеком завели маятник, тот реагировал и на мужской, и на женской длине. Потому он и решил попробовать маятник на Олофе.
   – И что вышло?
   – Маятник отреагировал и как на мужчину, и как на женщину. Но это не все. Гейерстам согласился, что это может оказаться и совпадением, поскольку женская длина означает также опасность. И он решил испытать Олофа на длине свыше ста сантиметров – длине смерти и сна. За этой длиной, понятно, никакой реакции быть не должно, смерть – предел всему. Пока Олоф спал, старуха проверила его на сотне сантиметров, и реакция была достаточно сильной. Тогда она удлинила отрезок до ста шестидесяти – сто сантиметров плюс обычная мужская длина. Вообще никакой реакции. Прибавила до ста семидесяти четырех – сотня плюс женская длина. И эта сволочь как начала крутиться – жуткими кругами!
   – И что из того? – невозмутимо спросил Хезлтайн.
   – Он толком не мог сказать. Но заметил: возможно, то, что вызывает реакцию, уже мертво.
   Карлсен почувствовал, как шевелятся волосы на затылке.
   – Я этому не верю, – проговорил он до странности сдавленным голосом. – Эти существа вполне живы.
   – Я просто пересказываю слова Гейерстама, – пожал плечами Фаллада. – Я тоже согласен, в этих существах не может быть ничего особо сверхъестественного.
   – Смотря что считать сверхъестественным, – заметил Хезлтайн.
   – Ну, мертвецов там… привидений. Что там еще может быть?
   Карлсен теперь ощущал уже знакомое отчаяние и безнадежность, чувство, что мир вдруг сделался невероятное отчужденным. Он привык к пустоте космоса, но дажей за пределами Солнечной системы никогда не терял чувства принадлежности к Земле, человечеству. Теперь же душу полонил пугающий, леденящий холод – словно катишься в стылую бездну, отлученный от всех и вся. Глядя расширенными глазами на нескончаемую череду огней Большого Северного шоссе, на отдаленное неоновое зарево какого-то города – должно быть, Ноттингема – Карлсен оторопело сознавал зыбкость и ненадежность окружающего. В душе поднимался страх. И вдруг, столь же внезапно, исчез – да так быстро, что и не сообразишь, отчего. В неожиданном проблеске озарения страх представился абсурдным. Тут огни внизу стали ярче; Карлсена охватил восторг, светлое облегчение. Все это накатило и пронеслось, оставив смятение и растерянность. Он закрыл уставшие глаза.