— Ну что, позагораем, Мэнди?
   Она сбросила туфли и легла в траву, задрав топик и подставив солнцу живот.
   — Хочу, чтобы живот загорел, — пояснила она.
   — А я тут же обгораю, — пожаловалась я, устраиваясь рядышком. — И становлюсь розовой. Терпеть не могу розовый. Это самый противный цвет в мире.
   — Полежим две минутки — и встанем. Ты не успеешь сгореть, — сказала Таня.
   Я решила, пускай с меня вся кожа слезет, лишь бы лежать и лежать рядом с Таней под лучами солнца. Я смотрела в зеленые кроны деревьев. Листья шелестели и шептались, будто делились неведомыми секретами.
   — Ах, Таня, как я рада, что у меня есть такая подруга, — призналась я.
   — А я рада это слышать, — сказала Таня. Она приподнялась на локтях. — Смотри, ты уже вся порозовела. Надо остудиться. Идем за мороженым.
   Мы пошли к лотку у ворот парка. Таня купила два рожка по 99 пенсов. Рикки жалобно захныкал, Таня посадила на палец капельку мороженого и дала ему слизнуть. Рикки понравилась игра, и он потребовал еще.
   — Нет, маленькая жадина. Тебя снова укачает, — сказала Таня. — Пошли, Мэнди. Пора доставить тебя домой, чтобы твоя мама не переживала.
   Мы шли бок о бок, как настоящие подруги, толкая перед собой коляску. Цокали Танины каблуки. Поскрипывали мои школьные сандалии. Ее тень весело приплясывала, задорно мотались стриженые волосы. Моя коротенькая тень с косичками неуклюже переваливалась рядом.
   — Последи за Рикки, пока я куплю газету для Пэт, — попросила Таня, останавливаясь у магазинчика на углу.
   Я стояла снаружи, слегка покачивая коляску. Мне было очень лестно, что Таня доверила мне ребенка. Я следила сквозь окно за тем, как Таня ходит внутри магазина. Глаза, привыкшие к солнцу, едва различали ее силуэт в полумраке. Вот она роется в кармане, отсчитывая плату без сдачи. Вот сует ее кассиру, берет газету и идет к двери.
   Вдруг ее рука сделала неуловимое движение. Пальцы схватили что-то с полки, и Таня, не задерживаясь ни секунды, вышла из магазина.
   — Это тебе, Мэнди. Подарок, — сказала Таня, разжимая ладонь.
   В ней была зеленая бархатная резинка для волос.

ГОЛУБОЙ

   Когда мы вернулись домой, Таня собрала мои волосы в хвост и скрепила их зеленой бархатной резинкой.
   — Я же говорила, тебе пойдут резинки для волос, — сказала она. — Вот так. Красиво, правда?
   — Да. Очень. Огромное спасибо, Таня. Чудесная резинка, — ответила я.
   Мой живот сжался, будто его тоже обвязали резинкой. Мне было приятно, что Таня сделала мне подарок. Я считала ее лучшей подругой в мире. Но она украла эту вещь.
   Конечно, я не могла знать наверняка. Мне показалось, что Таня стянула ее с полки. Но в полумраке магазина я могла не разглядеть, как Таня за нее платит.
   Я могла бы спросить у нее напрямую. Но не осмелилась. Представьте только, как бы это прозвучало:
   «Спасибо за подарок, Таня. Кстати, ты его купила или украла?»
   А если она ответит: «Украла», тогда что?
   Я знала, что воровать нехорошо. Особенно у мистера и миссис Пэтел. Они едва сводили концы с концами в своем магазинчике. И все же это только резинка. Сколько она может стоить — фунт, два? Не такая уж ценная вещь.
   Таня украла ее не для себя. Она заботилась обо мне как о подруге. У нее не было денег. Ей не выдают на карманные расходы по субботам, как мне. У нее нет почти ничего своего. Неужели так плохо, что она взяла для меня подарок, не заплатив?
   От противоречивых мыслей у меня закружилась голова. Резинка туго сжимала волосы, тянула у корней. Каждый раз, поворачивая голову, я чувствовала ощутимый укол, не дававший мне забыть о том, что произошло.
   Когда спустя полчаса Таня ушла и мама велела мне вновь заплести косички, я вздохнула чуть ли не с облегчением.
   — Тебе, наверное, кажется, что так красивее, — сказала мама, хмыкнув. — Но, по-моему, тебе совсем не идет.
   — А по-моему, ее это взрослит, — сказал папа, увидев мое огорчение.
   Мама нахмурилась.
   — В этом все и дело. Мэнди еще совсем ребенок. Ни к чему ей носить взрослую прическу. Если хочешь знать, ее это простит.
   — И все же очень мило с Таниной стороны сделать Мэнди подарок, — сказал папа.
   — М-м… — неопределенно протянула мама. — Мэнди, она купила ее специально для тебя?
   — Ага, — пробормотала я, притворяясь, что позевываю. — Что-то мне спать захотелось. Спокойной ночи.
   На самом деле мне просто хотелось избежать расспросов. Сон не шел. Я лежала в кровати, перебирая пальцами резинку. Интересно, где еще такие продаются? Вдруг только в магазинчике на углу? Вдруг она была единственная в своем роде? Тогда миссис Пэтел быстро обнаружит пропажу. А вдруг она заметила, как Таня ее брала? Вдруг она увидит ее на мне? Неужели я стану соучастницей, потому что ношу краденую вещь?
   Когда я наконец смогла заснуть, мне приснилось, что миссис Пэтел подошла ко мне на улице и назвала воровкой. Все на нас оборачивались. Мимо шли миссис Стэнли и миссис Эдвардс. Они качали головами и хмурились. Ким, Мелани и Сара смеялись, сверкая зубами, и кричали: «Воровка, воровка, воровка!» Подошли мама и папа, они тоже произносили: «Воровка» — и плакали. Я сама заплакала…
   Я проснулась в холодном поту. В ушах звенел крик: «Воровка!» Была поздняя ночь, в темноте мне стало еще страшнее. Я вылезла из постели и спрятала резинку на самое дно ящика с бельем. Затем легла и попыталась представить себя Мирандой Радугой. Она никогда не просыпалась по ночам от гулкого биения сердца, она крепко спала на простынях всех цветов радуги, по одной на каждый день недели. Она вставала и принимала ванну в джакузи, а затем надевала… Я примеряла на нее — на себя — различные платья, как на куклу, и с этими мыслями заснула.
   Во сне я была Мирандой Радугой. Я меняла наряд за нарядом, потому что Миранда стала знаменитой моделью. Я шла по подиуму, мелькали вспышки фотоаппаратов, и все было чудесно, пока не пришла пора примерить зеленое бархатное обтягивающее платье, к которому полагался головной убор из того же самого материала, похожий на гигантскую резинку для волос. Внезапно все вскочили и закричали: «Воровка!», я попыталась стащить с себя головной убор, но он вцепился мне в голову, сжимая так, что я уже не могла дышать, он сбился мне на глаза, закупорил нос и рот, так что я не могла даже закричать…
   Я проснулась, задыхаясь и всхлипывая. Во сне я забилась глубоко под одеяло.
   Должно быть, я слишком шумно вертелась, потому что в спальню вбежала мама.
   — Что случилось, милая?
   — Мне… мне приснился кошмар, — пролепетала я, вытирая лицо простыней.
   — Только не простыней! Держи платок, ива ты моя плакучая, — сказала мама, прижимая меня к себе. — Расскажи, что тебе приснилось?
   — Не помню, — солгала я, обнимая маму. — Но мне было очень страшно.
   — Не бойся, мамочка с тобой, — сказала она, убаюкивая меня, как дитя.
   Она вложила в мою ладонь Оливию и сказала, что прогнала все кошмары прочь и теперь я могу спать спокойно.
   Я очень хотела ей поверить. Но не могла. И когда поутру прозвонил папин будильник, я все еще лежала с открытыми глазами.
   Я спустилась к завтраку с больной головой.
   — Не выспалась из-за дурного сна, — поняла мама. — Бедняжка Мэнди. — Она ласково потрепала меня за косичку.
   — А где же модная прическа? — поинтересовался папа.
   Мама нахмурилась.
   — Думаю, Мэнди сама все поняла. Рано ей еще носить такие прически. — Мама скрестила руки на груди. — Не одобряю я ее дружбу с Таней. Они проводят вместе слишком много времени. Она чересчур взрослая для нашей дочери. И плохо на нее влияет.
    Что значит — плохо влияет? — мой голос дрогнул.
   — Мэнди, во-первых, ты научилась грубить. А вчерашняя сцена у школы… Я не хочу, чтобы ты ходила с Таней в парк. В наши дни на улицах небезопасно.
   — Думаю, Таня вполне способна позаботиться о себе и о нашей Мэнди, — сказал папа.
   — И все же мне не нравится их дружба. Пускай играют здесь, где я могу за ними присмотреть, но я против того, чтобы они гуляли где попало. Недалеко и до беды, — сказала мама. — Подумай о том, кто эта девочка. Скажи спасибо, что я вообще не запретила Мэнди общаться с ней.
   Я застыла на месте.
   — Ты что!
   — Ну, не преувеличивай, — сказал папа. — Девочки стали хорошими подругами. Наконец-то Мэнди есть с кем играть. Ей очень нужны друзья, особенно после того, что случилось в школе.
   Мама даже забыла на миг о Тане.
   — Мэнди, тебя перестали дразнить? — спросила она. — Ким больше не говорит тебе обидных слов?
   — Нет, она мне вообще ничего не говорит, — ответила я.
   — И все же держись от нее подальше, — велела мама.
   Я так и делала. В то утро они не ходили за мной по пятам и не шептались за спиной. Похоже, Таня их отпугнула.
   Я была ей так благодарна за то, что она встала на мою защиту. Самая лучшая в мире подруга! Если она и украла зеленую резинку, то лишь для того, чтобы сделать мне подарок. Зря я так распереживалась. Я вела себя просто по-детски.
   За завтраком я села рядом с Артуром Кингом. Он предложил обучить меня шахматам. Скукотища, как оказалось, страшная. Я думала не об игре, а о том, как Таня зайдет за мной после школы, как мы будем дружить всю жизнь и никто нас не разлучит.
   — Мэнди, ты совсем не думаешь. Если ты пойдешь королевой на эту клетку, я смогу взять ее своим конем, — вернул меня к реальности голос Артура.
   Но я не могла воспринимать шахматные правила всерьез. Что за королева без пышного платья и длинных волос? Что за конь без копыт и хвоста? Грубые пластмассовые фигурки, не вызывающие желания бороться за их воображаемую судьбу.
   Артур обыграл меня так легко, что даже расстроился.
   — Мэнди, неужели тебе не понравились шахматы? — спросил он, расставляя фигурки для новой битвы.
   — Что-то не очень, — ответила я.
   — Тебе просто надо немного подучиться, и тогда ты увидишь, как это весело, — решил Артур. — Я думаю, мы могли бы играть каждый день на большой перемене.
   — Посмотрим, — ответила я.
   — Если мы будем держаться вместе, Ким, Мелани и Сара не будут к тебе лезть, — добавил Артур.
   — Почему это? — не поняла я.
   — Думаю, они меня боятся, — сказал Артур. — Они видят, что тебя есть кому защитить.
   — Ну, Артур! — Я была так поражена, что не подумала смягчить удар. Артур был самым умным мальчиком в классе во всем, что касалось уроков, — и самым непонятливым во всем, что касалось жизни. — Ты тут вовсе ни при чем. Меня защищает Таня.
   Артур обиделся до глубины души.
   — Как твоя Таня может тебя защищать? Ее нет поблизости. Хотя иногда мне кажется, что она незримо присутствует рядом с нами.
   — Как это?
   — Ты все время про нее говоришь. «Моя подруга Таня то, моя подруга Таня се». Таня, Таня, Таня, Таня. Если бы твоя Таня знала хоть что-нибудь интересное! Судя по твоим рассказам, она может говорить только о платьях, помадах и кинозвездах. Ерунда какая-то.
   — Ты смеешь называть все, о чем говорит моя подруга, ерундой?! — вскипела я.
   — Не знаю. Я ни разу с ней не разговаривал. Но как только ты вспоминаешь о ней, начинаешь нести никому не интересную ерунду.
   — Ну и играй сам в свои дурацкие шахматы! — сказала я и отшвырнула шахматную доску с такой силой, что фигурки выскочили из гнезд и запрыгали по черно-белым квадратам поля.
   Я послонялась в одиночестве, понимая, что сделала большую ошибку. Зашла в туалет, и очень, очень зря. Ким, Сара и Мелани стояли перед зеркалом, зачесывая волосы то так, то эдак. Ким уложила челку назад, так, что открылась белая полоска лба. Она поймала мой взгляд в зеркале. Рука с щеткой застыла на полпути. Челка волосок за волоском падала на место, пока вновь не закрыла лоб.
   Мне надо было бежать. Вместо этого я притворилась, что не испытываю страха. Прошла мимо них и хлопнула дверью кабинки. Села на унитаз, пытаясь унять частое биение сердца.
   — Вот прошла девчонка, с которой мы не разговариваем, — сказала Ким. — Даже имя ее не будем произносить вслух, верно?
   — Конечно. Зачем произносить такое дурацкое имя, — сказала Сара.
   — Подходящее имя для такой дурочки, — сказала Мелани, хихикнув. — Для ябеды-корябеды. Она нажаловалась своей мамаше, а ее мамаша нажаловалась моей маме, и теперь мама хочет, чтобы я с ней помирилась.
   — Ни за что бы не хотела дружить с ней, — сказала Сара.
   — А теперь у этой дурочки новая подруга, — медовым голосом произнесла Ким. — Подруга, которая воображает, будто она пуп земли. Конечно же, она пуп земли. Если только пуп земли — это маленькая грязная дрянь.
   Я не выдержала.
   — Не смей называть мою подругу Таню дрянью! — завопила я из кабинки.
   Они расхохотались.
   — Видели, какие волосы у грязной дряни? Ярко-оранжевые. Будто у нее на голове сдохла сотня золотых рыбок, — сказала Ким.
   Они захохотали громче.
   — А каблуки! Просто клоун на ходулях!
   И все три громко затопали, изображая Танину походку.
   — И как только мамаша этой девчонки отпускает ее гулять с грязной дрянью? — сказала Мелани.
   — Сдружились две мамаши. Видели, грязная дрянь катила коляску со своим сопливым малышом, — сказала Ким.
   — Ерунда! — закричала я, распахивая дверь кабинки и появляясь перед ними. — Это не Танин ребенок! Она помогает за ним присматривать! Она не дрянь, она вообще не встречается с парнями, потому что терпеть их не может. Заткнитесь, вы! — Мне казалось, мой голос звучит угрожающе, но в глазах стояли слезы. Слезинка выкатилась из уголка и заскользила по щеке. Они это заметили.
   — Кто это жужжит? — притворно удивилась Ким.
   — Говорящая муха, — сказала Сара.
   — Навозная говорящая муха, она даже не спустила за собой воду, — сказала Мелани.
   Я не ходила в туалет, но они сделали вид, будто принюхиваются, а Ким зажала нос.
   Тогда я побежала. Плача взахлеб. А они засмеялись еще пуще.
   Весь остаток дня мне хотелось плакать. Я отчаянно искала взгляд Артура, но он не смотрел на меня. Я нацарапала короткую записку:
 
   Артур!
   Прости меня. Я вела себя как свинтус.
   Мэнди
 
   P.S. Надеюсь, фигурки не растерялись?
   Я сложила листок и подписала: «Артуру Кингу». Затем перегнулась через Мелани, чтобы отдать записку девочке, сидевшей за ней. Но Мелани мигом среагировала. Она цапнула листок, развернула и прочитала. Затем передала его Ким и Саре. Они принялись противно ухмыляться. Ким сморщила нос и едва слышно захрюкала, показывая на меня пальцем. Мелани и Сара стали ей подражать.
   Я нагнулась над тетрадкой по английскому. Я с такой силой давила на ручку, что кончик сломался, и из-под пера стали выходить не буквы, а кляксы. Слеза капнула на страницу, размывая написанное. Вторая слеза, третья… Страница превратилась в синее болото, где я тонула и барахталась. Ким, Мелани и Сара фыркали и прыскали на далеком берегу.
   — Кто это фыркает? — не выдержала миссис Стэнли.
   Она оглядела класс. Я сгорбилась, боясь, что она заметит мои слезы. В носу защипало, мне пришлось высморкаться.
   — Это Мэнди, миссис Стэнли. Она так сморкается, — сказала Ким.
   Мелани и Сара рассмеялись. К ним присоединились еще несколько учеников.
   — Что-то вы чересчур развеселились, — вздохнула миссис Стэнли. — Пора привести вас в чувство. Доставайте тетради для контрольных работ, проведем словарный диктант.
   Класс застонал. Почти все смотрели на меня, будто я была виновата.
   Миссис Стэнли начала диктовать слова. Мне казалось, я в каждом делаю по ошибке. Затем мы обменялись тетрадями и начали проверку. Я отдала свою Мелани. Нам пришлось продолжать работать в паре, хоть мы и стали из подруг злейшими врагами. Миссис Стэнли не разрешала пересаживаться в середине учебного года.
   Мелани взяла тетрадку за самый кончик, точно боялась испачкаться, и швырнула перед собой на парту. Ким и Сара удовлетворенно хихикнули.
   Я набрала всего-навсего двенадцать баллов из двадцати. Мелани обвела все ошибки красной ручкой и наставила жирные кресты. Хуже работы у меня еще не было. Мелани набрала четырнадцать баллов. Ким — целых восемнадцать. Она справилась лучше всех, обойдя даже Артура.
   Затем мы называли свои баллы вслух для миссис Стэнли. Она очень удивилась, услышав мою оценку. Я думала, она рассердится, но она ничего не сказала. Только подозвала меня к себе после звонка.
   — Что случилось, Мэнди? — спросила она.
   Я покачала головой, глядя в пол.
   — Как вышло, что ты так плохо справилась? Может быть, Мелани неверно отметила ошибки?
   Я вновь покачала головой.
   — Мелани, Ким и Сара по-прежнему дразнят тебя, Мэнди?
   — Нет, миссис Стэнли, — ответила я.
   Ведь они дразнили не Мэнди. Они дразнили гадкую девчонку, чьего имени не называли, и я при всем желании не смогла бы доказать, что они говорили про меня. Ким очень хитрая.
   Казалось, миссис Стэнли не до конца мне поверила. Но она вздохнула и позволила мне идти.
   Мама ждала меня у школы. Она уже начала волноваться. Но Тани нигде не было видно.
   — Наконец-то, Мэнди! Что так долго, милая? Все ушли домой добрых пять минут назад. Тебя не оставили после уроков, нет?
   — Нет, просто… миссис Стэнли хотела… так, ерунда. Мам, а где Таня?
   — Подожди со своей Таней. Что хотела миссис Стэнли?
   — Да ничего. Поговорить о словарном диктанте. Скукота, скукотища, скука смертная. Я думала, Таня встретит меня у школы. Мы с ней вчера условились.
   — Но у тебя всегда были пятерки по словарным диктантам! Ты знаешь все сложные слова назубок. Ну да ладно, я подумала — давно мы с тобой не ходили по магазинам. Я проходила мимо витрины и увидела очаровательное льняное розовое платьице с оборкой…
   — Фу, какая гадость!
   — Что за выражение, Мэнди? Последи за собой!
   — Но, мам, я не могу пойти с тобой, я пообещала, что дождусь Таню.
   — Я знаю. Я предупредила ее, что мы с тобой идем за покупками.
   — Ох! Но мне гораздо больше хотелось бы пойти с Таней в парк, — сказала я.
   Мамина голова дернулась, будто я ударила ее по лицу. Мой желудок сжался. Какая несправедливость! Кто угодно на моем месте предпочел бы веселиться с подругой, чем ходить с мамой по магазинам.
   — Хорошо, не хочешь — как хочешь, не могу же я тебя силой тащить, — нетвердым голосом произнесла мама. — Но тебе надо купить летней одежды, а мы с тобой давным-давно никуда не выбирались вместе. Я думала, мы поедим мороженого в «Лимонадной реке»…
   — Что же ты не предложила Тане пойти с нами? — спросила я.
   Мама глубоко вздохнула. Ее ноздри затрепетали.
   — Не думаю, что это была бы удачная мысль, Мэнди, — сказала она. — Ты и так видишься с Таней больше, чем нужно. Боже правый, вы все вечера проводите, безвылазно запершись в твоей комнате. Мы с папой тебя почти видим.
   — Это не так! И вообще…
   — Мэнди, я не хочу спорить попусту. Мы пойдем по магазинам, как любящие мама и дочка, или нет?
   Мы пошли по магазинам. Но радости мне это не доставило. Розовые платьица были кошмарны. Они выглядели так по-детски, что я никогда не решилась бы их носить. Подходящий мне размер был сшит на восьмилетку. Я и выглядела в нем на восемь. Нет, даже младше.
   — Но тебе так идет, милая, — сказала мама. Она опустилась на колени, расправила мне подол и завязала сзади премерзкий бант. — Можно подобрать к нему в тон розовые и белые ленты для косичек.
   — Фу, какая гадость!
   — Мэнди! Сколько раз повторять?
   — Мам, но это и правда гадость. Не хочу я носить косички, это уже, в конце концов, глупо. Даже папа согласен. А в этом детском наряде у меня совсем дурацкий вид.
   — Нет, это поведение у тебя как у неразумного дитя, — вздохнула мама. — Ну хорошо. Не хочешь розовое — не надо. Какое тогда? Может, белое с вишенками и вышитым воротником? Примеришь?
   — Не хочу я вовсе никакого платья. Никто их давным-давно не носит.
   — Понятно, — сказала мама, подразумевая, что ей ничего не понятно. — Значит, теперешняя молодежь ходит в туфлях и куртках на голое тело?
   — Нет. Девочки носят… шорты.
   Мама недовольно фыркнула.
   — Если ты думаешь, что я позволю тебе бегать в трусах, как у Тани, ты ошибаешься.
   — При чем тут Таня? — сказала я, хотя думала, конечно, именно о ней. — Все девочки в нашем классе носят шорты, джинсы и леггинсы.
   — Допустим. Но тебе это не пойдет, ты другая, — сказала мама.
   — А я хочу быть такой, как все. Почему, как ты думаешь, меня дразнят? Да потому, что я белая ворона, — жалобно сказала я.
   Мама слегка заколебалась. Я поднажала. И в конце концов мы купили мне шорты и футболку. Длинные шорты. Розовые. И все-таки шорты. А еще новый купальник. Мы с папой каждое воскресенье ходим в бассейн. Я просила бикини. Я думала носить верх с шортами. Мне бы очень пошло.
   Но мама лишь рассмеялась:
    Бикини! Мэнди, да ты у меня плоская, как гладильная доска!
   Она выбрала мне дурацкий детский купальник. Хорошо, не розовый — розовых не было. Я хотела ярко-оранжевый, но мама сказала, что мне не идут кричащие цвета. И купила голубой с белым бантиком и двумя декоративными пуговицами в виде кроличьих мордочек.
   — Как тебе идет! — сказала мама, делая вид, что нам весело вместе.
   Она даже не рассердилась, когда я показала ей сломанную ручку. Мы пошли в магазин школьных принадлежностей и купили новую ручку, а к ней механический карандаш.
   Мне не терпелось сразу же отправиться домой, но мама настояла на том, чтобы купить мне мороженое в «Лимонадной реке». Я выбрала вишневое и долго возила ложкой по серебристой вазочке, то лизну сливки, то откушу вишенку. Даже мороженое казалось мне сегодня безвкусным.
   Когда мы наконец вернулись домой, я увидела Таню. Она сидела на верхушке невысокого штакетника, которым обнесен наш сад.
   Я рванулась ей навстречу. Мама только вздохнула.
   — Таня, забор не предназначен для того, чтобы на нем сидели, — заметила она.
   — Это точно, он жесткий и неудобный, — сказала Таня, соскакивая вниз и потирая красные отметины на бедрах. — А что это у вас за пакеты? Мэнди, тебе надарили подарков? Ох и везучая ты!
   Я мигом пожалела о том, что ничего не купила Тане. Она-то подумала обо мне и подарила мне резинку.
   — У меня есть кое-что для тебя, — нашлась я, вручая ей механический карандаш.
   Мама приподняла брови, но промолчала.
   — Ух ты, клево! Подарок! У меня никогда не было механического карандаша. Вот спасибо! — искренне обрадовалась Таня и чмокнула меня в щеку. А потом встала на цыпочки — и чмокнула маму.
   — Показывай, чем прибарахлилась, — велела Таня, ныряя в пакет.
   — Прелесть какая! — воскликнула она, вытаскивая мои обновки, шорты и футболку.
   Мама удивилась и обрадовалась одновременно.
   — Что ты прикидываешься? — шепнула я Тане. — Ты бы в жизни такие не надела.
   — Согласна, — ответила Таня. — Но тебе они здорово пойдут.
   — Ну, спасибо! — сказала я, толкая ее в бок.
   — Это все? — спросила Таня, роясь в другом пакете. — Смотри-ка, ручка, прямо как мой новый карандаш! А это что такое?
   — Купальник.
   — Ну-ка, посмотрим. Прелесть что за кролики, мне нравится.
   Я недоверчиво разглядывала ее сквозь очки, не понимая, шутит она или говорит серьезно.
    Мэнди, так ты умеешь плавать?
   — Разумеется. Мэнди ходит с папой в бассейн каждое воскресенье, — сказала мама, бережно складывая вещи и убирая их в пакеты. — Ну все, Мэнди, поговорили — и домой. Нас ждет чай.
   — Мэнди, тебя папа научил плавать? А меня он научит? Можно, я пойду с вами?
   — Конечно! — обрадованно откликнулась я.
   — Посмотрим, — сказала мама.
   Я знала, что значит ее «посмотрим». Вежливое «нет».
   Но папа меня поддержал.
   — Конечно, давай возьмем с собой Таню, — сказал он.
   Я победоносно взвизгнула.
   — Ничего хорошего из этого не выйдет, — подала голос мама из кухни. — Таня уже ходит за нашей Мэнди хвостом.
   — Ничего подобного, это я хожу за ней хвостом! — возразила я.
   — Умерь пыл, Мэнди, — сказала мама, выходя в прихожую прямо в переднике. — Дай папочке спокойно переодеться и отдохнуть. Обсудим поход в бассейн позже.
   — Мы уже обсудили, мам. Папа сказал: «Конечно», — ответила я.
   Папа продолжал настаивать на своем, сколько мама ни пыталась его переубедить.
   — Я знаю, что ты считаешь Таню хорошей девочкой, но мне не по душе эта дружба. Я говорила с миссис Уильямс, и она сказала мне, что Таня из кошмарной семьи.
   Мама перешла на шепот. Я напрягла слух. Мне мерещилось, что она вот-вот произнесет слово «воровка».
   Папа увидел, что я закусила губу.
   — Бедная, бедная Таня. Тяжело же ей пришлось в жизни, — сказал он. — Значит, нам остается только окружить ее двойной лаской. Показать, как живут счастливые семьи. Она очень милая девочка, что тем более удивительно после всего, что ты мне рассказала, и заботится о нашей Мэнди со всей душой. Что плохого в их дружбе? Ты боишься, что Таня дурно повлияет на Мэнди. А ты не думаешь, что Мэнди может хорошо повлиять на Таню?
   Я взмахнула рукой от восторга. Папа наголову разгромил все мамины возражения.
   В воскресенье мы втроем отправились в бассейн — Таня, папа, я. Сперва Таня не хотела идти. Мы зашли за ней в половине седьмого, но миссис Уильямс сказала, что Таня все еще в постели, хотя она уже дважды ее будила.
   Таня вышла к нам десять минут спустя, бледная, заспанная, всклокоченная. Я первый раз увидела ее лицо без макияжа. Она казалась совершенно другой. Совсем девчонкой. Слабой. Ранимой.