Уилсон Жаклин. Плохие девчонки

   — Скорее, спрячемся в магазине! — выпалила Таня, срываясь с места.
   Но мы опоздали.
   Один из охранников заметил нас и бросился вперед. Мы развернулись и побежали, но было уже поздно. На плечо мне легла рука. Еще две руки схватили за локти.
   — Не спешите, юная леди, — сказал голос за спиной.
   — Таня, беги! — завопила я.
   Но они уже схватили и ее, за обе руки, как меня, они держали нас обеих, а все вокруг оборачивались и показывали на нас пальцами. Я услышала, как кто-то произнес: «Воровка». Я потрясла головой, дернулась, раскрыла глаза так широко, как только могла. Это сон, всего лишь дурной сон.
   Это не могло происходить взаправду.
   — Не пытайся вырваться. Мы тебя не отпустим. Не усложняй себе жизнь. Сейчас мы отведем тебя на верхний этаж, в магазин, откуда ты украла вещь.
   — Не трогайте ее! — сказала Таня. — Девочка ни в чем не виновата. Ей только десять лет. Отпустите ее. Отпустите, слышите? Неужели вам мало одной меня?
   Но они не послушали и ввели нас в стеклянный лифт. Я не могла поверить, что всего четверть часа назад мы были так счастливы, что будто летели по воздуху. Теперь охранники вели меня наверх, как преступницу. Люди вокруг смотрели на нас с Таней, и в их глазах читалось осуждение.
   Мы вышли на верхнюю галерею. На нас смотрели, на нас показывали пальцем, и я услышала чьи-то слова, мол, теперешние дети творят что хотят, куда смотрят родители… Я вспомнила маму и начала рыдать.
   — Ну, не плачь, не надо плакать. Не бойся, никто тебя не обидит, — неловко сказал охранник.
   — Так отпустите ее, зачем вы ее мучаете? Не видите, она совсем ребенок, — сказала Таня.
   — Зачем же ты сделала ее соучастницей своей кражи? — спросил охранник.
   — Кто сказал, что я что-то украла? Сперва докажите! Мы просто разглядывали прилавки, это что, преступление? — яростно набросилась на него Таня. — В любом случае, говорю вам, она ни в чем не виновата. Она вообще не со мной. Отпустите ее домой к маме.
   — Вы увидитесь с мамами после того, как приедет полиция, — сказал охранник.
   — Я увижусь с мамой? Да неужели? — сказала Таня. — Вот это новость!
   Нас отвели в «Индиго». Синеглазый продавец ждал нас, скрестив руки на груди и встряхивая головой.
   — Они самые. Глупые дети, — сказал он.
   — Сам дурак, только выпендриваешься! — завопила Таня. — Мы ничего не сделали! Мы смотрели вещи и мерили сапоги! Ничего мы не крали.
   Она продолжала стоять на своем, даже когда нас увели в кладовую. Женщина в форме охранника попросила нас отдать то, что мы взяли.
   — Мы ничего не брали, — повторила Таня.
   Я заплакала, и Таня обняла меня за плечи. Я почувствовала, что она дрожит, и зарыдала еще сильнее.
   — Девочки, не заставляйте меня обыскивать вас, — сказала женщина.
   — Не прикасайтесь к нам! Вы не имеете права. Сколько вам говорить, мы ничего не крали. Этот парень, который слишком много о себе возомнил, просто хочет нам насолить, — сказала Таня.
   — Он говорит, что вы украли синий свитер ручной вязки, — уточнила женщина.
   — Он лжет, — ответила Таня.
   Тогда женщина протянула руку и похлопала Таню по выпирающему животу. Сунула руку под кофту и дернула. Синий вязаный свитер упал на пол.
   — Так кто же лжет? — спросила она.
   — Вы сами мне его подложили, — сказала Таня. — Скажи, Мэнди? Она сама его подложила, чтобы засадить меня за решетку, правда?

   Охранники в дверях засмеялись.
   — Крепкий орешек попался! — сказал один из них. — Наверняка, когда приедет полиция, выяснится, что у нее не первый привод.
   — Полиция! — всхлипнула я.
   Приехали двое — мужчина и женщина в темно-синей форме и фуражках. Слезы брызнули у меня фонтаном.
   — Ну же, ну же! Не такой уж я страшный, — сказал полицейский, посмеиваясь. Он переводил взгляд от меня к Тане. — Что тут у нас? Юные Тельма и Луиза?
   — Ха-ха. Что тут у нас? Клоун? — огрызнулась Таня.
   — Значит, ты — крепкий орешек, — догадался полицейский. Он подошел ко мне. Я сжалась, продолжая всхлипывать. — А ты кто такая, пугливая белочка?
   — Не наседай на нее, видишь, она напугана, — защитила меня его напарница. Она обняла меня одной рукой. — Не плачь. Как тебя зовут?
   — Мэнди, — выдавила я.
   — И сколько тебе лет, Мэнди?
   — Десять.
   — Она ни в чем не виновата. Соседская девочка, которая увязалась за мной, — резко сказала Таня. — Отпустите ее.
   Женщина мягко потрепала меня по спине.
   — Не бойся, детка, мы не сажаем таких маленьких девочек за решетку.
   Таня съежилась, мигом уменьшившись в размере.
   — Отпустите, пожалуйста, нас обеих, — захныкала она.
   — Вот актриса, — сказала женщина, которая ее обыскивала.
   Но полицейская дама оказалась на нашей стороне.
   — Обе девочки еще несовершеннолетние. Собственность магазина возвращена. Вы уверены, что хотите заводить дело, сэр? — спросила она синеглазого продавца.
   Мы с Таней умоляюще смотрели на него.
   — У нас строгие правила. На вора всегда заводится дело, — сказал продавец, скрещивая руки на груди. — В половине случаев воруют дети, такие же, как эти две. Их надо проучить, чтобы неповадно было.
   — В таком случае, сэр, вам придется поехать с нами в участок и написать заявление, — сказал полицейский. — Вы утверждаете, что видели, как старшая девочка взяла свитер?
   — Свитер ручной вязки за девяносто пять фунтов, — возмущенно поправил продавец.
   — У вас хороший вкус, юная леди, — сказал полицейский Тане. Обернулся к женщине, которая ее обыскивала. — Вы нашли при ней свитер?
   — Она прятала его под одеждой. Я увидела, что часть рукава свисает, и вытянула его наружу.
   — Ей бы следовало подождать вашего приезда, — сказала Таня. — Теперь у вас нет прямых доказательств.
   — У нас достаточно доказательств, — сказал синеглазый продавец. — В магазине установлена камера. У нас будет отличная запись того, как ты крала чужую вещь.
   Таня поняла, что он не шутит. И все же она изо всех сил пыталась вытащить меня.
   — Ваша драгоценная запись покажет, что малышка ни в чем не виновата, — сказала она, показывая на меня.
   — Она рыскала по магазину вместе с тобой. И побежала, когда я пытался вас остановить, — сказал продавец.
   — Это не преступление! — возразила Таня. — Она не воровка!
   — Но у нас есть все основания полагать, что вы сами воровка, юная леди, — сказал полицейский. — Вы арестованы.
   Я слушала, как он зачитывает Тане права, будто в фильме про преступников, и не могла поверить, что все это происходит на самом деле.
   — Нас что, правда арестуют? — прошептала я.
   — Тебя — нет, детка, — сказала дама в форме. — Мы просим тебя поехать с нами в участок и рассказать, как все было. Потом мы позвоним твоей маме, и она заберет тебя домой. Хорошо?
   — А Таню… Таню вы арестуете?
   — К сожалению, да, — сказала она.
   Мы прошли через весь торговый центр к выходу. Меня вела полицейская дама, Таню — ее напарник. Таня попыталась вывернуться и убежать, но полицейский только рассмеялся. Он крепко держал ее за плечи.
   Снаружи ждала белая патрульная машина. Люди озирались на нас с Таней. Нам пришлось втиснуться на заднее сиденье, между нами села полицейская дама. Я все так и рыдала.
   — Можно мне сесть рядом с Мэнди? — попросила Таня.
   — Прости, никак нельзя, — ответила дама.
   — Ей нужна моя поддержка, — сказала Таня.
   — Понимаю. А вдруг ты ей что-нибудь передашь?
   — Смотрите сами. — Таня помахала пустой ладонью у нее перед носом. — Ничего нет. Можно мне хотя бы взять ее за руку?
   — Ну, хорошо.
   И всю дорогу к участку Таня крепко сжимала мою ладошку под присмотром полицейской дамы. Каждый раз, когда ее узкие пальцы с обкусанными ногтями ободряюще поглаживали мои, мне становилось капельку спокойнее.
   — Ты могла бросить меня и сбежать, — сказала я. — Но ты осталась. Ты знала, как страшно мне будет одной.
   — Ага. Вот я дурочка, скажи? — с усмешкой ответила Таня.
   Я заметила, как она косится на замок задней дверцы. Полицейская дама тоже это заметила.
   — Эта дверь открывается только снаружи. Даже не пытайся сбежать, милочка.
   — Вы меня раскусили, — сказала Таня, изображая досаду.
   Она вела себя так, будто ей все равно. Я знала, зачем она это делает. Чтобы мне было спокойнее. Я могла только крепче сжать ее руку в знак благодарности.
   Мы приехали в участок. Даже Тане расхотелось усмехаться или разыгрывать невинность. Нас провели по двору, через металлическую дверь, по темному коридору в большую комнату, где стояли только скамья и стол.
   — Допрашивать будете, — поняла Таня, осматриваясь по сторонам.
   — Похоже, для тебя это не в первый раз, — сказала полицейская дама.
   Таня коротко и устало улыбнулась, тяжело опускаясь на скамью. Я села рядом и прижалась к ней.
   — Раздвиньтесь, девочки, — сказал уже другой полицейский. — Меня зовут сержант Стоктон. А теперь скажите мне, как вас зовут и где вы живете. Я вызову ваших родителей.
   — Что скажет твоя мама, Мэнди? — произнесла Таня. — Она меня убьет.
   — Ты бы подумала о своей маме, — назидательно сказал сержант Стоктон.
   — У меня нет мамы, — ответила Таня. — И отца нет. Его лишили родительских прав. Теперь вы должны спросить, как зовут моего временного опекуна.
   Сержант кивнул.
   — Умница. Похоже, ты знаешь всю процедуру не хуже меня. Так как же его зовут?
   — Пэт. Она моя опекунша. Позвоните ей, она там с ума сходит, думая, куда мы запропастились. А теперь послушайте, сержант Стоктон. Я хочу, чтобы вы кое-что поняли. — Таня встала и подошла к столу. — Я вам откровенно скажу…
   — Ну-ну. Даже не сомневаюсь.
   — Я не шучу, я серьезно. Эта малышка…
   — Она не с тобой?
   — Ну конечно, со мной. Нет смысла врать. Но она просто дочка наших соседей. Моя опекунша присматривает за ней, пока ее мама на работе. Она всюду ходит за мной по пятам. Я вожу ее в город. Но честное слово, она никогда не брала чужого. Она хорошая, правильная девочка из прекрасной семьи, с ней никогда не случалось ничего плохого. И сегодня она здесь только из-за меня. Отпустите ее, пожалуйста. Не заводите на нее дело.
   Сержант улыбнулся Тане:
   — Не станем. Мы забрали ее в участок, чтобы успокоить ее саму и того продавца. Как только за ней приедет мама, она может отправляться домой.
   — А как же Таня? — спросила я. — Ее вы тоже отпустите?
   — Позже, — сказал сержант.
   — Как это? — спросила Таня.
   Но я догадалась, что она все поняла. Она вернулась и рухнула на скамью. Ее глаза были закрыты, будто она пыталась сдержать слезы. И на этот раз настоящие.
   Я подвинулась к ней и обняла за талию. Сержант слегка нахмурился, но не сказал ни слова. Я обнимала Таню, пока он не закончил заполнять бумаги. Вначале Таня пыталась лгать, отвечая на вопросы, но ее ложь была шита белыми нитками, и к тому же вскоре все равно должна была приехать миссис Уильямс. Таня одумалась и рассказала о себе всю правду.
   — Ну вот, теперь вы знаете мое имя и год рождения. Вы посмотрите по компьютеру и вычислите мое обширное криминальное прошлое, — сказала Таня.
   — Век продвинутых технологий, — откликнулся сержант.
   — Здравствуй, суд для несовершеннолетних, — сказала Таня.
   — Тебя посадят в тюрьму? — с ужасом прошептала я. — Не посадят ведь, правда? Таня, Таня, я не вынесу, если тебя заберут! Я не смогу без тебя!
   — Спустись с небес на землю, Мэнди. — Я почувствовала, как напряглись Танины плечи. — Твоя мама теперь тебя ко мне и близко не подпустит.
   Появилась мама. Ее лицо было белым как мел, она тряслась. С ней вместе приехали миссис Уильямс и все три хнычущих малыша. Таня тяжело вздохнула. Посмотрела в глаза миссис Уильямс. Затем маме.
   — Мне жаль, — сказала она.
   Но никто ей не поверил. Я знала, что Таня говорит от всей души, но со стороны казалось, будто она насмехается.
   — Поздно жалеть, — сказала миссис Уильямс.
   Мама ничего не сказала. Но я видела, как она смотрит на Таню. Таня была права.
   Я вновь начала плакать, не в силах этого вынести. Нас с мамой вывели из комнаты для допроса. К нам вышел инспектор по делам несовершеннолетних.
   — Ты очень неразумно себя вела, Мэнди, — траурным голосом произнес он. — Надеюсь, ты извлекла для себя урок. Нельзя водиться с теми, кто ворует чужие вещи. В конце концов и их, и тебя ждут неприятности.
   Затем он обратился к маме, будто она тоже была маленькой неразумной девочкой:
   — Нежелательно позволять домашнему ребенку, такому, как Мэнди, дружить с отпетыми хулиганами вроде Тани. Советую вам лучше присматривать за дочерью и тщательнее выбирать для нее друзей.
   Мама порозовела, болезненно сглатывая воздух. По дороге домой она разрыдалась.
   — Поверить не могу, что так случилось, — повторяла она вновь и вновь. Она смотрела на меня, качала головой и плакала.
   Вернувшись домой, мама позвонила папе, и он мигом примчался с работы. Весь вечер они читали мне нотации. Повторяли одно и то же, одно и то же. Им больно и горько. Им стыдно за меня. Они поверить не могут, что я их обманывала и убегала с Таней в город. Они не могут понять, почему я не рассказала им, что Таня ворует из магазинов.
   Они сердились не только на меня, но и друг на друга.
   — Я тысячу раз говорила, что против этой дружбы! — кричала мама. — Но ты меня не слушал. Ты говорил, что знаешь, как лучше. Посмотри, к чему это привело!
   — Хватит! Прекрати на меня кричать! Разве я знал, что дойдет до такого? Я думал, у Мэнди хватает ума понять, что хорошо, а что плохо. Если бы ты не держала ее у своей юбки столько лет, быть может, она бы научилась жить своим умом! — отвечал папа.
   Я зарыдала в голос. Они прекратили кричать друг на друга. Мама вытерла мне нос, папа принес стакан воды, и мы обнялись.
   — Мы очень огорчены и разочарованы, но мы знаем, что ты ни в чем не виновата, милая. Утри слезки, — сказала мама.

   — Ну же, мартышка, не плачь. Все позади, — сказал папа.
   — А как же… как же Таня? — всхлипнула я.
   — Забудем про Таню! — ответила мама.
   — Ты найдешь себе новую подругу, Мэнди, — ответил папа.
   — Но Таня — моя самая-самая лучшая подруга! Не запрещайте мне с ней дружить. Она больше никогда не будет красть. Она мне обещала. Это все тот продавец из «Индиго», она хотела ему отомстить. Больше такого не случится. Она очень переживала, что меня забрали вместе с ней. Она всем говорила, что я не виновата. Она могла сбежать и бросить меня, но не бросила! Пожалуйста, поймите меня, наконец. Я не могу без нее!
   Я то и дело бросалась к окну посмотреть, не везут ли Таню. Машина подъехала к их дому лишь поздно вечером. За рулем сидела молодая женщина. Наружу вышли миссис Уильямс, трое малышей и Таня.
   Мои ноги подкосились от счастья. Таню не забрали в тюрьму! Но она будто вернулась после долгой болезни. От приплясывающей походки не осталось и следа. Волосы торчали ежиком, словно Таня постоянно ерошила их.
   — Мне надо спросить, что с ней будет, — сказала я.
   Родители не хотели меня пускать. Вместо меня пошла мама. Она очень сердилась на миссис Уильямс, ведь та закрывала глаза на наши похождения. Пока мамы не было, я не находила себе места. Прошло довольно много времени. А когда мама вернулась, ее было не узнать. Она была чем-то огорошена.
   — Мам, что такое? Что будет с Таней? Ее будут судить?
   Мама кивнула.
   — Слава богу, против тебя не будут выдвигать обвинения, Мэнди.
   — Я думал, ей вынесут предупреждение, и все, — сказал папа.
   — Оказалось, у нее уже несколько предупреждений. Они будут рассматривать ее полное дело, прошлые кражи и нынешнюю. Это затянется на несколько недель, — сказала мама.
   — И все это время Таня будет жить дома? — спросила я.
   Мама обняла меня за плечи.
   — Нет, милая. Таня не будет жить дома, — сказала она. — Ее отправят в приют. Пэт Уильямс считает, что не может с ней справиться. Я ее понимаю. Она взяла к себе Таню на условиях, что девочка не будет доставлять ей хлопот. У нее еще трое малышей.
   — Решила умыть руки, — с досадой произнес папа.
   — А что ей остается? — сказала мама.
   — А если бы я украла свитер, вы бы тоже сдали меня в приют? — спросила я.
   — Как ты можешь такое говорить, Мэнди?
   — Ты ответь. Сдали бы?
   — Конечно, нет. Ты прекрасно знаешь, что мы тебя любим и будем любить, что бы ни случилось, — сказала мама.
   — А бедную Таню никто не любит, — произнес папа.
   — Я люблю ее! — крикнула я. — Когда она уезжает?
   — Прямо сейчас, — ответила мама. — Да, Пэт и впрямь торопится сбыть ее с рук… но с другой стороны, к чему тянуть? Приехала социальная служащая, помогает Тане собраться.
   — Прямо сейчас?! — переспросила я. — Мне надо с ней попрощаться!
   — Ни в коем случае, — запретила мама.
   — Стоит ли, Мэнди? — усомнился папа.
   — Я только скажу ей «до свидания», — сообщила я. — И вы меня не остановите.
   На столе в гостиной лежали горкой мои вещи — головоломки, книги, большой набор разноцветных фломастеров. Я быстро оглядела стол и схватила эту маленькую радугу. И пока мама с папой стояли в замешательстве, я выскочила из гостиной, промчалась по коридору и выбежала на улицу.
   Папа подоспел, когда я уже барабанила в дверь миссис Уильямс.
   — Мэнди, успокойся, идем домой, — сказал он.
   Миссис Уильямс открыла дверь, с удивлением глядя на нас.
   — Вы правда отдаете Таню? — спросила я.
   Миссис Уильямс ошеломленно кивнула.
   — Так будет лучше, — неуверенно произнесла она.
   — Можно я с ней попрощаюсь?
   Миссис Уильямс посмотрела на папу.
   — Ладно, беги, — сдался папа. — Только мигом. Я подожду.
   Я пронеслась по лестнице наверх и ворвалась в Танину комнату. Социальная служащая складывала ее вещи в большой пластиковый пакет. Таня сидела на кровати, не шевелясь.
   — Привет, Мэнди, — сказала она бесцветным голосом.
   — Таня! Таня! — закричала я, бросаясь к ней. — Ты правда уезжаешь?
   Ее кулаки были сжаты. И лицо, казалось, сжалось в кулачок.
   — Да. Пэт вышвырнула меня из дома, — подтвердила она.
   — Таня, не говори так. Ты ведь знала, что тебя не удочерили, а взяли на время, — сказала служащая. — Мы постараемся найти тебе новую семью. А пока посмотрим, может быть, в новом приюте тебе понравится больше, чем в старом.
   — Все они одна помойка, — сказала Таня. — Помойка для никому не нужных детей.
   — Ты нужна мне, Таня! — воскликнула я.
   Она слегка, с грустью, улыбнулась.
   — Можно мне попрощаться с подругой? — спросила она. — Может, вы оставите нас одних на пару минут?
   Служащая выпрямилась и вздохнула:
   — Хорошо. Но только на одну минуту. Мне как раз надо обсудить кое-что с миссис Уильямс.
   Она вышла из комнаты. Мы с Таней сели на кровать. Я отчаянно пыталась найти слова — и не могла.

   — Таня, Таня, — сказала я и сжала ее с такой силой, что мы чуть не упали.
   Коробка с фломастерами перевернулась. По полу рассыпалась маленькая радуга.
   — Осторожней! — сказала Таня. — Что же ты наделала? — Она легонько потрепала меня по плечу и высвободилась. — Давай их собирать. Еще растеряешь. Зачем ты их только принесла? Думала, у нас будет время порисовать?
   Я встала на колени, ища фломастеры, закатившиеся под кровать.
   — Я принесла их тебе, Таня, — сказала я. — Подарок на память.
   — Мне? Все? — поразилась Таня.
   — А ты думала, один на выбор? — улыбнулась я, легонько толкая ее в бок. — Ну конечно, все.
   — Ты что? Твои любимые радужные фломастеры! Что скажет твоя мама?
   — Это не ей решать. Фломастеры мои, кому хочу, тому и дарю. Я хочу подарить их тебе.
   — Ой, Мэнди, это лучший в мире подарок, — сказала Таня. Она потерла глаза. Веки казались красными и воспаленными. Я не могла понять, слезы это или макияж. Она вновь заставила себя улыбнуться. — Смотри, не хватает зеленого и синего. Давай-ка искать, раз уж это теперь мой набор!
   Мы нашли недостающие фломастеры и положили их на место. Таня провела пальцем по колпачкам. Фломастеры тихо тренькнули.

   — Мой подарок, — сказала Таня. Оглядела комнату. Придвинула к себе полупустой мешок, в который уместились все ее вещи. — Я тоже хочу тебе что-нибудь подарить.
   — Вовсе не обязательно. Правда. Ты мне уже столько всего надарила. Бархатную резинку и…
   — Я хочу сделать тебе особенный подарок. Ведь ты отдала мне свою любимую вещь.
   Таня перевернула мешок и вывалила его содержимое на ковер. Разгребла кучку — и ее лицо озарилось. Она протянула мне… свой фиолетовый топ с искрой.
   — Держи! Это тебе, Мэнди!
   — Ты что! Это же твой любимый!
   — Потому я тебе его и дарю. Моя любимая вещь для моей любимой подруги, — просто ответила Таня.
   Мы в последний раз обнялись. Пришло время прощаться.

ВСЕ ЦВЕТА РАДУГИ

   Я не могла поверить, что Тани больше нет. Я то и дело решала: расскажу ей о том, об этом и вспоминала, что рассказывать некому. Едва заслышав на улице шаги, я подскакивала к окну хоть и знала наверняка, что это не она.
   Я бродила по дому, не находя себе места. Я перестала верить в Миранду Радугу. Я застряла в шкуре Мэнди Уайт, и это было невыносимо.
   Мама и папа изо всех сил пытались меня развлечь. Мама без единого упрека купила мне новый набор фломастеров.
   — Ты молодец, что подарила Тане свой прежний набор, — сказала она.
   — Ты даже не хотела отпустить меня попрощаться, — напомнила я.
   — Я была сама не своя. Подумай, мне пришлось ехать за тобой в полицейский участок, — оправдывалась мама.
   — Ты всегда не любила Таню. Ты не хотела, чтобы мы дружили, — вспылила я.
   — Не вини маму так сильно, — сказал папа. — Мы запретили тебе видеться с Таней только после того, как узнали, что она воровка. Зря ты считаешь, что она нам не нравилась. Таня была замечательной девочкой, веселой, доброй…
   — Она и сейчас замечательная и добрая. Почему ты говоришь о ней так, будто она умерла? — не выдержала я. — Пускай ее нет рядом, все равно она моя самая лучшая подруга. А мама всегда была против нашей дружбы, признайся, мама.
   — Тише, тише, Мэнди, — сказала мама. — Признаю, мне не хотелось, чтобы вы дружили. И правильно не хотелось. Только не надо так на меня смотреть. Я ничего не имею лично против Тани. Просто она была чересчур взрослой для тебя, и к тому же из неблагополучной семьи.
   — Мелани со мной одного возраста, она из благополучной семьи, хорошая девочка, правда? Жаль, она бросила меня ради Ким и Сары и чуть не затравила до смерти! Они издевались надо мной! А плохая Таня меня защищала!
   Я не просто произнесла, я выкрикнула эти слова. Я думала, родители рассвирепеют. Но они беспомощно переглянулись.
   — Мне нечего возразить, Мэнди, — вздохнул папа.
   — Ты несколько упрощаешь, — сказала мама. — Но сейчас мне стыдно, что я не попыталась понять и принять Таню.
   — Теперь легко говорить, ведь ее больше нет, — огрызнулась я.
   Я убежала наверх, хлопнув дверью. Сначала я просто лежала на кровати, сжимая в руке Оливию и представляя, что ее оранжевый мех — это Танины волосы. Затем я села и нарядила ее в Танин топ, фиолетовый с блестками. Он оказался куда длиннее обезьяньего тельца и струился шлейфом, как шикарное вечернее платье.
   Я примерила топ на себя. Сняла очки и близоруко прищурилась в зеркало. Блестки переливались и завораживали. Я могла бы заставить себя поверить, что выгляжу роскошно и стильно, настоящая Миранда Радуга. Вместо этого я надела очки и увидела в зеркале Мэнди Уайт, смешного, неуклюжего ребенка. Топ свободно болтался на моей плоской груди и обтягивал по-детски округлый живот.
   — Мэнди! — Мама постучала в дверь.
   Я быстро сорвала топ, не в силах вынести и мысли о том, что мама будет надо мной смеяться. Голова запуталась в складках, я дернула ткань, и очки соскочили с носа. Они с сухим щелчком ударились о комод и вновь разлетелись надвое.
   — Ох!
   — Что такое, Мэнди? — Мама вошла в комнату.
   — Очки! Я их снова разбила.
   — Ничего, попросим папу снова их склеить. А вообще-то пора купить тебе новые, — сказала мама.
   — Настоящие, модные? Как у взрослых? — с надеждой спросила я.
   — Договорились. Только не слишком дорогие.
   — А можно мне заодно настоящую взрослую прическу? Взрослые очки глупо смотрятся с детскими косичками, — сказала я.
   — Ну… посмотрим, — сказала мама. — Если для тебя это так важно, я, пожалуй, соглашусь. В конце концов, это твои волосы. — Мама помолчала. — Но одно я тебе решительно не позволю, Мэнди. Я не хочу, чтобы ты носила этот топ с блестками. Дома — куда ни шло. Но не на людях.
   — Да он мне и не по фигуре, — сказала я. — Вот Тане он чудесно шел.
   — Пожалуй, — сказала мама.
   — Я по ней страшно скучаю, — призналась я. — Она обещала писать, но вряд ли напишет — она это не любит.
   — Я вижу, что ты скучаешь, милая. Я все понимаю. Но поверь, вскоре у тебя появятся новые друзья. Знаешь что? Давай позвоним тому мальчику, который беспокоился о тебе после аварии. Артуру.
   — Нет! Что ты. Я буду чувствовать себя глупо.
   — Если хочешь, я поговорю с его мамой.
   — Не надо! Не хочу. Я не стану ни с кем общаться, — сказала я.
   Папа взял на работе отпуск и водил меня то в парк, то в кино. Он даже свозил меня в Лондон. Мы целый день ходили по музеям. Я притворялась, что мне весело, хотя мне было ничуть не веселее, чем дома, в одиночестве.