Уилсон Жаклин. Плохие девчонки

   Папа, который уже было разворчался, томясь в ожидании, улыбнулся:
   — Доброе утро, Таня!
   — Доброе утро! Или скорее ночь, — сказала она. Улыбнулась папе. Показала мне язык: — Что ты так смотришь, будто в первый раз меня увидела? — Потерла сонные глаза, провела рукой по волосам. — Выгляжу, наверное, как чучело.
   — По-моему, ты прекрасно выглядишь, — сказала я.
   Я ждала, что у Тани непременно будет бикини, но она надела обычный синий купальник, старый и выцветший.
   — У меня даже купальника нет. Этот носила дочка миссис Уильямс, еще когда училась в школе. Гадость, правда? Смотри, протерся до дыр. — Таня поковыряла пальцем крошечные дырочки в ткани. — Меня могут арестовать за разгуливание в таком виде!
   — Да нет, нормальный купальник, — сказала я. — Вот у меня дурацкий. — Я подергала бантик, покрутила кроличьи морды.
   — Ты в нем такая хорошенькая! — с затаенной грустью произнесла Таня. — Везучая, тебя родители балуют. А твоя мама не ходит в бассейн?
   Я ответила ей долгим взглядом. Мы обе представили себе мою грузную маму в обтягивающем купальнике. Виновато хмыкнули.
   — Да, думаю, не ходит, — сказала Таня.
   Мы сложили вещи в один шкафчик. Моя футболка и шорты уютно легли рядышком с леггинсами и топиком Тани. Мне пришлось снять очки. Я всегда чувствую себя без них не в своей тарелке. Весь мир расплывается перед глазами, становится далеким. Приходится буквально нащупывать дорогу к воде. Я вижу лишь огромную, сверкающую массу голубого впереди.
   — Давай я тебе помогу, — сказала Таня, крепко сжимая мою ладонь. — Где же твой папа? А, вижу, вижу. Вон он, на краешке. Вы будете нырять? — Она резво повела меня к нему. Наши босые ноги шлепали по влажной плитке. — Спорим, вы не умеете нырять! — сказала она.
   — На что спорим? — весело откликнулся папа, как подросток.
   Он нырнул и поплыл, мерно загребая воду и сверкая пятками, — и вскоре растворился в зеленовато-голубом пространстве.
   — Надо же, и правда умеет! Молодец твой папа! — сказала Таня, от души веселясь.
   Папа подплыл к нам. Он тоже смеялся. Подтянулся и сел на бортик, болтая ногами и сверкая капельками воды. Я застеснялась его толстого живота и седой волосатой груди. Но Таня явно думала, что лучше папы в мире нет.
   — Слушайте, научите и меня нырять. У вас здорово выходит! И плавать по-настоящему научите, а то я умею только грести по-собачьи.
   Она болтала и болтала, но в воду лезть не спешила. Папе пришлось взять ее за руки и уговаривать спуститься вниз по лесенке. Я прыгнула вслед прямо с бортика. Но и тогда Таня никак не решалась оторвать ноги от дна или опуститься в воду по плечи. Она дрожала, обхватив себя руками. Когда папа предложил научить ее плавать кролем, она застеснялась, начала отказываться и вспомнила, что у нее слабые уши и она может их застудить, если намочит голову.
   Папа не стал ее принуждать. Вместо этого мы принялись прыгать и плескаться на мелкоте, сначала вдвоем, а затем вместе с Таней. Она отчаянно визжала, но вскоре пообвыклась и стала заливисто хохотать.
   — Мы — семейка попрыгунчиков, — сказала она. Мы вели веселый мокрый хоровод. — Мы се-мей-ка по-пры-гу-шек, папа, Мэнди и Танюша, — пропела она.
   Мы пели Танину песенку снова и снова, кружась в голубой воде.

   — Как бы я хотела, чтобы мы были одной семьей, — сказала я. — Я бы все отдала, чтобы ты была моей сестрой.
   — Ты мне тоже как младшая сестренка, — сказала Таня. — Мы всегда будем вместе, и никто нас не разлучит, правда же?

СИНИЙ

   В школе все по-прежнему было ужасно. Стоило мне появиться поблизости, Ким, Мелани и Сара картинно зажимали носы. Другие ученики начали им подражать. Не Артур, конечно, но Артур все еще на меня дулся. Я пыталась делать вид, что мне все равно. Я притворялась Мирандой Радугой и шла по коридору с высоко поднятой головой, но Ким ставила мне подножку, и я падала.
   Она не позволяла себе ничего такого при учителях. Миссис Эдвардс строго следила, чтобы никто никого не обижал.
   — Ничего, вот только дождемся каникул, — громко сказала Ким Мелани. — Тут мы ее и достанем. У тебя дома.
   Когда мы с ней еще были подругами, наши мамы договорились, что по утрам в каникулы, пока мама на работе, я буду сидеть у Мелани.
   — Не буду я сидеть у Мелани! — воспротивилась я.
   — Они вновь принялись за старое? — заподозрила мама.
   — Нет. Они меня не дразнят. Только иногда ведут себя так, будто… Мам, не вздумай снова идти в школу! Я не обращаю на них внимания, как ты велела. Но я не могу бывать у Мелани на каникулах. Она меня терпеть не может. А я ее.
   Мама очень расстроилась. Она хотела, чтобы мы с Мелани вновь стали подругами.
   — Но Мэнди больше не хочет дружить с Мелани, — сказал папа. — И я ее не виню. Мелани ужасно с ней обошлась.
   — Раньше они прекрасно ладили. Ума не приложу, что нам делать, — растерянно сказала мама. — Не могу же я брать Мэнди с собой на работу. Она слишком мала, чтобы оставаться одна. И слишком большая, чтобы нанимать няню. Что же придумать?
   — Разве не ясно? — сказал папа.
   — Предлагаешь мне бросить работу? — спросила мама.
   — Нет! Поговори с миссис Уильямс. Уверен, она с радостью согласится присмотреть за Мэнди. С Таней нашей дочери будет гораздо веселее.
   — Ура! Ура! УРА! — закричала я.
   Мама покачала головой. Она тщетно пыталась найти другой выход. Но ей это не удалось, и в конце концов она сдалась и пошла к миссис Уильямс.
   — Спасибо, мамочка, вот здорово! — радовалась я, скача по комнате.
   — Мэнди, Мэнди, успокойся, ты что-нибудь разобьешь. Теперь послушай. Я хочу, чтобы ты вела себя как следует. Никаких безумств на пару с Таней. Ты будешь во всем слушаться меня и миссис Уильямс, договорились?
   — Слушаюсь и повинуюсь! — благодарно воскликнула я.
   Мы очень быстро забыли все, о чем говорила мама. Миссис Уильямс, похоже, было все равно, чем мы занимаемся, лишь бы громкая музыка не будила малышей. Она разрешила нам ходить в город одним и даже не сердилась, если мы опаздывали домой.
   — Везет тебе, Таня, — бездумно сказала я, сжимая ее руку в своей. — Миссис Уильямс никогда на тебя не ругается, не отчитывает и позволяет делать все, что хочешь, не то что моя мама.
   — Ясное дело. Ведь она мне не мама, — ответила Таня. — Она только присматривает за мной и получает за это деньги. Это как работа. Она даже не хотела, чтобы я жила у нее, меня ей навязали, потому что я была никому не нужна. Мы неплохо ладим, старая кошелка ничего себе, но ей на меня наплевать. Вот в младенцах своих она души не чает. А что в них такого — сопли да мокрые пеленки. До меня ей дела нет. Вот она и не ругается. А твоя мама ворчит, потому что для нее ты свет в оконце, это сразу видно. Она тебя любит больше всех в мире.
   Я не знала, что ответить.
   — И папа тебя обожает, — с завистью сказала Таня.
   — А твой папа тебя не любит?
   Таня никогда не говорила о своем отце.
   — Ха! — фыркнула Таня. — Сто лет его не видела. И не больно-то хочется.
   Она отпустила мою руку и быстро пошла вперед, цокая каблуками. Мне пришлось бежать рысью, чтобы поспевать за ней. Она отвернулась и, казалось, готова была разрыдаться.
   — Прости меня, Таня, — виновато попросила я.
   — За что? — со злостью в голосе спросила она.
   — За то, что я тебя расстроила. Зря я спросила о твоем папе.
   — Я не из-за него расстроилась. Плевать я на него хотела. И на маму тоже. И даже на братьев. Их усыновили, у них хорошие семьи. Но когда я вспоминаю Кармель…
   — Тебе не дают с ней видеться? — спросила я.
   — На Пасху мне разрешили повидаться с ней под присмотром родителей, но она застеснялась и не пошла ко мне, а ее приемная мама… — Таня шмыгнула носом. — Проехали, Мэнди. Не хочу вспоминать. Договорились?
   — Договорились, — сказала я.
   — Эй, ты что нос повесила? Давай прошвырнёмся по магазинам, сразу станет веселее, — сказала Таня.
   Мы провели целую вечность, разглядывая полки с косметикой. Вначале все было чудесно. Таня нашла образцы и накрасила меня всевозможными тенями и помадой. Затем мы стали брызгаться духами. Но потом Таня с отсутствующим видом побрела между полками и — цоп! — схватила что-то с одной из них. На ней был спортивный свитер с капюшоном и большими карманами, в которых можно было незаметно спрятать вещь.
   Я последовала за ней, вся дрожа. Она шла по магазину как ни в чем не бывало. Настоящая профессионалка.
   Мы вышли наружу. Я ждала, что вот-вот раздастся жесткий голос, и на плечо Тане ляжет тяжелая рука. Но ничего не произошло. Никто нас не остановил. Танины глаза блестели, на лице играла ухмылка. Ей определенно стало веселее.
   — Мэнди, что ты еле плетешься? Давай зайдем в туалет. Надо смыть с тебя помаду, а то ты на клоуна похожа, — сказала Таня. Она заподозрила, что со мной творится что-то неладное. — Да что с тобой?
   Горло пересохло так, что я не могла выдавить ни звука. Я стояла посреди улицы, меня била мелкая дрожь.
   — А у меня для тебя подарок, — прошептала Таня.
   Она оттянула карман и показала мне лак для волос.
   — Помнишь, я говорила, он нужен, чтобы закрепить прическу. Кстати, почему ты не носишь резинку, которую я тебе подарила?
   Я только пожала плечами и покачала головой. Я так боялась снова ее расстроить, что не осмелилась ничего сказать.
   Таня стягивала из магазина какую-нибудь мелочь всякий раз, когда мы ходили в город. Я не решалась ничего сказать ей прямо, только уговаривала ее лишний раз посидеть дома.
   — Таня, ну пожалуйста. Мне надоело ходить по магазинам. Давай останемся, послушаем музыку, порисуем, все, что захочешь. Ну давай, — просила я.
   Иногда она соглашалась, и тогда наступало самое чудесное утро в мире. Мы крутили Танины диски, пока даже я не выучивала слова наизусть. Таня подпевала уверенным и хрипловатым, как у настоящей рок-звезды, голосом, танцевала в точности, как на видео, и добавляла кое-какие движения от себя.
   — Как думаешь, Мэнди, выйдет из меня рок-певица? — спросила она, извиваясь в такт музыке.
   — Непременно, — сказала я.
   Таня и одевалась как рок-певица — блестящие шорты и потрясающий фиолетовый с искрой топ, который ей очень шел. Она красила веки фиолетовым, рисуя завитки, поднимающиеся к самым бровям. Однажды она взяла мои фломастеры и расписала руки и ноги забавными татуировками — цветы с человеческими лицами, скачущие единороги, ведьмы, творящие заклинания. Она вывела вокруг тонкого запястья чернильно-синий браслет и попросила меня нарисовать на ее пальцах кольца с красными рубинами, зелеными изумрудами, фиолетовыми аметистами и синими сапфирами.

   — Сделай и мне татуировку, Таня, — взмолилась я.
   — А что скажет твоя мама? — покачала головой Таня, но взяла красный фломастер и щекотно нарисовала что-то на внутренней стороне моего запястья. Сердечко, обведенное волнистой линией. Переплетенные имена внутри — Таня и Мэнди. У меня закружилась голова от гордости и счастья.
   Перед самым приходом мамы я залепила рисунок пластырем и сказала, что поцарапалась. Весь вечер, когда никто не видел, я отлепляла пластырь и разглядывала сердечко. Перед сном мама заставила меня принять ванну, пластырь отклеился, и рисунок смылся.
   На следующий день я вооружилась фломастерами и попросила Таню нарисовать мне новое сердечко. Тане тоже нравилось рисовать всякие художества своим механическим карандашом. Мы придумали целую историю о двух девушках, которые вдвоем колесили по свету. В этой истории Таню звали Танита Лав. Меня — Миранда Радуга.
   По правде говоря, я колебалась, не зная, примет ли Таня мою Миранду всерьез, — Миранда была мне очень дорога. Но Таня и не думала надо мной смеяться.
   Вначале у Миранды и Таниты не было ни гроша за душой. Они ездили по миру автостопом и спали под открытым небом, но затем Лав начала петь, выпустила успешный альбом и стала богаче Мадонны. Они с Мирандой остались лучшими подругами. Им принадлежал верхний этаж шикарного дома, обставленный белой мебелью. Там были белые ковры, белая кровать в форме сердца и бассейн на крыше, в котором плескались настоящие дельфины. Танита и Миранда путешествовали по свету в личном белом лимузине…
   Таня оказалась такой замечательной выдумщицей, что я попросила ее записать нашу историю, чтобы я могла выучить ее наизусть.
   «Жыли были две девачки», — мучительно вывела Таня.
   Я ничего не сказала. Но лицо выдало меня.
   — Знаю, знаю, пишу я не ахти, — сказала Таня. — Я трудно обучаемая. Из-за всего, что случилось с мамой, и вообще. И у меня дизлексия. Знаешь, что это такое? Это значит, мне тяжело учиться читать и писать. Но это не значит, что я тупая.
   — Ты очень умная, — быстро вставила я.
   — Я не могу быть тупой, потому что я легко запоминаю все эти умные слова, даже самые длинные. Я просто не умею их правильно писать.
   — Хочешь, я тебя научу? — предложила я.
   Но ничего не вышло. Я стеснялась указывать Тане на ее ошибки. А когда указывала, она заливалась краской.
   — Да ну, скукота! На дворе каникулы. Кому охота заниматься в каникулы? Идем, пробежимся по магазинам.

   — Не надо!
   — Давай, Мэнди, сколько можно сидеть взаперти!
   — Мы не успеем вернуться до прихода мамы.
   — Твоя мама приходит только в половине второго. У нас уйма времени. Скажи, почему ты не хочешь пройтись по магазинам?
   — Сама знаешь, — в отчаянии сказала я.
   — Ты о чем?
   — Я не хочу, чтобы ты… чтобы ты…
   — Чтобы я что?
   — Сама знаешь.
   — Понятия не имею. Скажи же наконец. — Таня уже застегивала туфли.
   — Чтобы ты… брала чужие вещи.
   Таня выпрямилась на каблуках, уперев кулаки в бедра.
   — Но я всегда и тебе подарок беру, — сказала она.
   — Я знаю, и все же… Я страшно боюсь. Не надо так больше делать.
   — Послушай, все будет в порядке. Я знаю, что делаю. Я не попадусь, честное слово. Я очень осторожна.
   — Но… но так нехорошо, — выдавила я, чуть не плача.
   — Да ну? — сказала Таня. — Брось.
   — Это воровство.
   — Знаю, что воровство. Но магазину от этого не хуже. Они специально завышают цены, чтобы не было убытка от воров. И скажи, как еще мне прибарахлиться? Старушка Пэт не спешит давать мне денег, хоть ей и платят приличную сумму, чтобы она за мной присматривала. Тебе легко быть пай-девочкой, тебе родители покупают все, что ты ни попросишь.
   — Я знаю. Прости. Не злись на меня, Таня. Если хочешь, идем по магазинам, — пролепетала я со слезами на глазах.
   — Мне уже расхотелось, — сказала Таня. — Ты все испортила. Когда я брала вещи для Кармель, она прыгала от радости и говорила, что я лучшая сестра в мире. Нам было так весело вместе. А ты просто зануда, Мэнди Уайт.
   Она упала на кровать, пряча от меня лицо.
   — Таня, пожалуйста, прекрати, — попросила я, всхлипывая.
   Я не могла поверить, что одним словом все испортила. Мне хотелось язык себе откусить.
   Раздался стук в дверь, и в щель просунулась голова миссис Уильямс.
   — Мне послышалось, кто-то плачет! Что стряслось, Мэнди?
   — Ничего, — солгала я, подвывая от плача.
   Миссис Уильямс метнула взгляд к кровати.
   — Поссорились? — поняла она. — Таня, что случилось?
   Таня не шевельнулась.
   — Не расстраивайся, Мэнди, — сказала миссис Уильямс. — Идем на кухню. Выпьем чаю с пирожными.
   — А как же Таня?
   — Успокоится и придет к нам.
   Я была уверена, что миссис Уильямс ошибается и Таня больше не придет. Я не могла пить чай из-за подступающих рыданий. Саймон подковылял и сел у моих ног, разглядывая меня с любопытством. Следом подполз Чарли. Он хныкал без умолку. У него резались зубки. По подбородку текли потоки слюны. В соседней комнате заревел малыш Рикки.
   — Что-то вы все сегодня расклеились, — сказала миссис Уильямс. — Из-за чего вы поссорились с Таней?
   — Мы не ссорились, — упрямо сказала я и высморкалась.
   — Мы не ссорились, — повторил знакомый голос.
   Таня процокала на кухню.
   — Я бы тоже не отказалась от чая, Пэт. И от шоколадного печенья. — Она наклонилась и пощекотала живот Саймона. — Слопаем по печенью, дружок?
   Саймон радостно завизжал и засмеялся. Чарли захныкал, требуя к себе внимания. Таня подняла его на руки и закружила над головой. Чарли запищал от удовольствия.
   — Дождик-дождик, перестань, ты меня вымочишь до нитки, — сказала Таня, опуская ребенка и вытирая лицо.
   Она перевела взгляд на меня.
   — И ты куксишься! Что стряслось, Мэнди?
   — Таня, Таня, — всхлипнула я. — Давай помиримся.
   — Мы и не ссорились, глупенькая, — сказала Таня, промокая мое лицо кухонным полотенцем. — Держи, вытри слезы.
   — Идем в магазин, — сказала я.
   — Нет, давай посидим дома, — сказала Таня, откусывая печенье. — А завтра посмотрим.
   Я решила, что с этих пор буду на все закрывать глаза. Что бы она ни делала, я не могу ее потерять. Даже если она ворует вещи из магазинов.
   И все-таки на следующее утро, когда мы выходили из дома, я была страшно напугана. Таня внимательно на меня посмотрела.
   — Что случилось?
   — Ничего! — быстро сказала я, силясь улыбнуться.
   — Ну же, расскажи подруге, что тебя гложет, — сказала она, щекоча мой подбородок, будто я была Чарли.
   — Прекрати! — засмеялась я преувеличенно громко.
   Мне очень хотелось доказать ей, что со мной весело.
   Возможно, Таня плохо разбирала написанные слова, но она отлично угадывала мое настроение.
   — Мэнди, все будет хорошо, — сказала она. — Если тебе так легче, я обещаю, что больше не буду ничего красть для тебя.
   Честно? — спросила я с огромным облегчением.
   — Но я не обещаю, что не буду ничего красть для себя, — с ухмылкой сказала Таня. Она обняла меня за плечи. — Ты не бросишь из-за этого со мной дружить?
   — Ты лучшая подруга на всем белом свете! — горячо откликнулась я.
   Мы пошли в торговый центр «Флауэрфилдс». Там было здорово. Мы прилипли к витринам, разглядывая механических мышек, белок и кроликов, танцевавших среди искусственных цветов. Таня сунула руку в фонтан желаний и выудила целую горсть мелочи, а затем бросила монетки обратно.
   — Загадай столько желаний, сколько хочешь, Мэнди, — сказала она, глядя на быстро разбегающуюся рябь.
   Я загадала, чтобы мы с Таней навсегда остались подругами.
   Я загадала, чтобы Ким, Мелани и Сара перестали меня дразнить.
   Я загадала вырасти такой, как Миранда Радуга.
   Я загадала, чтобы все желания сбывались.
   — А ты что загадала, Таня? — спросила я.
   Таня наморщила нос.
   — Нельзя говорить, иначе не сбудется, — сказала она.
   Мы бродили и бродили по торговому центру. Мы провели целую вечность в музыкальном магазине, слушая диски. Таня мечтательно погладила футболку с портретом Курта. Я затаила дыхание, но она и не думала ее брать.
   — Классная, да? — сказала она. — Попробую уговорить Пэт, чтобы она мне ее купила. Мне нужна новая летняя одежка.
   — У меня есть деньги. Хочешь, я куплю ее в подарок? — предложила я, роясь в кошельке. — Сейчас у меня не хватит, мама не велела мне брать все сразу, но в копилке у меня почти двадцать фунтов, честное слово.

   — Не стоит, Мэнди, — отказалась Таня, но в ее голосе была благодарность.
   Мы поднялись в стеклянном лифте на верхний этаж. Таня держала меня за руку. Мы летели по воздуху прямо в небо, и меня переполняло счастье. Мы вышли на верхний ярус, и Таня облокотилась на перила, высматривая лучшие магазины.
   — Смотри, как здесь здорово! — сказала она, увлекая меня за собой.
   Перед нами был магазин под названием «Индиго». Я ни разу в нем не была, но помнила, как о нем взахлеб рассказывала Мелани. Витрина была темно-синей, а двери серебристыми, низкими, распахивающимися в обе стороны, как в ковбойском фильме. Внутри все было залито синим светом, мерцали серебристые огни. Наша кожа, казалось, приобрела синий оттенок, и мы засмеялись.

   На серебристых вешалках были развешаны красиво подсвеченные вещи. Джинсы, джинсовые рубашки, джинсовые юбки, мини-юбки и пиджаки, темно-синие вязаные свитера, от которых Таня пришла в восторг. Она примерила свитер и покружилась перед зеркалом, наслаждаясь прикосновением мягкой ткани.
   — Хочешь, я куплю тебе его вместо той футболки? — предложила я.
   Таня сощурилась и показала мне ценник.
   — Ничего себе! Прости. На это у меня денег не хватит, — созналась я.
   — Ни у одного нормального человека не хватит, — сказала Таня, разглядывая свое отражение.
   В противоположном углу магазина стоял продавец. Он наблюдал за нами. Светловолосый симпатичный парень в одежде от «Индиго».
   Таня выпятила грудь.
   — Смотри, как он на меня таращится, — сказала она, слегка гримасничая.
   — Может быть, тут нельзя мерить одежду, — предположила я.
   — Как узнать, покупать вещь или нет, если не мерить ее? — сказала Таня, неохотно стягивая с себя свитер.
   Она складывала его долго-долго. Я косилась на нее, чувствуя, как колотится сердце. Но Таня положила свитер на полку, откуда взяла.
   Мы подошли к витрине с украшениями. Нагнулись, разглядывая массивные серебряные браслеты и кольца с бирюзой. Витрина была закрыта на замок, не примерить.
   — Хочешь, я позову этого парня, попрошу, чтобы он ее открыл? — предложила Таня.
   — Не надо!
   — Он все еще пялится на меня.
   Она загляделась на продавца. На ее лице гуляла глупая улыбка.
   — А я думала, ты терпеть не можешь парней, — кислым тоном сказала я.
   — Так и есть, — сказала Таня. — Но что поделать, если я им нравлюсь?
   Она подошла к стойке с ковбойскими сапогами, я двинулась за ней. Теперь мы стояли совсем рядом со светловолосым продавцом. Его руки были скрещены на груди, он то и дело мотал головой, пытаясь отбросить со лба непослушную прядь волос. Действительно, он не спускал глаз с Тани. Глаза у него были синие. Цвета ночного неба. Индиго, как название магазина. Он мог бы сниматься в телесериале. От таких без ума все девчонки. Видимо, даже Таня.
   — Таня, идем. Нам пора домой. Мы не успеем до возвращения мамы, — настойчиво поторопила я.
   — У нас еще полным-полно времени, — сказала Таня. — Погоди, дай мне примерить вон те ковбойские сапоги. Классные, правда?
   Она наклонилась и расстегнула туфлю. На свет показалась грязноватая ступня. Таня быстро сунула ее в белый кожаный сапог.
   — Потрясно, скажи? — Таня восхищенно разглядывала обутую ногу. Подняла глаза вверх. — Началось! — сказала она.
   Светловолосый продавец шел прямо к нам. Таня подмигнула мне и широко улыбнулась.
   — Вы не принесете нам второй сапог? — сказала она, кладя руку на бедро.
   — Нет, не принесу. И попрошу тебя снять первый. Здесь вам не детская площадка, поиграйте в другом месте, — сказал он.
   Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Я готова была сквозь землю провалиться. Таня, чьи щеки стали ярко-алыми, попыталась снять сапог, потеряла равновесие и чуть не упала.
   — Прекрати кривляться, — сказал продавец. — И нельзя мерить обувь на босую ногу. Это негигиенично.
   Он фыркнул, когда из сапога показалась Танина ступня. Таня ничего не сказала. Она не смотрела на него. Не смотрела на меня. Она трясущимися пальцами застегивала туфлю. Повернулась и пошла к выходу. Я семенила за ней.
   Внезапно ее рука взметнулась к полке и что-то с нее схватила. Мелькнула темно-синяя шерсть. Будто и не было ничего, только Танина кофта внезапно натянулась на животе.
   Я с трудом передвигала непослушные ноги. Шаг, два — из магазина. Три, четыре — по галерее. Пять, шесть — к лифту.
   Позади раздался крик. Таня обернулась.
   К нам бежал светловолосый продавец.
   — Скорее! — закричала Таня. — Бежим!

ФИОЛЕТОВЫЙ

   Мы помчались так, что только пятки сверкали. Дожидаться лифта не было времени. Мы пронеслись по галерее. Таня нырнула к эскалатору. Я бросилась за ней, не разбирая ступенек, сталкиваясь с возмущенными женщинами, виляя меж теми, кто преграждал путь, натыкаясь на жесткий поручень. На миг мне показалось, что я сейчас сорвусь с эскалатора и полечу вниз, вниз, вниз, прямо в фонтан желаний. У меня засосало под ложечкой.
   Я вскрикнула, и Таня обернулась. Она была уже в самом низу. Еще чуть-чуть — и она уйдет от погони. Надо только не останавливаться.
   Таня остановилась. Она побежала вверх, мне навстречу.
   — Не бойся, я тут, — сказала она, крепко хватая меня за запястье.
   В голове просветлело, исчезли круги, плясавшие перед глазами. Я оглянулась. На самом верху эскалатора стояли двое охранников в синей форме.

   — Скорее! Мне уже лучше, — выдохнула я и понеслась вниз, а Таня — за мной. Вновь мы толкались, виляли и натыкались на людей, вот уже конец эскалатора, а охранники застрял где-то на середине.
   — Бежим! — закричала Таня.
   Мы помчались. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, я прикусила губу, во рту стоял металлический привкус, но я не останавливалась. Я не отставала от Тани, которая перебирала каблуками с безумной скоростью.
   Торговый центр был полон народа. Нам приходилось проталкиваться сквозь толпу, но она хоть немного скрывала нас от преследователей. Уже показался выход; мы бежали, обгоняя кроликов и белок, скакавших среди пластиковых цветов, дверь наружу была уже совсем близко, еще чуть-чуть — и мы спасены.
   Внезапно Таня остановилась как вкопанная. Пальцы крепко сжали мою руку. Она смотрела вперед. Я все поняла. Целая куча охранников с рациями. Они сновали среди толпы. Они поджидали нас.