Страница:
Когда трех спутников медленно повели, все, что мог подумать Хвосттрубой, было: «Мне конец. Я не нашел Мягколапку и обрек себя на смерть. Все, мне конец». Потом, покуда Когтестражи подгоняли их свирепыми ударами лап, он задал себе вопрос: «Где Мимолетка?» Хотя Фритти казалось, что они шли целую вечность, по привкусу воздуха он чувствовал — минула еще только середина Прощального Танца. Неужели и вправду он, Мимолетка и Шуст так недавно свивались теплым клубком? Он взглянул на маленького друга, хромавшего впереди. Бедняга Шуст — зачем только он с ними пошел?! Глядя на его небольшой жалкий силуэт, Фритти ощутил первую вспышку незнакомого чувства: ненависти. Огромные уродливые твари, изводившие их пинками и рычанием, вполне осязаемо существовали — но раз уж существовали, их можно было ненавидеть. Куда они идут? Куда ведут их эти существа? Фритти понимал — в холм.
Таким образом, было по крайней мере что изведать — взглянуть в лицо злу. Это, казалось, немного помогало, хотя Фритти и не сказал бы почему. Да и бессмысленно было слишком в это вдаваться, потому что он знал, подумалось ему снова, — его ждет смерть.
Гроза Тараканов, возглавлявший процессию пленников, принялся что-то бормотать себе под нос. Хвосттрубой не мог различить ни слова в этом сердитом ропоте, и Когтестражи, очевидно, тоже не различали. Они почти сразу перестали обращать на него внимание, но Фритти уловил, как в старом безумном коте постепенно нарастает напряжение. Это встревожило его.
Гроза Тараканов с неистовым воем повернулся к ближайшему стражу, Разорвяку.
— Рычатель! Собака! — завопил разъяренный старый кот. — Твоя песенка спета! Я знаю всю твою мерзость и темноту!
Разорвяк, скривив губы от удивления, чуть заметно отпрянул, и Гроза Тараканов прыгнул мимо него за Деревья. У Фритти ходуном заходило сердце.
Чудовищный Когтестраж был выбит из равновесия лишь на миг; он с рычанием прыгнул вслед Грозе Тараканов. В считанные секунды он поймал его, ударил потрепанного старого кота, проволочил по грязи и вскочил к нему на спину. Раздался бешеный вой — кто из двоих взвыл, Фритти не сказал бы, — и, к его изумлению, Гроза Тараканов поднялся и впился когтями в морду Разорвяку. Перепачканная шерсть Грозы Тараканов вздыбилась, едва он подался вперед; на миг почудилось, что он вдруг вырос, стал мощным. Потом когда Разорвяк снова обрел разум и собрался. Хвосттрубой увидел, что Гроза Тараканов был всего лишь тем, чем был: старым котом, в безумии напавшим на монстра вдвое больше себя. Они сцепились, и Разорвяк нанес Грозе Тараканов сокрушительный удар по морде; старик обессиленно повалился на грязную землю, где и остался лежать; кровь лила у него из носу. Когтестраж, шипя, как скользь, прыгнул вперед, чтобы перервать ему горло, но голос Растерзяка проскрежетал:
— Стой, или я тебе зенки выну!
Разорвяк — его мерцающий взгляд теперь потемнел от жажды крови — на миг смутился. Оскалил зубы, повернулся к начальнику. Растерзяк сухо, шершаво хихикнул.
— Х-ха, — усмехнулся он, — хорошенького дурака сделал из тебя старый хрыч! — Разорвяк посмотрел на начальника с неприкрытой ненавистью, но не двинулся к Грозе Тараканов. — Чуть не сбежал к тому же, а? — съязвил Растерзяк. — Твоя оплошка, сам теперь его и потащишь, пока суд да дело. Тебе бы радоваться, что эта старая крысья шкура еще дышит, потому что Толстяк хотел заполучить всю компашку живьем, — они должны быть живы, по крайней мере пока мы их к нему не доставим. Как по-твоему, друг мой, что он с тобой сделает, если ты помешаешь? — Растерзяк усмехнулся. Разорвяк в страхе попятился от скрюченного тела Грозы Тараканов.
— Может, он отдаст тебя Клыкостражам, а Это ведь будет неприятно!
Разорвяк задрожал и отвел взгляд от начальника. Робко приблизился к старому коту, обнюхал и поднял его зубами.
— Очень хорошо, — сказал Растерзяк, подвинувшись к Раскусяку, который недвижно наблюдал за событиями. — Пошли. Скоро откроется Огненный Глаз. Мы ускоренным маршем доберемся до Западной Пасти.
Фритти и его юного друга гнали вперед, все время по прямой, не позволяя ни на шаг отклониться. Непрерывный дождь усилился, насквозь вымачивая мех и превращая лесные тропы в скользкую трясину.
Когда казалось, что пленникам уже не может быть хуже, дождь перешел в град. Ощутив жгучие ледяные удары градин, Хвосттрубой припомнил нападение Рикчикчиков. Впрочем, сегодняшнее нападение не прекращалось, и его иззябшее тело отчаянно ныло. Чуть только он и Шустрик пытались слегка изменить направление, подвигаясь под защиту деревьев, Растерзяк и его шайка снова толкали их на тропу. Самих чудовищных котов градины не беспокоили — или они этого не показывали, словно спеша по какому-то важному делу. Фритти и Шуст, молчаливые, побитые, шагали не подымая голов. Края неба на востоке, на Зарряне, начали голубеть от первых лучей рассвета, и Когтестражи стали волноваться.
По неразборчивой команде Растерзяка Раскусяк внезапно прыгнул вперед и скрылся в зарослях папоротника. Остальные с минуту ждали в жуткой немоте Крысолистья. Потом змеиная голова Раскусяка вновь появилась и раз-другой кивнула. Растерзяк издал низкий рык одобрения:
— А теперь, вонючие Пискли, живо в кусты!
Разорвяк, все еще тащивший в пасти безмолвную фигуру Грозы Тараканов, сиганул вслед Раскусяку в чащу зарослей. После недолгого сомнения — он взвешивал возможности вырваться на свободу и осознавал: от Растерзяка ему ни за что не убежать — Хвосттрубой последовал за Когтестражем. За ним зашагал Шустрик со все еще отсутствующими глазами.
«Наверное, здесь-то они нас и убьют», — подумал Фритти.
Он вдруг смирился с предстоящей смертью, ощутив почти приятную готовность отказаться от борьбы.
Командир Когтестражей замкнул шествие; они нырнули вниз и запетляли сквозь цепкие колючки. Полузакрыв глаза, чтобы защитить их от торчавших отовсюду шипов, Хвосттрубой чуть не свалился вниз головой в яму, возникшую перед ним.
Яма была широка и темна — туннель тотчас сворачивал, скрываясь от взора в земле. Шустрик с молчаливым ужасом уставился через плечо Фритти в туннель. Его рот на миг приоткрылся, но выдавил только слабенькое «мяу».
Растерзяк продрался сквозь последние ветки.
— Ну же, — буркнул он, — полезайте, наземные ползуны, не то я вам живенько помогу.
Его безобразная фигура с горящими глазами выросла рядом. Фритти словно разрывало пополам. Может быть, лучше было бы умереть на открытом месте, чем погибнуть, как суслик, на пороге норы. Но когда он взглянул на Растерзяка, к нему вернулась ненависть, и он захотел еще немножко пожить. Для чего бы этим громадным Когтестражам заталкивать их в туннель, чтобы убить? Может быть, то, что начальник сказал Разорвяку, было правдой… Всегда есть какая-то надежда спастись, лишь бы остаться в живых.
«Что ж, — решил он, — стало быть, у меня нет другого выбора!» Осторожно спускаясь в темную яму, он оглянулся на Шустрика. Котенок был так перепуган, что отпрыгнул от входа в туннель, словно собираясь удрать. Хвосттрубой встревожился. Растерзяк, чья злобная морда перекосилась от раздражения, уже готовился принять меры. Пока Фритти колебался, недоумевая, что предпринять, атаман выпустил кроваво-красные когти. Подталкиваемый к действию, Фритти прыгнул вперед, увернувшись от ужасающего удара когтей Растерзяка, и толкнул упирающегося Шустрика к яме. Перепуганный котенок захныкал и, сопротивляясь, вывернул наружу лапы, вцепившись коготками в мокрую землю.
— Все хорошо, Шуст, все будет хорошо, — услышал Хвосттрубой свои слова. — Поверь, я не позволю им тебя обидеть. Пошли, иначе нельзя.
Он ненавидел себя за то, что толкает испуганного малыша в эту темную, ужасную яму. Лапами и зубами он не без труда разжал хватку Шустрика, и они сошли в темноту.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Стены и пол туннеля были влажны. Болезненно-белесые корни и куски каких-то иных предметов, о которых Фритти старался не догадываться, свисали с земляного потолка. По мере того как они удалялись от входа, свет постепенно мерк и вовсе исчез бы, если бы не слабое свечение гнили, тянувшейся по стенам. Они спускались вниз в тусклом призрачном свете, подобно духам котов, блуждающим в пустоте между звездами.
В подземелье к Шустрику сразу вернулась тяжелая походка и почти безжизненный вид. Глина липла к лапам, застревая в подушечках. Стояла полная тишина.
Вскоре они догнали двух других Когтестражей. Разорвяк все еще нес свою изувеченную ношу. Так они и продолжали путь: спереди и сзади Фритти и Шустрика — красные когти, сверху и снизу — плотная сырая земля.
У Фритти не было никакой возможности вести счет времени. Вся группа, пленники и охранники, шла и шла, но вокруг ничто не менялось; мрачное тошнотворное свечение земли туннеля оставалось все тем же. Они пробирались дальше и дальше в глубины, не слыша ни звука, кроме собственного дыхания и случайных невнятных переговоров Когтестражей. Фритти уже казалось, что он веками пребывал в этой темной яме. Он стал то погружаться, то выныривать из какого-то сна. Думал о Стародавней Дубраве, о косых солнечных лучах, искрящихся на лесном подстиле, о том, как гонялся с Мягколапкой по удивительно ароматным, щекочущим травам — то преследующий, то преследуемый и под конец впадающий в недолгую дрему среди летнего тепла.
Нежданное холодное прикосновение уползающего из-под лапы червяка оттолкнуло его назад, во мрак туннеля. Он расслышал резкое хриплое дыхание Растерзяка. Спросил себя, увидит ли еще когда-нибудь солнечный свет.
Наконец голод полностью одержал верх над мечтами Фритти, и он стал уделять больше внимания червякам, извивавшимся на влажной земле туннеля. После нескольких попыток изловил одного и не без труда проглотил на ходу. Мерзкое ощущение — не иметь возможности остановиться, чтобы поесть, но он опасался даже замедлить шаг: это грозило тяжелыми последствиями. Хотя дело это было малопочтенное, он почувствовал себя немножко лучше, перехватив кусочек, и как можно скорее поймал другого червяка и тоже съел. Следующего попытался передать Шусту, но котенок не обратил на червяка внимания. После нескольких бесплодных попыток придвинуть к нему свой набитый, жующий рот Фритти отступился и съел добычу сам.
Туннель пошел вверх. Немного погодя процессия вошла в небольшую подземную пещеру — не больше Двух прыжков в ширину, но с высокой кровлей. Внутри пещеры дышалось чуточку полегче, и, когда Растерзяк остановил их, Фритти был более чем счастлив просто на миг присесть, перевести дух и дать отдых измученным лапам и ступням. Он принялся устало умываться, выкусывая острые камешки и самые плотные сгустки грязи, застрявшие меж подушечками лап, дотянулся языком до раны на плече. Кровь засохла, и свалявшаяся шерсть затвердела. Рану было больно промывать. Шустрик сидел возле него неподвижно, словно парализованный; когда Фритти повернулся и стал его умывать, он беззвучно подчинился.
Растерзяк и двое других стражей вполголоса посовещались в дальнем конце пещеры. Разорвяк приблизился к пленникам и бросил возле них бесчувственное тело Грозы Тараканов. Потом по кивку Растерзяка он повернулся и через дальний ход пещеры выскользнул в туннель. Раскусяк и начальник вытянули свои длинные жилистые тела на полу земляной комнаты и уставились на пленников. Фритти, решив, что лучше всего как можно меньше их замечать, продолжал счищать грязь со шкурки Шустрика и зализал юному коту множество ранок и ссадин. Гроза Тараканов раз-другой застонал и шевельнулся, но не пришел в себя.
Наконец с той стороны, где исчез Разорвяк, донесся приглушенный вой. По приказанию Растерзяка — низкое рычание и дерганье головой — Раскусяк выскочил в туннель прежде, чем умолкло отдавшееся от известковых стен эхо. До Фритти долетели спорящие голоса Разорвяка и Раскусяка. Немного погодя оба втиснулись в пещеру, таща какую-то огромную размякшую ношу. Растерзяк поднялся и, раскорячивая лапы, рысцой подбежал полюбопытствовать, что они принесли.
— Словил его прямо там, где ветка туннеля вылазит наружу, в аккурат у стенки долины, шеф, — сказал Разорвяк с усмешкой, облизываясь. — Вы его точно засекли по запаху. Отловил его, когда он другую дорогу искал, а после с ходу поволок вниз, чтоб меня Огненным Глазом не достало. Хозяином клянусь, он круто здоровенный, разве ж нет? — После этой речи Разорвяк отвернулся и стал скромно зализывать рану на боку.
Невольно заинтересовавшись, Хвосттрубой наклонился, всматриваясь в пещерную мглу. То, что притащили два Когтестража, было каким-то животным. Измятая его фигура издала негромкий стон боли. Растерзяк поднял глаза на Фритти.
— Подойди уж поглазеть, грязная Писклюшка, — сказал он. — Не бойся, этот тебя уже не обидит.
Смех начальника словно оцарапал стены каменной комнаты. Хвосттрубой нерешительно двинулся вперед.
Лежавший на сыром камне был громадным Рычателем; кровь струилась из нескольких ран на его животе и морде. Следуя взглядом за Растерзяком, Хвосттрубой увидел, как мутные глаза собаки приоткрылись. Пес был столь же огромен, как сами Когтестражи; Фритти изумился и устрашился, узнав, что один из чудовищных котов сумел самостоятельно добыть вяку такой величины. Рычатель мигнул — тщетно пытаясь стряхнуть с глаз кровь — и захрипел от боли. Внутри у него было что-то сломано, и он умирал. Фритти вернулся в свой угол.
Разорвяк оторвался от зализывания раны и сказал Растерзяку:
— Нам ведь этим ничего давать не надо? — Он указал на Фритти и Шустрика. — Верно, начальничек?
Растерзяк взглянул на обоих — настороженного нервного Фритти и обессиленного молчаливого Шустрика.
— Нам надо только живьем доставить их в Закот. Мы не разделим с ними наше скромное угощение.
Сказав это, Растерзяк выпустил алые когти и нанес быстрый вспарывающий удар по брюху вяки. И хотя ужасные крики агонии еще не стихли, Когтестражи принялись за еду.
Фритти свернулся вокруг Шустрика и постарался этих звуков не слышать.
Окончив трапезу и усыпав пол пещеры отвратительными объедками, Когтестражи заснули. По предусмотрительному указанию Растерзяка Раскусяк и Разорвяк дотащили свои раздувшиеся животы до выходов и улеглись поперек них.
Они перевернулись на спины, чтобы заснуть вверх ногами, и тем самым открыли достаточный путь к спасению.
Но все, что мог Хвосттрубой, — беспомощно лежать возле Шуста и Грозы Тараканов, покуда чудовища переваривали добычу.
Фритти понятия не имел, долго ли пролежал подле своих молчаливых спутников, слушая булькающие всхрапы охранников. Он впал в прерывистый сон и проснулся от странного звука. Сначала, еще полусонный, он вообразил, что умер и что с неба спустились стервятники, чтобы обглодать его кости. Ему казалось — он отовсюду слышит их, важно торгующихся из-за лакомых кусочков. У них были грубые, низкие и холодные голоса…
Полностью проснувшись, он и впрямь услышал жуткие звуки, наполнявшие пещеру. Это были не огромные старые стервятники. Все еще растянувшись спинах, неуклюже привалясь к мокрому камню пещерных стен, Когтестражи пели:
Рядом с Фритти внезапно открыл глаза Гроза Тараканов. Приподнялся было, но снова лег и, покуда гудела песнь, недвижно и безмолвно слушал. Хвосттрубой видел, как он измученно, болезненно тряхнул головой и снова закрыл глаза. Казалось, песне Когтестражей не будет конца. И через некоторое время Хвосттрубой снова провалился в тягостный, каменно-тяжелый сон.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
После пещеры в туннелях показалось теплее. Фритти знал, что снаружи зима — град, мокрый снег. Здесь, глубоко в земле — а насколько глубоко, у Фритти не было способа дознаться, — воздух как бы густел от жары и сырости.
Гроза Тараканов теперь был на ногах и двигался. Он что-то тихонько бубнил про себя, но по-другому — не показывая охранникам и признака сопротивления. Разорвяк, чья морда еще не совсем зажила после удара, полученного от Грозы Тараканов, находил огромное удовольствие, изводя старого кота, который увертливо сопротивлялся всем попыткам стража взбесить его.
Хвосттрубой, тащившийся на свинцовых ногах, снова стал ощущать пульсацию Холма. Здесь, под землей, ощущение стало иным, сотрясение глубже проникало в кости и нервы. Пульс Холма казался ниже и устойчивее — всепоглощающий, но, как ни странно, более естественный. Хвосттрубой понял: они приближаются к цели.
— Ну, чувствуешь, чувствуешь, а?
Фритти подпрыгнул от грубого окрика. Растерзяк шел вплотную за ним, наблюдая; неприятные желтые глаза следили за каждым его движением.
— Вижу, ты начинаешь слышать песню Закота. Да ты у нас страх какой чувствительный клоп! Ты, меченная звездочкой мордашка!
Начальник придвинулся к Фритти. Его громоздкая мускулистая тень смутно нависла над Фритти, пугая его и затрудняя ответ.
— Я… я что-то слышу, — запинаясь, сказал он. — Я это и раньше слышал… наверху.
— Ого, — покосился на него Растерзяк. — Да ты у нас смышленый малый! Не беспокойся… там, куда мы идем, найдется кое-кто из Рода, кто уделит достаточно внимания проворному котишке вроде тебя, — может, даже больше, чем тебе понравится.
С холодной суровой усмешкой, обнажившей несколько зубов, начальник Когтестражей отодвинулся и снова пошел следом за Фритти. Шкура вокруг усов молодого кота зудела и подергивалась. Он вовсе не хотел, чтобы что-либо или кто-либо еще больше им заинтересовался. И поспешил догнать Грозу Тараканов и Шустрика. Земля содрогалась.
Вскоре туннель расширился. Теперь примерно через каждую сотню прыжков группа проходила мимо ответвлений туннеля или пещер — мимо чего именно, трудно сказать, поскольку то были только темные дыры в стене основного хода. Воздух продолжал теплеть, и от сырой жары Фритти и его спутники чувствовали вялость. Гроза Тараканов помотал головой из стороны в сторону, словно желая сбросить какие-то путы.
— Здесь, сейчас, обратно в ямы — ни за что, ни за что… — Старый сумасшедший кот умоляюще взглянул сперва на безмолвного Шустрика, потом на Фритти, который смог лишь тряхнуть головой. — Все это бим-бом… так и режет, ну и скрежет… не могу… не могу!…
Гроза Тараканов повращал глазами и перестал бормотать. Хвосттрубой легонько толкнул головой Шустрика:
— Слышишь его, Шусти? Что ты об этом думаешь, ммм? Насторожи-ка усы, что это он? — Фритти тщетно подождал ответа, потом попробовал снова: — Что это будет за рассказ, когда мы вернемся к Стене Сборищ, а? Как по-твоему, Племя нам поверит?
Через миг Шустрик приподнял голову и горестно взглянул на Фритти.
— Где мой друг Мимолетка? — спросил он.
— Будет с нами, Шусти, даст Муркла! Клянусь моим именем хвоста — мы выберемся отсюда и найдем ее!
Котенок какое-то мгновение с растерянным видом смотрел на него, потом снова уставился в землю.
«Ушки на макушке Плясуньи Небесной! — проклинал себя Фритти. — Когда же я перестану давать обещания, которые вряд ли смогу сдержать?! Вот и еще одно, — подумал он. — Но мне нужно было сказать Шусти. У него такой вид, будто он в любой миг собирается улечься и отплыть в Дальние Поля… По крайней мере хоть выжал из него словцо-другое».
Теперь Хвосттрубой заметил, что звук в туннеле изменился. Почудилось — он различает внизу, сквозь почти бесшумную свою поступь, густой прибой голосов… кошачьих голосов, но очень далеко.
Раскусяк, ближайший страж, повернулся и прошипел:
— Мы скоро будем у себя. Да и вы у себя — хоть во всяком разе и ненадолго.
Наконец подземная тропа снова расширилась и свернула вниз. Пульсирование стало постоянным и почти знакомым, а голоса, которые Фритти уловил раньше, — громче и громче. И вот, когда уже казалось, что они скоро подойдут к их источнику, Растерзяк остановил процессию.
— Так, — сказал он, бросив тяжелый взгляд на Фритти и его товарищей, — сейчас мы войдем в Закот через ближайшие Малые Ворота. Если вы только шевельнетесь, чтоб удрать, я вас в клочки раздеру, и с удовольствием. А если все-таки решитесь попытать удачи, — тут он сощурился на Грозу Тараканов, который неловко отвел глаза, — то даже будь вы достаточно быстры и ловки, чтоб увильнуть от меня — в чем я сомневаюсь, — вам еще захочется умереть у меня в когтях, уж я вам обещаю. Когтестражи — не самые страшные из тех, кто обитает в Холме Закота.
Растерзяк повернулся к подчиненным:
— И вы двое. Запомните, никого не вмешивать — особенно Клыкостражей. Пленники остаются при нас, пока я не скажу чего другого, понятно? Дошло? Усекли?
Все последовали вниз за Растерзяком и вскоре миновали изгиб туннеля, обнаружив, что находятся в широком проходе перед воротами. В конце туннеля, вырисовываясь в неверном зелено-голубом свете, стояли два огромных Когтестража, безмолвные и ужасающие, даже крупнее, чем охранники Фритти. По каждую сторону входа, который они охраняли, на невысоких кучах взрыхленной земли лежали черепа. Череп чудовищного Рычателя с мрачными, как сама скорбь, глазницами. И череп громадного рогатого животного. Все четверо этих часовых безжалостно взглянули на Фритти и его спутников, когда они проходили между ними.
Проходя под сводом туннельной пасти в глубины Закота, Фритти испытал странное чувство. Словно в каком-то кошачьем кошмаре, стал ощущать жжение во лбу. Впрочем, как бы то ни было, ни его друзья, ни Когтестражи ничего в нем не приметили.
За порогом им предстало видение, которому суждено было навсегда остаться в памяти у Фритти.
Перед ними раскинулась бескрайняя пещера с кровлей не менее высокой, чем вершины Коренного Леса. Она была освещена голубым свечением земли, уже знакомым им по туннелям, а в придачу — слабым голубым мерцанием камней, свисавших с каменного потолка. Призрачный свет окутывал все в пещере таинственными кладбищенскими тенями.
Ниже, на полу пещеры, подобно термитам на гниющем дереве, взад и вперед сновали бесчисленные кошки. Большинство было обычных размеров, хотя на мордах у них читались такое отчаяние и боль, что казалось — они существа чуть ли не другой породы. Среди них расхаживали тяжеловесные, громадные Когтестражи, управляя роящимися насекомоподобными ордами, ползавшими туда-сюда.
«Это похоже на страшный сон в Перводомье», — подумал Фритти.
Струи горячего воздуха доносили смрад ужаса, крови и незарытой мррязи, — зловоние потрясало его, наполняя ему ноздри. Растерзяк, рыча, погнал их, как стадо, прямо по торчащим камням и теплой влажной падали. Они пробирались среди кошачьих шеренг, проскальзывая среди своих соплеменников, — те даже не поднимали на них глаз: тяжело брели к какой-то неминуемой цели, к которой вели их вездесущие Когтестражи.
Когда проходили мимо одной из групп, Фритти заметил невзрачного кота, казавшегося больным: глаза навыкате, ребра выпячены. Кот кашлял и шатался, а вскоре и вовсе повалился на камни. Не успел Фритти подойти и помочь ему, как мимо протолкался Когтестраж и согнулся над больным. Зверюга поднял его за шею, яростно встряхнул. Хвосттрубой расслышал хруст ломающихся костей. Когтестраж, раздраженно мотнув головой, отшвырнул сломанное тело в сторону, и кошачья шеренга снова двинулась. Хвосттрубой поглядел ей вслед, а потом — на изувеченное тело, которое осталось лежать в грязи, никем не замеченное, не убранное, не оплаканное. В нем вспыхнула ненависть — потом она превратилась в приглушенное пламя и угнездилась глубоко внутри.
Процессия Растерзяка добралась до дальней стороны громадной пещеры и уже приближалась к зияющей утробе другого туннеля, когда тонкий, сверлящий голос окликнул:
— Расстерзяк!
Оклик, казалось, прозвучал в одной из бесчисленных пещер каменной стены, что была перед ними. Начальник остановил группу, а в темном зеве пещеры появился какой-то смутный силуэт.
— Чего это тебе от меня понадобилось? — сердито буркнул Растерзяк. В речи его появились необычные интонации.
— Кровососс хоччет тебя видеть, Расстерзяк, — свистяще и насмешливо отозвался окликнувший. Когда тень в гроте заговорила, Фритти различил мерцание ее зубов, но не заметил поблескивания глаз.
— Шутишь! — проворчал начальник. — Какое мне до него дело?
Таким образом, было по крайней мере что изведать — взглянуть в лицо злу. Это, казалось, немного помогало, хотя Фритти и не сказал бы почему. Да и бессмысленно было слишком в это вдаваться, потому что он знал, подумалось ему снова, — его ждет смерть.
Гроза Тараканов, возглавлявший процессию пленников, принялся что-то бормотать себе под нос. Хвосттрубой не мог различить ни слова в этом сердитом ропоте, и Когтестражи, очевидно, тоже не различали. Они почти сразу перестали обращать на него внимание, но Фритти уловил, как в старом безумном коте постепенно нарастает напряжение. Это встревожило его.
Гроза Тараканов с неистовым воем повернулся к ближайшему стражу, Разорвяку.
— Рычатель! Собака! — завопил разъяренный старый кот. — Твоя песенка спета! Я знаю всю твою мерзость и темноту!
Разорвяк, скривив губы от удивления, чуть заметно отпрянул, и Гроза Тараканов прыгнул мимо него за Деревья. У Фритти ходуном заходило сердце.
Чудовищный Когтестраж был выбит из равновесия лишь на миг; он с рычанием прыгнул вслед Грозе Тараканов. В считанные секунды он поймал его, ударил потрепанного старого кота, проволочил по грязи и вскочил к нему на спину. Раздался бешеный вой — кто из двоих взвыл, Фритти не сказал бы, — и, к его изумлению, Гроза Тараканов поднялся и впился когтями в морду Разорвяку. Перепачканная шерсть Грозы Тараканов вздыбилась, едва он подался вперед; на миг почудилось, что он вдруг вырос, стал мощным. Потом когда Разорвяк снова обрел разум и собрался. Хвосттрубой увидел, что Гроза Тараканов был всего лишь тем, чем был: старым котом, в безумии напавшим на монстра вдвое больше себя. Они сцепились, и Разорвяк нанес Грозе Тараканов сокрушительный удар по морде; старик обессиленно повалился на грязную землю, где и остался лежать; кровь лила у него из носу. Когтестраж, шипя, как скользь, прыгнул вперед, чтобы перервать ему горло, но голос Растерзяка проскрежетал:
— Стой, или я тебе зенки выну!
Разорвяк — его мерцающий взгляд теперь потемнел от жажды крови — на миг смутился. Оскалил зубы, повернулся к начальнику. Растерзяк сухо, шершаво хихикнул.
— Х-ха, — усмехнулся он, — хорошенького дурака сделал из тебя старый хрыч! — Разорвяк посмотрел на начальника с неприкрытой ненавистью, но не двинулся к Грозе Тараканов. — Чуть не сбежал к тому же, а? — съязвил Растерзяк. — Твоя оплошка, сам теперь его и потащишь, пока суд да дело. Тебе бы радоваться, что эта старая крысья шкура еще дышит, потому что Толстяк хотел заполучить всю компашку живьем, — они должны быть живы, по крайней мере пока мы их к нему не доставим. Как по-твоему, друг мой, что он с тобой сделает, если ты помешаешь? — Растерзяк усмехнулся. Разорвяк в страхе попятился от скрюченного тела Грозы Тараканов.
— Может, он отдаст тебя Клыкостражам, а Это ведь будет неприятно!
Разорвяк задрожал и отвел взгляд от начальника. Робко приблизился к старому коту, обнюхал и поднял его зубами.
— Очень хорошо, — сказал Растерзяк, подвинувшись к Раскусяку, который недвижно наблюдал за событиями. — Пошли. Скоро откроется Огненный Глаз. Мы ускоренным маршем доберемся до Западной Пасти.
Фритти и его юного друга гнали вперед, все время по прямой, не позволяя ни на шаг отклониться. Непрерывный дождь усилился, насквозь вымачивая мех и превращая лесные тропы в скользкую трясину.
Когда казалось, что пленникам уже не может быть хуже, дождь перешел в град. Ощутив жгучие ледяные удары градин, Хвосттрубой припомнил нападение Рикчикчиков. Впрочем, сегодняшнее нападение не прекращалось, и его иззябшее тело отчаянно ныло. Чуть только он и Шустрик пытались слегка изменить направление, подвигаясь под защиту деревьев, Растерзяк и его шайка снова толкали их на тропу. Самих чудовищных котов градины не беспокоили — или они этого не показывали, словно спеша по какому-то важному делу. Фритти и Шуст, молчаливые, побитые, шагали не подымая голов. Края неба на востоке, на Зарряне, начали голубеть от первых лучей рассвета, и Когтестражи стали волноваться.
По неразборчивой команде Растерзяка Раскусяк внезапно прыгнул вперед и скрылся в зарослях папоротника. Остальные с минуту ждали в жуткой немоте Крысолистья. Потом змеиная голова Раскусяка вновь появилась и раз-другой кивнула. Растерзяк издал низкий рык одобрения:
— А теперь, вонючие Пискли, живо в кусты!
Разорвяк, все еще тащивший в пасти безмолвную фигуру Грозы Тараканов, сиганул вслед Раскусяку в чащу зарослей. После недолгого сомнения — он взвешивал возможности вырваться на свободу и осознавал: от Растерзяка ему ни за что не убежать — Хвосттрубой последовал за Когтестражем. За ним зашагал Шустрик со все еще отсутствующими глазами.
«Наверное, здесь-то они нас и убьют», — подумал Фритти.
Он вдруг смирился с предстоящей смертью, ощутив почти приятную готовность отказаться от борьбы.
Командир Когтестражей замкнул шествие; они нырнули вниз и запетляли сквозь цепкие колючки. Полузакрыв глаза, чтобы защитить их от торчавших отовсюду шипов, Хвосттрубой чуть не свалился вниз головой в яму, возникшую перед ним.
Яма была широка и темна — туннель тотчас сворачивал, скрываясь от взора в земле. Шустрик с молчаливым ужасом уставился через плечо Фритти в туннель. Его рот на миг приоткрылся, но выдавил только слабенькое «мяу».
Растерзяк продрался сквозь последние ветки.
— Ну же, — буркнул он, — полезайте, наземные ползуны, не то я вам живенько помогу.
Его безобразная фигура с горящими глазами выросла рядом. Фритти словно разрывало пополам. Может быть, лучше было бы умереть на открытом месте, чем погибнуть, как суслик, на пороге норы. Но когда он взглянул на Растерзяка, к нему вернулась ненависть, и он захотел еще немножко пожить. Для чего бы этим громадным Когтестражам заталкивать их в туннель, чтобы убить? Может быть, то, что начальник сказал Разорвяку, было правдой… Всегда есть какая-то надежда спастись, лишь бы остаться в живых.
«Что ж, — решил он, — стало быть, у меня нет другого выбора!» Осторожно спускаясь в темную яму, он оглянулся на Шустрика. Котенок был так перепуган, что отпрыгнул от входа в туннель, словно собираясь удрать. Хвосттрубой встревожился. Растерзяк, чья злобная морда перекосилась от раздражения, уже готовился принять меры. Пока Фритти колебался, недоумевая, что предпринять, атаман выпустил кроваво-красные когти. Подталкиваемый к действию, Фритти прыгнул вперед, увернувшись от ужасающего удара когтей Растерзяка, и толкнул упирающегося Шустрика к яме. Перепуганный котенок захныкал и, сопротивляясь, вывернул наружу лапы, вцепившись коготками в мокрую землю.
— Все хорошо, Шуст, все будет хорошо, — услышал Хвосттрубой свои слова. — Поверь, я не позволю им тебя обидеть. Пошли, иначе нельзя.
Он ненавидел себя за то, что толкает испуганного малыша в эту темную, ужасную яму. Лапами и зубами он не без труда разжал хватку Шустрика, и они сошли в темноту.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
А в своде врат поблекших вьется
Нечистых череда,
Хохочет — но не улыбнется
Никто и никогда.
Эдгар Аллан По
Стены и пол туннеля были влажны. Болезненно-белесые корни и куски каких-то иных предметов, о которых Фритти старался не догадываться, свисали с земляного потолка. По мере того как они удалялись от входа, свет постепенно мерк и вовсе исчез бы, если бы не слабое свечение гнили, тянувшейся по стенам. Они спускались вниз в тусклом призрачном свете, подобно духам котов, блуждающим в пустоте между звездами.
В подземелье к Шустрику сразу вернулась тяжелая походка и почти безжизненный вид. Глина липла к лапам, застревая в подушечках. Стояла полная тишина.
Вскоре они догнали двух других Когтестражей. Разорвяк все еще нес свою изувеченную ношу. Так они и продолжали путь: спереди и сзади Фритти и Шустрика — красные когти, сверху и снизу — плотная сырая земля.
У Фритти не было никакой возможности вести счет времени. Вся группа, пленники и охранники, шла и шла, но вокруг ничто не менялось; мрачное тошнотворное свечение земли туннеля оставалось все тем же. Они пробирались дальше и дальше в глубины, не слыша ни звука, кроме собственного дыхания и случайных невнятных переговоров Когтестражей. Фритти уже казалось, что он веками пребывал в этой темной яме. Он стал то погружаться, то выныривать из какого-то сна. Думал о Стародавней Дубраве, о косых солнечных лучах, искрящихся на лесном подстиле, о том, как гонялся с Мягколапкой по удивительно ароматным, щекочущим травам — то преследующий, то преследуемый и под конец впадающий в недолгую дрему среди летнего тепла.
Нежданное холодное прикосновение уползающего из-под лапы червяка оттолкнуло его назад, во мрак туннеля. Он расслышал резкое хриплое дыхание Растерзяка. Спросил себя, увидит ли еще когда-нибудь солнечный свет.
Наконец голод полностью одержал верх над мечтами Фритти, и он стал уделять больше внимания червякам, извивавшимся на влажной земле туннеля. После нескольких попыток изловил одного и не без труда проглотил на ходу. Мерзкое ощущение — не иметь возможности остановиться, чтобы поесть, но он опасался даже замедлить шаг: это грозило тяжелыми последствиями. Хотя дело это было малопочтенное, он почувствовал себя немножко лучше, перехватив кусочек, и как можно скорее поймал другого червяка и тоже съел. Следующего попытался передать Шусту, но котенок не обратил на червяка внимания. После нескольких бесплодных попыток придвинуть к нему свой набитый, жующий рот Фритти отступился и съел добычу сам.
Туннель пошел вверх. Немного погодя процессия вошла в небольшую подземную пещеру — не больше Двух прыжков в ширину, но с высокой кровлей. Внутри пещеры дышалось чуточку полегче, и, когда Растерзяк остановил их, Фритти был более чем счастлив просто на миг присесть, перевести дух и дать отдых измученным лапам и ступням. Он принялся устало умываться, выкусывая острые камешки и самые плотные сгустки грязи, застрявшие меж подушечками лап, дотянулся языком до раны на плече. Кровь засохла, и свалявшаяся шерсть затвердела. Рану было больно промывать. Шустрик сидел возле него неподвижно, словно парализованный; когда Фритти повернулся и стал его умывать, он беззвучно подчинился.
Растерзяк и двое других стражей вполголоса посовещались в дальнем конце пещеры. Разорвяк приблизился к пленникам и бросил возле них бесчувственное тело Грозы Тараканов. Потом по кивку Растерзяка он повернулся и через дальний ход пещеры выскользнул в туннель. Раскусяк и начальник вытянули свои длинные жилистые тела на полу земляной комнаты и уставились на пленников. Фритти, решив, что лучше всего как можно меньше их замечать, продолжал счищать грязь со шкурки Шустрика и зализал юному коту множество ранок и ссадин. Гроза Тараканов раз-другой застонал и шевельнулся, но не пришел в себя.
Наконец с той стороны, где исчез Разорвяк, донесся приглушенный вой. По приказанию Растерзяка — низкое рычание и дерганье головой — Раскусяк выскочил в туннель прежде, чем умолкло отдавшееся от известковых стен эхо. До Фритти долетели спорящие голоса Разорвяка и Раскусяка. Немного погодя оба втиснулись в пещеру, таща какую-то огромную размякшую ношу. Растерзяк поднялся и, раскорячивая лапы, рысцой подбежал полюбопытствовать, что они принесли.
— Словил его прямо там, где ветка туннеля вылазит наружу, в аккурат у стенки долины, шеф, — сказал Разорвяк с усмешкой, облизываясь. — Вы его точно засекли по запаху. Отловил его, когда он другую дорогу искал, а после с ходу поволок вниз, чтоб меня Огненным Глазом не достало. Хозяином клянусь, он круто здоровенный, разве ж нет? — После этой речи Разорвяк отвернулся и стал скромно зализывать рану на боку.
Невольно заинтересовавшись, Хвосттрубой наклонился, всматриваясь в пещерную мглу. То, что притащили два Когтестража, было каким-то животным. Измятая его фигура издала негромкий стон боли. Растерзяк поднял глаза на Фритти.
— Подойди уж поглазеть, грязная Писклюшка, — сказал он. — Не бойся, этот тебя уже не обидит.
Смех начальника словно оцарапал стены каменной комнаты. Хвосттрубой нерешительно двинулся вперед.
Лежавший на сыром камне был громадным Рычателем; кровь струилась из нескольких ран на его животе и морде. Следуя взглядом за Растерзяком, Хвосттрубой увидел, как мутные глаза собаки приоткрылись. Пес был столь же огромен, как сами Когтестражи; Фритти изумился и устрашился, узнав, что один из чудовищных котов сумел самостоятельно добыть вяку такой величины. Рычатель мигнул — тщетно пытаясь стряхнуть с глаз кровь — и захрипел от боли. Внутри у него было что-то сломано, и он умирал. Фритти вернулся в свой угол.
Разорвяк оторвался от зализывания раны и сказал Растерзяку:
— Нам ведь этим ничего давать не надо? — Он указал на Фритти и Шустрика. — Верно, начальничек?
Растерзяк взглянул на обоих — настороженного нервного Фритти и обессиленного молчаливого Шустрика.
— Нам надо только живьем доставить их в Закот. Мы не разделим с ними наше скромное угощение.
Сказав это, Растерзяк выпустил алые когти и нанес быстрый вспарывающий удар по брюху вяки. И хотя ужасные крики агонии еще не стихли, Когтестражи принялись за еду.
Фритти свернулся вокруг Шустрика и постарался этих звуков не слышать.
Окончив трапезу и усыпав пол пещеры отвратительными объедками, Когтестражи заснули. По предусмотрительному указанию Растерзяка Раскусяк и Разорвяк дотащили свои раздувшиеся животы до выходов и улеглись поперек них.
Они перевернулись на спины, чтобы заснуть вверх ногами, и тем самым открыли достаточный путь к спасению.
Но все, что мог Хвосттрубой, — беспомощно лежать возле Шуста и Грозы Тараканов, покуда чудовища переваривали добычу.
Фритти понятия не имел, долго ли пролежал подле своих молчаливых спутников, слушая булькающие всхрапы охранников. Он впал в прерывистый сон и проснулся от странного звука. Сначала, еще полусонный, он вообразил, что умер и что с неба спустились стервятники, чтобы обглодать его кости. Ему казалось — он отовсюду слышит их, важно торгующихся из-за лакомых кусочков. У них были грубые, низкие и холодные голоса…
Полностью проснувшись, он и впрямь услышал жуткие звуки, наполнявшие пещеру. Это были не огромные старые стервятники. Все еще растянувшись спинах, неуклюже привалясь к мокрому камню пещерных стен, Когтестражи пели:
Они звучали и звучали, эти страшные поющие голоса, выстанывающие песнь о мраке, ненависти и мести — о ночном выползании в Верхний Мир, о крови на камнях и на земле и о Роде Холма, восстающем, чтобы воцариться надо всем.
Настанет день,
И час настанет -
Ничто вверху
Сиять не станет.
Тогда из глубины,
Где Старцы смотрят сны,
Ползком, средь тишины,
Наш род наверх нагрянет.
Мы больше ждать
Не будем ночи
И прикрывать
От Солнца очи!
Оно умрет, друзья!
Тогда и ты, и я
Взлетим из-под гнилья -
Сражаться что есть мочи!
Умрет, умрет
Власть злого Солнца!
Оно скользнет -
С высот сорвется!
Тогда, во тьме густой,
Мы все вернем с лихвой -
И мы хотим с тобой
Лишь только смерти Солнца…
Рядом с Фритти внезапно открыл глаза Гроза Тараканов. Приподнялся было, но снова лег и, покуда гудела песнь, недвижно и безмолвно слушал. Хвосттрубой видел, как он измученно, болезненно тряхнул головой и снова закрыл глаза. Казалось, песне Когтестражей не будет конца. И через некоторое время Хвосттрубой снова провалился в тягостный, каменно-тяжелый сон.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Где сумрак запад обволок,
Воздвигла Смерть себе чертог.
Там странный город виден взглядам…
Эдгар Аллан По
После пещеры в туннелях показалось теплее. Фритти знал, что снаружи зима — град, мокрый снег. Здесь, глубоко в земле — а насколько глубоко, у Фритти не было способа дознаться, — воздух как бы густел от жары и сырости.
Гроза Тараканов теперь был на ногах и двигался. Он что-то тихонько бубнил про себя, но по-другому — не показывая охранникам и признака сопротивления. Разорвяк, чья морда еще не совсем зажила после удара, полученного от Грозы Тараканов, находил огромное удовольствие, изводя старого кота, который увертливо сопротивлялся всем попыткам стража взбесить его.
Хвосттрубой, тащившийся на свинцовых ногах, снова стал ощущать пульсацию Холма. Здесь, под землей, ощущение стало иным, сотрясение глубже проникало в кости и нервы. Пульс Холма казался ниже и устойчивее — всепоглощающий, но, как ни странно, более естественный. Хвосттрубой понял: они приближаются к цели.
— Ну, чувствуешь, чувствуешь, а?
Фритти подпрыгнул от грубого окрика. Растерзяк шел вплотную за ним, наблюдая; неприятные желтые глаза следили за каждым его движением.
— Вижу, ты начинаешь слышать песню Закота. Да ты у нас страх какой чувствительный клоп! Ты, меченная звездочкой мордашка!
Начальник придвинулся к Фритти. Его громоздкая мускулистая тень смутно нависла над Фритти, пугая его и затрудняя ответ.
— Я… я что-то слышу, — запинаясь, сказал он. — Я это и раньше слышал… наверху.
— Ого, — покосился на него Растерзяк. — Да ты у нас смышленый малый! Не беспокойся… там, куда мы идем, найдется кое-кто из Рода, кто уделит достаточно внимания проворному котишке вроде тебя, — может, даже больше, чем тебе понравится.
С холодной суровой усмешкой, обнажившей несколько зубов, начальник Когтестражей отодвинулся и снова пошел следом за Фритти. Шкура вокруг усов молодого кота зудела и подергивалась. Он вовсе не хотел, чтобы что-либо или кто-либо еще больше им заинтересовался. И поспешил догнать Грозу Тараканов и Шустрика. Земля содрогалась.
Вскоре туннель расширился. Теперь примерно через каждую сотню прыжков группа проходила мимо ответвлений туннеля или пещер — мимо чего именно, трудно сказать, поскольку то были только темные дыры в стене основного хода. Воздух продолжал теплеть, и от сырой жары Фритти и его спутники чувствовали вялость. Гроза Тараканов помотал головой из стороны в сторону, словно желая сбросить какие-то путы.
— Здесь, сейчас, обратно в ямы — ни за что, ни за что… — Старый сумасшедший кот умоляюще взглянул сперва на безмолвного Шустрика, потом на Фритти, который смог лишь тряхнуть головой. — Все это бим-бом… так и режет, ну и скрежет… не могу… не могу!…
Гроза Тараканов повращал глазами и перестал бормотать. Хвосттрубой легонько толкнул головой Шустрика:
— Слышишь его, Шусти? Что ты об этом думаешь, ммм? Насторожи-ка усы, что это он? — Фритти тщетно подождал ответа, потом попробовал снова: — Что это будет за рассказ, когда мы вернемся к Стене Сборищ, а? Как по-твоему, Племя нам поверит?
Через миг Шустрик приподнял голову и горестно взглянул на Фритти.
— Где мой друг Мимолетка? — спросил он.
— Будет с нами, Шусти, даст Муркла! Клянусь моим именем хвоста — мы выберемся отсюда и найдем ее!
Котенок какое-то мгновение с растерянным видом смотрел на него, потом снова уставился в землю.
«Ушки на макушке Плясуньи Небесной! — проклинал себя Фритти. — Когда же я перестану давать обещания, которые вряд ли смогу сдержать?! Вот и еще одно, — подумал он. — Но мне нужно было сказать Шусти. У него такой вид, будто он в любой миг собирается улечься и отплыть в Дальние Поля… По крайней мере хоть выжал из него словцо-другое».
Теперь Хвосттрубой заметил, что звук в туннеле изменился. Почудилось — он различает внизу, сквозь почти бесшумную свою поступь, густой прибой голосов… кошачьих голосов, но очень далеко.
Раскусяк, ближайший страж, повернулся и прошипел:
— Мы скоро будем у себя. Да и вы у себя — хоть во всяком разе и ненадолго.
Наконец подземная тропа снова расширилась и свернула вниз. Пульсирование стало постоянным и почти знакомым, а голоса, которые Фритти уловил раньше, — громче и громче. И вот, когда уже казалось, что они скоро подойдут к их источнику, Растерзяк остановил процессию.
— Так, — сказал он, бросив тяжелый взгляд на Фритти и его товарищей, — сейчас мы войдем в Закот через ближайшие Малые Ворота. Если вы только шевельнетесь, чтоб удрать, я вас в клочки раздеру, и с удовольствием. А если все-таки решитесь попытать удачи, — тут он сощурился на Грозу Тараканов, который неловко отвел глаза, — то даже будь вы достаточно быстры и ловки, чтоб увильнуть от меня — в чем я сомневаюсь, — вам еще захочется умереть у меня в когтях, уж я вам обещаю. Когтестражи — не самые страшные из тех, кто обитает в Холме Закота.
Растерзяк повернулся к подчиненным:
— И вы двое. Запомните, никого не вмешивать — особенно Клыкостражей. Пленники остаются при нас, пока я не скажу чего другого, понятно? Дошло? Усекли?
Все последовали вниз за Растерзяком и вскоре миновали изгиб туннеля, обнаружив, что находятся в широком проходе перед воротами. В конце туннеля, вырисовываясь в неверном зелено-голубом свете, стояли два огромных Когтестража, безмолвные и ужасающие, даже крупнее, чем охранники Фритти. По каждую сторону входа, который они охраняли, на невысоких кучах взрыхленной земли лежали черепа. Череп чудовищного Рычателя с мрачными, как сама скорбь, глазницами. И череп громадного рогатого животного. Все четверо этих часовых безжалостно взглянули на Фритти и его спутников, когда они проходили между ними.
Проходя под сводом туннельной пасти в глубины Закота, Фритти испытал странное чувство. Словно в каком-то кошачьем кошмаре, стал ощущать жжение во лбу. Впрочем, как бы то ни было, ни его друзья, ни Когтестражи ничего в нем не приметили.
За порогом им предстало видение, которому суждено было навсегда остаться в памяти у Фритти.
Перед ними раскинулась бескрайняя пещера с кровлей не менее высокой, чем вершины Коренного Леса. Она была освещена голубым свечением земли, уже знакомым им по туннелям, а в придачу — слабым голубым мерцанием камней, свисавших с каменного потолка. Призрачный свет окутывал все в пещере таинственными кладбищенскими тенями.
Ниже, на полу пещеры, подобно термитам на гниющем дереве, взад и вперед сновали бесчисленные кошки. Большинство было обычных размеров, хотя на мордах у них читались такое отчаяние и боль, что казалось — они существа чуть ли не другой породы. Среди них расхаживали тяжеловесные, громадные Когтестражи, управляя роящимися насекомоподобными ордами, ползавшими туда-сюда.
«Это похоже на страшный сон в Перводомье», — подумал Фритти.
Струи горячего воздуха доносили смрад ужаса, крови и незарытой мррязи, — зловоние потрясало его, наполняя ему ноздри. Растерзяк, рыча, погнал их, как стадо, прямо по торчащим камням и теплой влажной падали. Они пробирались среди кошачьих шеренг, проскальзывая среди своих соплеменников, — те даже не поднимали на них глаз: тяжело брели к какой-то неминуемой цели, к которой вели их вездесущие Когтестражи.
Когда проходили мимо одной из групп, Фритти заметил невзрачного кота, казавшегося больным: глаза навыкате, ребра выпячены. Кот кашлял и шатался, а вскоре и вовсе повалился на камни. Не успел Фритти подойти и помочь ему, как мимо протолкался Когтестраж и согнулся над больным. Зверюга поднял его за шею, яростно встряхнул. Хвосттрубой расслышал хруст ломающихся костей. Когтестраж, раздраженно мотнув головой, отшвырнул сломанное тело в сторону, и кошачья шеренга снова двинулась. Хвосттрубой поглядел ей вслед, а потом — на изувеченное тело, которое осталось лежать в грязи, никем не замеченное, не убранное, не оплаканное. В нем вспыхнула ненависть — потом она превратилась в приглушенное пламя и угнездилась глубоко внутри.
Процессия Растерзяка добралась до дальней стороны громадной пещеры и уже приближалась к зияющей утробе другого туннеля, когда тонкий, сверлящий голос окликнул:
— Расстерзяк!
Оклик, казалось, прозвучал в одной из бесчисленных пещер каменной стены, что была перед ними. Начальник остановил группу, а в темном зеве пещеры появился какой-то смутный силуэт.
— Чего это тебе от меня понадобилось? — сердито буркнул Растерзяк. В речи его появились необычные интонации.
— Кровососс хоччет тебя видеть, Расстерзяк, — свистяще и насмешливо отозвался окликнувший. Когда тень в гроте заговорила, Фритти различил мерцание ее зубов, но не заметил поблескивания глаз.
— Шутишь! — проворчал начальник. — Какое мне до него дело?