Страница:
— Послушай, старина, — начал Чутколап, — похоже, ночь будет длинной. Почему бы нам немного не развлечься доброй историей — это, по крайней мере, спасет мою бедную голову от Пряток-Хваток.
— Отличная мысль! — крикнул Шурш. — Расскажи нам про Неугомона и ежа!
Неугомон скорчил в ответ недовольную гримасу.
— Расскажи, расскажи, — согласился он. — А потом мы послушаем про то, как Шурш в первый раз охотился на суслика.
Шурш обеспокоенно обернулся.
— Может, действительно лучше рассказать про ежа в другой раз, — сказал он. Чутколап улыбнулся.
— Ну хорошо. Тогда почитаем стихи? — предложил он. — Только смотри, чтобы они годились для наших юных друзей.
Толстопуз весело фыркнул и перекатился на живот, который расплылся под ним во все стороны.
— У меня как раз есть подходящие, — сказал он, — если, конечно, кое-кто, кого я не стану называть, будет вести себя прилично и внимательно слушать.
Это заставило Шустрика, тихонько подкрадывавшегося к Шуршу, послушно вернуться и лечь рядом с Фритти.
Толстопуз сел, едва не стукнувшись полосатой головой о низко растущую ветку, и важно шмыгнул носом.
— Это небольшое стихотворение, — начал он, — называется «Кис-Каприз и Крысиный Дух».
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
На рассвете дождь прекратился. Позавтракав, компания дошла до края леса и остановилась, изучая принесенные ветром запахи. Холмы вдали были подернуты легкой дымкой. «Интересно, далеко ли позади остался дом», — подумал Хвосттрубой.
Чутколап и Толстопуз спорили, какой дорогой идти, а Шустрик прыгал и плясал в росистой траве. Радость котенка, выбравшегося из-под мрачного свода леса, можно было понять. Фритти хотелось бы и самому испытывать такую же легкость и беззаботность.
«Если этот лес — самое худшее из мест, которые нам придется миновать, — это будет редкостное везение, — подумал он. — Хорошо оказаться на открытом месте, но на этих холмах почти негде спрятаться. В этом смысле густой лес гораздо лучше».
К нему подошел тан воителей, остальные коты расположились сзади полукругом.
— Как я понимаю, вы по-прежнему собираетесь идти ко Двору. — В его голосе снова послышалось пренебрежение, но Хвосттрубой был слишком озабочен, чтобы придавать этому значение.
— Да, тан, думаю, так будет лучше всего.
— Ну что же, — сказал Чутколап, — отсюда мы должны повернуть на восток, по краю Стародавней Дубравы. Наверное, тебе нужно показать дорогу?
— Конечно, — подтвердил Фритти. — Мы дошли сюда по очень неопределенным подсказкам, которые нам дал Потягуш, но он предупредил, что потом, когда мы выйдем из леса, нам опять понадобится помощь.
Черный кот слегка наклонился вперед и вопрошающе посмотрел на Фритти:
— Ты сказал — Потягуш?
— Да. Он наш друг по Стене Сборищ. Это он посвятил меня в охотники! — с гордостью добавил Хвосттрубой.
Тан наморщил лоб и улыбнулся.
— Это такой большой коричневый кот? — спросил он. — И всегда ведет себя так, словно только что проснулся?
Фритти кивнул.
— Потягуш! — радостно взревел Толстопуз. Полосатый старый кот весело закрутил головой. — Старина Потягуш! Что же ты нам не сказал, хитрая ты ящерица!
— Я же не предполагал, что вы с ним знакомы, — улыбнулся Хвосттрубой.
— Знакомы? — весело забулькал Толстопуз. — Да мы на нюх друг друга знаем! Сколько раз вместе охотились на юге Коренного Леса! Сезон за сезоном. Отличный кот! Ха! Отличный малый!
Чутколап с нежностью посмотрел на старого друга, радующегося, как котенок.
— Толстопуз прав, — сказал тан. — Друг Потягуша — наш друг. Ну что же, если ты пользуешься покровительством такого кота, я во многих отношениях чувствую себя гораздо спокойнее. Потягуш не возьмет в друзья кого попало.
Фритти стало смешно. Похоже, все считают его важнее, чем он есть!
— Вот только Потягуш не очень ясно объяснил, куда нам идти после леса, — сказал он.
— Ах! — с притворной грустью проскрипел Чутколап. — Это надо же — чтобы вчерашний котенок напоминал мне о моем долге. Не иначе как старый друг послал тебя издалека, чтобы исправить меня. Я ведь обещал указать тебе дорогу? И укажу. Слушай внимательно: я сообщу тебе не только как пройти ко Двору Харара, но и кое-что еще.
Тан повернулся лицом к холмам:
— Ну так вот: перед тобой расстилаются Плавные Низины. Ступай в ту сторону, куда сейчас обращен твой нос — так, чтобы закат оставался с левого бока, — и ты не заблудишься. Когда переберешься через реку Хвостокрутку, окажешься на равнинах — это будет примерно половина пути. Иди все на север. Местность начнет понемногу повышаться. Когда перейдешь через реку Примурлыку, поворачивай вверх по течению и иди до края Коренного Леса. Ты его сразу узнаешь, когда увидишь. Все запомнил?
Фритти кивнул.
— Я помогу ему, сэр, — пообещал Шустрик.
Конечно, поможет, согласились воители и стали прощаться. Даже Неугомон потерся носами с Фритти и Шустриком.
Пока котенок на прощание боролся с Шуршем, Прищур подошел к Фритти.
— Я бы хотел заглянуть в твое будущее, — сказал белый кот. — Чувствую, это возможно. Не бойся.
Хвосттрубой не был уверен, что ему нравится предложение Прищура, но возражать было поздно. Прищур уже обнюхал его нос и прошелся вдоль спины до кончика хвоста. Совершив этот ритуал, белый кот сел и закрыл глаза.
Когда он их открыл, Хвосттрубой с изумлением обнаружил, что глаза из молочно-голубых превратились в темно-синие, почти черные. Рот Прищура был открыт, и из него струился шепот:
— …великие кричат в ночи… в земле что-то движется. Сердечное желание оказалось… в нежданном месте…
Провидец помотал головой, словно ему мешал громкий шум; потом шепчущий голос продолжал:
— …от медведя все бегут, бегут… но и Мишка сны дурные видит… — Последовала небольшая пауза, и снова: — попав в темное место, умело выбирай друзей… или врагов…
Помолчав, Прищур снова закрыл глаза, а когда открыл, они приобрели прежний цвет неба в летний день.
Он кивнул потрясенному Фритти.
— Удачи тебе, юный охотник, — сказал белый кот и отвернулся.
Фритти сидел, озадаченный странными предсказаниями Прищура, но в этот момент к нему подошел Чутколап вместе с Толстопузом.
— Друг Хвосттрубой, прежде чем пожелать тебе доброго пути, я хотел бы дать совет, — начал тан. — Двор может оказаться не совсем таким, как ты ожидаешь. Надеюсь, ты понимаешь, о чем речь. Мы, воители, считаем это неестественным, да и нарушением воли нашего господина, лорда Тенглора Огнелапа, когда Племя живет в такой скученности. К тому же в последнее время это место слишком сильно отдает Мурчелом.
— Ты хочешь сказать, что там поблизости живут Верзилы? — удивился Хвосттрубой.
— Нет, дело не в этом. Просто разлагающее влияние наших бывших слуг достигло уже самого трона Харара. Но по-моему, не стоит создавать у тебя предвзятое мнение. Мы, воители, действительно едины, и многие при Дворе королевы считают нас отчаянными головами. Тебе предстоит стать охотником и идти своим путем. — Черный тан смотрел в землю.
Тут заговорил Толстопуз:
— Впрочем, юный принц Сквозьзабор неплохой малый. Если тебе понадобится друг, с ним стоит подружиться. Немножко шумный, но вполне порядочный кот.
Чутколап поднял голову и улыбнулся, сверкнув острыми зубами:
— Ну достаточно, мы тебе и так столько наговорили, что хватит надолго. Пора прощаться.
Все трое подошли к остальным. Шустрик выкарабкался из-под Шурша и встал рядом с Фритти. Чутколап взмахнул лапой, словно благословляя:
— Хвосттрубой и Шустрик, храбрые юные охотники и друзья нашего старого товарища Потягуша, мы желаем вам доброго пути. Знайте, вы одни из первых, кому было позволено идти вместе с воителями.
Хвосттрубой и Шустрик склонили головы.
— Я научу вас нашей молитве. Если вы попали в передрягу, произнесите ее, и любой оказавшийся поблизости воитель придет вам на помощь. А если рядом ни одного нет, все равно не грех призвать на помощь нашего господина лорда Тенглора. Вот они, эти слова:
Хвосттрубой склонил голову:
— Прощайте, тан, и вы, воители. Ваша доброта еще ценнее оттого, что ее не искали. И вам тоже доброго пути и приятной пляски.
Хвосттрубой повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Через мгновение за ним последовал Шустрик.
Уже после того как воители скрылись из виду, они еще долго шли молча.
Первые дни на холмах прошли довольно спокойно. Почти каждый час Фритти и Шустрик поднимались на новую пологую вершину, с которой было видно далеко вокруг. Ориентируясь по солнцу, они без труда держались нужного направления.
Густая трава мягкой подстилкой ложилась под лапы двух усталых котов, а на зеленых холмах в изобилии водилась еда. Здесь ритм жизни был спокойнее, и даже те, на кого охотились, принимали такое положение вещей со спокойной покорностью. Идти по этой волнистой местности было довольно приятно.
Дни становились холоднее. Осень была уже совсем рядом, а дальше поджидала зима, и Хвосттрубой с Шустриком знали: скоро холода, нужно быстрее идти вперед. Если они двигались медленнее или их привлекало новое зрелище, новый запах, глубоко внутри они тут же ощущали ледяной холодок, заставлявший их поспешно продолжать путь.
Хвосттрубой с грустью наблюдал, как трудное путешествие гасит природную жизнерадостность Шустрика. Да и самому Фритти было не по себе, но ответственность за храброго котенка помогала ему в самые тяжелые минуты.
Однажды пасмурным днем наши путешественники охотились на зеленом склоне холма. На его вершине росла небольшая рощица, и снизу это место казалось очень подходящим для охоты.
На краю рощицы они спугнули прятавшегося в траве молоденького крольчонка. Он бросился прочь по клону, они рванулись следом, стараясь с двух сторон отрезать ему путь.
Вдруг кролик замер, удивленные охотники тоже невольно приостановились, и в этот момент у них над головами пронеслась чья-то тень. Бояка стоял неподвижно, с полными ужаса глазами, шевелился только кончик носа. И вдруг исчез под упавшим сверху комом коричневых перьев.
Это был ястреб. Едва коснувшись земли, хищник схватил когтями крольчонка и сломал ему хребет. Сильно взмахнув крыльями, он поднялся в воздух, держа в лапах неподвижное тело. Потом, войдя в воздушный поток, резко взмыл вверх. Оба кота, застыв, смотрели ему вслед. Ни птица, ни ее добыча не издали ни звука. Освещенный бледным осенним солнцем склон холма стал вдруг голым и пустым.
Спустя мгновение Шустрик повернулся к Фритти. От страха у него зуб на зуб не попадал.
— Ой, Фритти, — пискнул он, — я хочу домой.
Хвосттрубой даже не нашелся что ему ответить и молча повел котенка вниз по склону.
Позже, когда Шустрик наконец уснул, Хвосттрубой сидел и наблюдал, как по низкому небу плывут облака.
Восемь дней прошло с тех пор, как наши друзья покинули пределы Стародавней Дубравы; Око Мурклы открылось и снова начало закрываться. С вершин тех холмов, что повыше, они уже могли различить тусклый блеск реки, извивавшейся вдали между холмами.
При виде реки Фритти обрадовался. Он был почти уверен, что перед ними река Хвостокрутка, а значит — так сказал Чутколап, — до Двора королевы осталась ровно половина пути.
Они зашагали бодрее, но река все не приближалась, оставаясь лишь блестящей полоской у горизонта. Ближе к руслу местность пошла под уклон и купы деревьев попадались все реже.
На тринадцатую ночь после того, как они покинули лес, наконец послышался приглушенный шум текущей по лугам реки. Этот звук успокаивал, он был похож на журчание ручейка, протекавшего возле Стены Сборищ весной, когда таял снег. В тот вечер, прежде чем лечь спать, они поиграли в Прыг-Шмыг, и Фритти впервые с тех пор, как они расстались с воителями, рассмеялся.
На пятнадцатый день путешествия по Плавным Низинам они спустились наконец в пологую долину реки. На траве лежал туман, и в воздухе пахло дождем. Подходя к Хвостокрутке, они почувствовали облегчение: они попали с плато в мир воды и прохлады.
Живость, энергия бегущей и журчащей воды были совсем не похожи на тихие, медленно извивающиеся речки в их родном лесу. Хвостокрутка, плескаясь и смеясь, несла с собой ветки ив и стебельки травы, чтобы бросить их в тихую заводь у берега, где они будут плыть лениво, неспешно. А потом, играя с ними, словно кошка с мышкой, она снова бросит все это на стремнину и унесет прочь.
Пока солнце не поднялось над головой и не стало светить сквозь дымку, лишая блеска быстро бегущую воду, Хвосттрубой с Шустриком поиграли на берегу. Они по очереди пытались вытащить из воды ветки или проплывающие близко к берегу прутики, подбивая друг друга достать те, что подальше. И только после того, как Шустрик в азарте едва не свалился в воду — в последний миг его все-таки удалось поймать за шкирку, — Фритти начал подумывать о том, как пересечь широкую, бурную Хвостокрутку.
Они поднимались к истоку, обходя бухты и заливчики, и шум воды становился все громче и раскатистее Источник шума обнаружился за очередным изгибом реки. Здесь Хвостокрутка слегка сужалась и с шумом неслась мимо камней, торчащих из пенящейся воды, словно сломанные зубы. Когда Фритти и Шустрик подошли поближе, верхушка одного из камней слегка шевельнулась и посмотрела на них широко раскрытыми глазами.
Это был Гроза Тараканов, сидевший, словно сова, над самой серединой потока. Хвостокрутка, бурля, с шумом мчалась мимо безумного кота. Мгновение он таращился на наших друзей, потом поднялся. Шерсть на нем свалялась сосульками. Не говоря ни слова, он, чуть поколебавшись, перепрыгнул на другой камень, дальше от берега. Пока он выбирал следующее место, куда можно прыгнуть, Хвосттрубой позвал его, стараясь перекричать шум потока:
— Гроза Тараканов! Это вы? Мы — Хвосттрубой и Шустрик! Вы нас помните?
Гроза Тараканов обернулся и бросил в их сторону безразличный взгляд.
— Идите к нам! Гроза Тараканов! Вернитесь, пожалуйста! — еще громче крикнул Фритти.
Старый кот постоял в нерешительности, но прыгнул обратно. Друзья смотрели, как он с трудом возвращался через реку и наконец спрыгнул с последнего камня на поросший травой берег. Настороженно посмотрел на них и сжался в комок у самой воды.
Наконец он, похоже, узнал их, И даже заговорил. Но Фритти ничего не слышал за шумом реки и стал знаками звать старого кота за собой на высокий берег.
На некотором расстоянии от реки они остановились.
— Хорошо, что мы снова встретились! — обрадовался Шустрик. Он уже совсем забыл, какой страх внушал ему этот старый, грязный кот.
С довольным, но обеспокоенным выражением морды Гроза Тараканов обошел вокруг старых знакомых, тщательно принюхиваясь.
— Урр-мурр-мурр, — сказал он наконец, — это же наши старые приятели — любители махать хвостом и на деревья лазать! — Он склонил голову набок и поинтересовался: — И что же привело к реке двух маленьких недотеп? Пришли смочить свои носики? Да… это просто чудо, как вам удалось избежать настойчивых вопросов котов-демонов. Не иначе как у вас выросли крылья и вы от них улетели? И уже не в первый раз, — загадочно добавил он.
— Какие коты-демоны? — спросил Шустрик. — Мы встретили только котов-воителей, и они были добры к нам.
— А, — сердито фыркнул Гроза Тараканов, — эти балаболки! Начинали-то они хорошо. Только им все что-то нужно, вечно чего-то от тебя хотят.
Фритти отнесся к ворчанию старика не слишком серьезно.
— Ну что же, — сказал он, — раз уж мы все здесь, может, пойдем дальше вместе хоть какое-то время? После реки мы повернем на Котальные Равнины. Мы были бы рады идти с вами.
Гроза Тараканов улыбнулся и кивнул:
— Мне тоже в ту сторону. Я следую за одной исключительно шумной и горластой звездочкой, — он прижал уши и понизил голос, — но… я знаю, где она собирается опуститься на землю, чтобы перезимовать! — Довольный, что поделился своим секретом, Гроза Тараканов сделал танцевальное па и легонько куснул за ухо Шустрика, который и не подумал обидеться.
— Можешь перевести нас через реку? — спросил Хвосттрубой. — Ты, кажется, знаешь, на какие камни прыгать.
— Есть ли мех на полосатых спинках сусликов? Конечно могу! — заявил Гроза Тараканов.
На другом берегу Хвостокрутки местность изменилась. Уже через час покрытые зеленым ковром холмы Плавных Низин исчезли и только изредка из колышущейся травы поднимались крошечные холмики.
Шустрик и Фритти никогда не видели таких равнин. Она тянулась во все стороны и казалась бескрайней: бескрайний океан низкой травы и невысоких растений. Ничего более плоского нельзя было и придумать, и хотя холмы остались позади, создавалось впечатление, что они идут по возвышенному месту. Низкое осеннее небо нависало совсем над головой и еще усиливало это впечатление. Казалось, какая-то неведомая сила подняла их на высокую поверхность, чтобы хорошенько рассмотреть.
Хвосттрубой и котенок были рады обществу Грозы Тараканов. После третьего и четвертого восходов однообразное величие равнин угнетало: путники почувствовали себя маленькими и бессмысленными созданиями. Но Гроза Тараканов всегда умел отвлечь их от грустных мыслей — он постоянно бормотал отрывки каких-то странных стихов и вставлял надо не надо всякие поговорки, которые трудно было к чему-то отнести.
Однажды днем, свернувшись отдохнуть в высокой траве, Шустрик стал смущенно читать отрывок из стихотворения, которое сочинял об их путешествии ко Двору Харара. Оно было еще порядком неумелое, да еще и незаконченное, но Фритти понравилось. Он удивился, заметив, что Гроза Тараканов почему-то отводит взгляд.
Не желая смущать и огорчать Шустрика, Хвосттрубой похвалил его стихи и повернулся к старому коту собираясь сменить тему.
— Вот интересно, — начал Фритти, — почему это место называется Котальные Равнины? Вы, случайно не знаете?
Гроза Тараканов перевел печальный взор на Фритти и рассеянно смахнул с морды клочок грязного меха.
— Совершенно случайно — знаю. Да-да, маленький поедатель Писклей, действительно знаю.
— Расскажите нам, пожалуйста! Это есть в сказаниях?
— Нет, но могло бы быть. — Гроза Тараканов грустно покачал головой. — Я помню эту историю еще с тех пор, когда сам был котенком не старше вот этого крохи.
Фритти сообразил, что ничего не знает о прошлом Грозы Тараканов, и решил позже непременно вызвать безумного бродяжку на откровенный разговор.
— Так вот, те, кто знает, рассказывают, — начал Гроза Тараканов, — что, когда Праматерь Муркла впервые открыла свои сияющие глаза, кругом царила тьма. Естественно, у Праматери самые зоркие глаза в мире, однако, хотя у нее было отличное зрение и даже тьма не мешала ей видеть, она промерзла до костей. И тогда она задумалась — ведь какая же кошка любит холод!
Немного погодя ей в голову пришла одна мысль. Она стала тереть лапы — огромные черные лапы — и терла так быстро, что высекла искру небесного огня. Она схватила эту искру и положила на землю.
Праматерь кормила ее, защищала собственным телом — и искорка росла. Став побольше, она не раз пыталась убежать, но Праматерь всегда вытягивала лапу, хватала беглянку и возвращала на прежнее место.
Искорка все росла и росла и была уже большой и сильной, и когда Муркла возвращала ее обратно, земля под ними превращалась в ровное и гладкое место. Искорка становилась все больше, круглее и ярче, и теперь уже она грела всех первых животных.
Все живые существа шли греться возле юного солнца, они толпились совсем близко… ближе некуда — и каждое животное хотело лишь одного: нежиться в жарких лучах. И наконец весь мир опустел — кроме одного-единственного места на огромной плоской равнине.
Увидев это, Праматерь Муркла страшно рассердилась и зашвырнула солнце на небо, откуда оно должно было светить одинаково всем, а обитатели земли снова разошлись по своим жилищам. Вот с тех пор солнце и сияет на небе.
Но и теперь когда солнце светит и греет изо всех сил, оно порой начинает уставать. И тогда Муркла прижимает его к своей пушистой груди и вновь дает ему силу. А пока она держит солнце, на земле наступает холодное время.
— И вот теперь, — закончил Гроза Тараканов, — мы как раз проходим по тому месту, где Праматерь держала солнце в его котячестве. Отсюда и такое название. Просто, как мышь на обед, правда?
Фритти и Шустрик охотно согласились.
На следующий день перед Часом Подкрадывающейся Тьмы, когда солнце, о котором рассказывал старый безумец, опускалось в клубящиеся на западе облака, У Грозы Тараканов снова случился один из его приступов.
Компания шагала в море колышащейся травы, и вдруг старый кот сел, встопорщив усы, забормотал.
В этот раз он не казался испуганным или настороженным, наоборот, он восторженно бормотал:
— …А вот и ты! Ха! Полеживаешь во ржи, да? Капля и щекотка у меня под носом! Ха!
Хвосттрубой и Шустрик сели ждать, уверенные, что приступ скоро пройдет и они продолжат путешествие.
— Подожди! Подожди! — закричал Гроза Тараканов. — Звезда! Разве вы не видите, как она мерцает? Мы должны догнать ее прежде, чем она учует наш настоящий цвет! Только бы снова не опоздать! Я прыгну на стену! — И он вдруг бросился прочь, зовя звезду, словно видел ее катящейся перед собой. Он исчез в высокой траве, а недоумевающие спутники бросились за ним следом. Однако догнать Грозу Тараканов они не смогли, и вскоре даже голос его затих вдали.
Голодные, они прождали старого кота весь вечер, но Гроза Тараканов так и не появился. Наконец они устали ждать и занялись охотой.
Утром они отправились дальше. Снова вдвоем.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Теперь начались дожди.
Двигаясь по широкой равнине, Фритти и Шустрик сначала бросались под любое укрытие, какое могли найти. Но укрытий попадалось все меньше и меньше, а дождь шел все чаще и чаще, и беднягам пришлось смириться с мокрым мехом.
Шустрик простудился, и его чиханье и фырканье время от времени мешало Фритти предаваться грустным мыслям. При этом он иногда испытывал сочувствие к котенку и старался подбодрить его ласковым словом. Но иногда в нем вспыхивало раздражение, которое, впрочем, быстро угасало.
Однажды ночью, когда испуганный и замерзший Шустрик вскарабкался на него во время сильной грозы, Фритти неожиданно взорвался и оттолкнул котенка, наподдав ему лапой. Шустрик уполз в траву, рыдания сотрясали его тельце. Фритти охватил ужас. А что если Шустрик умрет и оставит его одного в этой чужой бескрайней земле!
Поняв, что наделал, он тут же пошел за малышом, схватил его за загривок и принес обратно. Потом хорошенько вылизал и прижал к себе, чтобы согревать, пока не кончится дождь.
Через несколько дней, упорно продвигаясь вперед Фритти почувствовал, что за ними кто-то следит. К середине дня это чувство не только не исчезло, но стало даже сильнее. Небрежно, чтобы не напугать своего юного друга, Фритти поведал ему о своих ощущениях.
— Но, Хвосттрубой, — возразил Шустрик, — просто в последнее время дичь редко попадается и мы почти ничего не ели. Я думаю, ты немного не в себе. Кто, кроме двух ненормальных котов, будет бродить в такую погоду?
В этом, конечно, был свой резон, но в глубине души Фритти все-таки казалось, что на его чувства влияло не только отсутствие мышей.
— Отличная мысль! — крикнул Шурш. — Расскажи нам про Неугомона и ежа!
Неугомон скорчил в ответ недовольную гримасу.
— Расскажи, расскажи, — согласился он. — А потом мы послушаем про то, как Шурш в первый раз охотился на суслика.
Шурш обеспокоенно обернулся.
— Может, действительно лучше рассказать про ежа в другой раз, — сказал он. Чутколап улыбнулся.
— Ну хорошо. Тогда почитаем стихи? — предложил он. — Только смотри, чтобы они годились для наших юных друзей.
Толстопуз весело фыркнул и перекатился на живот, который расплылся под ним во все стороны.
— У меня как раз есть подходящие, — сказал он, — если, конечно, кое-кто, кого я не стану называть, будет вести себя прилично и внимательно слушать.
Это заставило Шустрика, тихонько подкрадывавшегося к Шуршу, послушно вернуться и лечь рядом с Фритти.
Толстопуз сел, едва не стукнувшись полосатой головой о низко растущую ветку, и важно шмыгнул носом.
— Это небольшое стихотворение, — начал он, — называется «Кис-Каприз и Крысиный Дух».
Конец этой истории вызвал общий смех и радостные крики. Даже на сухощавой морде Прищура Хвосттрубой заметил улыбку.
Жил-был Кис-Каприз, обожавший крыс, -
Он с утра их ел и под вечер грыз.
Пой: хрусть-хрусть-перехрусть, обожавший крыс!
Он бродил весь год по полям охот -
Когда солнце жжет, когда снег идет.
Пой: топ-топ-перетоп, по полям охот!
Он среди полей, близ речных камней Повстречал Писклю, что всех крыс жирней.
Пой: нюх-нюх-перенюх, подследил за ней!
Во единый мах, во единый взмах
Эту крысу он изловил в кустах.
Пой: хвать-хвать-перехвать, во единый мах!
Только пусто, ах! у него в когтях, У него в разинутых челюстях!
Пой: пустяк-перепустяк у него в когтях!
Он слыхал в тот миг лишь одно «Пик-пик!», Но не мог понять, где же звук возник!
Пой: пик-пик-перепик, и он стал в тупик!
Прозвучало вслух: «Я — КРЫСИНЫЙ ДУХ!
Я СХВАЧУ ТЕБЯ, И ВЗОВЬЕТСЯ ПУХ!»
Пой: ух-ух-переух, я — Крысиный Дух!
От таких угроз — по хвосту мороз!
Кис помчался прочь — оробел всерьез.
Пой: чур-чур-меня-чур, по хвосту мороз!
И с тех пор Каприз уж не ловит крыс,
Ест жучков-сверчков да грызет редис -
Все, что вверх растет и слетает вниз, -
Только вкуса крыс не выносит Кис.
Пой: хрусть-хрусть-перехрусть,
Мяу-мурр, что за грусть:
Впал Каприз в каприз — и не терпит крыс!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ветер в тростниках. Идем же.
Тростников шуршащий говор
Заглушает крик утиный.
Ветер в тростниках. Идем же.
Джин Тумер
На рассвете дождь прекратился. Позавтракав, компания дошла до края леса и остановилась, изучая принесенные ветром запахи. Холмы вдали были подернуты легкой дымкой. «Интересно, далеко ли позади остался дом», — подумал Хвосттрубой.
Чутколап и Толстопуз спорили, какой дорогой идти, а Шустрик прыгал и плясал в росистой траве. Радость котенка, выбравшегося из-под мрачного свода леса, можно было понять. Фритти хотелось бы и самому испытывать такую же легкость и беззаботность.
«Если этот лес — самое худшее из мест, которые нам придется миновать, — это будет редкостное везение, — подумал он. — Хорошо оказаться на открытом месте, но на этих холмах почти негде спрятаться. В этом смысле густой лес гораздо лучше».
К нему подошел тан воителей, остальные коты расположились сзади полукругом.
— Как я понимаю, вы по-прежнему собираетесь идти ко Двору. — В его голосе снова послышалось пренебрежение, но Хвосттрубой был слишком озабочен, чтобы придавать этому значение.
— Да, тан, думаю, так будет лучше всего.
— Ну что же, — сказал Чутколап, — отсюда мы должны повернуть на восток, по краю Стародавней Дубравы. Наверное, тебе нужно показать дорогу?
— Конечно, — подтвердил Фритти. — Мы дошли сюда по очень неопределенным подсказкам, которые нам дал Потягуш, но он предупредил, что потом, когда мы выйдем из леса, нам опять понадобится помощь.
Черный кот слегка наклонился вперед и вопрошающе посмотрел на Фритти:
— Ты сказал — Потягуш?
— Да. Он наш друг по Стене Сборищ. Это он посвятил меня в охотники! — с гордостью добавил Хвосттрубой.
Тан наморщил лоб и улыбнулся.
— Это такой большой коричневый кот? — спросил он. — И всегда ведет себя так, словно только что проснулся?
Фритти кивнул.
— Потягуш! — радостно взревел Толстопуз. Полосатый старый кот весело закрутил головой. — Старина Потягуш! Что же ты нам не сказал, хитрая ты ящерица!
— Я же не предполагал, что вы с ним знакомы, — улыбнулся Хвосттрубой.
— Знакомы? — весело забулькал Толстопуз. — Да мы на нюх друг друга знаем! Сколько раз вместе охотились на юге Коренного Леса! Сезон за сезоном. Отличный кот! Ха! Отличный малый!
Чутколап с нежностью посмотрел на старого друга, радующегося, как котенок.
— Толстопуз прав, — сказал тан. — Друг Потягуша — наш друг. Ну что же, если ты пользуешься покровительством такого кота, я во многих отношениях чувствую себя гораздо спокойнее. Потягуш не возьмет в друзья кого попало.
Фритти стало смешно. Похоже, все считают его важнее, чем он есть!
— Вот только Потягуш не очень ясно объяснил, куда нам идти после леса, — сказал он.
— Ах! — с притворной грустью проскрипел Чутколап. — Это надо же — чтобы вчерашний котенок напоминал мне о моем долге. Не иначе как старый друг послал тебя издалека, чтобы исправить меня. Я ведь обещал указать тебе дорогу? И укажу. Слушай внимательно: я сообщу тебе не только как пройти ко Двору Харара, но и кое-что еще.
Тан повернулся лицом к холмам:
— Ну так вот: перед тобой расстилаются Плавные Низины. Ступай в ту сторону, куда сейчас обращен твой нос — так, чтобы закат оставался с левого бока, — и ты не заблудишься. Когда переберешься через реку Хвостокрутку, окажешься на равнинах — это будет примерно половина пути. Иди все на север. Местность начнет понемногу повышаться. Когда перейдешь через реку Примурлыку, поворачивай вверх по течению и иди до края Коренного Леса. Ты его сразу узнаешь, когда увидишь. Все запомнил?
Фритти кивнул.
— Я помогу ему, сэр, — пообещал Шустрик.
Конечно, поможет, согласились воители и стали прощаться. Даже Неугомон потерся носами с Фритти и Шустриком.
Пока котенок на прощание боролся с Шуршем, Прищур подошел к Фритти.
— Я бы хотел заглянуть в твое будущее, — сказал белый кот. — Чувствую, это возможно. Не бойся.
Хвосттрубой не был уверен, что ему нравится предложение Прищура, но возражать было поздно. Прищур уже обнюхал его нос и прошелся вдоль спины до кончика хвоста. Совершив этот ритуал, белый кот сел и закрыл глаза.
Когда он их открыл, Хвосттрубой с изумлением обнаружил, что глаза из молочно-голубых превратились в темно-синие, почти черные. Рот Прищура был открыт, и из него струился шепот:
— …великие кричат в ночи… в земле что-то движется. Сердечное желание оказалось… в нежданном месте…
Провидец помотал головой, словно ему мешал громкий шум; потом шепчущий голос продолжал:
— …от медведя все бегут, бегут… но и Мишка сны дурные видит… — Последовала небольшая пауза, и снова: — попав в темное место, умело выбирай друзей… или врагов…
Помолчав, Прищур снова закрыл глаза, а когда открыл, они приобрели прежний цвет неба в летний день.
Он кивнул потрясенному Фритти.
— Удачи тебе, юный охотник, — сказал белый кот и отвернулся.
Фритти сидел, озадаченный странными предсказаниями Прищура, но в этот момент к нему подошел Чутколап вместе с Толстопузом.
— Друг Хвосттрубой, прежде чем пожелать тебе доброго пути, я хотел бы дать совет, — начал тан. — Двор может оказаться не совсем таким, как ты ожидаешь. Надеюсь, ты понимаешь, о чем речь. Мы, воители, считаем это неестественным, да и нарушением воли нашего господина, лорда Тенглора Огнелапа, когда Племя живет в такой скученности. К тому же в последнее время это место слишком сильно отдает Мурчелом.
— Ты хочешь сказать, что там поблизости живут Верзилы? — удивился Хвосттрубой.
— Нет, дело не в этом. Просто разлагающее влияние наших бывших слуг достигло уже самого трона Харара. Но по-моему, не стоит создавать у тебя предвзятое мнение. Мы, воители, действительно едины, и многие при Дворе королевы считают нас отчаянными головами. Тебе предстоит стать охотником и идти своим путем. — Черный тан смотрел в землю.
Тут заговорил Толстопуз:
— Впрочем, юный принц Сквозьзабор неплохой малый. Если тебе понадобится друг, с ним стоит подружиться. Немножко шумный, но вполне порядочный кот.
Чутколап поднял голову и улыбнулся, сверкнув острыми зубами:
— Ну достаточно, мы тебе и так столько наговорили, что хватит надолго. Пора прощаться.
Все трое подошли к остальным. Шустрик выкарабкался из-под Шурша и встал рядом с Фритти. Чутколап взмахнул лапой, словно благословляя:
— Хвосттрубой и Шустрик, храбрые юные охотники и друзья нашего старого товарища Потягуша, мы желаем вам доброго пути. Знайте, вы одни из первых, кому было позволено идти вместе с воителями.
Хвосттрубой и Шустрик склонили головы.
— Я научу вас нашей молитве. Если вы попали в передрягу, произнесите ее, и любой оказавшийся поблизости воитель придет вам на помощь. А если рядом ни одного нет, все равно не грех призвать на помощь нашего господина лорда Тенглора. Вот они, эти слова:
Запомнил? Хорошо. — Последовала неловкая пауза. — Приятной пляски, — добавил Чутколап.
Ослепительный лорд Тенглор,
Вечный странник Огнелапый…
Вот что скажет вам охотник:
К бедствующим он приходит,
К бедствующим — а не к трусам.
Хвосттрубой склонил голову:
— Прощайте, тан, и вы, воители. Ваша доброта еще ценнее оттого, что ее не искали. И вам тоже доброго пути и приятной пляски.
Хвосттрубой повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Через мгновение за ним последовал Шустрик.
Уже после того как воители скрылись из виду, они еще долго шли молча.
Первые дни на холмах прошли довольно спокойно. Почти каждый час Фритти и Шустрик поднимались на новую пологую вершину, с которой было видно далеко вокруг. Ориентируясь по солнцу, они без труда держались нужного направления.
Густая трава мягкой подстилкой ложилась под лапы двух усталых котов, а на зеленых холмах в изобилии водилась еда. Здесь ритм жизни был спокойнее, и даже те, на кого охотились, принимали такое положение вещей со спокойной покорностью. Идти по этой волнистой местности было довольно приятно.
Дни становились холоднее. Осень была уже совсем рядом, а дальше поджидала зима, и Хвосттрубой с Шустриком знали: скоро холода, нужно быстрее идти вперед. Если они двигались медленнее или их привлекало новое зрелище, новый запах, глубоко внутри они тут же ощущали ледяной холодок, заставлявший их поспешно продолжать путь.
Хвосттрубой с грустью наблюдал, как трудное путешествие гасит природную жизнерадостность Шустрика. Да и самому Фритти было не по себе, но ответственность за храброго котенка помогала ему в самые тяжелые минуты.
Однажды пасмурным днем наши путешественники охотились на зеленом склоне холма. На его вершине росла небольшая рощица, и снизу это место казалось очень подходящим для охоты.
На краю рощицы они спугнули прятавшегося в траве молоденького крольчонка. Он бросился прочь по клону, они рванулись следом, стараясь с двух сторон отрезать ему путь.
Вдруг кролик замер, удивленные охотники тоже невольно приостановились, и в этот момент у них над головами пронеслась чья-то тень. Бояка стоял неподвижно, с полными ужаса глазами, шевелился только кончик носа. И вдруг исчез под упавшим сверху комом коричневых перьев.
Это был ястреб. Едва коснувшись земли, хищник схватил когтями крольчонка и сломал ему хребет. Сильно взмахнув крыльями, он поднялся в воздух, держа в лапах неподвижное тело. Потом, войдя в воздушный поток, резко взмыл вверх. Оба кота, застыв, смотрели ему вслед. Ни птица, ни ее добыча не издали ни звука. Освещенный бледным осенним солнцем склон холма стал вдруг голым и пустым.
Спустя мгновение Шустрик повернулся к Фритти. От страха у него зуб на зуб не попадал.
— Ой, Фритти, — пискнул он, — я хочу домой.
Хвосттрубой даже не нашелся что ему ответить и молча повел котенка вниз по склону.
Позже, когда Шустрик наконец уснул, Хвосттрубой сидел и наблюдал, как по низкому небу плывут облака.
Восемь дней прошло с тех пор, как наши друзья покинули пределы Стародавней Дубравы; Око Мурклы открылось и снова начало закрываться. С вершин тех холмов, что повыше, они уже могли различить тусклый блеск реки, извивавшейся вдали между холмами.
При виде реки Фритти обрадовался. Он был почти уверен, что перед ними река Хвостокрутка, а значит — так сказал Чутколап, — до Двора королевы осталась ровно половина пути.
Они зашагали бодрее, но река все не приближалась, оставаясь лишь блестящей полоской у горизонта. Ближе к руслу местность пошла под уклон и купы деревьев попадались все реже.
На тринадцатую ночь после того, как они покинули лес, наконец послышался приглушенный шум текущей по лугам реки. Этот звук успокаивал, он был похож на журчание ручейка, протекавшего возле Стены Сборищ весной, когда таял снег. В тот вечер, прежде чем лечь спать, они поиграли в Прыг-Шмыг, и Фритти впервые с тех пор, как они расстались с воителями, рассмеялся.
На пятнадцатый день путешествия по Плавным Низинам они спустились наконец в пологую долину реки. На траве лежал туман, и в воздухе пахло дождем. Подходя к Хвостокрутке, они почувствовали облегчение: они попали с плато в мир воды и прохлады.
Живость, энергия бегущей и журчащей воды были совсем не похожи на тихие, медленно извивающиеся речки в их родном лесу. Хвостокрутка, плескаясь и смеясь, несла с собой ветки ив и стебельки травы, чтобы бросить их в тихую заводь у берега, где они будут плыть лениво, неспешно. А потом, играя с ними, словно кошка с мышкой, она снова бросит все это на стремнину и унесет прочь.
Пока солнце не поднялось над головой и не стало светить сквозь дымку, лишая блеска быстро бегущую воду, Хвосттрубой с Шустриком поиграли на берегу. Они по очереди пытались вытащить из воды ветки или проплывающие близко к берегу прутики, подбивая друг друга достать те, что подальше. И только после того, как Шустрик в азарте едва не свалился в воду — в последний миг его все-таки удалось поймать за шкирку, — Фритти начал подумывать о том, как пересечь широкую, бурную Хвостокрутку.
Они поднимались к истоку, обходя бухты и заливчики, и шум воды становился все громче и раскатистее Источник шума обнаружился за очередным изгибом реки. Здесь Хвостокрутка слегка сужалась и с шумом неслась мимо камней, торчащих из пенящейся воды, словно сломанные зубы. Когда Фритти и Шустрик подошли поближе, верхушка одного из камней слегка шевельнулась и посмотрела на них широко раскрытыми глазами.
Это был Гроза Тараканов, сидевший, словно сова, над самой серединой потока. Хвостокрутка, бурля, с шумом мчалась мимо безумного кота. Мгновение он таращился на наших друзей, потом поднялся. Шерсть на нем свалялась сосульками. Не говоря ни слова, он, чуть поколебавшись, перепрыгнул на другой камень, дальше от берега. Пока он выбирал следующее место, куда можно прыгнуть, Хвосттрубой позвал его, стараясь перекричать шум потока:
— Гроза Тараканов! Это вы? Мы — Хвосттрубой и Шустрик! Вы нас помните?
Гроза Тараканов обернулся и бросил в их сторону безразличный взгляд.
— Идите к нам! Гроза Тараканов! Вернитесь, пожалуйста! — еще громче крикнул Фритти.
Старый кот постоял в нерешительности, но прыгнул обратно. Друзья смотрели, как он с трудом возвращался через реку и наконец спрыгнул с последнего камня на поросший травой берег. Настороженно посмотрел на них и сжался в комок у самой воды.
Наконец он, похоже, узнал их, И даже заговорил. Но Фритти ничего не слышал за шумом реки и стал знаками звать старого кота за собой на высокий берег.
На некотором расстоянии от реки они остановились.
— Хорошо, что мы снова встретились! — обрадовался Шустрик. Он уже совсем забыл, какой страх внушал ему этот старый, грязный кот.
С довольным, но обеспокоенным выражением морды Гроза Тараканов обошел вокруг старых знакомых, тщательно принюхиваясь.
— Урр-мурр-мурр, — сказал он наконец, — это же наши старые приятели — любители махать хвостом и на деревья лазать! — Он склонил голову набок и поинтересовался: — И что же привело к реке двух маленьких недотеп? Пришли смочить свои носики? Да… это просто чудо, как вам удалось избежать настойчивых вопросов котов-демонов. Не иначе как у вас выросли крылья и вы от них улетели? И уже не в первый раз, — загадочно добавил он.
— Какие коты-демоны? — спросил Шустрик. — Мы встретили только котов-воителей, и они были добры к нам.
— А, — сердито фыркнул Гроза Тараканов, — эти балаболки! Начинали-то они хорошо. Только им все что-то нужно, вечно чего-то от тебя хотят.
Фритти отнесся к ворчанию старика не слишком серьезно.
— Ну что же, — сказал он, — раз уж мы все здесь, может, пойдем дальше вместе хоть какое-то время? После реки мы повернем на Котальные Равнины. Мы были бы рады идти с вами.
Гроза Тараканов улыбнулся и кивнул:
— Мне тоже в ту сторону. Я следую за одной исключительно шумной и горластой звездочкой, — он прижал уши и понизил голос, — но… я знаю, где она собирается опуститься на землю, чтобы перезимовать! — Довольный, что поделился своим секретом, Гроза Тараканов сделал танцевальное па и легонько куснул за ухо Шустрика, который и не подумал обидеться.
— Можешь перевести нас через реку? — спросил Хвосттрубой. — Ты, кажется, знаешь, на какие камни прыгать.
— Есть ли мех на полосатых спинках сусликов? Конечно могу! — заявил Гроза Тараканов.
На другом берегу Хвостокрутки местность изменилась. Уже через час покрытые зеленым ковром холмы Плавных Низин исчезли и только изредка из колышущейся травы поднимались крошечные холмики.
Шустрик и Фритти никогда не видели таких равнин. Она тянулась во все стороны и казалась бескрайней: бескрайний океан низкой травы и невысоких растений. Ничего более плоского нельзя было и придумать, и хотя холмы остались позади, создавалось впечатление, что они идут по возвышенному месту. Низкое осеннее небо нависало совсем над головой и еще усиливало это впечатление. Казалось, какая-то неведомая сила подняла их на высокую поверхность, чтобы хорошенько рассмотреть.
Хвосттрубой и котенок были рады обществу Грозы Тараканов. После третьего и четвертого восходов однообразное величие равнин угнетало: путники почувствовали себя маленькими и бессмысленными созданиями. Но Гроза Тараканов всегда умел отвлечь их от грустных мыслей — он постоянно бормотал отрывки каких-то странных стихов и вставлял надо не надо всякие поговорки, которые трудно было к чему-то отнести.
Однажды днем, свернувшись отдохнуть в высокой траве, Шустрик стал смущенно читать отрывок из стихотворения, которое сочинял об их путешествии ко Двору Харара. Оно было еще порядком неумелое, да еще и незаконченное, но Фритти понравилось. Он удивился, заметив, что Гроза Тараканов почему-то отводит взгляд.
Не желая смущать и огорчать Шустрика, Хвосттрубой похвалил его стихи и повернулся к старому коту собираясь сменить тему.
— Вот интересно, — начал Фритти, — почему это место называется Котальные Равнины? Вы, случайно не знаете?
Гроза Тараканов перевел печальный взор на Фритти и рассеянно смахнул с морды клочок грязного меха.
— Совершенно случайно — знаю. Да-да, маленький поедатель Писклей, действительно знаю.
— Расскажите нам, пожалуйста! Это есть в сказаниях?
— Нет, но могло бы быть. — Гроза Тараканов грустно покачал головой. — Я помню эту историю еще с тех пор, когда сам был котенком не старше вот этого крохи.
Фритти сообразил, что ничего не знает о прошлом Грозы Тараканов, и решил позже непременно вызвать безумного бродяжку на откровенный разговор.
— Так вот, те, кто знает, рассказывают, — начал Гроза Тараканов, — что, когда Праматерь Муркла впервые открыла свои сияющие глаза, кругом царила тьма. Естественно, у Праматери самые зоркие глаза в мире, однако, хотя у нее было отличное зрение и даже тьма не мешала ей видеть, она промерзла до костей. И тогда она задумалась — ведь какая же кошка любит холод!
Немного погодя ей в голову пришла одна мысль. Она стала тереть лапы — огромные черные лапы — и терла так быстро, что высекла искру небесного огня. Она схватила эту искру и положила на землю.
Праматерь кормила ее, защищала собственным телом — и искорка росла. Став побольше, она не раз пыталась убежать, но Праматерь всегда вытягивала лапу, хватала беглянку и возвращала на прежнее место.
Искорка все росла и росла и была уже большой и сильной, и когда Муркла возвращала ее обратно, земля под ними превращалась в ровное и гладкое место. Искорка становилась все больше, круглее и ярче, и теперь уже она грела всех первых животных.
Все живые существа шли греться возле юного солнца, они толпились совсем близко… ближе некуда — и каждое животное хотело лишь одного: нежиться в жарких лучах. И наконец весь мир опустел — кроме одного-единственного места на огромной плоской равнине.
Увидев это, Праматерь Муркла страшно рассердилась и зашвырнула солнце на небо, откуда оно должно было светить одинаково всем, а обитатели земли снова разошлись по своим жилищам. Вот с тех пор солнце и сияет на небе.
Но и теперь когда солнце светит и греет изо всех сил, оно порой начинает уставать. И тогда Муркла прижимает его к своей пушистой груди и вновь дает ему силу. А пока она держит солнце, на земле наступает холодное время.
— И вот теперь, — закончил Гроза Тараканов, — мы как раз проходим по тому месту, где Праматерь держала солнце в его котячестве. Отсюда и такое название. Просто, как мышь на обед, правда?
Фритти и Шустрик охотно согласились.
На следующий день перед Часом Подкрадывающейся Тьмы, когда солнце, о котором рассказывал старый безумец, опускалось в клубящиеся на западе облака, У Грозы Тараканов снова случился один из его приступов.
Компания шагала в море колышащейся травы, и вдруг старый кот сел, встопорщив усы, забормотал.
В этот раз он не казался испуганным или настороженным, наоборот, он восторженно бормотал:
— …А вот и ты! Ха! Полеживаешь во ржи, да? Капля и щекотка у меня под носом! Ха!
Хвосттрубой и Шустрик сели ждать, уверенные, что приступ скоро пройдет и они продолжат путешествие.
— Подожди! Подожди! — закричал Гроза Тараканов. — Звезда! Разве вы не видите, как она мерцает? Мы должны догнать ее прежде, чем она учует наш настоящий цвет! Только бы снова не опоздать! Я прыгну на стену! — И он вдруг бросился прочь, зовя звезду, словно видел ее катящейся перед собой. Он исчез в высокой траве, а недоумевающие спутники бросились за ним следом. Однако догнать Грозу Тараканов они не смогли, и вскоре даже голос его затих вдали.
Голодные, они прождали старого кота весь вечер, но Гроза Тараканов так и не появился. Наконец они устали ждать и занялись охотой.
Утром они отправились дальше. Снова вдвоем.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Что там ловят они — близ мерцающих лужиц воды,
Под серебряной круглой луной, этой Лужей Небесной,
В полосатой траве, среди гибких стволов без коры,
Когда звезды над ними зрачками бесчисленных тварей Сверкают?
У. Дж. Тернер
Теперь начались дожди.
Двигаясь по широкой равнине, Фритти и Шустрик сначала бросались под любое укрытие, какое могли найти. Но укрытий попадалось все меньше и меньше, а дождь шел все чаще и чаще, и беднягам пришлось смириться с мокрым мехом.
Шустрик простудился, и его чиханье и фырканье время от времени мешало Фритти предаваться грустным мыслям. При этом он иногда испытывал сочувствие к котенку и старался подбодрить его ласковым словом. Но иногда в нем вспыхивало раздражение, которое, впрочем, быстро угасало.
Однажды ночью, когда испуганный и замерзший Шустрик вскарабкался на него во время сильной грозы, Фритти неожиданно взорвался и оттолкнул котенка, наподдав ему лапой. Шустрик уполз в траву, рыдания сотрясали его тельце. Фритти охватил ужас. А что если Шустрик умрет и оставит его одного в этой чужой бескрайней земле!
Поняв, что наделал, он тут же пошел за малышом, схватил его за загривок и принес обратно. Потом хорошенько вылизал и прижал к себе, чтобы согревать, пока не кончится дождь.
Через несколько дней, упорно продвигаясь вперед Фритти почувствовал, что за ними кто-то следит. К середине дня это чувство не только не исчезло, но стало даже сильнее. Небрежно, чтобы не напугать своего юного друга, Фритти поведал ему о своих ощущениях.
— Но, Хвосттрубой, — возразил Шустрик, — просто в последнее время дичь редко попадается и мы почти ничего не ели. Я думаю, ты немного не в себе. Кто, кроме двух ненормальных котов, будет бродить в такую погоду?
В этом, конечно, был свой резон, но в глубине души Фритти все-таки казалось, что на его чувства влияло не только отсутствие мышей.