Уильямсон Джек. Возрождение земли

   Так стоял я в сгущающейся тьме, тщетно пытаясь уловить знакомые аккорды и кадансы в то накатывающих, то отпускающих волнах могучего моря звуков, и меня переполняла какая-то непостижимая радость. Позабылись былые споры с Арни, не было больше африканских кровососов, я даже перестал волноваться о будущем Земли. Я будто воспарил в облаке чистейшего блаженства, когда отпадает необходимость думать или действовать.
   Время точно перестало существовать для меня. Наконец музыка — если только можно назвать это музыкой — достигла самой верхней ноты и медленно стихла. Наступила полная тишина. Мне страстно хотелось, чтобы песнь не кончалась никогда. Темнота напомнила об одиночестве, и меня вновь кольнуло беспокойство за Кейси. Я тяжело побрел к самолету. У самой лестницы я обернулся и увидел, как что-то выплывает из леса.
   Да это же воздушный шар!
   Поначалу, когда он только поднимался в лучах света, то показался мне лишь золотистой вспышкой, блеснувшей на солнце, но постепенно я понял, что это самый настоящий воздушный шар, и под ним раскачивается гондола. Ветра не было, и все-таки он медленно дрейфовал в мою сторону.
   Я стоял, вытянув шею, и разглядывал проплывающее высоко над головой чудо, пока летающий объект окончательно не скрылся из виду в тусклом свете догорающей ночи. Все случившееся могло означать лишь одно: здесь поселился еще один вид чужих — разумных существ, располагающих высокоразвитыми технологиями. И все-таки мне, все еще одурманенному той музыкой, не терпелось узнать их поближе.

* * *

   Когда я вернулся на космолет, то обнаружил, что Кейси уже сидит на кровати и выглядит гораздо лучше. Он согласился съесть чашку подогретого супа и пачку тыквенных вафель, которые приготовили на станции роботы, — блюдо, когда-то нареченное Арни «манной лунной». Кейси ел, а я тем временем попытался рассказать ему о чудной музыке и о том, как она повлияла на мое настроение.
   — Я тоже слышал ее. Ну или что-то похожее, — отозвался он. — Снился какой-то кошмарный сон. — Кейси поднес ложку ко рту и удивленно покачал головой. — Мне стало казаться, будто каким-то образом у нашей миссии есть шанс на успех, несмотря на тех африканских страшил. Во сне все казалось гораздо невероятнее.
   Он умолк и взглянул на меня, точно хотел удостовериться, не считаю ли я его сумасшедшим.
   — Я вроде как увидел золотистый воздушный шар. Он выплывал из леса. А в нем сидела Мона. Будто она прилетела с Луны, чтобы найти меня. Пожалуй, ты не знаешь, но когда мы прорвались на спасательный корабль, она ждала ребенка, уже шестой месяц, хотя и умело это скрывала. Мальчик… Мы хотели назвать его Леонардо. Она потеряла ребенка уже на станции. Во сне мне привиделось, будто Лео мог бы все-таки родиться. Помню, как…
   Прикрыв глаза, рассказчик умолк, будто предаваясь воспоминаниям.
   Во всяком случае, было на то похоже. Подрастая, мы узнавали своих физических родителей через их голограммы в рубке да по письмам, дневникам и журналам, что они оставили. Да еще, пожалуй, из их рассказов друг о друге и благодаря их старым вещичкам. В моем личном шкафчике меня дожидались трубка отца, потрепанный кожаный кисет, в котором он хранил табак, перочинный нож и бумажник с выцветшими фотографиями чужих мне людей.
   Его жизнь и его мир представлялись мне чем-то гораздо более красочным и волнующим, чем годы моей собственной жизни, проведенные в крошечной норе в жерле кратера. Рассказы родителей-клонов казались реальными настолько, словно я пережил все сам. Да и физически мы были идентичны. Отец рассказывал о том, что существует видовая память, передающаяся через подсознание. Она заправляет нашим мироощущением и поведением, реакциями на жизненные ситуации. Думаю, бывали моменты, когда мы знали о фактах прошлого не понаслышке. Арни, правда, никогда не разделял такого взгляда на вещи.
   — Знаешь, Данк. — Кейси улыбался, широко раскрытыми восторженными глазами глядя на меня. — Знаешь, я помню, как нашел ее. Дело было в одной ночной забегаловке в одном южноамериканском городке. Медельин он назывался. Я работал на одного наркодельца по имени Хьюго Карраско, пилотом и телохранителем. А Мона…
   Он помедлил, покачивая головой, словно вспоминал о чем-то волшебном. Мы с Пепом и Арни в каждой жизни были влюблены. Кто в Таню, кто в Диану. Кейси же поклонялся своей мечте — мечте о Моне. Как-то раз он показал мне ее фотографию, которую нашел в бумажнике, что Эль Чино прихватил с собой на Луну. Маленькая выцветшая карточка, едва не рассыпающаяся от времени, стала для Кейси святая святых. Он так дорожил ею, что даже заставил Диану поместить старенькую фотографию в холодильное хранилище.
   — Потрясающая штучка, Данк! — Лицо его светилось улыбкой. — Длинные золотистые волосы, распущенные по спине, глаза — голубые, как земное небо, да еще фигура — ни дать ни взять древняя статуя Венеры. Красотка пела грустные испанские песни. Как они меня тогда за душу взяли!.. Я передал ей через официанта чек на сотню зеленых. Она лишь бросила беглый взгляд и тут же расплылась в улыбке, когда увидела, сколько там, и потом уже не отводила глаз от меня. Уже тогда я знал, что мы принадлежим друг другу, но у босса имелись свои планы на этот счет.
   Волосатая горилла… Его звали Эль Матадор. Привычка у него была убивать любого, кто встанет на пути. Уговорил слишком много «Пино Колады» и захотелось ему, видишь ли, потанцевать с Моной. Она попыталась возразить, что, мол, платят ей только за песни. А он стащил ее со сцены и поволок в зал. Она вырвалась и бросилась ко мне. Он попер за ней и завопил, чтобы я попридержал ее для него.
   Усталые глаза Кейси блуждали в прошлом, он мрачно усмехнулся и тряхнул головой:
   — Размышлял я недолго. Матадор выхватил пистолет. Я выстрелил первым. Ранил его в плечо. Он с храпом повалился на пол. Ну а ключи были у меня: и от лимузина, и от вертолета.
   До аэропорта добрались раньше копов. К счастью, босс неизменно требовал, чтобы самолет стоял на стоянке всегда заправленным — на крайняк. Ну и теперь он стоял с полными баками. Мы полетели на север. В Мексике самолет продали. У нее был американский паспорт, а у меня — нужные связи. Границу второй раз пересекали в Хуаресе. Залегли на время, пока я не нашел подходящую работенку — у Каля Дефорта. За работу я получал лишь малую толику того, что платил Карраско, но Каль в итоге, получается, спас нас от смерти.

* * *

   Я заварил еще черного чая, который заготовили на Луне роботы, и решил перевести разговор к золотому шару. Означает ли все увиденное, что мы столкнулись с очередным видом чужих? Как они отнесутся к колонии, которую мы планируем здесь создать?
   Кейси почти не слушал меня, все еще предаваясь грезам о Моне.
   — Ты знаешь, Данк, — он покачал головой и тоскливо пожал плечами, — в том сне у меня было чувство, будто малыш действительно мог бы родиться. В будущем, когда нас с Моной создадут вместе.
   Он сжевал еще одну тыквенную вафлю, допил остатки чая и откинулся в кресле. Вскоре Кейси уже еле слышно посапывал. У меня тоже слипались глаза, хотелось спать, но я еще долго лежал, размышляя о поющих деревьях и парящих шарах. А еще думал о той истории с Моной и Эль Матадором. Кейси любил говорить об Эль Чино и как он представлял себе события из его жизни. Рассказывал он мастерски. Мне ужасно нравились его истории, даже когда те казались чистейшей выдумкой. Как бы там ни было, он мечтал, что в одной из будущих жизней встретится с малышом Лео, и оттого мне становилось неимоверно жаль его.
   Той же ночью я спросонья услышал его отчаянный крик:
   — Мона! Мона, подожди!
   Когда я проснулся, уже наступил день, и желтый солнечный луч пригрелся в пустом кресле Кейси.

16

   Я окликнул Кейси — ответа не последовало. Ушел, даже не заперев за собой дверь. Я спустился с космолета, но не обнаружил и следа. Горячее утреннее солнце стояло уже высоко на востоке, освещая окружающую нас равнину. На мшанике не отпечатывались следы. Ни звука, ни дуновения ветерка не исходило из золотисто-багряного леса на западе. И никаких золотых шаров в небе.
   Раздумывая, что же мне теперь предпринять, я вернулся на корабль, поискал среди припасов что-нибудь съестное и понял, что не голоден. Меня мучили вопросы. Куда делся Кейси? Быть может, он ушел в полузабытьи, в бреду, навеянном ядовитыми шипами или каким-то чужеродным вирусом, занесенным вампиром? Может, то лихорадочное состояние увлекло его в лес на поиски Моны? Я терялся в догадках, но разобраться во всем было необходимо.
   Для начала я связался со станцией и рассказал о нашем приземлении и о том, что Кейси исчез. Я надеялся все-таки, что роботы ведут запись. Оружия у меня не было — Дефорт не завез на Луну боевого арсенала, и все же эйфория, вызванная песнью леса, еще не развеялась окончательно.
   Я покинул космолет и направился к лесу, вооружившись только биноклем. Лес оказался просторным и чистым — так бывает в парке. Почву устилал все тот же голубовато-зеленый мох. Деревья стояли на порядочном расстоянии друг от друга, а под ними — ни опавших листьев, ни даже мелких веточек. Я подходил все ближе, а деревья устремлялись все дальше и дальше ввысь. Даже в сравнении с порослью на окраине леса наш космолет казался детской игрушкой. Я все шел вперед, и казалось, что деревья уходят в самую бесконечность неба. Удивляло, что почва чиста, и лишь однажды я наткнулся на опавший лист — рыжевато-медное полотно размером с одеяло, будто натянутое на раму воздушного змея.
   Я пытался уловить хоть звук, который бы выдал присутствие Кейси, но вокруг стояла тишина, словно лес замер и с тревогой наблюдал за мной, ждал, и все вокруг дышало жизнью. А может, мне это только казалось. Я прокричал разок, и мой голос отозвался эхом, отражаясь от уходящих в небо стволов, порождая настолько слабые и призрачные звуки, что повторить попытку я не осмелился.
   Я шел все дальше, как вдруг раздался приглушенный шлепок, и я обнаружил упавший к моим ногам плод. Я поднял его — ярко-розовый пузырь грушевидной формы, довольно увесистый. Он сминался в руке, будто наполненный жидкостью. Интересно, съедобен или ядовит, как те африканские колючки? Я взвесил его в руке, прикидывая свои шансы: нас забросило сюда навсегда, здесь предстоит провести остаток своих дней, а меж тем припасы в продовольственном отсеке подходят к концу. Придется рискнуть, к тому же необычный аромат плода пробудил во мне зверский аппетит.
   Тонкий конец пузыря заканчивался чем-то вроде сосочка. Я сжал его, и на поверхности показались ароматные винно-красные капельки. Я сцедил их в ладонь и понюхал. Потекли слюнки. Лизнул немного. Солоноватый вкус, чуть приторный, а в общем, пойдет. Я пил из сосочка, пока пузырь не сделался совсем плоским.
   Голод я утолил. Но тут же задался вопросом ботанического толка. В прежние времена плоды представляли собой семена, покрытые мякотью, которая приманивала передвигающиеся формы жизни. Те поедали их и распространяли таким образом. Но этот пузырь превратился в плоский мешочек, совершенно пустой. В чем же тогда состоит его биологическая функция?
   Впереди лес казался еще более темным и странным. Массивные стволы цвета потемневшей от времени бронзы возвышались подобно колоннам непомерно большого храма. Ветви простирались на такой высоте, что мне приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть их. Частое сплетение ветвей закрывало солнечный свет, и я оказался в густом сумраке. Я прошел совсем немного, как вдруг ощутил, что вторгаюсь в некое священное место, куда мне не велено ступать.
   Я развернулся и побрел на север вдоль кромки леса, стараясь не упускать из виду солнечный свет. Должно быть, я прошел километра два или три, когда вновь услышал какое-то пение. Казалось, голос исходит из самих вершин. Сначала впереди, очень далеко, потом все ближе, громче, и вот пение раздалось над самой головой. Переливчатая трель звучала так живо и энергично, что я невольно стал подстраивать шаг, повинуясь ее ритму.
   Интересно, то, что издает эти звуки, знает о моем присутствии?
   На мгновение мне показалось, что знает, но музыка не утихла и тогда, когда я остановился и замер на месте. Может, чудесное пение предназначено не мне, а Кейси? Внезапно, совершенно не находя тому разумного объяснения, я проникся уверенностью, что это действительно так. Я стоял и размышлял, пока мелодия не смолкла. На мгновение наступила полная тишина, и вдруг раздался пронзительный звук, будто какое-то создание вскрикнуло от боли. Потом он перешел в долгое стенание, которое, казалось, исходило отовсюду. Свет в вершинах деревьев померк, словно его заслонила внезапно упавшая тень, хотя облаков я не приметил.
   На меня накатила волна необъяснимого ужаса, и я стал отступать к открытому пространству, беспокойно высматривая наш космолет. Он стоял там же, где я его и оставил, такой маленький и одинокий, издалека похожий на серебристую крошечную точку восклицательного знака, венчающего затихающую жалобу леса. Я как раз поднес к глазам бинокль, чтобы удостовериться, что корабль в целости и сохранности, как вдруг заметил еще один воздушный шар.
   Яркий золотистый шарик, кажущийся издалека крошечным, дрейфовал над лесом по направлению к космолету. Вслед за ним шла темная волна, тень, которую отбрасывал определенно не он — уж слишком большая. Шар парил очень низко. Прикрепленная к нему гондола задевала верхушки деревьев, то цепляясь за ветви, то высвобождаясь из них. Жалобный стон перешел в настороженное молчание, будто все вокруг затаило дыхание, и сам лес напряженно замер.
   Руки мои дрожали, и мне не сразу удалось поймать в фокус бинокля тот движущийся объект. Ладья зацепилась за расщепленную ветвь дерева, в которое когда-то угодила молния. Ветер вновь увлек гондолу за собой, но ткань, похоже, все-таки успела порваться и пропускала воздух. Сдувающийся шар быстро снижался. Сбоку лодочки отворилась дверца, и из нее выпрыгнуло какое-то существо.
   Я крепко вцепился в бинокль и стал настраивать его на резкость. В облике летящего существа было что-то от человека и что-то неземное, но оно определенно было женского пола. Гладкая безволосая кожа почти того же золотистого оттенка, как и сам шар, трехпалые куриные лапки с темными острыми коготками и приятный глазу изгиб бедер, уходящий в золотистую копну паховых волос. Круглые золотистые груди оканчивались сосочками, напоминающими тот плод, из которого я пил.
   На мгновение в фокус попало ее лицо — округлое и по-женски нежное, в обрамлении светлых золотистых волос. Ее глаза желтовато-зеленого оттенка были широко раскрыты от ужаса. Существо отчаянно хватало ртом воздух, будто кричало что-то, а я находился слишком далеко и не мог расслышать. Кувырком мчась к земле, бедняжка расправила крылья — яркие золотые паруса, прикрепляющиеся к рукам от плеча до локтя. Одно из них казалось поврежденным и беспомощно болталось. Она слишком поздно раскрыла их. Быстро снижаясь, странная самочка отчаянно забила крыльями, ударилась о землю, прошла, пошатываясь несколько шагов, запнулась и осела вниз золотым кульком, где и затихла недвижима. Повинуясь первому импульсу оказать помощь, когда она необходима, я рванулся к пострадавшей незнакомке, но тут же остановился, заметив выбегающего вслед за ней из леса Кейси.
   Он опустился на колени подле нее. Пощупал запястье, склонил голову к ее груди, слушая биение сердца. Он говорил что-то — я видел, как шевелятся его губы, — и смертельный испуг на его лице сменился облегчением, когда златокрылая самочка приоткрыла глаза, поглядела на него и заулыбалась. Он долгое время сидел, склонившись над ней. Подносил ухо к ее губам, когда она что-то пыталась сказать, опустился на колени, чтобы осмотреть поврежденное крыло.
   Она вздрогнула и опустилась на землю после неудачной попытки пошевелить одним из крыльев. Кейси взял ее на руки и поднял. Покрытые перьями руки обхватили его за шею, а золотые крылья укутали их обоих. Я подумал было, что Кейси понесет ее к космолету, но, напротив, он направился обратно в лес. Верхушки деревьев снова ярко засветились, зазвучал какой-то одиночный голос, становясь все сильнее и сильнее, пока не вылился в многоголосую оду радости, как мне показалось, в честь того, что златокрылка невредима.
   Больше из любопытства, чем из желания помочь, мне не терпелось последовать за ними, но я решил, что Кейси вряд ли будет очень рад моему присутствию. Он, по всей видимости, считал, что я нахожусь на борту космолета, если вообще помнил о моем существовании. Но почему все-таки он не попытался связаться со мной? Или этот лес каким-то образом завладел его сознанием, так же как черные вампиры, седлающие свои жертвы, полностью подчиняли их себе?
   Вот такие вопросы — ни на один из которых я не знал ответа — занимали все мои мысли.
   Голос леса потеплел, когда Кейси внес чудную птицу в тень крон. Нежная мелодия не укладывалась ни в один гармонический ряд из тех, которым учила нас доктор Ласард, преподававшая на своем голографическом фортепиано уроки музыки. Она словно убаюкивала, как убаюкивает журчание мелкой речушки, шум прибоя, и успокаивала, как успокаивает легкий бриз, — звуки эти, бывало, ставила нам перед сном мать Тани — еще в детстве.
   Волнения мои благодаря этим звукам улеглись настолько, что я остановился и стал изучать шар — огромное искромсанное полотно, сделанное из материала, слегка напоминающего пленку, что еще больше сбивало с толку. В конструкции не было ничего металлического — ни заклепок, ни болтов. Никаких баллонов с газом, веревок, шнуров или клапанов, с помощью которых можно было бы управлять шаром. Он представлял собой единое целое без швов и стежков. Марки производителя я тоже не нашел. Но самое интересное представляла собой гондола.
   Я просто стоял и в недоумении почесывал затылок, уставившись в сторону леса, который теперь ласково мурлыкал, как десять тысяч кошек. Гондола представляла собой мастерски сработанную темно-оранжевую раковину, твердую, как скорлупа ореха. Во время падения она распахнулась, выпустив крылатое существо. Я не мог понять, как туда умудрилась поместиться златокрылая самочка, но совершенно случайно заметил, что лодочка выстлана каким-то мягким эластичным материалом серого цвета, который по форме точно повторял контуры тела странного создания. Я заглянул внутрь и уловил исходящий из лодочки тонкий винный аромат того плода, что нашел чуть раньше.
   Что же это за существо?
   Может, еще один плод леса, выросший на каком-нибудь поющем дереве? Не укладывается в голове, а впрочем, почему бы и нет? Не верю, что эти деревья, как и те африканские паразиты, эволюционировали на Земле. Когда-то отец назвал специальные слова, которые используют для описания подобных явлений: панспермия ^[6], объекты внеземного происхождения, ксенобиология. Вот и все, что я знал, — слова.

* * *

   Я лелеял надежду, что Кейси все же вернется, и потому оставался либо на космолете, либо где-то поблизости. Я полагал, что голод и жажда в конце концов приведут моего товарища обратно, но он так и не появился. Я много раз отваживался подойти к самой опушке в поисках следов его пребывания, но никогда не заходил в глубь леса. Меня удерживало нечто большее, чем просто забота о Кейси, даже не страх, а скорее, благоговейный трепет и ужас перед каким-то явно ощутимым присутствием чего-то необъяснимого, чего я не понимал и о чем не ведал. Присутствием кого-то, кто знал, что я здесь, и, может быть, выжидал. Или просто любопытствовал, а может, и вовсе не обращал на меня ни малейшего внимания. И чувство это не тревожило, не будило враждебности, но все-таки было достаточно сильным, чтобы сдерживать мое любопытство.
   На опушке я обнаружил еще один медного цвета лист, упавший с того самого расколотого молнией дерева. Я оттащил лист на открытое пространство, сбегал за голографической камерой и, измерив прежде параметры, описал его для своего очередного отчета на станцию. Продолговатая центральная жила представляла собой полую трубку, оканчивающуюся чем-то вроде бамбукового стебля. Она пискнула, когда я сжал ее в руке. Неужели эти самые листья и есть поющие голоса леса?
   На другой день я вновь отправился к лесу, чтобы исследовать шар, и обнаружил, что пустая скорлупа гондолы стала таять, растворяясь в почве. Золотистое волокно поблекло, став почти белым. А корма намертво застряла в земле — я попытался вытащить ее, но безуспешно. Чуть сдвинув с места останки лодочки, я обнаружил крохотные желтые корешки мха, вросшие в обшивку. Ну вот, одна загадка решена. Здесь не требуются ни лесники, ни лесорубы, чтобы создавалось впечатление хорошо ухоженного парка. Мшаник сам делает свою работу, поглощая все, что падает на землю.
   На следующее утро я остался на борту и, обобщая полученные сведения и подводя итоги, готовился к передаче. Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что опасения Арни по поводу неземного нашествия основывались на фактах. И хотя в Африке мы с Кейси не видели летательных средств или признаков какого бы то ни было техногенного развития, черные паразиты явно имели внеземное происхождение. А вот насчет поющих деревьев… Они представляют собой еще большую загадку.
   Покуда я ждал, когда Луна появится в зоне радиоприема, меня не покидало чувство, будто микрофон — это некая черная дыра, куда безвозвратно уходят мои слова. И все же я надеялся, что Робо слышат меня, хотя удостовериться в этом не было возможности. Признаюсь, чувствовал некоторое злорадство, представляя себе, как Арни дрожит от страха, опасаясь, как бы его не отыскали африканские вампиры.
   Я не стал запирать дверь космолета. Внезапно до меня донесся начисто лишенный мелодии гомон. Словно одновременно кричали тысячи голосов. Звук становился то громче, то тише и в итоге превратился в частую пушечную канонаду, режущую ухо. Я выглянул наружу и увидел, что весь лес вспыхивает, точно освещенный разноцветными молниями.
   Тут же из леса выскочили Кейси и крылатое существо. Они неслись, точно безумные. Крылатка прихрамывала. Кейси поддерживал ее рукой, а она обернула вокруг него крылья. Когда они оказались на открытом пространстве, самочка расправила их и попыталась взлететь. Одно из крыльев неестественно выгнулось, и она растянулась на земле. Кейси подхватил ее на руки, самочка обвила его руками за шею, и он тяжелым шагом рванулся к космолету. Лес гремел в такт его шагам, а позади полыхали багровые молнии.
   Из леса показался их преследователь.

17

   Громоздкий, нескладный зверь, покрытый коричневой шерстью, неуклюжими прыжками приближался к космолету, покрыв уже половину расстояния между кораблем и лесом. Его задние лапы были длиннее передних, и от этого создавалось впечатление какой-то гротескной непропорциональности между высокой задней частью туловища и низкой передней. Сперва я подумал, что Кейси достаточно оторвался от преследователя, чтобы выиграть этот забег, но в его движениях уже чувствовалась усталость — бежал он, пошатываясь. Видно, золотистая принцесса оказалась тяжеловатой ношей.
   В десятке метров от опушки леса зверь поднялся на массивные задние лапищи. Протрубил, как трубят слоны, которых я видел на голограммах, и припустил вразвалочку. Я схватил бинокль и навел резкость на существо, чтобы разглядеть его получше. Даже на двух ногах зверь больше походил на крупного примата, чем на человека, и вовсе не напоминал ни одно из существ, эволюционировавших на Земле. Гладкую безволосую голову венчал багровый зазубренный гребень. Свирепый взгляд двух огромных желтых глаз горел ненавистью, а трехпалые лапы были вооружены длиннющими когтями и алыми шпорами. Из-под покрытого желтым мехом брюха торчал заостренный черный фаллос. Зверь потрусил вразвалочку, будто предпочитал передвигаться на всех четырех.
   Кейси здорово опережал его, как вдруг запнулся о волочащееся по земле золотистое крыло и растянулся вместе со своей ношей на земле. Самочка неподвижно застыла, бессильно разбросав в стороны крылья. Кейси поднялся на четвереньки, потом поднял глаза на приближающуюся бестию и, спотыкаясь, побрел навстречу. В левой руке он сжимал нечто вроде оружия, сильно напоминающего набитый камнями серый носок из тех, что носили и он, и я.
   Самец приостановился и, обернувшись, испустил яростный рык в сторону леса, который тут же отозвался оглушительным диссонансным крещендо, полным проклятия. Зверь откинулся назад и взвыл точно волк на охоте. Кейси простер вверх правую руку, открытой ладонью вперед, призывая к миру.
   Но существо с рыком бросилось вперед, полосуя когтями грудь Кейси, разрывая в лохмотья его потрепанную рубашку. Кейси перехватил в правую руку свое нехитрое оружие и, сильно размахнувшись, обрушил его на желтый чешуйчатый череп соперника. Тот увернулся и сграбастал Кейси обеими когтистыми лапами. Кейси снова взмахнул носком и ударил неприятеля по голове, у самого гребня.
   Тот замер словно оглушенный, устремив на Кейси ошалелый взгляд полуприкрытых желтых глаз. Кейси отступил, пытаясь отдышаться. По его груди струилась алая кровь. Самец покачнулся и обрушился на Кейси. Я уж было подумал, что зверь отключился, но он снова схватил Кейси передними лапами и подмял под себя, перевернул его и прижал плашмя к земле.
   Носок с камнями отлетел в сторону и ударился о золотистое крыло. Кейси остался лежать без движения. Наконец я заметил, что его пальцы царапают почву. Зверь, ковыляя, приблизился к нему и ткнул его в бок багровой шпорой. Затем, придавив трехпалой лапой перепачканную кровью грудь, широко распростер передние лапы и изверг оглушительный триумфальный рев, обращаясь к лесу. Деревья ответили грохочущим гимном победы.