Гостья ехидно улыбнулась.
   — А теперь давайте поговорим серьезно. Неужели вы не понимаете, что пришло время уладить ваши отношения с Ральфом?
   — Он послал вас как голубя мира? — иронически поинтересовался Джемс. — Если так, то, помимо многословных уверений в дружбе, у вас имеются конкретные предложения? Дружба Ральфа не вызывает у меня особого доверия.
   Она направилась к двери и заперла ее. Затем возвратилась на прежнее место.
   — Ральф сказал мне: он больше не обладает тем, что вы требуете от него.
   Джемс нахмурил лоб.
   — Он это уничтожил?
   — Нет, — ответила девушка. — Это попало в чужие руки.
   Он недоверчиво поглядел на нее.
   — Вы не шутите?
   Она отрицательно покачала головой.
   — В таком случае, почему ваш брат все еще на свободе?
   Лидия залилась краской.
   — Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, мистер Морлек? По-вашему, ему следовало бы находиться в тюрьме?
   — Да. Собственно говоря, ему следовало бы сидеть за решеткой, — спокойно подтвердил Джемс. — В том случае, если документ, о котором идет речь, в самом деле попал в чужие руки, можете мне поверить — ваш брат на волосок от тюрьмы. Он может избежать ее лишь в том случае, если новый владелец документа, на его счастье, окажется вором или шантажистом.
   Джемс сообразил, что девушка не имеет представления о том, какой именно документ хранился у ее брата.
   — Чего вы от меня хотите? — спросил он.
   Ральф просил меня передать вам: нет причин, из-за которых нельзя решить спор.
   — Другими словами, ваш брат хочет, чтобы я показал в его пользу, если документ будет представлен в суд?
   Она колебалась.
   — Я не знаю, таково ли его желание, но, очень возможно, вы правы. Он мне сказал лишь то, что я вам уже сообщила: документа у него нет, и он просит вашей поддержки.
   Джемс подошел к окну и выглянул в сад. Он попытался разрешить эту задачу. Однако мысли его упорно возвращались к Джен Смит. Неужели она действительно Джоан Карстон, дочь лорда Крейза, девушка из общества, к которому он не принадлежал?
   Это было самое неожиданное открытие, выпавшее сегодня на его долю.
   — Я, право, не знаю, могу ли быть полезен вашему брату, — проговорил он наконец, обращаясь к Лидии. — Наша борьба прекратится лишь в том случае, если ваш брат сумеет исправить то, что сделал. Можете сообщить ему об этом.
   — Так, значит, борьба до конца? — спросила Лидия с дешевой театральностью.
   Улыбка промелькнула по лицу Джемс, и он сказал:
   — Пожалуй, так.
   Лидия, закусив губу, лихорадочно соображала, как ей поступить? Ральф поручил ей действовать на свой страх и риск.
   — Знаете ли вы, что это значит для меня, его единственной сестры? — пытаясь разжалобить Морлека, произнесла она. — Знаете ли вы, что такое бессонными ночами думать о грядущем дне?
   — Очень сожалею, но не знаю. Откровенно говоря, мисс Гамон, я лишен чувства сострадания. Если вы в самом деле так озабочены делами своего брата, позвольте выразить вам сочувствие.
   И после минутного молчания он продолжал:
   — Можете передать вашему брату Ральфу, что я доведу свое дело до конца. Я выполню свою миссию.
   — Миссию взломщика, — язвительно заметила девушка.
   — Хотя бы и так, — добродушно ответил Джемс.
   Если раньше он и сомневался в искренности Лидии, то теперь его сомнения рассеялись. Эта женщина — комедиантка, и к тому же скверная.
   Она не сумела совладать с собой, и закипевший в ней гнев грозным валом обрушился на Морлека.
   — Вы не использовали возможность договориться мирным путем, — сказала она, давая волю своему раздражению. — Я не знаю, какова причина вашей враждебности к Ральфу. Однако он не менее хитер, чем вы. И я уверена — рано или поздно, но вам придется признать это. Мне вся эта история надоела. Если мой брат и преступник, то разве вы честнее его? Разве мир настолько тесен, что вам двоим в нем нет места?
   — Вашей изысканной речи позавидовала бы любая светская женщина, — галантно ответил Джемс и проводил ее до двери.

Глава 24. МАРБОРН СТАНОВИТСЯ ЛИШНИМ

   За последнюю неделю Гамон сильно изменился. Он поседел, сгорбился, и на лице его появились новые морщины, Лидия не досаждала брату вопросами, догадываясь о причинах его озабоченности. К ее удивлению, Ральф, выслушав ее сообщение о встрече с Морлеком, сохранил необычное для него спокойствие, не вспылил, не рассердился.
   И, как ни странно, новость о присутствии в Старом Доме леди Джоан Карстон также не взволновала его.
   На следующий день после посещения Джемса Лидия приобрела плацкартный билет и распорядилась, чтобы ее багаж отправили на вокзал. Покончив с приготовлениями к поездке, она отправилась в контору к Ральфу.
   — Сегодня я уезжаю в Париж, — сообщила она ему. — Мне нужны деньги.
   Он удивленно взглянул на сестру.
   — Кто тебе сказал, что ты уезжаешь в Париж?
   Она притворилась удивленной его вопросом, однако брат и глазом не повел.
   — Ты останешься здесь. Я уже сказал тебе о своем решении. Возможно, скоро придется уехать отсюда и мне.
   — Что произошло? — спросила она, впервые отдавая себе отчет в серьезности положения. — Неужели дело так скверно?
   — Хуже, чем ты предполагаешь, — ответил он. — Видишь ли, Лидия, — продолжал он насколько мог любезно, — я бы не хотел, чтобы ты покинула меня в такую тягостную минуту. К тому же я обещал Сади, что привезу тебя в Танжер.
   Она взяла стул и уселась напротив. Затем, опершись локтями о стол и глядя в упор на брата, бросила ему:
   — Больше ты ничего не обещал Сади?
   Он не осмелился взглянуть ей в глаза.
   — Пять лет назад ты очень хотел, чтобы я поселилась в Танжере. Что ты тогда обещал Сади?
   — Ничего определенного. Ведь раньше ты относилась к нему более терпимо.
   Лидия скорчила гримаску:
   — Каждая молодая девушка заинтересуется живописным арабом. Но, судя по твоим рассказам, он не особенно молод и не очень красив. А мое положение в обществе? Я дорожу им.
   — Я нуждаюсь в Сади. Он может быть мне очень полезен. Он принадлежит к одному из лучших семейств, он христианин и баснословно богат…
   Она презрительно усмехнулась…
   — Он богат и в то же время берет от тебя деньги? Нет, Ральф, тебе не удастся провести меня. Мне немало известно о Сади. Он хитрый мавр, но я никогда не любила «Отелло» и не собираюсь играть роль Дездемоны. Возможно, Сади и видная персона в Танжере, но я не хочу прожить остаток своих дней в душном гареме женой номер двадцать три. В последнее время я прочла несколько книжек о тамошних порядках. Пустыня очень романтична, но вблизи романтика часто теряет привлекательность. Я часто получала от тебя письма, в которых ты красочно расписывал мне прелести жизни в Марокко. Я не раз собиралась тебе спросить, какую цель ты преследуешь.
   — Сади любит тебя. Я не вижу причин препятствовать вашему счастливому браку. Правительство считается с ним. Он весь буквально увешан орденами.
   — Да будь он разукрашен этими побрякушками, как рождественская елка, и тогда не привлекал бы меня, — решительно заявила девушка. — Давай не будем понапрасну терять время и говорить о Сади.
   Гамон не возражал, чему она втайне очень удивилась.
   — Поступай, как знаешь, но во всяком случае останься в Лондоне, пока я не приведу дела в порядок.
   После ухода Лидии он попытался засесть за работу, но работа не клеилась. Время от времени он поглядывал на часы, словно ожидая кого-то. Утром прибыла телеграмма из Танжера, он часто вынимал ее из кармана и перечитывал. Лицо его становилось все мрачнее и мрачнее. О том, что Сади сидел без гроша, ему было известно. Но теперь его новые требования становились опасными.
   Гамону сервировали стол и подали скромный завтрак. Подкрепившись, он вызвал к себе секретаря, взял чековую книжку и нерешительно направился к несгораемому шкафу.
   — Ступайте в банк и принесите деньги. Возьмите пятифунтовые банкноты, — предупредил он секретаря.
   Воспитанный и сдержанный, секретарь ничем не выдал своего удивления. Он привык получать по чекам огромные суммы, шеф выписывал их и раньше, но сегодня сумма превосходила все, выписанные ранее.
   Через полчаса с тремя большими пакетами банкнот он вернулся из банка. Ральф даже не потрудился пересчитать их.
   — Я ожидаю мистера Марборна, — сказал он, положив деньги в ящик стола. — Как только он явится, проводите его ко мне.
   Марборн пришел чуть раньше трех часов. Узнать его было невозможно. Он приоделся и теперь щеголял в костюме самом изящном и элегантном, по его мнению, а также в сером цилиндре и ярко-красном галстуке.
   Вынув изо рта гаванскую сигару, он приветливо кивнул Гамону:
   — Добрый день. Очень сожалею, что запоздал, но прежде чем направиться к вам, мне пришлось нанести несколько визитов.
   Марборн был навеселе. Ральф сразу заметил это, и порадовался: ему это было на руку, так легче вести деловые переговоры.
   — Ну-с? Приготовили для меня деньги, старина?
   Не тратя слов понапрасну, Гамон выдвинул ящик письменного стола и выложил деньги на стол.
   — Спасибо, — вежливо поблагодарил Марборн.
   — Марборн, я не отказываюсь по мере возможности оказывать вам финансовую поддержку, однако я хочу, чтобы и вы сдержали свое слово.
   — Не помню, чтобы я вам что-либо обещал, — холодно ответил бывший полицейский. — Я уже сказал вам: ваш документ спрятан в надежном месте. Надеюсь, вы не будете возражать против этого и оплатите мои расходы? Теперь я должен сам о себе позаботиться. Из-за вас мне пришлось уйти в отставку без пенсии. И Слоон также вынужден покинуть службу. Я уверен: вы спокойно оставили бы нас умирать с голоду, не прояви я любопытства к вашим документам.
   — Куда вы спрятали документ? Что случится, если он попадет в чужие руки?
   Марборн расхохотался.
   — Неужели вы воображаете, что я настолько глуп и откажусь он неиссякаемого источника дохода? — презрительно спросил он.
   И Марборн едва заметно непроизвольно прикоснулся к левому боку. Это не укрылось он внимательного ока Гамона.
   — Я спрятал его в своем несгораемом шкафу, — продолжал Марборн. — И ключ от этого шкафа хранится у меня одного.
   — Так, так, — заметно любезнее заметил Гамон, провожая своего гостя.
   После ухода Марборна Ральф направился к письменному столу и, не колеблясь, написал телеграмму по адресу: «Кольпорт, Отель-Сесиль, Танжер». У него оставался лишь один способ избавиться от издевательства Марборна и его бесчисленных претензий. Марборн последует за неизвестным матросом, которого нашел при смерти на Портсмутской дороге какой-то велосипедист.

Глава 25. В ДЕРЕВЕНСКОЙ ГЛУШИ

   С той памятной бурной ночи Джоан Карстон больше не встречалась с питомцем миссис Корнфорд. Она сознательно не посещала свою приятельницу, и вскоре воспоминания о ночной встрече перестали ее тревожить.
   Лишь однажды, проснувшись среди ночи она вспомнила об этом неприятном свидании, а на следующий день Джемс Морлек обратил внимание на ее удрученный вид и решил, что она плакала.
   В день ее последнего посещения Старого Дома к ней в комнату вошла горничная с докладом:
   — Вас желает видеть миссис Корнфорд.
   Джоан побледнела.
   — Ты большая трусиха, — сказала она себе вслух, забыв о служанке.
   — Вам что-нибудь угодно? — спросила удивленная горничная.
   — Нет, я сейчас сойду вниз.
   Джоан была очень озабочена неожиданным появлением гостьи.
   — Я услышала о вашем приезде. Не согласится ли лорд Крейз сдать мне этот домик?
   — Это все? — облегченно вздохнув, обрадовалась Джоан. — Разумеется, мы сдадим вам его. Надолго вы хотите поселиться в Крейзе?
   Миссис Корнфорд колебалась.
   — Мистеру Фаррингтону пошло впрок пребывание здесь, и он не прочь пожить подольше.
   — Мистер Фаррингтон? — переспросила девушка, и голос ее задрожал. — Это ваш питомец, молодой человек, страдающий алкоголизмом? Откуда он прибыл?
   — Я не знаю. Он жил где-то на западном побережье Африки. Его родные отправили его в колонии, так как пребывание его в Англии стало невыносимым. Еще мальчиком его исключили из школы за безобразное поведение и глупые проделки.
   — Он вам сказал, почему ему пришлось уехать?
   Затаив дыхание, Джоан ждала ответа.
   — Нет. Он лишь сказал, что натворил что-то дурное. В Африке он пристрастился к спиртному. Затем снова возвратился в Англию. Его отец умер и оставил ему ежегодную ренту. Вы не хотели бы поглядеть на него?
   — Нет!
   Этот отказ прозвучал так резко, что Джоан на мгновение испугалась, не задела ли она чувства миссис Корнфорд.
   — Нет, мне бы не хотелось видеть его — мои нервы немного расшатались из-за всех происшествий последнего времени, и я предпочитаю избегать лишних волнений.
   — Вы имеете в виду происшествие с мистером Морлеком? Как это ужасно! Мне рассказывали, что его покинули все слуги. Я даже хотела пойти проведать его. Мистер Фаррингтон рассказал мне о своей встрече с Морлеком в день приезда.
   — Я знаю, — отозвалась Джоан и поспешила добавить: — мне говорили об этом.
   После ухода неожиданной посетительницы Джоан погрузилась в раздумье. Ей стало ясно — следует немедленно ехать в Лондон. Правда, это сопряжено для Морлека с опасностью просидеть несколько дней на хлебе и воде.
 
   В селе неожиданно появились два новых лица. Джоан узнала об этом прежде, чем людская молва донесла эту весть до Крейзов.
   Двое молодых коммерсантов решили провести свой отпуск на лоне природы. Здоровые и жизнерадостные люди, они производили впечатление располагавших временем в избытке и не знавших чем заняться весельчаков.
   Явившись в половине десятого в Старый Дом, Джоан сообщила эту новость Морлеку.
   Джемс кивнул:
   — Это сержант Финниган и детектив Спунер из Скотленд-Ярда. Я видел, как они прибыли сюда — их привезли со станции в автомобиле, принадлежащем местному полицейскому управлению.
   Ее удивило это объяснение, но он рассмеялся и поспешил рассеять ее опасения.
   — Неужели вы вообразили, что полиция оставит меня в покое? Уэллинг послал их ознакомиться с моими привычками и укладом жизни. Они проживут здесь не меньше недели — я уже подумываю, следует ли мне при случае угостить их хорошим ужином?
   Она ничего не ответила и поспешила перевести разговор на другую тему.
   — Я больше к вам не приду. Мне кажется, вы теперь можете снова нанять прислугу. Вчера в селе я видела Кливера и мне стало очень жаль, что он потерял хорошее место.
   — Да, он потерял свое место навсегда, — с горечью ответил Джемс. — Он единственный из моих бывших слуг, которого я не хочу снова принимать на службу.
   — Но если он сам попросится к вам, вы, однако, могли бы со спокойной совестью удовлетворить его просьбу. Велите ему прийти к вам…
   — Если вы этого хотите…
   — Вы не должны говорить, что готовы это сделать ради меня. Просто я считаю, что вам не следует ссориться со своими слугами, так же как не следовало ссориться и разорять беднягу Кольтера.
   Он расхохотался, и девушка нахмурилась.
   — Простите мне мою неуместную веселость, леди Джоан, — почтительно заметил он, — но мне давно никто не говорил правду в глаза. Я охотно снова возьму на службу Кливера. Но ради чего вы сказали Лидии Гамон, что вы…
   Джемс замолчал, рассчитывая, что девушка поймет о чем идет речь, но Джоан невинно спросила:
   — Что я сказала?
   — Ничего… Я понимаю, вы сказали это Лидии, чтобы позлить ее.
   Он почувствовал, что краска прилила к его щекам.
   — Вы имеете в виду мое заявление о том, что мы с вами помолвлены? — спокойно уточнила Джоан. — Да, я ей так сказала. Вы правы, мне хотелось позлить ее, и ваше имя первым пришло мне на ум. Надеюсь, вы не в претензии на меня за это?
   — Нет… Что вы…
   Девушка, ловко хозяйничая, поджаривала яичницу.
   — Я чувствую, что скомпрометировала вас? Вы женаты?
   — Нет, — решительно возразил он. — Я не женат и никогда не был женат.
   — Большинство красивых мужчин женаты, — равнодушно заметила Джоан, и Джемс почувствовал, что остатки мужества покидают его. — А вы, по-моему, красивы. Но что вы делаете? Уберите локоть из миски с яйцами!
   Джемс не был любителем яиц — при одном взгляде на белок он испытывал тошноту.
   — Мне очень жаль, что вы оказались леди Джоан — я очень привязался к Джен… Разумеется, я очень привязан и к Джоан! Когда-то я знавал одну молодую девушку, ее звали Джоан, и она жила в Коннектикуте…
   — Неужели вы должны посвящать меня в свои любовные истории? — запротестовала она. — Я слишком молода, чтобы питать к ним интерес.
   — Это не любовная история, — поспешил пояснить Джемс. — Ее звали Джоан, а она называла меня Джимом…
   — Меня также зовут Джоан, и, если вам угодно, можете называть меня по имени, — заметила девушка и уселась на кухонный стол. — Я охотно стала бы называть вас Джимом, но у моего отца был персидский кот, которого тоже так звали, и поэтому каждый раз, как я буду называть вас этим именем, мне будет казаться, что вы мяукаете. Лейсингтон — на мой взгляд, не особенно благозвучное имя, оно слишком напоминает название железнодорожной станции. А что касается имени Морлек, то оно мне не нравится. Поэтому я предпочту вообще не называть вас по имени. А что касается нашей помолвки, то я оставлю ее в силе еще на одну неделю. Дело в том, что мистер Гамон имеет на меня виды. Поэтому я предпочитаю держать его на некотором расстоянии.
   — А что если он расскажет об этой смехотворной истории вашему отцу?
   — Мне приходится больше чем вам заботиться обо всем этом. В свое время у меня было много забот, чтобы эта история не попала в газеты.
   — Неужели Гамон такой влиятельный человек в вашей округе? — осведомился он.
   Она рассказала ему о причинах, заставлявших Гамона жить в этих краях. Морлек многозначительно присвистнул.
   — Вы убедились? Подлинный хозяин Крейза — Гамон. Наш титул — это лишь пышная вывеска. И он хочет жениться на мне, как принято во всех романах: злодей женится на дочери разорившегося лорда. Для того, чтобы и в остальном следовать сюжету романа, мне надо бы влюбиться в бедного, но добродетельного фермера — наследника фамильных богатств.
   Джемс, очарованный девушкой, не мог оторвать от нее глаз И не красота ее, не ее уверенность в себе и чувство собственного достоинства, даже не мягкий юмор, сквозивший в ее словах, влекли его к ней. Он вспомнил ее накануне — с покрасневшими от слез глазами — и понял, что ее уверенность и разговорчивость давались ей нелегко.
   — Не глядите на меня так, Джемс, — попросила она. — Джемс звучит лучше, чем Джим, но тоже нехорошо. Джемс… Так обычно зовут лакеев. Я хотела вас спросить кое о чем… Ах да… Вчера, одолжив у Стефанса бинокль, я из окна наблюдала за Старым Домом. Почему у вас на окне белые занавески? И почему вы расхаживали по комнате до часу ночи? Я отчетливо видела на занавесках вашу тень. Вскоре мне надоело наблюдать за вашим окном, и я легла спать, а вы продолжали расхаживать… Но почему вы смеетесь?
   — Да потому, что Финниган и Спунер ушли со своего поста гораздо позже вас. Вероятно, они послали в Лондон достаточно обстоятельный рапорт о моей бессоннице.
   — Откуда вам известно, что они наблюдали за вами?
   — После наступления сумерек я протянул через дорожки тоненькие черные нити, а сегодня я не обнаружил на месте ни одной, все оказались разорванными. Под своим окном я оставил лист бумаги, вымазанный глиной, а сегодня его обрывки обнаружил на дороге.
   Рассказывая о своей хитрости, Джемс улыбнулся. Очевидно, беспечность сыщиков весьма забавляла его.
   — Я хорошо знаю мальчишку из трактира «Красный Лев», где остановились детективы. Навестив его сегодня утром, я застал парнишку за интересным занятием: он пытался счистить с сапог постояльцев клочья бумаги. Не сомневаюсь, оба они приехали сюда с единственной целью — следить за мной, и было бы странным с их стороны не выполнять служебных обязанностей.
   После завтрака Морлек с помощью молодой девушки помыл посуду.
   — О чем вы думали сегодня ночью, когда вас мучила бессонница? — спросила она неожиданно.
   — О своих прегрешениях, — ответил он девушке торжественным тоном.
   Но неожиданности утра этим не были исчерпаны.
   Когда Джемс снова очутился на кухне, он застал Джоан у плиты с засученными рукавами за приготовлением паштета.
   — Вы сильно обожглись, — сказал Джемс, заметив у девушки на руке красное пятнышко в форме сердца.
   К его удивлению, она покраснела.
   — Это пятнышко то показывается, то исчезает, — ответила она.
   И вскоре неожиданно ушла, не попрощавшись.
   После обеда в Старый Дом пришел Кливер. Он несмело принялся объяснять Джемсу, почему ему пришлось покинуть службу у него, но тот не стал его слушать.
   — Если угодно, вы можете вернуться ко мне, — коротко бросил ему Морлек, — и объявите о моем требовании остальным слугам. Отныне будет заведен новый распорядок. Ровно в десять часов все должны спать, и когда я работаю у себя в библиотеке, никто не должен беспокоить меня.
   — Если бы мистер Гамон меня не уговорил… — начал было Кливер.
   — Я видел мистера Гамона в самых разнообразных ролях, однако в роли сирены — никогда.
   Кабинет Джемса окнами был обращен в сторону дома Крейзов. Это была узкая продолговатая комната с двумя дверьми, одна из которых вела на площадку, а вторая — в небольшую комнату. С площадки лестница вела в спальню Джемса. В то время как библиотека была расположена вдоль фасада, спальня его уходила в глубь дома.
   Кливер занялся сбором своих подчиненных, а Морлек поднялся к себе в спальню и запер за собой дверь. Затем, откинув ковер, он открыл небольшой тайник в паркете. Там хранилась шкатулка, из которой он достал револьвер, сверток с инструментом и неизменную черную маску, отнес все это к себе в кабинет и запер в письменном столе.
   Несмотря на то, что за ним охотились все сыщики Лондона и ему грозило пожизненное заключение, взломщик снова принимался за свою работу. Джентльмен в черной маске не привык к бездействию. Голос мертвого властно взывал к мести, и Джемс Морлек не колебался в своем решении.

Глава 26. ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ПРОГУЛКУ

   Джемс заправил бак автомобиля бензином, сунул под сиденье несколько банок с консервами и выехал из поместья. Он направился в село, задержался у почты и отправил телеграмму Бинджеру. Затем проехал к кузнице — одновременно и ремонтной мастерской и гаражу.
   Сложный ремонт автомобиля был не под силу местному кузнецу, и Морлек заранее догадывался о его ответе.
   — Лучше всего отогнать вашу машину в Хоршем, мистер Морлек. Я не могу взяться за ремонт — слишком мало смыслю в дорогих машинах.
   Один из сыщиков выследил Морлека и немедленно после его отъезда направился в мастерскую разнюхать о заботах своего подопечного.
   — Рулевое колесо автомобиля неисправно, — пояснил кузнец. — Поработать придется основательно. Поэтому он и поехал к механику в Хоршем.
   Обрадованный, Спунер поспешил сообщить обо всем сержанту.
   С наступлением сумерек Джемс вернулся из Хоршема рейсовым автобусом. От глаз наблюдательного Спунера ничто не могло укрыться.
   — Никак не пойму, зачем мы только следим за ним, — сказав сержант Финниган. — Вряд ли Морлек осмелится совершить налет в ближайшее время. Судебный процесс надолго нагнал на него страху.
   — Хотя бы он пораньше лег спать, — проворчал Спунер. — Его бывший дворецкий, вернувшийся к нему на службу, говорит, что раньше его хозяин никогда не жаловался на бессонницу.
   — Быть может, его мучают и не дают угрызения совести? — предположил сержант.
   Вскоре после возвращения Джемса домой прибыл Бинджер. Он нес небольшой чемоданчик.
   — У меня для вас поручение, Бинджер. Думаю, оно не особенно огорчит вас, — сказал ему Морлек. — Вы должны ни много ни мало ежедневно сидеть на этом стуле пять-шесть часов. Спать вы можете днем. Я надеюсь, вы выполните мое поручение, как всегда, точь-в-точь и самым добросовестным образом.
   Бинджер, лицо которого вытянулось при упоминании о поручении, просиял: да ему поручают бездельничать!
   — Я очень ленив, сударь, — признался он, — и в мои годы, особенно после долгих лет военной службы, устаю очень быстро. Я всегда думаю, что причиной этому малярия, которая трепала меня в Индии. Вообще говоря, я очень люблю работу… Вам тут нелегко пришлось, сударь? Местные жители наверняка слишком близко к сердцу приняли известие о вашем внимании к банкам? Вы и не представляете себе, я еле укрывался от репортеров, пока вы сидели в тюрьме. Они даже мой портрет напечатали в газетах. Вот, не угодно ли посмотреть? — Он вытащил из бумажника вырезку из газеты. — Вы не думайте, будто я очень доволен такой шумихой. Но все-таки общественное мнение — не шутка, тут уж ничего не поделаешь. Ахмет, разумеется, внимания не обратил, такие события — не для африканских мозгов. Надеюсь, вы теперь не возьметесь за старое?
   — Что я должен, по-вашему, бросить? — спросил Джемс.
   — Взломы, сударь. — Неожиданно Бинджер заметил перемены в обстановке. — Вы любите музыку?
   Джемс взглянул на большой граммофон, приобретенный им несколько дней назад.
   — Да. В последнее время я заинтересовался современной музыкой и джазом. А теперь послушайте-ка, Бинджер. Сегодня в десять часов вечера вы займете сторожевой пост у моей двери. Выберите себе самое уютное кресло, какое только найдете в доме; я не буду на вас в претензии, если вы чего доброго и заснете в нем. Но никто не должен проникнуть ко мне в комнату — вы меня поняли? Никто. Я не желаю, чтобы меня беспокоили. Если к нам придут сыщики…