Т.Барджер оказался рослым темнорусым мужчиной лет тридцати, с темными усами и довольно густыми черными бровями. На нем был его новый костюм. По-видимому, он уже успел истратить, по крайней мере, часть своих десяти фунтов на подкрепление плоти спиртными напитками, так как был необычайно жизнерадостен и болтлив.
   — Завтра я, — проговорил он заплетающимся языком, — уезжаю в Девоншир. За все уже заплачено. Поеду в первом классе… как… джентльмен. А… вы, никак, один из Справедливых?
   Леон предложил продолжить беседу в доме.
   — Загадка, — патетически произнес мистер Барджер. — Загадка, да и только! Лучше бы она взяла меня за границу… я с удовольствием поглядел бы на горы, но она говорит, что я не гожусь, так как не говорю по-швейцарски. Так что же, я гожусь только для Девоншира? Да?
   — А тот, другой, отправляется в Корнуэлл?
   — Точно! А еще один в Соммерсет. Славная компания! Мы познакомились в баре. Славные ребята!
   — Как их зовут?
   — Ну, того, кто сидел слева, зовут Ригсон. Гарри Ригсон. А второй… какой же это второй?
   — По-видимому, тот, что сидел справа.
   — Точно… Странное прозвище… Коок… нет, Соок, нет, Лоокли! Точно! Джо Лоокли!
   — Так-так, — сказал Леон. — В котором же часу вы отправляетесь в путешествие?
   — Завтра утром, в семь часов. Рановато, не правда ли? Но эта леди говорит, что «Счастливые путешественники» должны рано пускаться в путь…
 
   Леон вернулся на Керзон-стрит в приподнятом настроении. Один лишь вопрос занимал его теперь: будет ли Айсола в числе путешественников?
   — Не думаю, — сказал Раймонд Пойккерт. — Она не рискнула бы, зная, что мы идем по следу.
 
   В эту ночь Скотленд-Ярду хватало работы. Около полуночи добрых две тысячи священнослужителей были подняты с постелей местной полицией для дачи определенных показаний.
   Айсола в эту ночь поехала в «Ориент» — самый изящный и веселый из ночных клубов. Ее сопровождал высокий и смуглый юноша, одетый с безукоризненной тщательностью.
   Когда Айсола вошла в зал, внимание всех переключилось на нее. Она в самом деле была ослепительна: богатое алое платье, бледно-золотой тюрбан, подчеркивающий прекрасные черты ее лица, бриллиантовое колье, царственная грация движений…
   Уже принесли десерт, когда она вдруг положила два пальца на край стола.
   — Кто? — небрежно спросил ее собеседник, заметив сигнал тревоги.
   — Тот, о котором я вам недавно говорила. Он сидит за столом в углу.
   Смуглый юноша взглянул в ту сторону.
   — И это тот самый знаменитый Гонзалес?! Можете не беспокоиться, Айсола. Я с ним…
   — Это человек, сокрушающий гигантов, Эмилио, — перебила она. — Вы слышали о Саккориве, — разве не гигантом он был? А этот человек пристрелил его в партийной штаб-квартире на глазах у многочисленной охраны, да еще смог уйти невредимым!
   — Он контрреволюционер?
   — Нет, политикой он не интересуется. Просто товарищ Саккорива вел себя крайне неразумно в отношении женщин. Причиной трагедии послужила некая девица, которую он сперва соблазнил, а затем бросил… Он смотрит в нашу сторону. Я приглашу его…
   Заметив ее кивок, Леон неторопливо поднялся с места и пробрался к ней сквозь толпу танцующих.
   — Синьорита, вы никогда не простите меня! — в голосе его звучало неподдельное отчаяние. — Выходит, я и здесь подстерегаю вас! А между тем, меня толкнула на это ночное приключение невыразимая скука.
   — Так разделите ее с нами! — сказала она с нежной улыбкой и, вспомнив о своем спутнике, представила:
   — Это — Herr Halz из Лейпцига.
   Глаза Леона сверкнули.
   — Ваши друзья, видимо, меняют свою национальность так же часто, как и фамилии, — заметил он. — Мне запомнился Herr Halz из Лейпцига еще с тех пор, когда он был Эмилио Кассини из Турина!
   Эмилио смутился. Айсоле тоже стало не по себе.
   — Потанцуйте со мной, синьор Гонзалес! Надеюсь, вы не убьете меня…
   Леон ответил лучезарной улыбкой.
   Они некоторое время вальсировали молча и сосредоточенно, затем Леон нарушил молчание.
   — При вашей молодости и красоте я бы наслаждался жизнью и не думал о политике.
   — А я, при вашей мудрости и смелости, применила бы их для свержения тиранов! — голос ее дрожал.
   Больше не было сказано ни слова.
   Когда они уходили, Леон заметил в вестибюле камеристку Айсолы и двух мужчин, по-видимому, из ее личной охраны. Дождь лил как из ведра, а кареты Айсолы не было видно.
   — Разрешите мне отвезти вас, благородная леди? — улыбка Леона была неотразимой. — Карета моя, правда, не особенно изящна, но она всецело в вашем распоряжении.
   Айсола секунду колебалась.
   — Благодарю вас, — сказала она.
   По всем правилам приличия и благовоспитанности Леон настоял на том, что он будет сидеть спиной к вознице. Эта карета не была его собственной. Обычно он терпеть не мог чужих возниц, но в эту ночь ему все было безразлично.
   Они миновали Трафальгар-сквер.
   — Он не туда повернул, — сказала Айсола тревожно.
   — Отнюдь, — спокойно возразил Гонзалес. — мы едем именно туда, в Скотленд-Ярд, путем «Счастливых путешественников», держите вашу руку подальше от кармана, Эмилио. Я на своем веку убивал людей, в гораздо меньшей степени провоцировавших меня на это. Вот так-то лучше.
 
   Рано утром штабами полиции Фолькстона и Довера были получены телеграммы следующего содержания:
   «Арестуйте Теофиля Барджера, Иосифа Лоокли, Гарри Ригсона (далее следовало еще пять имен), которые будут пытаться отплыть пароходом на материк либо сегодня, либо завтра».
   Арестовывать Айсолу было излишне из-за недостатка улик.
   — Но какое я получил удовольствие, когда подвозил ее к Скотленд-Ярду! — сказал Леон за утренним кофе на Керзон-стрит. — Ясно, что ей нужно было собрать семь лиц, похожих на ее товарищей по боевой группе. Были изготовлены паспорта с фотографиями этих несчастных…
   — Но при чем здесь священники? — спросил Пойккерт.
   — Подпись духовного лица на фотографии и на свидетельском показании равносильна подписи нотариуса или адвоката. Простаки отправились в Девоншир, откуда уже не могли помешать нашей красавице переправить своих сообщников в Италию, — все паспорта имеют визу на въезд именно туда.
   — А мнимый Барджер…
   — Не кто иной, как Эмилио Кассини. Айсола очень расстроилась, но это не надолго. Она обязательно выкинет какую-нибудь новую оригинальную штуку, за что неизбежно будет расстреляна «ЧеКою». А жаль. Красивая женщина.

Глава 3.
Похищение

   Уже целый год прошел с тех пор, как лорд Гейдрю обратился за помощью к Справедливым, жившим на Керзон-стрит под знаком Треугольника. При первом знакомстве с ним Пойккерт сделал вывод, что их клиент — человек с весьма низменными инстинктами. При последнем их свидании это предположение перешло в твердую уверенность, так как сиятельный лорд всеми способами пытался не признать списка расходов, представленного Пойккертом, несмотря на то, что ради возвращения лорду его пропавшего бриллианта Манфред и Гонзалес едва не поплатились жизнью.
   Но друзья не унывали. Манфред довольствовался приобретенным опытом; Пойккерта утешало подтверждение его первоначальных выводов относительно их клиента; Гонзалес восторгался формой головы вероломного лорда.
   — Одно из интереснейших сочетаний, какое мне когда-либо доводилось видеть, — с энтузиазмом восклицал он. — Выступающая теменная кость при совершенно неоформившемся затылке!
   Каждый из тройки обладал феноменальной памятью на лица, но это лицо запоминалось им особо.
   Однажды, весенним вечером, когда Манфред задумчиво смотрел на прохожих из окна своей комнаты, неожиданно вбежал Пойккерт (исполнявший обязанности привратника) и сообщил о приходе лорда Гейдрю.
   — Возможно он приехал, чтоб рассчитаться с нами, — иронически заметил Манфред.
   — О, да!
   В этом возгласе прозвучало столько сарказма, что Манфред не мог сдержать улыбки.
   — Вот увидишь, Раймонд, мы еще отыграемся. Зови его.
   Лорд Гейдрю вошел в комнату довольно неуверенно, щурясь от яркого света лампы, включенной Манфредом. Он был чем-то необычайно взволнован. Лицо его время от времени вздрагивало, глаза затравленно бегали, а руки непрерывно дрожали.
   — Я пришел, мистер Манфред…
   Он вынул из кармана трясущимися руками продолговатый листок бумаги и положил его на стол перед Манфредом. Тот взглянул на чек и вскинул на лорда изумленные глаза. Пойккерт даже присвистнул от удивления.
   — Говорите, — сказал Манфред.
   — Это… это ужасно… моя дочь… моя единственная дочь…
   Светлейший, лорд закрыл лицо руками.
   — Дальше!
   — Сегодня утром она вышла замуж…
   — За кого?
   — Это весьма уважаемый человек… Мистер Гентгеймер, австрийский банкир… Прекрасный человек. Правда, он значительно старше моей дочери…
   — Так-так…
   — Я не стану скрывать от вас, что Анджела вступала в этот брак не совсем охотно. Дело осложнялось романтическими отношениями с неким юношей по имени Сидуэрс — из приличной семьи, образован, мил, но… без гроша в кармане… Совершенное безумие, как вы понимаете…
   — Да, мы понимаем…
   — А мистер Гентгеймер настаивал на скорейшем венчании, так как дела призывали его отбыть в Австралию гораздо раньше, чем он рассчитывал вначале. К счастью, Анджела уступила моим мольбам, и сегодня утром они были обвенчаны. В три часа молодожены должны были отправиться с вокзала Уотерлоо…
   — И что же помешало «молодоженам»?
   — Когда они направились к своему вагону, моя дочь исчезла.
   — Вы провожали их?
   — Нет.
   — Кто-нибудь, кроме мужа, видел ее на перроне?
   — Носильщик, который нес ее багаж. Он сообщил мистеру Гентгеймеру, что Анджела остановилась с каким-то пожилым господином, затем они быстро прошли в здание вокзала. Другой носильщик, стоявший перед вокзальным подъездом, уверяет, будто видел, как они сели в такси и уехали, причем дочь моя противилась войти в автомобиль и была вброшена в него насильно. Носильщик говорит, что Анджела отчаянно сопротивлялась…
   — Это делает ей честь, — глубокомысленно заметил Пойккерт.
   — Господа, — произнес лорд с чувством. — Я всецело уповаю на ваше мастерство и проницательность. Я человек не богатый, но… вот чек, который, надеюсь, Удовлетворит вас… Она ведь моя единственная дочь… — голос его сорвался.
   — Носильщик заметил номер автомобиля? — спросил Манфред.
   Лорд покачал головой.
   — Нет, — сказал он, — и еще одна просьба: мне бы хотелось, чтобы это несчастье стало достоянием прессы…
   — Боюсь, что ваша просьба несколько запоздала, — заметил Манфред, вынув из ящика газету и указывая пальцем на заметку в рубрике «В последнюю минуту».
   «Похищение невесты!
   Нам сообщают, что некая невеста была похищена и насильно увезена каким-то пожилым незнакомцем в тот самый момент, когда она намеревалась начать свое свадебное путешествие.
   Это случилось на вокзале Уотерлоо.
   О происшествии сообщено в Скотленд-Ярд».
 
   — Что вы думаете о несостоявшемся женихе? — спросил Манфред, откидываясь на спинку кресла.
   — Об этом юноше? О мистере Сидуэрсе?
   Манфред кивнул и потянулся за очередной сигаретой.
   — Но ведь его нельзя назвать пожилым человеком, — заметил Пойккерт.
   — Разумеется, — проронил лорд. — Он очень молод. Кроме того, в данный момент он находится довольно далеко от Лондона в обществе моих приятелей… Я телефонировал туда.
   — Похвальная предусмотрительность, — пробормотал Пойккерт.
   Манфред подошел к окну.
   — А мистер Гентгеймер?
   — Он в отчаянии. Он просто убит горем…
   — Где он живет?
   — В гостинице Гейборо.
   — Еще вопрос: что подарил он своей невесте?
   На лице гостя можно было прочесть удивление.
   — Сто тысяч фунтов, — сказал лорд Гейдрю. — Мало того, чек на эту сумму я сейчас имею при себе.
   — А ваш подарок невесте? — спросил Манфред.
   — Нет-нет, вы на ложном пути, мистер Манфред. При похищении Анджелы денежные соображения не играли роли. Шкатулка с ее бриллиантами была у Гентгеймера. При ней же ничего не было, так, мелочь в ридикюле…
   Манфред тщательно загасил окурок.
   — Это все, о чем я хотел спросить вас, милорд. Если мне и на этот раз не изменяет интуиция, то ваша дочь вернется к вам в течение двадцати четырех часов.
   Пойккерт проводил лорда к его автомобилю и, вернувшись, застал Манфреда за чтением спортивного столбца вечерней газеты.
   — Ну? — спросил Пойккерт.
   — Случай странный, но…
   Внизу послышался лязг дверной ручки. Манфред насторожился.
   — Вернулся Леон?
   — Леон делает это гораздо тише, — заметил Пойккерт и пошел открывать дверь.
   Он вскоре вернулся в сопровождении высокого светловолосого юноши. На щеках посетителя играл здоровый румянец, но в глазах застыло отчаяние.
   — Ради Бога, помогите мне, — начал он с порога, — я поехал к этому старому дьяволу, но секретарь его посоветовал разыскать вас, я…
   — Вы, конечно, мистер Сидуэрс?
   Юноша ответил решительным кивком. Лицо его выражало крайнюю озабоченность.
   — Мистер Сидуэрс, — Манфред окинул его сочувственным взглядом, — вы пришли к нам по поводу похищения вашей… короче, я скажу вам то же самое, что сказал лорду Гейдрю: я совершенно убежден, что она вернется в самом скором времени целой и невредимой. Мне хотелось бы задать вам один вопрос: как долго Анджела была знакома со своим… мужем?
   Лицо юноши помрачнело еще больше.
   — Около трех месяцев, — глухо произнес он. — Лорд Гейдрю вначале предположил, что это я похитил Анджелу. О, как я теперь жалею, что не сделал этого…
   — У вас еще все впереди, — весело заметил Манфред.
   — Поверьте, я не препятствовал ее замужеству. Для меня это было тяжелым ударом, но я принял его как дар судьбы. Я даже подарил ей на свадьбу шкатулку для драгоценностей…
   — Что? — спросил Манфред так резко, что юноша вздрогнул от неожиданности.
   — Шкатулку для драгоценностей… Моя сестра купила такую же с месяц назад, и она так понравилась Анджеле, что я заказал для нее копию…
   — Ваша сестра… — медленно проговорил Манфред, — где живет ваша сестра?
   — Она… в Меденгеде… — ответил юноша удивленно.
   Манфред вскочил, точно подброшенный пружиной, еще раз заставив гостя вздрогнуть.
 
   Через несколько часов в будуаре номера мистера Гентгеймера раздался телефонный звонок.
   — Я никого не могу принять, — сказал он в трубку. — Кто?.. Хорошо, пусть войдет…
   Шел проливной дождь, и Манфред, попросив извинения за свой мокрый макинтош, ждал приглашения снять его. Но мистер Гентгеймер, по-видимому, был настолько погружен в свои мрачные думы, что забыл о правилах гостеприимства.
   Это был рослый представительный мужчина. Рука его, приглаживающая холёные серо-стальные усы, заметно дрожала.
   — Лорд Гейдрю говорил мне, что собирается обратиться к вам. Что вы скажете по поводу этого преступления, мистер Манфред?
   Манфред улыбнулся.
   — Вопрос решается довольно просто, мистер Гентгеймер, — сказал он. — Ответ следует искать в розоватом алмазе.
   — В чем? — спросил банкир удивленно.
   — У вашей супруги есть очень красивая брошь, не так ли? И, если я правильно осведомлен, центральный камень в ней имеет явно выраженный розоватый оттенок. Он был собственностью Комитадского раджи. На одной из граней его выгравировано арабское слово, означающее по-английски «счастье».
   — Но какое это имеет отношение к…
   Манфред улыбнулся еще шире.
   — Если в этой броши действительно есть розоватый алмаз с подобной надписью, я берусь разыскать вашу жену в течение… да нет, не двадцати четырех, а шести часов!
   Гентгеймер глубокомысленно погладил усы.
   — Это нетрудно проверить, — сказал он. — Драгоценности моей жены находятся в сейфе гостиницы. Подождите немного.
   Минут пять спустя он возвратился с миниатюрной алой шкатулкой, бережно поставил ее на стол и открыл крошечным ключиком.
   Там были всевозможные броши, кольца и золотые слитки. Манфред указал на одну брошь, но при самом тщательном осмотре найти в ней розоватый алмаз не удалось.
   — И это все, чем вы можете доказать ваши детективные способности? — спросил Гентгеймер, запирая шкатулку на ключ.
   — Увы! — вздохнул Манфред.
   Внезапно раздался звонкий грохот. Большой камень, пробив два стекла оконной рамы, упал на ковер.
   Мистер Гентгеймер заметался по комнате. Затем схватив со стола шкатулку, он подбежал к окну. Снаружи, под окном, находился узкий балкончик, опоясывающий весь дом.
   — Камень можно было бросить только с балкона, — сказал Гентгеймер.
   — Возможно, — рассеянно подтвердил Манфред.
   Звон стекла был услышан и в коридоре. Двое лакеев вышли на балкон — скорее определить нанесенный ущерб, чем исследовать происшествие как нечто таинственное.
   Манфред подождал, пока безутешный муж не отнес шкатулку в сейф. Настроение его заметно улучшилось.
   — Если бы я не слышал о вас множества лестных отзывов, я бы не поверил в эту историю о розовом алмазе. Но скажите все-таки какое отношение имеет моя бедная Анджела к этому… радже?
   Манфред задумчиво прикусил губу.
   — Мне бы не хотелось пугать вас, — произнес он с расстановкой. — Но задумывались ли вы, мистер Гентгеймер о том, что вам, возможно, придется разделить ее судьбу?
   — Я не совсем понимаю вас…
   — Было бы удивительно, если бы вы меня поняли, — заметил Манфред и оставил изумленного хозяина наедине с его догадками.
 
   Вернувшись на Керзон-стрит, он застал Гонзалеса развалившимся в глубоком кресле и нервно покусывающим кончик сигары. По-видимому, Пойккерт уже успел сообщить ему о треволнениях прошедшего дня, так как он был необычайно зол на всех женщин.
   — О, как они глупы, своенравны, злы, в конце концов! — воскликнул он с горечью. — Помнишь, Джордж, ту женщину в Кордове, которой мы спасли жизнь, вырвав ее из рук взбешенного любовника? Ведь после этого мы сами чуть было не пострадали от ее рук! Нет-нет, надо настаивать на введении закона, запрещающего женщинам ношение огнестрельного оружия! Так и в этом деле. Завтра газеты, наверное, оповестят нас о невесте, чуть было не застреленной ее женихом. Благонравные старушки будут, конечно, проливать по этому поводу слезы, даже не подозревая ни о сердце Гарри Сидуэрса, которое обливается кровью, ни о треволнениях, которые выпали на долю Джорджа Манфреда, Раймонда Пойккерта и Леона Гонзалеса.
   Манфред открыл денежный шкаф и положил туда какой-то сверток, вынутый им из кармана. Характерно, что Гонзалес ни о чем его не спросил и что никто не упомянул историю с розовым алмазом.
   Следующее утро прошло без особых событий, если не считать событием жалобы Гонзалеса на жесткую кушетку в гостиной, на которой он провел эту ночь. Все трое уже позавтракали и курили, попивая кофе, когда звонок в прихожей заставил Пойккерта выйти.
   — Это Гейдрю, причем в минорном настроении, — заметил Джордж Манфред, прислушиваясь к голосам в прихожей.
   Он оказался прав: новость была потрясающей.
   — Гентгеймер исчез! Сегодня утром лакей подошел к его двери, но не смог добиться ответа. Тогда он своим ключом отпер дверь и вошел в комнату. Постель была нетронутой, все вещи на месте, а вот на полу…
   — Позвольте мне угадать, — попросил Манфред, прикрыв лоб рукой. — На полу… лежала разломанная на части шкатулка для драгоценностей… совершенно пустая… Да?
   — Да! Да! Да! — вскричал лорд Гейдрю. — Но как вы могли это узнать? Это… это непостижимо.
   В возбуждении он не заметил, что Леон Гонзалес тихонько покинул комнату.
   — Шкатулка имела такой вид, будто кто-то наступил на нее, — продолжал Манфред свою версию.
   — Но… но… — пролепетал лорд. Но в эту минуту распахнулась дверь и он застыл от изумления.
   На пороге стояла сияющая молодая девушка, в следующее мгновение бросившаяся ему на шею.
   — Вот вам ваша Анджела, — сказал Леон самым хладнокровным тоном, — и теперь я могу наконец спокойно выспаться в своей постели. А эту ужасную кушетку, Джордж, следовало бы выслать обратно тем мошенникам, которые ее привезли сюда.
   Но Джордж уже вынимал из денежного шкафа небольшую шкатулку для драгоценностей, обтянутую красной кожей.
   Прошло немало времени, пока лорд Гейдрю не успокоился в достаточной степени, чтобы выслушать рассказ Манфреда.
   — Друг мой, Леон Гонзалес обладает замечательной памятью на лица. Так вот, вчера, около трех часов дня, Леон сидел в автомобиле у вокзала Уотерлоо в ожидании Пойккерта… Вдруг он увидел Гентгеймера с вашей дочерью. Лицо показалось ему знакомым. Он тут же воспроизвел в памяти, что это Гентгеймер, он же Лэнстри, он же Смит, он же Малыкин. Отличительная черта этого крупного, мирового класса афериста заключается в многоженстве. Леон уже не раз нападал на его след. Краткий допрос носильщика дал сведения об очередной женитьбе этого прохвоста. Тогда Леон подошел к мисс Анджеле с мнимым сообщением, будто кто-то ожидает ее у наружного подъезда вокзала. Не стану утверждать, что она подумала в этот момент о мистере Сидуэрсе, но, тем не менее, она пошла туда вполне добровольно, слегка сопротивляясь лишь тогда, когда Леон втолкнул ее в автомобиль и увез ее…
   — Тот, кто когда-либо управлял автомобилем, успокаивая в то же время взбешенную и перепуганную даму, тот поймет мое состояние, — вмешался Леон.
   — Когда мисс Анджела достигла Керзон-стрит, она уже знала все о своем «муже». Про шкатулку, правда, она не сказала ни слова. Но мы знали, что у мошенника в руках должна уже быть какая-то добыча. Следовательно, нужно было не допустить его отъезда с награбленным добром. Вчера вечером, когда ваша светлость изволили навестить нас, мы узнали о шкатулке. Леон в это время был занят подготовкой ареста. И вдруг появляется возможность добыть дубликат шкатулки! Это упрощало дело и, в то же время, делало его более романтичным. Мы с Пойккертом направились к нашему подопечному. Пойккерт стоял на балконе у окна, и когда я употребил условный словесный сигнал, он разбил окно, дав мне возможность обменять шкатулки… Ну, а потом… потом Гентгеймер, видно, открыл шкатулку, все понял и удрал.
   — Но как же вы смогли заставить его показать вам шкатулку? — спросил лорд Гейдрю.
   Манфред многозначительно улыбнулся. Сказка о розовом алмазе казалась ему слишком примитивной, чтобы о ней упоминать.

Глава 4.
Совпадения

   Леон Гонзалес был большим охотником до коллекционирования всякого рода совпадений. К тому же, будучи в достаточной мере человеком суеверным, от встретив утром однорогую бурую корову, уже не сомневался в том, что в течение дня непременно встретит корову столь же бурую и однорогую.
   — Совпадения, друг мой Джордж, — говаривал он, — вовсе не случайность, а закономерность.
   Он повторил эту фразу недавно за обедом. Манфред и Пойккерт не обратили на нее никакого внимания. Гонзалеса это ничуть не смутило, и он продолжал нарочито ровным менторским тоном:
   — Да будет вам известно, друзья мои…
   — Ты увидел однорогую корову, — не без ехидства продолжил Манфред.
   — Сегодня утром, — невозмутимо продолжал Леон, — я ездил по делам в Лэнгли. И вот я вижу перед каким-то трактиром пьяного человека. Вначале я принял его за земледельца в воскресном костюме, но вдруг заметил, что на пальце у него было кольцо с бриллиантом стоимостью, по крайней мере, пятьсот фунтов. Естественно, я проявил к нему законный интерес. Он рассказал мне, что недавно побывал в Канаде…
   — Но в чём же совпадение? — нетерпеливо спросил Пойккерт.
   — Не перебивайте меня. Это очень интересно. Вы сейчас в этом убедитесь. Так вот, во время моего разговора с этим подвыпившим «сыном земли» к трактиру подъехал в роскошном автомобиле некий довольно прилично одетый господин, также с бриллиантовым кольцом на мизинце.
   — Басни, — пожал плечами Манфред.
   — Потерпите немного с поспешными выводами. Это даже неприлично.
   — Дальше! — сказал Пойккерт.
   — А вот дальше было нечто любопытное. Как только господин вышел из своего блестящего авто, землепашец вдруг бросается к его ногам! «Амвросий!» — восклицает он не своим голосом. Лицо принимает прямо-таки молочный оттенок. Амвросий же, не обращая на него никакого внимания, входит в трактир. И тогда землепашец вдруг пустился бежать прочь, да так быстро, будто за ним гонится дьявол… Я же вошел в трактир и застал там Амвросия за стаканом чая. Кто же пьёт чай в одиннадцать часов утра? Только человек, живший либо в Южной Африке, либо в Австралии. Как оказалось, в данном случае это была Южная Африка. Непрофессиональный алмазоискатель, отставной солдат, но, в общем, джентльмен, только не очень словоохотливый. Когда он уехал, я стал разыскивать того землепашца, и, представьте себе… — Леон сделал эффектную паузу.
   — Да не томи, чёрт возьми! — вскричал Манфред.
   — Представьте себе, — продолжал Леон, — я увидел его в тот самый миг, когда он входил в дверь очень элегантной виллы.
   — В которую ты, игнорируя священное понятие о праве собственности, не преминул войти.
   — Естественно, — кивнул Леон. — Вообрази себе, мой милый Джордж, роскошную виллу, до того заставленную всякой бесполезной мебелью, что мне едва удалось найти место, где бы можно было присесть. Сатиновые канапе, псевдо-китайские кабинеты, несуразные картины в массивных золотых рамах — и на фоне всего этого сверкающего хлама — две особы, расфуфыренные и увешанные искусственными бриллиантами, как рождественские ёлки.