Медоуз колебался.
   — Если вам так этого хочется, то я не вижу препятствий. Вы ведь знакомы со смотрителем тюрьмы?
   — О, разумеется!
 
   Около полудня Гонзалес был уже на пути к Уилфордской тюрьме. Это была одна из небольших тюрем, предназначенных преимущественно для долгосрочных арестантов, ведущих себя сравнительно хорошо и умеющих переплетать или печатать книги. Таких «ремесленных» тюрем в Англии несколько: Медетонская — для книгопечатания, Шептон-Миллетская — для малярно-красильных работ и т.д.
   Главный надзиратель сообщил Леону, что Уилфордскую тюрьму предполагают вскоре закрыть, а арестантов перевести в Медетонскую. Он говорил об этом с явным сожалением.
   — Здесь у нас народу не много. Они не беспокоят нас, да им тоже неплохо здесь. Вот уже столько лет, как не было ни одного случая неповиновения. Ночью у нас дежурит только один смотритель, — сами можете судить, насколько они здесь смирны.
   — Кто дежурил сегодня ночью? — спросил Леон. Не ожидавший такого вопроса надзиратель несколько удивился.
   — Мистер Беннет, — ответил он, — между прочим, он утром захворал: прилив жёлчи. Я только сейчас навестил его. Мы с ним беседовали о том арестанте, которым вы интересуетесь…
   — Могу я видеть начальника тюрьмы?
   Надзиратель покачал головой.
   — Он отправился в Дувр вместе с мисс Фолиен. Она едет на материк.
   — Мисс Фолиен?
   — Его дочь.
   — Её зовут Гуэнда?
   Надзиратель кивнул.
   — Она обучалась врачебному искусству?
   — Да, — ответил надзиратель, — она хороший врач. Ведь когда Майкл Ленсолл чуть было не умер от разрыва сердца, она спасла ему жизнь. Теперь он работает у начальника в доме.
   Они стояли в главном тюремном зале. Леон окидывал взглядом длинную вереницу стальных балкончиков и маленьких дверей.
   — Ночной смотритель, должно быть, сидит здесь? — спросил он, кладя руку на высокую кафедру, возле которой они стояли. — А эта дверь ведёт…
   — В частные апартаменты начальника.
   — И мисс Гуэнда, наверное, частенько входит через неё с чашкой кофе и бутербродом для ночного надзирателя, — прибавил он небрежно.
   — В общем-то это было бы не по уставу, — ответил надзиратель уклончиво. — Так вы хотели повидать Ленсолла?
   Леон покачал головой.
   — Я передумал.
 
   — Где же мог такой жулик, как Лезерит, петь в церкви в день Рождества Христова? — спросил Леон за ужином. — Только в одном месте — в тюрьме. Ясно, что в тюремной церкви в это время находились начальник тюрьмы и его дочь. Бедный Медоуз! При всей своей глубокой вере в дактилоскопию так провалиться из-за того, что выпущенный на волю арестант остался верным своему слову, а насильственно усыплённый надзиратель мирно спал на своей скамеечке в то время, как тюрьму охраняла хорошенькая Гуэнда Фолиен!

Глава 10.
Бразилианка

   Полёт продолжался в густом тумане. Пассажиры изнемогали от духоты.
   Когда Ла-Манш был уже позади, пилот снизился до высоты всего лишь в двести футов.
   Вошёл лакей с известиями из моторного отделения.
   — Густой туман — будем садиться в Лондоне. Автомобили отвезут вас в город, господа.
   Манфред наклонился к даме, сидевшей перед ним.
   — Ваше счастье, — произнёс он тихо.
   Дама обернулась и недоумённо посмотрела на него.
   Вскоре они весьма удачно приземлились. Спускаясь по лесенке, Манфред предложил руку очаровательной даме.
   — Вы сказали…
   — Я сказал, что для вас посадка в Лондоне — большое счастье, — сказал Манфред. — Ваше настоящее имя Кетлин Цилинг, хотя большинству людей вы известны под именем Клары Мэй. В Кройдоне вас уже ожидают два сыщика, чтобы допросить о судьбе жемчужного ожерелья, пропавшего в Лондоне три месяца тому назад…
   — Благодарю вас, — ответила дама непринуждённо. — Эти сыщики мне знакомы: Эдмондс и Фенникер. Я им пошлю депешу… Вы тоже сыщик?
   — Не совсем, — улыбнулся Манфред.
   Она взглянула на него с интересом.
   — Кто же вы? Для адвоката вы кажетесь слишком честным. Но кто бы вы ни были — благодарю вас!
   — Если у вас возникнут какие-либо затруднения… — Он протянул ей визитную карточку, на которую она даже не взглянула. — Вы, пожалуй, удивлены моим участием. Дело в том, что год тому назад на Монмартре один из моих друзей неминуемо был бы убит бандой Фуре, если бы вы тогда не помогли ему.
   Теперь уже она с интересом взглянула на визитную карточку и… переменилась в лице.
   — Так вы тоже из этой шайки… Справедливых. Ваши люди буквально преследуют меня. Этот Леон…
   — Гонзалес.
   — Да. Так это он был тогда на Монмартре?..
   — Где вы живёте в городе?
   Она дала ему свой адрес. В этот момент подошёл таможенный чиновник, и разговор прервался.
   В автобусе, отвозившем пассажиров в Лондон, её не оказалось.
   Клара Мэй была известна Манфреду как крупная международная аферистка, и он знал, что Скотленд-Ярд будет бдительно наблюдать за ней.
   Только подъезжая к Лондону, он пожалел о том, что не спросил её о Гарри Лексфильде, хотя он не был уверен, что они знакомы.
   Когда Джорджу Манфреду и его товарищам ввиду войны было даровано помилование за преступления как свершённые ими, так и приписываемые им, власти взяли с них торжественное обещание, что они впредь будут свято соблюдать дух и букву закона. Справедливые ни разу не нарушили этого обещания. Только один раз пришлось Джорджу пожалеть о данном им слове, когда под его наблюдение попал Гарри Лексфильд…
   Это был тридцатилетний высокий мужчина, красивый и элегантный. Женщины сходили по нём с ума. Весьма уважаемые люди приглашали его к себе в дом.
   Первое знакомство Манфреда с Лексфильдом было совершенно случайным.
   Однажды, возвращаясь домой поздним вечером, Манфред заметил на углу Корнер-стрит беседующую парочку. Мужчина говорил громко и резко, женщина — приглушённо и мягко. Джордж прошёл мимо, полагая, что здесь происходит одна из тех заурядных ссор, которых умные люди стараются избегать. Но звук оплеухи заставил его резко обернуться.
   — Вы ударили женщину! — сказал Манфред.
   — Это не ваше дело!
   Манфред сбил его с ног и перекинул через ограду. Когда он оглянулся, женщины уже не было.
   — Я мог бы убить его, — сказал Манфред покаянным голосом. — Надо бороться с подобными импульсами.
   Пойккерт был знатоком мира преступников, Манфред — мира аристократии и среднего класса. О мистере Лексфильде никто из них ничего не знал. Леон навёл справки и доложил следующее:
   — Специальность — двоеженство. Сфера действий — Австралия, Индия, Франция. Предпочитает знатные семьи, опасающиеся скандалов. В светских кругах Лондона о нём знают только понаслышке. Есть у него и законная жена, приехавшая за ним в Лондон. Как видно, тёплому диалогу любящих супругов и помешал тогда Манфред столь бесцеремонным образом.
   Мистеру Гарри Лексфильду всегда сопутствовала удача. Когда он под чужой фамилией плыл на пароходе «Моравия» в Сидней, в его карманы самым невинным образом перекочевали три тысячи фунтов из бумажника двух богатых австралийских помещиков, что, однако, не помешало ему вскружить голову дочери одного из них.
   Прибыв на место, он был уже обручён. К счастью, его невеста оказалась в больнице по причине острого аппендицита.
   В Монте-Карло он познакомился и обручился с Эльзой Монарти, воспитанной в монастыре августинок. Она приехала для поправки здоровья. Неожиданно он узнал о том, что законная жена напала на его след. Не желая рисковать попусту и будучи уверенным в преданности Эльзы Монарти, Гарри оставил ей на сохранение портфель ценных бумаг и налегке помчался в Лондон.
   Но жена его, как оказалось, была женщиной с характером. Вскоре в Лондоне состоялась их встреча. Она не питала к Гарри особенно нежных чувств. Её настойчивость подогревала забота о двух детях, брошенных Гарри на её попечение. Свидетелем одной из супружеских встреч и явился Манфред.
   Прошло около недели с того вечера, когда Гарри оказался переброшенным через ограду. Леон Гонзалес к этому времени уже собрал все необходимые сведения об этом достойном джентльмене.
   — Знай я это раньше, — сказал Манфред с сожалением, — я бы не ограничился броском через ограду. Что ж, придётся причислить мистера Лексфильда к коллекции наших врагов.
   — У него сейчас роскошная квартира на Джермен-стрит, — сказал Леон. — Медоуз знает о нём достаточно, но этот мерзавец не оставляет за собой явных улик. У него появился текущий счет в банке «Лондон — Южные колонии», и, кроме того, он только сегодня купил автомобиль…
   А мистеру Лексфильду продолжала сопутствовать удача. Пять ночей он провёл, приобщая двух маклеров к тайнам игры в «бушменский покер». При этом он проигрывал около шестисот фунтов. Зато на шестой день, как это ни кажется невероятным, он выиграл почти пять тысяч фунтов и распростился со своими приятелями, выразив глубокое сожаление по поводу их проигрыша.
   — Крайне интересно, — заметил Манфред, узнав об этом.
   Но особенно широко улыбнулась фортуна Гарри Лексфильду однажды вечером за обедом в Ритц-Карлтонском ресторане…
   Он слегка наклонился к своему собеседнику — юноше, расположением которого он овладел полчаса назад, и небрежно спросил:
   — Вы знаете эту даму?
   — Мадам Веласке? Разумеется. Я встречал её у знакомых в Соммерсете. Она — вдова бразильского миллионера.
   Мистер Лексфильд внимательно посмотрел на прекрасную брюнетку за соседним столом… Роскошное платье, бриллиантовые браслеты, огромный изумруд на груди…
   — Я желал бы с ней познакомиться, — сказал Гарри.
   Минуту спустя он был представлен.
   Она была очаровательна. По-английски она говорила с лёгким иностранным акцентом, но довольно бегло. Казалось, он произвёл на неё впечатление. Во время танца он попросил позволения навестить её завтра утром. Оказалось, что она едет на свою виллу в Сэттон Девериль.
   — Как странно, — проронил он с улыбкой. — Я именно там буду проезжать на своём автомобиле в субботу.
   Вдова легко клюнула на эту удочку.
   Неделю спустя Леон принёс головокружительные новости.
   — Джордж! Этот тип обручился с богатой вдовой из Южной Америки! Нет, мы не можем допустить этого! Давайте его свяжем и увезём на барже. Я уже нашёл исполнителя за Двадцать фунтов. Правда, мы слегка нарушим закон, но оставить этого негодяя без наказания — в высшей степени безнравственно!
   Манфред покачал головой.
   — Я должен повидаться с Медоузом. У меня есть план…
 
   Мистер Гарри Лексфильд был крайне доволен собой.
   Мадам Веласке очень хотела познакомиться с родителями Гарри, якобы владеющими большими поместьями в Канаде.
   — Ведь это с моей стороны очень серьёзный шаг, сердце моё. Я хотела бы, чтобы все приличия были соблюдены…
   Он обещал.
   Как-то она привела с собой к обеду компаньонку — молодую девушку, ни слова не говорящую по английски. Мистер Лексфильд не пришёл в восторг от этого, но сумел сдержать недовольство.
   Когда они пили кофе, мадам Веласке непринуждённо произнесла:
   — Сегодня ко мне на виллу приходил очень интересный человек…
   — Вот как, — рассеянно проговорил Гарри.
   — И он говорил о тебе, — добавила она, улыбаясь.
   Гарри сразу насторожился.
   — Кто же это был?
   — Он так мило говорит по-испански, а улыбка — просто очарование!
   — Кто он? — спросил Гарри с заметным нетерпением.
   — Сеньор… сеньор Гонзалес.
   — Гонзалес? — переспросил он быстро. — Леон Гонзалес?
   Она кивнула в ответ.
   — Один из этих… Справедливых… Мошенники и убийцы… По ним давно уже плачет виселица… Что же он мог сказать обо мне?
   — Он сказал, — ответила она безмятежно, — что ты человек безнравственный и гонишься за моими деньгами, что у тебя дурная репутация. Я была просто возмущена, когда он мне сказал, что у тебя есть жена. Какая наглая ложь! Я не могу допустить мысли, что ты меня обманываешь так… коварно. Завтра он обещал снова прийти. Если хочешь, я с ним позавтракаю и потом перескажу тебе всю беседу слово в слово.
   Гарри притворился равнодушным к этому плану.
   Он перевёл беседу на другие темы, в основном, на финансовые. Главной его целью были дивиденды, поступившие из Бразилии — около двадцати тысяч фунтов. В денежных делах вдова оказалась совершенно беспомощной. Гарри же мог часами говорить на финансовые темы с большим знанием предмета.
   Когда вдова и её молчаливая спутница уехали, Гарри закрылся в своём кабинете, чтобы как следует обдумать все возможные последствия вмешательства Справедливых в его дела.
   Встал он, по своему обыкновению, поздно и, когда раздался телефонный звонок, был ещё в пижаме.
   Звонила мадам Веласке.
   — Я виделась с Гонзалесом, — быстро прощебетала она в трубку. — По его словам, они завтра хотят арестовать тебя за какие-то проделки в Австралии. А сегодня он намерен приостановить выдачу тебе денег из банка.
   — Наложить арест на мой текущий счёт? Ты уверена в этом?
   — Они пошли к какому-то судье за документом. Ты меня ждешь к завтраку?
   — Разумеется, в час, — торопливо сказал он, взглянув на часы. Была половина двенадцатого. — А что касается денег, то я надеюсь урегулировать всё сегодня. Захватим с собой чековую книжку.
   Он довольно резко прервал разговор и поспешил в спальню переодеваться.
   Банк находился на Флотской улице. Поездка туда казалась ему бесконечной. Кроме того, неподалёку располагались судебные учреждения. Распоряжение судьи уже могло вступить в силу.
   Он протянул чек в зарешеченное окошко и, затаив дыхание, смотрел, как бумага была передана счетоводу для проверки. К его несказанной радости, кассир открыл ящик своего стола, вынул оттуда пачку ассигнаций и отсчитал требуемую сумму.
   — В вашем распоряжении остаётся всего несколько фунтов, — сказал он.
   — Я знаю, — ответил Гарри, едва сдерживая бурную радость.
   Имея в кармане сумму, почти достигавшую девяти тысяч фунтов, он поспешил домой и прибыл туда одновременно с мадам Веласке.
   — Какой он потешный, этот кабальеро, — начала она со своей обычной беспечностью. — Я чуть было не расхохоталась ему в лицо. Он уверял меня, что завтра тебя уже не будет в Лондоне. Он просто безумец!
   — Выкинь из головы этого мошенника. Я только что заявил о нём в Скотленд-Ярд… Теперь об акциях…
   Завтрак ещё не был готов, так что они имели минут десять для разговора. Чековую книжку она захватила, но казалась несколько нерешительной. Он приписал это посещению Гонзалеса.
   Она никак не ожидала, что он попросит её вложить в акции всю сумму дивидендов, двадцать тысяч фунтов. Гарри достал отчёты и балансы, которые собирался показать ей ещё вчера, и стал подробно разъяснять все преимущества данного предприятия, уговаривая её вложить в него все деньги.
   — Эти акции, — говорил он убедительно, — в течение только этих суток повысятся на десять процентов. Я уже заготовил для тебя бланк. Ты подпишешь чек, я куплю акции и доставлю тебе.
   — Но разве я не могу этого сделать сама? — спросила она наивно.
   — Это могу сделать только я, — сказал Гарри многозначительно. — Сэр Джон разрешает мне приобрести этот фонд только в виде большого одолжения.
   Она дала убедить себя и, к радости Гарри, ещё за завтраком выписала чек на двадцать тысяч фунтов. Нетерпение жениха было так велико, что он едва дождался окончания завтрака.
   — Послушай, — сказала она нерешительно, — может быть, подождём ещё день-другой?
   — Милая, ну что за абсурд! — раздражённо сказал Гарри. — Это утренний визитёр напугал тебя. О, как я с ним разделаюсь!
   Он уже намеревался встать из-за стола, но она положила руку ему на плечо.
   — Пожалуйста, не торопись так, — попросила она.
   Он вынужден был сесть на стул… Банк закрывается в половине четвёртого. Он ещё успеет к пяти часам на пароход… Но ведь до банка нужно добраться… Большой риск… Он извинился, вышел из комнаты, дал слуге несколько неотложных поручений и вернулся. Она, капризно оттопырив губки, рассматривала бумаги.
   — Я ничего не понимаю в этих делах, — сказала она и вдруг подняла голову, услышав стук входной двери. — Что это было?
   — Мой слуга. Я поручил ему кое-что купить.
   Она нервно засмеялась и подвинула к нему чашку кофе.
   — Гарри, объясни мне, — сказала она, — что такое «экс-дивиденды»?
   Он стал подробно разъяснять ей. Она внимательно слушала. Она продолжала внимательно слушать до тех пор, пока он не привстал, а затем грохнулся на пол.
   Мадам Веласке взяла его наполовину опорожненную чашку с кофе, отнесла на кухню и вылила остаток в раковину.
   Повернув лежащего на спину, она быстро привычной рукой обыскала карман за карманом, пока не нашла толстого конверта с банкнотами и свой чек.
   Послышался стук в парадную дверь. Без малейшего колебания она распахнула её. Перед ней стоял тот самый молодой человек, который впервые представил ей Лексфильда.
   — Всё в порядке, слуги нет, — сказала она. — Вот тебе твои двести фунтов, Тони, и большое тебе спасибо.
   Тони широко улыбнулся.
   Вернувшись в столовую, она развязала на Гарри галстук, сняла с него воротник и отворила окно. Минут через двадцать он должен был прийти в себя.
   Бросив свой чек в горящий камин, она вышла из комнаты.
 
   На Кройдонском аэродроме кто-то ждал её. Она видела, как он знаком дал команду пилоту заводить мотор.
   — Я получил вашу записку, — сказал Манфред. — Надеюсь, вас можно поздравить с удачей. Пятьсот фунтов за мной.
   — Благодарю вас, мистер Манфред. Я это делала из любви к искусству и вознаграждена вполне достаточно… Правда, эта вилла за городом — довольно дорогое удовольствие… О, если так, тогда ладно!
   Она взяла протянутые ей ассигнации и положила их в ридикюль.
   — Дело в том, мистер Манфред, что Гарри — мой давний знакомый, правда, заочно. Я отправила сестру для поправки здоровья в Монте-Карло… Так вот, она тоже встречалась с ним…
   Манфред понял. Подождав, пока аэроплан не скрылся из виду, он поехал на Керзон-стрит в самом хорошем настроении.

Глава 11.
Машинистка, видевшая то, чего не было

   Время от времени Раймондом Пойккертом овладевало беспокойство: он рыскал по разным закоулкам, извлекая из архивов старые дела и тщательно пересматривая их.
   В этот раз он вошёл в столовую, прижимая к груди целую кипу пожелтевших бумаг.
   Леон Гонзалес тяжело вздохнул. Манфред рассмеялся.
   — И ничего смешного я в этом не нахожу, — проворчал Пойккерт. — Я нашёл связку писем, относящихся ещё к детской поре нашего агентства…
   — Вот и сожги их, — назидательно посоветовал Леон.
   Пойккерт разложил бумаги на столе и начал их любовно пересматривать.
   — Странно, я что-то не припоминаю…
   — Что там, Раймонд? — спросил Манфред.
   Раймонд прочёл следующее:
 
   «Серебряному Треугольнику.
   Секретно.
   Господа!
   Как-то раз я прочёл ваши имена в связи с отзывом, что вам можно спокойно доверять любое конфиденциальное дело. Мне было бы весьма желательно, чтобы вы разыскали для меня проспекты Ново-Персидских нефтяных промыслов и нашли покупателя на 967 акций, держателем которых я являюсь. Если я не обращаюсь за этим к профессиональному биржевому маклеру, то только потому, что среди них часто попадаются мошенники. Быть может, вы могли бы мне сообщить, есть ли какая-либо возможность продать акции американского общества «Бисквитная фабрика Окама». Пожалуйста, известите меня об этом.
   С совершенным почтением
Дж. Рокк».
 
   — Я помню это письмо, — сказал Леон. — Разве ты не припоминаешь, Джордж? Мы тогда ещё предположили, что этот тип украл несколько акций и пытается их сплавить через нас.
   Манфред кивнул утвердительно.
   — Рокк, — пробормотал Леон, — нет, не встречался… Он, кажется, писал из Мельбурна… Нет, что-то не припомню…
 
   Это произошло ночью.
   На Керзон-стрит раздался полицейский свисток. Гонзалес, чья спальня располагалась ближе к улице, услышал этот звук во сне и ещё не успел протереть глаза, как стоял у окна. Раздался второй свисток, и Гонзалес услышал топот бегущих ног. Какая-то молодая девушка бежала по тротуару. Пробежав мимо дома, она остановилась, побежала в обратную сторону и снова остановилась.
   Леон, прыгая через три ступеньки, спустился по узкой лестнице, повернул ключ парадной двери и распахнул её. Беглянка стояла неподалёку.
   — Сюда, живее! — приказал он.
   Колебание её длилось не более секунды. Перешагнув порог, она остановилась. Леон втолкнул её в коридор.
   — Вам здесь нечего бояться, — сказал он.
   Однако, девушка инстинктивно порывалась уйти.
   — Пустите меня, я не желаю здесь оставаться…
   Леон втолкнул её в заднюю комнату и включил свет.
   — Не делайте глупостей, мисс… Присядьте… На вас лица нет!
   — Я не виновата… — начала она дрожащим голосом.
   Он иронически хмыкнул.
   — Если кто-то и виноват, так это я, оказывая покровительство лицу, скрывающемуся от полиции.
   Она была ещё очень юной. Бледное, худощавое личико можно было назвать даже красивым. Одета она была прилично, но не нарядно. Можно было заключить, что она не принадлежала к высшему обществу.
   Леона поразило кольцо с изумрудом на одном из пальцев её левой руки. Если этот изумруд настоящий, то цена его составила бы не одну сотню фунтов.
   Он взглянул на часы: начало третьего. С улицы послышались чьи-то тяжёлые, неторопливые шаги.
   — Меня никто не видел, когда я входила?
   — Нет. Я никого не заметил. Ну, рассказывайте…
   Она сидела на стуле, сжавшись в комочек. Плечи её вздрагивали. Она не могла унять пляшущие от беззвучных рыданий губы.
   Леон налил воды в стакан и протянул ей.
   Немного погодя она настолько оправилась, что смогла связно изложить суть своего приключения. Но это было совсем не то, чего он ожидал.
   — Моя фамилия Фаррер, Эльза Фаррер. Я служу стенографисткой в «Бюро ночной переписки», принадлежащем мисс Люли. Обычно мы дежурим вдвоём, одна за старшую. Но сегодня мисс Леа ушла домой раньше. Хотя мы и называемся «ночным» бюро, но всё равно около часа закрываемся. Больше всего мы работаем для театров. Часто после премьер рукописи пьес нуждаются в кое-какой переделке. Иной раз к нам являются для переписи контрактов, заключённых за ужином, после спектаклей. Я знакома со многими видными предпринимателями, и нередко меня вызывают в ночное время для спешной переписки. К незнакомым лицам мы, понятно, не ходим. Кроме того, у нас есть швейцар, исполняющий также и обязанности посыльного.
   В полночь позвонил мистер Гарслей из «Орфеума» с просьбой написать для него два письма. Он послал за мной свой автомобиль, и я отправилась к нему на квартиру на Керзон-стрит. Мы, собственно, не имеем права ездить на квартиры к клиентам, но я, хоть и никогда его не видела, но знала, что он — наш постоянный клиент…
   Леону Гонзалесу не раз бросался в глаза большой жёлтый лимузин мистера Гарслея. Этот известный театральный директор проживал в одной из самых роскошных квартир на Керзон-стрит. Впервые он показался в Лондоне года три тому назад, арендовал «Орфеум» и принимал участие почти в дюжине постановок, в основном убыточных…
   — В котором часу это было? — спросил он.
   — В три четверти первого, — ответила девушка. — Я была на Керзон-стрит приблизительно четверть часа спустя. Я не могла покинуть контору сразу же, так как мне ещё кое-что нужно было сделать. К тому же, мистер Гарслей сам сказал мне, что особенно торопиться не надо…
   — Дальше…
   — Я постучала в дверь, и мне отворил сам мистер Гарслей. Он был во фраке и имел такой вид, точно только что был в гостях. Из прислуги я никого не видела. Он провёл меня в свой кабинет… Что случилось затем — трудно передать… Помню, что я села, вынула из ридикюля свою записную книжку, а когда стала искать карандаш, то вдруг услышала стон и, подняв голову, увидела мистера Гарслея, лежащего с запрокинутой головой в своём кресле. На фрачной сорочке расплывалось большое красное пятно… Это было ужасно!
   — А другого звука, например, выстрела, вы не слыхали?
   Она покачала головой.
   — Я была так потрясена… А затем раздался отчаянный крик. В дверях показалась роскошно одетая дама. «Что вы с ним сделали? — воскликнула она. — О, вы убили его!»
   Я была так напугана, что не могла проронить ни слова. Я уже не помню, как пронеслась мимо неё и выбежала на улицу.
   — Дверь была открыта? — поинтересовался Леон.
   — Да… Скажите, вы не выдадите меня? — спросила она в отчаянии.
   Он наклонился и погладил её по руке.
   — Юный друг мой, — сказал он тихо, — вам абсолютно нечего бояться. Посидите здесь, пока я оденусь, а потом мы с вами пойдём в Скотленд-Ярд, и вы им всё расскажете по порядку…
   — Но они же арестуют меня!
   Она была близка к истерике.
   — О, какой ужас! Как я ненавижу Лондон! Зачем я покинула Австралию… Сперва собаки, потом негр, а теперь ещё и это!
   Леону эта тирада показалась довольно интересной, но сейчас не было времени её анализировать. Прежде всего нужно было успокоить девушку.
   — Поверьте, вас никто не станет обвинять в убийстве! Ни один полицейский чиновник не подумает даже…
   — Но я ведь убежала, — возразила она.
   — Ну и что? На вашем месте и я бы поступил бы подобным образом… Подождите немного…
   Он был уже почти одет, когда услышал стук захлопнувшейся парадной двери. Спустившись вниз, он убедился, что девушка исчезла.