Тэб машинально разглядывал коробки на полках, висящих вдоль стен.
– Нигде нет ни малейшего отпечатка пальцев, – заметил сыщик. – Этот негодяй ходит всегда в перчатках… Между прочим, я намерен оставить здесь в доме охрану на день или на два. Хотя мало надежды, чтобы он еще раз вернулся сюда…
Сыщик потушил свет, запер дверь и поднялся с Тэбом в столовую.
– Гм, Броун убит… – с горькой усмешкой сказал он журналисту. – Вальтерс вне подозрений… Единственные люди, на которых может теперь пасть подозрение, это вы и я, – прибавил он и весело рассмеялся.
– Мне это уже приходило в голову, – с улыбкой ответил молодой человек.
Утром Тэб нашел в ящике для писем объемистое послание от Рекса. Оно было из Палермо.
«Дорогой Тэб!
Мне надоело путешествовать, и я решил вернуться домой. Посылаю вам в этом письме кольцо. Я купил его здесь по случаю. Оно будто бы принадлежало когда-то самому Цезарю Борджиа. Мне его продали с гарантией, и я заплатил за него довольно дорого. Вам передаст письмо лакей парохода, на котором я приехал и который сегодня уходит обратно».
Прежде чем читать дальше, Тэб внимательно оглядел кольцо: оно было замечательно тонкой художественной работы.
«Посланцу моему на чай не давайте, я уже вознаградил его, как и подобает такому Крезу, как я… Совершенно не знаю, что делать с собой по возвращении; конечно, я не поселюсь в этом мрачном Майфилде… Если вы все еще будете открещиваться от меня, то мне просто придется поселиться в гостинице. Простите, что не написал вам раньше…
Сердечно вам преданный
Рекс».
Внизу была приписка:
«Если прямой пароход отойдет отсюда в среду, – что еще неизвестно, – то я прямо вернусь домой. Если я вам ничего не напишу, то знайте, что я изменил решение. В Палермо много прекрасных женщин…»
За этой припиской следовала вторая:
«Приглашаю вас и умнейшего Карвера пообедать со мной в день приезда».
Тэб усмехнулся, спрятал письмо и кольцо в ящик стола и задумался: не пустить ли Рекса в самом деле снова к себе?
Временами он сильно скучал без милого Бэби… Тэб с улыбкой подумал о последней приписке: вероятно, увлечение мисс Эрдферн было давно забыто.
Тэб должен был в этот день пить чай у артистки. Он снова улыбнулся.
Впрочем, лицо его тотчас же помрачнело: дело Трэнсмира начинало тяготить его – ему как журналисту надоело обо всем умалчивать.
Встретившись в этот день с Карвером, он откровенно сказал о том сыщику. Карвер понял его претензии и заявил:
– Теперь вы можете писать о чем хотите, исключая… булавки.
Журналист был в восторге и в самом веселом настроении направился в Централь-отель к мисс Эрдферн.
Молодая женщина встретила его очень ласково. Она протянула обе руки и приветствовала его крепким рукопожатием.
– Какой у вас усталый вид! – воскликнула она. – Точно вы не спали целую неделю! Вы все, вероятно, заняты этим новым убийством?
Она умолкла и стала разливать чай.
– Ведь Броун и есть тот человек, которого вы так старательно разыскивали, не правда ли? Вероятно, о нем и рассказывал И Линг?..
Тэб утвердительно кивнул.
– Несчастный! – с сожалением промолвила мисс Эрдферн. – А этот Вальтерс? Что с ним? Я видела его всего лишь раз, но он мне показался отвратительным!
Она быстро переменила тему разговора.
– Я получила предложение вернуться на сцену.
– Ах, так… – заметил Тэб.
– Да. Но я отказалась. Я ненавижу сцену. У меня связаны с ней самые тяжелые воспоминания…
Тэб вспомнил о письме, полученном им утром от Рекса.
– Знаете ли вы, что Рекс скоро возвращается? – спросил он. – Вам он больше не писал?
Молодая женщина отрицательно покачала головой. Лицо ее вдруг сделалось серьезным.
– Нет, он не писал мне после того странного письма, – ответила она. – Мне очень его жаль…
Тэб лукаво усмехнулся.
– О, не жалейте его! Этот беспутный малый уже вполне исцелился от своей сердечной раны. Юношеские увлечения никогда не бывают длительны…
– Вы рассуждаете, как седовласый старец! – весело воскликнула девушка. – А вы сами исцелились от своего увлечения?
– Какого? – быстро переспросил молодой человек. – Да, до известной степени…
– Что же вы подразумеваете под «известной степенью»? – спросила, улыбаясь, мисс Эрдферн.
– Я не совсем правильно выразился, – поправился Тэб. – Я хотел сказать: до известного времени…
Их взоры встретились, и артистка первая опустила глаза.
– На вашем месте, господин Тэб, – тихо сказала она, – я бы постаралась забыть о нем: влюбленные ведь бывают подчас решительно несносны…
– Вы находите? – упавшим голосом спросил журналист.
– Я находила это… – уточнила она и тотчас же переменила разговор: – Любопытно, чем теперь займется ваш Рекс? Он так богат… Я никогда не думала, что Трэнсмир оставит ему все свое состояние: старик часто ворчал на племянника за расточительность и праздность… Или Трэнсмир не оставил завещания и молодой Лендер унаследовал все по закону? Как ближайший родственник покойного?
– Нет, это не так, – ответил Тэб. – Старик оставил собственноручное завещание…
– Ах, вот что! – воскликнула мисс Эрдферн, уронив чашку.
Лицо ее было бледно, как полотно, в глазах светился ужас.
– Повторите то, что вы только что сказали!
– Что именно? – смущенно пробормотал Тэб. – Разве вы об этом не знали?
– О Боже… – прошептала молодая женщина. – О Боже… как это ужасно!
Тэб подошел к ней и участливо спросил:
– В чем дело, Урсула? Вам нехорошо?
Мисс Эрдферн грустно покачала головой
– Пустяки! – ответила она. – Это пройдет… Я сейчас вспомнила… Простите меня!
Она повернулась и выбежала из комнаты.
Тэб был совершенно ошеломлен. Он не знал, что и думать. Так прошло не менее четверти часа.
Наконец молодая женщина снова появилась. Она все еще была бледна, но уже вполне владела собой.
– Мои нервы никуда не годятся, – сказала она с усмешкой, как бы оправдываясь перед гостем.
– Но что вас так потрясло? – спросил Тэб.
– Право, не знаю, – устало ответила она. – Вы говорили о завещании, и я вспомнила все…
– Урсула, вы что-то от меня скрываете, – заметил с упреком молодой человек. – Почему вы так расстроились?
Она снова покачала головой.
– Я говорю вам всю правду, Тэб, – промолвила она, вдруг назвав его по имени.
Молодой человек густо покраснел. Она заметила свою оплошность и сказала:
– Простите, я назвала вас по имени… Старая театральная привычка. Собственно, мне нужно было звать вас так с первого дня нашей встречи… А теперь уходите! Я очень устала… Не возражайте!
– Но…
– Лучше приходите завтра, Тэб.
Глава 24
Глава 25
– Нигде нет ни малейшего отпечатка пальцев, – заметил сыщик. – Этот негодяй ходит всегда в перчатках… Между прочим, я намерен оставить здесь в доме охрану на день или на два. Хотя мало надежды, чтобы он еще раз вернулся сюда…
Сыщик потушил свет, запер дверь и поднялся с Тэбом в столовую.
– Гм, Броун убит… – с горькой усмешкой сказал он журналисту. – Вальтерс вне подозрений… Единственные люди, на которых может теперь пасть подозрение, это вы и я, – прибавил он и весело рассмеялся.
– Мне это уже приходило в голову, – с улыбкой ответил молодой человек.
Утром Тэб нашел в ящике для писем объемистое послание от Рекса. Оно было из Палермо.
«Дорогой Тэб!
Мне надоело путешествовать, и я решил вернуться домой. Посылаю вам в этом письме кольцо. Я купил его здесь по случаю. Оно будто бы принадлежало когда-то самому Цезарю Борджиа. Мне его продали с гарантией, и я заплатил за него довольно дорого. Вам передаст письмо лакей парохода, на котором я приехал и который сегодня уходит обратно».
Прежде чем читать дальше, Тэб внимательно оглядел кольцо: оно было замечательно тонкой художественной работы.
«Посланцу моему на чай не давайте, я уже вознаградил его, как и подобает такому Крезу, как я… Совершенно не знаю, что делать с собой по возвращении; конечно, я не поселюсь в этом мрачном Майфилде… Если вы все еще будете открещиваться от меня, то мне просто придется поселиться в гостинице. Простите, что не написал вам раньше…
Сердечно вам преданный
Рекс».
Внизу была приписка:
«Если прямой пароход отойдет отсюда в среду, – что еще неизвестно, – то я прямо вернусь домой. Если я вам ничего не напишу, то знайте, что я изменил решение. В Палермо много прекрасных женщин…»
За этой припиской следовала вторая:
«Приглашаю вас и умнейшего Карвера пообедать со мной в день приезда».
Тэб усмехнулся, спрятал письмо и кольцо в ящик стола и задумался: не пустить ли Рекса в самом деле снова к себе?
Временами он сильно скучал без милого Бэби… Тэб с улыбкой подумал о последней приписке: вероятно, увлечение мисс Эрдферн было давно забыто.
Тэб должен был в этот день пить чай у артистки. Он снова улыбнулся.
Впрочем, лицо его тотчас же помрачнело: дело Трэнсмира начинало тяготить его – ему как журналисту надоело обо всем умалчивать.
Встретившись в этот день с Карвером, он откровенно сказал о том сыщику. Карвер понял его претензии и заявил:
– Теперь вы можете писать о чем хотите, исключая… булавки.
Журналист был в восторге и в самом веселом настроении направился в Централь-отель к мисс Эрдферн.
Молодая женщина встретила его очень ласково. Она протянула обе руки и приветствовала его крепким рукопожатием.
– Какой у вас усталый вид! – воскликнула она. – Точно вы не спали целую неделю! Вы все, вероятно, заняты этим новым убийством?
Она умолкла и стала разливать чай.
– Ведь Броун и есть тот человек, которого вы так старательно разыскивали, не правда ли? Вероятно, о нем и рассказывал И Линг?..
Тэб утвердительно кивнул.
– Несчастный! – с сожалением промолвила мисс Эрдферн. – А этот Вальтерс? Что с ним? Я видела его всего лишь раз, но он мне показался отвратительным!
Она быстро переменила тему разговора.
– Я получила предложение вернуться на сцену.
– Ах, так… – заметил Тэб.
– Да. Но я отказалась. Я ненавижу сцену. У меня связаны с ней самые тяжелые воспоминания…
Тэб вспомнил о письме, полученном им утром от Рекса.
– Знаете ли вы, что Рекс скоро возвращается? – спросил он. – Вам он больше не писал?
Молодая женщина отрицательно покачала головой. Лицо ее вдруг сделалось серьезным.
– Нет, он не писал мне после того странного письма, – ответила она. – Мне очень его жаль…
Тэб лукаво усмехнулся.
– О, не жалейте его! Этот беспутный малый уже вполне исцелился от своей сердечной раны. Юношеские увлечения никогда не бывают длительны…
– Вы рассуждаете, как седовласый старец! – весело воскликнула девушка. – А вы сами исцелились от своего увлечения?
– Какого? – быстро переспросил молодой человек. – Да, до известной степени…
– Что же вы подразумеваете под «известной степенью»? – спросила, улыбаясь, мисс Эрдферн.
– Я не совсем правильно выразился, – поправился Тэб. – Я хотел сказать: до известного времени…
Их взоры встретились, и артистка первая опустила глаза.
– На вашем месте, господин Тэб, – тихо сказала она, – я бы постаралась забыть о нем: влюбленные ведь бывают подчас решительно несносны…
– Вы находите? – упавшим голосом спросил журналист.
– Я находила это… – уточнила она и тотчас же переменила разговор: – Любопытно, чем теперь займется ваш Рекс? Он так богат… Я никогда не думала, что Трэнсмир оставит ему все свое состояние: старик часто ворчал на племянника за расточительность и праздность… Или Трэнсмир не оставил завещания и молодой Лендер унаследовал все по закону? Как ближайший родственник покойного?
– Нет, это не так, – ответил Тэб. – Старик оставил собственноручное завещание…
– Ах, вот что! – воскликнула мисс Эрдферн, уронив чашку.
Лицо ее было бледно, как полотно, в глазах светился ужас.
– Повторите то, что вы только что сказали!
– Что именно? – смущенно пробормотал Тэб. – Разве вы об этом не знали?
– О Боже… – прошептала молодая женщина. – О Боже… как это ужасно!
Тэб подошел к ней и участливо спросил:
– В чем дело, Урсула? Вам нехорошо?
Мисс Эрдферн грустно покачала головой
– Пустяки! – ответила она. – Это пройдет… Я сейчас вспомнила… Простите меня!
Она повернулась и выбежала из комнаты.
Тэб был совершенно ошеломлен. Он не знал, что и думать. Так прошло не менее четверти часа.
Наконец молодая женщина снова появилась. Она все еще была бледна, но уже вполне владела собой.
– Мои нервы никуда не годятся, – сказала она с усмешкой, как бы оправдываясь перед гостем.
– Но что вас так потрясло? – спросил Тэб.
– Право, не знаю, – устало ответила она. – Вы говорили о завещании, и я вспомнила все…
– Урсула, вы что-то от меня скрываете, – заметил с упреком молодой человек. – Почему вы так расстроились?
Она снова покачала головой.
– Я говорю вам всю правду, Тэб, – промолвила она, вдруг назвав его по имени.
Молодой человек густо покраснел. Она заметила свою оплошность и сказала:
– Простите, я назвала вас по имени… Старая театральная привычка. Собственно, мне нужно было звать вас так с первого дня нашей встречи… А теперь уходите! Я очень устала… Не возражайте!
– Но…
– Лучше приходите завтра, Тэб.
Глава 24
Над дверью строящегося дома И Линга была прибита дощечка с китайской надписью, в вольном переводе означавшей: «Да отразятся славой ваши поступки на ваших потомках». Вся мудрость Дальнего Востока была заключена в этом кратком изречении.
Несмотря на преклонение перед западной культурой, И Линг строго соблюдал восточные обряды и традиции.
В этот день он сидел на широкой ступени террасы своего нового дома и внимательно следил за постройкой. Китайцы как раз возводили вторую колонну.
И Линг посмотрел на солнце, поднялся и направился к выходу. На траве около дороги стоял маленький черный автомобиль. Китаец сел за руль, но не сразу пустил машину в ход. Он долго еще сидел в глубокой задумчивости.
Уже смеркалось, когда И Линг наконец тронулся в путь и скрылся за поворотом дороги.
Когда он подъехал к ресторану, слуга, встретивший его, сказал:
– Вас ждет дама в зале номер шесть. Она желает вас видеть.
Китайцу незачем было спрашивать имя дамы: лишь одна женщина имела право переступить порог зала № 6.
Он прямо прошел туда. Мисс Эрдферн сидела за столом. Перед ней нетронутым стоял остывший обед.
Молодая женщина была бледна как полотно. Под ее прекрасными серыми глазами легли темные круги.
Она быстро взглянула на китайца и опустила глаза.
– И Линг, вы прочли все бумаги, которые взяли в доме? – тихим голосом спросила она.
– Да, многие, – осторожно ответил китаец.
– Прошлой ночью вы сказали мне, что прочли все, – с упреком заметила она. – Значит, вы говорили неправду?
– Бумаг оказалось так много, – смущенно сказал китаец. – А некоторые даже трудно было прочесть…
– Вы нашли в них что-нибудь… касающееся меня? – спросила мисс Эрдферн, понизив голос до едва слышного шепота.
– Есть кое-что и о вас, – ответил китаец. – Большая часть бумаг написана в виде дневника…
Молодая женщина поняла, что И Линг избегает прямого ответа.
– Говорится там что-нибудь о моем отце… или о моей матери? – быстро спросила она.
– Нет, – тотчас же ответил И Линг.
Большие серые глаза молодой женщины испытующе уставились на китайца.
– Вы не хотите сказать мне правду, И Линг, – промолвила она чуть слышным шепотом. – Вы боитесь огорчить меня? Не так ли?..
Китаец не опустил глаза под ее настойчивым взглядом.
– Сударыня, как я могу говорить с вами о бумагах, которые я не прочел или которые я не понял… – промолвил он. – Я не хочу вас обманывать: Ши Со писал о вас. Он говорит, что вы – единственный человек, которому он доверял…
Она окинула его удивленным взглядом.
– Я? Но… – начала она.
– Он говорит также и другое, – перебил ее И Линг. – Я когда-нибудь переведу вам все эти бумаги. Теперь же я решительно недоумеваю, что мне делать…
Китаец задумчиво посмотрел в окно, как бы забыв о присутствии молодой женщины.
– У нас в Китае говорят: «Соломинка, несущаяся в водовороте…» Вот такова и моя душа в этот миг.. Я многим обязан Ши Со. Чем могу я отплатить ему за все? Трэнсмир был жестокий человек, но он умел держать слово. Слово Трэнсмира стоило больше, чем всякие писаные обязательства других. Я как-то обещал ему, что отомщу за него в случае несчастья. И сдержу свое обещание во что бы то ни стало! Я лишь недоумеваю…
Когда И Линг бывал взволнован, ему трудно было находить нужные английские слова.
Мисс Эрдферн ласково посмотрела на него и сказала:
– Я буду терпелива, И Линг! Я знаю, что вы – мой друг…
И Линг улыбнулся.
– Вы простили меня, мисс Эрдферн?
– Конечно! – воскликнула молодая женщина. – А теперь, может быть, вы пришлете мне обед: этот уже совершенно остыл.
И Линг ласково кивнул головой и вышел.
Мисс Эрдферн пообедала одна. Не показался И Линг и тогда, когда она уходила.
Впрочем, когда молодая женщина заворачивала за угол, он был в нескольких шагах от нее, но она его не видела.
Несмотря на преклонение перед западной культурой, И Линг строго соблюдал восточные обряды и традиции.
В этот день он сидел на широкой ступени террасы своего нового дома и внимательно следил за постройкой. Китайцы как раз возводили вторую колонну.
И Линг посмотрел на солнце, поднялся и направился к выходу. На траве около дороги стоял маленький черный автомобиль. Китаец сел за руль, но не сразу пустил машину в ход. Он долго еще сидел в глубокой задумчивости.
Уже смеркалось, когда И Линг наконец тронулся в путь и скрылся за поворотом дороги.
Когда он подъехал к ресторану, слуга, встретивший его, сказал:
– Вас ждет дама в зале номер шесть. Она желает вас видеть.
Китайцу незачем было спрашивать имя дамы: лишь одна женщина имела право переступить порог зала № 6.
Он прямо прошел туда. Мисс Эрдферн сидела за столом. Перед ней нетронутым стоял остывший обед.
Молодая женщина была бледна как полотно. Под ее прекрасными серыми глазами легли темные круги.
Она быстро взглянула на китайца и опустила глаза.
– И Линг, вы прочли все бумаги, которые взяли в доме? – тихим голосом спросила она.
– Да, многие, – осторожно ответил китаец.
– Прошлой ночью вы сказали мне, что прочли все, – с упреком заметила она. – Значит, вы говорили неправду?
– Бумаг оказалось так много, – смущенно сказал китаец. – А некоторые даже трудно было прочесть…
– Вы нашли в них что-нибудь… касающееся меня? – спросила мисс Эрдферн, понизив голос до едва слышного шепота.
– Есть кое-что и о вас, – ответил китаец. – Большая часть бумаг написана в виде дневника…
Молодая женщина поняла, что И Линг избегает прямого ответа.
– Говорится там что-нибудь о моем отце… или о моей матери? – быстро спросила она.
– Нет, – тотчас же ответил И Линг.
Большие серые глаза молодой женщины испытующе уставились на китайца.
– Вы не хотите сказать мне правду, И Линг, – промолвила она чуть слышным шепотом. – Вы боитесь огорчить меня? Не так ли?..
Китаец не опустил глаза под ее настойчивым взглядом.
– Сударыня, как я могу говорить с вами о бумагах, которые я не прочел или которые я не понял… – промолвил он. – Я не хочу вас обманывать: Ши Со писал о вас. Он говорит, что вы – единственный человек, которому он доверял…
Она окинула его удивленным взглядом.
– Я? Но… – начала она.
– Он говорит также и другое, – перебил ее И Линг. – Я когда-нибудь переведу вам все эти бумаги. Теперь же я решительно недоумеваю, что мне делать…
Китаец задумчиво посмотрел в окно, как бы забыв о присутствии молодой женщины.
– У нас в Китае говорят: «Соломинка, несущаяся в водовороте…» Вот такова и моя душа в этот миг.. Я многим обязан Ши Со. Чем могу я отплатить ему за все? Трэнсмир был жестокий человек, но он умел держать слово. Слово Трэнсмира стоило больше, чем всякие писаные обязательства других. Я как-то обещал ему, что отомщу за него в случае несчастья. И сдержу свое обещание во что бы то ни стало! Я лишь недоумеваю…
Когда И Линг бывал взволнован, ему трудно было находить нужные английские слова.
Мисс Эрдферн ласково посмотрела на него и сказала:
– Я буду терпелива, И Линг! Я знаю, что вы – мой друг…
И Линг улыбнулся.
– Вы простили меня, мисс Эрдферн?
– Конечно! – воскликнула молодая женщина. – А теперь, может быть, вы пришлете мне обед: этот уже совершенно остыл.
И Линг ласково кивнул головой и вышел.
Мисс Эрдферн пообедала одна. Не показался И Линг и тогда, когда она уходила.
Впрочем, когда молодая женщина заворачивала за угол, он был в нескольких шагах от нее, но она его не видела.
Глава 25
Услышав громкий стук в дверь и несколько раз повторенный звонок, Тэб радостно поспешил к двери: так ломиться в квартиру мог один только Рекс.
Широко распахнув дверь, он приветствовал своего друга крепким рукопожатием.
– Вот и я! – весело воскликнул тот, падая в кресло и обмахиваясь шляпой.
Тэбу показалось, что Рекс немного побледнел и осунулся. Впрочем, он по-прежнему весь дышал здоровьем, а добродушное лицо его весело улыбалось.
– Теперь уж вам никак не отделаться от меня! – воскликнул Рекс. – Я не желаю останавливаться в гостинице, когда у вас в квартире есть лишняя кровать. Мне нужно, кроме того, о многом переговорить с вами, старина. О моих планах на будущее…
– Прежде чем мечтать о будущем, вернемся к неприятным вопросам настоящего, мой друг, – возразил Тэб. – Знаете ли вы, что у вас были воры и что они рылись в ваших вещах?
И молодой человек рассказал своему другу подробности ночных посещений таинственного джентльмена в черном. По мере того как он рассказывал, круглое детское лицо Рекса становилось все печальнее.
– Как ужасно! – воскликнул он. – Пострадал ни в чем неповинный Броун. А мы думали, что он убил дядю… А что же говорит ваш гениальный Карвер по поводу всего происшедшего?
– Не смейтесь над Карвером, мой друг, – заметил Тэб. – Это умная голова. Быть может, у него уже и есть некоторые догадки. Но он молчит…
Рекс некоторое время сидел в глубокой задумчивости.
– Придется мне просто замуровать эту подвальную комнату, – проговорил он. – Я уже думал об этом на пароходе.
– А почему бы вам не приказать взломать дверь в подвальную комнату? – предложил Тэб.
Рекс задумчиво покачал головой.
– Я думаю, что придется разрушить этот проклятый дом до основания. Все равно у меня его никто не купит, – промолвил он. – Как вы думаете, Тэб? А на его месте построить новый?.. Хотя я вряд ли поселился бы в нем. Решительно, какое-то проклятье повисло над этим злополучным местом!
– Ого! Да вы стали поэтом, друг мой, – с улыбкой заметил Тэб. – Я вижу, что Италия произвела на вас большое впечатление.
Рекс покраснел, как пион, что с ним случалось всегда, когда он бывал смущен.
– Этот дом отравляет мне существование! – с досадой воскликнул он.
Чтобы переменить разговор, Тэб стал расспрашивать его об Италии. Рекс мгновенно преобразился и с увлечением стал рассказывать о своем путешествии.
– Надеюсь, вы получили мое кольцо? – спросил он Тэба.
– Да, Рекс! И очень благодарен вам за такой чудесный подарок, – ответил Тэб. – Вероятно, оно дорого стоит?
– Пустяки! – беспечно воскликнул Лендер. – Я привык теперь тратить не считая. Знаете, мне иногда даже жутко становится от этого вдруг свалившегося на меня огромного богатства, – прибавил он полушутя, полусерьезно.
Приятели стали обсуждать вопрос о том, где лучше всего поселиться молодому миллионеру. Тэбу удалось наконец уговорить своего друга переехать в гостиницу. Зная характер Рекса, он боялся, что, раз поселившись в его квартире, тот останется в ней навсегда.
Затем разговор снова перешел на недавнее убийство,
– Конечно, лучше всего замуровать эту злополучную подвальную комнату, – сказал в заключение Рекс. – А теперь, старина, раз уж вы гоните меня из своей квартиры, обещайте мне по крайней мере, что часто будете приходить ко мне обедать.
На том друзья расстались. А вскоре Тэб услышал, что Лендер деятельно приступил к перестройке Майфилда.
Одновременно Рекс посетил Карвера, и сыщик потом рассказывал Тэбу, что Лендер с увлечением говорил ему о своей новой затее, толковал обо всех подробностях предполагаемой постройки прямо-таки с детской восторженностью.
– Я хорошо знаю Рекса, – с улыбкой заметил Тэб. – У него время от времени бывают такие увлечения; года три назад, например, он вдруг, вопреки желанию дяди, решил сделаться репортером по уголовным делам и целые дни проводил в библиотеке «Мегафона»… Наши сотрудники даже возненавидели его: какая бы книга ни понадобилась кому-либо из них – она оказывалась у Рекса. Впрочем, его увлечения скоро проходят. Верьте мне, что недели через три Рекс заведет себе удобный гамак и будет валяться в нем с утра до вечера…
В конце недели Тэб получил письмо от мисс Эрдферн.
«Я снова в Стон-коттедже. Джентльмен в черном больше не страшит меня. Я взяла себе нового дворецкого: он служил в армии, отлично умеет обращаться с оружием… В саду у меня цветут запоздалые розы; не хотите ли приехать полюбоваться на них?.. Постройка И Линга почти закончена… Как это ни странно, окрестные жители враждебно настроены против этих несчастных китайцев.
Несколько дней назад я была около строящегося храма и видела И Линга. Он внимательно следил за постройкой второй колонны. Она будет называться колонной «Благодарственных воспоминаний» и будет посвящена мне… Какой прекрасный человек И Линг! Как он умеет помнить всякую ничтожную услугу, оказанную ему! Я даже не подозревала о такой его любви ко мне; хотя я часто обедала в его ресторане, он никогда не говорил со мной о прошлом…
Вы будете удивлены: я учусь стрельбе в цель. Мой новый дворецкий – не правда ли, как это важно звучит, – согласился учить меня стрельбе, и я каждый день упражняюсь на лужайке позади дома. В первый день я до смерти перепугалась: я не могла себе представить, что звук выстрела так оглушает, что револьвер так отдает, что он такой тяжелый… Тернер – все тот же мой дворецкий – уверяет, что я делаю быстрые успехи и что из меня выйдет отличный стрелок.
Если вы приедете, вас моя стрельба сильно позабавит. Я, конечно, предпочла бы, чтобы Тернер учил меня стрелять из лука: это гораздо изящнее и больше подходит для женщины. После стрельбы руки у меня совершенно черные…»
Тэб несколько раз перечел письмо, прежде чем отправиться в Стон-коттедж.
По дороге он остановился, чтобы взглянуть на постройку И Линга, и был поражен своеобразной красотой похожего на пагоду здания, перед которым был разбит сад и цветник. На главной широкой аллее уже высилась одна колонна. Около другой еще хлопотали рабочие.
Вскоре он увидел и самого хозяина, но не сразу узнал его: И Линг был одет в простую синюю рабочую блузу.
– Поздравляю вас, И Линг! – сказал Тэб, подойдя к китайцу и поздоровавшись с ним. – Ваш дом поистине прекрасен!
– Я рад, что вам нравится мое новое жилище, – ответил И Линг своим приятным низким голосом. – Я ведь выписал из Китая лучшего мастера. И внутреннее убранство будет не хуже! Я убежден, что оно вам тоже понравится…
– Я вижу, что осталось возвести лишь вторую колонну, – сказал Тэб.
– Да… – мечтательно проговорил китаец. – Через несколько дней она будет увенчана драконом, и тогда работа будет окончена. – Я чувствую, что в глубине души вы считаете меня дикарем. Не правда ли? И мои колонны кажутся вам, вероятно, очень безобразными?
И Линг редко улыбался, но тут лицо его осветилось добродушной улыбкой.
– О, нет! Помилуйте! Я ни одной минуты этого не думал…
– Вы слишком хорошо воспитаны, чтобы прямо сказать мне об этом, – продолжал китаец с той же улыбкой.
Он вынул из кармана рабочей блузы золотой портсигар и протянул его молодому человеку. Закурив, И Линг медленно, с расстановкой, вновь заговорил:
– Для меня моя колонна «Благодарственных воспоминаний», для вас памятники погибшим на войне – осязаемый символ непреходящего чувства…
– Но ведь вы – язычник? – удивился Тэб.
Китаец пожал плечами.
– Я верю в Бога, – ответил он, – как в высшую силу, не поддающуюся определению. Я верю, что Бог подобен ручью, стекающему с гор и питающему реки и озера… Приходят люди и набирают воду в кувшины; у одних кувшины эти прекрасны, у других безобразны. И каждый стремится убедить вас, что лишь вода из его сосуда утолит вашу жажду. Я предпочитаю пить прямо из ручья, встав на колени и зачерпнув ладонью от ледяной струи…
– Да вы прямо поэт! – воскликнул Тэб, удивленно посмотрев на китайца.
И Линг ничего ему не ответил. И вдруг спросил:
– Вы узнали что-нибудь новое об убийстве Броуна?
– Нет, – ответил молодой человек. – А где он скрывался все это время?
– Он был в курильне опиума, – без всякого смущения тотчас же ответил китаец. – Я завлек его туда по просьбе моего хозяина – Джесса Трэнсмира… Трэнсмир боялся встречи с ним. Из курильни Броун исчез так внезапно, что я не успел помешать ему в этом. Я разыскивал его повсюду, но не нашел. О его смерти я узнал из газет.
Тэб некоторое время сидел в глубокой задумчивости.
– Не знаете ли вы, И Линг, были у него враги? Вы ведь встречались с ним еще в Китае? – спросил он наконец.
– Броуна многие не любили, – откровенно ответил китаец. – Должен сознаться, что я и сам недолюбливал его. Но…
И китаец, усмехнувшись, пожал плечами.
– Значит, вы совершенно не представляете, кто мог его убить? – настаивал журналист.
И Линг посмотрел Тэбу прямо в глаза своим пристальным немигающим взглядом и тихо сказал:
– Напротив! Я знаю, кто убил его!
Тэб, ошеломленный, уставился на своего собеседника.
– Вы не шутите? – спросил он.
– Я говорю совершенно серьезно. Повторяю вам, что я знаю, кто убийца. Я несколько раз был в двух-трех шагах от него, – спокойно ответил И Линг. – Однако по некоторым причинам я не хочу называть его… И в то же время по многим причинам я должен убить его, – прибавил он тихим голосом.
И тотчас же, явно избегая вопросов, китаец спросил:
– Вероятно, вы едете к мисс Эрдферн? Советую вам входить к ней в сад теперь лишь через переднюю калитку: с некоторых пор она обучается стрельбе в цель, и один из моих служащих, которому я приказал следить за ее домом, едва не был убит…
Тэб рассмеялся и протянул руку китайцу.
– Вы – странный человек, И Линг! – воскликнул он. – Я решительно отказываюсь вас понимать.
– Все сыны востока кажутся европейцам загадочными, – с лукавой усмешкой ответил китаец.
Мисс Эрдферн встретила Тэба у дома, радостная и возбужденная.
Она была в простом летнем платье, на золотых волосах ее надета была широкополая соломенная шляпа. Тэбу она показалась прекрасной, как никогда.
– Я сделалась уже опытным стрелком! – весело воскликнула она, когда молодой человек соскочил с мотоциклета. – Должна вам сознаться, что мне очень хотелось напугать вас и выстрелить, когда вы подъезжали.
– Ого! И Линг, по-видимому, прав: вас теперь, пожалуй, и в самом деле следует опасаться! – пошутил журналист.
Они вместе направились к дому, и Тэб, сам не заметив того, взял свою спутницу под руку.
– Мне кажется, что вам легче будет вести мотоциклет обеими руками, – лукаво заметила мисс Эрдферн, высвобождая руку. – Я прежде всего хочу показать вам свой гелиотроп; его нужно было посадить отдельно от других цветов, иначе они все бы погибли. Это варварское растение… Но я еще не спросила, как вы смогли освободиться и приехать? Ведь вы так заняты…
– Я действительно был очень занят, – подтвердил Тэб.
– Все этим же убийством? – спросила артистка.
– Да, – ответил журналист. – Удивительно загадочное дело! Даже у Карвера больше нет надежды найти преступника. А уж на что он опытный сыщик.
– И никаких новых улик? – поинтересовалась мисс Эрдферн.
Тэб, вспомнив о своем обещании Карверу не говорить ничего про находку булавки, ответил не сразу. Впрочем, поразмыслив и решив, что с мисс Эрдферн можно быть откровенным, он сказал:
– Мы нашли только две совершенно новых булавки. Одну – после первого убийства, в подвальном коридоре у двери; другую – после второго убийства, в подвальной комнате, тоже около двери. Обе булавки слегка согнуты.
Молодая женщина удивленно посмотрела на него и задумалась.
– Две булавки… – тихо повторила она. – Как странно! Что же вы думаете о них?
Тэб недоуменно развел руками.
– Убийца – несомненно человек в черном, – уверенно произнесла мисс Эрдферн. – Я внимательно следила за тем, что писалось в газетах: никто другой не мог убить Трэнсмира… Кстати, как смешон этот Скотт! – неожиданно добавила она. – Ведь это он, не правда ли, перепугался до смерти, когда мы с И Лингом вошли в дом за нашими бумагами?.. Вы слышите, я нарочно говорю «нашими»!
– Между прочим, нашел И Линг то, что искал? – спросил журналист.
Мисс Эрдферн утвердительно кивнула головой.
– А то, что вы искали, – также?
Молодая женщина закусила губу и испытующе посмотрела на журналиста.
– Не знаю, – через мгновение ответила она. – Иногда мне кажется, что И Линг что-то нашел, хотя он и уверяет, что в бумагах Трэнсмира не оказалось ничего интересного для меня. Я думаю, что он молчит, щадя меня. Но ничего, когда-нибудь я все узнаю…
Они сидели в тени вековой липы на ослепительно зеленой лужайке. Рука молодой женщины играла свесившейся цветущей веткой.
Тэб осторожно прикоснулся к ней. Мисс Эрдферн не отняла руки.
– Урсула, – едва слышным шепотом сказал Тэб. – Понимаете ли вы, что происходит в душе человека… который любит?
– Мне кажется, да… – после короткого молчания так же тихо ответила она. – А понимаете ли вы, что женщина, изображающая на сцене влюбленную восемь раз в неделю, считая утренние представления в течение многих лет, может в такую минуту разрыдаться?.. Нет… нет… Тернер может увидеть! Не надо!.. Не целуйте меня!
Если бы спросили Тэба, что произошло потом, он не смог бы ответить: он помнил лишь, как прядь золотых волос коснулась его губ, помнил пленительный холодок милой щеки…
– Завтрак подан, барышня, – провозгласил внезапно выросший перед ними дворецкий.
Это был пожилой человек с бесстрастным бритым лицом. Он, казалось, не видел ни Тэба, ни своей госпожи.
– Отлично, Тернер, – ответила молодая женщина.
После того как слуга ушел, она сказала:
– Тэб, я думаю, что мой дворецкий никогда не простит себе того, что поступил на службу к актрисе! Хорошего же он будет мнения обо мне!
– Да, это ужасно! И единственное, что может спасти вас в его глазах, это объявление о нашей помолвке, – с восторженной усмешкой заявил журналист.
Тэб вернулся в город счастливейшим человеком. Придя в редакцию, он засел за длинное письмо своей невесте.
Ночной редактор, заглянув в дверь, решил, что молодой журналист готовит объемистую статью: на столе Тэба лежало уже с полдюжины исписанных листов.
Недоразумение выяснилось позже.
Не удовольствовавшись посланием, Тэб прибавил к нему еще семь страниц постскриптума.
На следующее утро погода испортилась: лил дождь, температура упала до двенадцати градусов. Несмотря на это, Тэб с удовольствием отправился бы на мотоциклете в Стон-коттедж,
Широко распахнув дверь, он приветствовал своего друга крепким рукопожатием.
– Вот и я! – весело воскликнул тот, падая в кресло и обмахиваясь шляпой.
Тэбу показалось, что Рекс немного побледнел и осунулся. Впрочем, он по-прежнему весь дышал здоровьем, а добродушное лицо его весело улыбалось.
– Теперь уж вам никак не отделаться от меня! – воскликнул Рекс. – Я не желаю останавливаться в гостинице, когда у вас в квартире есть лишняя кровать. Мне нужно, кроме того, о многом переговорить с вами, старина. О моих планах на будущее…
– Прежде чем мечтать о будущем, вернемся к неприятным вопросам настоящего, мой друг, – возразил Тэб. – Знаете ли вы, что у вас были воры и что они рылись в ваших вещах?
И молодой человек рассказал своему другу подробности ночных посещений таинственного джентльмена в черном. По мере того как он рассказывал, круглое детское лицо Рекса становилось все печальнее.
– Как ужасно! – воскликнул он. – Пострадал ни в чем неповинный Броун. А мы думали, что он убил дядю… А что же говорит ваш гениальный Карвер по поводу всего происшедшего?
– Не смейтесь над Карвером, мой друг, – заметил Тэб. – Это умная голова. Быть может, у него уже и есть некоторые догадки. Но он молчит…
Рекс некоторое время сидел в глубокой задумчивости.
– Придется мне просто замуровать эту подвальную комнату, – проговорил он. – Я уже думал об этом на пароходе.
– А почему бы вам не приказать взломать дверь в подвальную комнату? – предложил Тэб.
Рекс задумчиво покачал головой.
– Я думаю, что придется разрушить этот проклятый дом до основания. Все равно у меня его никто не купит, – промолвил он. – Как вы думаете, Тэб? А на его месте построить новый?.. Хотя я вряд ли поселился бы в нем. Решительно, какое-то проклятье повисло над этим злополучным местом!
– Ого! Да вы стали поэтом, друг мой, – с улыбкой заметил Тэб. – Я вижу, что Италия произвела на вас большое впечатление.
Рекс покраснел, как пион, что с ним случалось всегда, когда он бывал смущен.
– Этот дом отравляет мне существование! – с досадой воскликнул он.
Чтобы переменить разговор, Тэб стал расспрашивать его об Италии. Рекс мгновенно преобразился и с увлечением стал рассказывать о своем путешествии.
– Надеюсь, вы получили мое кольцо? – спросил он Тэба.
– Да, Рекс! И очень благодарен вам за такой чудесный подарок, – ответил Тэб. – Вероятно, оно дорого стоит?
– Пустяки! – беспечно воскликнул Лендер. – Я привык теперь тратить не считая. Знаете, мне иногда даже жутко становится от этого вдруг свалившегося на меня огромного богатства, – прибавил он полушутя, полусерьезно.
Приятели стали обсуждать вопрос о том, где лучше всего поселиться молодому миллионеру. Тэбу удалось наконец уговорить своего друга переехать в гостиницу. Зная характер Рекса, он боялся, что, раз поселившись в его квартире, тот останется в ней навсегда.
Затем разговор снова перешел на недавнее убийство,
– Конечно, лучше всего замуровать эту злополучную подвальную комнату, – сказал в заключение Рекс. – А теперь, старина, раз уж вы гоните меня из своей квартиры, обещайте мне по крайней мере, что часто будете приходить ко мне обедать.
На том друзья расстались. А вскоре Тэб услышал, что Лендер деятельно приступил к перестройке Майфилда.
Одновременно Рекс посетил Карвера, и сыщик потом рассказывал Тэбу, что Лендер с увлечением говорил ему о своей новой затее, толковал обо всех подробностях предполагаемой постройки прямо-таки с детской восторженностью.
– Я хорошо знаю Рекса, – с улыбкой заметил Тэб. – У него время от времени бывают такие увлечения; года три назад, например, он вдруг, вопреки желанию дяди, решил сделаться репортером по уголовным делам и целые дни проводил в библиотеке «Мегафона»… Наши сотрудники даже возненавидели его: какая бы книга ни понадобилась кому-либо из них – она оказывалась у Рекса. Впрочем, его увлечения скоро проходят. Верьте мне, что недели через три Рекс заведет себе удобный гамак и будет валяться в нем с утра до вечера…
В конце недели Тэб получил письмо от мисс Эрдферн.
«Я снова в Стон-коттедже. Джентльмен в черном больше не страшит меня. Я взяла себе нового дворецкого: он служил в армии, отлично умеет обращаться с оружием… В саду у меня цветут запоздалые розы; не хотите ли приехать полюбоваться на них?.. Постройка И Линга почти закончена… Как это ни странно, окрестные жители враждебно настроены против этих несчастных китайцев.
Несколько дней назад я была около строящегося храма и видела И Линга. Он внимательно следил за постройкой второй колонны. Она будет называться колонной «Благодарственных воспоминаний» и будет посвящена мне… Какой прекрасный человек И Линг! Как он умеет помнить всякую ничтожную услугу, оказанную ему! Я даже не подозревала о такой его любви ко мне; хотя я часто обедала в его ресторане, он никогда не говорил со мной о прошлом…
Вы будете удивлены: я учусь стрельбе в цель. Мой новый дворецкий – не правда ли, как это важно звучит, – согласился учить меня стрельбе, и я каждый день упражняюсь на лужайке позади дома. В первый день я до смерти перепугалась: я не могла себе представить, что звук выстрела так оглушает, что револьвер так отдает, что он такой тяжелый… Тернер – все тот же мой дворецкий – уверяет, что я делаю быстрые успехи и что из меня выйдет отличный стрелок.
Если вы приедете, вас моя стрельба сильно позабавит. Я, конечно, предпочла бы, чтобы Тернер учил меня стрелять из лука: это гораздо изящнее и больше подходит для женщины. После стрельбы руки у меня совершенно черные…»
Тэб несколько раз перечел письмо, прежде чем отправиться в Стон-коттедж.
По дороге он остановился, чтобы взглянуть на постройку И Линга, и был поражен своеобразной красотой похожего на пагоду здания, перед которым был разбит сад и цветник. На главной широкой аллее уже высилась одна колонна. Около другой еще хлопотали рабочие.
Вскоре он увидел и самого хозяина, но не сразу узнал его: И Линг был одет в простую синюю рабочую блузу.
– Поздравляю вас, И Линг! – сказал Тэб, подойдя к китайцу и поздоровавшись с ним. – Ваш дом поистине прекрасен!
– Я рад, что вам нравится мое новое жилище, – ответил И Линг своим приятным низким голосом. – Я ведь выписал из Китая лучшего мастера. И внутреннее убранство будет не хуже! Я убежден, что оно вам тоже понравится…
– Я вижу, что осталось возвести лишь вторую колонну, – сказал Тэб.
– Да… – мечтательно проговорил китаец. – Через несколько дней она будет увенчана драконом, и тогда работа будет окончена. – Я чувствую, что в глубине души вы считаете меня дикарем. Не правда ли? И мои колонны кажутся вам, вероятно, очень безобразными?
И Линг редко улыбался, но тут лицо его осветилось добродушной улыбкой.
– О, нет! Помилуйте! Я ни одной минуты этого не думал…
– Вы слишком хорошо воспитаны, чтобы прямо сказать мне об этом, – продолжал китаец с той же улыбкой.
Он вынул из кармана рабочей блузы золотой портсигар и протянул его молодому человеку. Закурив, И Линг медленно, с расстановкой, вновь заговорил:
– Для меня моя колонна «Благодарственных воспоминаний», для вас памятники погибшим на войне – осязаемый символ непреходящего чувства…
– Но ведь вы – язычник? – удивился Тэб.
Китаец пожал плечами.
– Я верю в Бога, – ответил он, – как в высшую силу, не поддающуюся определению. Я верю, что Бог подобен ручью, стекающему с гор и питающему реки и озера… Приходят люди и набирают воду в кувшины; у одних кувшины эти прекрасны, у других безобразны. И каждый стремится убедить вас, что лишь вода из его сосуда утолит вашу жажду. Я предпочитаю пить прямо из ручья, встав на колени и зачерпнув ладонью от ледяной струи…
– Да вы прямо поэт! – воскликнул Тэб, удивленно посмотрев на китайца.
И Линг ничего ему не ответил. И вдруг спросил:
– Вы узнали что-нибудь новое об убийстве Броуна?
– Нет, – ответил молодой человек. – А где он скрывался все это время?
– Он был в курильне опиума, – без всякого смущения тотчас же ответил китаец. – Я завлек его туда по просьбе моего хозяина – Джесса Трэнсмира… Трэнсмир боялся встречи с ним. Из курильни Броун исчез так внезапно, что я не успел помешать ему в этом. Я разыскивал его повсюду, но не нашел. О его смерти я узнал из газет.
Тэб некоторое время сидел в глубокой задумчивости.
– Не знаете ли вы, И Линг, были у него враги? Вы ведь встречались с ним еще в Китае? – спросил он наконец.
– Броуна многие не любили, – откровенно ответил китаец. – Должен сознаться, что я и сам недолюбливал его. Но…
И китаец, усмехнувшись, пожал плечами.
– Значит, вы совершенно не представляете, кто мог его убить? – настаивал журналист.
И Линг посмотрел Тэбу прямо в глаза своим пристальным немигающим взглядом и тихо сказал:
– Напротив! Я знаю, кто убил его!
Тэб, ошеломленный, уставился на своего собеседника.
– Вы не шутите? – спросил он.
– Я говорю совершенно серьезно. Повторяю вам, что я знаю, кто убийца. Я несколько раз был в двух-трех шагах от него, – спокойно ответил И Линг. – Однако по некоторым причинам я не хочу называть его… И в то же время по многим причинам я должен убить его, – прибавил он тихим голосом.
И тотчас же, явно избегая вопросов, китаец спросил:
– Вероятно, вы едете к мисс Эрдферн? Советую вам входить к ней в сад теперь лишь через переднюю калитку: с некоторых пор она обучается стрельбе в цель, и один из моих служащих, которому я приказал следить за ее домом, едва не был убит…
Тэб рассмеялся и протянул руку китайцу.
– Вы – странный человек, И Линг! – воскликнул он. – Я решительно отказываюсь вас понимать.
– Все сыны востока кажутся европейцам загадочными, – с лукавой усмешкой ответил китаец.
Мисс Эрдферн встретила Тэба у дома, радостная и возбужденная.
Она была в простом летнем платье, на золотых волосах ее надета была широкополая соломенная шляпа. Тэбу она показалась прекрасной, как никогда.
– Я сделалась уже опытным стрелком! – весело воскликнула она, когда молодой человек соскочил с мотоциклета. – Должна вам сознаться, что мне очень хотелось напугать вас и выстрелить, когда вы подъезжали.
– Ого! И Линг, по-видимому, прав: вас теперь, пожалуй, и в самом деле следует опасаться! – пошутил журналист.
Они вместе направились к дому, и Тэб, сам не заметив того, взял свою спутницу под руку.
– Мне кажется, что вам легче будет вести мотоциклет обеими руками, – лукаво заметила мисс Эрдферн, высвобождая руку. – Я прежде всего хочу показать вам свой гелиотроп; его нужно было посадить отдельно от других цветов, иначе они все бы погибли. Это варварское растение… Но я еще не спросила, как вы смогли освободиться и приехать? Ведь вы так заняты…
– Я действительно был очень занят, – подтвердил Тэб.
– Все этим же убийством? – спросила артистка.
– Да, – ответил журналист. – Удивительно загадочное дело! Даже у Карвера больше нет надежды найти преступника. А уж на что он опытный сыщик.
– И никаких новых улик? – поинтересовалась мисс Эрдферн.
Тэб, вспомнив о своем обещании Карверу не говорить ничего про находку булавки, ответил не сразу. Впрочем, поразмыслив и решив, что с мисс Эрдферн можно быть откровенным, он сказал:
– Мы нашли только две совершенно новых булавки. Одну – после первого убийства, в подвальном коридоре у двери; другую – после второго убийства, в подвальной комнате, тоже около двери. Обе булавки слегка согнуты.
Молодая женщина удивленно посмотрела на него и задумалась.
– Две булавки… – тихо повторила она. – Как странно! Что же вы думаете о них?
Тэб недоуменно развел руками.
– Убийца – несомненно человек в черном, – уверенно произнесла мисс Эрдферн. – Я внимательно следила за тем, что писалось в газетах: никто другой не мог убить Трэнсмира… Кстати, как смешон этот Скотт! – неожиданно добавила она. – Ведь это он, не правда ли, перепугался до смерти, когда мы с И Лингом вошли в дом за нашими бумагами?.. Вы слышите, я нарочно говорю «нашими»!
– Между прочим, нашел И Линг то, что искал? – спросил журналист.
Мисс Эрдферн утвердительно кивнула головой.
– А то, что вы искали, – также?
Молодая женщина закусила губу и испытующе посмотрела на журналиста.
– Не знаю, – через мгновение ответила она. – Иногда мне кажется, что И Линг что-то нашел, хотя он и уверяет, что в бумагах Трэнсмира не оказалось ничего интересного для меня. Я думаю, что он молчит, щадя меня. Но ничего, когда-нибудь я все узнаю…
Они сидели в тени вековой липы на ослепительно зеленой лужайке. Рука молодой женщины играла свесившейся цветущей веткой.
Тэб осторожно прикоснулся к ней. Мисс Эрдферн не отняла руки.
– Урсула, – едва слышным шепотом сказал Тэб. – Понимаете ли вы, что происходит в душе человека… который любит?
– Мне кажется, да… – после короткого молчания так же тихо ответила она. – А понимаете ли вы, что женщина, изображающая на сцене влюбленную восемь раз в неделю, считая утренние представления в течение многих лет, может в такую минуту разрыдаться?.. Нет… нет… Тернер может увидеть! Не надо!.. Не целуйте меня!
Если бы спросили Тэба, что произошло потом, он не смог бы ответить: он помнил лишь, как прядь золотых волос коснулась его губ, помнил пленительный холодок милой щеки…
– Завтрак подан, барышня, – провозгласил внезапно выросший перед ними дворецкий.
Это был пожилой человек с бесстрастным бритым лицом. Он, казалось, не видел ни Тэба, ни своей госпожи.
– Отлично, Тернер, – ответила молодая женщина.
После того как слуга ушел, она сказала:
– Тэб, я думаю, что мой дворецкий никогда не простит себе того, что поступил на службу к актрисе! Хорошего же он будет мнения обо мне!
– Да, это ужасно! И единственное, что может спасти вас в его глазах, это объявление о нашей помолвке, – с восторженной усмешкой заявил журналист.
Тэб вернулся в город счастливейшим человеком. Придя в редакцию, он засел за длинное письмо своей невесте.
Ночной редактор, заглянув в дверь, решил, что молодой журналист готовит объемистую статью: на столе Тэба лежало уже с полдюжины исписанных листов.
Недоразумение выяснилось позже.
Не удовольствовавшись посланием, Тэб прибавил к нему еще семь страниц постскриптума.
На следующее утро погода испортилась: лил дождь, температура упала до двенадцати градусов. Несмотря на это, Тэб с удовольствием отправился бы на мотоциклете в Стон-коттедж,