Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Тайна яхты «Полианта»

   И снова Пенелопа удивилась его манере разговаривать с ней. До этого она полагала, что капитан — это некто, к кому вся команда питает безграничное почтение. Еще больше она удивилась, когда увидела капитана Виллита. Это был строгий на вид пожилой человек, внимательно посмотревший на нее и поспешивший при первой же возможности уйти.
   Позднее она заметила, что у «Полианты» вообще была маленькая команда. Зато здесь был целый ряд механизмов и приспособлений, оставшихся для нее загадкой. Но больше всего Пенелопа была удивлена отношением к стюарду. Никто не разговаривал с ним и не отвечал на его, порой шутливые, замечания. Джона просто игнорировали. И все же, казалось, подобное отношение не тяготило его. Вторым странным субъектом в команде оказался матрос, все занятия которого сводились к тому, что он целыми днями сидел на носу яхты и курил сигары.
   Это был широкоплечий парень с совершенно круглой головой и свирепым лицом. Его коротко остриженные волосы, вздернутый нос и толстая шея придавали ему вид борца. Странным было и то, что на нем всегда был широкий кожаный пояс, к которому были подвешены две револьверные кобуры.
   Однажды, когда Пенелопа перегнулась через поручни, наблюдая за ним, матрос поднял голову. Лицо его исказилось гримасой, которая, возможно, должна была изображать улыбку, но от которой оно стало еще более отталкивающим. А после этого, к ее великому возмущению, матрос поднял руку и помахал ей.
   Сначала девушка решила, что этот жест предназначался кому-нибудь другому, но потом, когда парень еще и послал ей воздушный поцелуй, она возмутилась и отвернулась.
   — Что случилось?
   Перед ней стоял стюард.
   — Этот матрос… — залепетала Пенелопа. — Ах! Да ничего. Должно быть, все матросы такие…
   Она попыталась улыбнуться, несмотря на то, что ее злила такая фамильярность, но Джон понял ее состояние.
   — Он вас обидел?
   — Скорее был несколько нахален, послав мне воздушный поцелуй. Мне кажется, он думал…
   Пенелопа не успела договорить фразу, потому что стюард повернулся и сбежал по трапу вниз. Она увидела, как матрос вскочил со своего места и выхватил оба револьвера. Они о чем-то переговорили. На вид переговоры были далеко не мирными. После этого Джон повернулся и поднялся наверх. Лицо его было бледным.
   — Он больше не будет приставать к вам, — коротко бросил стюард и прошел дальше.

Глава 9

   Матроса, который целыми днями бездельничал, звали Холлин. Об этом Пенелопа узнала от Миллса. Но он не был расположен беседовать и на эту тему.
   — Зачем Холлин носит при себе оружие?
   — Этого я не знаю, — вежливо ответил Миллс.
   Каждый вечер Холлин появлялся на верхней палубе. Руки его были засунуты в карманы, во рту торчала сигара. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Старый капитан, когда Холлин проходил мимо него, смотрел ему вслед, но замечаний не делал, хотя на борту яхты царила строгая дисциплина. Обычные матросы были обязаны по свистку выскакивать на палубу. Только стюард и Холлин не участвовали в обычной жизни команды. Но Джон никогда не позволял себе ничего, что могло быть истолковано как оскорбление или вызов. Он лишь охотно вступал в разговор.
   Мистер Оксфорд большую часть дня проводил, погрузившись в сон на одном из шезлонгов. Над ним красовался огромный зонт, защищавший его от солнца.
   В отличие от Оксфорда, мистер Миллс целыми днями пропадал в своей каюте. По-видимому, Оксфорд и Миллс были единственными пассажирами яхты. Команда состояла из трех офицеров, механика и его помощников, бухгалтера, радиста, дюжины матросов и капитана.
   Покой на яхте нарушался только, когда радист принимал донесение. В каждом случае весь командный состав тут же собирался вместе и даже мистер Оксфорд просыпался, чтобы присоединиться к ним.
   Как-то, после получения очередной радиограммы, «Полианта» резко изменила курс. Теперь яхта шла со значительно большей скоростью, чем прежде. Через некоторое время она без всякой видимой причины вновь поменяла курс, а затем снова направилась в прежнем, южном направлении.
   В полдень один из матросов влез на мачту и начал осматривать горизонт в подзорную трубу. Вечером того дня все были почему-то очень молчаливы. Миллс нехотя и весьма односложно отвечал на вопросы Пенелопы, а мистер Оксфорд сидел, сложив руки на животе, и вообще не говорил ни слова. Пенелопа даже предположила, что он, по обыкновению, спал, но в этот раз это было не так.
   Единственный, кто был по-прежнему весел — стюард Джон. Он подал ужин, а потом вынес на палубу кофе. Уже позднее Пенелопа, выйдя на верхнюю палубу, обнаружила здесь стюарда, дремлющим на капитанском мостике. При ее появлении Джон встал.
   — Не пожелаете ли вы чего-нибудь, прежде чем уйдете спать, мисс Питт?
   — Нет, благодарю вас, Джон.
   — Я поставил на столик в вашей каюте минеральную воду. И не забудьте, что ваша дверь запирается. В котором часу завтра утром вы хотите пить чай? Вам придется самой подойти к дверям, чтобы взять его. Я неплохой стюард, но очень застенчивая горничная. Как настроены остальные пассажиры?
   — Очень молчаливы. Джон, не можете ли вы мне сказать, куда мы плывем?
   — Я сам не имею об этом ни малейшего понятия. Возможно, что через Панамский канал к островам Тихого океана.
   — Кому принадлежит эта яхта?
   — Не помню имени владельца — какой-то французский герцог. Но сейчас она зафрахтована Ксенократом.
   — Мистером Оксфордом?
   — Да.
   — Вы его близко знаете?
   — Мы не были знакомы до тех пор, пока я не очутился на яхте. Но вы хотите не только это спросить. Должно быть, вас интересует, почему такой небесталанный человек, как я, согласился занять столь скромное положение на яхте мистера Оксфорда?
   — Да, я не раз думала об этом, — призналась Пенелопа.
   — Разумеется. Только разочарованная старая дева не обратила бы на это внимания. Даже не знаю, как объяснить вам все это. Предположите хотя бы, что я — бедный шотландский студент, решивший подзаработать во время каникул, чтобы было чем заплатить за учебу. Это звучит достаточно правдоподобно, чтобы вы могли поверить этому?
   — Нет, — ответила Пенелопа и, решив, что уже достаточно поболтала со стюардом, пожелала ему спокойной ночи.
   Джон прислушался к щелчку замка ее двери и поспешил обратно на палубу. Чья-то темная фигура, притаившаяся в тени, приблизилась к нему.
   — Спрячь свои пистолеты, дружок, — недовольно сказал Джон. — И можешь спать. Почему ты до сих пор не лег?
   — Потому что я лягу не раньше, чем ты, — ответил резкий голос. — Здесь все равны, и я отлично знаю свое место. Я все обдумал и знаю, чего хочу. Это будет стоить старику двадцать тысяч фунтов, и я хочу, чтобы он выплатил мне их здесь, а потом высадил где-нибудь в Южной Америке.
   Джон вытащил из кармана портсигар и закурил.
   — Ты с ума сошел, — бросил он и отвернулся.
   — Послушай-ка, скажи мне, кто эта юбка?
   — Что ты хочешь знать о ней? — спросил Джон вновь повернувшись к собеседнику.
   — Я имею в виду женщину в каюте. Кто она? Красивая женщина!
   — Холлин, — спокойно сказал Джон. — Ты в самом деле хочешь попасть в Южную Америку? Тогда не заикайся больше об этой даме. И выслушай меня внимательно. Если ты вздумаешь послать ей еще раз воздушный поцелуй, то тебе придется плохо, несмотря на твои револьверы. Ты даже не узнаешь, откуда возьмется пуля, которая пробьет твой лоб. Рекомендую помнить об этом.
   — Что ты из-за нее поднимаешь столько шума? Разве я не веду себя по-джентльменски? Разве не я пришил Кроулея, когда он захотел накрыть тебя?
   — Ты лжешь, — равнодушно сказал стюард. — Для того, чтобы убить Кроулея, вообще не было никаких оснований.
   Каюта Пенелопы была расположена на одном уровне с палубой и через иллюминатор она наблюдала за беседой этих двух людей. Внезапно она совершенно отчетливо услышала:
   — Для того, чтобы убить Кроулея, вообще не было никаких оснований.
   Кто мог быть этот несчастный? И что было общего между этими совершенно различными, казалось, людьми?
   Вскоре все затихло, и Пенелопа, еще раз убедившись, что дверь закрыта, легла спать. Ночью она внезапно проснулась.
   Судно стояло с таким большим креном, что если бы не решетка кровати, она вывалилась бы из постели. Девушка в ужасе вскочила, но уже в следующее мгновение яхта выпрямилась и заняла нормальное положение.
   Над головой девушки раздавался какой-то стук и звон. Она вспомнила, что там расположен капитанский мостик, а звон издает, очевидно, радиотелеграф.
   Пенелопа открыла иллюминатор и сразу услышала голос капитана.
   — Это они! Мы поймали их сигналы два часа назад. Вы полагаете, они заметили нас?
   — Нет. Они бы накрыли нас своими прожекторами, — ответил Оксфорд. — Который час?
   — Около двух. До рассвета осталось часа полтора. Мы идем со скоростью двадцать шесть узлов в час. Если капитану того судна придет в голову нас преследовать, все равно на рассвете мы будем от них далеко.
   Наступило длительное молчание, и Пенелопа решила, что собеседники ушли в каюту, где висели карты. Внезапно раздался голос Оксфорда.
   — Что это?
   — Самолет, — односложно ответил капитан. — Я слышал его мотор еще час назад. Все огни на борту потушены, Симеон?
   — Да. Я просто отключил подачу электроэнергии.
   — А навигационные огни?
   — Тоже не горят.
   — Посмотрите, не курит ли кто-нибудь из вахты, — и тут же, другим тоном. — Машинное отделение? Это вы, Ферли? Примите меры, чтобы из трубы не вылетели искры!
   Шум машин прекратился, и в тишине раздавалось только далекое жужжание мотора самолета. Оно ослабевало и совсем затихло. Пенелопа снова услышала над головой шаги.
   — Это извещение только что передало адмиралтейство, — сообщил кто-то.
   — Что там? — проворчал капитан.
   По-видимому, докладывавший знал содержание телеграммы наизусть, потому что, несмотря на полную темноту, ответил:
   — Всем судам, крейсирующим в открытом море. Срочно сообщите, если видели следы катастрофы самолета в море.
   — Проклятый Холлин! Я знал, что эта свинья нам все испортит!
   После этой реплики все смолкло.
   Пенелопа отошла от иллюминатора и присела на край постели. Теперь она поняла, почему машины перестали работать. Яхта меняла курс. Чего опасались эти люди? Зачем был дан приказ потушить огни? У «Полианты» была какая-то тайна, и эта тайна каким-то образом связана с Холлином.
   Так ничего и не придумав, Пенелопа легла спать. Уже засыпая, она услышала звяканье телеграфа и натужный шум моторов. Яхта вновь полным ходом помчалась вперед.
   Проснулась она от того, что в дверь каюты постучали.
   — Не угодно ли консервированного молока? — поинтересовался Джон. — Наша корова, к сожалению, захворала.

Глава 10

   Этот день выдался дождливым. Пенелопа порадовалась, что при ней была шерстяная кофта. Впрочем, Джон снабдил ее дополнительно и пальто. Она даже позволила ему завернуть слишком длинные рукава и застегнуть пуговицы до самого подбородка.
   — Это самое маленькое пальто из всех, что есть на борту, — сообщил Джон. — Вроде бы, оно принадлежит Бобби…
   — Интересно, вы позволяете себе так называть Бобби Миллса и в его присутствии? — осведомилась Пенелопа.
   — Я вообще не называю его в его присутствии, — холодно ответил матрос. — Не могу же я всех на борту яхты называть «мистерами»! К тому же, это имя как нельзя лучше подходит ему.
   — Вы хорошо знаете Миллса?
   — Скорее, знаю о нем многое. Но каждый знает Стамфорда Миллса хотя бы по имени. Даже самый молодой студент из Эбердана, такой как я. Вы уже смирились с тем, что я буду играть эту роль?
   — Нет, не смирилась, — серьезно ответила Пенелопа.
   — Ну, что ж! Что вам угодно на завтрак? У нас есть яйца с ветчиной и ветчина с яйцами. Кроме этого, есть консервированные омары. Насколько мне известно, это блюдо популярно в Эдмонтоне.
   — Откуда вам известно, что я из Эдмонтона? — подозрительно осведомилась Пенелопа.
   — Вы сами сказали мне об этом, — не смутился Джон. — Когда я вас укладывал, вы говорили во сне…
   — А вот это, Джон, нехорошо с вашей стороны, — заметила девушка.
   Они вели весь этот диалог черев дверную щель. Позднее Пенелопа сообразила, что ей не подобало флиртовать с матросом. Впрочем, флиртом это назвать было нельзя, хотя для постороннего наблюдателя именно так их отношения и выглядели. Но и относиться к Джону как к рядовому моряку было не так уж и просто…
   Несмотря на то, что Пенелопа решила строже вести себя со стюардом, она не могла не думать о нем. К тому же, Джон был единственным человеком на яхте, от которого она могла получить хотя бы какие-нибудь сведения. Чутье подсказывало ей, что мистера Оксфорда не следует расспрашивать. Если он не проявлял враждебности, то и дружелюбия с его стороны не замечалось. По какой-то причине ее появление на «Полианте» явилось помехой для тщательно разработанного Оксфордом плана. Что это за план? На этот вопрос Пенелопа не могла найти ответа. Во всяком случае, это плавание никак не походило на увеселительную прогулку. Во всем этом таилось что-то странное и таинственное.
   Пенелопа не подозревала толстого Бобби Миллса или добродушного мистера Оксфорда в каком-нибудь преступлении, но почему они дали указание скрываться от встречных судов? Почему так часто меняли курс яхты, а иногда плыли с погашенными огнями? Кто этот зловещий Холлин?
   Чем больше Пенелопа задумывалась над всем этим, тем более странной казалась ей эта история. Впрочем, особой тягости от всего этого она не испытывала. Ей некуда было спешить, никто ее не ждал. И не все ли равно, куда идет яхта? Несмотря на свое положение девушка чувствовала себя здесь в полной безопасности.
   Порой она вспоминала о морских рассказах, которые ей приходилось читать в детстве. Может быть «Полианта» отправилась искать какие-то таинственные сокровища? А возможно, на ней находилась контрабанда? Тщетно пыталась припомнить Пенелопа какую-нибудь страну, которая в этот момент воевала и нуждалась во ввозе оружия.
   Джон, который принес обед, впервые за все время был молчалив. Пенелопу это немного обеспокоило. Но потом, убирая посуду, стюард несколько разговорился и подобрел.
   — Скоро будет хорошая погода, — вдруг сообщил он без всякой связи с темой разговора.
   Пенелопа взглянула в иллюминатор. Небо было по-прежнему закрыто завесой туч.
   — Мы не пристанем ни в одном порту, пока не подойдем к островам Тихого океана?
   Джон застыл с подносом на руках.
   — Разве я сказал, что мы идем к островам Тихого океана? Я вообще не знаю, куда мы плывем.
   И он направился к двери.
   — Джон!
   Стюард остановился.
   — Вы знаете тайну «Полианты»?
   — Единственное, что является тайной на ее борту — это вы. Все женщины в той или иной степени — неразгаданная тайна…
   — Да будьте же вы благоразумны! — нетерпеливо воскликнула Пенелопа. — Почему наше плавание обставлено такой таинственностью?
   — Разве вам это неприятно?
   Пенелопа задумалась.
   — Собственно говоря, нет. Но мне все кажется таким странным. И меня несколько волнует судьба миссис…
   — Вы имеете в виду ту особу, которая хотела вас выкинуть из лодки? Это милое дитя по-прежнему живо и здорово, — сказал Джон.
   — Откуда вы это знаете? — удивилась Пенелопа.
   — Я знаю, что сообщили о вашей смерти, — ответил Джон. — Моторка была найдена пустой в двадцати пяти милях от Спитхеда. Я подозреваю, что миссис Дорбан изобрела какую-нибудь историю с несчастным случаем, после которого вы утонули. И в том, что мне это известно, нет ничего удивительного! На нашем судне отличная радиостанция. Удивительно, что Дорбаны хотели убить именно вас…
   Пенелопа промолчала.
   Джон вышел. Позже, выйдя на палубу, Пенелопа увидела его за чисткой металлических поручней. Он чистил их с небрежным и рассеянным видом, как обычно выполняют подобную работу матросы. Одет стюард был достаточно легко — брюки и рубашка. Погода действительно переменилась и стало жарко.
   Пенелопа глянула на его сильные, мускулистые руки. Джон не закончил работу, но неожиданно собрал свои принадлежности для работы и исчез. Она последовала за стюардом на вторую палубу, на которой, как всегда, сидел Холлин и курил сигару. Но Джона здесь уже не было. Мистер Оксфорд спал под своим зонтом. Бобби сидел и решал головоломку, а доктор Фрэзер читал книгу. Никто не был склонен уделить ей внимание. Впервые Пенелопа почувствовала себя одинокой и покинутой.
   Через полчаса она прошла на нос яхты и застала здесь необычную картину. Джон сидел на маленьком табурете, разложив перед собой ящик с красками. Крышка ящика заменяла ему мольберт. Он прикрепил к ней лист бумаги и рисовал… Пенелопа с восхищением разглядывала рисунок. Серо-зеленые волны моря и золотистые тона неба, казалось, оживали под его кистью…
   Джон настолько углубился в работу, что заметил девушку только, когда ее тень упала на него. Он смущенно обернулся и, поймав ее взгляд, сказал:
   — Не судите слишком строго этот десятиминутный набросок.
   — Но вы же художник, Джон! — воскликнула Пенелопа.
   Стюард отложил в сторону кисть и закрыл ящик.
   — Всего лишь скромный любитель. Мы можем позволить себе это в такой же степени, как и богатые…
   — Черт побери!
   К ним приближался мистер Оксфорд, и Пенелопа заметила, что он был чем-то недоволен.
   — Черт побери! Что вы тут делаете? Этот бездельник снова рисует! Разве я вам не говорил…
   Мистер Оксфорд был в самом деле рассержен.
   Джон густо покраснел и, к великому удивлению Пенелопы, ничего не ответил. В этот момент он был похож на захваченного врасплох школьника.
   — Разве я вам не говорил сотню раз, что вы не должны рисовать? — набросился на него Оксфорд. — Какой от этого толк?
   — Мне очень жаль, мистер Оксфорд, — тихо ответил Джон. — Я не подумал.
   Мистер Оксфорд сокрушенно взмахнул руками.
   — Так недалеко до катастрофы, — мрачно сказал он. — Никогда еще дела не обстояли так скверно!
   Джон улыбнулся Пенелопе. В его глазах играл плутоватый огонек.
   — Вот видите, что вы натворили?
   — Что я натворила? — не поняла Пенелопа. — Не я же рисовала. И не понимаю, почему вам не разрешают заняться этим в свободное время.
   — У меня нет свободного времени. Рабочий день стюарда длится двадцать четыре часа. Извините, но я должен пойти успокоить нашего толстого шефа.

Глава 11

   Солнце почти зашло за горизонт, когда Пенелопа увидела внезапно вынырнувшее на юге судно, которое двигалось наперерез «Полианте».
   Мистер Оксфорд, Миллс и капитан о чем-то оживленно совещались. Вскоре к ним присоединился доктор. Во время разговора они постоянно оглядывались на проходившее судно, потом от их группы отделился доктор и подошел к Пенелопе.
   — Добрый вечер, мисс Питт, — сказал он, оглядывая девушку внимательным взглядом. — Мне кажется, вы себя неважно чувствуете.
   Скорее он сам был нездоров. Лицо врача было бледное, руки тряслись.
   — Я вполне здорова, — удивилась Пенелопа.
   — А мне кажется, что вы ошибаетесь. Может быть вы слишком долго сидели на солнце? — доктор подошел поближе и взглянул ей прямо в глаза. — Да, вы скверно выглядите. Вам следует лечь в постель.
   Пенелопа в недоумении уставилась на него.
   — Но я отлично себя чувствую!
   — Это вам только кажется, — настойчиво сказал врач. — Прошу вас следовать моим указаниям. Вы ляжете в постель, а я выпишу вам лекарство.
   — Но это же смешно, — пыталась протестовать Пенелопа, — нет никаких оснований… Я здорова.
   — Вы, наконец, сделаете то, что я требую? — теперь его голос звучал резко.
   Девушка поняла, что это странное указание не было связано с состоянием ее здоровья. Сопротивляться было бесполезно.
   — Хорошо. Хоть я считаю это бессмысленным, я уйду и лягу.
   Очутившись в постели, Пенелопа была готова расхохотаться над смехотворностью своего положения, но ощутила некоторое беспокойство.
   Вошел судовой врач. В руке он держал стакан с мутной жидкостью.
   — Выпейте это.
   — Но доктор, неужели вы в самом деле думаете, что у меня солнечный удар? Я повторяю, что совершенно здорова.
   — Выпейте это лекарство.
   Пенелопа повиновалась и скорчила гримасу — лекарство оказалось горьким. Врач улыбнулся.
   — Невкусно? Зато потом будете чувствовать себя отлично. У этого лекарства нет никаких вредных последствий, и в этом его преимущество.
   Последние слова врача прозвучали для Пенелопы, словно доносились издалека. Ее глаза заволокло туманом, и она почувствовала приятную усталость.
   Когда Пенелопа проснулась, было совершенно темно. Яхта продолжала плавание, но на борту не было ни одного огня.
   Она потянулась к выключателю и зажгла свет. Чувствовала она себя прекрасно, но когда попыталась встать, ноги у нее внезапно подкосились. Так значит врач был все же прав!
   — Господи! — воскликнула Пенелопа, поглядев на себя в зеркало.
   Все ее лицо, шея, руки были в красноватых пятнах. Должно быть, она была больна. Такие пятна свидетельствовали о скарлатине или кори. И Пенелопа поспешила лечь в постель.
   Она снова проснулась, когда день был в разгаре. Разбудил ее легкий стук в дверь. Пенелопа открыла ее и поспешила лечь.
   — Поставьте, пожалуйста, поднос на пол, Джон, — сказала она. — И не приближайтесь ко мне ближе — у меня скарлатина!
   — А вы попробуйте водой с мылом…
   — Что вы сказали? — недоуменно спросила девушка.
   — Я сказал, что вам следует основательно помыться с мылом, — повторил Джон. — Это лучшее средство от скарлатины. Я даже помышляю взять на него патент.
   Пенелопа решила послушаться и кинулась в ванну. Все верно — пятна исчезли!
   Одевшись, она вышла на палубу. Стюард сидел в тени и чистил картошку. Собственно говоря, подобная работа обычно делалась на кухне, а не на палубе, предназначенной для прогулок пассажиров, но Пенелопа уже привыкла, что Джон ведет себя иначе, чем остальные матросы. Если бы она увидела стюарда взгромоздившимся на пароходную трубу и попивающего там шампанское, то и тогда бы не удивилась.
   Джон выпустил из рук нож и картошку, вытер руки о штаны и встал.
   — Это не совсем прилично, — сказал он. — Но я не могу носить при себе носового платка, не возбуждая зависти всей остальной команды.
   — Джон, скажите мне, откуда взялись эти пятна у меня на лице?
   — Признание смягчает вину, — ответил он. — Это я их нарисовал.
   — Вы?
   Пенелопа не поверила своим ушам.
   — Я. Вы ведь и раньше могли убедиться в моих художественных способностях. Скарлатинная сыпь выглядела совершенно реально. Жаль, что я не успел ее смыть до того, как вы проснулись…
   — Меня усыпили?
   Стюард помолчал, а потом осторожно ответил:
   — Вам дали снотворное. Я этого не хотел, но настоял мистер Оксфорд. Мы встретили английский крейсер, который приказал нам остановиться. Но, так как нам хотелось по возможности сократить пребывание его офицеров на нашей яхте, то мы выкинули желтый флаг, указывающий на то, что на судне эпидемия. А вы были нашей больной…
   — И только поэтому меня усыпили?
   — Может быть, мистер Оксфорд опасался, что вы сможете сообщить то, что ему было бы неприятно по поводу нашего таинственного рейса. Во всяком случае, я рад, что все уже позади. Надеюсь, вы не боитесь нас?
   — Нет. Но меня начинает это злить.
   — В таком случае, все в порядке. А теперь я сообщу вам еще кое-что. Наша яхта идет в порт Виго. Одна из машин неисправна. Мы пробудем пару дней в порту и у вас появится возможность приобрести пару платьев.
   — Я смогу сойти на берег?
   — Да. Но не одна, — серьезно ответил Джон. — Сопровождать вас придется мне. Но вот идет милый Бобби, и мне снова придется заняться картошкой.
   Бобби Миллс был в гораздо лучшем настроении, чем в предыдущие дни.
   — Джон уже признался во всем? Простите ли вы нас, мисс? То, что мы сделали — ужасно, но у нас не было другого выбора!
   — Право, не знаю, какое значение имеет для вас мое прощение, — улыбаясь ответила Пенелопа. — Вы могли рассказать мне обо всем, и я сыграла бы роль пациентки.
   — Но этого было бы недостаточно, — серьезно ответил Бобби. — Вы знаете, что мы идем в Виго?
   Она кивнула.
   — И об этом рассказал Джон? Он такой болтун! Рассказывает вам обо всем, потому что он…
   — Почему?
   — Потому что он, как все мужчины… болтун, — совершенно нелогично закончил Миллс.

Глава 12

   Ранним утром вдали показались берега Испании, окутанные синей дымкой тумана. Пенелопа поспешила выйти на палубу. Она с удивлением увидела, что мистер Оксфорд уже находится здесь. Утро было прохладное, поэтому на нем было зимнее пальто с поднятым воротником. Руки у него были засунуты в карманы. Мистер Оксфорд с недовольным видом рассматривал побережье. Увидев Пенелопу, он вздрогнул.
   — Вы встали так рано?
   Девушке показалось, что он недоволен и ею.
   — Когда поддаешься чувствам, то даже при отличном замысле все идет наперекор ему. Лично я считаю, что в том, что мы направляемся в Виго, виноваты вы.
   Пенелопа удивилась, но мистер Оксфорд продолжал свой монолог, не обращая на нее внимания.
   — Это безумие — идти в Виго! Я был свидетелем, как людей отправляли в психиатрическую лечебницу за гораздо менее безумные поступки.
   — Но я думала, что машины требуют ремонта.