— Абсолютно уверен. Я отлично помню оригинальные пряжки на них. Несомненно, прошлой ночью она была в доме Джефри. Не утверждаю, что мне известны мотивы ее посещения; но во всяком случае она следовала его сигналам.
   В серьезных глазах Лексингтона задрожала улыбка.
   — Сок, ты сова. Как она могла увидеть сигнал, если ее спальня находится на другой стороне дома.
   Да, это был удар по теории Сократа.
   — Ты прав, — сказал он. — Но мы ведь не знаем, находилась ли она в это время в своей спальне. Может быть, она ждала его сигнала в саду?
   — Оттуда она не могла бы его заметить. Ты можешь увидеть белую виллу только с края лужайки или из окон верхнего этажа.
   — Это, конечно, рушит все мои предположения, — согласился Сократ. — Я думаю. Лекс, что в тебе что-то есть от настоящего детектива. Однако кому, черт побери, тогда сигнализировал Джефри?
   — Может быть, Менделю?
   — Едва ли… Ага, вот идет наш инспектор, которому мы теперь должны объявить об отсутствии мисс Темальтон.
   Его брат наморщил лоб.
   — Не можем ли мы сказать, что она еще вчера вечером уехала в Лондон?
   — А если мисс Темальтон тоже оказалась жертвой покушения?
   — О Боже! — Лексингтон побледнел. — Ты это серьезно говоришь?
   — Во всяком случае мы не должны исключать эту возможность, и поэтому я советую ничего не скрывать от инспектора.
   Двенадцать лет службы в полиции сделали инспектора Маллета нечувствительным к разным неожиданностям, и он совершенно спокойно выслушал сообщение об исчезновении Молли.
   — Немыслимо… Я уже информировал по телефону полицию, и в нашем распоряжении скоро будет достаточное количество расторопных людей для того, чтобы прочесать местность. Итак, кому же, по-вашему, принадлежат найденные туфли?
   — Мисс Темальтон — падчерице Менделя.
   Очевидно, инспектор не обиделся на Сократа за его маленький обман, потому что, не говоря ни слова, поехал допрашивать мистера Джефри.
   — Теперь, прежде всего, отпечаток большого пальца, — сказал Сократ и спешно написал письмо в Скотленд-Ярд, к которому приложил листок из своей записной книжки.
   — Конечно, это может оказаться совершенно безрезультатным, но мы должны быть готовы ко всему.
   — Ты думаешь, что Джефри может оказаться известным полиции?
   — Возможно.
   Сократ посмотрел на часы, которые, к его удивлению, показывали около девяти часов. Как много событий произошло за такой короткий отрезок времени в два с половиной часа.
   Им не пришлось долго ждать, вскоре они услышали тарахтенье маленького автомобиля инспектора.
   — Джефри ничего не знает, мистер Сократ, — доложил Маллет. — Его ответы важны лишь тем, что точно установлен момент преступления.
   — Вы имеете в виду выстрел, который он слышал?
   Инспектор кивнул и предложил:
   — Теперь я должен ехать к мистеру Штейну. Вы поедите со мной?
   — А поместимся ли мы все в вашем автомобильчике? — спросил Сократ, на что Маллет, который гордился своей маленькой машиной, хвастливо рассказал им, как однажды он на место грабежа доставил на нем сразу семерых полицейских.
   Смит-старший дорогой заметил, что Боб Штейн, друживший с Менделем всю жизнь, будет вне себя и сейчас же бросится по следам преступника, как легавая собака.
   Маллет усмехнулся.
   — Забавно, что мистер Штейн стал таким религиозным.
   — Это плохо?
   — Да, очень трудно разобраться, что он за человек, — ответил инспектор, искусно объезжая большой валун. — Он начинает заниматься разными делами, а потом внезапно бросает их. Должно быть, это все от скуки. Вы знаете, что он холостяк?
   Сократ вспомнил злобное замечание Джона Менделя о страсти его друга к сенсациям. Однако он ничего не сказал вслух и предоставил Маллету возможность продолжать болтовню.
   — Он будет выступать на собрании «пробуждения». Его имя на плакатах, которыми наводнен Гольдаминго. Собственно говоря, очень странно для такого жизнерадостного человека так увлекаться религией.
   — Можно быть одновременно и веселым, и набожным, — заметил Сократ.
   Автомобиль в это время катился по аллее, в конце которой показалась вилла «Принценгоф», еще более вычурное здание, чем дом Менделя.
   — Он холостяк, — повторил инспектор, объясняя этим, видимо, не только хвастливость, но и зажиточность своего знакомого.
   — Меня очень интересует, принадлежит ли он к категории людей, встающих рано? — поинтересовался Сократ.
   Очевидно, Боб Штейн вставал так же поздно, как и его покойный друг, так как солидный слуга, открывший им дверь, сообщил господам, что его господин еще не звонил, требуя горячей воды для бритья.
   — Покажите дорогу в его спальню, — сказал инспектор. — Мне необходимо его срочно увидеть.
   Слуга был в нерешительности, он не знал, как ему поступить.
   — Мистер Штейн очень сердится, когда его будят. Но если вы его друг… А, доброе утро, мистер Маллет, — приветствовал он инспектора, которого как будто только что увидел. — Вы ведь знаете, что мистер Штейн сердится, когда его будят, в особенности если это чужой человек.
   — Все в порядке, Джексон. Мистер Смит старый друг вашего хозяина.
   «Итак, Штейн также проводит свою жизнь в постоянном страхе», — размышлял Сократ, пока слуга вел их по широкой лестнице на второй этаж и стучал в последнюю дверь в просторном коридоре. Так как на стук не последовало никакого ответа, он повторил и нажал на дверную ручку. Дверь поддалась. За ней — никого.
   — Есть другой вход в эту комнату? — осведомился Сократ.
   — Здесь, через ванную.
   Эта дверь тоже не была заперта, так же как и следующая за ней, ведущая в спальню. Полный недоброго предчувствия, Сократ переступил порог спальни. На кровати лежал Боб Штейн с кляпом во рту, связанный по рукам и ногам, дикий и оцепеневший в своей беспомощности.

Глава 8

   Минутой позже они освободили Штейна от пут и подняли его. С пурпурно-красным лицом и с распухшими запястьями он сидел, как оглушенный, на кровати и пробовал шевелить полумертвыми руками.
   — Расскажите, Боб, что здесь произошло, — торопил его Сократ.
   — Что произошло? — повторил машинально Штейн, — Прошлой ночью несколько парней проникли в мою спальню и, повалив на кровать, связали меня. Я боролся, как черт, но ничего не мог сделать, перевес был на их стороне.
   — Сколько их было?
   — Трое или четверо. Точно не знаю, все происходило в темноте. Что произошло потом, после того, как они связали меня, я не знаю, но предполагаю, что они внезапно исчезли.
   — Вы кого-нибудь из них узнали?
   — Я же сказал, что в комнате было темно.
   — А когда это произошло?
   Он со стоном растирал распухшие запястья.
   — К черту их всех… Если бы я только мог дотянуться к револьверу… Когда? Это, вероятно, было около полуночи, может быть, немного позже. Я уже крепко спал.
   Прошло немного времени, он смог подняться и, небрежно одевшись, спуститься вниз, в столовую, где Сократ рассказал ему об ужасной судьбе Менделя. Спрятав лицо в ладонях, Штейн безмолвно выслушал его.
   — Ужасно, — пробормотал он наконец, — страшно.
   — Знаете ли вы, что у Джона были враги? — спросил Сократ.
   — Мы оба их имели, нам обоим угрожали.
   — В письменном виде?
   Штейн кивнул.
   — Но, как вам известно, Сократ, так уж заведено. Только на прошлой неделе мне была прислана почтовая открытка, которую я, к сожалению, не сохранил, об ожидающей меня неприятности. Мне кажется, что и Джон получил нечто подобное, хотя он ничего об этом не сказал. Только его поведение в последнее время навело меня на эту мысль.
   Немного позже инспектор укатил на своем автомобильчике. Сократ не счел далее возможным скрывать свое мнение.
   — Почему вы делаете из всего этого тайну, Боб? Не только Джон, но и вы испытывали перед чем-то смертельный страх.
   — Откуда вам это известно?
   — По тем мерам предосторожности, которыми вы оба пользовались. Джон Мендель окружил свое жилище ловушками и сигнализацией. Ваши окна тоже имеют специальные устройства, которые при внезапном нападении должны дать соответствующие сигналы.
   Лицо Боба Штейна расплылось в виноватой улыбке.
   — Вы все тот же, старый Сократ. Ничего-то от вас не ускользнет… Да, я хотел оградить себя от возможных нежелательных посещений.
   — От кого?
   — От великого незнакомца. — Его иронический тон дал понять Сократу, что Штейн не был расположен распространяться на эту тему.
   — Вы отдаете себе отчет в том, что ваш «великий незнакомец» убил Менделя? — резко спросил Сократ.
   Штейн немного помолчал, потом проговорил:
   — Я хочу его найти сам.
   — Это означает, что вы отказываетесь от моей помощи?
   — Я этого не хотел сказать, только я хочу применять свой собственный метод.
   — Вы знакомы с Джефри?
   — С Джефри? — Боб с живостью посмотрел на Сократа. — Владельцем белой виллы? Нет, я знаю только, что он дружит с Молли Темальтон, вероятно, потому, что оба занимаются неумного ботаникой. Во всяком случае молодая девушка питает к нему больше симпатии, чем питала к Джону, который всегда обращался с ней грубо.
   — Вы очень любите Молли, не так ли?
   — Конечно. Хотя это выглядит, вероятно, забавно, что сорокачетырехлетний мужчина интересуется двадцатидвухлетней девушкой.
   — И вы одобряете ее дружбу с Джефри?
   — А почему бы и нет? Вы имеете что-нибудь против него?
   — Ничего, за исключением того, что Молли была прошлой ночью у него и после этого исчезла.
   — Исчезла? — Штейн в возбуждении даже привстал. — Этого не может быть!
   Сократ сообщил ему о поисках Молли, об открытом сейфе, о находке ее туфель и о закутанной фигуре, кравшейся по лужайке.
   — Сейф не имеет значения. Вы, конечно, не считаете, что Молли ограбила своего отчима? — хриплым голосом проговорил Штейн. — Насколько мне известно, в сейфе лежали некоторые драгоценности, принадлежащие ее матери, с которыми, по всей вероятности, она не могла расстаться. Она довольно часто грозила Менделю, что в один прекрасный день уйдет. Что такого, если она сначала навестила Джефри, своего друга? Если небу было бы угодно, она могла бы… — Он замолчал.
   — Прийти к вам? — закончил за него фразу Сократ.
   — Да, я именно эта имел в виду.
   — Я должен еще раз осмотреть вашу спальню. — Сократ уклонился от темы. — Не могу понять, почему банда, которая убила Джона Менделя, ограничилась только тем, что связала вас.
   — Вероятно, меня ожидало бы то же самое, что и Менделя, если бы что-то не встревожило этих парней. Но и этого хватит с меня… Идите наверх и посмотрите, может быть, вы что-нибудь и обнаружите.
   Сократ заканчивал тщательное обследование комнаты, когда к нему присоединился Боб Штейн.
   — Ну, нашли что-нибудь?
   — Нет.
   — А если бы нашли, вы сказали бы? — засмеялся Штейн и угодил этим предположением прямо в точку. Потому что Сократ умолчал о крошечном волоске пакли, который нашел на подушке, и теперь он, тщательно завернутый в бумагу, лежал у него в кармане.
   Часом позже Сократ сидел за сильным микроскопом в комнате убитого.
   — Что ты там так тщательно рассматриваешь? — спросил Лексингтон.
   Вместо ответа брат протянул ему рассматриваемое. Это, казалось, был волосок или нечто подобное, зажатое между двумя маленькими пластинками.
   — Волосок? — протянул Лексингтон. В его голосе явно слышалось разочарование. — И больше ничего?
   — Пока больше ничего. Я обнаружил его на подушке Штейна.
   — Оставлен одним из нападавших?
   — Оставлен человеком, который так красиво перевязал Штейна. По-моему, Лекс, это одно из интереснейших дел в моей жизни. Я уже телеграфировал шефу Скотленд-Ярда, чтобы он передал руководство этим делом мне. Предчувствую, что скоро здесь начнет копать какой-нибудь паренек из детективов новой школы.
   Однако он оказался неправ. С очередной почтой для него было получено полномочие из Лондона, передающее ему это дело.
   — Заметь себе, между прочим, — сказал Сократ брату, когда они сидели за обедом в гостинице в Хиндексе, — что Штейн ничего об этом, как ты его называешь, волоске не знает и ничего не должен знать, потому что он припишет ему такое же значение, как и я. Это его может очень расстроить.
   — Разве он относится к людям, которые в опасный момент теряют самообладание?
   — Об этом ничего нельзя сказать заранее, — уклонился от прямого ответа брат.
   Тем временем полиция доставила убитого в морг в Газлмере, и все в окрестности кишело любопытными, которые деятельно уничтожали всякие улики, оставленные преступником после себя. Происходило также наступление маленького батальона репортеров, и, чтобы отделаться от них, Сократ решил обедать вне дома Менделя. С тайным удовольствием посматривал он на брата, который рассеянно и мрачно давился едой.
   — Лекс, тебе, может быть, никогда больше не представится такой интересный случай. Разве тебя не прельщает, что ты сможешь участвовать в расследовании такого интересного дела?
   — Я думаю о другом.
   — Успокойся, милый, она, наверное, в безопасности. И если не ошибаюсь, в Лондоне. Я хочу тебе сказать то, что возвратит блеск твоим глазам и надежду сердцу.
   Лексингтон умоляюще посмотрел на него.
   — Не томи, Сок. Это загадочное исчезновение Молли угнетает меня. Что ты хотел сказать?
   — Я хотел сказать, что ты уже сегодня вечером увидишь Молли Темальтон, — прозвучал неожиданный ответ.
   — Ты знаешь, где она? — спросил Лексингтон. — Ты хочешь ее арестовать?
   — Убежать от отчима не является преступлением. Терять свои туфли на болоте тоже не преступление. За это не наказывают и не арестовывают. Насколько мне известно, никто до сих пор не обвинил мисс Темальтон в убийстве отчима. И если кто-нибудь на это отважится…
   — То я сверну ему шею, — гневно прервал его Лексингтон.
   — Так далеко я бы не зашел. — Сократ затрясся от внутреннего смеха. — Зато такое подозрение меня в высшей степени развеселило бы.
   — Сок, ты настоящий черт. В первый раз являюсь свидетелем того, как ты расследуешь преступление, и это доставляет тебе, кажется, большое удовольствие.
   — Потому что у меня молодое сердце, мой милый, и если бы я думал еще о женитьбе… Девушка обладает характером, очень красива, самое красивое лицо, какое я видел за многие годы.
   Кровь прихлынула к щекам Лексингтона.
   — Не будь смешон. — Его голос был немного натянутым. — Я знаю Темальтон только двадцать четыре часа. Конечно, она очаровательная девушка…
   — Знаю, знаю, — остановил его брат. — Однако если ее красота и очарование действуют так на старого человека, как я, то какое же действие они должны оказывать на двадцатилетнего? — Его рука ласково легла на плечо Лексингтона. — Прими благословение, мой мальчик.
   Боб Штейн, ожидавший их внутри дома внизу, удивился, что кто-то в такой безрадостный день может так весело смеяться.
   — Я был у трех дубов, — сообщил он, когда братья покинули гостиницу, — и пришел к заключению, что ему так же, как и мне, заткнули рот кляпом, связали и затем вынесли из дома.
   — Но почему они его положили на сук? — спросил Сократ.
   Штейн заморгал ресницами.
   — Я перебрал в уме известных мне преступников, но не вспомнил никого со склонностью к таким причудам.
   — Полагаете, он был застрелен прежде, чем его подняли на сук?
   — Без сомнения, — не колеблясь, ответил Штейн.
   — В таком случае наши мнения расходятся.
   — О… — От удивления Штейн ничего не мог вымолвить.
   — Выстрел, который убил Менделя, — начал свои объяснения Сократ, — был произведен снизу вверх. Если вы взбирались на дерево, то должны были заметить, что пуля срезала несколько маленьких веточек.
   Лексингтон был потрясен этим заявлением не меньше Штейна, и на минуту воцарилось молчание.
   — Кроме того, заметьте, Боб, — сказал Сократ, когда они шли вдоль улицы, — шеф поручил расследование этого дела мне.
   — Смотри-ка! Как правило, они ведь не любят пользоваться услугами любителей.
   — Ну, едва ли меня можно назвать любителем, — немного недовольно возразил Сократ.
   Но Боб Штейн, казалось, пропустил мимо ушей замечание Сократа. Он перевел разговор с убийства Менделя на Молли Темальтон.
   — Жаль, что она сразу убежала в тот момент. Это невольно возбудит против нее подозрение, и, как только репортеры почуют это, немедленно может последовать статья за статьей. Я уже вижу в газетах жирные заголовки: «Дочь убитого исчезла бесследно». — И затем, внезапно меняя тему разговора, он сообщил с вялой улыбкой: — Я говорил с Джефри, Сок.
   — Судя по вашему невеселому виду, полагаю, что он принял вас не очень милостиво.
   — Конечно. Ему инспектор Маллет уже надоел своими расспросами. Естественно, мисс Темальтон была у него сегодня ночью, но он не хочет в этом признаваться. Вообще-то, весьма странный человек. Мне следовало бы с ним познакомиться раньше.
   — А вы с ним никогда раньше не разговаривали?
   — Нет, — ответил Штейн, качая головой. — Он мне совершенно незнаком. У него какое-то странное выражение глаз; я никогда не забываю человеческих глаз. Однако все размышления пока не приводят меня к какому-либо выводу.
   Они дошли до перекрестка, где Штейн с ними попрощался.
   — Молодая девушка занимает его больше, чем печальный конец Джона Менделя, — сказал Сократ, когда они с братом шли к дому убитого.
   — Неслыханно, — сказал Лексингтон, — чтобы такой человек хотел жениться на молодой девушке, как мисс Темальтон.
   — Между прочим, ты спокойно можешь называть ее Молли, — успокоил его брат.
   — Не находишь ли ты, что это пошло, Сок? Такой старый человек…
   — Для женитьбы никто не старый, мой дорогой. А может быть, тебе следует напомнить, что я на два года старше Штейна?
   — Ты! Но ведь ты совсем другое дело. Ты вечно молод, Сок. А в сравнении с этим Бобом… Разве не находишь его желание чудовищным?
   Его брат тихо рассмеялся.
   — Не настолько, как ты его находишь. Впрочем, она кажется, не очень-то расположена к этой свадьбе, а?
   — Откуда я могу знать, — попробовал уклониться Лексингтон, но потом признался: — Ну, правда, мы кое-что об этом говорили…
   — Лекс, — серьезно предостерег его Сократ, когда они поднимались по лестнице, — выбрось из головы мысль, что сватовство Боба является для Молли оскорблением. Если ты серьезно думаешь следовать моей профессии, то приучай себя освобождаться от предрассудков.
   В доме их ожидала толпа жадных до новостей репортеров из различных газет. Сократ сообщил им только основные факты, обойдя молчанием некоторые детали. Это была привычка, которой обладает и должен обладать каждый детектив.
   — Почему же ты не поделился с ними подозрениями относительно Джефри? — спросил Лексингтон после того, как журналисты удалились.
   — Я считаю, что это неумно. И не только потому, что Джефри представляет материал, который я хочу разработать сам, но и потому, что расследование относительно Джефри определенно вызовет расспросы о Молли. А как раз этого-то я хочу избежать. Я слышал, что первые выпуски лондонских газет уже печатают эту новость, что меня немало радует.
   — А почему это тебя так радует?
   — Этот вопрос ты задай мне сегодня вечером.
   После обеда Сократ занялся изучением всех бумаг Менделя. От этой работы его оторвал брат, передав телеграмму.
   — Должен ли посыльный ждать ответ?
   Сократ развернул телеграмму, медленно прочел сообщение, которое занимало две страницы и, закончив чтение, кивнул.
   — Я так и думал. Послушай, Лекс, что мне докладывает регистрационный отдел Скотленд-Ярда.
   «Получил ваш запрос. Приложенный оттиск большого пальца принадлежит Теодору Кеннер Варбу, он был осужден к десяти годам каторжной тюрьмы за подлог и обман в Олд-Бэйли. Арест осуществляли суперинспектор Мендель и сержант Штейн. Часть показаний была снята. При освобождении Мендель снова арестовал его на основании обвинения в подлоге, и Варб снова был осужден на три года отбывания в каторжной тюрьме».
   — Итак, вот кто такой наш Джефри, — с яростью сказал Сократ.

Глава 9

   Солнце уже закатилось, и голубые тени спустились в долину, когда снова появился утомленный Штейн и повалился в кресло.
   — Никаких следов. Ни в Газлмере, ни в Гольдаминго ее не видели, и ни один из железнодорожных служащих не может вспомнить, что видел ее. А как мне сообщил начальник станции, эту девушку хорошо знают на обоих вокзалах.
   — Не думаю, что она уехала поездом, — сказал Сократ. — Она уехала сегодня утром около пяти часов на велосипеде.
   Боб Штейн с изумлением уставился на него.
   — Как же вы догадались об этом? У нее ведь вообще не было велосипеда. Джон Мендель никогда бы не дал ей на это денег.
   — Тогда, может быть, его подарил кто-нибудь другой. Во всяком случае она могла уехать на велосипеде. Я доставил себе удовольствие после обеда обыскать ее шкаф и между вещей нашел сломанный велосипедный насос, который она, вероятно, хотела исправить. А велосипед могла одолжить у кого-нибудь.
   — У кого? — коротко спросил Штейн.
   — Может быть, у своего друга Джефри. Я сегодня утром изучал дорогу у белой виллы в поисках следов от велосипедных колес, но, к сожалению, их было там очень много. Впрочем, — он рассмеялся, — ее поездки на велосипеде не являются тайной. Инспектор Маллет тоже часто видел ее на велосипеде, так что я склонен предполагать, что ее отчим и вы — единственные персоны, которые этого не подозревали.
   Штейн нагнул голову, казалось, что он усиленно изучал узоры на ковре.
   — Выходит, что она доверяла этому Джефри, — проговорил он наконец.
   — Вы все еще не вспомнили, кого может вам напоминать Джефри?
   Штейн поднял голову.
   — Вы не помните некоего Варба? Теодора Кеннер Варба?
   — Великий Боже! — воскликнул, вскочив, Штейн. — Теперь он снова стоит у меня перед глазами. Конечно, это Варб, человек, которого так ненавидел Мендель… Никогда я не видел нашего друга таким бессердечным и жестоким, как в то время, когда он собирал доказательства виновности этого Варба, и особенно при его повторном аресте. Джон тогда уже вышел в отставку, проделал все расследование за свой счет и был вне себя, когда узнал, что Варб был осужден только на три года. Так, значит, Джефри — это Варб. — Глаза Штейна сузились. — Интересно знать, почему он поселился с нами по соседству?
   — Почему его так ненавидел Мендель? — спросил Сократ.
   — Точно не знаю. Я всегда предполагал и предполагаю, что за этим кроется какая-то женщина. Варб, без сомнения, был блестящим аферистом и, конечно, выступал под чужим именем. Однако все наши попытки узнать что-либо о его жизни терпели неудачи. Я задавал себе иногда вопрос — не столкнулся ли Мендель в своих расследованиях с кем-нибудь из семьи Варба? Как же это было… — Ах, да, я теперь вспомнил, что Мендель мне сам рассказал. У Варба была очень красивая жена, которая ничего не подозревала о преступных делах своего мужа. Спустя три года после того, как Мендель послал Варба на каторжные работы, он поразил нас своей неожиданной женитьбой на одной вдове, которая принесла ему в приданое дочку. Миссис Мендель была очень красивой женщиной. Вы с ней не встречались, Сок?
   Сократ отрицательно покачал головой и как-то странно посмотрел на Штейна.
   — А если Мендель, — Штейн невольно понизил голос, — женился на жене Джефри?.. Вероятно, это совсем не фантастично, потому что она ничего не знала о его делах и судьбе. Мендель, который не терпел никаких препятствий для осуществления своих желаний, мог ее убедить, что пропавший без вести муж давно умер, так что она в конце концов согласилась на брак с ним.
   — Однако каким образом у нее оказалась фамилия Темальтон?
   — Это могла быть одна из многих фамилий, под которыми выступал Варб.
   — Итак, предположим, что наши рассуждения правильны, — резюмировал Сократ. — В таком случае Молли Темальтон не кто иная, как дочь Варба. И все вместе взятое дает достаточный повод для убийства Джона Менделя.
   Штейн, взволнованно бегавший взад и вперед по комнате, схватил шляпу.
   — Я пойду немного прогуляюсь, чтобы привести в порядок свои мысли. Вы меня, пожалуйста, известите, как только узнаете что-нибудь о Молли, ладно?
   Когда он ушел, в комнате установилось мрачное и тягостное молчание.
   — Сок, — почти робко начал Лексингтон, — ты просил, чтобы сегодня вечером я повторил свой вопрос, почему тебя так обрадовало, что вечерние газеты уже опубликовали сообщение об убийстве.
   В холле послышался какой-то шум, затем в комнату ворвался сияющий Тиммс.
   — Вернулась, мисс Темальтон вернулась!
   — Вот в чем заключалась причина, — сказал Сократ, но брат его уже был за дверью и стоял перед бледной молодой девушкой.

Глава 10

   — Это правда? Действительно правда? Мой… — Она запнулась на слове «отец».
   Сократ с серьезным видом кивнул головой.
   — К сожалению, это правда, мисс Темальтон.
   — Так эта история с… с деревом… тоже правда?
   Он снова кивнул.
   — Ужасно… Я не могу это понять.
   Она протянула вошедшему Штейну руку, которую, как ревниво заметил Лексингтон, он взял и порывисто сжал в своей.
   — Полагаю, что вы уже прочли сообщение в газетах и поэтому решили вернуться? — спросил Сократ.
   — Я прочла это чисто случайно, мистер Смит. Это известие принес один-единственный ранний вечерний выпуск, и как раз он попал в мои руки.
   Сократ взял ее под руку и прошел в комнату.