— Почему ты дразнил ее дневником? — спросил Лексингтон, когда они остались вдвоем.
   — Разве я не могу кого-нибудь, как-нибудь и чем-нибудь подразнить? — парировал Сократ.
   — Не думаешь ли ты, что этот дневник что-либо…
   — Ну? — подбодрил его Сократ.
   — …содержит о Менделе и Джефри? А может быть, эти записи представляют угрозу для нее?
   — Возможно.
   — Ну что она может знать важного о них? А то, что знала, уже рассказала нам.
   — Я только сказал то, что может соответствовать действительности, — возразил Сократ, схватив свою газету.
   Лексингтон пошел на прогулку с молодой девушкой. Эти медленные прогулки вокруг гостиницы вошли у них в привычку и делались с каждым разом все продолжительнее.
   — Вы не сердитесь на моего брата за его насмешки? — начал он, когда они вышли на улицу.
   — Конечно нет. Он очень милый человек.
   — О, а я уже боялся, что вы его невзлюбили.
   Она тихо рассмеялась.
   И тогда Лексингтон решился:
   — Вы меня любите, Молли?
   — Вас?.. — Если бы она и не была захвачена врасплох, то голос все равно мог выдать ее. — Знаете, Лексингтон…
   И внезапно она очутилась в его объятиях.
   Для Лексингтона Смита это был решающий момент.
   — Примите мое благословение, — пробормотал Сократ, чрезвычайно захваченный этим зрелищем, ибо, будучи невольным зрителем, он все видел. А они, не видя ничего вокруг себя, выбрали для объяснения вершину маленького холма, их фигуры отчетливо виднелись на фоне вечерней зари.
   Прошло больше часа, прежде чем он услышал их голоса перед дверью в гостиную, затем в комнату ворвался Лексингтон, сияющий и торжествующий.
   Он опустился на стул напротив брата и посмотрел на него блестящими глазами.
   — Сок, старина, я должен что-то сказать тебе.
   — Ты обручился с Молли Темальтон, — ответил тот.
   — Откуда… откуда ты это знаешь?
   — Я вас видел. Картина была очень красивая, это вызвало в моей памяти грезы по утраченным возможностям.
   — Ты нас видел?
   — Конечно. Вы выбрали для нежностей довольно неподходящее место — вершину холма, так что я даже подумал, что это было сделано с умыслом.
   Лицо Лексингтона делалось все длиннее и длиннее.
   — О Боже, если бы Молли это знала…
   — Молли как раз об этом и не узнает. Кроме того, это не такое уж необычное происшествие, — перебил его Сократ. Затем он сделался очень серьезным и задумчивым. — Вы собираетесь держать вашу помолвку в тайне?
   — Да. Молли находит, что после недавней кончины ее отчима оглашение не очень прилично.
   Медленно затянувшись сигаретой, Сократ кивком головы выразил свое одобрение этому решению.
   — Есть и другая причина. Завтра мы переселимся в «Принценгоф», и вам следует проявить немного уважения к чувствам Боба Штейна.
   — А разве мы не могли остаться в этой гостинице? — спросил Лексингтон, и в его голосе слышалось недовольство.
   — Это было бы оскорблением для Боба, если бы мы отклонили его предложение, тем более повторное. Сложность в том, что мы будем вынуждены оставаться у него до конца раскрытия преступления. Смирись на время с этим, Лекс. По возвращении в Лондон я не вижу причин скрывать вашу помолвку.
   — Молли знает о нашем завтрашнем переезде?
   Сократ кивнул.
   — Она ничего не сказала мне об этом.
   — Вероятно потому, что придает этому меньше значения, чем ты, — рассмеялся Сократ. — Будь благоразумнее, Лекс. Это равноценный обмен, потому что «Принценгоф» — великолепное место и славится своими роскошными апартаментами.
   Вечером, по дороге в свою спальню, Лексингтон сунул в дверную щель комнаты Молли записку.
   Девушка, писавшая дневник, подняла записку, прочла ее с пылающими щеками, сложила и спрятала под подушку Затем продолжала писать дальше, присовокупив это послание к великим событиям дня. Закончив записи, легла в кровать, но сон не шел к ней. Слышала, как пробили часы на церкви… Вдруг внезапно открыла глаза… и увидела темный силуэт у письменного стола, желтый круг света, танцующий по поверхности.
   — Кто там? — крикнула она.
   — Ни звука, если вам дорога жизнь, — прозвучал голос высоким фальцетом, и в слабом свете блеснула голубоватая сталь.
   Все же она отважилась испуганно прошептать.
   — Что вы хотите? — Но не получила ответа.
   Она не видела лица этого человека, так как нижняя часть его была укутана голубым шелковым платком, а сверху глубоко на лоб надвинута кепка для игры в гольф.
   Приглушенное «ага» дало понять, что незнакомец нашел предмет своих поисков. Левой рукой он сунул что-то в карман, в то время как правая держала пистолет, направленный в сторону Молли. Фонарь, который он держал, вдруг потух, и Молли услышала, как он пробирается к двери.
   — Я буду стоять за дверью в течение десяти минут. Если вы крикните…
   Он не окончил свою фразу, но угроза определенно подействовала.
   Как он вошел? Молли помнила, что заперла дверь на ключ. Лестничные ступеньки также не скрипели. Потом, не выдержав тревожного напряжения, она вскочила с кровати, схватила свое пальто и ринулась по коридору к находящейся напротив ее комнаты спальне Смита старшего.
   — Кто там? — послышался вопрос на ее лихорадочный стук. Зажегся свет, и в дверях появился Сократ в халате.
   — Что случилось?
   Она с рыданием все ему рассказала.
   Поспешно схватив с ночного столика свой пистолет, Сократ помчался вниз по лестнице Возвратившись обратно пятью минутами позже, он сказал, что наружная дверь дома была открыта настежь, но никого обнаружить не удалось.
   — Ну, теперь я должен взглянуть на вашу комнату, — сказал он и осветил карманным фонарем наружную сторону ее двери. Конец ключа выглядывал наружу.
   — Теперь совершенно понятно, как этот парень проник к вам. Эти старомодные ключи очень легко повернуть снаружи, если есть хорошая отмычка. Что-нибудь пропало?
   — Я не успела еще посмотреть, — ответила Молли, направляясь к письменному столу. Когда она подошла к нему, то яркий румянец на ее лице сменился бледностью.
   — О Боже! Исчез мой дневник!

Глава 15

   — Хотя эта деревенская гостиница и похожа на крепость, — сообщил на следующий день за завтраком Сократ, — но есть, по крайней мере, шесть мест, откуда легко и удобно можно забраться в нее. Поэтому я рад, что мы сегодня перебираемся в «Принценгоф».
   — Почему ты не позвал меня ночью? — укоризненно сказал Лексингтон.
   — Мне удалось без твоей помощи успокоить мисс Темальтон. И я действительно не знаю, какую еще услугу ты бы мог оказать ей, не правда ли, Молли?
   Мисс Темальтон молча уставилась в свою тарелку.
   — Для чего понадобился этому бандиту твой дневник? — взволнованно спросил Лексингтон. — Там было что-нибудь важное?
   — Для меня очень, очень важное, — убедительно сказала она. — Ах, мистер Смит, когда я подумаю, что его кто-нибудь сейчас читает…
   Она была настолько подавлена кражей дневника, что Сократ не пытался развеселить ее веселой шуткой, к тому же у него не было ни малейшего желания шутить в это время.
   — Не содержалось ли в вашем дневнике что-то компрометирующее мистера Менделя? — серьезно спросил он.
   — Да, и даже много. Перед моей… перед… я хочу сказать, что до недавнего времени у меня была привычка много писать о нем, но еще больше о добром мистере Джефри, которого окружал такой романтический ореол.
   — А что вы писали о мистере Менделе?
   — Ну, всякое, о его привычках, образе жизни, о том как он проводил свой день… Жизнь здесь была так монотонна, что я развлекалась тем, что записывала свои наблюдения над другими и делала маленькие наброски, например о необычном поведении отчима, когда в жаркий солнечный день он тащился в павильон со своим письменным прибором и работал там до захода солнца, причем никто не смел ему мешать. Тиммс сервировал обед, но и ему вход был разрешен только тогда, когда его вызывали звонком, проведенным на кухню.
   — Я видел этот звонок, — подтвердил Сократ.
   — Тогда вы заметили мраморный стол в павильоне и кресло, похожее на трон, которое, кажется, было вывезено из Италии и представляло для мистера Менделя особую ценность. В остальной части дневника о нем нет ничего, что вор не мог бы узнать от любого его слуги.
   — Странно, весьма странно, — пробормотал Сократ.
   Затем он оставил молодых людей одних и отправился на пепелище поместья «Фальдфрицен», где остались лишь ряд обуглившихся стен и путаница сгоревших балок.
   В саду на холме стоял павильон, построенный по классическим канонам, из белого камня, с богато украшенным фронтоном. Большие окна давали возможность со всех сторон любоваться видом. То, что Молли назвала троном, безусловно, заслуживало этого названия… Мраморное сиденье с высокой спинкой покоилось на массивной глыбе из желтого мрамора. Все убранство внутри павильона было изысканным, так что носило отпечаток какого-то достоинства, и сразу же делалось понятным, почему его хозяин выбрал этот павильон и это кресло для своего времяпрепровождения.
   Когда Сократ вернулся в гостиницу, юная пара все еще сидела за завтраком.
   — Не забудь собрать вещи, Лекс. — напомнил он брату. — В десять часов Штейн пришлет за нами автомашину. — По лицу молодой девушки пробежала тень.
   — Вам не нравится наше переселение в «Принценгоф», Молли?
   — Приятным для себя я его не нахожу, — ответила она. — Хотя мистер Штейн всегда такой любезный и милый, но как раз сейчас я не хотела бы, — она метнула многозначительный взгляд в сторону Лексингтона. — жить под его кровлей.
   Сократ отлично понимал ее состояние и недовольство, но по разным причинам перемена жилья казалась ему полезной для работы. Ему был необходим частный дом, где никто не мог бы проследить за его приходом и уходом и где он мог бы без помех говорить по телефону Кроме того, у Штейна было два автомобиля, которые могли пригодиться.
   С точностью до минуты в гостинице появился владелец «Принценгофа» и был поражен, когда услышал о ночном приключении девушки.
   — Чем скорее вы отсюда уедете, тем будет лучше, — горячился он. — Давайте, Тиммс, загружайте багажник.
   Молли оставила для себя всю прислугу отчима, и то, что приглашение Штейна распространялось и на этих людей, в немалой степени повлияло на ее решение переехать на время к нему.
   В то время, когда Тиммс еще тащил чемоданы, молодая девушка с Лексингтоном отправилась пешком в дорогу.
   — Не желаете ли и вы пройтись, Сок? — предложил Штейн и с печальной миной на лице посмотрел вслед удаляющейся молодой парочке. — Что слышно нового о Джефри?
   — Ничего, я думаю, что мы вообще о нем никогда не услышим. Куда его спрятали, остается загадкой.
   — Может быть, он ушел на собственных ногах? — заметил Штейн.
   — Возможно, но я убежден, что если он не мертв, то во всяком случае тяжело ранен.
   — И все же, несмотря на тщательность, с которой обыскали тропинку, мы не нашли следов крови. Если пуля его только оглушила, то он вскоре пришел в сознание и мог конечно, без посторонней помощи дотащиться домой.
   — Трудно судить об этом, — возразил Сократ, — в этом случае исчезновение трупа Джефри намного таинственнее, чем убийство Менделя, или пожар, или даже странное вторжение в комнату Молли.
   Они шли по тропинке к тем дубам, и оба одновременно остановились под роковым суком.
   — Вы пытались восстановить картину преступления? — спросил Штейн.
   — Ни разу с той ночи, когда мы обнаружили его. Я конечно, знаю, что Менделя не втащили, а он сам влез на дерево.
   — Что?.. Со своими подагрическими ногами?
   — О его ногах я ничего достоверного не знаю, — спокойно возразил Сократ. — Когда я поднялся на дерево, первым делом осмотрел его обувь. Это были грубо подбитые гвоздями башмаки, и между гвоздями к подошве прилипли крошечные кусочки коры, которые после микроскопического исследования оказались именно дубовой корой.
   — А почему его тело было опутано веревкой?
   — С таким же правом вы можете спросить меня, каким образом револьвер Менделя оказался у Джефри.
   Глаза Штейна с удивлением остановились на лице Смита.
   — Револьвер Менделя?
   — Конечно. Вы помните, что револьвер Джефри был найден около тропинки и со взведенным курком? Это ясно показывает на то недоверие и подозрение, с которым он шел на свидание. Из объяснений Тиммса явствует, что раньше этот револьвер лежал в кабинете Менделя, и кроме того мы нашли торговца оружием, который продал его Менделю.
   Мой ход рассуждений привел меня к тому, что в ночь убийства Джефри нашел этот револьвер, который, возможно, выпал у Менделя. Как нам сказал Гритт, Джефри стоял на пороге своего дома и дважды вынимал его из кармана, рассматривая его. Дважды…
   — Гм… — задумчиво произнес Штейн, — Он дважды осматривал его, следовательно, он попал к нему совсем недавно.
   — Совершенно верно. Между прочим, я обнаружил, как скрылся от нас тот человек, который хохотал как сумасшедший. При дневном свете эта извилистая тропинка хорошо видна, она выходит обратно на дорогу. Если бы я не искал его в кустах, а послал своего брата вверх по дороге, то мы без труда поймали бы этого парня при выходе из рощи.
   — Запутанная история, чертовски запутанная, — вздохнул Штейн.
   Медленным шагом они дошли до ворот белой виллы, когда Сократ обратил внимание своего спутника на коренастую женщину, которая махала им рукой и наконец выбежала навстречу.
   — По-моему, это экономка Джефри, — сказал Сократ и подождал, пока запыхавшаяся женщина подошла к ним.
   — Я увидела вас из окна, — проговорила она.
   — Ну, что случилось? Нашелся мистер Джефри?
   — Нет, сэр. Но при уборке дома я обнаружила несколько странных вещей, которые хочу вам показать. Вы ведь из уголовной полиции?
   Сократ кивнул и последовал за объемистой дамой в дом, где она драматическим жестом открыла дверь в ванную комнату.
   — Вот. — Она указала пальцем на стул, на котором лежало нечто похожее на два носовых платка, они были крепко склеены чем-то друг с другом.
   — Где вы их нашли?
   — Под ванной. Я точно знаю, что они там не лежали, потому что я лично занимаюсь уборкой в ванной комнате.
   — Пятна крови, — сказал Сократ, протягивая Штейну один из окрашенных в темно-красные пятна носовой платок.
   — Это еще не все, — с торжествующим видом сообщила женщина. — Я стала думать над этим и вспомнила об аптечном шкафчике мистера Джефри, который, как у большинства господ, находится в ванной комнате.
   Она открыла дверцы белого лакированного настенной шкафчика и указала на разбросанные пузырьки и бинты.
   — Кто-то побывал в этом шкафчике, — и она указала на кровавый отпечаток пальцев, — что вы на это скажете?
   Сократ осторожно вынул клубок бинтов и под ними нашел открытый флакон с йодом, часть которого была пролита, по-видимому, в спешке, на полку, на что указывали высохшие коричневые пятна.
   — После этого я стала тщательно обыскивать все уголки, — сказала полная важности миссис Говард, — по-моему кто-то промывал свою рану под краном ванны.
   Маленькое пятно на безукоризненной белизне ванны доказывало правильность ее предположении.
   — Вы должны были стать сыщиком, миссис Говард, — пошутил Сократ и продолжил, обернувшись к Штейну — Итак, несомненно одно: мистер Джефри определенно возвращался сюда и обработал йодом свои раны. Почему же он не остался дома? Что заставило его снова исчезнуть?
   — В какое время мог здесь побывать мистер Джефри, миссис Говард? — спросил Штейн.
   — Об этом я не могу ничего сказать. Мы все, закончив свою работу, легли спать в обычное время и не имели никакого представления, что с мистером Джефри что-то случилось, пока нас не разбудила полиция в три часа утра.
   — Покажите мне теперь, пожалуйста, спальню, — попросил Сократ после того, как еще раз осмотрел все вокруг.
   Мистер Джефри был, как рассказывала экономка, очень аккуратным, почти педантичным человеком и всегда сам укладывал белье в гардероб.
   — Сначала мы осмотрим его костюмы, — предложил Сократ, останавливаясь у платяного шкафа. Второй костюм, который он снял с вешалки, мог испугать любого, сомневающегося в судьбе Джефри. Это был темный охотничий пиджак, левое плечо которого было жестким на ощупь.
   Сократ подошел с ним к окну.
   — Этот пиджак был на нем, когда его ранили, так как одно плечо совсем пропиталось кровью. Итак, мистер Джефри жив.
   — Но где же он?
   Сократ пожал плечами.
   — Мне кажется, что через один или два дня мы узнаем причину его исчезновения. Большое спасибо, миссис Говард, — обратился он к экономке. — И не беспокойтесь больше о своем хозяине.
   Четверть часа спустя Сократ стоял на крыльце «Принценгофа» и только теперь прервал свое молчание, которое хранил всю дорогу от белой виллы до дома Боба Штейна.
   — Это открытие освобождает от большой заботы, — заметил он в своей обычной спокойной манере.
   — Как это понимать? — спросил пораженный Штейн. — Вы так близко к сердцу принимали исчезновение Джефри?
   — К сердцу? Это, пожалуй, не совсем верное выражение. Однако благодаря тому, что Джефри находится в живых, я получаю отсрочку приговоренного к виселице. Потому что покушавшийся на Джона Менделя должен был сначала устранить Джефри, прежде чем взяться за меня.
   — Вас? Вас?.. — медленно повторил Штейн. — Следовательно, вы считаете, что вам угрожает опасность?
   — Я убежден в том, что он меня не пощадит и способ убийства, вероятно, будет довольно оригинальным для нас двоих, способ моего уничтожения должен быть очень привлекательным, — добавил он громко.
   Вскоре после их прихода появились Молли и Лексингтон.
   Боб Штейн предоставил Молли самую лучшую комнату в доме — большую, с видом на парк. Молли была обрадована известию о ее друге.
   — Он находится где-нибудь поблизости? — спросила она Сократа во время послеобеденной прогулки.
   — Не думаю.
   — Но почему же он скрывается?.. Ведь он не совершил ничего плохого.
   — Нет, Молли. Мистер Джефри за последнее время ничего плохого не совершил.
   — За… за последнее время? — заикаясь спросила она.
   — У мистера Джефри позади тяжелая жизнь, — осторожно начал Сократ, может быть, сейчас наступил момент рассказать Молли о ее родстве с Джефри… — Однако вам следует подумать о том, мое дитя, что нынешнему мистеру Джефри вряд ли можно поставить в вину неблагоразумное поведение в молодости. Я уже сказал, у него была очень тяжелая жизнь, и по вине одного человека он испытывал много превратностей.
   Молодая девушка побледнела.
   — Не думаете ли вы, что он принимал участие в убийстве мистера Менделя?
   — Наоборот, он совершенно не виновен в этом, — успокоил ее Сократ. — Только у него есть маленькая тайна, которую необходимо раскрыть.
   — Но ведь это не причина, чтобы прятаться. Чего же он может бояться?
   — Повторения своего неприятного приключения, — серьезно проговорил он. — Ну, а теперь не ломайте свою хорошенькую головку. Вот идет Лексингтон, который гораздо лучше меня развлечет вас.
   — Тебя в гостиной ждет курьер из Лондона, Сок, — сказал он, и Сократ поспешил к дому.
   Курьер оказался служащим «Лондон Сюррей банка».
   — Наша дирекция послала меня по инициативе Скотленд-Ярда. Я веду счета мистера Джефри в филиале банка в Лофбури.
   — Одну минуту, — попросил Сократ и провел посетителя в столовую. Если вы ничего не имеете против, мы пойдем в сад или лучше всего к грядкам с капустными кочанами, которые если и имеют сердце, то не имеют ушей.
   Когда они очутились между грядками овощей, молодой служащий продолжал свой рассказ.
   — Мы прочли сообщение об исчезновении мистера Джефри, к сожалению, слишком поздно, так как за час до этого мы оплатили его чек на пятьсот фунтов. Вот он.
   — Кто его предъявил?
   — Наш кассир сказал, что сам мистер Джефри.
   — Не показалось ли кассиру что-нибудь необычным в поведении мистера Джефри?
   — Показалось, конечно. У него была толстая повязка на голове, и на вопрос кассира он ответил, что его сбил мотоциклист.
   — Он не говорил, что собирается уезжать?
   — Нет.
   Сократ задумчиво потер подбородок.
   — Могу ли я спросить, какой счет мистера Джефри?
   — Наш директор считает, что вам на этот вопрос я могу ответить. У него четыре тысячи фунтов наличными и еще значительная сумма в ценных бумагах. Мистер Джефри шесть лет назад получил наследство от своей очень зажиточной тетки, которая была нашей клиенткой, и таким образом сам стал нашим клиентом. Когда вчера наш директор прочел сообщение о его исчезновении, он счел за лучшее проинформировать об этом Скотленд-Ярд.
   — Большое спасибо за ваши труды, — сказал Сократ. — В том, что мистер Джефри жив, я убедился еще сегодня утром. Когда был предъявлен чек?
   — Вчера в половине двенадцатого и ввиду известия…
   Сократ удивленно посмотрел на него.
   — Известия? Что вы хотите этим сказать?
   — О, проклятие, — вырвалось у молодого человека. — Я совсем позабыл об этом. Взгляните сюда.
   Он повернул чек.
   Вплотную к перфорированной линии отреза тонким карандашом было написано следующее:
   «С. С. Не покидайте Молли. Д.»

Глава 16

   В том, что это сообщение предназначено именно ему, не было никакого сомнения. Джефри совершенно точно рассчитал что банк тотчас обратится в Скотленд-Ярд, и чек, таким образом, попадет в руки Смита.
   «С. С. Не покидайте Молли. Д.»
   Следовательно, молодой девушке угрожает опасность, и только самому Джефри было известно, в какой форме она проявится.
   — Простите меня, сэр — сказал молодой служащий, — ведь эта строчка обнаружена в кабинете директора. Мы всегда следуем обычаю осматривать чек, когда клиент выдает его сам, хотя в данном случае кассир не сделал этого. И когда чек попал в кабинет директора, он наткнулся на эту фразу.
   «Итак, — размышлял Сократ, — Джефри и далее намеревается оставаться в своем убежище и не в состоянии защитить Молли от грозящей ей опасности, которая, по его мнению, определенно существует».
   На одной из машин Штейна он отвез служащего банка на вокзал и вернулся как раз к ужину. Ни Штейну, ни своему брату он ничего не рассказал о причинах этого визита. Можно с полным правом утверждать, что трудно было найти более скрытного человека чем Сократ Смит, и едва ли нашелся бы второй такой человек, который настолько не нуждался бы в чьей-либо помощи. Он не считал нужным советоваться с кем бы то ни было, и Боб Штейн, который знал его привычки, сделал вывод, что открытие в ванной комнате Джефри сделало его таким молчаливым. Несмотря на свою замкнутость, Сократ с затаенной радостью наблюдал за безупречным поведением Штейна по отношению к Молли и Лексингтону. Видно, он решил больше не спорить с судьбой, примирился с тем, что эти двое предназначены друг для друга, и относился философски к этому.
   — Ну, старина, — зашумел он, когда Сократ пожелал ему доброй ночи, — эти три дня были для вас богаты событиями.
   — Три дня? — переспросил Сократ. — Они мне кажутся тремя годами.
   — Я говорил сегодня с Молли о «Фальдфрицене», — продолжал Штейн. — Она хочет выстроить новый дом и затем продать имение. Слишком много ужасных воспоминаний связано у нее с этим местом. Я согласился с ней.
   — Хотелось бы надеяться, что она не начнет строительство, пока я не закончу свои розыски.
   — Вы еще надеетесь найти какие-нибудь вещественные доказательства в мусоре среди руин?
   Сократ, смеясь, кивнул.
   — С того утра там на меня работают три человека под руководством способного лондонского чиновника, большого специалиста своего дела из Общества по оказанию помощи.
   — Ага. То-то я вчера заметил, что какие-то люди рылись там, и еще удивился, зачем они это делают. Мне все это кажется напрасной тратой времени.
   — Это и мое мнение, — присоединился к нему Сократ. — Но вы сами знаете, что иногда при кажущейся совершенно безнадежной работе может совершенно случайно попасть в руки ценнейший материал для всего следствия.
   На следующее утро, как обычно, он направился к «Фальдфрицену». Однако ничего ободряющего там не получил.
   — За всю мою жизнь я не встречал такого полного разрушения, как это, — гласил приговор лондонского специалиста. — Все деревянные части дотла сгорели.
   — А как обстоит дело с остатками письменного стола?
   — Я их тщательно просеял. Кстати, мистер Смит, не вы ли здесь бродили вчера ночью.
   — Я? Почему вы так решили?
   — Один из моих людей видел кого-то прогуливавшегося с карманным фонарем по пепелищу.
   — В котором часу это было?
   — Вскоре после десяти. Вот этот человек — он проживает там, в домике по ту сторону долины, — возвращался обратно из паба, который закрывается в половине двенадцатого. Он думал, что это вы и не обратил внимания на этого человека.
   Сократ опустил голову. Что нужно было этому незнакомцу на развалинах, что он искал?
   — Поручите с сегодняшнего дня кому-нибудь ночью дежурить здесь. И еще: рабочие ни в коем случае не должны пользоваться павильоном. Вчера я наблюдал, как двое из них расположились там на завтрак.
   — Я уже предупредил их, — ответил чиновник.
   Они медленно поднялись по дороге, ведущей к павильону.
   — Это очень ценный мрамор, — объяснил Сократ, открывая дверь в павильон. — Проклятье!..