Страница:
— Нет, — тихо выдохнула Анна.
— Да, — отрезал Сергей. — Эскорт, ужины с интимом, работа в стриптиз барах — вот на чем делает деньги Дэн.
— Нет, — упорно не веря тому, что слышит, повторила она.
— А знаешь ли ты… что он обманом продает наших девчонок за границу в публичные дома? Знаешь, сколько их в одной только Голландии? Нет? А ведь это еще наверняка не все: готов об заклад биться, что то же самое он делает и в других странах. Экспортирует, мать его! А ты спроси, пусть он скажет тебе, на какие деньги собирается тебя обеспечивать! Или тебе все равно?
— Я не верю тебе, — тихо, через силу, прошептала Анна.
— Я это предвидел, — жестко сказал Сергей. — Я же подлец, не то, что твой чистенький Дэн! Читай! — Он буквально силой подтащил Анну к столу, усадил в кресло, бухнул перед ней на стол увесистую папку. — Я снова поработал за тебя, я собрал весь материал по Дэну Смирнову, я опять «своровал у тебя сюжет», как ты выражаешься! Я первый — первый, слышишь? — все узнал про него. А ты даже не подумала о том, с кем собираешься связать свою жизнь! Чем он тебя купил? Деньгами? Шармом? Известностью? Своими тряпками? Говорят, ты неплохо смотрелась в его барахле в день премьеры коллекции! Он, видите ли, эстет! Он одной рукой девчонок продает, а другой иголку с ниткой держит, красоту женскую воспевает, создает свои нетленные шедевры! Как удобно устроился!
Анна прикрыла руками уши, зажмурила глаза, но голос Сергея все равно доходил до нее, и каждое слово было словно удар ножом.
— Ну, конечно! — орал Сергей, уже полностью перестав думать о том, что говорит. — Зачем тебе нужен Сергей Воронцов? Он не может дать тебе ни того, ни другого, ни третьего. У него нет своего теневого бизнеса, какая досада! А на то, что он тебя любит, тебе ведь глубоко наплевать, верно? Нет, он злодей, он вор! Ему только известность нужна! Ты мне нужна, ясно? Ты!!! А ты губишь себя! — Он рванул на себе галстук, как будто тот мешал ему дышать, и остановился посреди комнаты.
Анна открыла глаза. Ей все казалось нереальным: голос Сергея доносился до нее как невнятный гул. Только сердце билось громко, мучительно, отчаянно.
Она машинально уставилась на листы, рассыпанные перед ней на столе. Черные буквы на белом фоне слились и бумага казалась серой.
Как Дэн говорил? «Хорошо, что в моем бизнесе нет теневой стороны»? Значит, он лгал ей все это время, лгал, понимая, что она никогда не согласилась бы выйти за него, будь ей известно все? Тогда, в ресторане, он сказал ей, что и у него есть защитная броня. Знала бы она тогда, что за ней скрывается!
Анна все еще смотрела на лежавшие в беспорядке листы. И вдруг, как это бывает, если подержать над огнем бумагу, вместо чернил исписанную молоком, перед ней стали медленно-медленно проступать буквы. «Теневой бизнес… торговля людьми… эскорт… сеть стриптиз баров». В глазах у нее зарябило. Внезапно она резко встала из-за стола и, отшвырнув бумаги, бросилась вон из кабинета, закрыв лицо руками.
Белые листы, кружась, медленно ложились на пол. Сергей машинально начал подбирать их, а потом вдруг бросил.
— Бедная девочка, — сказал он, — она должна была узнать всю правду. Лучше сейчас, потом было бы поздно. — Затем помолчал и печально прибавил: — Теперь она всю жизнь будет меня ненавидеть. А я — всю жизнь любить ее.
Выбежав в коридор, Анна налетела на Бориса Алексеевича, поднимавшегося по лестнице.
— Торопишься на свидание? — пошутил шеф, он был в хорошем настроении.
Она взглянула на него как-то странно («дикими глазами», как определил шеф) и промчалась дальше, ничего не ответив.
Борис Алексеевич покачал головой и продолжил трудное восхождение. Помнится, раньше он прыгал через две ступеньки, а теперь это не получается из-за возраста, положения в обществе и солидного брюшка. Размышляя о тщетности всего сущего, он оторвал взгляд от своих ботинок и чудом избежал столкновения с Сергеем, мчавшимся сломя голову с той же скоростью, что и Анна. Однако на этот раз шеф оказался проворнее и, отскочив в сторону, поймал подчиненного за рукав.
— Ба, да это Воронцов! — обрадовался он. — Ну?
— Что — ну? — автоматически спросил Сергей, не разобравшись в том, чего от него хочет шеф.
— Как там насчет сюжета-то? Готов? — поинтересовался Борис Алексеевич.
Воронцов посмотрел на него такими же дикими глазами, как Анна, вырвался и побежал дальше. Шеф с досадой хлопнул себя по ляжкам.
— Да вы что, с ума посходили все, что ли? — заорал он вниз, в лестничный пролет. Но никто из тех, к кому он обращался, его уже не услышал.
День спустя Алексей и Лилечка, ничего не подозревающие о том, что случилось с Анной, мирно завтракали на кухне. Алексею очень нравилось здесь сидеть. Все вокруг было такое милое и уютное, что уходить с кухни не хотелось. На окнах висели простенькие занавесочки в красную клетку, стояли цветы. Холодильник тихо гудел, на плите пел чайник, на столе исходили паром пирожки.
— А давай пойдем сегодня выбирать коляску, — предложила Лилечка.
Алексей, еще секунду назад мирно помешивавший сахар в чашке с кофе, с удивлением воззрился на жену:
— Что с тобой?
— А что? — спросила Лилечка невинным тоном и слегка невнятно: она была занята тем, что добросовестно уничтожала очередную порцию ненавистного творога с молоком. Раз ребенку это надо, значит надо. Умри, но все съешь!
— Помнится, еще не так давно ты доказывала мне, что надо верить приметам. Если не ошибаюсь, то, по твоим же словам, покупать коляску заранее — примета очень плохая.
Лилечка аккуратно отложила ложку и встала. Выпрямившись, она, несмотря на свой невысокий рост, выглядела очень солидно, наверное, из-за округлившегося живота, который с каждым днем становился все заметнее.
— Я, к твоему сведению, жена юриста, — сказала она, разглаживая на животе складки халатика. — А ты как мне говорил? «Моя дорогая, примет не существует, и верить в них не стоит. Верь фактам».
У Лилечки получилось так похоже на наставления Алексея — даже голос его удачно передразнила, — что он не выдержал и рассмеялся.
— Ты сейчас напоминаешь мне судью с большим стажем работы. По крайней мере уже успела отрастить себе точно такой же живот, — пошутил он.
Лилечка хмыкнула.
— Когда мужчина ждет ребенка, у него, кажется, не наблюдается таких симптомов… Ой, Леш! вдруг вскрикнула она, прижимая руки к животу.
— Что случилось? — Алексей стремительно вскочил, чуть не опрокинув при этом стол. — Тебе нехорошо? — спросил он и вдруг замолчал, глядя на жену.
Лицо Лилечки будто озарилось внутренним светом. Она улыбалась, а на ресницах почему-то повисли слезинки. Она вообще легко могла расплакаться, но сейчас это были слезы счастья, Алексей мог бы в этом поклясться.
— Потрогай, — тихонько, словно боясь спугнуть того, кто ждал своего появления на свет, предложила Лилечка. — Чувствуешь?
Алексей поспешно приложил руку к ее животу. Сначала он ничего не ощутил, а потом… Потом оттуда, изнутри, что-то мягко толкнуло его в ладонь.
— Чувствуешь? — Слезы, которые Лилечка не в силах была остановить, лились и лились.
— Он зашевелился, — выдохнул Алексей.
— Будто рыбка плеснула, — тихонько пояснила она. — А ты еще говоришь, что не надо покупать коляску заранее! Смотри, он уже толкается. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как этот парень запросится в большой мир. Надо быть готовыми.
— Ты права, пойдем, — согласился Алексей.
В большом магазине «Для детей» они долго ходили по просторным залам, присматривали, выбирали, спорили.
— Ты не устала? — то и дело заботливо спрашивал Алексей.
— Нет-нет, — успокаивала его Лилечка. — Со мной все в порядке. Ой! А вот эта, смотри! — Она быстро подошла к коляске, показавшейся ей особенно симпатичной. — Может быть, вот эту? Ой, да она с зонтиком! И с сумочкой!
— Лилечка, милая, — засмеялся Алексей. — Ну зачем такому малышу еще и зонтик?
— Как ты не понимаешь! — всплеснула руками она. — А если дождь? А жара? Зонтик просто необходим! А в сумочку можно будет класть всякие мелочи: бутылочку, соску. Это очень полезная вещь! — авторитетным тоном Винни-Пуха из мультфильма заключила Лилечка.
— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Алексей. — Только прошу тебя, не нужно этой дикой расцветки! Малиновые розы на фиолетовом фоне! Ужас! Вон та, в синюю клеточку, почти такая же, но намного лучше смотрится.
— Пожалуй, ты прав, — решила Лилечка, критически разглядывая оба экземпляра.
Раздался тихий, но настойчивый писк мобильника. Лилечка нахмурилась.
— Надеюсь, не с твоей работы, — заметила она. — Это было бы некстати. А может быть, — Лилечкины глаза сверкнули бесовским лукавством, — сделаем вид, что нас нет?
Алексей вздохнул, но мобильник все-таки достал: это мог быть клиент.
— Алло, я вас слушаю, — сказал он.
— Леша. — Это был тихий и какой-то надломленный голос, по которому Алексей не сразу узнал Анну.
— Аня? — спросил Алексей. Он никогда бы не подумал, что эта сильная женщина может говорить таким голосом.
— Что-то случилось? — забеспокоилась Лилечка.
— Аня, в чем дело? — тоже с тревогой поинтересовался Алексей.
— Извини, если помешала своим звонком…
— Да бог с тобой, о чем ты говоришь!
— Мне крайне необходимо с тобой встретиться. Ты… — Алексей готов был поклясться, что голос Анны задрожал от слез, — ты очень хороший юрист, Леша. Мне нужно поговорить с тобой… как с юристом. Приходи, когда сможешь.
— Что все-таки случилось? — переспросил еще раз он, но Анна уже положила трубку. — Думаю, что у Анны какие-то неприятности, — осторожно сообщил Алексей жене. — Надо бы съездить к ней. Ты разрешишь? — Он очень боялся, что Лилечка начнет волноваться.
Но ошибся. Глядя прямо ему в глаза, она улыбнулась и спокойно ответила:
— Конечно, ты должен ехать к ней, ведь она наш лучший друг. Знаешь, мне даже совестно, что мы, со своим маленьким счастьем, совсем забыли про нее. И не беспокойся за меня, — добавила Лилечка. — Я заплачу за коляску и за то, чтобы ее доставили на дом. А когда ты вернешься, то обо всем мне расскажешь, хорошо? Или, может быть, мне поехать с тобой? Я вполне могу это сделать, мне не трудно!
— Да нет, не стоит. Тебе пора отдыхать, к тому же Анна, как я понял, хочет попросить у меня юридической консультации. Давай я вызову тебе такси, милая.
— Не надо, я сама, а ты поезжай, и, если с Анной что-то случилось, передай ей от меня, что я всегда помогу ей, чем смогу.
— Ну конечно, и я тоже, — сказал Алексей. — Мы оба поможем ей, если это потребуется.
Последнее, что помнила Анна — это листы бумаги, кружащиеся по комнате и с тихим шелестом ложащиеся на пол, ей под ноги. Листы, на которых черным по белому был написан приговор ее любви, ее жизни.
Она забыла, как мчалась вниз по лестнице, даже столкновение с Борисом Алексеевичем совершенно стерлось из ее памяти.
Потом она шла, бежала, плелась и снова шла, снова бежала. Анна не знала, куда идет, не узнавала улиц, не воспринимала людей. Пару раз до ее сознания донеслись слабые, далекие звуки гудков автомобилей, и невдомек ей было, что она перебегала улицу на красный свет, а водители машин еле успевали затормозить, отчаянно нажимая на клаксоны. Дома, люди, машины, деревья — все поблекло, солнца не было видно. Реальность, которую видела Анна, была подернута плотной серой душной пленкой, не дающей дышать; перед глазами плясали противные мелкие черные точки. Бессознательно она еще понимала, что всего несколько минут назад был ясный день, но сейчас, как ни старалась, не видела солнечных лучей, не могла вернуть себе ощущение радости и счастья, еще недавно обуревавших ее. Все это в один миг кончилось.
— Вам плохо?
Анна бессильно прислонилась плечом к фонарному столбу, с трудом сфокусировала взгляд на какой-то пожилой женщине. Кажется, именно она вывела ее из ступора. Анна расстегнула верхнюю пуговицу пальто — ей казалось, что воротник душит ее, — и попыталась улыбнуться. Ну-ка, как она это делала? Вроде бы еще совсем недавно говорила: «С вами была Анна Черкасова, ТВР, Москва» — и улыбалась вот так, да, так. Анна не знала, что со стороны ее улыбка, жалкая, кривая, выглядит как застывшая маска отчаяния.
— Может быть, вам помочь? — спросила женщина.
— Нет… не надо, — с трудом проговорила она. — Все не так уж и плохо, как может показаться.
— А то, может, «скорую» вызвать? Что-то вы бледная очень, даже зеленая совсем, — участливо предложил кто-то.
Вокруг Анны уже успела сбиться небольшая кучка народу. Все негромко переговаривались, переспрашивали, подталкивали друг друга локтями, кивали в ее сторону. Их шепот доносился до нее то тихим-тихим шелестом, то резким омерзительным шипением. Сердце замерло где-то в горле, и Анна никак не могла сглотнуть, чтобы оно вернулось на место, а она смогла бы нормально вдохнуть.
— Кто-нибудь, воды дайте!
— Возьмите у меня…
— Смочите платок, платок смочите!
— Подведите ее к скамейке. Не видите, что ли? Ей же присесть надо!
Через несколько минут Анна окончательно пришла в себя, обнаружив с удивлением, что сидит на скамейке, а на лбу у нее влажный платок. Первая осознанная, полностью продуманная мысль была о том, что нашлись люди, которые не бросили ее, совсем для них незнакомую, одну, помогли, привели в чувство. Она обвела благодарным взглядом всех этих людей, которые больше не сливались для нее в серую безликую массу, увидела их лица, сочувствующие, слегка испуганные. «Здорово же я, наверное, выгляжу, раз они так на меня смотрят», — подумала Анна.
— Спасибо, мне уже намного лучше, — внятно проговорила она.
Та самая пожилая женщина склонилась над ней. «У нее доброе лицо, — отметила Анна. — И глаза добрые, улыбаются».
— Что-то можно для вас сделать? — поинтересовалась женщина.
— Нет… то есть да, — слабо выговорила Анна, почувствовав усталость и тупую ноющую боль в ногах. Кажется, она очень долго шла. — Если можно, вызовите, пожалуйста, такси, я поеду домой.
— А какой адрес назвать? — спросил мужчина, кинувшийся было к автостраде, но остановившийся на полпути.
Анна назвала свой адрес.
— Я сейчас прямо с работы, и мне нужно домой, — пояснила она. — Знаете ТВР? Я работаю там.
Мужчина посмотрел на нее как-то странно. Лишь впоследствии, кое-что припомнив и сопоставив, Анна поняла, что прошла пешком не меньше десяти километров, сделав большой крюк. Обычно путь от работы до дома занимал у нее не более получаса, если она не ленилась пройтись пешком.
Чуть покачиваясь на мягком сиденье в такт движению такси, Анна подумала: «Когда-нибудь сделаю сюжет о людях. Просто о людях, самых обычных, тех, кто способен помочь первому встречному… А ведь никто из них меня не узнал». Это было немудрено: вряд ли было что-то общее между блестящей красивой тележурналисткой и этой постаревшей, сгорбившейся, растрепанной женщиной с мертвыми глазами.
Дома она почувствовала себя лучше. Родные стены помогают. Анна, наверное, раз сто слышала эту поговорку, но только сегодня поняла ее смысл. Она прошла в гостиную, села на диван, мельком подумала, что с этого самого дивана и началась та история, которая сегодня закончилась полнейшим крахом. Как раз тогда, в тот день, когда они с Алексеем пошли в ресторан и когда ей позвонил шеф, она вот так же села на диван, только еще телевизор включила. Ирония судьбы: все началось с физиономии Воронцова и ею же закончилось.
Рыжий Котька, чуя неладное, прыгнул на колени своей хозяйки и устроил целый концерт: он громко мурлыкал, выгибал спину и даже лизнул Анне руку, на которую скатилась слезинка: показывал, что он-то здесь, он не предаст. Анна грустно улыбнулась, почесала ему между ушами. Да, Котька ее понимает, знает, что у нее на душе творится.
Прошел не час и не два, прежде чем Анна окончательно пришла в себя. Наверное, она и в самом деле железная женщина, подумалось ей, раз может после гибели своей любви жить, думать и даже что-то чувствовать. Бережно сняв котенка с колен, Анна прошла на кухню, сварила кофе. Кажется, никогда еще она не делала это так медленно и тщательно. Загадала: если сможет проделать все без единой ошибки, а затем, глотнув немного кофе, ощутить его вкус, значит, жизнь продолжается.
Жизнь продолжалась. Анна пила обжигающий кофе медленными глотками и отстраненно думала о том, что ей снова придется привыкать к одинокой жизни. Вообще-то Анне всегда нравилась такая жизнь. У нее были мужчины, и, порывая с ними, она, помнится, часто испытывала даже смутное чувство облегчения: можно было вернуться к привычному укладу, быть самой себе хозяйкой. Только однажды она вот так же долго не могла прийти в себя — когда погиб Олег. Но то был просто несчастный случай, а тут все гораздо сложнее: любимый человек, оказавшийся подлецом, темная и непонятная история, связанная с его именем. Ложь, любовь, скрытность, беззащитность — да все, что угодно, черт возьми! — смешались во что-то невообразимое, непонятное, густо-черное, клейкое, противное, пристающее к рукам, к душе, к мыслям.
Все кончено.
Нет, не все. Дэн прислал ей тот букет, Дэн просил прощения и только он, виноватый в том, что случилось, не знает, что Анне уже все известно.
Она закурила. Помнится, Дэн говорил, что она, Анна, носит защитную броню. Сейчас, через считанные минуты, он поймет, какая она прочная. Мысленно приказав себе сосредоточиться и досчитав для верности до двадцати, Анна сняла трубку и набрала знакомый номер. Ее сердце уже было не сердцем, а камнем, взгляд — два острых клинка, тело заковано в блестящие, отливающие серебром латы. «Мифрильная броня». И почему ни к селу, ни к городу в такую минуту вспомнился Толкиен? На гнома она никак не тянет, да и на хоббита вроде не похожа.
В трубке раздались длинные гудки, потом послышался щелчок.
— Дэн, — хотела спросить, но не спросила, а просто сказала Анна.
— Анна! — радостно отозвался он, и она почувствовала от этого острую боль. — Я так переживал! Ты уже получила мой букет? Так я прощен?
— Дэн, — произнесла она безо всякого выражения. — Все кончено.
В трубке воцарилось молчание. Потом Дэн заговорил:
— Неужели ты способна быть такой жестокой из-за недоразумения? Я был уверен, что ты гораздо великодушнее. Тем более, я же признал, что виноват. Твои друзья — это твои друзья, я больше не стану судить их и навязывать тебе свое мнение.
— Дэн, — стиснув зубы, чтобы не закричать, медленно проговорила Анна, — дело не в друзьях.
— Не в них? А в чем же тогда? — оторопел он.
— Пусть тебе ответит твоя совесть, — глухим голосом сказала она.
— О чем ты? Я не понимаю! — заволновался он.
— Тем хуже для тебя, — ответила Анна и положила трубку.
Через минуту раздался телефонный звонок, а потом еще один, и еще, и еще. Анна насчитала их двадцать четыре, а затем просто сняла трубку и положила ее рядом с телефоном, еще немного подумала и вообще отключила телефон. Теперь, в полной тишине можно подумать о том, что делать дальше. А что-то делать нужно. Нет, даже не делать — решительно действовать.
Через час Анна — видимо, приняв какое-то решение, — рылась в старых записных книжках. Еще через двадцать минут, отчаявшись обнаружить то, что искала, она набрала номер Валета, случайно оказавшийся записанным на полях какой-то тетрадки: когда-то Валет пытался приударить за ней, но безуспешно.
— Алло, Жора, — спокойно произнесла в трубку. — У меня к тебе один вопрос. Ты, случайно, не знаешь телефона Воронцова?
— А, королева! — произнес с ехидцей Валет, наверное, до сих пор не мог простить ей того, что в свое время получил отставку. — Наше вам с кисточкой! А через почему такое вам понадобился господин Воронцов? Вам уже надоел ваш ку-тю-рье? — со смаком выговорил он. — Но зачем же вам тогда непременно Воронцов? Может, лучше приду я, а?
Я умею обращаться с женщинами и совершенно не отразим!
— Жора, — все так же спокойно сказала Анна, — засунься… — и неожиданно для самой себя прибавила длинное непечатное ругательство. — Ну, и чего ты ждешь? Телефон! Живо!
В трубке судорожно икнули.
— Ну че ты, че вы? — неуверенно забормотал Валет, не зная, как обращаться к этой женщине. — Шуток, что ли, не понимаешь? Ну сейчас, дам я тебе… вам его номер. Не ори… те только.
— Сергей, — говорила Анна в трубку еще через несколько минут. — Я знаю, что мы не выносим друг друга, и все-таки хочу попросить тебя кое о чем. Ты не мог бы приехать ко мне и дать мне посмотреть все эти документы еще раз?
Через полчаса Сергей уже сидел на диване в ее гостиной и, выкуривая сигарету за сигаретой, рассказывал ей, как вел расследование.
— Понимаешь, их там, девчонок наших… что хотят, то и делают… — бессвязно, но горячо и искренне говорил он. — Ты же знаешь, меня особенно ничем не проймешь, но и я даже… Словом, страшно.
«Да, он не врет, — думала Анна. — Это сразу видно. Он потрясен не меньше меня». А вслух спросила:
— Почему же ты не понес этот материал Борису Алексеевичу? Повышение было бы тебе обеспечено, я первая тебя поздравила бы, — в голосе ее звучала горечь.
— Потому что, — начал Сергей и вдруг запнулся. Как объяснить ей, что он любит ее, что понял это так внезапно и теперь готов ради нее на все?
Впрочем, все это прекрасно уложилось бы в три слова, в заветные три слова, такие короткие и такие значимые. Надо только сказать «Я тебя люблю». Сейчас? Нет, это невозможно. — Потому что, видишь ли, — он собрался с духом и заговорил дальше, — то, что я узнал, в первую очередь касается тебя. Признаюсь, что, начиная это расследование, я думал насолить тебе, но когда все понял и узнал, что ты и… он, — Сергей не осмелился назвать Дэна Смирнова по имени, — вместе, то…
— Понятно, — отозвалась Анна. — Я, наверное, должна сказать тебе спасибо за то, что ты раскрыл мне глаза на все. Я могу подержать эти документы у себя денек? Просто хочу снять с них копии, если ты, конечно, не возражаешь, — Она мрачно усмехнулась. — Не бойся, — добавила едко, — воровать сюжеты — не мой стиль. Прости, — тут же пояснила она, — я так привыкла видеть в тебе врага, что мне трудно разговаривать с тобой нормально.
— И все-таки ты смогла это сделать, — неожиданно твердым голосом заявил Сергей. — Знаешь, я только на днях это понял, но, наверное, чувствовал это уже очень давно. Словом, я тебя… — Решимость изменила ему. Нет, не может он признаваться в любви в такой момент. — В общем, — закончил он, — я рад, что ты меня больше не ненавидишь.
Анна в упор посмотрела на него, ее зеленые глаза были холодными.
— Ты все понял неправильно, — сказала она ровно. — Я по-прежнему ненавижу тебя.
На следующий день, не поспав ночью ни минуты, позвонила Алексею.
— Оказывается, я не такая уж и сильная, — горько усмехнулась Анна, закуривая очередную сигарету. — Честно говоря, то, что я узнала, просто подкосило меня.
Пепельница была полна окурков, в комнате висела завеса сигаретного дыма, но ни Анна, ни Алексей не обращали на это ни малейшего внимания, только Котька отчаянно расчихался и с самым обиженным видом уполз под шкаф.
Алексей посмотрел на Анну с жалостью, которую, впрочем, постарался скрыть: она ведь не любит, когда ее жалеют, просто терпеть не может. И все держит в себе. Вот и сейчас у нее такое горе, а она просит у него консультации, как у юриста, не более того.
— Ты сильная, — тихо, но твердо возразил он. — Ты молодец, держишься.
— Вот уж не думала я десять лет назад, что когда-нибудь мне еще раз доведется пережить такое.
Алексей понял, что Анна говорит о гибели Олега, но промолчал.
— Понимаешь, — глухо пояснила она, — я так ему верила, так его любила, а он…
Алексей положил руку ей на плечо, слегка привлек ее к себе.
— Анна, попробуй понять одну вещь: не заслуживает он того, чтобы ты так из-за него убивалась.
Она отодвинулась, посмотрела ему в глаза.
— Ты что, ничего не понял? Тут дело даже не в моих чувствах, не в моей любви к Дэну, которая все еще существует, несмотря даже на его подлость. Знаешь, что самое страшное во всем этом для меня? — Анна порывисто схватила Алексея за руку. — То, что на одной чаше весов Дэн, с которым еще совсем недавно у меня было связано все самое хорошее, самое приятное… Знаешь, за несколько минут до того, как я обо всем узнала, он прислал мне цветы. — Не выдержав, она закрыла лицо руками, плечи ее задрожали.
— Поплачь, — посоветовал Алексей, нежно проведя рукой по ее волосам. — Тяжело быть железным человеком, правда? Ты слишком долго держала себя в руках. Не надо этого делать больше, прошу тебя.
— А на другой чаше весов, — через силу продолжила Анна, смахивая слезы и уже сердясь на себя за эту слабость, — на другой все эти девчонки, запуганные, измученные, не знающие, как выбраться из трясины, в которую они угодили. И ведь они не сами туда попали, это подстроил Дэн, заработал на них деньги. Ты только подумай, деньги за торговлю женским телом! И на эти самые деньги он создавал коллекции одежды, и то платье, которое я надела в день премьеры, было, значит, тоже… грязное… — Не в силах продолжать, она вновь закрыла лицо руками и долго молчала. Наконец спросила: — Леша, скажи, что мне делать?
Он тяжело вздохнул:
— Как юрист?
— Да, — отрезал Сергей. — Эскорт, ужины с интимом, работа в стриптиз барах — вот на чем делает деньги Дэн.
— Нет, — упорно не веря тому, что слышит, повторила она.
— А знаешь ли ты… что он обманом продает наших девчонок за границу в публичные дома? Знаешь, сколько их в одной только Голландии? Нет? А ведь это еще наверняка не все: готов об заклад биться, что то же самое он делает и в других странах. Экспортирует, мать его! А ты спроси, пусть он скажет тебе, на какие деньги собирается тебя обеспечивать! Или тебе все равно?
— Я не верю тебе, — тихо, через силу, прошептала Анна.
— Я это предвидел, — жестко сказал Сергей. — Я же подлец, не то, что твой чистенький Дэн! Читай! — Он буквально силой подтащил Анну к столу, усадил в кресло, бухнул перед ней на стол увесистую папку. — Я снова поработал за тебя, я собрал весь материал по Дэну Смирнову, я опять «своровал у тебя сюжет», как ты выражаешься! Я первый — первый, слышишь? — все узнал про него. А ты даже не подумала о том, с кем собираешься связать свою жизнь! Чем он тебя купил? Деньгами? Шармом? Известностью? Своими тряпками? Говорят, ты неплохо смотрелась в его барахле в день премьеры коллекции! Он, видите ли, эстет! Он одной рукой девчонок продает, а другой иголку с ниткой держит, красоту женскую воспевает, создает свои нетленные шедевры! Как удобно устроился!
Анна прикрыла руками уши, зажмурила глаза, но голос Сергея все равно доходил до нее, и каждое слово было словно удар ножом.
— Ну, конечно! — орал Сергей, уже полностью перестав думать о том, что говорит. — Зачем тебе нужен Сергей Воронцов? Он не может дать тебе ни того, ни другого, ни третьего. У него нет своего теневого бизнеса, какая досада! А на то, что он тебя любит, тебе ведь глубоко наплевать, верно? Нет, он злодей, он вор! Ему только известность нужна! Ты мне нужна, ясно? Ты!!! А ты губишь себя! — Он рванул на себе галстук, как будто тот мешал ему дышать, и остановился посреди комнаты.
Анна открыла глаза. Ей все казалось нереальным: голос Сергея доносился до нее как невнятный гул. Только сердце билось громко, мучительно, отчаянно.
Она машинально уставилась на листы, рассыпанные перед ней на столе. Черные буквы на белом фоне слились и бумага казалась серой.
Как Дэн говорил? «Хорошо, что в моем бизнесе нет теневой стороны»? Значит, он лгал ей все это время, лгал, понимая, что она никогда не согласилась бы выйти за него, будь ей известно все? Тогда, в ресторане, он сказал ей, что и у него есть защитная броня. Знала бы она тогда, что за ней скрывается!
Анна все еще смотрела на лежавшие в беспорядке листы. И вдруг, как это бывает, если подержать над огнем бумагу, вместо чернил исписанную молоком, перед ней стали медленно-медленно проступать буквы. «Теневой бизнес… торговля людьми… эскорт… сеть стриптиз баров». В глазах у нее зарябило. Внезапно она резко встала из-за стола и, отшвырнув бумаги, бросилась вон из кабинета, закрыв лицо руками.
Белые листы, кружась, медленно ложились на пол. Сергей машинально начал подбирать их, а потом вдруг бросил.
— Бедная девочка, — сказал он, — она должна была узнать всю правду. Лучше сейчас, потом было бы поздно. — Затем помолчал и печально прибавил: — Теперь она всю жизнь будет меня ненавидеть. А я — всю жизнь любить ее.
Выбежав в коридор, Анна налетела на Бориса Алексеевича, поднимавшегося по лестнице.
— Торопишься на свидание? — пошутил шеф, он был в хорошем настроении.
Она взглянула на него как-то странно («дикими глазами», как определил шеф) и промчалась дальше, ничего не ответив.
Борис Алексеевич покачал головой и продолжил трудное восхождение. Помнится, раньше он прыгал через две ступеньки, а теперь это не получается из-за возраста, положения в обществе и солидного брюшка. Размышляя о тщетности всего сущего, он оторвал взгляд от своих ботинок и чудом избежал столкновения с Сергеем, мчавшимся сломя голову с той же скоростью, что и Анна. Однако на этот раз шеф оказался проворнее и, отскочив в сторону, поймал подчиненного за рукав.
— Ба, да это Воронцов! — обрадовался он. — Ну?
— Что — ну? — автоматически спросил Сергей, не разобравшись в том, чего от него хочет шеф.
— Как там насчет сюжета-то? Готов? — поинтересовался Борис Алексеевич.
Воронцов посмотрел на него такими же дикими глазами, как Анна, вырвался и побежал дальше. Шеф с досадой хлопнул себя по ляжкам.
— Да вы что, с ума посходили все, что ли? — заорал он вниз, в лестничный пролет. Но никто из тех, к кому он обращался, его уже не услышал.
День спустя Алексей и Лилечка, ничего не подозревающие о том, что случилось с Анной, мирно завтракали на кухне. Алексею очень нравилось здесь сидеть. Все вокруг было такое милое и уютное, что уходить с кухни не хотелось. На окнах висели простенькие занавесочки в красную клетку, стояли цветы. Холодильник тихо гудел, на плите пел чайник, на столе исходили паром пирожки.
— А давай пойдем сегодня выбирать коляску, — предложила Лилечка.
Алексей, еще секунду назад мирно помешивавший сахар в чашке с кофе, с удивлением воззрился на жену:
— Что с тобой?
— А что? — спросила Лилечка невинным тоном и слегка невнятно: она была занята тем, что добросовестно уничтожала очередную порцию ненавистного творога с молоком. Раз ребенку это надо, значит надо. Умри, но все съешь!
— Помнится, еще не так давно ты доказывала мне, что надо верить приметам. Если не ошибаюсь, то, по твоим же словам, покупать коляску заранее — примета очень плохая.
Лилечка аккуратно отложила ложку и встала. Выпрямившись, она, несмотря на свой невысокий рост, выглядела очень солидно, наверное, из-за округлившегося живота, который с каждым днем становился все заметнее.
— Я, к твоему сведению, жена юриста, — сказала она, разглаживая на животе складки халатика. — А ты как мне говорил? «Моя дорогая, примет не существует, и верить в них не стоит. Верь фактам».
У Лилечки получилось так похоже на наставления Алексея — даже голос его удачно передразнила, — что он не выдержал и рассмеялся.
— Ты сейчас напоминаешь мне судью с большим стажем работы. По крайней мере уже успела отрастить себе точно такой же живот, — пошутил он.
Лилечка хмыкнула.
— Когда мужчина ждет ребенка, у него, кажется, не наблюдается таких симптомов… Ой, Леш! вдруг вскрикнула она, прижимая руки к животу.
— Что случилось? — Алексей стремительно вскочил, чуть не опрокинув при этом стол. — Тебе нехорошо? — спросил он и вдруг замолчал, глядя на жену.
Лицо Лилечки будто озарилось внутренним светом. Она улыбалась, а на ресницах почему-то повисли слезинки. Она вообще легко могла расплакаться, но сейчас это были слезы счастья, Алексей мог бы в этом поклясться.
— Потрогай, — тихонько, словно боясь спугнуть того, кто ждал своего появления на свет, предложила Лилечка. — Чувствуешь?
Алексей поспешно приложил руку к ее животу. Сначала он ничего не ощутил, а потом… Потом оттуда, изнутри, что-то мягко толкнуло его в ладонь.
— Чувствуешь? — Слезы, которые Лилечка не в силах была остановить, лились и лились.
— Он зашевелился, — выдохнул Алексей.
— Будто рыбка плеснула, — тихонько пояснила она. — А ты еще говоришь, что не надо покупать коляску заранее! Смотри, он уже толкается. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как этот парень запросится в большой мир. Надо быть готовыми.
— Ты права, пойдем, — согласился Алексей.
В большом магазине «Для детей» они долго ходили по просторным залам, присматривали, выбирали, спорили.
— Ты не устала? — то и дело заботливо спрашивал Алексей.
— Нет-нет, — успокаивала его Лилечка. — Со мной все в порядке. Ой! А вот эта, смотри! — Она быстро подошла к коляске, показавшейся ей особенно симпатичной. — Может быть, вот эту? Ой, да она с зонтиком! И с сумочкой!
— Лилечка, милая, — засмеялся Алексей. — Ну зачем такому малышу еще и зонтик?
— Как ты не понимаешь! — всплеснула руками она. — А если дождь? А жара? Зонтик просто необходим! А в сумочку можно будет класть всякие мелочи: бутылочку, соску. Это очень полезная вещь! — авторитетным тоном Винни-Пуха из мультфильма заключила Лилечка.
— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Алексей. — Только прошу тебя, не нужно этой дикой расцветки! Малиновые розы на фиолетовом фоне! Ужас! Вон та, в синюю клеточку, почти такая же, но намного лучше смотрится.
— Пожалуй, ты прав, — решила Лилечка, критически разглядывая оба экземпляра.
Раздался тихий, но настойчивый писк мобильника. Лилечка нахмурилась.
— Надеюсь, не с твоей работы, — заметила она. — Это было бы некстати. А может быть, — Лилечкины глаза сверкнули бесовским лукавством, — сделаем вид, что нас нет?
Алексей вздохнул, но мобильник все-таки достал: это мог быть клиент.
— Алло, я вас слушаю, — сказал он.
— Леша. — Это был тихий и какой-то надломленный голос, по которому Алексей не сразу узнал Анну.
— Аня? — спросил Алексей. Он никогда бы не подумал, что эта сильная женщина может говорить таким голосом.
— Что-то случилось? — забеспокоилась Лилечка.
— Аня, в чем дело? — тоже с тревогой поинтересовался Алексей.
— Извини, если помешала своим звонком…
— Да бог с тобой, о чем ты говоришь!
— Мне крайне необходимо с тобой встретиться. Ты… — Алексей готов был поклясться, что голос Анны задрожал от слез, — ты очень хороший юрист, Леша. Мне нужно поговорить с тобой… как с юристом. Приходи, когда сможешь.
— Что все-таки случилось? — переспросил еще раз он, но Анна уже положила трубку. — Думаю, что у Анны какие-то неприятности, — осторожно сообщил Алексей жене. — Надо бы съездить к ней. Ты разрешишь? — Он очень боялся, что Лилечка начнет волноваться.
Но ошибся. Глядя прямо ему в глаза, она улыбнулась и спокойно ответила:
— Конечно, ты должен ехать к ней, ведь она наш лучший друг. Знаешь, мне даже совестно, что мы, со своим маленьким счастьем, совсем забыли про нее. И не беспокойся за меня, — добавила Лилечка. — Я заплачу за коляску и за то, чтобы ее доставили на дом. А когда ты вернешься, то обо всем мне расскажешь, хорошо? Или, может быть, мне поехать с тобой? Я вполне могу это сделать, мне не трудно!
— Да нет, не стоит. Тебе пора отдыхать, к тому же Анна, как я понял, хочет попросить у меня юридической консультации. Давай я вызову тебе такси, милая.
— Не надо, я сама, а ты поезжай, и, если с Анной что-то случилось, передай ей от меня, что я всегда помогу ей, чем смогу.
— Ну конечно, и я тоже, — сказал Алексей. — Мы оба поможем ей, если это потребуется.
Последнее, что помнила Анна — это листы бумаги, кружащиеся по комнате и с тихим шелестом ложащиеся на пол, ей под ноги. Листы, на которых черным по белому был написан приговор ее любви, ее жизни.
Она забыла, как мчалась вниз по лестнице, даже столкновение с Борисом Алексеевичем совершенно стерлось из ее памяти.
Потом она шла, бежала, плелась и снова шла, снова бежала. Анна не знала, куда идет, не узнавала улиц, не воспринимала людей. Пару раз до ее сознания донеслись слабые, далекие звуки гудков автомобилей, и невдомек ей было, что она перебегала улицу на красный свет, а водители машин еле успевали затормозить, отчаянно нажимая на клаксоны. Дома, люди, машины, деревья — все поблекло, солнца не было видно. Реальность, которую видела Анна, была подернута плотной серой душной пленкой, не дающей дышать; перед глазами плясали противные мелкие черные точки. Бессознательно она еще понимала, что всего несколько минут назад был ясный день, но сейчас, как ни старалась, не видела солнечных лучей, не могла вернуть себе ощущение радости и счастья, еще недавно обуревавших ее. Все это в один миг кончилось.
— Вам плохо?
Анна бессильно прислонилась плечом к фонарному столбу, с трудом сфокусировала взгляд на какой-то пожилой женщине. Кажется, именно она вывела ее из ступора. Анна расстегнула верхнюю пуговицу пальто — ей казалось, что воротник душит ее, — и попыталась улыбнуться. Ну-ка, как она это делала? Вроде бы еще совсем недавно говорила: «С вами была Анна Черкасова, ТВР, Москва» — и улыбалась вот так, да, так. Анна не знала, что со стороны ее улыбка, жалкая, кривая, выглядит как застывшая маска отчаяния.
— Может быть, вам помочь? — спросила женщина.
— Нет… не надо, — с трудом проговорила она. — Все не так уж и плохо, как может показаться.
— А то, может, «скорую» вызвать? Что-то вы бледная очень, даже зеленая совсем, — участливо предложил кто-то.
Вокруг Анны уже успела сбиться небольшая кучка народу. Все негромко переговаривались, переспрашивали, подталкивали друг друга локтями, кивали в ее сторону. Их шепот доносился до нее то тихим-тихим шелестом, то резким омерзительным шипением. Сердце замерло где-то в горле, и Анна никак не могла сглотнуть, чтобы оно вернулось на место, а она смогла бы нормально вдохнуть.
— Кто-нибудь, воды дайте!
— Возьмите у меня…
— Смочите платок, платок смочите!
— Подведите ее к скамейке. Не видите, что ли? Ей же присесть надо!
Через несколько минут Анна окончательно пришла в себя, обнаружив с удивлением, что сидит на скамейке, а на лбу у нее влажный платок. Первая осознанная, полностью продуманная мысль была о том, что нашлись люди, которые не бросили ее, совсем для них незнакомую, одну, помогли, привели в чувство. Она обвела благодарным взглядом всех этих людей, которые больше не сливались для нее в серую безликую массу, увидела их лица, сочувствующие, слегка испуганные. «Здорово же я, наверное, выгляжу, раз они так на меня смотрят», — подумала Анна.
— Спасибо, мне уже намного лучше, — внятно проговорила она.
Та самая пожилая женщина склонилась над ней. «У нее доброе лицо, — отметила Анна. — И глаза добрые, улыбаются».
— Что-то можно для вас сделать? — поинтересовалась женщина.
— Нет… то есть да, — слабо выговорила Анна, почувствовав усталость и тупую ноющую боль в ногах. Кажется, она очень долго шла. — Если можно, вызовите, пожалуйста, такси, я поеду домой.
— А какой адрес назвать? — спросил мужчина, кинувшийся было к автостраде, но остановившийся на полпути.
Анна назвала свой адрес.
— Я сейчас прямо с работы, и мне нужно домой, — пояснила она. — Знаете ТВР? Я работаю там.
Мужчина посмотрел на нее как-то странно. Лишь впоследствии, кое-что припомнив и сопоставив, Анна поняла, что прошла пешком не меньше десяти километров, сделав большой крюк. Обычно путь от работы до дома занимал у нее не более получаса, если она не ленилась пройтись пешком.
Чуть покачиваясь на мягком сиденье в такт движению такси, Анна подумала: «Когда-нибудь сделаю сюжет о людях. Просто о людях, самых обычных, тех, кто способен помочь первому встречному… А ведь никто из них меня не узнал». Это было немудрено: вряд ли было что-то общее между блестящей красивой тележурналисткой и этой постаревшей, сгорбившейся, растрепанной женщиной с мертвыми глазами.
Дома она почувствовала себя лучше. Родные стены помогают. Анна, наверное, раз сто слышала эту поговорку, но только сегодня поняла ее смысл. Она прошла в гостиную, села на диван, мельком подумала, что с этого самого дивана и началась та история, которая сегодня закончилась полнейшим крахом. Как раз тогда, в тот день, когда они с Алексеем пошли в ресторан и когда ей позвонил шеф, она вот так же села на диван, только еще телевизор включила. Ирония судьбы: все началось с физиономии Воронцова и ею же закончилось.
Рыжий Котька, чуя неладное, прыгнул на колени своей хозяйки и устроил целый концерт: он громко мурлыкал, выгибал спину и даже лизнул Анне руку, на которую скатилась слезинка: показывал, что он-то здесь, он не предаст. Анна грустно улыбнулась, почесала ему между ушами. Да, Котька ее понимает, знает, что у нее на душе творится.
Прошел не час и не два, прежде чем Анна окончательно пришла в себя. Наверное, она и в самом деле железная женщина, подумалось ей, раз может после гибели своей любви жить, думать и даже что-то чувствовать. Бережно сняв котенка с колен, Анна прошла на кухню, сварила кофе. Кажется, никогда еще она не делала это так медленно и тщательно. Загадала: если сможет проделать все без единой ошибки, а затем, глотнув немного кофе, ощутить его вкус, значит, жизнь продолжается.
Жизнь продолжалась. Анна пила обжигающий кофе медленными глотками и отстраненно думала о том, что ей снова придется привыкать к одинокой жизни. Вообще-то Анне всегда нравилась такая жизнь. У нее были мужчины, и, порывая с ними, она, помнится, часто испытывала даже смутное чувство облегчения: можно было вернуться к привычному укладу, быть самой себе хозяйкой. Только однажды она вот так же долго не могла прийти в себя — когда погиб Олег. Но то был просто несчастный случай, а тут все гораздо сложнее: любимый человек, оказавшийся подлецом, темная и непонятная история, связанная с его именем. Ложь, любовь, скрытность, беззащитность — да все, что угодно, черт возьми! — смешались во что-то невообразимое, непонятное, густо-черное, клейкое, противное, пристающее к рукам, к душе, к мыслям.
Все кончено.
Нет, не все. Дэн прислал ей тот букет, Дэн просил прощения и только он, виноватый в том, что случилось, не знает, что Анне уже все известно.
Она закурила. Помнится, Дэн говорил, что она, Анна, носит защитную броню. Сейчас, через считанные минуты, он поймет, какая она прочная. Мысленно приказав себе сосредоточиться и досчитав для верности до двадцати, Анна сняла трубку и набрала знакомый номер. Ее сердце уже было не сердцем, а камнем, взгляд — два острых клинка, тело заковано в блестящие, отливающие серебром латы. «Мифрильная броня». И почему ни к селу, ни к городу в такую минуту вспомнился Толкиен? На гнома она никак не тянет, да и на хоббита вроде не похожа.
В трубке раздались длинные гудки, потом послышался щелчок.
— Дэн, — хотела спросить, но не спросила, а просто сказала Анна.
— Анна! — радостно отозвался он, и она почувствовала от этого острую боль. — Я так переживал! Ты уже получила мой букет? Так я прощен?
— Дэн, — произнесла она безо всякого выражения. — Все кончено.
В трубке воцарилось молчание. Потом Дэн заговорил:
— Неужели ты способна быть такой жестокой из-за недоразумения? Я был уверен, что ты гораздо великодушнее. Тем более, я же признал, что виноват. Твои друзья — это твои друзья, я больше не стану судить их и навязывать тебе свое мнение.
— Дэн, — стиснув зубы, чтобы не закричать, медленно проговорила Анна, — дело не в друзьях.
— Не в них? А в чем же тогда? — оторопел он.
— Пусть тебе ответит твоя совесть, — глухим голосом сказала она.
— О чем ты? Я не понимаю! — заволновался он.
— Тем хуже для тебя, — ответила Анна и положила трубку.
Через минуту раздался телефонный звонок, а потом еще один, и еще, и еще. Анна насчитала их двадцать четыре, а затем просто сняла трубку и положила ее рядом с телефоном, еще немного подумала и вообще отключила телефон. Теперь, в полной тишине можно подумать о том, что делать дальше. А что-то делать нужно. Нет, даже не делать — решительно действовать.
Через час Анна — видимо, приняв какое-то решение, — рылась в старых записных книжках. Еще через двадцать минут, отчаявшись обнаружить то, что искала, она набрала номер Валета, случайно оказавшийся записанным на полях какой-то тетрадки: когда-то Валет пытался приударить за ней, но безуспешно.
— Алло, Жора, — спокойно произнесла в трубку. — У меня к тебе один вопрос. Ты, случайно, не знаешь телефона Воронцова?
— А, королева! — произнес с ехидцей Валет, наверное, до сих пор не мог простить ей того, что в свое время получил отставку. — Наше вам с кисточкой! А через почему такое вам понадобился господин Воронцов? Вам уже надоел ваш ку-тю-рье? — со смаком выговорил он. — Но зачем же вам тогда непременно Воронцов? Может, лучше приду я, а?
Я умею обращаться с женщинами и совершенно не отразим!
— Жора, — все так же спокойно сказала Анна, — засунься… — и неожиданно для самой себя прибавила длинное непечатное ругательство. — Ну, и чего ты ждешь? Телефон! Живо!
В трубке судорожно икнули.
— Ну че ты, че вы? — неуверенно забормотал Валет, не зная, как обращаться к этой женщине. — Шуток, что ли, не понимаешь? Ну сейчас, дам я тебе… вам его номер. Не ори… те только.
— Сергей, — говорила Анна в трубку еще через несколько минут. — Я знаю, что мы не выносим друг друга, и все-таки хочу попросить тебя кое о чем. Ты не мог бы приехать ко мне и дать мне посмотреть все эти документы еще раз?
Через полчаса Сергей уже сидел на диване в ее гостиной и, выкуривая сигарету за сигаретой, рассказывал ей, как вел расследование.
— Понимаешь, их там, девчонок наших… что хотят, то и делают… — бессвязно, но горячо и искренне говорил он. — Ты же знаешь, меня особенно ничем не проймешь, но и я даже… Словом, страшно.
«Да, он не врет, — думала Анна. — Это сразу видно. Он потрясен не меньше меня». А вслух спросила:
— Почему же ты не понес этот материал Борису Алексеевичу? Повышение было бы тебе обеспечено, я первая тебя поздравила бы, — в голосе ее звучала горечь.
— Потому что, — начал Сергей и вдруг запнулся. Как объяснить ей, что он любит ее, что понял это так внезапно и теперь готов ради нее на все?
Впрочем, все это прекрасно уложилось бы в три слова, в заветные три слова, такие короткие и такие значимые. Надо только сказать «Я тебя люблю». Сейчас? Нет, это невозможно. — Потому что, видишь ли, — он собрался с духом и заговорил дальше, — то, что я узнал, в первую очередь касается тебя. Признаюсь, что, начиная это расследование, я думал насолить тебе, но когда все понял и узнал, что ты и… он, — Сергей не осмелился назвать Дэна Смирнова по имени, — вместе, то…
— Понятно, — отозвалась Анна. — Я, наверное, должна сказать тебе спасибо за то, что ты раскрыл мне глаза на все. Я могу подержать эти документы у себя денек? Просто хочу снять с них копии, если ты, конечно, не возражаешь, — Она мрачно усмехнулась. — Не бойся, — добавила едко, — воровать сюжеты — не мой стиль. Прости, — тут же пояснила она, — я так привыкла видеть в тебе врага, что мне трудно разговаривать с тобой нормально.
— И все-таки ты смогла это сделать, — неожиданно твердым голосом заявил Сергей. — Знаешь, я только на днях это понял, но, наверное, чувствовал это уже очень давно. Словом, я тебя… — Решимость изменила ему. Нет, не может он признаваться в любви в такой момент. — В общем, — закончил он, — я рад, что ты меня больше не ненавидишь.
Анна в упор посмотрела на него, ее зеленые глаза были холодными.
— Ты все понял неправильно, — сказала она ровно. — Я по-прежнему ненавижу тебя.
На следующий день, не поспав ночью ни минуты, позвонила Алексею.
— Оказывается, я не такая уж и сильная, — горько усмехнулась Анна, закуривая очередную сигарету. — Честно говоря, то, что я узнала, просто подкосило меня.
Пепельница была полна окурков, в комнате висела завеса сигаретного дыма, но ни Анна, ни Алексей не обращали на это ни малейшего внимания, только Котька отчаянно расчихался и с самым обиженным видом уполз под шкаф.
Алексей посмотрел на Анну с жалостью, которую, впрочем, постарался скрыть: она ведь не любит, когда ее жалеют, просто терпеть не может. И все держит в себе. Вот и сейчас у нее такое горе, а она просит у него консультации, как у юриста, не более того.
— Ты сильная, — тихо, но твердо возразил он. — Ты молодец, держишься.
— Вот уж не думала я десять лет назад, что когда-нибудь мне еще раз доведется пережить такое.
Алексей понял, что Анна говорит о гибели Олега, но промолчал.
— Понимаешь, — глухо пояснила она, — я так ему верила, так его любила, а он…
Алексей положил руку ей на плечо, слегка привлек ее к себе.
— Анна, попробуй понять одну вещь: не заслуживает он того, чтобы ты так из-за него убивалась.
Она отодвинулась, посмотрела ему в глаза.
— Ты что, ничего не понял? Тут дело даже не в моих чувствах, не в моей любви к Дэну, которая все еще существует, несмотря даже на его подлость. Знаешь, что самое страшное во всем этом для меня? — Анна порывисто схватила Алексея за руку. — То, что на одной чаше весов Дэн, с которым еще совсем недавно у меня было связано все самое хорошее, самое приятное… Знаешь, за несколько минут до того, как я обо всем узнала, он прислал мне цветы. — Не выдержав, она закрыла лицо руками, плечи ее задрожали.
— Поплачь, — посоветовал Алексей, нежно проведя рукой по ее волосам. — Тяжело быть железным человеком, правда? Ты слишком долго держала себя в руках. Не надо этого делать больше, прошу тебя.
— А на другой чаше весов, — через силу продолжила Анна, смахивая слезы и уже сердясь на себя за эту слабость, — на другой все эти девчонки, запуганные, измученные, не знающие, как выбраться из трясины, в которую они угодили. И ведь они не сами туда попали, это подстроил Дэн, заработал на них деньги. Ты только подумай, деньги за торговлю женским телом! И на эти самые деньги он создавал коллекции одежды, и то платье, которое я надела в день премьеры, было, значит, тоже… грязное… — Не в силах продолжать, она вновь закрыла лицо руками и долго молчала. Наконец спросила: — Леша, скажи, что мне делать?
Он тяжело вздохнул:
— Как юрист?