Вот и сейчас Сергей шел к скамье, которую уже привык считать своей, но, выйдя из-за поворота, с неудовольствием обнаружил, что она занята. Какая-то женщина в темно-зеленом костюме сидела на ней, прикрыв глаза. Он как-то отстраненно подумал, что такой костюм не раз видел на Анне. И волосы такие же, густые, прямые, пепельные, свободно струящиеся по плечам.
И только тогда время вдруг остановилось — внезапно прозрев, он понял, кто сидит на этой скамье.
Анна медленно открыла глаза.
Они молча смотрели друг на друга, одинаково ошеломленные. Сергей опомнился первым.
— Здравствуй, — сказал он.
— Здравствуй, — отозвалась она.
«В первый раз спокойно сказала „здравствуй“, — подумал Сергей. Не промолчала, не отвернулась с презрением, не крикнула: „Я тебя ненавижу“, не прошла мимо, не сделала вид, что не замечает, даже не произнесла в его адрес ничего колкого в своей обычной манере. Просто поздоровалась. Наверное, это хороший знак».
— Ты разрешишь? — спросил он, указывая на скамью.
— Пожалуйста, — Анна хотела равнодушно пожать плечами, но вместо этого неожиданно для себя самой улыбнулась.
— Отсюда открывается хороший вид, тебе не кажется? — почти официальным тоном произнес Сергей.
Она почувствовала облегчение. Слава богу, он не спросил, тяжело ли ей сейчас, не полез с сочувствием, которое как раз сегодня ей и не нужно, не принес соболезнования в связи со смертью Дэна, не заговорил о работе или о том, как они в последнее время избегают друг друга. Нет, задал нейтральный вопрос, на который можно дать такой же нейтральный ответ.
— Да, — ответила Анна. — Мне здесь очень нравится.
— Это хорошо, — немного загадочно произнес Сергей и, увидев вопрос в ее глазах, пояснил: — Это мое любимое место.
— Ах, вот как? — задумчиво протянула Анна просто для того, чтобы что-нибудь сказать.
Некоторое время они сидели молча. У каждого в голове теснились свои мысли, но высказать их вслух было боязно.
— Послушай, — спросила вдруг Анна, — а почему ты вроде бы не очень испугался тогда, ну в той машине?
— Ты тоже вроде бы не очень боялась, по крайней мере, не тех типов на переднем сиденье, — заметил он и тут же добавил: — Извини, если сказал что-то не то.
— Да нет, ничего, — отмахнулась она. — Совсем ничего. Представляешь, сегодня первый день, когда мне не больно об этом вспоминать и даже говорить. Такое чувство, будто именно сегодня я перевернула еще одну страницу своей жизни, грязную, всю в кляксах и в помарках. А сейчас передо мной чистый белый лист, на котором можно писать все, что захочешь. Здорово, правда?
— Да, здорово, — согласился Сергей, глядя на нее. — А не испугался я потому, что экстремалыцик по натуре. Меня хлебом не корми, дай хотя бы разок с парашютом прыгнуть. Так что та поездка на машине, хоть и изрядно потрепала мне нервы, оказалась все-таки не такой уж и пугающей. Некогда мне было в тот момент думать о страхе: я на тебя смотрел, — признался он.
— А я и не знала, что ты любишь экстрим, — отозвалась Анна. — Да что вообще я про тебя знаю? Наверное, ничего.
— Ну нет, кое-что уж точно, — возразил Сергей, ив его глазах заплясали веселые искорки. — Что есть на ТВР такой отпетый тип, который для тебя все равно, что заноза в… Впрочем, опустим это. Он ворует у тебя сюжеты, поступает самым наглым образом и, по слухам, ведет недобропорядочный образ жизни. Не так уж и мало, правда? Анна невольно рассмеялась:
— Ну да. А еще на том же самом ТВР есть этакая железная леди, которая старается ни в чем не уступать отпетому типу, но это у нее получается только через раз.
— Ужасно, — заметил Сергей. — Хорошо, я теперь убедился, что ты совсем не такая… Между прочим, никто не знает, что я чуть ли не каждый вечер пишу письма матери.
— Или что у меня есть маленький рыжий кот, к которому я очень привязана, — сообщила Анна.
— У отпетого типа не может быть мамы, — подытожил Сергей.
— Равно как и кота у железной женщины, — добавила Анна.
— Стало быть, мы внутри все-таки белые и пушистые?
— Стало быть.
— А если это так, то, может, будем общаться, как положено белым и пушистым?
— По-моему, мы и так это делаем, — ответила Анна.
— И не будем спускать друг на друга собак? — уточнил Сергей.
— Только если ты перестанешь воровать мои сюжеты, — весело отозвалась Анна. Такая безобидная словесная пикировка неожиданно ей понравилась. Это было куда интереснее обычных выяснений отношений, которые вот уже столько лет происходили между ними минимум раз в неделю.
— Шантажистка, — вздохнул Сергей.
— Увы, — легко согласилась она.
— А можно мне немного побыть серьезным? — спросил Сергей.
— Это означает, что и мне надо перестать шутить? — осведомилась Анна, все еще не оставляя своего легкого поддразнивающего тона, скрывающего ее смятение. Она прекрасно понимала, о чем сейчас пойдет речь.
— Да. Но если ты не хочешь говорить, то просто послушай меня, ничего более, хорошо?
Анна кивнула и вся обратилась в слух, как примерная ученица.
— Ты так мило сказала о чистом листе, — начал Сергей, но не кажется ли тебе, — он помедлил, подбирая слова, — что одно место на предыдущей странице осталось недописанным?
Ну вот, началось!
— Да-да, я знаю примерно, что ты сейчас мне скажешь, — поспешно продолжил Сергей. — Что-нибудь вроде «заладил» или «опять он за свое». Но ты все-таки послушай, хорошо?
Анна села поудобнее и приготовилась слушать. Сергей уже набрал побольше воздуха, чтобы продолжить, но вместо этого замолчал, сокрушенно покачивая головой.
— Нет, не могу я так, — признался он тихо. — Слишком уж тяжело. Можно, я возьму тебя за руку? Это ведь ни к чему не обязывает, верно?
Анна промолчала. Сергей понял это как знак согласия и протянул руку. И тогда произошло чудо: ее маленькая мягкая ладонь легла в его, теплую и широкую.
— Все это началось не так уж, и давно, — глухо поведал Сергей. — Жил-был один молодой человек, который был занят тем, что искал себя. Его носило по жизни, как корабль по волнам, пока он, наконец, не понял, куда его тянет и что он способен делать лучше всего.
— И наверное, стал работать тележурналистом на ТВР? — тихо поинтересовалась Анна.
— Как ты догадалась? Впрочем, именно так. Ни о чем, кроме карьеры, он не думал, и если у него появлялись соперники, он старался расправиться с ними быстро и жестко. Это у него успешно получалось, пока единственным его соперником не осталась красивая женщина с холодными глазами.
— Ее, случайно, звали не Анной? — спросила она. Уголки ее губ дрогнули, в них появилась легкая, почти неуловимая улыбка.
— Может быть, пусть будет Анна. А наш неправильный молодой человек был таким ослом, что видел в ней всего лишь очередного врага, с которым нужно расправиться, и побыстрее, чтобы не иметь больше конкурентов.
— Женщина с холодными глазами, пожалуй, вела себя не лучше, — тихо призналась Анна.
— Пусть так, но это уже не важно. Наш герой делал все, чтобы достичь своей цели, а цель, по его глубокому убеждению, — Сергей улыбнулся насмешливо и горько, — всегда могла оправдать средства, даже самые некрасивые.
— Знаешь, — перебила его Анна, — мне почему-то кажется, что я знаю эту часть твоей истории. Расскажи мне, что было дальше.
— А дальше он понял, что любит ее. Это чувство появилось у него так незаметно, что сначала он и сам не мог в это поверить. А когда разобрался, та женщина была уже с другим.
— И переживала, как она думала, самую сильную любовь в своей жизни, — горько сообщила Анна.
— Да, наверное. А для молодого человека все было кончено… Нет, в то время он еще не оставил своих замашек. Пока окончательно не понял, что любит ту женщину, он по-прежнему старался сбросить ее с седла. Именно поэтому и подался в Амстердам. Он узнал, совершенно случайно, что не все так чисто с Дэном Смирновым, как кажется. Больше всего на свете ему хотелось раздобыть доказательства того, что на самом деле он купается в огромной грязной луже. А это означало бы, что та, которая была вместе с ним, тоже запачкана. Этот молодой человек весьма неосмотрительно предупредил своего шефа — не будем здесь называть его имя, потому что это несущественно, — что привезет из Амстердама бомбу невиданной величины, и когда она взорвется, то всколыхнет все на многие километры вокруг. И не так уж он был не прав, — Сергей невесело усмехнулся.
— Тогда почему же ты сначала пришел все-таки ко мне? — спросила Анна, как бы предлагая своим обращением перейти на личности.
— Потому что я понял, наконец, что люблю тебя, понял, как тебе будет тяжело узнать все потом, не из первых рук, потому что мне не хотелось, чтобы ты еще хотя бы минуту жила иллюзиями и ни о чем не подозревала. Сейчас, когда прошло уже столько времени и я увидел, как отразились на тебе последние события, я сотни раз спрашивал себя, стоило ли мне поступать так? Ты не представляешь, как я терзался из-за того, что мое глупое стремление обойти тебя понесло меня в Амстердам.
— Не надо, не вини себя, — попросила Анна. Она высвободила свою руку из ладони Сергея, но только затем, чтобы погладить его по плечу. — Я тоже о многом думала эти месяцы, и знаешь, к чему пришла? К тому, что все равно рано или поздно это раскрылось бы. Когда-нибудь я узнала бы всю правду, и все случилось бы так же. С той, может, разницей, что в эту историю не оказался замешан ты, а мне было бы намного больнее узнать правду. И, наверное, все обошлось бы без автобуса со взводом ОМОНа. Дэну удался бы его план. Вот и все.
— Не надо, не говори так! — взмолился Сергей. — Но так бы оно и вышло, — философски заметила Анна. — Именно так.
— Тогда я рад, что все получилось иначе и что ты подарила мне такое счастье.
— Зачем ты вспоминаешь об этом? — с досадой поинтересовалась Анна. — Ты же понимаешь, это был всего лишь мимолетный эпизод. Мы просто чудом избежали смерти, моя сила изменила мне, я была издергана до предела, вот и все. Послушай, я ведь теперь никогда не буду относиться к тебе как к своему врагу. А в остальном пусть все останется по-прежнему.
— Нет, — твердо заявил Сергей. — Я нашел свою любовь. Неужели ты думаешь, что теперь я ее упущу? Да ни за что! Плохо ты меня знаешь.
— Но для полной гармонии чувств надо, чтобы и я любила тебя, — заметила Анна.
— А разве ты не любишь? — спросил Сергей упавшим голосом.
— Нет, извини, — ответила она. — Может, давай больше не станем обращаться к этой теме?
— Я так не смогу, — признался он. — Я же вижу, что ты не честна сама с собой. Позволь кое-что тебе напомнить: тогда ты назвала меня любимым.
— Сережа… — беспомощно выдохнула Анна.
— Ну, вот! А сейчас ты назвала меня Сережей. Поправь меня, если я сказал что-то неверно, пожалуйста.
— Сережа, не надо, — взмолилась она.
— И тогда ты отвечала на мои ласки. Слышишь, отвечала! И не вздумай мне после всего этого говорить, что между нами была простая мимолетная связь. Ты любишь меня, я это вижу. А если и говоришь, что нет, то кривишь душой. И делаешь это из страха: боишься, что я окажусь типом еще почище этого самого Дэна и брошу тебя. Так? Только скажи мне честно!
Анна молчала. В душе она чувствовала, что Сергей прав, но страх все еще не покидал ее.
— Знаешь, — вдруг по-новому мягко произнес Сергей, — я, пожалуй, скажу тебе, почему эта скамейка — самое мое любимое место. Хочешь?
Она кивнула.
— В тот день, когда я прилетел из Амстердама, я не пошел на ТВР сразу, просто не смог. Почему-то я поехал в этот парк, сел на эту самую скамью и стал думать о моей любви к тебе. Я даже нацарапал твое имя на спинке скамьи, как мальчишка. Да вот оно!
— Значит, это сделал ты? — удивилась Анна. — Надо же, как иногда бывает: мечтаешь о чем-то, не подозревая, что все уже исполнилось.
— Ну-ка объясни, — потребовал Сергей.
— Кому? Тебе? Да ни за что! — Она не на шутку рассердилась из-за того, что ее тайные мысли оказались раскрытыми так недвусмысленно.
— Значит, ты все-таки хочешь быть любимой? — допытывался Сергей. — Хочешь? Ведь хочешь?
— Я не стану отвечать на такой вопрос, — пролепетала Анна.
— Ах, не станешь? Не станешь? Тогда я тебя заставлю. Ты всю жизнь считала, что я нахал, так вот: ты даже не представляешь, до какой степени. — Он взял Анну за плечи, резко притянул ее к себе и приник губами к ее губам. — И попробуй только повтори хоть раз, что не отвечаешь на мои ласки и что не любишь меня, — успел сказать он между двумя поцелуями.
— Люблю, — едва слышно шепнула Анна. — Люблю тебя, люблю…
Лилечка проснулась среди ночи в холодном поту, включила ночник. Кажется, ей приснился какой-то кошмар, потому что она кричала во сне. А может быть, и на самом деле вскрикнула и проснулась от своего же голоса, такое бывает.
Алексей заворочался, приоткрыл глаза.
— Что с тобой? — спросил он сонным голосом.
— Ничего, хороший мой, просто приснился дурной сон. Ты же знаешь отчего.
Алексей знал. Ничего особенного в этом действительно не было. Лилечка дохаживала последний, девятый месяц и нередко теперь плохо спала по ночам.
— Это всего лишь кошмар, — объяснила она, — успокойся, любимый. — И улыбнулась: Алексей уже спал, смешно уткнувшись лицом в подушку.
Лилечка вздохнула, выключила свет. Некоторое время она лежала и смирно глядела в темноту. Глаза уже начали сами собой закрываться, как вдруг живот сдавило болью. Это была какая-то особенная боль. Она поднялась волной, сжала живот со всех сторон, стала почти невыносимой и вдруг медленно отпустила. И тогда Лилечка наконец поняла, что именно ее разбудило и что это означает.
Она отдышалась, включила свет и слегка потрясла спящего мужа за плечо.
— Леша, проснись, — тихо позвала Лилечка. — Кажется, началось.
С Алексея мигом слетел весь сон.
— Что? Ты?…
— Да, — ответила она.
Странно было, что в этот момент Лилечка не чувствовала никакого страха. Она боялась раньше, не зная толком, как все случится, а теперь, когда почувствовала приближение родов, страх как-то сам собой прошел, и Лилечка вдруг поняла, что совершенно спокойна.
— Надо собираться? — испуганно спросил Алексей. Он явно переживал больше, чем она, да и немудрено это было: она думала только о ребенке, а он переживал за них обоих.
— Подожди, пока рано. Я побуду дома еще. Дай мне часы, пожалуйста.
Вспомнив, как ее учили справляться с болью, Лилечка стала дышать глубоко и свободно, и боль уже не казалась ей такой сильной, а в перерывах между схватками она клала руку на живот и говорила:
— Все будет в порядке, маленький, ты только потерпи. — А еще просила Алексея: — Поговори со мной, пожалуйста, поговори, не молчи.
И Алексей говорил. Наверное, переживая за жену и ребенка, который вот-вот должен был появиться на свет, в волнении нес полную чепуху, но ни он сам, ни Лилечка тогда этого не заметили. Она слышала его голос, видела его рядом с собой, а большего ей в этот момент и не нужно было.
— Ну все, пора, — сказала наконец Лилечка, поглядывая на часы. Интервалы между схватками становились все меньше, и стало ясно, что пора ехать в роддом. — Пойдем потихоньку.
— Я вызову машину, — Алексей бросился к двери.
— В это время суток? Не надо, здесь же недалеко, мы дойдем пешком, — спокойно возразила она. — Ты не волнуйся, — добавила ласково. — Я точно знаю, что все будет хорошо.
Волнение Алексея только придало Лилечке храбрости.
Потихоньку, с большими остановками, они дошли до роддома.
— Я останусь с тобой, — заявил Алексей. — Помнишь, ты когда-то просила меня об этом.
Но Лилечка подумала и покачала головой.
— Нет, — решительно заявила она, — не надо. Тебе незачем это видеть.
— Но ты же просила меня…
— Знаешь, — начала она и замолчала, пережидая боль, — рядом с тобой я сама стала смелее, чем раньше. Я справлюсь, точно тебе говорю.
И Алексей остался ждать в приемной, чутко прислушиваясь к каждому звуку, нервно выкуривая сигарету за сигаретой.
…Странно было, что Лилечка почти не чувствовала боли. Она все время думала о том, что ему, маленькому, сейчас гораздо тяжелее, чем ей самой, что он не хочет появляться на свет, входить в этот большой незнакомый мир. И она помогала ему, старалась, чтобы ему было легче, подчинялась указаниям акушерки, изо всех сил выталкивая его.
— А теперь вы можете расслабиться, — разрешила акушерка. Боль вдруг закончилась так же внезапно, как и началась. — Теперь уже все.
И все-таки первый плач ребенка застал Лилечку врасплох. Она даже не поняла в первую секунду, кто это закричал. Голос был басовитый и требовательный. И только когда ей положили на живот что-то маленькое, тяжелое и теплое, и она, коснувшись руками этого маленького и теплого, ощутила под руками бархатистую и нежную, как у гриба-масленка, кожицу, поняла, что он, долгожданный малыш, родился. И тогда она не смогла больше сдерживаться. Что-то перевернулось в ее душе, и Лилечка заплакала. Слезы лились у нее из глаз, и она не могла их остановить. Лилечка плакала от счастья, оттого, что целых восемь долгих часов громадным усилием воли держала себя в руках, и оттого, что напряжение, в котором она находилась так долго, наконец-то ее отпустило. — Ты что плачешь, деточка? — спросила акушерка. — Ты не плачь, не надо.
— Это я… от счастья, — пролепетала она. Когда Алексею разрешили пройти к ней в палату, она уже мирно спала. Некоторое время Алексей стоял рядом с ее кроватью и вглядывался в ее усталое лицо, а потом тихонько поцеловал в лоб. Лилечка даже не шевельнулась.
— Славный у вас мальчуган родился, — сказала акушерка. — И жена молодец: не все так держатся, как она. Ваша школа, наверное? Все они так: на вид хрупкие да нежные, кажется, палец уколют — целую неделю плакать будут, а на самом деле оказываются крепче многих.
— Да, она у меня — сокровище, — признался Алексей.
А на ребенка ему дали посмотреть через окошечко палаты для, новорожденных. Малыш крепко спал. Алексей смотрел на крохотное существо, туго завернутое в пеленки, и все не мог поверить, что перед ним — его сын, который когда-нибудь станет взрослым. Сейчас он был таким маленьким, что не умел даже держать головку, ее аккуратно придерживала рукой женщина в белом халате. Но он уже до смешного был похож на Лилечку и немножко на него самого, Алексея.
— Придете за ним в день выписки, на пятые сутки, — сообщила женщина в белом халате. — Больше вам заходить сюда нельзя.
Алексей шел по улицам. Уже начиналось утро, и уличные фонари гасли один за другим. «Как это все-таки странно, — думал он. — Девять месяцев Лилечка носила этого ребенка, мы ждали его с таким нетерпением, а теперь, когда все совершилось, я чувствую себя растерянным». Как относиться к этому крохотному существу в пеленках, Алексей решительно не знал. Вернее, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что у него родился сын, что его надо любить, но тут же вспоминал, что из-за этого малыша, который, туго спеленутый, пока похож скорее на какого-то червячка, чем на человека, Лилечке было больно. Словно наяву, снова и снова видел перед собой ее измученное лицо, с устало закрытыми глазами.
Очень скоро все изменится. Будут, конечно, и купания в ванночке, и прогулки с коляской, и первая улыбка, и первые попытки ползать, и первый лепет, и первые шаги, но это ведь будет потом и для Алексея начнется только через пять дней. А сейчас он все еще не знал, как относиться к тому, что произошло. Кажется, Алексей — он еле-еле смог признаться в этом самому себе и, конечно же, никогда не расскажет об этом Лилечке — испытывал что-то вроде страха. Сможет ли он стать для этого человечка хорошим отцом, выдержит ли ответственность, возложенную на него?
А еще Алексея мучили угрызения совести, но он продолжал думать с непонятной самому себе ревностью, что теперь Лилечка перестанет принадлежать ему одному. Ее жизнь уже нераздельно связана с едва успевшей начаться жизнью этого маленького существа, которое будет отнимать у нее все время, настойчиво требуя своего. Алексею было стыдно за свои мысли.
Он не знал, что многие отцы в первые дни после рождения ребенка чувствуют примерно то же самое, и некому было ему это объяснить. Он не представлял, сколько радости его и Лилечку ждет впереди, и еще не думал о том, как увлекательно будет следить за тем, как с каждым днем растет и меняется их с Лилечкой малыш. Но все это еще будет впереди, обязательно будет.
В день выписки Лилечка надела свое любимое синее платье. Оно очень ей шло, хотя сидело еще не очень хорошо. На шее у нее блестела золотая цепочка — подарок Алексея на Новый год. Лилечка то и дело прикасалась к ней, вспоминая, как обрадовалась, когда муж преподнес ей этот подарок.
Маленький Никитка — Лилечка и Алексей уже давно остановились на этом имени — протестующе орал во всю мощь своих легких, когда его облачали в распашонку, чепчик, надевали памперс, заворачивали в одеяло и красивый уголок с голубой каймой, обвязывали широкой традиционной синей лентой. Кожа у него заметно посветлела, а глаза, к великому удовольствию Алексея показались ему синими-синими, как у Лилечки. Впрочем, Лилечка сказала, что их цвет еще изменится.
Кого-то возле роддома встречали новоиспеченные дедушки и бабушки, кого-то — великое множество друзей и подруг. Лилечку и Алексея встретила Анна, держащая в руках большой букет роз. Она была не одна. Рядом с ней стоял Сергей.
ЭПИЛОГ
И только тогда время вдруг остановилось — внезапно прозрев, он понял, кто сидит на этой скамье.
Анна медленно открыла глаза.
Они молча смотрели друг на друга, одинаково ошеломленные. Сергей опомнился первым.
— Здравствуй, — сказал он.
— Здравствуй, — отозвалась она.
«В первый раз спокойно сказала „здравствуй“, — подумал Сергей. Не промолчала, не отвернулась с презрением, не крикнула: „Я тебя ненавижу“, не прошла мимо, не сделала вид, что не замечает, даже не произнесла в его адрес ничего колкого в своей обычной манере. Просто поздоровалась. Наверное, это хороший знак».
— Ты разрешишь? — спросил он, указывая на скамью.
— Пожалуйста, — Анна хотела равнодушно пожать плечами, но вместо этого неожиданно для себя самой улыбнулась.
— Отсюда открывается хороший вид, тебе не кажется? — почти официальным тоном произнес Сергей.
Она почувствовала облегчение. Слава богу, он не спросил, тяжело ли ей сейчас, не полез с сочувствием, которое как раз сегодня ей и не нужно, не принес соболезнования в связи со смертью Дэна, не заговорил о работе или о том, как они в последнее время избегают друг друга. Нет, задал нейтральный вопрос, на который можно дать такой же нейтральный ответ.
— Да, — ответила Анна. — Мне здесь очень нравится.
— Это хорошо, — немного загадочно произнес Сергей и, увидев вопрос в ее глазах, пояснил: — Это мое любимое место.
— Ах, вот как? — задумчиво протянула Анна просто для того, чтобы что-нибудь сказать.
Некоторое время они сидели молча. У каждого в голове теснились свои мысли, но высказать их вслух было боязно.
— Послушай, — спросила вдруг Анна, — а почему ты вроде бы не очень испугался тогда, ну в той машине?
— Ты тоже вроде бы не очень боялась, по крайней мере, не тех типов на переднем сиденье, — заметил он и тут же добавил: — Извини, если сказал что-то не то.
— Да нет, ничего, — отмахнулась она. — Совсем ничего. Представляешь, сегодня первый день, когда мне не больно об этом вспоминать и даже говорить. Такое чувство, будто именно сегодня я перевернула еще одну страницу своей жизни, грязную, всю в кляксах и в помарках. А сейчас передо мной чистый белый лист, на котором можно писать все, что захочешь. Здорово, правда?
— Да, здорово, — согласился Сергей, глядя на нее. — А не испугался я потому, что экстремалыцик по натуре. Меня хлебом не корми, дай хотя бы разок с парашютом прыгнуть. Так что та поездка на машине, хоть и изрядно потрепала мне нервы, оказалась все-таки не такой уж и пугающей. Некогда мне было в тот момент думать о страхе: я на тебя смотрел, — признался он.
— А я и не знала, что ты любишь экстрим, — отозвалась Анна. — Да что вообще я про тебя знаю? Наверное, ничего.
— Ну нет, кое-что уж точно, — возразил Сергей, ив его глазах заплясали веселые искорки. — Что есть на ТВР такой отпетый тип, который для тебя все равно, что заноза в… Впрочем, опустим это. Он ворует у тебя сюжеты, поступает самым наглым образом и, по слухам, ведет недобропорядочный образ жизни. Не так уж и мало, правда? Анна невольно рассмеялась:
— Ну да. А еще на том же самом ТВР есть этакая железная леди, которая старается ни в чем не уступать отпетому типу, но это у нее получается только через раз.
— Ужасно, — заметил Сергей. — Хорошо, я теперь убедился, что ты совсем не такая… Между прочим, никто не знает, что я чуть ли не каждый вечер пишу письма матери.
— Или что у меня есть маленький рыжий кот, к которому я очень привязана, — сообщила Анна.
— У отпетого типа не может быть мамы, — подытожил Сергей.
— Равно как и кота у железной женщины, — добавила Анна.
— Стало быть, мы внутри все-таки белые и пушистые?
— Стало быть.
— А если это так, то, может, будем общаться, как положено белым и пушистым?
— По-моему, мы и так это делаем, — ответила Анна.
— И не будем спускать друг на друга собак? — уточнил Сергей.
— Только если ты перестанешь воровать мои сюжеты, — весело отозвалась Анна. Такая безобидная словесная пикировка неожиданно ей понравилась. Это было куда интереснее обычных выяснений отношений, которые вот уже столько лет происходили между ними минимум раз в неделю.
— Шантажистка, — вздохнул Сергей.
— Увы, — легко согласилась она.
— А можно мне немного побыть серьезным? — спросил Сергей.
— Это означает, что и мне надо перестать шутить? — осведомилась Анна, все еще не оставляя своего легкого поддразнивающего тона, скрывающего ее смятение. Она прекрасно понимала, о чем сейчас пойдет речь.
— Да. Но если ты не хочешь говорить, то просто послушай меня, ничего более, хорошо?
Анна кивнула и вся обратилась в слух, как примерная ученица.
— Ты так мило сказала о чистом листе, — начал Сергей, но не кажется ли тебе, — он помедлил, подбирая слова, — что одно место на предыдущей странице осталось недописанным?
Ну вот, началось!
— Да-да, я знаю примерно, что ты сейчас мне скажешь, — поспешно продолжил Сергей. — Что-нибудь вроде «заладил» или «опять он за свое». Но ты все-таки послушай, хорошо?
Анна села поудобнее и приготовилась слушать. Сергей уже набрал побольше воздуха, чтобы продолжить, но вместо этого замолчал, сокрушенно покачивая головой.
— Нет, не могу я так, — признался он тихо. — Слишком уж тяжело. Можно, я возьму тебя за руку? Это ведь ни к чему не обязывает, верно?
Анна промолчала. Сергей понял это как знак согласия и протянул руку. И тогда произошло чудо: ее маленькая мягкая ладонь легла в его, теплую и широкую.
— Все это началось не так уж, и давно, — глухо поведал Сергей. — Жил-был один молодой человек, который был занят тем, что искал себя. Его носило по жизни, как корабль по волнам, пока он, наконец, не понял, куда его тянет и что он способен делать лучше всего.
— И наверное, стал работать тележурналистом на ТВР? — тихо поинтересовалась Анна.
— Как ты догадалась? Впрочем, именно так. Ни о чем, кроме карьеры, он не думал, и если у него появлялись соперники, он старался расправиться с ними быстро и жестко. Это у него успешно получалось, пока единственным его соперником не осталась красивая женщина с холодными глазами.
— Ее, случайно, звали не Анной? — спросила она. Уголки ее губ дрогнули, в них появилась легкая, почти неуловимая улыбка.
— Может быть, пусть будет Анна. А наш неправильный молодой человек был таким ослом, что видел в ней всего лишь очередного врага, с которым нужно расправиться, и побыстрее, чтобы не иметь больше конкурентов.
— Женщина с холодными глазами, пожалуй, вела себя не лучше, — тихо призналась Анна.
— Пусть так, но это уже не важно. Наш герой делал все, чтобы достичь своей цели, а цель, по его глубокому убеждению, — Сергей улыбнулся насмешливо и горько, — всегда могла оправдать средства, даже самые некрасивые.
— Знаешь, — перебила его Анна, — мне почему-то кажется, что я знаю эту часть твоей истории. Расскажи мне, что было дальше.
— А дальше он понял, что любит ее. Это чувство появилось у него так незаметно, что сначала он и сам не мог в это поверить. А когда разобрался, та женщина была уже с другим.
— И переживала, как она думала, самую сильную любовь в своей жизни, — горько сообщила Анна.
— Да, наверное. А для молодого человека все было кончено… Нет, в то время он еще не оставил своих замашек. Пока окончательно не понял, что любит ту женщину, он по-прежнему старался сбросить ее с седла. Именно поэтому и подался в Амстердам. Он узнал, совершенно случайно, что не все так чисто с Дэном Смирновым, как кажется. Больше всего на свете ему хотелось раздобыть доказательства того, что на самом деле он купается в огромной грязной луже. А это означало бы, что та, которая была вместе с ним, тоже запачкана. Этот молодой человек весьма неосмотрительно предупредил своего шефа — не будем здесь называть его имя, потому что это несущественно, — что привезет из Амстердама бомбу невиданной величины, и когда она взорвется, то всколыхнет все на многие километры вокруг. И не так уж он был не прав, — Сергей невесело усмехнулся.
— Тогда почему же ты сначала пришел все-таки ко мне? — спросила Анна, как бы предлагая своим обращением перейти на личности.
— Потому что я понял, наконец, что люблю тебя, понял, как тебе будет тяжело узнать все потом, не из первых рук, потому что мне не хотелось, чтобы ты еще хотя бы минуту жила иллюзиями и ни о чем не подозревала. Сейчас, когда прошло уже столько времени и я увидел, как отразились на тебе последние события, я сотни раз спрашивал себя, стоило ли мне поступать так? Ты не представляешь, как я терзался из-за того, что мое глупое стремление обойти тебя понесло меня в Амстердам.
— Не надо, не вини себя, — попросила Анна. Она высвободила свою руку из ладони Сергея, но только затем, чтобы погладить его по плечу. — Я тоже о многом думала эти месяцы, и знаешь, к чему пришла? К тому, что все равно рано или поздно это раскрылось бы. Когда-нибудь я узнала бы всю правду, и все случилось бы так же. С той, может, разницей, что в эту историю не оказался замешан ты, а мне было бы намного больнее узнать правду. И, наверное, все обошлось бы без автобуса со взводом ОМОНа. Дэну удался бы его план. Вот и все.
— Не надо, не говори так! — взмолился Сергей. — Но так бы оно и вышло, — философски заметила Анна. — Именно так.
— Тогда я рад, что все получилось иначе и что ты подарила мне такое счастье.
— Зачем ты вспоминаешь об этом? — с досадой поинтересовалась Анна. — Ты же понимаешь, это был всего лишь мимолетный эпизод. Мы просто чудом избежали смерти, моя сила изменила мне, я была издергана до предела, вот и все. Послушай, я ведь теперь никогда не буду относиться к тебе как к своему врагу. А в остальном пусть все останется по-прежнему.
— Нет, — твердо заявил Сергей. — Я нашел свою любовь. Неужели ты думаешь, что теперь я ее упущу? Да ни за что! Плохо ты меня знаешь.
— Но для полной гармонии чувств надо, чтобы и я любила тебя, — заметила Анна.
— А разве ты не любишь? — спросил Сергей упавшим голосом.
— Нет, извини, — ответила она. — Может, давай больше не станем обращаться к этой теме?
— Я так не смогу, — признался он. — Я же вижу, что ты не честна сама с собой. Позволь кое-что тебе напомнить: тогда ты назвала меня любимым.
— Сережа… — беспомощно выдохнула Анна.
— Ну, вот! А сейчас ты назвала меня Сережей. Поправь меня, если я сказал что-то неверно, пожалуйста.
— Сережа, не надо, — взмолилась она.
— И тогда ты отвечала на мои ласки. Слышишь, отвечала! И не вздумай мне после всего этого говорить, что между нами была простая мимолетная связь. Ты любишь меня, я это вижу. А если и говоришь, что нет, то кривишь душой. И делаешь это из страха: боишься, что я окажусь типом еще почище этого самого Дэна и брошу тебя. Так? Только скажи мне честно!
Анна молчала. В душе она чувствовала, что Сергей прав, но страх все еще не покидал ее.
— Знаешь, — вдруг по-новому мягко произнес Сергей, — я, пожалуй, скажу тебе, почему эта скамейка — самое мое любимое место. Хочешь?
Она кивнула.
— В тот день, когда я прилетел из Амстердама, я не пошел на ТВР сразу, просто не смог. Почему-то я поехал в этот парк, сел на эту самую скамью и стал думать о моей любви к тебе. Я даже нацарапал твое имя на спинке скамьи, как мальчишка. Да вот оно!
— Значит, это сделал ты? — удивилась Анна. — Надо же, как иногда бывает: мечтаешь о чем-то, не подозревая, что все уже исполнилось.
— Ну-ка объясни, — потребовал Сергей.
— Кому? Тебе? Да ни за что! — Она не на шутку рассердилась из-за того, что ее тайные мысли оказались раскрытыми так недвусмысленно.
— Значит, ты все-таки хочешь быть любимой? — допытывался Сергей. — Хочешь? Ведь хочешь?
— Я не стану отвечать на такой вопрос, — пролепетала Анна.
— Ах, не станешь? Не станешь? Тогда я тебя заставлю. Ты всю жизнь считала, что я нахал, так вот: ты даже не представляешь, до какой степени. — Он взял Анну за плечи, резко притянул ее к себе и приник губами к ее губам. — И попробуй только повтори хоть раз, что не отвечаешь на мои ласки и что не любишь меня, — успел сказать он между двумя поцелуями.
— Люблю, — едва слышно шепнула Анна. — Люблю тебя, люблю…
Лилечка проснулась среди ночи в холодном поту, включила ночник. Кажется, ей приснился какой-то кошмар, потому что она кричала во сне. А может быть, и на самом деле вскрикнула и проснулась от своего же голоса, такое бывает.
Алексей заворочался, приоткрыл глаза.
— Что с тобой? — спросил он сонным голосом.
— Ничего, хороший мой, просто приснился дурной сон. Ты же знаешь отчего.
Алексей знал. Ничего особенного в этом действительно не было. Лилечка дохаживала последний, девятый месяц и нередко теперь плохо спала по ночам.
— Это всего лишь кошмар, — объяснила она, — успокойся, любимый. — И улыбнулась: Алексей уже спал, смешно уткнувшись лицом в подушку.
Лилечка вздохнула, выключила свет. Некоторое время она лежала и смирно глядела в темноту. Глаза уже начали сами собой закрываться, как вдруг живот сдавило болью. Это была какая-то особенная боль. Она поднялась волной, сжала живот со всех сторон, стала почти невыносимой и вдруг медленно отпустила. И тогда Лилечка наконец поняла, что именно ее разбудило и что это означает.
Она отдышалась, включила свет и слегка потрясла спящего мужа за плечо.
— Леша, проснись, — тихо позвала Лилечка. — Кажется, началось.
С Алексея мигом слетел весь сон.
— Что? Ты?…
— Да, — ответила она.
Странно было, что в этот момент Лилечка не чувствовала никакого страха. Она боялась раньше, не зная толком, как все случится, а теперь, когда почувствовала приближение родов, страх как-то сам собой прошел, и Лилечка вдруг поняла, что совершенно спокойна.
— Надо собираться? — испуганно спросил Алексей. Он явно переживал больше, чем она, да и немудрено это было: она думала только о ребенке, а он переживал за них обоих.
— Подожди, пока рано. Я побуду дома еще. Дай мне часы, пожалуйста.
Вспомнив, как ее учили справляться с болью, Лилечка стала дышать глубоко и свободно, и боль уже не казалась ей такой сильной, а в перерывах между схватками она клала руку на живот и говорила:
— Все будет в порядке, маленький, ты только потерпи. — А еще просила Алексея: — Поговори со мной, пожалуйста, поговори, не молчи.
И Алексей говорил. Наверное, переживая за жену и ребенка, который вот-вот должен был появиться на свет, в волнении нес полную чепуху, но ни он сам, ни Лилечка тогда этого не заметили. Она слышала его голос, видела его рядом с собой, а большего ей в этот момент и не нужно было.
— Ну все, пора, — сказала наконец Лилечка, поглядывая на часы. Интервалы между схватками становились все меньше, и стало ясно, что пора ехать в роддом. — Пойдем потихоньку.
— Я вызову машину, — Алексей бросился к двери.
— В это время суток? Не надо, здесь же недалеко, мы дойдем пешком, — спокойно возразила она. — Ты не волнуйся, — добавила ласково. — Я точно знаю, что все будет хорошо.
Волнение Алексея только придало Лилечке храбрости.
Потихоньку, с большими остановками, они дошли до роддома.
— Я останусь с тобой, — заявил Алексей. — Помнишь, ты когда-то просила меня об этом.
Но Лилечка подумала и покачала головой.
— Нет, — решительно заявила она, — не надо. Тебе незачем это видеть.
— Но ты же просила меня…
— Знаешь, — начала она и замолчала, пережидая боль, — рядом с тобой я сама стала смелее, чем раньше. Я справлюсь, точно тебе говорю.
И Алексей остался ждать в приемной, чутко прислушиваясь к каждому звуку, нервно выкуривая сигарету за сигаретой.
…Странно было, что Лилечка почти не чувствовала боли. Она все время думала о том, что ему, маленькому, сейчас гораздо тяжелее, чем ей самой, что он не хочет появляться на свет, входить в этот большой незнакомый мир. И она помогала ему, старалась, чтобы ему было легче, подчинялась указаниям акушерки, изо всех сил выталкивая его.
— А теперь вы можете расслабиться, — разрешила акушерка. Боль вдруг закончилась так же внезапно, как и началась. — Теперь уже все.
И все-таки первый плач ребенка застал Лилечку врасплох. Она даже не поняла в первую секунду, кто это закричал. Голос был басовитый и требовательный. И только когда ей положили на живот что-то маленькое, тяжелое и теплое, и она, коснувшись руками этого маленького и теплого, ощутила под руками бархатистую и нежную, как у гриба-масленка, кожицу, поняла, что он, долгожданный малыш, родился. И тогда она не смогла больше сдерживаться. Что-то перевернулось в ее душе, и Лилечка заплакала. Слезы лились у нее из глаз, и она не могла их остановить. Лилечка плакала от счастья, оттого, что целых восемь долгих часов громадным усилием воли держала себя в руках, и оттого, что напряжение, в котором она находилась так долго, наконец-то ее отпустило. — Ты что плачешь, деточка? — спросила акушерка. — Ты не плачь, не надо.
— Это я… от счастья, — пролепетала она. Когда Алексею разрешили пройти к ней в палату, она уже мирно спала. Некоторое время Алексей стоял рядом с ее кроватью и вглядывался в ее усталое лицо, а потом тихонько поцеловал в лоб. Лилечка даже не шевельнулась.
— Славный у вас мальчуган родился, — сказала акушерка. — И жена молодец: не все так держатся, как она. Ваша школа, наверное? Все они так: на вид хрупкие да нежные, кажется, палец уколют — целую неделю плакать будут, а на самом деле оказываются крепче многих.
— Да, она у меня — сокровище, — признался Алексей.
А на ребенка ему дали посмотреть через окошечко палаты для, новорожденных. Малыш крепко спал. Алексей смотрел на крохотное существо, туго завернутое в пеленки, и все не мог поверить, что перед ним — его сын, который когда-нибудь станет взрослым. Сейчас он был таким маленьким, что не умел даже держать головку, ее аккуратно придерживала рукой женщина в белом халате. Но он уже до смешного был похож на Лилечку и немножко на него самого, Алексея.
— Придете за ним в день выписки, на пятые сутки, — сообщила женщина в белом халате. — Больше вам заходить сюда нельзя.
Алексей шел по улицам. Уже начиналось утро, и уличные фонари гасли один за другим. «Как это все-таки странно, — думал он. — Девять месяцев Лилечка носила этого ребенка, мы ждали его с таким нетерпением, а теперь, когда все совершилось, я чувствую себя растерянным». Как относиться к этому крохотному существу в пеленках, Алексей решительно не знал. Вернее, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что у него родился сын, что его надо любить, но тут же вспоминал, что из-за этого малыша, который, туго спеленутый, пока похож скорее на какого-то червячка, чем на человека, Лилечке было больно. Словно наяву, снова и снова видел перед собой ее измученное лицо, с устало закрытыми глазами.
Очень скоро все изменится. Будут, конечно, и купания в ванночке, и прогулки с коляской, и первая улыбка, и первые попытки ползать, и первый лепет, и первые шаги, но это ведь будет потом и для Алексея начнется только через пять дней. А сейчас он все еще не знал, как относиться к тому, что произошло. Кажется, Алексей — он еле-еле смог признаться в этом самому себе и, конечно же, никогда не расскажет об этом Лилечке — испытывал что-то вроде страха. Сможет ли он стать для этого человечка хорошим отцом, выдержит ли ответственность, возложенную на него?
А еще Алексея мучили угрызения совести, но он продолжал думать с непонятной самому себе ревностью, что теперь Лилечка перестанет принадлежать ему одному. Ее жизнь уже нераздельно связана с едва успевшей начаться жизнью этого маленького существа, которое будет отнимать у нее все время, настойчиво требуя своего. Алексею было стыдно за свои мысли.
Он не знал, что многие отцы в первые дни после рождения ребенка чувствуют примерно то же самое, и некому было ему это объяснить. Он не представлял, сколько радости его и Лилечку ждет впереди, и еще не думал о том, как увлекательно будет следить за тем, как с каждым днем растет и меняется их с Лилечкой малыш. Но все это еще будет впереди, обязательно будет.
В день выписки Лилечка надела свое любимое синее платье. Оно очень ей шло, хотя сидело еще не очень хорошо. На шее у нее блестела золотая цепочка — подарок Алексея на Новый год. Лилечка то и дело прикасалась к ней, вспоминая, как обрадовалась, когда муж преподнес ей этот подарок.
Маленький Никитка — Лилечка и Алексей уже давно остановились на этом имени — протестующе орал во всю мощь своих легких, когда его облачали в распашонку, чепчик, надевали памперс, заворачивали в одеяло и красивый уголок с голубой каймой, обвязывали широкой традиционной синей лентой. Кожа у него заметно посветлела, а глаза, к великому удовольствию Алексея показались ему синими-синими, как у Лилечки. Впрочем, Лилечка сказала, что их цвет еще изменится.
Кого-то возле роддома встречали новоиспеченные дедушки и бабушки, кого-то — великое множество друзей и подруг. Лилечку и Алексея встретила Анна, держащая в руках большой букет роз. Она была не одна. Рядом с ней стоял Сергей.
ЭПИЛОГ
— Смотри-ка, он у вас уже ходит! — удивилась Анна.
Никитка, наряженный к приходу гостей в яркий клетчатый комбинезончик, с видимым удовольствием путешествовал по комнате.
— Да, пошел недавно, — с гордостью сообщил Алексей, следя за пока еще неуверенными шажками сынишки. — Представляешь, прямо в День независимости.
— Наверное, решил, что в этот день неплохо и самому стать независимым, — рассмеялся Сергей. Он наклонился поправить Никитке съехавшую с плечика лямку, и на его пальце сверкнуло массивное обручальное кольцо.
Лилечка, как всегда немного волнуясь, смотрела на сынишку, кудрявенького и по-прежнему, вопреки ее прогнозам, синеглазого. Вот он покачнулся, чуть не упал, но сумел-таки удержаться на крепеньких ножках и засмеялся.
— Может, и мы с тобой когда-нибудь решимся завести ребенка? — спросил Сергей Анну, обнимая ее за талию.
— Не знаю, — нерешительно ответила она. Мысль о том, что придется подчинять всю свою жизнь маленькому, но требовательному существу, пока что пугала ее. — Мы еще подумаем об этом, ладно?
— Ну хорошо, — легко согласился Сергей. — Самое главное, что мы любим друг друга, верно ведь?
— Да, — убежденно сказала Анна. Глаза ее сияли счастьем.
Алексей перехватил взгляд Лилечки, которым она будто бы говорила: «Я же знала, что они обязательно будут вместе», и улыбнулся ей.
Когда Анна и Сергей возвращались домой, на город уже опускались сумерки. Они разговаривали о многом: о Лилечке, об Алексее, о том, какой замечательный у них ребенок, о работе.
— Меня сегодня шеф вызывал, — неожиданно вспомнил Сергей. — Сделал одно заманчивое предложение, между прочим.
— Да? И какое же? — заинтересовалась Анна. Обычно, спрашивая о чем-нибудь, она выгибала правую бровь, и это было так красиво, что Сергей не уставал ею любоваться. Уже полгода как они были женаты, но для него Анна все еще оставалась немного загадочной, и как только ему казалось, что он нашел ответ, одна загадка сменялась новой. Вот и сейчас он думал о том, что кроется за этим красивым движением: просто вопрос, ирония, удивление или — страшно подумать — чуть-чуть недоверия?
Вечер был прохладный, и Сергей накинул на плечи Анне своей пиджак.
— Возникла идея насчет нового проекта. Авторская программа, но более высокого уровня, чем та, которую мы делали. Будут приглашаться известные лица, и мы с тобой будем беседовать с ними, при том условии, что беседа будет довольно неформальная, без галстуков, так сказать.
— О нет! — шутливо запротестовала Анна. — Я не хочу. Раньше ты воровал у меня только сюжеты, а теперь станешь перехватывать инициативу прямо в эфире. Нет, так не пойдет.
— Да перестань! — отозвался Сергей. — Ты же прекрасно знаешь, что этого не будет, мы же с тобой, помимо всего прочего, коллеги.
— Да, коллеги, — задумчиво произнесла Анна и повторила с жаром: — Коллеги, черт возьми!
— Не чертыхайся, — строго велел Сергей. — У тебя это, конечно, очень мило получается, но сейчас все-таки не самый подходящий момент.
— А для чего больше всего, по-твоему, подходит этот момент? — поинтересовалась она.
— Для того чтобы сказать тебе, как я тебя люблю, — серьезно ответил Сергей.
— А я люблю тебя, — так же серьезно сказала Анна. И весело добавила: — Уважаемый коллега.
— Кажется, очередная чистая страница книги твоей жизни на этот раз начинается с веселой закорючки, — заметил он.
— Нашей, — поправила его Анна, — нашей книги. Неужели ты забыл, что полгода назад мы с тобой начали писать вдвоем новую книгу? И увесистый же получается Том, доложу я тебе!
— Хотел бы я никогда не дойти до последней страницы, — мечтательно произнес Сергей, — хотя и знаю, что подобное, к сожалению, невозможно.
— Перестань, даже не смей такое говорить! — возмутилась Анна. — Надо радоваться, что мы смогли найти друг друга до того, как закончили последнюю страницу наших жизней. Нас еще столько всего ждет впереди.
— И дети? — спросил Сергей.
— Да, — храбро ответила Анна, хотя и зажмурила на миг глаза. — И дети.
В небе одна за другой зажигались звезды.
Никитка, наряженный к приходу гостей в яркий клетчатый комбинезончик, с видимым удовольствием путешествовал по комнате.
— Да, пошел недавно, — с гордостью сообщил Алексей, следя за пока еще неуверенными шажками сынишки. — Представляешь, прямо в День независимости.
— Наверное, решил, что в этот день неплохо и самому стать независимым, — рассмеялся Сергей. Он наклонился поправить Никитке съехавшую с плечика лямку, и на его пальце сверкнуло массивное обручальное кольцо.
Лилечка, как всегда немного волнуясь, смотрела на сынишку, кудрявенького и по-прежнему, вопреки ее прогнозам, синеглазого. Вот он покачнулся, чуть не упал, но сумел-таки удержаться на крепеньких ножках и засмеялся.
— Может, и мы с тобой когда-нибудь решимся завести ребенка? — спросил Сергей Анну, обнимая ее за талию.
— Не знаю, — нерешительно ответила она. Мысль о том, что придется подчинять всю свою жизнь маленькому, но требовательному существу, пока что пугала ее. — Мы еще подумаем об этом, ладно?
— Ну хорошо, — легко согласился Сергей. — Самое главное, что мы любим друг друга, верно ведь?
— Да, — убежденно сказала Анна. Глаза ее сияли счастьем.
Алексей перехватил взгляд Лилечки, которым она будто бы говорила: «Я же знала, что они обязательно будут вместе», и улыбнулся ей.
Когда Анна и Сергей возвращались домой, на город уже опускались сумерки. Они разговаривали о многом: о Лилечке, об Алексее, о том, какой замечательный у них ребенок, о работе.
— Меня сегодня шеф вызывал, — неожиданно вспомнил Сергей. — Сделал одно заманчивое предложение, между прочим.
— Да? И какое же? — заинтересовалась Анна. Обычно, спрашивая о чем-нибудь, она выгибала правую бровь, и это было так красиво, что Сергей не уставал ею любоваться. Уже полгода как они были женаты, но для него Анна все еще оставалась немного загадочной, и как только ему казалось, что он нашел ответ, одна загадка сменялась новой. Вот и сейчас он думал о том, что кроется за этим красивым движением: просто вопрос, ирония, удивление или — страшно подумать — чуть-чуть недоверия?
Вечер был прохладный, и Сергей накинул на плечи Анне своей пиджак.
— Возникла идея насчет нового проекта. Авторская программа, но более высокого уровня, чем та, которую мы делали. Будут приглашаться известные лица, и мы с тобой будем беседовать с ними, при том условии, что беседа будет довольно неформальная, без галстуков, так сказать.
— О нет! — шутливо запротестовала Анна. — Я не хочу. Раньше ты воровал у меня только сюжеты, а теперь станешь перехватывать инициативу прямо в эфире. Нет, так не пойдет.
— Да перестань! — отозвался Сергей. — Ты же прекрасно знаешь, что этого не будет, мы же с тобой, помимо всего прочего, коллеги.
— Да, коллеги, — задумчиво произнесла Анна и повторила с жаром: — Коллеги, черт возьми!
— Не чертыхайся, — строго велел Сергей. — У тебя это, конечно, очень мило получается, но сейчас все-таки не самый подходящий момент.
— А для чего больше всего, по-твоему, подходит этот момент? — поинтересовалась она.
— Для того чтобы сказать тебе, как я тебя люблю, — серьезно ответил Сергей.
— А я люблю тебя, — так же серьезно сказала Анна. И весело добавила: — Уважаемый коллега.
— Кажется, очередная чистая страница книги твоей жизни на этот раз начинается с веселой закорючки, — заметил он.
— Нашей, — поправила его Анна, — нашей книги. Неужели ты забыл, что полгода назад мы с тобой начали писать вдвоем новую книгу? И увесистый же получается Том, доложу я тебе!
— Хотел бы я никогда не дойти до последней страницы, — мечтательно произнес Сергей, — хотя и знаю, что подобное, к сожалению, невозможно.
— Перестань, даже не смей такое говорить! — возмутилась Анна. — Надо радоваться, что мы смогли найти друг друга до того, как закончили последнюю страницу наших жизней. Нас еще столько всего ждет впереди.
— И дети? — спросил Сергей.
— Да, — храбро ответила Анна, хотя и зажмурила на миг глаза. — И дети.
В небе одна за другой зажигались звезды.