А Анна выбежала на улицу. Морозный воздух обдал ее лицо холодом, и она немного пришла в себя. Кажется, все сделано правильно. Раз и навсегда она отказалась от этого человека, который, конечно, причинил бы ей боль, как это делали до него другие. Вздохни свободно, Анна! Теперь ты опять одинока, как ты привыкла. Живи спокойно, позволяй себе малозначащие случайные связи, и все. И никогда больше не влюбляйся!
   Она поступила правильно. Но откуда тогда такой неприятный осадок на сердце? Анна искоса посмотрела на окна квартиры Сергея. Нет, он не стоял у окна и не смотрел на нее, значит, не видит ее колебаний. Почему-то хотелось одним махом преодолеть все лестничные пролеты и броситься назад, к нему, но нет, этого нельзя делать. Анну так испугало то, что в его объятиях она ощутила покой и уверенность, ведь она знает точно, что ни к чему хорошему это не приведет. Почти такой же защищенной она чувствовала себя с Дэном, и вот что из этого получилось.
   А еще Анна не могла отделаться от другой мысли. Будучи честной по натуре, она просто не могла не признаться себе, что с Сергеем ей было так хорошо, как не было никогда и ни с кем, и это очень ее испугало. Почему-то Анна считала, что она изменила своей любви. Да, Дэн предал ее и даже хотел убить, но вдруг, подумалось ей, вдруг все происшедшее — нелепая, фатальная ошибка? А она, не увидев Дэна после их ссоры, уже была в объятиях другого мужчины. Ей так трудно было забыть его улыбку, мягкую и немного ироничную, эти морщинки-лучики в уголках глаз. Нет, не мог Дэн этого сделать, не мог!
   Анна помотала головой. Кажется, она окончательно запуталась в своих чувствах, мыслях и ощущениях. Если бы хоть что-нибудь могло отвлечь ее! И словно в ответ на ее мольбу раздался писк мобильного телефона. Анна поспешно пошла прочь от дома Воронцова, на ходу доставая мобильник из сумочки.
   — Аня! — это был Алексей. — Мы с Лилечкой только что все узнали из новостей и утренней газеты! С тобой все в порядке? Тебя не обидели?
   — Леша, — вырвалось у нее, — как я рада! Мне так нужно вас повидать — тебя и Лилечку! Мне столько всего надо вам рассказать!
   — Тогда мы придем?
   — Нет, лучше я к вам! Я сейчас, понимаешь… в общем, не дома.
   — И самое ужасное, — говорила Анна Лилечке, — самое ужасное, что мне было с ним по-настоящему хорошо, так, как никогда ни с кем не было… Извини, что я все рассказываю тебе, не стоило бы, наверное.
   — И даже после этого ты все еще хочешь отвергнуть такую любовь? Случись со мной подобное, я бы ни на минуту не стала сомневаться.
   — Хотелось бы мне быть тобой, — вздохнула Анна.
   Лилечка встала и немного неуклюже, слегка переваливаясь на ходу, подошла к плите, сняла закипевший чайник. Она выписалась из больницы, чувствовала себя прекрасно и была такой спокойной, что от нее исходила огромная внутренняя сила, какой Анна никогда не думала у нее увидеть.
   Лилечка разлила чай по чашкам, села за стол.
   — Надо было тебе помочь, — спохватилась Анна, подумав, что Лилечке теперь стало труднее двигаться.
   — Ничего, — весело ответила она. — У меня, конечно, большой живот, но не настолько, чтобы я не смогла сама поставить чай. — И все-таки ты как-то странно себя ведешь, — сказала Лилечка, возвращаясь к теме. — Да, ошиблась в человеке, но с кем не бывает? Да, связалась не с тем. Все мы, женщины, глупые, нас помани, подари какую-нибудь красивую сказку, и мы побеждены… Это я не про себя с Лешей говорю, — поспешно поправилась она, — это я в принципе.
   — Я всегда считала, что нахожусь уже не в том возрасте, чтобы верить в сказки, — пожала плечами Анна.
   — И все-таки поверила, не отрицай, — спокойно возразила Лилечка. — Настолько поверила, что для тебя было большим ударом, когда она разбилась вдребезги. На твоем месте я чувствовала бы себя, наверное, так же.
   — И что же мне теперь делать? — растерянно спросила Анна.
   — Тут мне надо было бы сказать, что это не моя жизнь и не надо в нее вмешиваться, — усмехнулась Лилечка. — Хорошая отговорка, ничего не скажешь. Только вот я этого сделать никак не могу, ты же в свое время вмешалась в мою жизнь, да так, что всем моим счастьем, — Лилечка обвела глазами кухню, как будто счастье витало где-то тут, среди связок лука и чеснока, что, в общем-то, было недалеко от истины, — я обязана тебе.
   — О чем ты? — не поняла Анна, продолжая думать о своем.
   — Да о том гороскопе, — Лилечка рассмеялась. — А здорово ты тогда наставила меня на путь истинный. Ну-ка признавайся, это ведь все ты подстроила, да? Небось, и гороскоп сама написала?
   — Ну, где-то что-то вроде того, — замявшись, призналась Анна, понимая, что отпереться все равно не удастся, — а как ты догадалась?
   — Да так, сопоставила кое-какие факты, — нарочито небрежно произнесла Лилечка, но по всему было видно, что она довольна своей проницательностью. — Меня же теперь на мякине не проведешь, я жена юриста… Кстати, у него прекрасно складывается карьера. Знаешь, я видела несколько раз, как он работает с клиентами, они ведь и сюда, к нам домой, иногда заявляются. А потом приходят еще раз и так благодарят за все, что он для них сделал… Ну, ладно, хватит об этом. В общем, скажем так: я кое-что припомнила, проанализировала и все поняла. Метод дедукции, — торжественно заключила она.
   — А я-то думала, что мне удалось замести следы, — призналась Анна.
   — Не совсем. А все это я говорю для того, чтобы ты поняла: если ты сама не исправишь все то, что натворила, то я тогда вмешаюсь и, если придется, насильно сделаю так, что ты будешь счастлива!
   Анна невольно рассмеялась, но осеклась: смеяться после таких трагических событий ей казалось неправильным и неуместным.
   — Ну вот, ты уже смеешься, значит, все пройдет, — со знанием дела оценила ситуацию Лилечка. — Я в таких случаях раньше всегда ревела, но и это помогало.
   — И все-таки ты не права, — возразила Анна. — Не могу я связать жизнь с этим человеком… Да он и сам на меня больше не посмотрит после того, что я ему наговорила.
   — Страдает, наверное, сейчас, бедный, — вздохнула Лилечка, и Анна поймала себя на том, что чувствует обиду: пожалели ведь не ее.
   Надо было объяснить Лилечке все. Чтобы поняла, вошла в ее положение. Не может она так запросто верить мужчинам после всего случившегося, ей нелегко пережить, переболеть свою потерю. И пусть даже ей было хорошо с Сергеем, не в состоянии она сейчас броситься в его объятия.
   — Понимаешь, не могу я с ним быть, тем более что Дэн еще… — Анна не договорила и опустила голову.
   — Ты что, до сих пор по этому убийце страдаешь? — накинулась на нее Лилечка. — А если бы ему, не дай Бог, удалось осуществить все то, что он задумал, что бы ты сделала? Умерла бы с его именем на устах, да? В жизни не слышала подобной глупости! — воскликнула она, забыв, что сама же только что ее придумала.
   — И все-таки я должна знать, что случилось с Дэном, увидеть его в последний раз, сказать, что он разбил мне жизнь.
   — Давай-давай! — бесцеремонно прервала ее Лилечка. — А потом поставь крест на личной жизни и сиди, слезами умывайся. Я-то через это прошла, пойми, — сказала она убежденно. — Конечно, на меня не покушались — кому я такая нужна была? — но меня бросали, и не один раз. А ты сама от своего счастья бежишь, пускаешь его коту под хвост, не в обиду твоему Котьке рыжему будет сказано.
   Алексей, только что вернувшийся с работы и вошедший на кухню, с нескрываемой гордостью посмотрел на жену. «Как он ее все-таки любит!» — с невольной завистью подумала Анна.
   — Здравствуй, моя хорошая, — произнес Алексей, ласково целуя Лилечку в макушку. — Привет, Анна. Я позвонил тебе, как только узнал.
   — Здравствуй, Леша, — оживилась она, устав от словесных баталий с Лилечкой. — Твой звонок был очень кстати.
   — На то и друзья, — напомнил Алексей, — чтобы звонить вовремя и приходить на помощь, когда потребуется.
   — Да, — произнесла она, благодарно глядя на него.
   — Что-то ты сегодня развоевалась, я твой голос даже в лифте слышал, — сказал Алексей жене. — Ты все-таки осторожнее. Сама знаешь, что волноваться тебе нельзя.
   — Ну да, — беспечно отозвалась Лилечка. — Я и не волнуюсь. Поволновалась уже в свое время, хватит с меня, — заявила она, потирая поясницу. — Мы собираемся выгнать тебя в гостиную, у нас с Анной чисто женские разговоры.
   — Ну-ну, — отозвался Алексей. — Косточки перемывать будете?
   — Тебе в первую очередь, — парировала Лилечка.
   — Нет-нет, останься, пожалуйста, — вдруг попросила Анна. — Вы двое любящих людей, у вас прекрасная семья, только вы и можете сказать мне, что делать.
   И Анна поведала обо всем Алексею, упустив, правда, некоторые подробности, известные только Лилечке.
   — А я ей и говорю, — убежденно произнесла та, — что не стоит отказываться от своего счастья.
   — На твоем месте я не стал бы так терзаться, — посоветовал Алексей, тщательно взвесив факты. — В первую очередь я, пожалуй, не на шутку испугался бы. Дэн твой наверняка скоро выйдет. А теперь подумай, что его ждет. Часть его бизнеса летит к чертям, легальный уж точно. Считай, что он больше модельным агентством не владеет. Дальше — хуже. Нелегальный тоже рушится. Как я понял, у него есть партнеры по этому… «бизнесу». — Он поморщился: слишком уж не подходило слово бизнес к тому, на чем втайне зарабатывал Дэн. — Думаю, многие из них откажутся вести дела со Смирновым. Кому нужна лишняя огласка? А шум вокруг него поднялся большой.
   Анна опустила голову. Когда она заговорила, голос ее был спокоен, но в нем чувствовалось внутреннее напряжение.
   — Дэн не выйдет, — заявила она ровно.
   — Почему? — удивился Алексей.
   — Он не отвертится, — словно думая вслух, пояснила Анна. — Там, в участке, говорили, что какой-то генерал едет к ним с ревизией. Идет новая волна по борьбе с организованной преступностью. Генералу надо срочно предоставить какое-нибудь раскрытое крупное дело, кому-то, вероятно, лишние звезды на погонах снятся, так что это вряд ли. Я не боюсь, — закончила она.
   — И все-таки, может, ты поживешь у нас? — осторожно предложил Алексей, разворачивая вечернюю газету. — Нам с Лилечкой было бы спокойнее.
   — Нет-нет, что ты! — забеспокоилась Анна. — А если вдруг, в самом деле, что-нибудь со мной случится? Я не хочу, чтобы и вы при этом пострадали, не надо, прошу тебя.
   Алексей вздохнул:
   — Ну как знаешь. Ты делаешь ошибку, но ты — взрослый человек. Я не могу запереть тебя здесь насильно, и все же… — Он вдруг замолчал.
   — Что ты хотел сказать? — встревожилась Анна.
   — Вот, прочти, — ровным голосом предложил Алексей, протягивая ей газету. — Только обещай мне, что не станешь переживать по этому поводу и сегодня на ночь останешься у нас. Черт тебя знает, что ты еще способна выкинуть. Да-а-а, — задумчиво протянул он, — в последнее время что-то слишком много новостей появляется.
   Анна рассеянно пробежала глазами страницу, не понимая, что может ее заинтересовать, а потом наткнулась на фотографию Дэна. Так вот же он, этот заголовок, набран таким крупным шрифтом! И как она его сразу не заметила? Просто не могла бы и подумать, что с Дэном может случиться такое… Боже, это же написано про него!
   «Сегодня ночью при загадочных обстоятельствах погиб бывший владелец модельного агентства „Russian Stars“ Даниил Андреевич Смирнов. Его тело было найдено рано утром в камере следственного изолятора, который мы не называем по настоятельной просьбе следствия. Все выглядит так, будто Смирнов покончил с собой, повесившись в камере, но некоторые признаки говорят о том, что было совершено убийство. По-видимому, у Смирнова, замешанного во многих криминальных делах, нашлось немало врагов. Следствие ведется».
   Анна медленно отодвинула от себя газету, до боли прикусила губу.
   — Я пойду домой, — сказала она тихо. — Только не держите меня, мне надо побыть одной, очень надо.
   Прошло пять месяцев. Позади был и Новый год, и первый теплый ветерок, и растаявший снег.
   Анна с удивлением смотрела в окно. И как же она смогла вот так все проспать? Нет, она, конечно, как-то существовала, спала, ела, читала. Выходила на улицу, чтобы доехать до работы. Даже продолжала регулярно появляться в эфире.
   Бориса Алексеевича Анна и Сергей довели-таки до белого каления. Они упорно избегали друг друга, а если и сталкивались иногда в коридоре, то поспешно расходились в разные стороны. А потом одновременно и совершенно независимо друг от друга заявили шефу, что отказываются вести этот проект в пользу напарника.
   Как тогда шеф вышел из себя! Анна даже слегка улыбнулась, вспоминая, как все получилось. Он бегал по кабинету, поносил на чем свет стоит Анну, Сергея, подвернувшуюся под горячую руку Соньку, весь ТВР и тот день, когда он его возглавил, всех тележурналистов, и журналистов вообще, все вузы, которые этих журналистов готовят, всю систему образования и все население земного шара до сто двадцать пятого колена. Такой отборной ругани в стенах ТВР еще не слышали никогда.
   Борис Алексеевич то и дело вызывал к себе в кабинет то Анну, то Сергея, то обоих вместе — в такие минуты они старательно не смотрели друг на друга, но ничего не помогало. Ругань возобновлялась. В конце концов сошлись на том, что авторскую программу они будут вести по очереди — выпуск Анна, выпуск Сергей, и снова будут работать со своими съемочными группами. Это был хоть какой-то, но выход.
   Анна продолжала отдавать себя работе. Она ездила со своей съемочной группой в самые разные места, рассказывала о том, что узнавала. Все на ТВР отметили, что ее репортажи стали содержательнее и более взрослыми по манере изложения. То же самое, по-видимому, делал и Сергей: рейтинг программы неуклонно рос.
   От личной жизни Анна отказалась. На нее по-прежнему обращали внимание интересные люди, предлагали поужинать вместе, звонили по телефону, но она в корне пресекала их ухаживания, не желая еще раз испытать то, что испытала.
   Каждый день ей звонили Лилечка и Алексей, время от времени приходили в гости или звали к себе. Анна автоматически и послушно принимала их у себя и появлялась у них, но потом ловила себя на том, что ничего от этих встреч в памяти у нее не остается. Наверное, они снова и снова говорили ей о том, что надо взять себя в руки, что жизнь продолжается и что, если она не хочет встречаться с Сергеем, то и не надо, пусть познакомится с хорошим, надежным мужчиной, таких гораздо больше, чем ей кажется.
   Да, помнится, Алексей даже вызвался заново познакомить ее с тем самым свидетелем на его свадьбе, утверждая, что тот не может забыть Анну и уже раз двадцать приставал к нему, чтобы он помог им столкнуться где-нибудь ненароком. Анна силилась и не могла припомнить ни его имени, ни лица.
   По-настоящему Анна проснулась только сегодня. Все стояла у окна и думала о том, как это она умудрилась не заметить, что прошла зима и растаял снег. Слава богу, что хоть увидела, как распускаются листья, значит, еще не все потеряно. А ведь и в. самом деле! Вчера Анна уже пошла на работу без плаща, в одном костюме. Помнится, в сводке погоды обещали плюс восемнадцать.
   Хорошо, что как раз сегодня у нее свободный день. Сергей, наверное, работает вовсю. А, скорее всего уже все отснял. Ведь авторская программа выходит раз в неделю. Его выпуск покажут завтра. Наверняка у него уже все готово.
   Она неторопливо, наслаждаясь тем, что наконец-то вновь нашла себя, сварила кофе. Если от горячего кофе можно получить удовольствие, значит, жизнь продолжается. Странно, что за все эти пять месяцев Анна ни разу по-настоящему не почувствовала вкуса еды. Кофе получился отличный, обжигающе горячий, крепкий, вкусный даже без пол-ложечки сахара. Ей всегда нравился именно такой.
   Странно, что все это происходит с ней именно сегодня. Почему? Сегодня ожидается что-нибудь особенное? Ох, нет, лучше не надо, сыта она этим «особенным» по горло, чуть жизни не лишилась. Просто, наверное, время лечит. Лечило-лечило, и вот как раз сегодня аккурат к девяти утра вылечило. Неужели дальше можно просто спокойно жить и удивляться тому, что целых пять месяцев прошли как во сне: ни в хорошем, ни в плохом, а так себе — в сером каком-то. Но наконец-то можно опять получать удовольствие от самых обычных вещей: принять ванну, позавтракать и выйти на улицу, подышать свежим воздухом.
   Как она всегда это любила! Хотя и насквозь городская — не терпит песен у костра и походов за грибами. Но у нее всегда замирало сердце, когда она видела облетающий вишневый цвет, чувствовала запах сирени или осторожно, чуть дыша, трогала пальцем первый клейкий нежный березовый листок, весь в мелких-мелких гофрированных складочках.
   Может, ей съездить в парк? Она так давно там не была. Когда-то несколько раз гуляла там с Дэном, но вскоре это пришлось прекратить: на них глазели, просили с ними сфотографироваться, а им так хотелось побыть вдвоем!
   Странно, что даже о Дэне ей вдруг подумалось на удивление легко — так, легкий налет горечи, никакой злобы, никакой ненависти. Да и какая может быть ненависть к тому, кого уже нет? Никогда больше в жизни она не подумает о нем плохо, что бы в прошлом ни случилось. Да и вообще думать о нем не станет… почти. Конечно, она ничего не забудет: ни своей любви, ни ужаса, когда узнала обо всем, но это уже не будет иметь никакого значения. Было и прошло, а что прошло, то прошло.
   Сегодня она ни за что не сядет сама за руль, лучше вызовет такси.
   Водитель — обладатель густых черных усов — обернулся и посмотрел на Анну, будто что-то припоминая:
   — Куда поедем? — и тут, наконец, узнал ее. — О, да вы ведь Анна Черкасова, верно?
   — Боже, какая я стала известная, меня узнают в лицо водители такси! — пошутила она.
   — Известная или нет, а платить придется, — на всякий случай предупредил таксист. — У меня частный бизнес, я даже президента страны бесплатно не повез бы. И автограф, пожалуйста, дайте, а то моя дочура прямо в восторге — ни одной передачи с вами не пропускает.
   — Ладно, — покорно согласилась Анна, доставая из кармана записную книжку; бремя славы все-таки настигло ее, но в такой прекрасный день грешно расстраиваться даже из-за этого. — Но только вы меня все-таки подвезите к какому-нибудь парку, пожалуйста.
   Водитель усмехнулся в усы, вспомнив, как с полгода назад вез в такси тележурналиста и каким похожим оказался разговор с сегодняшней пассажиркой на тот, с ним. «Сразу видно, родственные души», — подумал таксист, но, конечно, вслух ничего не сказал. К чему?
   Анна немного побродила по аллеям, а потом увидела деревянную скамейку, такую приветливую, стоящую возле березы. Так и есть, вот они, первые листочки.
   Она пошла к этому месту, сначала неторопливо, а потом невольно убыстрила шаг, как будто ее подталкивали. Почему-то ей было нужно присесть именно на эту скамью, хотя вокруг было немало других также незанятых.
   Скамью не так давно перекрасили, но Анна все-таки разобрала имя, нацарапанное чем-то острым на ее спинке. Конечно, это сделал какой-нибудь мальчишка, вообразивший, что безумно влюблен в одноклассницу или соседскую девчонку, но почему-то хотелось поверить, что кто-то писал именно ее имя, думал о ней, надеялся, что она придет. И что только не приходит в голову, когда от свежего воздуха слегка кружится голова? Смешные фантазии, нелепые, несуразные!
   Анна улыбнулась своим мыслям, задумчиво посмотрела куда-то вдаль, а может быть, внутрь себя, даже глаза прикрыла. А когда открыла их снова, то увидела, что перед ней стоит Сергей.
   Никто не знал, как он на самом деле прожил эти пять месяцев. Матери Сергей специально не писал об этом, с огромным трудом сочиняя мучительно оптимистические письма.
   На ТВР все считали, что Воронцов зазнался. Он держался особняком, старался ни с кем не разговаривать, едва здоровался, а иногда и вообще не замечал вокруг себя людей, что их, конечно, обижало. «Ведущий! — ворчали коллеги. — Дорос до авторской программы, вот и воротит нос ото всех».
   Валет, конечно, о чем-то догадывался: видел, что Сергей пропадает в тренажерном зале помногу часов, как будто на велотренажере он мог бы уехать подальше от своих мрачных и безнадежных мыслей. Но Валет был существом поверхностным и понять всего, что мучает его приятеля, оказался не в состоянии.
   — Ну что ты мучаешься! — не раз говорил он Сергею. — Ну зачем ты так себя терзаешь? Слушай, давай пойдем в какой-нибудь приличный бар, снимем девочек. Как в старые добрые времена, а?
   — Валет, — цедил тогда сквозь зубы Сергей, у которого один только голос Жоры Воленко вызывал мигрень, — оставь меня в покое, а?
   — Но я же не могу просто так сидеть и смотреть, как мой друг страдает! — с пафосом восклицал Валет.
   — А ты попытайся, — советовал Сергей. — Сядь и спокойно смотри, большего от тебя и не требуется.
   Однажды вечером Валет все-таки сумел затащить Сергея в бар. В тот день одиночество чувствовалось как-то особенно остро, и Воронцов в конце концов, согласился. «Может быть, развеюсь немного и перестану так тосковать о ней, — подумалось ему. — Может быть, Валет прав: не стоит так зацикливаться на своем горе?»
   Помнится, раньше свои беды и обиды он вполне успешно топил в чем-нибудь покрепче. Вроде помогало. Сергей сел за стойку и заказал водку. Валет, устроившийся рядом, толкнул его в бок локтем.
   — Слышь? Та, черненькая, явно на тебя глаз положила, — сообщил он театральным шепотом, таким, который слышно даже у самых дальних лож.
   Сергей посмотрел в ее сторону. Ну да, определенно. Кивнула ему, улыбнулась, даже пальчиком поманила. Мордашка симпатичная, накрашена только слишком сильно, длинные ножки, все при ней. А может, и вправду?
   — А я тогда с ее подружкой, — все так же заговорщицки сказал Валет, — с той, рыженькой. А недурна, хвостом та на голове!
   Сергей встал из-за стойки и не торопясь, направился к брюнеточке. Даже подходящую улыбочку на лицо надел: ту самую, насмешливо-нагловатую, по которой такие вот девчонки почему-то с ума сходят. Попросил разрешения сесть рядом и, конечно, получил его сразу, правда, после серии ужимок, которыми черненькая желала его осчастливить. Наверное, набивала себе цену.
   — Привет, душка, — с красивой, как ей казалось, хрипотцой произнесла брюнетка.
   — А твой приятель тоже… душка, — со смехом констатировала рыженькая. — Не составите вдвоем нам компанию?
   Сергей по привычке расхохотался и вдруг оборвал смех. Перед его глазами вдруг встала Анна, какой он видел ее тогда, у себя дома — беззащитной, прижавшейся головой к его груди, а потом так исступленно целующей его. Нет, не может он после этого крутить легкие романчики. Все, перебесился, хватит.
   — В программе одна ошибка, девочки, — заявил он громко. — Я сегодня занят.
   — Мы уж видим, — со смехом отозвалась брюнеточка. — Но ручаемся, ты забудешь об этом, если останешься с нами. — Она игриво дотронулась до его руки, попыталась поймать пальцы, ждала, видно, что в ответ он тихонько сожмет ее руку.
   Сергей резко встал.
   — Как-нибудь в другой раз, — сказал он, прекрасно зная, что другого раза не будет. — Придется вам довольствоваться моим приятелем, — показал Сергей на подходившего к столику Воленко. — Он будет очень рад.
   Бросив на стойку деньги за водку, к которой он, впрочем, даже не прикоснулся, Воронцов вышел из бара. Нет, больше такого не будет: не пойдет он развеивать свое горе таким образом, никогда.
   Пару раз Сергею звонила Лена, рассыпалась в горячих и по-детски бессвязных благодарностях за то, что он нашел ее подругу, намекала, что, если он только захочет, они могли бы встретиться. Сергей терпеливо выслушивал все, говорил «спасибо», «до свидания» и вешал трубку. Нет, это тоже было ему не нужно. Наверное, она и в самом деле благодарна ему, хотя плевать хотела на свою подругу, раз не сохранила того письма от нее, но не хочет он ее видеть, не нужны ему ее наивно-изощренные и, в сущности, убогие ласки. Девчонка ведь еще совсем. Что у нее может быть с ним общего? Маленькая, глупенькая. Сергей уже жалел, что когда-то ее встретил, хотя именно она помогла ему выйти на след теневого бизнеса Дэна Смирнова… Если он еще хоть раз услышит это сочетание слов, «теневой бизнес», его, наверное, вывернет наизнанку!
   Из газет Воронцов узнал, что Дэн Смирнов якобы покончил с собой в камере СИЗО при весьма странных обстоятельствах, но ни минуты не сомневался, что его просто убрали. Может, этот самый Ван-Вейлен, а может и нет: наверняка и в России у него было немало недоброжелателей. Все-таки жаль, что получилось именно так. А виноват во всем он один, Сергей. Из-за него погиб Смирнов, из-за него страдает Анна. Встречая ее на работе, он каждый раз поражался, как она побледнела и осунулась. Теперь Анна походила на тень самой себя или, скорее, на тень своей тени. Она проходила мимо него, не замечая, вот и все. Наверное, так и нужно с ним поступать.
   Сергею тоже было тяжело встречаться с ней, и он старался обходить ее стороной. Так они и умудрялись, работая вместе, почти не видеть друг друга, бережно сохраняя свое одиночество и навеваемые им грустные, безнадежные мысли.
   Когда выдавалось немного свободного времени это теперь бывало чаще, чем прежде, — Воронцов уходил в парк, бродил по аллеям и обязательно совершал паломничество к той скамье. Ничего особенного ни в ней, ни в этой березке в общем-то не было. Он никогда не сидел здесь с Анной, не говорил с ней о любви, разве только однажды, как мальчишка, вырезал ее имя на спинке скамейки. Но почему-то ему было приятно приходить сюда. Скажи ему раньше кто-нибудь, что такие мелочи буду иметь для него большое значение, он, наверное, расхохотался бы и, уж конечно, не поверил.